Гурова Анна Евгеньевна. Дракон мелового периода

   Я устыдилась. Самое неприятное, что Мишка был на сто процентов прав. Хоть Джеф и отказался брать меня в ученики, но кое-чему я от него все же научилась. В частности – подсовывать в опасные места людей, которые мне доверяют.
   – Ладно уж, расскажу, где была. – согласилась я. – Только это тайна. И вы все равно мне не поверите.
   – Поехали к бабке, пока мы тут от холода не околели. – предложила Машка.
   – Нет, лучше ко мне, тут ближе. А по дороге все и расскажешь. – добавил Мишка.
 
   * * *
 
   В общем, я рассказала им все, начиная с того, как узнала о сожженной библиотеке, заканчивая проклятием Джефа и материализацией вампиров в Машкином дворе. Вопреки моим ожиданиям, все было выслушано безо всяких насмешек и сомнений, хотя Машка смотрела на меня такими вытаращенными глазами, как будто я ей рассказывала сказки Шахерезады, и все поглядывала на Мишку. Когда я закончила, с полминуты все молчали. Потом Мишка тихонько засмеялся. Это был странный смех – смущенный и самодовольный одновременно, как будто не имеющий отношения к моему рассказу.
   – А говоришь – меня не касается. – посмеиваясь, сказал Миша. – Касается, и еще тесней, чем Машки. Помнишь, я тебе рассказывал о моем родственнике, который в город ушел, учиться на типографского работника? Так его звали Матвей. Матвей Корин. Я и не знал, что он настолько знаменит.
   – Думаешь, тот самый? – деловито спросила Машка, прежде чем я успела отреагировать.
   – Точно он. К нам лет десять еще назад приезжал какой-то историк из Питера, на чердаке копался, вещи его искал – я, правда, маленький был, но мать подтвердит. Вот, значит, в чем было дело...
   – Погоди. – прервала я. Новость не укладывалась в голове. – Корин же знаменитость! Первый в мире мастер реальности!
   – И что?
   – Ну, я думала, что у него на родине... ну, какой-нибудь мемориальный комплекс... памятник... Музей-квартира... хоть памятная доска... а тут о нем вообще ничего не знают. Наверно, это все-таки кто-нибудь другой. Мало ли в России Кориных?
   – Много. – согласился Мишка. – Корины исконный утишинский род. Но, кроме Матвея, никто птиц оживлять не умел. Ты пойми, его здесь выродком считали – какие там мемориальные комплексы... выгнать в город и забыть.
   – Эх, будь мы в городе, я бы залезла в Интернет и посмотрела биографию Корина...
   – Да что ты сомневаешься? – возмутилась Машка. – Ты на Михаила посмотри!
   Мишка глянул на мою сестру и улыбнулся так тепло, что на его лице и вправду промелькнуло что-то неземное.
   – Мы с тобой, между прочим, тоже с Кориными в родстве. – заявила Машка. – Гелька, а ты можешь сделать так, чтобы у меня слепой глаз прозрел?
   – Да я не волшебник! Чистое Творчество – это просто вид искусства.
   – Как ни назови, а суть не меняется. – заявила Машка.
   Я хотела возразить, а потом вспомнила, что Погодина говорила примерно то же самое и промолчала.

13. Призрак в шинели.

   До Краснозаводского от карьера было километра два. Уже достаточно рассвело, чтобы можно было проехать на велике по раскатанной лесной тропе, не рискуя свернуть себе шею. Краснозаводское спало глубоким сном. Как белые призраки – с ног до головы в меловой крошке – мы бесшумно пролетели по пустым улицам, свернули в Мишкин двор и прокрались в избу. Несколько минут мы с Машкой простояли в пахнущих укропом сенях, слушая, как в соседней комнате Мишка объясняется с недовольной сонной матерью.
   – Чего-то мне спать расхотелось. – прошептала зевавшая всю дорогу сестра. – А вот поесть – наоборот...
   Скрипнула дверь, и рядом послышалось Мишкино дыхание.
   – Значит так. – сердитым шепотом сообщил он. – мать говорит – идите на чердак, там две кровати, или на летнюю кухню, там тоже диванчик имеется.
   – Я за чердак. – высказалась я. – На улице замерзнем.
   – Не советую. – сказал Мишка. – Там страшная грязища – никто не жил лет восемь, если не больше.
   – Надо было к бабке идти...
   – Так кто же знал! – с досадой сказал Мишка.
   – Предлагаю другой вариант. – прошептала Машка. – Ты чем-нибудь меня накормишь, мы все втроем пойдем на чердак и там поболтаем. Все равно не уснем.
 
