Его волнение передалось и Дженни. Она радостно засмеялась. Он еще раз поцеловал ее.
   — Пойдем, — прошептала она, — на нас смотрят.
   Он хотел сказать: «Пусть смотрят», — но послушался здравого смысла. Нехотя отпустив Дженни, он поправил на ее голове капюшон и повел туда, где их ждал Джо с каретой.
   Стивен Беннингтон резко извинился перед своей дамой и вышел из зала. Смущенная его бестактностью, юная Сильвия Эндрюс вопросительно взглянула на свою матрону. Сильвия не питала иллюзий относительно своей внешности, прекрасно понимая, что одним этим мужчину ей не увлечь. Но она надеялась, что величина ее состояния поможет ей удержать возле себя такого светского льва, как Стивен Беннингтон, хотя бы на один вечер.
   Лавируя в толпе, Стивен заметил Кристиана, когда тот уже садился в карету. Потом он увидел женщину, прильнувшую к плечу Кристиана, и ускорил шаг, все еще не веря своим глазам.
   Дженни увидела его на мгновение раньше Кристиана и отчаянно стиснула руки в муфте. Стивен подошел к карете прежде, чем Кристиан оправился от удивления и велел Джо трогать.
   — Добрый вечер, Маршалл, — сказал Стивен и поднес руку к голове, желая приподнять шляпу, но обнаружил, что потерял ее, пока продирался сквозь толпу.
   — Здравствуй, Беннингтон.
   Кристиан внимательно смотрел на Стивена своими холодными глазами. Когда тот обратил на Дженни свой притворно вежливый взгляд, лицо Кристиана стало еще более суровым.
   — Вот уж кого не ожидал здесь встретить, так это тебя, — обратился Стивен к Дженни, — уверен, что ты могла бы сказать то же самое и обо мне.
   Дженни молчала.
   — Пора возвращаться домой, Кэролайн, тебе не кажется? Ты, конечно, считаешь свою последнюю выходку веселой забавой, но сколько это может продолжаться в конце концов? Твое безумие обязательно еще проявится.
   — Кэролайн? — переспросил удивленный Кристиан. — О чем он, Дженни?
   Она по-прежнему молчала, и Стивен расхохотался.
   — Значит, теперь она называет себя Дженни? Это имя мне незнакомо. Одно время она звалась Анной, потом Грейс. Еще, помню, была Мэри.
   В глазах Дженни заблестели слезы. Она гневно смотрела на Стивена, молча обвиняя его во лжи.
   — Едем домой, Кэролайн! Там мы о тебе позаботимся.
   Он потянулся через край кареты и провел пальцами по плечу Дженни. Она с отвращением отшатнулась. Кристиан встал:
   — Убери от нее свои лапы, Беннингтон! Клянусь, я убью тебя, если ты еще раз до нее дотронешься!
   — Ты напрасно так беспокоишься, — заявил Стивен, но руку все же убрал, — Кэролайн — член нашей семьи. — Он опять взглянул на Дженни. — Ты ему этого не сказала?
   У Кристиана было такое чувство, точно ему дали под дых. Он тоже перевел взгляд на Дженни.
   — О чем он говорит, Дженни? Ты что, его родственница?
   — Скажи ему, Кэри!
   Дженни чувствовала, что от нее ждут ответа. В горле у нее першило от едва сдерживаемых слез, и говорить было трудно.
   — Я Кэролайн Ван Дайк, Кристиан. Стивен — мой сводный брат.
   — И? — подбодрил Стивен.
   — И мой жених.
   — Вот так-то, дружок! — сказал Стивен. — Кэри пойдет со мной. Наконец-то наши поиски увенчаются успехом.
   — Я тебе не дружок, — холодно бросил Кристиан, мысленно содрогаясь от двойного удара Дженни, — и Дженни никуда с тобой не пойдет. Если только она сама этого не захочет.
   Дженни ужаснулась. Да как он мог подумать, что она захочет уйти со Стивеном!
   — Нет, — произнесла она чуть слышно, — я хочу остаться с тобой. Это не ложь, Кристиан.
