Страница:
Лайам О'Шиа приподнял шляпу. Ветер тут же взъерошил его жесткие, черные как смоль волосы.
— Мисс Холланд, если не ошибаюсь?
Дженни кивнула:
— Очень рада, что вы запомнили.
Он закрыл за ней ворота, и они зашагали рядом. Сильный ветер бил им в лицо, румяня щеки. Дженни крепче зажала в руке крупную застежку своей серой шерстяной накидки и надвинула отороченный мехом капюшон на самые глаза.
— Это моя работа — запоминать имена и лица, — важно заметил Лайам. — Здесь, в округе, я должен сразу узнавать чужаков. Обычно они появляются не к добру.
— Я тоже когда-то была здесь чужой, — сказала Дженни. В темно-голубых глазах Лайама заплясали веселые огоньки. Он небрежно поиграл дубинкой.
— Конечно, и вы были чужой, но только до тех пор, пока не начали кормить меня горячими пирожками.
Лайам сказал это так, как будто она только и делала, что кормила его пирожками. На самом же деле Дженни всего два раза угостила его свежими плетеными булочками. Один раз утром на Рождество и второй — несколько дней спустя. Причем оба раза это было по просьбе миссис Брендивайн. Своднические намерения экономки были столь добродушно-искренни, что Дженни просто не могла на нее обижаться.
— Вы пойдете на Сорок третью улицу, мистер О'Шиа? — спросила Дженни, опять поворачиваясь к нему с улыбкой.
«А у него неплохая фигура», — рассеянно подумала она, удивляясь, почему не замечала этого раньше. Он был невысок, но ладно сложен. Двубортное форменное пальто туго обтягивало его широкие плечи, стройную талию подчеркивал черный кожаный ремень, а на фуражке ярко сияла начищенная кокарда. Он носил стандартные черные сапоги до колен и с самоуверенным видом вышагивал по улицам. Широкая открытая улыбка Лайама и его спокойные манеры снискали ему любовь местной аристократии и ее прислуги. Дженни подозревала, что тут не обошлось без помощи лести, но нельстивых ирландцев она еще не встречала. Можно было легко простить ему эту слабость, ибо комплименты так же часто слетали с его губ, как язвительные замечания — с губ Кристиана.
«Черт возьми!» — мысленно выругалась Дженни. Ведь она не хотела думать о Кристиане Маршалле! За те четыре дня со времени их разговора в его кабинете ей удавалось держаться от него подальше. Если бы так же просто было выбросить его из головы! Вот и сейчас в ее ушах стоял его дразнящий голос: «Сделать так, чтобы ты меня захотела, а, Дженни Холланд? А ведь я могу!» Несмотря на мороз, Дженни чувствовала, как помимо воли откуда-то изнутри поднимается теплая волна.
— С вами все в порядке, мисс Холланд? — спросил Лайам.
Дженни встрепенулась.
— Что? А, да, все хорошо. — Ей стало так тепло, что она даже раскраснелась. Пусть Лайам О'Шиа думает что хочет! — Так что насчет Сорок третьей улицы? Вы пойдете туда?
— Вы, наверное, прослушали мой ответ, — он с усмешкой расправил свои длинные закрученные усы. — Да, мисс Холланд, мой маршрут как раз проходит по этой улице. Вам тоже туда?
— Да, — солгала Дженни. Ей надо было пройти через эту улицу, но шла она не туда. — Не возражаете, если я пойду с вами?
— О нет, что вы! Буду рад пройтись в обществе такой хорошенькой девушки.
«А я буду рада пройтись под вашей защитой», — мысленно ответила Дженни. Она знала — там, куда она шла, есть люди, которые пойдут на все, лишь бы заставить ее замолчать. Преступники из квартала Файв-Пойнтс и в подметки не годились сливкам общества из Верхнего Манхэттена.
Дженни распрощалась с Лайамом на углу Сорок третьей и Пятнадцатой улиц. Он предложил проводить ее до служебного входа в особняк Вандерстеллов, но Дженни любезно отказалась. Слава Богу, Лайам не стал настаивать! Она направлялась отнюдь не в дом Вандерстеллов, и, если бы ее там увидели, сцена вышла бы очень неловкая.
Здесь, за углом, ветер стал тише, но Дженни не опускала закрывавшего лицо капюшона. Мягкая меховая опушка щекотала ее розовые щеки. Она шла, опустив голову, и смотрела себе под ноги. Она предусмотрительно надела варежки и толстые чулки, но пальцы на руках и ногах все равно пощипывало от холода. Это неприятное напоминание о пережитом еще больше укрепляло решимость Дженни воздать кое-кому по заслугам. «Если я этого не сделаю, — невесело подумала она, — то действительно сойду с ума».
Дженни знала, что Уилтон Рейли — человек привычки. Пройдя несколько кварталов, она повернула на юг, чтобы перехватить его по пути домой. Увидев, как он размеренно шагает по Восьмой авеню, совершая свой ежедневный моцион, она поняла, что сейчас примерно половина третьего. Бывало, сопровождая его на прогулке, она подтрунивала над его одержимой пунктуальностью. Тогда ей и в голову не приходило, что когда-нибудь она будет несказанно рада этой его приверженности порядку.
Мистер Рейли шел быстрой, энергичной походкой. Он не позволял себе глазеть по сторонам и предаваться разного рода размышлениям, считая, что такие досужие прогулки больше годятся для воскресного полудня в Централ-парке. Мысли его сознательно не шли дальше недавнего утверждения экономки о том, что компания «Вильям Бсннингтон и сын» скоро вылетит в трубу. Рейли был полностью согласен с этим, а потому и размышлять здесь особо не стоило. Теперь он сосредоточился на ходьбе: плечи прямые, взгляд вперед, легкая отмашка рук. Он шагал размашисто, сосредоточенно и заметил Дженни, только когда она оказалась прямо у него на пути.
Первым его движением было приподнять шляпу, извиниться перед дамой и идти дальше. Но рука его задержалась в воздухе, когда он понял, кто перед ним стоит.
— Вы хотите меня ударить, мистер Рейли? — спросила Дженни, серьезно глядя на него.
Ей так хотелось броситься в объятия этого пожилого мужчины и никогда не отпускать его от себя! Она нуждалась в его защите, в его мудрых, добрых советах, в его молитвах. В последнее время Дженни слишком часто пугал тот путь, который она себе выбрала.
— Вы! Боже мой, это вы! — воскликнул Рейли полушепотом, забыв про свое обычное спокойствие.
Он поморгал глазами, как будто ждал, что женщина, стоявшая перед ним, исчезнет как видение.
— Закройте рот, — насмешливо сказала Дженни, борясь с желанием обнять его, — у вас вид как у пойманной рыбы. — Дженни оглянулась. Авеню была почти безлюдна, и все же в целях безопасности лучше не останавливаться. Нельзя прерывать прогулку Рейли, иначе ничего не получится. — Идемте!