   Дверь, ведущая на чердак, была заперта на висячий замок, который Мишка не без труда отомкнул.
   – Не пугаться. – предупредил он. – С тех пор как отец умер, сюда никто не поднимался.
   Зажглась тусклая лампочка, осветив тесную комнатку с низким полотком. На чердаке было не столько грязно, сколько пыльно. Со стен свисали отклеившиеся обои двадцатилетней давности. На аккуратно застеленных железных постелях белье успело не только пожелтеть, но и покрыться черными разводами плесени. Стоило нам войти, как пыль взлетела в воздух и комната потонула в сером тумане. Мишка с треском распахнул окно.
   – Лучше уж пусть комары налетят. – буркнул он.
   Машка села на постель, положила котлету на хлеб и принялась азартно жевать. Я занялась этнографическими изысканиями, благо что материал для них присутствовал.
   – О, настоящие вологодские кружева! А это что на полу? Чайник? А почему у него два носика?
   – Это умывальник. – пояснил Мишка. – Устраивайтесь, я схожу за нормальными одеялами.
   – Хотела бы я посмотреть на этого Джефа. – невнятно проговорила Машка.
   – А я – нет. Уже насмотрелась, спасибо.
   – Я думаю, что тебе надо найти его и отобрать книгу Мишкиного предка. – заявила сестра. Я скептически усмехнулась:
   – Думаешь, это так просто? Найти, отобрать... Да и зачем мне испорченная книга?
   – Ну, хотя бы почитать, что в ней дальше. – донесся с лестницы приглушенный Мишкин голос. – И выяснить, что с тобой происходит.
   «Разве со мной что-то происходит?» – удивилась я. А потом подумала: да, происходит. Со мной уже некоторое время творятся странные вещи. Я как будто попала во власть внешних сил, которые не могу ни объяснить, ни контролировать. Что-то вокруг меня закручивается, а я не вижу ни начала, ни конца.
   – Думаете, в книге можно найти ответ? – задумчиво спросила я. – В общих чертах мне известно, что пишут в таких книгах. Превращение материи, которое мастер реальности совершает инстинктивно, за считанные секунды, там разобрано на десятки и сотни этапов. Это мне не нужно...
   – Откуда ты знаешь, что там написано именно это? – спросил Мишка. – Ты ее читала?
   – Джеф говорил... потом Хохланд...
   – Хохланд книги не видел, а пересказывал тебе слухи. – возразил Мишка. – А Джеф... Судя по тому, что ты о нем рассказала, ему верить нельзя. Ни единому слову.
   Я подумала о сером мире и тяжко вздохнула. Поистине, от знания – одна печаль. Кто же скажет мне правду? Эзергиль говорила – собрать правду из элементов, как пазл...
   – Жаль, что этот Джеф приезжал сюда так давно. – сказал Мишка. – Будь я постарше, ни за что бы не позволил ему забрать Книгу.
   – Я вот подумала – может, она тебе и предназначалась? – спросила Машка. – Послание потомкам.
   Эти слова натолкнули меня на любопытную мысль.
   – Когда Джеф рассказывал о своей экспедиции на родину Корина, он сказал, что там была не только тетрадь. В мастерской Мухиной оставались и другие его вещи, которые были потом переправлены к родственникам, то есть сюда. Миш, тебе об этом ничего не известно?
   Мишка нахмурился:
   – Другие вещи? Нет, вообще впервые слышу. Может быть, мать знает.