   Она посмотрела на него умоляющими глазами.
   Кристиан сел и по-хозяйски обнял Дженни за худенькие плечи.
   — Ты слышал, что сказала моя жена, Беннингтон? Она остается со мной.
   На мгновение Стивен потерял дар речи. Его породистое лицо аристократа исказило удивление.
   — Твоя жена? Но это… это невозможно! Она была помолвлена со мной!
   — К чему вспоминать вчерашний день? — сказал Кристиан с легким сарказмом. — Была помолвлена с тобой, а вышла замуж за меня. — Он коснулся Джо, который сидел к ним спиной и делал вид, что ничего не слышит, но готов был по первому сигналу трогать лошадей. — Всего хорошего, Стивен!
   — Стой! — Стивен собрался с мыслями как раз в тот момент, когда карета покатилась вперед. — Она не может быть твоей женой! — крикнул он вдогонку. — Ты даже не знал, кто она! Это незаконно! Говорю тебе, это незаконно!
   Тут только Стивен понял, что своим криком привлекает внимание. Он опустил непроизвольно сжатый кулак и сделал несколько глубоких вдохов. Проведя пальцами по своим пепельно-русым волосам, Стивен понурил голову под любопытными взглядами и пошел назад, в дом на набережной. Теперь, когда он воочию убедился в том, что Кэролайн жива, наверное, стоило порвать с Сильвией. Он вернет Кэролайн — в этом у него не было сомнений.
   Возвращение в отель «Святой Марк» очень напоминало возвращение из салона Амалии в новогоднюю ночь. Ни Кристиан, ни Дженни за всю дорогу не проронили ни слова. У Джо было такое чувство, как будто он везет катафалк. Подъехав к гостинице, он вздохнул с облегчением.
   Скотт и Сьюзен ждали в вестибюле. Им не пришлось ничего объяснять. Увидев каменное лицо Кристиана и расстроенный вид Дженни, они сразу поняли — что-то случилось.
   — Мы пойдем с вами, — твердо заявил Скотт, не дожидаясь приглашения, — Сьюзен хочет вам что-то сказать.
   Кристиан пожал плечами.
   — Пожалуйста! Вы втроем поднимайтесь, а я сначала схожу в бар.
   Глаза Дженни стали еще печальнее.
   — Крис…
   — А ты молчи! — резко оборвал он. — Ни слова!
   Дженни подняла подол своей юбки и помчалась наверх по широкой лестнице. Когда она подошла к двери своего номера, руки ее так сильно дрожали, что она никак не могла попасть ключом в замочную скважину. Сьюзен взяла у нее ключ.
   — Дай я открою, — ласково предложила она.
   — Наверное, тебе лучше прилечь, Дженни, — сказал Скотт, как только они вошли в номер.
   Он взял плащ у нее, потом у Сьюзен.
   — Нет. Я подожду Кристиана. — Она села в кресло-качалку. — Боюсь, сегодня вечером мы с ним не составим вам хорошей компании.
   «Это еще слабо сказано», — подумали Сьюзен со Скоттом и быстро переглянулись.
   — Может быть, зайдете как-нибудь в другой раз? — продолжала Дженни.
   — Дженни, — заговорила Сьюзен, — если бы ты не была так расстроена, то поняла бы, что это не просто светский визит. Уже одиннадцатый час!
   Дженни взглянула на напольные часы с маятником.
   — Да, верно. Значит, что-то случилось? Ваша дочка…
   — С ней все в порядке. Мы пришли из-за тебя. Где твои фотографии?
   — В спальне, — она показала на дверь справа, — в шляпной коробке.
   — Можно? — спросила Сьюзен. — Я хочу тебе кое-что показать.
   С разрешения Дженни Сьюзен взяла шляпную коробку. Она села к мужу на диван и принялась быстро просматривать снимки.
   — Вот, нашла.
   Она показала снимок Скотту. Тот внимательно вгляделся и наконец кивнул. Сьюзен передала фотографию Дженни.
