— Ну и где оно? — спросила Мэгги, увидев, как Кристиан провел рукой по пустой вешалке. — Значит, ты его здесь не вешал.
   — Клянусь, что вешал, — сказал он, разыгрывая недоумение, и оглядел комнату в поисках своего пальто. — Наверное, внизу оставил, — наконец сказал он. — До свидания, Мэгги. Не сказать, чтобы вечер был очень приятным.
   — Скатертью дорожка! — Мэгги задела ногой поднос, который так и валялся на полу, и увидела, что ее богатый восточный ковер весь залит содержимым этого подноса. — Господи, Кристиан! Ты только посмотри, что здесь творится! — Кусок растаявшего шоколада прилип к носку ее туфли. Чтобы вытереть, она схватила за угол простыню, на которой сидела. — Клянусь, если я еще хоть раз ее увижу, то так ей наподдам, что она улетит прямо в салун Боуэри! Там ей самое место!
   Рот Кристиана скривился. Его смешил бессильный гнев Мэгги.
   — Как видно, горничная из нее такая же никудышная, как и вор-карманник.
   Он пошел к выходу, но истошный крик Мэгги опять задержал его.
   — О-о-о-о! — Она подняла кверху простыню и показала Кристиану. На белой ткани темнели пятна засохшей крови. — Так ты все-таки выяснил, на что она годится, да? И на моей постели! Ты забавлялся с этой шлюшкой на моей постели!
   Мрачно поджав губы, Кристиан выдернул простыню из рук Мэгги, скомкал и швырнул в угол комнаты.
   — Разве не этого ты хотела, посылая ее сюда? И потом, едва ли ее можно назвать шлюхой. Кровь говорит сама за себя.
   Мэгги презрительно усмехнулась:
   — Кровь легко подделать. Я частенько делала это для тех джентльменов, которые любят такого рода притворство. Вот уж не знала, что ты из их числа. Итак, Кристиан Маршалл предпочитает девственниц? — Она неестественно рассмеялась. — А я и не знала! Ты бы хоть сказал, так я бы уж для тебя расстаралась. — Кристиан повернулся, чтобы идти, но она поймала его за рукав смокинга:
   — Минуточку. Ты еще не заплатил. Положи деньги на туалетный столик. Ты должен мне хотя бы за мое время.
   Кристиан потянулся к бумажнику во внутренний карман смокинга. Отсчитав несколько купюр, он швырнул их на кровать.
   — За твое и ее время, — сказал он, — ты привела ее сюда, Мэгги, и заслуживаешь вознаграждения.
   — Негодяй! — крикнула она вдогонку Кристиану.
   Мэгги сползла с кровати и встала на колени. Подняв с пола уцелевшее фарфоровое блюдце, она запустила им в голову Кристиану. Тот пригнулся, и блюдце разлетелось вдребезги, разбившись о деревянную дверь.
   В коридоре Кристиан быстро отыскал накидку и варежки Дженни. Он сложил накидку и сунул ее под мышку — пусть думают, что это его пальто. Торопливо спустившись по парадной лестнице, он вышел на улицу. Холодный ветер тут же растрепал его волосы. Оставив наконец позади приторно-сладкие звуки арфы и жеманные голоса, Кристиан завернул за угол особняка Амалии, поднимая ногами снежную пыль. Он без труда нашел балкон Мэгги. Только на нем одном стояла продрогшая женщина, прислонившись к железным перилам.
   Лужайку освещали окна дома. Кристиану пришлось встать очень близко к зданию, чтобы его случайно не заметили из окон гостиных.
   — Ты можешь прыгнуть? — спросил он Дженни громким шепотом.
   Дженни не решалась ответить, боясь, что Мэгги ее услышит. Шум в спальне не стихал с тех пор, как оттуда ушел Кристиан. Мэгги все еще ругалась и швыряла вещи. Последним брошенным предметом стало зеркало с туалетного столика.
   — Не волнуйся, — сказал Кристиан, когда до него дошло, почему она не отвечает, — перелезай через перила и прыгай. Я подхвачу.