   Я старательно восстанавливала в памяти давний разговор с Джефом. Где это было – в Хоразоне? Нет, на пятом ярусе. Джеф был в ярости и отчаянии и выдал мне массу мелких подробностей. Вдруг там проскользнет какая-то деталь.
   – Джеф говорил, что тетрадь нашлась на чердаке. – медленно произнесла я. – Среди прочих... личных вещей.
   – Других чердаков тут нет. – сказал Мишка. Мы дружно осмотрелись. Маленькая пустая пыльная комната. Две кровати, которые не разбирались уже много лет. Рукомойник валяется в углу.
   – Бесполезно. Все ценное Джеф наверняка увез. А остальное родители выкинули. – сказал Мишка.
   – Какие бывают личные вещи? – задала Машка вопрос в пространство.
   – Записная книжка. – сказала я. – Зубная щетка. Белье. Вообще одежда. Вспомнила! Книгу Корина нашли в кармане пальто!
   Мишка посмотрел на меня и вдруг улыбнулся.
   – Я знаю, что это за пальто. – сказал он. – Маш, ну-ка, слазь с кровати.
   Когда Машка подчинилась, он сбросил на пол подушки, кружевное покрывало, белье и перину, снова подняв тучу пыли. Под периной обнаружился древнего вида матрас, а на матрасе лежала сплющенная серовато-зеленая красноармейская шинель. Все пуговицы были срезаны, но материал выглядел почти как новый – не истлевший и не побитый молью.
   – Вот оно. – довольно заявил Мишка. – Натуральное сукно. Отец хотел перешить себе на пальто, а потом помер, и мать положила шинель под матрас. – пускай ждет, пока я вырасту.
   – Дай-ка мне. – отодвинула его Машка. Вдвоем мы минут десять обшаривали карманы Синели, прощупывали швы, в общем, тщательно исследовали каждый сантиметр ткани, сами не зная толком, что ищем. Результат был нулевой. Я разочарованно отложила шинель на кровать.
   – Может, это было другое пальто? – с надеждой спросила я Мишку. Он устало пожал плечами:
   – По-моему, это. А может, и нет. Завтра пошарим в шифоньере у матери. Там подобного барахла вагон.
   – Кстати, неплохое пальтецо. – заметила я, глядя на бесполезную шинель. – Этакое, в стиле «милитари». Если отдать в химчистку, рукава подкоротить, обшить гарусом и подобрать красивые пуговицы, а к нему еще ботинки со шнуровкой до колена, на протекторе, стрижку «ежик» и темные очки... Миш, дай примерить!
   Я напялила шинель и утонула в ней. Она была сыроватой, пахла тленом и неприятно холодила кожу. Потом захотела примерить Машка. Поскольку сестра была ниже меня ростом и коренастее, зрелище получилось еще потешнее. Мишка долго наблюдал за нами, а потом сказал:
   – Дайте-ка мне!
   Мишке шинель неожиданно пошла. В шинели нараспашку, с оборванными пуговицами и русыми вихрами он стал похож на белогвардейского корнета, которого ведут на расстрел. Так я ему и сказала. Мишка в ответ отдал честь на белогвардейский манер и принялся стаскивать шинель.
   Вдруг его движения замедлились, а затем он и вовсе замер, наполовину вытащив руку из рукава.
   – Застрял? Помочь? – заботливо спросила Машка.
   Мишка отступил на шаг и глухим голосом сказал:
   – Тихо.
   Мы застыли, глядя на него с изумлением. Мишка сунул руку обратно в рукав. Он стоял, низко наклонив голову, и как будто к чему-то прислушивался.