   Бегло взглянув, Дженни недоуменно посмотрела на Сьюзен:
   — Не понимаю. Что я должна здесь увидеть?
   — На стене позади рабочего стола мистера Беннингтона. Ты не знаешь, что это?
   Дженни опять взглянула на снимок.
   — Картина, наверное, — она пожала плечами и провела пальцем по этому месту на фотографии. — Как будто кусок рамы. Кажется, золоченой. Судя по всему, картина довольно большая, — она вернула снимок Сьюзен. — Вижу, для вас это что-то значит, но скажу честно, я просто не представляю, что это такое. Отсюда плохо видно ту стену — неудачный угол.
   — Уверена, что ты никогда не видела этой картины в кабинете у Беннингтона, — сказала Сьюзен, — но портрет тебе должен быть знаком. Ты сама для него позировала.
   Дженни приоткрыла рот, но ничего не сказала. Она опять взяла фотографию и еще раз в нее вгляделась.
   — Здесь ты ничего не увидишь, — сказала Сьюзен, — я…
   В этот момент дверь номера открылась и вошел Кристиан. За ним появился официант с подносом, на котором стояли четыре чашки, серебряный сливочник, сахарница и серебряный кофейник. Кристиан взял поднос, поставил его на стол между Сьюзен и Дженни и отпустил официанта. Придвинув к столу мягкое кресло, он начал разливать кофе по чашкам.
   — Вечер будет долгим, — сказал он. — Я решил, что нам не помешает ясная голова.
   — Это было жестоко с твоей стороны, — сказала Сьюзен, принимая у Кристиана чашку, — ты же знаешь, о чем мы подумали, когда ты сказал, что идешь в бар.
   — Мало ли о чем вы подумали! Я-то здесь при чем? — заявил Кристиан. — Ресторан отеля уже закрыт. Бар — единственное место, где можно взять кофе в такое позднее время. Скотт, тебе налить чашечку?
   Скотт кивнул.
   — И все-таки, Кристиан, Сьюзен права, — сказал он, — ты нарочно ничего нам не сказал, и мы, конечно, решили, что ты собрался напиться.
   — Напиться я еще успею, — Кристиан передал чашку Скотту, потом Дженни, — но, пожалуйста, продолжайте ваш разговор. Простите, что перебил.
   Сьюзен начала говорить, но тут вмешалась Дженни:
   — Просто Сьюзен объясняла, как она поняла, что я Кэролайн Ван Дайк. — Она протянула Кристиану фотографию, не обращая внимания на то, как дрогнули чашки в руках удивленных Тернеров. — Тот, кто никогда не был в кабинете моего отчима, не поймет по этому снимку, что на стене позади его стола висит мой портрет. Я и сама этого не знала. Но, как видно, Сьюзен была там и вспомнила. Верно, Сьюзен?
   — Да. Возникли сложности с нашим счетом, и я ходила к мистеру Беннингтону, чтобы лично уладить этот вопрос. Я пробыла там совсем недолго и не рассматривала портрет, но, наверное, он все-таки остался у меня в памяти.
   Кристиан посмотрел на Сьюзен, держа чашку с дымящимся кофе.
   — Ты всегда говорила, что Дженни кажется тебе знакомой. Значит, ты видела ее в банке! — Он бросил снимок на стол. — И давно ты это вспомнила?
   — В тот вечер, когда увидела фотографии, — смущенно призналась Сьюзен.
   — Ясно. Могла бы сразу сказать.
   — Я подумала, что не имею права раскрывать секрет Дженни.
   Дженни со стуком поставила на стол чашку с блюдцем.
   — Довольно! Послушайте! Вы говорите так, как будто меня здесь нет. Кристиан, мне очень жаль, что тебе приходится узнавать правду такими окольными путями. Наверное, было бы приятнее услышать ее от Сьюзен, чем от Стивена, но это не меняет сути. Будь у меня возможность, я вообще никогда не сказала бы тебе правды. Я вижу, как ты ее воспринял.