   Безумец! Уж не думает ли он, что она паук-скалолаз?
   — Дженни, прыгай! Ничего другого не остается!
   Увы, он был прав. Если бы существовал другой выход, она бы уже давно им воспользовалась. Вцепившись в перила онемевшими от холода пальцами, Дженни осторожно перебросила сначала одну ногу, потом другую. Ее юбка зацепилась за чугунную завитушку, украшавшую ограду балкона. Она нетерпеливо дернула ткань. Юбка порвалась, и Дженни, освободившись, потеряла равновесие. Ноги ее заскользили по краю обледеневшего балкона, пальцы, державшие перила, разжались, и она полетела вниз, собрав все свое мужество и силу воли, чтобы не закричать.
   Сначала Кристиан услышал, как Дженни отчаянно барахтается на балконе, пытаясь за что-нибудь ухватиться, и только потом увидел, что она вот-вот упадет. Он прыжком отскочил от стены и встал на ее пути. Столкнувшись, они оба покатились в снег. Кристиан постарался как можно быстрее оттащить Дженни в тень балкона.
   — С тобой все в порядке? — спросил он, тяжело дыша.
   Она кивнула, судорожно глотая воздух.
   — Да… со мной все хорошо. Пожалуйста, мистер Маршалл, пойдемте домой.
   Ее просьба прозвучала так по-детски трогательно, что Кристиан невольно почувствовал себя заботливым папашей.
   — Да, да, сейчас идем, — успокоил он Дженни, — и чем скорее, тем лучше. Вот твои перчатки и плащ, а мне дай мое пальто. — Они обменялись одеждой, и Кристиан, взяв Дженни за руку, помог ей встать на ноги. — Под окнами пригнись, а от угла иди как можно быстрее. Я возьму кэб и через пару минут тебя захвачу.
   — Но…
   Кристиан вздохнул:
   — Не спорь! Нельзя, чтобы нас видели. Если бы ты знала, сколько людей тебя ищут, ты бы не задавала мне лишних вопросов.
   Дженни не знала, сколько людей ее ищут, зато отлично представляла, кто они такие. Она сделала в точности так, как просил Кристиан.
 
   Вильям Беннингтон вальяжно откинулся в изумрудно-зеленом бархатном кресле напротив рабочего стола Амалии и поднес к губам бокал шампанского. Пузырьки игристого напитка щекотали ему усы. Хорошо! Ему как раз необходимо промочить пересохшее горло. Там, наверху, было несколько моментов, когда у него во рту напрочь пропадала слюна. Вперившись своими кобальтово-синими глазами в зеленые глаза Амалии, он дождался, пока она отведет взгляд.
   — Тебе должно быть стыдно, — холодно сказал он, рассматривая на свет вино в бокале. — То, что ты пыталась сегодня устроить, это самый настоящий шантаж. Я сразу это понял и ни за что не вернулся бы сюда, если бы этот твой костолом-вышибала не был так настойчив.
   — Не надо со мной разговаривать в таком тоне, Беннингтон! Я видела, как ты меня слушал, когда мы встретились в этом кабинете. Кажется, тогда ты не подвергал сомнению мои слова. А теперь она исчезла, и ты запел по-другому.
   — Ты заварила всю эту кашу из-за какой-то жалкой воровки, которая просто очень похожа на…
   — Не просто похожа, Вильям, — с чувством перебила Амалия, — а прямо один к одному. Конечно, я понимала, что могла ошибиться.
   — И скоро же ты сообразила, что из этого можно выдоить денежки. Я совершенно не понимаю, как работают твои мозги, Амалия, но на этот раз ты перешла все границы. Эта девушка… как там, Мэгги сказала, ее зовут?
   — Дженни.
   — Так вот, эта самая Дженни — обыкновенная маленькая шлюшка. Надеюсь, теперь ты это понимаешь? И мне плевать, на кого она похожа! — Он залпом допил свое шампанское. — Но наглость ее достойна всяческого восхищения. Подумать только: подходит к твоей парадной двери, заявляет, что ей надо кому-то там что-то передать, попадает наверх, в спальни, и благополучно обчищает карманы твоих клиентов! Не удивлюсь, если после этого случая дела у тебя пошатнутся.