   – Что слу...
   – Тихо. – едва слышно повторил он. – Я слышу голос.
   Я увидела, что его лицо заблестело от пота, и мне внезапно стало жутко. Кажется, то же самое испытывала Машка.
   – Внизу кто-то есть? – шепотом спросила она.
   Мишка качнул головой, продолжая молчать. Мы тоже замерли, стараясь даже не дышать. В доме было так тихо, что я слышала, как внизу в комнате тикают часы. Машка беспокойно шевельнулась:
   – В чем дело-то?
   Мишка вздохнул, поднял голову, страдальчески сморщился и сказал:
   – Я здесь уже был.
   – В смысле?
   – Ну, здесь. – Он обвел рукой комнату.
   – Конечно, был! Это же твой дом. – нетерпеливо ответила Машка.
   – Ну и что?!
   – Не, он не это имеет в виду. – волнуясь, возразила я. Казалось, я понимаю, что с ним происходит. – У тебя дежа вю, да? Кажется, будто ты был тут раньше, когда тебя тут быть не могло...
   – Только вот в чем штука. – морщась, продолжал Мишка. На мои слова он не отреагировал и вел себя так, как будто я ничего не говорила. – Помню, как отсюда уезжал, но не помню, как вернулся.
   – Куда уезжал?
   – В Москву. – сказал Мишка, поворачивая голову из стороны в сторону. – Ну здесь и грязь! Куда мамаша смотрит...
   До меня начало доходить. Я вцепилась Машке руку, с ужасом гадая, чем все это кончится.
   – Да ты отродясь не был в Москве. – возмутилась Машка. – А значит, и вернуться оттуда не мог.
   – Как же я не вернулся, ежели здесь моя шинель? – впервые взглянув на нее, возразил Мишка. Он перевел взгляд вниз и укоризненно добавил: – И какие сволочи все пуговицы оборвали? В поезде,что ли?
   Тут дошло и до Машки, что дело нечисто. Она вытаращилась на Мишку со страхом и подозрением:
   – Миш, с тобой все в порядке?
   Мишка не отреагировал, как будто обращались не к нему. Я сжала Машкину ладонь, давая понять, чтобы заткнулась.
   – Что с ним? – пробормотала она, обращаясь ко мне.
   – Ты что, не видишь, что это никакой не Мишка? – прошипела я ей в ухо. – Это дух Корина в его теле. Он, может, даже не знает, что умер. Он думает, что приехал домой из Москвы.
   Машка побледнела и застыла в глубоком параличе. А я решила рискнуть.
   – Воры тут были, воры. – запинаясь, сказала я, вступая в игру. – Все украли, даже пуговицы с шинели. И Книгу Ко... то есть тетрадку вашу с записями унесли.
   Это было натуральной авантюрой – пытаться перехитрить призрака. Что будет дальше с нами, а главное – с Мишкой, я не могла и представить.
   – Шут с ней, с этой тетрадкой. – с каким-то даже ожесточением заявил дух Корина. – Никому она не нужна. Меня из-за нее чуть в гэпэу не забрали. Кто тебе, говорят, это продиктовал? А там все написано, как есть: что, откуда, зачем...
   – Я выхожу из тьмы луны навстречу рассвету. – начала я, трепеща. – Я есть земля и вода...
   Я прочитала наизусть съеденный мной отрывок. Дух Корина внимательно слушал, благосклонно кивал и поправлял, когда я (нарочно) сбивалась. Дочитав до слов «...а образ отражается в воде...», я запнулась и искательно взглянула на Корина.
   – Ну, чего остановилась? – грубовато спросил он. – Забыла, что ли? И заговорил сам:

 
Я – камень живой,
пробуждающий жизнь,
дающий силу,
жаждущий совершенства,
изгоняющий смерть,
исцеляющий материю и дух, тело и разум
от тленности и нечистоты.
 

   – Дальше, дальше! – жадно шептала я.

 
Я побеждаю волчицу
и раскрываю врата храма,
Чтобы мертвое снова стало живым,
Чтобы рухнули стены башни лжи,
Чтобы белый дракон победил черного,
Чтобы истинный целитель был явлен миру...
 

   Полученные сведения были так важны, что я на мгновение даже забыла, с кем разговариваю. Книга Корина из первых рук! Я могу восстановить ее целиком, и тетрадка Джефа перестанет быть единственным экземпляром, и более того – это будет работающий экземпляр!
   Но тут из паралича вышла Машка. С яростным воплем она набросилась на призрака в теле Мишки и с криком «Изыди, нечистый!» принялась вытряхивать Мишку из шинели. Прежде чем я успела что-то предпринять, шинель была безжалостно сорвана. Мишка не особенно-то и сопротивлялся. Он стоял, как манекен. – казалось, толкни, и упадет.
   – Мишенька! Миленький! Очнись! – услышала я Машкин крик. Мишка, закатив глаза, не реагировал. Шинель валялась на полу, как тело убитого. Я хотела ее подобрать, но побоялась.
   – Не тряси. – наконец выговорил Мишка, вяло пытаясь отстраниться от Машки. Сестра испустила дикий вопль и повисла у Мишки на шее, как будто он вернулся с того света.
   – Хватит орать, всех перебудишь. – одернула я ее. Нет, я тоже была рада, что все обошлось – но такой шанс был упущен!
   – Я что-то говорил? – пробормотал Мишка, В его глаза возвращался разум. – Черт, голова болит! Надел шинель, услышал голос и больше ничего не помню.
   – Не ты. – сказала я. – Призрак Корина. А Машка его спугнула, и он ушел. Все испортила!
   – И слава Богу. – выкрикнула сестра. – Мишенька... что с тобой?
   Мишка, бледный, как мертвец, клонился набок. Мы с Машкой подхватили его и совместными усилиями положили на кровать. Машка стащила с него кроссовки. Я подобрала с пола шинель, на всякий случай заглянув в рукава, как будто там мог скрываться призрак. Мишка что-то пробормотал, потом задышал ровно и вроде как уснул.
   – Какой он горячий! – услышала я плачущий голос Машки. – Гелька, что делать-то?
   – Ничего с ним не будет. – сказала я, сердясь, что Машка помешала дослушать призрака. Пока она хлопотала над Мишкой, я в уме повторяла слова Книги, пытаясь вникнуть в их смысл. Волчица... храм... белый дракон... черный дракон... башня лжи... истинный целитель. Опять он. Истинный целитель, который что-то знает, чего не знаю я... Задумавшись, я не сразу услышала Машкины всхлипывания.
   – Ну что с тобой? – устало спросила я. Сестра сидела на краю кровати и заливалась слезами.
   – Мишку... жалко... – выговорила она, глотая слезы. – А если не очнется? Вдруг он инвалидом останется?
   – Не останется. – принялась я утешать Машку. – Он пережил потрясение, а теперь просто спит. Так всегда бывает, когда вселяется призрак. Я читала.
   – Правда? – жалобно спросила Машка. Все ее лицо было в разводах от слез и мела.
   – Он проспит до утра и проснется здоровый. – сказала я. – Иди умойся. Ну посмотри на себя – сущее пугало...
   Неожиданно Машка опять зарыдала.
   – Ну что с тобой такое? – огорчилась я. Машка, всхлипывая, залепетала что-то неразборчивое.
   – Никогда он меня не полюбит... такую уродину...
   Я была поражена.
   – Машка, что ты несешь? Ты же красивая!
   – Я? – горько переспросила сестра, размазывая по лицу мел. – Я же инвалидка, ты что, не в курсе? Знаешь, как меня в школе обзывали? Лихо одноглазое! Он никогда не посмотрит на такую...
   – Но... – Я не находила слов, пораженная такой слепотой. Мне, да и всем окружающим, было совершенно очевидно, что Мишка к Машке неравнодушен.
   – Но он же сегодня побежал тебя спасать! Рискуя жизнью!
   – Он просто добрый... он всех спасает... Машка снова залилась слезами. Я растерялась и расстроилась. Чувствуя, что еще чуть-чуть, и зареву за компанию с сестрой, я села рядом с Машкой на кровать и обняла ее за плечи.
   – Я тебе помогу. – пообещала я. Машкино лицо сразу просветлело;
   – С глазом?
   Она взглянула на меня с такой надеждой, что стало совестно.
   – Помогу, чем смогу. – уточнила я.
   – Спасибо, Гелечка!
   Машка подозрительно быстро успокоилась.
   – Слышала – чем смогу! Никаких гарантии.
   – Да, да, я поняла.
   – Наверняка превратно...
 