— Просто невероятно! — Он приподнял свой котелок и озадаченно поскреб лысину. — Этого не может быть! Я был уверен… то есть мы все были уверены, что…
— Что бы вы там ни думали, как видите, это не так. Но мне понятно ваше удивление. То, что я сейчас здесь, конечно, похоже на чудо. Наверное, на небесах у меня есть ангел-хранитель. Ладно, пустяки, — добавила она, заметив, что Рейли хмуро сдвинул брови, — сейчас не время объяснять.
Рейли не часто давал обстоятельствам одерживать над собой верх, но сейчас пребывал в полной растерянности. Его темные глаза сузились, когда он всмотрелся в милое личико Дженни. Как могло случиться, что она выглядела все такой же невинной, даже наивной? Он надеялся, что ее бесхитростный вид обманчив, иначе она просто не выжила бы.
— Ничего не понимаю, — сказал он, — когда остальные узнают…
— Никто не должен знать, — быстро заговорила она, сдерживая страх, — это было бы слишком рискованно. Я хочу довериться только вам, мистер Рейли. Возможно ли это?
— Конечно, — без колебаний ответил он.
— Это будет нелегко. Мне потребуется ваша помощь.
— Насчет этого не волнуйтесь, — серьезно заверил он, — итак, чем я могу помочь?
У Дженни отлегло от сердца. Она старательно настраивалась на отказ Рейли, но только сейчас поняла, как сильно нуждалась в его помощи.
— Для вас это тоже будет рискованно. Вы живете в этом доме и можете попасть под подозрение.
Рейли насмешливо фыркнул:
— Это уже мои трудности. Еще раз спрашиваю: чем я могу помочь?
— Мне нужны деньги. Для начала хорошо бы несколько тысяч долларов.
От удивления Рейли даже сбился с шага.
— Вы хотите, чтобы я ограбил банк?
Дженни расхохоталась, и в морозном воздухе растаяло легкое облачко пара.
— Ох, Рейли, вижу, у вас все-таки есть чувство юмора! Нет, конечно, я не хочу, чтобы вы грабили банк. Любой банк, — многозначительно добавила она. — В доме есть несколько предметов, которые вы могли бы взять, не привлекая к ним внимание. Продайте их и получите нужные мне деньги. Я составила список, — сунув руку в карман накидки, она достала аккуратно сложенный листок бумаги. — Вот, возьмите и спрячьте подальше. Сейчас не читайте. Подчеркнутое — это те вещи, которые, как мне кажется, вы можете взять из дома: кое-что из серебра, некоторые драгоценности и все такое. Я много думала и пришла к выводу, что их не должны хватиться. Остальное в списке — это те вещи, которые вам надо купить для меня.
В уголках рта Рейли появились мелкие морщинки.
— Все это очень таинственно. Наверное, даже слишком. Вы вообще-то отдаете себе отчет в том, что задумали?
Дженни отпрянула.
— И вы туда же! — сказала она с укором. — Значит, вы тоже считаете меня умалишенной?
— Вздор! — отрезал он. — Я вовсе не имел в виду состояние вашего рассудка. Я только хотел предостеречь.
— Простите. Просто после…
Он махнул рукой:
— Не надо ничего объяснять.
Но Дженни знала, что объяснить все-таки надо. Рейли в лучшем случае имел смутное представление о том, что с ней случилось, а в худшем — не знал ничего. Однако он, как вся домашняя прислуга, время от времени навещал Дженни в клинике и думал, что она больна.
— Сейчас я ничего не могу сказать, но обещаю, что поговорю с вами позже. — Она открыто и прямо посмотрела на него своими кроткими глазами газели. — Вы можете оказать мне эту услугу, не задавая больше вопросов?
Он кивнул:
— Все, что хотите, но, боюсь, без вопросов не обойтись. Например, как я вас найду? Вы даже не сказали, где живете и вообще что поделываете.
— Этого я пока не могу вам сказать. Чем меньше вы будете знать, тем лучше. — Дженни услышала презрительный смешок Рейли и поняла, что опять задела его чувства. — Не обижайтесь, пожалуйста, — сказала она, — просто я не хочу вовлекать вас в это предприятие больше, чем нужно. И потом, мне нельзя подводить тех людей, которые сейчас обо мне заботятся. Они почти ничего обо мне не знают, и я хотела бы оставить их в неведении. Зачем перекладывать на их плечи свои заботы?
— Ну что ж, — неохотно сказал он, — будь по-вашему.
Дженни улыбнулась. Теперь она была уверена, что он не только поможет ей, но и сохранит ее тайну.
— Нам больше нельзя встречаться на улице, но есть один выход. Надеюсь, это нам подойдет.
— Говорите.
— Когда у вас будет то, что мне нужно, дайте сообщение в «Геральд», в разделе частных объявлений. А я точно так же передам вам дальнейшие указания. Мы сможем общаться, не опасаясь, что нас поймают.
Рейли не был в этом так уверен:
— Не знаю. Молодой мистер Беннингтон с добросовестным рвением прочитывает все частные объявления в этой газете. Простите за откровенность, но он ищет… доступных женщин — тех, которые назначают свидания у себя дома, пока их мужья где-то заняты.
— Да, понимаю, — ее слова отнесло ветром.
— Он увидит наши с вами имена, — продолжал Рейли, — и это будет конец.
— Тогда можно взять вымышленные имена. — Она на мгновение задумалась. — Как вам, к примеру, псевдоним Батлер?[4]
— Неглупо, — сухо сказал он, — а ваш какой?
— Принцесса.
— Ну конечно, — он улыбнулся, — отлично!
— Я рада, что вам нравится. Так договорились?
— Да.
— А сейчас я должна идти, — сказала Дженни. Подняв глаза, она увидела, что зашла с ним дальше, чем собиралась. — Дом совсем рядом. Меня могут увидеть. — Помолчав, она повернулась к Рейли и положила руку ему на плечо. — Спасибо, мистер Рейли. Обещаю, вы об этом не пожалеете. Я не останусь перед вами в долгу.
Его впалые щеки вспыхнули румянцем.
— С удовольствием посмотрю, как вы поставите Беннингтонов на колени.
— Откуда вы знаете, что я хочу именно этого? Уилтон Рейли улыбнулся:
— Как член королевской семьи, вы не можете желать меньшего.
Стивен Беннингтон опустил золотые бархатные шторы в передней гостиной и повернулся спиной к окну. На его красивом лице появилось напряженно-задумчивое выражение.
Он все еще хмурился, когда Рейли вошел в дом через парадную дверь, — эта вольность, позволенная дворецкому, неизменно коробила Стивена. Он вообще не понимал, почему его отец так настаивал на том, чтобы оставить этого человека на службе. Это была старая история, их нескончаемый спор. Похоже, Вильям не хотел расставаться с Рейли потому, что большая часть аристократии Пятой авеню любыми способами пыталась переманить его к себе. О способностях Рейли управлять прислугой ходили легенды, а в его произношении слышались оттенки старой доброй Англии, которые напоминали людям о том, что некогда он прислуживал герцогам и графам. Во всяком случае, так он говорил. Стивен не был склонен этому верить.