   — По-моему, никого не обокрали, — огрызнулась Амалия, — Маршалл сказал, что застал ее на горяченьком, и она улизнула.
   — Что ж, если так, считай, что тебе повезло.
   — Ты хочешь рассказать об этом случае кому-то еще? — обеспокоенно спросила она.
   — А почему бы нет? Ты же пыталась нагреть руки на моем горе.
   — Горе? Ха-ха! — Амалия презрительно тряхнула головой. — И думаешь, я поверю, что ты по ней горевал? Или Стивен? Особенно Стивен. Он говорил не одной моей девочке, что она позор семьи. А в последнее время, судя по его словам, он и вовсе выбросил ее из головы.
   Вильям всегда подозревал, что у его сына слишком длинный язык. Сегодня он уже имел случай в этом убедиться, застав его драку с Кристианом Маршаллом. Теперь Амалия еще раз подтвердила это.
   — Думай что хочешь, Амалия. Не знаю, кого ты видела здесь сегодня, но уверяю тебя, это была не моя дочь!
   Амалия расхохоталась:
   — Ох, вот так сказанул!
   — Не придирайся к словам. Ну не дочь — падчерица.
   — Так радуйся, что не дочь! Если она действительно чокнутая, как говорил Стивен, тогда хоть тебе не надо волноваться, что та же печальная участь постигнет твоего… — Дверь слегка приоткрылась, и Амалия не договорила. — В чем дело, Тодд?
   — Я только хотел узнать, не понадобится ли мистеру Беннингтону кеб.
   Вильям поставил бокал на столик Амалии и поднялся с кресла.
   — Не стоит беспокоиться, я сейчас ухожу. — Тодд исчез за дверью, а Вильям, упершись руками в стол, угрожающе навис над Амалией. — Запомни, Амалия: если я еще раз услышу о том, что ты пытаешься мутить воду, то твое заведение вылетит в трубу. Уж я об этом позабочусь. И не думай, что у тебя хватит сил со мной тягаться. Шантаж дурно пахнет и вряд ли придется по вкусу нужным тебе людям. Не суй свой нос в чужие дела, мисс Чазэм, и после праздников приходи в банк. Заберешь свой вклад.
   — Как? — спросила она, не веря своим ушам. — Ты что, не хочешь держать мои деньги в своем банке? Я знаю, у тебя начались неприятности после того, как смерть Кэролайн Ван Дайк стала достоянием гласности. Поскольку свадьба не состоялась…
   — Ты не дала мне договорить. Забери все, кроме ста тысяч долларов, — Амалия тихо ахнула, — в такую сумму тебе обошлись сегодняшние ошибочные предположения и неуемная алчность. Если кому-нибудь хоть пикнешь об этом, можешь вообще распроститься со своим делом. — Он выпрямился и внимательно оглядел Амалию, прочесывая пятерней свою бородку. — Не провожай меня, я сам найду выход, — он любезно улыбнулся. — С Новым годом тебя, Амалия, с новым счастьем!
   Амалия сидела как деревянная. Когда Вильям ушел, она бессильно обмякла в кресле, совершенно измотанная этой долгой ночью. Господи, как же она могла так ошибиться? Вытянув из-под корсета порошок от головной боли, Амалия медленно надорвала пакетик.
   В кабинет робко заглянул Тодд.
   — Принеси-ка мне воды, Тодд.
   Тодд сходил в личную кухню Амалии и протянул ей стакан.
   — Ты неважно выглядишь. Хочешь, сделаю массаж?
   Она кивнула:
   — Только на шее и плечах.
   Она высыпала порошок в воду, сморщилась и выпила залпом, затем, поставив стакан на стол, наклонилась вперед. Тодд встал сзади и начал ее массировать. Его прикосновения были невероятно нежны, хотя он мог запросто расплющить ей шею своими ручищами. Он нащупывал ее напряженные места и надавливал на них именно так, как ей было нужно.