   — Что ж, — протянул он, поднимая бровь, — прошу прощения, меня действительно несколько расстроило то, что я услышал сегодня вечером. Собственно, я не понимаю, с чего вдруг меня так взволновал разговор с человеком, который доводится тебе и сводным братом, и женихом. Наверное, мне надо радоваться, узнав, кто ты на самом деле. В конце концов, я хотел жениться на простой горничной. А она, оказывается, стоит двадцать миллионов — вот так повезло!
   — Двадцать пять, — мягко уточнила Дженни.
   — Ну двадцать пять. — Он невесело усмехнулся и обратился к Скотту и Сьюзен:
   — Неплохое приданое, а?
   — Кристиан! — перебил его Скотт. Он не понял и половины того, о чем говорили Кристиан и Дженни, но благоразумно решил не торопиться с выводами. — Может, нам лучше послушать, что скажет Дженни?
   Кристиан откинулся в кресле.
   — Что ж, давайте послушаем! Ну же, расскажи нам, Дженни… а может, ты предпочитаешь, чтобы мы называли тебя Кэролайн? Или Кэри?
   Его сарказм уязвил Дженни, но она сохраняла внешнее спокойствие.
   — Я понимаю, ты сильно обижен, — сказала она, — но надеюсь, в тебе хватит терпения выслушать меня.
   Щеки Кристиана залились густым румянцем. Да, Дженни права — он вел себя как последний дурак.
   — Я слушаю, — сказал он, притворившись скучающе-равнодушным, но в голосе его сквозили горькие нотки.
   Дженни заговорила, обращаясь в основном к Сьюзен со Скоттом и лишь иногда поглядывая на Кристиана. Сначала она рассказала им о встрече в парке со Стивеном Беннингтоном.
   — Я сказала Кристиану, что Стивен был моим женихом, потому что Стивен хотел, чтобы я это сказала. Я думала, после этого он заткнется, но не тут-то было. На самом деле все несколько сложнее, чем хотел бы представить Стивен. Да, мы с ним действительно были помолвлены, но это длилось совсем недолго и я расторгла помолвку еще до того, как о ней объявили официально. Об этом знали всего несколько директоров банка. Вряд ли Стивен поставил их в известность о том, что я передумала выходить за него. Портрет, что ты видела в банке, Сьюзен, был написан в то время, когда мы были помолвлены. Это было в конце июля… сразу после моего возвращения из Европы. — Дженни замолчала, догадавшись по растерянным лицам своих слушателей, что ее не совсем понимают. — Наверное, я не с того начала, — сказала она, — думаю, надо сначала рассказать вам о моем отце.
   — Мы все наслышаны о Чарлзе Ван Дайке, — сказал Скотт, — его финансовые успехи ни для кого не были тайной.
   — Верно, — откликнулась Дженни, — но еще он был очень домашним, семейным человеком. Его не так привлекали светские рауты, как мою мать. Он любил повторять, что ему гораздо уютнее в собственном доме. «Так с какой стати я буду разодеваться в пух и прах и идти к кому-то в гости?» — Дженни улыбнулась, вспомнив ворчание отца. — Папа часто смешил нас своими высказываниями. Он выпячивал грудь, готовясь к пламенной речи, а потом выдавал какую-нибудь глупость, и мы все покатывались со смеху.
   Кристиан слушал, забыв про остывающий кофе. Он выпрямился в кресле, а чашку с блюдцем поставил на массивный подлокотник.
   Дженни, казалось, не замечала Кристиана. Она продолжала говорить, сплетая ткань рассказа из нитей своих воспоминаний.
   — Папа часто отпускал маму в театр и на вечера в сопровождении других мужчин. И Вильям Беннингтон был одним из таких мужчин, хотя в то время я об этом не знала. Вдовец, партнер моего отца по бизнесу — думаю, у папы не возникало сомнений в его порядочности. Если и был какой-то скандал, то я о нем не знала. В тс дни я вела довольно замкнутую жизнь — впрочем, как и сейчас. Правда, тогда я находилась под покровительством отца. Он вовсе не был так снисходителен, как может показаться на первый взгляд. Да, он называл меня Принцессой, когда я была упрямой и требовательной, но это еще не значит, что он во всем мне потакал. В нашем доме он был властителем. Чаще всего он звал меня Дженни — чтобы я не очень зазнавалась, как он говорил. Мама считала это глупостью — у меня же было другое имя, и очень хорошее. Вообще-то Дженни — это сокращение от моего второго имени, девичьей фамилии моей матери.