Стивен шагнул в коридор и столкнулся с дворецким, который снимал шляпу и пальто.
— С кем это вы разговаривали на улице, Рейли?
— Сэр?
— Я видел, вы с кем-то разговаривали, — резко сказал Стивен. — Кто это был?
Не впервые у Рейли появилось желание дать мистеру Беннингтону хороший пинок под зад.
— Не могу знать, мистер Стивен, — вежливо ответил он, — мы не представились друг другу.
— Тогда как же вы заговорили?
Рейли решил разыграть обиду.
— Мне не совсем понятен ваш интерес. Может быть, это ваша знакомая?
Прямой вопрос дворецкого застал Стивена врасплох.
— Она похожа… то есть кажется… она напомнила мне…
— Да?
— Да нет, ничего.
«Наверное, обознался», — подумал Стивен. Это был всего лишь беглый взгляд из окна. Нельзя же подозревать буквально на пустом месте. Он выпил только одну рюмку бренди, но Рейли сочтет его пьяным, если он выскажет вслух свои мысли.
— Это вас не касается. — Он повернулся на каблуках и пошел обратно в гостиную. — Принесите мне еще бренди, Рейли, — бросил он на ходу, — и не стоит говорить о нашем разговоре отцу. Он не поймет.
— Да я и сам, кажется, не понимаю, — сказал Рейли, чтобы успокоить Стивена, хотя на самом деле прекрасно все понимал.
Сегодня Принцесса чуть не выдала себя. Это было недурно с ее стороны придумать такой способ общения. Неплохо и то, что Стивен не хочет говорить отцу о своих подозрениях. Вильям Беннингтон — человек куда более осторожный и осмотрительный, чем его сын. Он не успокоится до тех пор, пока не узнает наверняка, что в рассказе Стивена нет ничего, кроме игры света и пьяного воображения.
— Принесите бренди! — рявкнул Стивен.
— Да, сэр.
Дворецкий повернулся, чтобы идти. На губах его играла высокомерная ухмылка. Дай срок, он еще отомстит Стивену Беннингтону за такое обращение, и — о, как сладка будет эта месть!
Кристиан Маршалл в замешательстве взъерошил свои густые волосы.
— Ты что, в самом деле думаешь, что я могу ею увлечься? — спросил он Скотта и продолжил, не дожидаясь ответа:
— Это Сьюзен тебя надоумила, я знаю! Поверь, Скотт, я вовсе не хочу, чтобы Дженни Холланд жила в моем доме всю жизнь. Тебе, конечно, приходило в голову, что она здесь прячется?
— Да, приходило.
В кабинет вошла миссис Брендивайн с подносом и поставила на стол чай и пирожные. После ее ухода Скотт налил себе в чашку чаю и подошел к стоявшему у окна Кристиану.
— Что она тебе рассказала? — спросил он.
— Почти ничего. И по крайней мере один раз солгала.
— Да?
— Она сказала, что работала горничной у Элис Вандерстелл. Но я-то знаю, что Элис весь этот год провела в больнице.
— И все же ты не стал уличать ее во лжи.
— А зачем? Уверен, у нее есть на то свои причины. Мне они неинтересны.
— Неужели тебе нисколько не любопытно узнать о ее прошлом?
«Иди ты к черту!» — чуть не сказал Кристиан.
— Да нет, знаешь, не любопытно.
Скотт сделал нетерпеливый жест рукой:
— Похоже, с тобой бесполезно разговаривать на эту тему!
— Ты сделал все возможное, чтобы убедить меня держаться от Дженни подальше. Я обязательно передам это Сьюзен, — сказал Кристиан, — и еще я скажу ей, что ты совершенно напрасно волнуешься. Если Дженни Холланд не будет путаться у меня под ногами — ради Бога, пусть прячется здесь. Вообще-то я думаю, миссис Брендивайн будет…
Кристиан замолчал, увидев, что Скотт уже не слушает его. Он проследил за взглядом друга и увидел в окне, что предмет их разговора стоит в конце аллеи и кокетливо беседует с Лайамом О'Шиа. У Кристиана сразу же перехватило дыхание. Когда капюшон Дженни откинулся назад, открыв изящную линию ее безупречного профиля и пышные темные волосы, Кристиану захотелось дать хорошего тумака О'Шиа за то, что он тоже заметил все это.
— Ей можно выходить на улицу? — спросил он Скотта, стараясь не выдать своего волнения.
— Почему бы и нет? Прогулки пойдут ей на пользу.
Кристиан не заметил, как Скотт бросил проницательный взгляд в его сторону, потому что не мог оторвать глаз от Дженни. Лайам что-то говорил ей, и она смеялась, живо внимая каждому слову ирландца. Кристиан не мог припомнить, чтобы когда-нибудь слышал ее смех.
— Она там замерзнет, — сказал он, откашлявшись. — О'Шиа должен бы понять, что ей надо домой.
— Кажется, Дженни не замечает холода. У нее очень довольный вид. И этот… как ты сказал, его зовут?
— О'Шиа, — процедил Кристиан, — Лайам О'Шиа.
— Ну так этот Лайам О'Шиа, похоже, тоже вполне доволен собой. Что ж, Дженни молодец.
Кристиан промолчал. Дженни любезно попрощалась с Лайамом и уже подходила к дому. От ветра или от слов ирландца щеки ее раскраснелись, а с прекрасных губ еще не сошла улыбка. Кристиан невольно вспомнил, как целовал эти сладкие губы. Он с поразительной ясностью представил себе вкус этих нежных, влажных, манящих губ и ощутил в чреслах горячий всплеск желания. Отойдя от окна, он налил себе в чашку чаю, мысленно жалея, что это не виски, и с наигранной небрежностью произнес:
— Давненько я не был у Амалии Чазэм — вот уже несколько месяцев. А не провести ли мне новогоднюю ночь с Мэгги Брайен?
Глава 7
— Мисс Холланд, если не ошибаюсь?
Дженни кивнула:
— Очень рада, что вы запомнили.
Он закрыл за ней ворота, и они зашагали рядом. Сильный ветер бил им в лицо, румяня щеки. Дженни крепче зажала в руке крупную застежку своей серой шерстяной накидки и надвинула отороченный мехом капюшон на самые глаза.
— Это моя работа — запоминать имена и лица, — важно заметил Лайам. — Здесь, в округе, я должен сразу узнавать чужаков. Обычно они появляются не к добру.
— Я тоже когда-то была здесь чужой, — сказала Дженни. В темно-голубых глазах Лайама заплясали веселые огоньки. Он небрежно поиграл дубинкой.
— Конечно, и вы были чужой, но только до тех пор, пока не начали кормить меня горячими пирожками.