   — Вильям клянется, что эта девчонка не его падчерица, — сказала она наконец.
   — И ты ему веришь?
   У Амалии как будто груз с души свалился. Молодец Тодд! Только он один никогда не позволяет ей усомниться в себе.
   — Знаешь, Тодд, — тихо сказала она, взгляд ее стал тверже, а в голове уже выстраивался новый план, — кажется, не верю.
 
   Всю дорогу домой они ехали молча. Кристиан только велел ей поджать под себя ноги, чтобы опять не переохладить ступни, и больше они не обменялись ни словом. Затем он помог ей сойти с кеба, заплатил извозчику и быстро зашагал один по тротуару. Дженни поспешала следом.
   Мэри-Маргарет открыла им парадную дверь и приняла у Кристиана пальто.
   — У нее сейчас доктор Тернер, — сказала девушка. — Ему нужна помощь, чтобы загипсовать ногу, но она никого не подпускает. Ждет вас. Вам лучше подняться туда прямо сейчас.
   Лицо Кристиана посерело, он резко повернулся и зашагал наверх, поднимаясь по лестнице через ступеньку. Мэри-Маргарет сокрушенно покачала головой, глядя ему вслед.
   — Бедняга, — выдохнула она, — ну и ночка у него выдалась! Ведь он с миссис Брендивайн вот так. — Она показала Дженни два скрещенных пальца. — А что вы так долго? Мы так вас ждали, просто места себе не находили. Доктор Тернер уже собирался сам идти за вами к Амалии. Я хотела послать туда Лайама, но он сегодня вечером не на дежурстве.
   «И слава Богу!» — подумала Дженни.
   — Это долгая история, — устало сказала Дженни, не сводя глаз с верхнего лестничного пролета, где исчез Кристиан.
   Отстегнув у горла пряжку плаща, она сбросила его с плеч. Только услышав тихий вскрик Мэри-Маргарет, она вспомнила про порванный ворот платья и разодранный подол.
   — Пресвятые Иисус, Дева Мария и Иосиф! — испуганно запричитала служанка, выпучив глаза, и быстро перекрестилась. — Что с тобой стряслось?
   — Ничего, — сказала Дженни, опять закутываясь в плащ.
   — Ничего? Может быть, кто-то в салоне Амалии принял тебя за…
   — Да, примерно так.
   — О Боже!
   — Если не возражаешь, я не буду об этом рассказывать. И вообще я хочу спать. Теперь, когда мистер Маршалл у миссис Брендивайн, я, наверное, могу пойти к себе, как ты думаешь?
   Мэри-Маргарет кивнула и стала запирать входную дверь.
   — Иди, Дженни. Я только загляну к доктору Тернеру и тоже пойду спать. Не знаю, надо ли стелить постель в спальне мистера Маршалла. Добавлять ли угля в огонь?
   Она обернулась и увидела, что разговаривает с пустотой. Дженни уже поднималась по лестнице. Она шла медленно, почти болезненно. Ее рука не скользила по гладким перилам, а цеплялась за них, ища опору. Мэри-Маргарет погасила лампы в прихожей и тоже поднялась наверх, задумчиво сдвинув свои огненно-рыжие брови.

Глава 9

   — He хотите ли чего-нибудь еще? — спросила Дженни больную. — Может, еще чашку чая? Миссис Моррисей сегодня утром напекла пирожков.
   Миссис Брендивайн фыркнула и недовольно поджала губы. Это выражение совсем не шло ее добродушно-розовощекому лицу.
   — Хватит развлекать меня едой и питьем! Меня уже тошнит от этой кровати, этой комнаты и пирожков миссис Моррисей! Отдай их Лайаму О'Шиа или скорми той бродячей собаке, которую ты взяла в дом и которую вы все от меня скрываете, — она сморщила нос, — а если я выпью еще одну чашку чая, то просто уплыву.
   — О Господи, вы сегодня явно не в духе!