   Скотт звякнул чашкой о блюдце.
   — Дженнингс, — тихо произнес он, осененный догадкой, — Лилиан Дженнингс! Боже мой, кто бы мог подумать? Значит, твой дед…
   — Хм. Отец моей матери. Это его именем названа клиника. Ирония судьбы, не правда ли? Меня насильно отправили в больницу, построенную на завещание моего деда! — Дженни усмехнулась. — И это еще не все, доктор Тернер. Помните ту сумасшедшую, которая иногда заходила ко мне в палату? Это моя крестная мать.

Глава 14

   — Элис Вандерстелл? — Брови Скотта взлетели чуть ли не на самый верх. — Элис — твоя крестная мать?
   Увидев его удивление, Дженни улыбнулась:
   — Вандерстеллы были близкими друзьями моего отца. Наши семьи имеют отдаленное родство. Их общие датские предки были очень влиятельными людьми.
   — Так вот почему она назвала тебя Принцессой! — сказал Кристиан, подавшись вперед и упершись локтями в колени. — Она действительно тебя узнала. Разумеется, она знала и про родимое пятно, и про твое семейное прозвище — ведь она находилась в церкви, когда тебя крестили.
   Дженни кивнула и объяснила Скотту и Сьюзен, почему ее назвали Принцессой.
   — Но я опять забегаю вперед. — Она налила себе еще кофе и, отхлебнув, продолжила:
   — Надеюсь, из моего рассказа вам стало понятно, что мы с отцом были очень близки. Я любила свою мать, но плохо ее знала. А папа… он был не столько наставником, сколько другом. Мне было всего пятнадцать, когда он погиб в железнодорожной катастрофе по пути из Вашингтона домой, — голос Дженни сорвался до сиплого шепота. Она рассеянно смотрела на свое искаженное отражение в кофейной чашке. — Я с трудом перенесла эту потерю. Вот когда я впервые увиделась с доктором Морганом. Мама пригласила его ко мне, чтобы он меня лечил. По ее мнению, я недостаточно быстро оправлялась после смерти отца. В те дни он заведовал не всей клиникой, а только психиатрическим отделением.
   — Тебя положили в больницу? — спросил Скотт.
   — Нет, мама оставила меня дома. Доктор Морган приходил несколько раз. Он принес эту… эту штуку… меня привязывали к ней ремнями, и она крутилась…
   У Дженни дрогнул голос. Кошмары воспоминаний душили ее. Взяв себя в руки, она продолжала говорить, рассказав о решении матери отправить ее за границу и о том, как появились в ее жизни Вильям и Стивен Беннингтоны.
   — Я вернулась в Нью-Йорк слишком поздно. Мама была уже мертва, и всеми делами заправлял Вильям. Я не сразу поняла, как пронырлив мой отчим. Впрочем, Стивен не отставал от папаши. — Покраснев, Дженни начала рассказывать о своих взаимоотношениях со сводным братом. — Сначала мне льстило внимание Стивена. В его отношении ко мне не было братской фамильярности. Он был очень красивым мужчиной, и мне нравилось думать, что я его заинтересовала. Тогда мне еще не приходило в голову, что его больше привлекал размер моего состояния, чем я сама. Всего через несколько недель после моего возвращения мы были помолвлены.
   Она встала, подошла к камину и прислонилась плечом к каминной доске, обхватив себя руками за талию, как бы защищаясь от горьких воспоминаний.
   — Однажды я стала случайной свидетельницей разговора между Вильямом и Стивеном и узнала об их планах больше, чем хотела бы знать. Они собирались навсегда прибрать к рукам мое наследство. Если бы я вышла замуж за Стивена, они могли бы распоряжаться моим состоянием даже после того, как мне исполнится двадцать один год.