Лайам сказал это так, как будто она только и делала, что кормила его пирожками. На самом же деле Дженни всего два раза угостила его свежими плетеными булочками. Один раз утром на Рождество и второй — несколько дней спустя. Причем оба раза это было по просьбе миссис Брендивайн. Своднические намерения экономки были столь добродушно-искренни, что Дженни просто не могла на нее обижаться.
— Вы пойдете на Сорок третью улицу, мистер О'Шиа? — спросила Дженни, опять поворачиваясь к нему с улыбкой.
«А у него неплохая фигура», — рассеянно подумала она, удивляясь, почему не замечала этого раньше. Он был невысок, но ладно сложен. Двубортное форменное пальто туго обтягивало его широкие плечи, стройную талию подчеркивал черный кожаный ремень, а на фуражке ярко сияла начищенная кокарда. Он носил стандартные черные сапоги до колен и с самоуверенным видом вышагивал по улицам. Широкая открытая улыбка Лайама и его спокойные манеры снискали ему любовь местной аристократии и ее прислуги. Дженни подозревала, что тут не обошлось без помощи лести, но нельстивых ирландцев она еще не встречала. Можно было легко простить ему эту слабость, ибо комплименты так же часто слетали с его губ, как язвительные замечания — с губ Кристиана.
«Черт возьми!» — мысленно выругалась Дженни. Ведь она не хотела думать о Кристиане Маршалле! За те четыре дня со времени их разговора в его кабинете ей удавалось держаться от него подальше. Если бы так же просто было выбросить его из головы! Вот и сейчас в ее ушах стоял его дразнящий голос: «Сделать так, чтобы ты меня захотела, а, Дженни Холланд? А ведь я могу!» Несмотря на мороз, Дженни чувствовала, как помимо воли откуда-то изнутри поднимается теплая волна.
— С вами все в порядке, мисс Холланд? — спросил Лайам.
Дженни встрепенулась.
— Что? А, да, все хорошо. — Ей стало так тепло, что она даже раскраснелась. Пусть Лайам О'Шиа думает что хочет! — Так что насчет Сорок третьей улицы? Вы пойдете туда?
— Вы, наверное, прослушали мой ответ, — он с усмешкой расправил свои длинные закрученные усы. — Да, мисс Холланд, мой маршрут как раз проходит по этой улице. Вам тоже туда?
— Да, — солгала Дженни. Ей надо было пройти через эту улицу, но шла она не туда. — Не возражаете, если я пойду с вами?
— О нет, что вы! Буду рад пройтись в обществе такой хорошенькой девушки.
«А я буду рада пройтись под вашей защитой», — мысленно ответила Дженни. Она знала — там, куда она шла, есть люди, которые пойдут на все, лишь бы заставить ее замолчать. Преступники из квартала Файв-Пойнтс и в подметки не годились сливкам общества из Верхнего Манхэттена.
Дженни распрощалась с Лайамом на углу Сорок третьей и Пятнадцатой улиц. Он предложил проводить ее до служебного входа в особняк Вандерстеллов, но Дженни любезно отказалась. Слава Богу, Лайам не стал настаивать! Она направлялась отнюдь не в дом Вандерстеллов, и, если бы ее там увидели, сцена вышла бы очень неловкая.
Здесь, за углом, ветер стал тише, но Дженни не опускала закрывавшего лицо капюшона. Мягкая меховая опушка щекотала ее розовые щеки. Она шла, опустив голову, и смотрела себе под ноги. Она предусмотрительно надела варежки и толстые чулки, но пальцы на руках и ногах все равно пощипывало от холода. Это неприятное напоминание о пережитом еще больше укрепляло решимость Дженни воздать кое-кому по заслугам. «Если я этого не сделаю, — невесело подумала она, — то действительно сойду с ума».
Дженни знала, что Уилтон Рейли — человек привычки. Пройдя несколько кварталов, она повернула на юг, чтобы перехватить его по пути домой. Увидев, как он размеренно шагает по Восьмой авеню, совершая свой ежедневный моцион, она поняла, что сейчас примерно половина третьего. Бывало, сопровождая его на прогулке, она подтрунивала над его одержимой пунктуальностью. Тогда ей и в голову не приходило, что когда-нибудь она будет несказанно рада этой его приверженности порядку.
Мистер Рейли шел быстрой, энергичной походкой. Он не позволял себе глазеть по сторонам и предаваться разного рода размышлениям, считая, что такие досужие прогулки больше годятся для воскресного полудня в Централ-парке. Мысли его сознательно не шли дальше недавнего утверждения экономки о том, что компания «Вильям Бсннингтон и сын» скоро вылетит в трубу. Рейли был полностью согласен с этим, а потому и размышлять здесь особо не стоило. Теперь он сосредоточился на ходьбе: плечи прямые, взгляд вперед, легкая отмашка рук. Он шагал размашисто, сосредоточенно и заметил Дженни, только когда она оказалась прямо у него на пути.
Первым его движением было приподнять шляпу, извиниться перед дамой и идти дальше. Но рука его задержалась в воздухе, когда он понял, кто перед ним стоит.
— Вы хотите меня ударить, мистер Рейли? — спросила Дженни, серьезно глядя на него.
Ей так хотелось броситься в объятия этого пожилого мужчины и никогда не отпускать его от себя! Она нуждалась в его защите, в его мудрых, добрых советах, в его молитвах. В последнее время Дженни слишком часто пугал тот путь, который она себе выбрала.
— Вы! Боже мой, это вы! — воскликнул Рейли полушепотом, забыв про свое обычное спокойствие.
Он поморгал глазами, как будто ждал, что женщина, стоявшая перед ним, исчезнет как видение.
— Закройте рот, — насмешливо сказала Дженни, борясь с желанием обнять его, — у вас вид как у пойманной рыбы. — Дженни оглянулась. Авеню была почти безлюдна, и все же в целях безопасности лучше не останавливаться. Нельзя прерывать прогулку Рейли, иначе ничего не получится. — Идемте!
— Просто невероятно! — Он приподнял свой котелок и озадаченно поскреб лысину. — Этого не может быть! Я был уверен… то есть мы все были уверены, что…
— Что бы вы там ни думали, как видите, это не так. Но мне понятно ваше удивление. То, что я сейчас здесь, конечно, похоже на чудо. Наверное, на небесах у меня есть ангел-хранитель. Ладно, пустяки, — добавила она, заметив, что Рейли хмуро сдвинул брови, — сейчас не время объяснять.
Рейли не часто давал обстоятельствам одерживать над собой верх, но сейчас пребывал в полной растерянности. Его темные глаза сузились, когда он всмотрелся в милое личико Дженни. Как могло случиться, что она выглядела все такой же невинной, даже наивной? Он надеялся, что ее бесхитростный вид обманчив, иначе она просто не выжила бы.
— Ничего не понимаю, — сказал он, — когда остальные узнают…
— Никто не должен знать, — быстро заговорила она, сдерживая страх, — это было бы слишком рискованно. Я хочу довериться только вам, мистер Рейли. Возможно ли это?
— Конечно, — без колебаний ответил он.