   Дженни нагнулась над кроватью и, пряча улыбку, поправила подушки за спиной экономки. Она прекрасно понимала миссис Брендивайн. Быть прикованной к постели целых две недели и знать, что предстоит валяться еще по крайней мере месяц, — это кого угодно выведет из терпения. Дженни взглянула на забинтованную ногу миссис Брендивайн и увидела, что лодыжка опухла. Доктор Тернер предупреждал Дженни, чтобы она следила за состоянием больной ноги и не допускала ухудшения.
   — Давайте немного поднимем ногу?
   — Ты поднимешь, — проворчала миссис Брендивайн, — я не могу ею даже пошевелить.
   — Неужели эти шины действительно такие тяжелые?
   Миссис Брендивайн посмотрела на свою сломанную ногу, лежавшую поверх одеял. Деревянные шины были наложены от лодыжки до колена и держались с помощью обмотанных вокруг ноги бинтов. Эта жесткая и громоздкая конструкция все же в точности выполняла свое назначение — удерживала ногу в неподвижности.
   — Чертова деревяшка! По-моему, доктор Тернер выстроил целый дом вокруг моей ноги.
   Дженни улыбнулась и осторожно подложила подушку под ногу миссис Брендивайн, прикрыв шину сборчатым подолом ее ночной сорочки.
   — Когда вы так говорите, вы становитесь очень похожи на мистера Маршалла, — заметила она с едва заметной улыбкой.
   Миссис Брендивайн притворилась оскорбленной:
   — Ну зачем ты меня обижаешь? Где он, кстати, ходит? Сегодня я его вообще не видела.
   — Он ушел в издательство.
   — Опять? На этой неделе он ходит туда каждый день.
   — Не знаю, — Дженни нарочито небрежно пожала плечами. Она поставила поднос с завтраком на колени миссис Брендивайн и, чтобы чем-то занять руки, принялась бесцельно переставлять на нем приборы. — Он не посвящает меня в свои дела, да они меня и не касаются. А если бы даже и касались, у меня нет ни времени, ни желания в них вникать.
   Они с Кристианом так ни разу и не говорили о ночи, проведенной в заведении Амалии. Дженни даже не полюбопытствовала по поводу небольшой заминки в коридоре у дверей спальни Мэгги. Она боялась, что это повлечет за собой другие вопросы и другие воспоминания. Кристиан тоже молчал. Если не считать взглядов, которые он порой украдкой бросал в ее сторону, казалось, он совершенно выбросил из головы ту новогоднюю ночь.
   — Хватит, остановись, — сказала миссис Брендивайн, показывая на беспокойно мелькавшие руки Дженни, — и убери поднос. Мне не хочется есть.
   Дженни поставила поднос на ночной столик и взяла лежавшую там книгу.
   — Хотите, я вам почитаю? — спросила она, перелистывая страницы в поисках того места, где они вчера остановились.
   — Положи книгу и не уходи от ответа.
   — Даже и не думала, — отозвалась Дженни, откладывая книгу.
   — Хм, рассказывай! У меня плохо с ногой, а не с головой, голубушка. Я вижу, что между вами обоими что-то происходит. Наверное, даже лучше вижу, чем раньше, ведь сейчас у меня появилось много времени для размышлений.
   — Тогда позвольте дать вам совет: займитесь вышиванием, шейте или пишите письма, — не сдавалась Дженни.
   На губах миссис Брендивайн заиграла слабая улыбка. Она задумчиво дотронулась до ямочки на подбородке.
   — Мистер Маршалл никогда раньше не уделял «Кроникл» так много внимания. Он заглядывал в издательство один-два раза в неделю, не больше. Конечно, помимо этого, он делал для газеты много других полезных вещей, но чтобы он так рьяно изо дня в день ходил на работу… такого я что-то не припомню.
   — Но вы же не знаете, чем он сейчас занимается, — возразила Дженни, — то, что он туда ходит, еще не значит, что он что-то делает. Может, он просто сидит за столом и плюет в потолок.
   — Вот то-то и оно, милая. Конечно, это всего лишь мои предположения, — миссис Брендивайн невинно воздела глаза к потолку. — Но мне кажется, он не столько интересуется газетой, сколько просто стремится уйти из этого дома.