   — Не обязательно, — сказал Кристиан, — законы этого штата защищают твое богатство. После свадьбы оно не переходит в собственность твоего мужа.
   Дженни покачала головой.
   — Мой отец любил меня, Кристиан, но он ни на минуту не допускал мысли о том, что я в состоянии сама распоряжаться своими деньгами. В этом плане его завещание довольно своеобразно. В двадцать один год я получаю право наследования, но при этом мне надо назначить не одного, а сразу трех попечителей. В двадцать пять, через четыре года их опекунства, с милостивого позволения отца я могу от них избавиться.
   — Как я понял, это условия на случай, если ты не выйдешь замуж.
   — Правильно. Но если я выйду замуж раньше двадцати пяти лет, мои деньги становятся собственностью моего мужа. На этот счет мой отец высказался предельно ясно. Такова воля завещателя. Все совершенно законно.
   — И что было после того, как ты расторгла помолвку? — спросил Скотт.
   — Я заболела.
   — Тебя напоили наркотиками?
   — Думаю, что да. Приходится в это поверить, иначе остается, что я действительно сходила с ума — как мне и говорили. У Беннингтонов было две причины меня убрать. Они хотели, во-первых, остановить слухи о своих банковских махинациях, а во-вторых, опять прибрать к рукам мои деньги. Дело в том, что мне уже исполнился двадцать один год, а я еще не назвала попечителей. Если оставить меня в клинике, объявив больной, то можно и не спрашивать мое мнение. Попечителей за меня назначит совет директоров банка.
   — Назначили бы Вильяма и Стивена? — спросила Сьюзен.
   — Вильяма — это безусловно. Насчет Стивена не знаю. Здесь важно то, что место распорядителя делилось между тремя людьми. Вильяма это совсем не устраивало. Потому-то он и отправил меня в больницу: он рассчитывал держать меня там до тех пор, пока я не соглашусь выйти замуж за Стивена.
   — Вряд ли даже доктор Морган это понимал, — продолжала Дженни, — сначала Вильям приглашал его ко мне на дом. Думаю, мой отчим знал, что со мной делалось после смерти папы. Было умно с его стороны опять обратиться к Моргану. У меня уже появилась история болезни, заверенная авторитетным врачом. После нескольких его посещений меня отправили в клинику Дженнингсов, предварительно пропустив через Файв-Пойнтс. Единственное, чего не хотел Вильям, — это чтобы я умерла.
   — Я тоже этого не хотел, — сказал Скотт, — но разве твоя смерть не стала бы для Вильяма решением всех проблем?
   Дженни покачала головой:
   — Он бы собственноручно убил меня, если бы мог таким образом добраться до моих денег. Но ему нужно было отделаться от меня, оставив при этом живой. В случае если я умру до двадцати пяти лет, не будучи замужем, мое состояние перейдет в частные благотворительные учреждения города.
   — А не может быть так, что часть твоих денег уже перешла к этим учреждениям? — спросила Сьюзен. — Все-таки Кэролайн Ван Дайк была официально объявлена мертвой.
   — Знаю, — отозвалась Дженни, — миссис Брендивайн читала мне ее некролог. Следующий этап — основание фонда распределения денег. На это уйдет месяцев шесть, поскольку Вильям наверняка затеял борьбу за место главы этого фонда. Я надеюсь добыть нужную мне улику прежде, чем его или Стивена выберут директором. В данный момент мое состояние находится в безопасности. Никто не может к нему притронуться, пока не учрежден фонд. Вот почему Вильям так часто запускает руку в банковские вклады. В обществе считают, что он очень богат, но это далеко не так. Даже с теми деньгами, которые достались ему после смерти моей матери, уже через несколько лет содержание такого большого особняка станет ему не по карману. Если он не купит этот дом, ему придется съехать. Это часть моих двадцати пяти миллионов.