— Это будет нелегко. Мне потребуется ваша помощь.
— Насчет этого не волнуйтесь, — серьезно заверил он, — итак, чем я могу помочь?
У Дженни отлегло от сердца. Она старательно настраивалась на отказ Рейли, но только сейчас поняла, как сильно нуждалась в его помощи.
— Для вас это тоже будет рискованно. Вы живете в этом доме и можете попасть под подозрение.
Рейли насмешливо фыркнул:
— Это уже мои трудности. Еще раз спрашиваю: чем я могу помочь?
— Мне нужны деньги. Для начала хорошо бы несколько тысяч долларов.
От удивления Рейли даже сбился с шага.
— Вы хотите, чтобы я ограбил банк?
Дженни расхохоталась, и в морозном воздухе растаяло легкое облачко пара.
— Ох, Рейли, вижу, у вас все-таки есть чувство юмора! Нет, конечно, я не хочу, чтобы вы грабили банк. Любой банк, — многозначительно добавила она. — В доме есть несколько предметов, которые вы могли бы взять, не привлекая к ним внимание. Продайте их и получите нужные мне деньги. Я составила список, — сунув руку в карман накидки, она достала аккуратно сложенный листок бумаги. — Вот, возьмите и спрячьте подальше. Сейчас не читайте. Подчеркнутое — это те вещи, которые, как мне кажется, вы можете взять из дома: кое-что из серебра, некоторые драгоценности и все такое. Я много думала и пришла к выводу, что их не должны хватиться. Остальное в списке — это те вещи, которые вам надо купить для меня.
В уголках рта Рейли появились мелкие морщинки.
— Все это очень таинственно. Наверное, даже слишком. Вы вообще-то отдаете себе отчет в том, что задумали?
Дженни отпрянула.
— И вы туда же! — сказала она с укором. — Значит, вы тоже считаете меня умалишенной?
— Вздор! — отрезал он. — Я вовсе не имел в виду состояние вашего рассудка. Я только хотел предостеречь.
— Простите. Просто после…
Он махнул рукой:
— Не надо ничего объяснять.
Но Дженни знала, что объяснить все-таки надо. Рейли в лучшем случае имел смутное представление о том, что с ней случилось, а в худшем — не знал ничего. Однако он, как вся домашняя прислуга, время от времени навещал Дженни в клинике и думал, что она больна.
— Сейчас я ничего не могу сказать, но обещаю, что поговорю с вами позже. — Она открыто и прямо посмотрела на него своими кроткими глазами газели. — Вы можете оказать мне эту услугу, не задавая больше вопросов?
Он кивнул:
— Все, что хотите, но, боюсь, без вопросов не обойтись. Например, как я вас найду? Вы даже не сказали, где живете и вообще что поделываете.
— Этого я пока не могу вам сказать. Чем меньше вы будете знать, тем лучше. — Дженни услышала презрительный смешок Рейли и поняла, что опять задела его чувства. — Не обижайтесь, пожалуйста, — сказала она, — просто я не хочу вовлекать вас в это предприятие больше, чем нужно. И потом, мне нельзя подводить тех людей, которые сейчас обо мне заботятся. Они почти ничего обо мне не знают, и я хотела бы оставить их в неведении. Зачем перекладывать на их плечи свои заботы?
— Ну что ж, — неохотно сказал он, — будь по-вашему.
Дженни улыбнулась. Теперь она была уверена, что он не только поможет ей, но и сохранит ее тайну.
— Нам больше нельзя встречаться на улице, но есть один выход. Надеюсь, это нам подойдет.
— Говорите.
— Когда у вас будет то, что мне нужно, дайте сообщение в «Геральд», в разделе частных объявлений. А я точно так же передам вам дальнейшие указания. Мы сможем общаться, не опасаясь, что нас поймают.
Рейли не был в этом так уверен:
— Не знаю. Молодой мистер Беннингтон с добросовестным рвением прочитывает все частные объявления в этой газете. Простите за откровенность, но он ищет… доступных женщин — тех, которые назначают свидания у себя дома, пока их мужья где-то заняты.
— Да, понимаю, — ее слова отнесло ветром.
— Он увидит наши с вами имена, — продолжал Рейли, — и это будет конец.
— Тогда можно взять вымышленные имена. — Она на мгновение задумалась. — Как вам, к примеру, псевдоним Батлер?[4]
— Неглупо, — сухо сказал он, — а ваш какой?
— Принцесса.
— Ну конечно, — он улыбнулся, — отлично!
— Я рада, что вам нравится. Так договорились?
— Да.
— А сейчас я должна идти, — сказала Дженни. Подняв глаза, она увидела, что зашла с ним дальше, чем собиралась. — Дом совсем рядом. Меня могут увидеть. — Помолчав, она повернулась к Рейли и положила руку ему на плечо. — Спасибо, мистер Рейли. Обещаю, вы об этом не пожалеете. Я не останусь перед вами в долгу.
Его впалые щеки вспыхнули румянцем.
— С удовольствием посмотрю, как вы поставите Беннингтонов на колени.
— Откуда вы знаете, что я хочу именно этого? Уилтон Рейли улыбнулся:
— Как член королевской семьи, вы не можете желать меньшего.
Стивен Беннингтон опустил золотые бархатные шторы в передней гостиной и повернулся спиной к окну. На его красивом лице появилось напряженно-задумчивое выражение.
Он все еще хмурился, когда Рейли вошел в дом через парадную дверь, — эта вольность, позволенная дворецкому, неизменно коробила Стивена. Он вообще не понимал, почему его отец так настаивал на том, чтобы оставить этого человека на службе. Это была старая история, их нескончаемый спор. Похоже, Вильям не хотел расставаться с Рейли потому, что большая часть аристократии Пятой авеню любыми способами пыталась переманить его к себе. О способностях Рейли управлять прислугой ходили легенды, а в его произношении слышались оттенки старой доброй Англии, которые напоминали людям о том, что некогда он прислуживал герцогам и графам. Во всяком случае, так он говорил. Стивен не был склонен этому верить.
Стивен шагнул в коридор и столкнулся с дворецким, который снимал шляпу и пальто.
— С кем это вы разговаривали на улице, Рейли?
— Сэр?
— Я видел, вы с кем-то разговаривали, — резко сказал Стивен. — Кто это был?
Не впервые у Рейли появилось желание дать мистеру Беннингтону хороший пинок под зад.
— Не могу знать, мистер Стивен, — вежливо ответил он, — мы не представились друг другу.
— Тогда как же вы заговорили?
Рейли решил разыграть обиду.
— Мне не совсем понятен ваш интерес. Может быть, это ваша знакомая?
Прямой вопрос дворецкого застал Стивена врасплох.
— Она похожа… то есть кажется… она напомнила мне…
— Да?
— Да нет, ничего.
«Наверное, обознался», — подумал Стивен. Это был всего лишь беглый взгляд из окна. Нельзя же подозревать буквально на пустом месте. Он выпил только одну рюмку бренди, но Рейли сочтет его пьяным, если он выскажет вслух свои мысли.