   Дженни, как ни старалась, не смогла удержаться от вопроса:
   — С чего вы взяли?
   — С того — и поверь, это вовсе не мое разыгравшееся воображение, что вы с ним избегали друг друга еще до того, как я сломала ногу. А потом стало еще хуже. Поскольку теперь у тебя появились новые обязанности сиделки, то вы с мистером Маршаллом неизбежно стали бы видеться чаще. Чтобы этого не случилось, он и пропадает целыми днями в издательстве. Ну, что ты теперь на это скажешь, Дженни?
   — Вам надо спросить об этом у мистера Маршалла, — уклонилась Дженни от ответа, — вряд ли я смогу объяснить его поведение.
   — Что случилось в ту ночь, когда ты ездила к Амалии? — не унималась экономка. — Мэри-Маргарет рассказала мне, в каком ты пришла виде…
   — У Мэри-Маргарет слишком длинный язык.
   — Мистер Маршалл тебе что-то сделал?
   — Прекратите! — взволнованно вскрикнула Дженни. Повисло напряженное молчание. Дженни опустила плечи и отвела глаза от испуганного лица миссис Брендивайн. — Простите, — пробормотала она, — я не должна была с вами так говорить. Просто мне не хочется обсуждать все это, а особенно ту ночь.
   — Это мне надо просить у тебя прощения.
   Дженни покачала головой:
   — Нет-нет. Я все понимаю — вы за него переживаете.
   — И за тебя тоже. Но это не оправдывает мое назойливое любопытство.
   Подойдя к окну, Дженни раздвинула занавески и расчистила ногтем маленький кружок на заледеневшем стекле, который почти тут же затуманился от ее дыхания.
   — Я тоже за него переживаю, — наконец сказала она почти шепотом, — вы знаете, что он почти никогда не смеется и не улыбается? Он производит впечатление этакого сильного, невозмутимого человека, но я видела в его глазах такую боль! Мне кажется, ему всегда плохо, — она повернулась, привалившись плечом и затылком к стеклу. — Я говорю не о его ноге. Эта рана не сильно его беспокоит. Но здесь, — она положила руку на сердце, — здесь, в душе, у него пустота. — Дженни усмехнулась, решив, что, наверное, слишком разоткровенничалась. — Ну а теперь что вы на это скажете?
   — Да, — тихо произнесла миссис Брендивайн и посмотрела на Дженни увлажнившимися глазами. Как невинна и как мудра эта женщина-ребенок, как хорошо она понимает Кристиана! — Эта пустота была там не всегда, — продолжила пожилая женщина, — она открылась во время войны.
   — Я так и думала. — Помолчав, Дженни все-таки рискнула спросить:
   — Он потерял всех своих родных, да?
   — Да. Сначала под Булл-Раном погиб Брэйден. Через два года под Геттисбергом убили Дэвида. Говорили, это случилось всего в двадцати ярдах от того места, где стояла рота Кристиана.
   Миссис Брендивайн рассеянно теребила кружевной воротничок своей ночной сорочки, вспоминая, каким вернулся Кристиан с войны — озлобленным и с пустыми глазами. Тогда-то и начались его бесконечные душевные терзания и самобичевание.
   — Можно сказать, что миссис Маршалл тоже стала жертвой войны. Каждый день в госпитали поступали сотни раненых. Она добровольно пошла работать медсестрой. Было бы куда легче и приятнее собирать средства и продовольствие для фронта, но это не для Кэти. Она никогда не искала легких путей и всегда рвалась в самую гущу событий. В этом они с Кристианом очень похожи. Мечтатели, романтики! Двое сыновей погибли, один вернулся раненый, но она лишь сильнее укрепилась в своем убеждении, что все эти жертвы были не напрасны. В госпитале вспыхнула холера. Эпидемия косила всех без разбора. Болезни не было дела до того, что Маршаллы уже хлебнули немало горя на этой войне. Кэти умерла здесь, дома, через несколько дней после заражения.