   — Что будем делать? — спросил Скотт. — Стивен знает, что ты жива. Он по-прежнему будет добиваться того, чтобы ты вышла за него замуж?
   — Не знаю, — Дженни передернулась и зябко потерла плечи, — наверное, Вильям сочтет, что думать о свадьбе уже слишком поздно. Они могут остановиться на убий…
   — Даже не думай об этом, Дженни! — перебил ее Кристиан. — Они до тебя не доберутся. Утром я отвезу тебя в дом Маршаллов, там ты будешь в безопасности. Из твоих слов я понял, что в следующий раз Вильям и Стивен будут выносить деньги из банка скорее всего тридцать первого числа. Если твое появление не изменит их обычного способа, значит, у нас есть в запасе шесть дней.
   Скотта не убедил уверенный тон Кристиана:
   — Шесть дней? Да мы уже две недели ничего не можем предпринять, и до этого Дженни ломала голову целых два месяца — все впустую. Что мы успеем за шесть дней?
   Кристиан начал отвечать, но замолчал на полуслове, заметив, что Дженни тайком зевает, прикрыв рот ладонью.
   — Поговорим завтра, — сказал он, кивнув в сторону Дженни.
   — Завтра? Но… Ну разумеется. Завтра так завтра.
   Зевок Дженни перешел в сонную виноватую улыбку:
   — Не уходите, пожалуйста! Мне хочется послушать, что придумал Кристиан.
   — Завтра! — в три голоса сказали ей.
   Кристиан проводил Сьюзен и Скотта до вестибюля и там попрощался с ними, пожелав спокойной ночи. Когда он вернулся в номер, лампа горела только в спальне Дженни. Она лежала на боку, свернувшись калачиком под одеялами, но не спала. Глаза ее были открыты, она смотрела на балконные двери, погруженная в глубокую задумчивость. Он нерешительно встал в дверях и, когда она взглянула в его сторону, спросил:
   — Можно войти?
   — А ты хочешь?
   Он кивнул:
   — Очень.
   — Тогда входи.
   Кристиан подошел к кровати и провел рукой по краю матраса. Его худые пальцы казались темными на фоне белой простыни.
   — А сюда можно? — спросил он.
   В ответ Дженни подвинулась к центру кровати, освобождая место для Кристиана.
   Он разделся и скользнул к Дженни под одеяло. Их колени соприкоснулись, и Кристиан быстро отодвинулся. Просунув руку под подушку, он слегка приподнял голову, чтобы быть вровень с Дженни.
   — Сегодня вечером я вел себя как последний дурак, — сказал он.
   — Я знаю.
   Кристиан улыбнулся:
   — Конечно, знаешь. Я пытаюсь извиниться.
   — Не пытайся, а извиняйся.
   — Прости меня, пожалуйста. Ты имела полное право выставить меня на улицу. А Сьюзен со Скоттом тебе помогли бы.
   Взгляд Дженни оставался серьезным.
   — Я еще не согласилась ехать с тобой завтра, Кристиан. И не надейся на это.
   Кристиан так и застыл, не веря своим ушам.
   — Дженни, — произнес он ласково, как будто говорил с малым ребенком.
   Она села на постели.
   — А вот теперь я выставлю тебя на улицу, — заявила она, — или уйду сама.
   Она откинула одеяло и поползла к другому краю кровати.
   — Дженни, что… — Кристиан не знал, что делать. Он схватил ее за руку. Она попыталась вырваться, но он держал крепко. — Скажи мне, что случилось? В чем моя вина?
   Кристиан воспользовался преимуществом в силе и опять подтянул ее к себе. Дженни одернула подол ночной рубашки, прикрывая ноги.
   — Ты такой же, как все, — горько сказала она.
   — Кто «все»? О чем ты?
   Она вскинула на него глаза, часто моргая. Усталость уступила место гневу.
   — Ты берешь на себя право мной распоряжаться, — процедила она сквозь зубы. — Сначала мой отец. Потом Вильям и Стивен. В больнице это были санитары. Они делали все, что хотели, в любое время и в любом месте. Они всегда распоряжались мной. Всегда.