— Это вас не касается. — Он повернулся на каблуках и пошел обратно в гостиную. — Принесите мне еще бренди, Рейли, — бросил он на ходу, — и не стоит говорить о нашем разговоре отцу. Он не поймет.
— Да я и сам, кажется, не понимаю, — сказал Рейли, чтобы успокоить Стивена, хотя на самом деле прекрасно все понимал.
Сегодня Принцесса чуть не выдала себя. Это было недурно с ее стороны придумать такой способ общения. Неплохо и то, что Стивен не хочет говорить отцу о своих подозрениях. Вильям Беннингтон — человек куда более осторожный и осмотрительный, чем его сын. Он не успокоится до тех пор, пока не узнает наверняка, что в рассказе Стивена нет ничего, кроме игры света и пьяного воображения.
— Принесите бренди! — рявкнул Стивен.
— Да, сэр.
Дворецкий повернулся, чтобы идти. На губах его играла высокомерная ухмылка. Дай срок, он еще отомстит Стивену Беннингтону за такое обращение, и — о, как сладка будет эта месть!
Кристиан Маршалл в замешательстве взъерошил свои густые волосы.
— Ты что, в самом деле думаешь, что я могу ею увлечься? — спросил он Скотта и продолжил, не дожидаясь ответа:
— Это Сьюзен тебя надоумила, я знаю! Поверь, Скотт, я вовсе не хочу, чтобы Дженни Холланд жила в моем доме всю жизнь. Тебе, конечно, приходило в голову, что она здесь прячется?
— Да, приходило.
В кабинет вошла миссис Брендивайн с подносом и поставила на стол чай и пирожные. После ее ухода Скотт налил себе в чашку чаю и подошел к стоявшему у окна Кристиану.
— Что она тебе рассказала? — спросил он.
— Почти ничего. И по крайней мере один раз солгала.
— Да?
— Она сказала, что работала горничной у Элис Вандерстелл. Но я-то знаю, что Элис весь этот год провела в больнице.
— И все же ты не стал уличать ее во лжи.
— А зачем? Уверен, у нее есть на то свои причины. Мне они неинтересны.
— Неужели тебе нисколько не любопытно узнать о ее прошлом?
«Иди ты к черту!» — чуть не сказал Кристиан.
— Да нет, знаешь, не любопытно.
Скотт сделал нетерпеливый жест рукой:
— Похоже, с тобой бесполезно разговаривать на эту тему!
— Ты сделал все возможное, чтобы убедить меня держаться от Дженни подальше. Я обязательно передам это Сьюзен, — сказал Кристиан, — и еще я скажу ей, что ты совершенно напрасно волнуешься. Если Дженни Холланд не будет путаться у меня под ногами — ради Бога, пусть прячется здесь. Вообще-то я думаю, миссис Брендивайн будет…
Кристиан замолчал, увидев, что Скотт уже не слушает его. Он проследил за взглядом друга и увидел в окне, что предмет их разговора стоит в конце аллеи и кокетливо беседует с Лайамом О'Шиа. У Кристиана сразу же перехватило дыхание. Когда капюшон Дженни откинулся назад, открыв изящную линию ее безупречного профиля и пышные темные волосы, Кристиану захотелось дать хорошего тумака О'Шиа за то, что он тоже заметил все это.
— Ей можно выходить на улицу? — спросил он Скотта, стараясь не выдать своего волнения.
— Почему бы и нет? Прогулки пойдут ей на пользу.
Кристиан не заметил, как Скотт бросил проницательный взгляд в его сторону, потому что не мог оторвать глаз от Дженни. Лайам что-то говорил ей, и она смеялась, живо внимая каждому слову ирландца. Кристиан не мог припомнить, чтобы когда-нибудь слышал ее смех.
— Она там замерзнет, — сказал он, откашлявшись. — О'Шиа должен бы понять, что ей надо домой.
— Кажется, Дженни не замечает холода. У нее очень довольный вид. И этот… как ты сказал, его зовут?
— О'Шиа, — процедил Кристиан, — Лайам О'Шиа.
— Ну так этот Лайам О'Шиа, похоже, тоже вполне доволен собой. Что ж, Дженни молодец.
Кристиан промолчал. Дженни любезно попрощалась с Лайамом и уже подходила к дому. От ветра или от слов ирландца щеки ее раскраснелись, а с прекрасных губ еще не сошла улыбка. Кристиан невольно вспомнил, как целовал эти сладкие губы. Он с поразительной ясностью представил себе вкус этих нежных, влажных, манящих губ и ощутил в чреслах горячий всплеск желания. Отойдя от окна, он налил себе в чашку чаю, мысленно жалея, что это не виски, и с наигранной небрежностью произнес:
— Давненько я не был у Амалии Чазэм — вот уже несколько месяцев. А не провести ли мне новогоднюю ночь с Мэгги Брайен?
Глава 7
Амалия Чазэм была хозяйкой одного из самых лучших «салонов» в Нью-Йорке. Амалия предпочитала, чтобы ее называли не мэм, а хозяйкой, а ее заведение — не публичным домом, а салоном. Из уважения к той власти, которой она обладала, джентльмены, посещавшие «салон», охотно помогали ей поддерживать видимость светского благочиния. Эта иллюзия была на руку как самой владелице борделя, так и его посетителям, а потому они взаимно устраивали друг друга на протяжении вот уже многих лет.
Хотя заведение Амалии было не таким большим и пышным по убранству, как его не менее знаменитый конкурент «Семь сестер», Амалия сумела создать себе репутацию, тщательно отбирая как «девочек», так и клиентов. Сначала ей не от хорошей жизни приходилось выбирать мужчин, которые удостоят своей персоной ее гостиные, а затем и постели. Просто «салон» Амалии в отличие от «Сестер» не имел в своем распоряжении двух соседних особняков — спален было мало, и она могла предложить желающим всего две дюжины «девочек».
«Девочки» Амалии были некоторым образом отражением ее самой. Хотя ее годы давно уже клонились к закату, Амалия сохранила потрясающую красоту и изящные манеры, создававшие впечатление, что она принадлежит к высшим кругам света. Она стремилась всячески поддерживать знакомства с влиятельными джентльменами, которые занимали ответственные посты в правительстве, сфере бизнеса и финансов. Она носила изумруды, меха и дорогие вечерние платья, посещала театр и оперу, каталась по Централ-парку в роскошной карете. Амалия любила появляться в таких местах, куда остальных женщин ее профессии не подпускали и на пушечный выстрел. Поговаривали, полиция ее не трогала, ибо хозяйка борделя знала, чьи карманы следует набить купюрами. Без сомнения, эти сделки заключались с предельной осторожностью. Даже в самом «салоне» Амалии считалось дурным тоном говорить о денежной стороне ее гостеприимства.