   — Кристиан в это время был здесь?
   — Хмм. Это было в сентябре шестьдесят третьего, через два месяца после Геттисберга. Он не отходил от нее до того самого момента, как ее опустили в могилу, а потом, ни слова не говоря, собрал вещи и опять ушел на фронт.
   — Но его нога!
   — К тому времени он уже мог ходить. В армии обрадовались его возвращению, а Кристиан… он просто должен был быть там. В то время у них с отцом сложились очень непростые отношения. Харрисон почти все свое время тратил на газету: редактировал, писал статьи, призывая идти на фронт и собирать средства на нужды армии. Людей в редакции не хватало — многие воевали, — и работы у него было непочатый край.
   — Кристиан не всегда соглашался с политикой Харрисона, — продолжала миссис Брендивайн, — но больше всего его возмущало, что, когда Кэти болела и нуждалась в поддержке мужа, его часами не бывало дома. Харрисон был в «Кроникл», когда умерла его жена. Кристиан не мог простить этого отцу и ушел, — экономка сокрушенно вздохнула, покачивая головой. — Всю свою жизнь Кэти постоянно сдерживала напряжение в отношениях между мужем и вторым сыном. Она обычно посвящала меня в свои дела. «Господи, — говорила она, — суждено ли мне дождаться дня, когда они заживут мирно?» Она так и не дождалась этого дня. Ее смерть окончательно разъединила отца и сына.
   — И что, они так и не помирились? Даже после войны?
   — Особенно после войны. Нет, Харрисон по-своему пытался наладить отношения с сыном, как мог помогал доктору Тернеру. Он хотел привлечь Кристиана к работе в издательстве, но газета всегда была их главным яблоком раздора. В те дни Кристиан был очень замкнут и зол. Он не понимал, что Харрисону тоже тяжело, что, уходя с головой в работу, он таким образом спасается от горя. В то время они очень нуждались друг в друге, но ни один из них так и не смог сделать первый шаг к примирению. Харрисон умер в своем кабинете в «Кроникл» семь месяцев назад. У него случился удар. В это время Кристиан был в каком-то клубе, пил и играл в карты.
   — О Боже!
   — Они всегда любили друг друга, — продолжала миссис Брсндивайн, — это несомненно. Но между ними все время было какое-то противостояние.
   — Кажется, я понимаю, — сказала Дженни, — наверное, они были очень похожи. Судя по всему, мистер Маршалл — решительный, упрямый, волевой и даже властный человек.
   — Ты говоришь об отце или о сыне?
   — Вот именно: что один, что другой — никакой разницы! — Она оттолкнулась от окна и подошла к кровати. — Но кажется, был еще один брат? Что случилось с ним?
   Миссис Брендивайн кивнула.
   — Младший, Логан. Миссис Маршалл так и не узнала о судьбе младшего сына. — Экономка прерывисто вздохнула, чтобы успокоиться. — Мы считаем, он умер в Джорджии, в андерсонвилльской тюрьме. Официального извещения мы так и не получили — ни от южного, ни от северного правительства. В последнем письме он писал, что ему грозит плен. Он, как и Кристиан, был разведчиком.
   — Вы хотите сказать — шпионом?
   — Что ж, наверное, можно назвать и так. Он работал на Мэтью Брэди.
   — Брэди был фотографом?
   Миссис Брендивайн удивилась. Откуда Дженни знает, чем занимался Брэди? Что касается ее самой, то она никогда бы не слышала об этом человеке, если бы не его связь с Логаном и Кристианом.
   — Тебе известно, кто такой мистер Брэди?
   — Я знакома с его фотографиями. Во всяком случае, с некоторыми из них. Я была на выставке в… — Дженни спохватилась. Она не могла сказать, где видела фотографии Брэди, потому что экономка ни за что ей не поверит. А если поверит… что ж, и в этом случае объясниться будет так же непросто. — Война всегда казалась мне чем-то не совсем реальным, пока я не увидела его работы. Это поразительная по своей полноте и простоте хроника фронтовых событий.