* * *

 
   Мы с Машкой вернулись в Утишье, когда уже совсем рассвело, слишком взволнованные, чтобы спать. В воротах нас встретила разъяренная бабка, которая прождала всю ночь. Она долго ругалась в глубоко шокировавших меня выражениях, а Машку вдобравок выдрала пучком крапивы, после чего заперла нас обеих в избе. Экзекуция волшебным образом оказала успокаивающее воздействие, и остаток дня мы проспали беспробудным сном.

14. И снова волшебные цветы. Поход за купавой.

   – Смотри, всего одиннадцать, а уже темнеет. – сказала Машка, широко загребая веслами. – Белые ночи кончаются.
   Мы плыли по Утке на лодке-плоскодонке. Воздух был прохладный, сырой и пах дождем и тиной. Весла с глухим всплеском погружались в мутную от недавнего дождя воду, полную всякой живности и растительности. Речка была неширокая, с вкрадчивым течением. Справа берег был низкий, травянистый; смутно виднелись баньки, изгороди и лодочные сараи, а подальше уютно светились вечерние огоньки Утишья, Слева в воде полоскал корни и ветви сплошной ольхово-ивовый лес. Небо над лесом светилось виниловыми красками заката.
   – Лето кончается. – поправила ее я.
   – Что ты, весь август впереди.
   – Неважно. Теперь с каждым днем лета будет все меньше и меньше. Смотрела фильм «Лангольеры»? Там самолет попал во вчерашний день, и оказалось, что мир каждое утро создается, а вечером – разрушается. И вот они вышли из самолета, а вокруг – никого... только мир распадается. Сначала потихоньку, потом сильнее, а под конец они взлетают, а земля под ними разваливается и исчезает в космическом пространстве. Так и с летом.
   – Да ну тебя с твоими страшилками. – зевнула Машка. – Опять за старое. Мало тебе дракона...
   – Сама что-нибудь придумай.
   – А чего там придумывать? Вот видишь лес? Из него иногда выходят дикие кабаны. Мой дядька один раз видел. Он тут ходил на ночную рыбалку, и вдруг треск, хрюканье, из леса выломился здоровенный кабан, залез в воду да и поплыл...
   – Куда? К нему?
   – Нет, на другой берег. Жрать в огороды. Но мог и напасть. Кабаны, они тупые и свирепые.
   Им в любой момент моча в голову ударяет, и тогда они последний разум теряют и начинают крушить все подряд...
   Я с опаской посмотрела на темную стену зарослей. Все-таки хорошо, что я отсюда через три дня уезжаю. Хотя и за три дня всякое может случиться. Дикое место это Утишье. Колдовское, непредсказуемое и опасное.
   – А знаешь. – заявила вдруг Машка, как будто (итая мои мысли. – мне последние дни чего-то не хватало. Я не могла понять – чего. А сейчас дошло: дракона мне белого не хватает! Хочешь верь, хочешь не верь! Я тут съездила к ручью, и такая тоска на меня напала... Пусто там как-то, скучно, обычно. Хоть бы какая змеюка белая из ямы выплыла...
   – И тебя – хап!
   – Он людей не ел. – печально сказала Машка. – Если бы ел, то ему на карьере такой случай представился... Он нас просто попугал. Или поиграть хотелось. Жаль, что ты его убила.
   – Ну, приехали. Да я нас всех спасла!
   – И все-таки зря... Знаешь, что мне Мишка как-то раз сказал? Если ты оживила многоножку, то она должна тебе служить.
   – Но ведь не служила! – с досадой возразила я. – Думаешь, я сама об этом не думала? Думаешь, не пробовала наладить с ней контакт? Это же многоножка, понимаешь – гигантский червяк! Тупой! Попробуй наладь контакт с червяком!
   – Представляешь, как здорово было бы иметь собственного ручного дракона… – принялась фантазировать Машка. – Летаешь на нем где хочешь, и никто тебе поперек слова не вякнет, А он еще и защищать тебя может...
   Я вдруг вспомнила, как дракон вынес меня из мелового моря, а потом налетел на Эзергиль. Нет, существо глупее рыбы на такое не способно. Неужели я что-то упустила?