Двадцать четыре «девочки» из ее заведения в Клинтон-Плейс из кожи вон лезли, изображая тот же дух светской избранности. Если у какой-нибудь «птички» это плохо получалось, то ей попросту указывали на Кэнел-стрит, где за пятьдесят центов ее мог снять любой матрос. Правда, такое с барышнями Амалии случалось не часто. Хозяйка брала с них за комнату и питание примерно от семидесяти пяти до ста долларов в неделю, но за одну ночь они зарабатывали столько, что эта сумма казалась им вполне сносной.
«Девочки» Амалии были все очень разные. Говорили, что если джентльмен не мог подобрать в коллекции Амалии партнершу на свой вкус, значит, он вообще никуда не годен как мужчина. Хорошенькие и утонченные, пансионерки Амалии умели поддержать разговор и внимательно выслушать собеседника. Они знали все хитрости светского этикета, принятого в кругу их клиентов, и обладали по крайней мере одним талантом за пределами спальни: одни играли на рояле или арфе, другие пели. Амалии нравилось думать, что ее «девочки» так же уверенно чувствовали бы себя в гостиных Пятой авеню, как в ее «салоне».
Дженни Холланд в полной растерянности подъехала к заведению Амалии Чазэм. Перед зданием не было ни красных газовых фонарей, ни других опознавательных знаков борделя, однако извозчик без труда нашел этот дом. Когда Дженни остановила кеб и сказала, куда ехать, он посмотрел на нее так странно! Ей даже невольно захотелось объяснить ему обстоятельства, которые заставили ее разыскивать позорное заведение Амалии, но она вовремя придержала язык.
В конце концов, сказала себе Дженни, она сама не сделала ничего плохого. Это все из-за Кристиана Маршалла.
Правда, были и другие причины, приведшие ее в конце концов к дверям дома Амалии. Джо Минз и его конюхи отмечали уходящий тысяча восемьсот шестьдесят шестой год в заведении с более скромными ценами, чем у Амалии, и в более опасном квартале города. Садовник Маршаллов уже с полудня ушел в глухой запой и теперь пребывал в таком же горшочно-растительном состоянии, как те цветочки, за которыми он ухаживал остальные триста шестьдесят четыре дня в году. Мистер Моррисей, муж кухарки и мастер на все руки, удивил жену приглашением в концертный зал Гарри Хилла. Миссис Моррисей, тайно радуясь возможности провести вечер на людях, притворилась возмущенной и исполняла эту роль вплоть до торжественного момента выхода из дома под ручку с супругом.
В результате такого всеобщего новогоднего гулянья в доме Маршаллов не осталось ни одного работника-мужчины, когда случилось несчастье с миссис Брендивайн. Экономка вышла во двор прогнать бродячего пса, который скулил у черного хода, поскользнулась на обледеневшем тротуаре и упала. Дженни нашла ее минут через двадцать. Правая нога женщины была согнута под неестественным углом, и бродячий пес лизал ее холодную щеку. Кэрри и Дженни сделали носилки и занесли ее в дом, а Мэри-Маргарет побежала за двенадцать кварталов звать доктора Тернера.
Очнулась миссис Брендивайн уже в своей постели, заботливо укутанная в одеяла. Но боль была нестерпимой. Лицо экономки посерело и осунулось, даже пропала ямочка на подбородке. Дженни сидела у постели, держа ее за руку, и молила Бога, чтобы быстрее пришел Скотт. Она и без медицинского образования знала, что у миссис Брендивайн перелом голени. Но женщина вопреки ее ожиданиям оставалась в сознании и непрестанно звала Кристиана.
За это непродолжительное время Дженни успела привязаться к экономке и не могла оставить без внимания ее мольбы. Если миссис Брендивайн желает видеть Кристиана, она из-под земли его достанет и приведет! Для прислуги не было секретом, куда он пошел праздновать Новый год. Служанки сбросились на кеб и отправили Дженни к Амалии.
И вот теперь Дженни нетерпеливо топталась у дверей, ожидая ответа на свои настойчивые звонки. Увидев, что извозчик все еще с любопытством смотрит на нее, она махнула ему, чтобы ехал.
Тот пожал плечами, приподнял свой шелковый цилиндр и стегнул лошадей. Он уже больше двенадцати лет возил нью-йоркскую аристократию к заведению Амалии, но женщину доставлять к этим дверям ему еще не доводилось.
Позвонив еще раз, Дженни готовилась к любым неожиданностям, но только не к тому, что ее будет высокомерно разглядывать через решетку в двери нахальный дворецкий. В конце концов окошко захлопнулось, а дверь так и не открылась. Взбешенная такой наглостью, Дженни оставила звонок в покое и заколотила по двери кулаками в варежках.
Амалия Чаээм сидела в голубой гостиной. Она слышала шум, но до поры до времени не обращала на него внимания. Наконец, извинившись перед гостями и перед «девочками», она пошла к Джону Тодду — дворецкому, вышибале, а время от времени и любовнику на протяжении последних двадцати лет. Остановившись в вестибюле перед зеркалом в золоченой раме, она оглядела свои огненно-рыжие волосы и поправила выбившуюся прядь. Тодд встал у нее за спиной, и темно-зеленые глаза Амалии, сверкающие, как изумруды на ее шее, вспыхнули сердитым огнем:
— Что происходит, Тодд? Сегодня вечером мне меньше всего нужны неприятности.
— Я понимаю, мисс Амалия, — сказал он с важностью. Несмотря на то что Джон Тодд делил с ней постель чаще других мужчин, на работе он не позволял себе фамильярности, иначе лишился бы места. Он знал, что сегодня особенно важный день для их заведения. Завтра, в первый день нового года, Амалия, подобно другим дамам Нью-Йорка, откроет свои двери и будет любезно принимать и ублажать джентльменов с полудня до полуночи. Эта традиция пошла от женщины с такой же дурной репутацией — Джозефин Вудс. И теперь обе хозяйки борделей, подражая светской благочинности какой-нибудь миссис Астор или миссис Шермерхорн, соревновались друг с другом в количестве принятых гостей. Если сегодня вечером у них случатся неприятности, значит, завтра джентльмены обойдут их заведение стороной. А это, в свою очередь, значит, что у Джозефин будет больше посетителей и Амалия сядет в лужу на целый год.
Хотя заведение Амалии было не таким большим и пышным по убранству, как его не менее знаменитый конкурент «Семь сестер», Амалия сумела создать себе репутацию, тщательно отбирая как «девочек», так и клиентов. Сначала ей не от хорошей жизни приходилось выбирать мужчин, которые удостоят своей персоной ее гостиные, а затем и постели. Просто «салон» Амалии в отличие от «Сестер» не имел в своем распоряжении двух соседних особняков — спален было мало, и она могла предложить желающим всего две дюжины «девочек».
«Девочки» Амалии были некоторым образом отражением ее самой. Хотя ее годы давно уже клонились к закату, Амалия сохранила потрясающую красоту и изящные манеры, создававшие впечатление, что она принадлежит к высшим кругам света. Она стремилась всячески поддерживать знакомства с влиятельными джентльменами, которые занимали ответственные посты в правительстве, сфере бизнеса и финансов. Она носила изумруды, меха и дорогие вечерние платья, посещала театр и оперу, каталась по Централ-парку в роскошной карете. Амалия любила появляться в таких местах, куда остальных женщин ее профессии не подпускали и на пушечный выстрел. Поговаривали, полиция ее не трогала, ибо хозяйка борделя знала, чьи карманы следует набить купюрами. Без сомнения, эти сделки заключались с предельной осторожностью. Даже в самом «салоне» Амалии считалось дурным тоном говорить о денежной стороне ее гостеприимства.
Двадцать четыре «девочки» из ее заведения в Клинтон-Плейс из кожи вон лезли, изображая тот же дух светской избранности. Если у какой-нибудь «птички» это плохо получалось, то ей попросту указывали на Кэнел-стрит, где за пятьдесят центов ее мог снять любой матрос. Правда, такое с барышнями Амалии случалось не часто. Хозяйка брала с них за комнату и питание примерно от семидесяти пяти до ста долларов в неделю, но за одну ночь они зарабатывали столько, что эта сумма казалась им вполне сносной.
«Девочки» Амалии были все очень разные. Говорили, что если джентльмен не мог подобрать в коллекции Амалии партнершу на свой вкус, значит, он вообще никуда не годен как мужчина. Хорошенькие и утонченные, пансионерки Амалии умели поддержать разговор и внимательно выслушать собеседника. Они знали все хитрости светского этикета, принятого в кругу их клиентов, и обладали по крайней мере одним талантом за пределами спальни: одни играли на рояле или арфе, другие пели. Амалии нравилось думать, что ее «девочки» так же уверенно чувствовали бы себя в гостиных Пятой авеню, как в ее «салоне».
Дженни Холланд в полной растерянности подъехала к заведению Амалии Чазэм. Перед зданием не было ни красных газовых фонарей, ни других опознавательных знаков борделя, однако извозчик без труда нашел этот дом. Когда Дженни остановила кеб и сказала, куда ехать, он посмотрел на нее так странно! Ей даже невольно захотелось объяснить ему обстоятельства, которые заставили ее разыскивать позорное заведение Амалии, но она вовремя придержала язык.
В конце концов, сказала себе Дженни, она сама не сделала ничего плохого. Это все из-за Кристиана Маршалла.
Правда, были и другие причины, приведшие ее в конце концов к дверям дома Амалии. Джо Минз и его конюхи отмечали уходящий тысяча восемьсот шестьдесят шестой год в заведении с более скромными ценами, чем у Амалии, и в более опасном квартале города. Садовник Маршаллов уже с полудня ушел в глухой запой и теперь пребывал в таком же горшочно-растительном состоянии, как те цветочки, за которыми он ухаживал остальные триста шестьдесят четыре дня в году. Мистер Моррисей, муж кухарки и мастер на все руки, удивил жену приглашением в концертный зал Гарри Хилла. Миссис Моррисей, тайно радуясь возможности провести вечер на людях, притворилась возмущенной и исполняла эту роль вплоть до торжественного момента выхода из дома под ручку с супругом.
В результате такого всеобщего новогоднего гулянья в доме Маршаллов не осталось ни одного работника-мужчины, когда случилось несчастье с миссис Брендивайн. Экономка вышла во двор прогнать бродячего пса, который скулил у черного хода, поскользнулась на обледеневшем тротуаре и упала. Дженни нашла ее минут через двадцать. Правая нога женщины была согнута под неестественным углом, и бродячий пес лизал ее холодную щеку. Кэрри и Дженни сделали носилки и занесли ее в дом, а Мэри-Маргарет побежала за двенадцать кварталов звать доктора Тернера.
Очнулась миссис Брендивайн уже в своей постели, заботливо укутанная в одеяла. Но боль была нестерпимой. Лицо экономки посерело и осунулось, даже пропала ямочка на подбородке. Дженни сидела у постели, держа ее за руку, и молила Бога, чтобы быстрее пришел Скотт. Она и без медицинского образования знала, что у миссис Брендивайн перелом голени. Но женщина вопреки ее ожиданиям оставалась в сознании и непрестанно звала Кристиана.
За это непродолжительное время Дженни успела привязаться к экономке и не могла оставить без внимания ее мольбы. Если миссис Брендивайн желает видеть Кристиана, она из-под земли его достанет и приведет! Для прислуги не было секретом, куда он пошел праздновать Новый год. Служанки сбросились на кеб и отправили Дженни к Амалии.
И вот теперь Дженни нетерпеливо топталась у дверей, ожидая ответа на свои настойчивые звонки. Увидев, что извозчик все еще с любопытством смотрит на нее, она махнула ему, чтобы ехал.
Тот пожал плечами, приподнял свой шелковый цилиндр и стегнул лошадей. Он уже больше двенадцати лет возил нью-йоркскую аристократию к заведению Амалии, но женщину доставлять к этим дверям ему еще не доводилось.
Позвонив еще раз, Дженни готовилась к любым неожиданностям, но только не к тому, что ее будет высокомерно разглядывать через решетку в двери нахальный дворецкий. В конце концов окошко захлопнулось, а дверь так и не открылась. Взбешенная такой наглостью, Дженни оставила звонок в покое и заколотила по двери кулаками в варежках.
Амалия Чаээм сидела в голубой гостиной. Она слышала шум, но до поры до времени не обращала на него внимания. Наконец, извинившись перед гостями и перед «девочками», она пошла к Джону Тодду — дворецкому, вышибале, а время от времени и любовнику на протяжении последних двадцати лет. Остановившись в вестибюле перед зеркалом в золоченой раме, она оглядела свои огненно-рыжие волосы и поправила выбившуюся прядь. Тодд встал у нее за спиной, и темно-зеленые глаза Амалии, сверкающие, как изумруды на ее шее, вспыхнули сердитым огнем:
— Что происходит, Тодд? Сегодня вечером мне меньше всего нужны неприятности.
— Я понимаю, мисс Амалия, — сказал он с важностью. Несмотря на то что Джон Тодд делил с ней постель чаще других мужчин, на работе он не позволял себе фамильярности, иначе лишился бы места. Он знал, что сегодня особенно важный день для их заведения. Завтра, в первый день нового года, Амалия, подобно другим дамам Нью-Йорка, откроет свои двери и будет любезно принимать и ублажать джентльменов с полудня до полуночи. Эта традиция пошла от женщины с такой же дурной репутацией — Джозефин Вудс. И теперь обе хозяйки борделей, подражая светской благочинности какой-нибудь миссис Астор или миссис Шермерхорн, соревновались друг с другом в количестве принятых гостей. Если сегодня вечером у них случатся неприятности, значит, завтра джентльмены обойдут их заведение стороной. А это, в свою очередь, значит, что у Джозефин будет больше посетителей и Амалия сядет в лужу на целый год.