   – Знаешь, он иногда как будто угадывал мои желания. – сказала я. – Один раз из трех. Но только я начинала думать – ура, он меня понимает, как вдруг раз – и дракон что-нибудь выкинет по-своему, или вообще не отреагирует.
   – Может, он твои мысли читал? Дракон-телепат?
   – Это червяк! Летающий глист! Он не мог читать мысли. Ему нечем их читать. Все, его завалило, и хватит об этом. Как там Мишка?
   – Вроде ничего. Я к нему вчера ходила. Он лежит, но чувствует себя получше, и температура вроде спадает.
   – А что врач сказал?
   – Говорит, менингит.
   – Ха, какой еще менингит! Мишка ему про призрака рассказывал?
   – Ага, конечно. После этого ему не менингит, а белую горячку поставят.
   Огни Утишья скрылись за излучиной реки. Теперь кабаний лес рос по обоим берегам. Свисающие над водой ветви не внушали доверия. Я попросила Машку выгрести на фарватер.
   – Близко уже этот остров?
   – Еще минут десять.
   – А поближе ты не могла найти свою купаву? Мы же в темноте ее просто не найдем!
   – Поближе она не растет. Чудо, что еще на острове выросла.
   – Вернее, чудо, что ты ее нашла.
   – Спасибо дождям. Вот прекратятся они, по-наплывут на остров браконьеры, и прощай купава. Так что надо ею воспользоваться, пока не нашел кто-нибудь другой.
   Вчера Машка, забирая с острова какие-то снасти, случайно наткнулась на эту самую купаву и с тех пор ходила сама не своя. Купавой местные называли некий невиданный цветок и приписывали ему массу необыкновенных свойств. Зачем он Машке, я не вполне понимала.
   – Объясни толком – он лекарственный?
   – Вроде того. И не только. Ну, в общем – купава.
   – Волшебный, что ли?
   – Не совсем. Ну, понимаешь – купава!
   – Знаешь, один раз спрашиваю знакомого ребенка: кто такой покемон? Зверек, робот, мутант или нечто среднее? А ребенок посмотрел на меня как на дурочку и отвечает: «Покемон – это покемон»! Тебе это ничего не напоминает?
   Река впереди разделилась на два рукава, огибая особенно запущенный участок леса. Машка направила лодку прямо к нему.
   – Вот и остров. Я пойду первая. Не шуми, смотри под ноги. Тут змеи водятся.
   – Слушай, я не хочу туда! На фига нам эта купава.
   Машка повернулась ко мне, нахмурилась очень строго сказала:
   – Не шуми. Не злись. Помолчи и ни о чем не думай. А не то купава завянет.
   Мы плыли метрах в двух от берега, выбирая место, чтобы причалить. Весла тихо скребли по дну. Вдруг Машка перестала грести. Она воткнула весло в дно, и лодку стало медленно разворачивать вокруг ее оси.
   – Смотри, вот купава. – тихо сказала она. Я вгляделась в сумеречные заросли и с трудом рассмотрела то, на что показывала Машка: желтую глянцевитую чашечку цветка, напоминающего очень крупный лютик. Цветок выглядывал из листьев так осторожно, как будто в любой момент был готов спрятаться обратно. Потянув носом, я уловила сладковатый, ненавязчивый запах.
   – Руками не трогай. – предупредила сестра. – Она вянет по любому поводу. Даже дышать на нее нельзя. Человеческое тепло и дыхание для купавы ядовиты.
   Лодку развернуло к берегу другим бортом. Я, невольно затаивая дыхание, смотрела на купаву, пытаясь понять, чего в ней такого особенного. С острова, алчно пища, прилетел комар и начал пристраиваться мне на шею. Я хотела было прихлопнуть его, но Машка аккуратно перехватила мою руку.
   – На агрессию купава тоже плохо реагирует? . рассердилась я.
   – Ага.
   – А что она сделает, если ее сорвать? Заплачет?
   – Нет, просто завянет. Очень быстро. На моей шее кормились уже два комара. Машка смотрела на купаву так, как будто чего-то от нее ждала.