Херберт Фрэнк. Белая чума

   - Что я должен говорить? - Он позволил себе посмотреть на Кевина и встретил взгляд, полный заинтересованного ожидания. - Конечно, вы знаете, кто я. Вы же видели мой паспорт?
   - Ты Джон Рой О'Нейл! - обвинительным тоном произнес Кевин.
   Джон изобразил улыбку, проделав это с изысканной медлительностью. Губы его изогнулись, а рот слегка раздвинулся.
   - Может, ты и нам расскажешь, что в этом такого смешного? - с нажимом спросил Кевин.
   Джон глубоко вздохнул. Он слышал в голосе Кевина блеф и больше ничего. У рыбака не было наживки, чтобы забросить ее в прорубь.
   - Мне много стало понятно, - сказал Джон.
   - Ты многое должен будешь объяснить, - продолжил Кевин.
   Джон мельком взглянул на Херити, у которого на лице застыло загадочное и насмешливое выражение, на отца Майкла, стоявшего с болезненно-отсутствующим видом, мальчика, прижавшегося к священнику, а потом снова обратился к Доэни.
   - Давайте прекратим эти глупые игры. Все это время Херити задавал мне дурацкие вопросы, а вы...
   - У него тяжелая рука, у нашего Джозефа, - хмыкнул Кевин. - Именно это тебя так развеселило?
   - Я почувствовал свободу, когда наконец понял, что происходит, проговорил Джон.
   - Итак, ты отрицаешь...
   - Все вы действительно глупцы! - прервал его Джон. - Ирландия - это последнее место в мире, куда бы пришел Безумец.
   Кевин пристально посмотрел на него.
   - Мы думали над этим. Если бы я был Безумцем, то захотел бы поиграть во всемогущество. Было бы интересно посмотреть, что же такого я натворил. Наступил седьмой день безумия, и почему бы ему не прийти сюда и не восхититься своей работой?
   - Это сумасшествие, - пробормотал Джон.
   - А разве мы говорим не о Безумце? - спросил Кевин.
   Только Джон открыл рот, чтобы ответить, как Доэни поднял руку, призывая к молчанию. В этот момент Джон понял: Доэни был Великим Инквизитором. Кто-либо другой мог задавать вопросы и причинять боль, а он лишь наблюдал и делал выводы.
   Джон изучающе посмотрел на Доэни. Каково было его суждение сейчас?
   Впервые за время их встречи Финтан заговорил глубоким, проникновенным голосом. Джон удивился, насколько мягким он оказался - по-настоящему бархатный.
   - Давайте возьмем его с собой, - сказал Доэни. - Мне нужны его отпечатки пальцев. А еще мне нужен дантист, чтобы заглянуть в его рот.
   Джон почувствовал, как в горле у него пересохло. Отпечатки пальцев и зубные карты! О'Нейл-Внутри корчился от страха. Какими свидетельствами располагает этот ирландский инквизитор? Ничего не было оставлено в коттедже. И дома, разумеется, тоже. А если нет? Там были пожары. Он слышал это в новостях, еще находясь во Франции.
   С этого момента Джон позволил себе стать марионеткой, сконцентрировавшись на создании пустого выражения на лице - как будто бы скука. Или долгое страдание.
   Первые полчаса в офисе Доэни прошли неважно. Ожидание... ожидание. Что покажут отпечатки пальцев? Как они произведут обследование его зубов? Внезапно зазвонил телефон. Финтан снял трубку с рычага, проговорив в нее лишь одно слово.
   - Доэни.
   Он выслушал говорящего и ответил:
   - Спасибо. Нет... ничего больше.
   "Настоящая шарада, - подумал Доэни, когда снова положил трубку на рычаг. - Этот Джон Гарреч О'Доннел не сломался". Он понимал теперь растерянность Херити. Что же было с этим Джоном О'Доннелом?
   Доэни развернул свое кресло и выглянул в окно, выходящее на тюрьму Килмайнхам. Может быть, передать подозреваемого Кевину? Тюрьма была неспокойным местом, где люди погибали без видимых причин - в основном по чьей-либо прихоти. Нынешний режим только подтверждал такую репутацию. "Почему мы выбрали именно это место для правительственной резиденции, спросил себя Доэни. - Жуткое место, памятник бесчисленным страданиям". Но он точно знал ответ: "Потому что оно достаточно мало и достаточно велико. Потому что расположено в Дублине. Потому что мы должны были снова собраться все вместе. Потому что нам нужен символ. И есть только одно обозначение для Килмайнхама - это символ".
   - Ты говоришь, что работаешь в области молекулярной биологии? - спросил Доэни.
   - Верно.
   В течение примерно двадцати последующих минут Джон подвергся опросу относительно своих знаний, с особым упором на рекомбинацию ДНК. Доэни обнаружил значительные познания в данном предмете, но Джон вовремя чувствовал пределы, когда вопросы попадали в область умных догадок. Он легко определял те сферы, где его собственная эрудиция гораздо превосходила знания Доэни, особенно когда они подошли к промежуточному синтезу. Уловка заключалась в том, чтобы ограничивать полезные сведения, которые можно было бы почерпнуть из ответов.
   Доэни откинулся в кресле, заложив руки за голову.
   - Как ты думаешь, где ты добился наиболее значительных успехов?
   - Моя микрометодика считается вполне неплохой.
   - Это то, на чем ты специализировался в университете Вашингтона?
   - Да, и некоторые другие вещи.
   Приподняв голову, Доэни уставился на пустой стол перед собой.
   - Ты имел дело с митотически активными малыми лимфоцитами?
   - Разумеется.
   Доэни придвинулся вперед, опершись локтями о стол и сложив руки перед собой.
   - Я подозреваю, что ты более сведущ в данном вопросе, чем я. Однако у нас тоже есть несколько маленьких открытий.
   Пульс у Джона участился. О'Нейл-Внутри встревожился.
   - Мне было бы интересно узнать о ваших успехах, - заметил Джон.
   - Я хочу предостеречь тебя относительно твоего подхода к чуме, проговорил Доэни. - Как медицинский исследователь ты будешь иметь тенденцию к необъективности в области данной болезни. Чума обнаруживает особую подверженность этой ошибке.
   Джон помедлил с ответом. "О чем говорит Доэни? Не старается ли он меня запутать? Неужели за все это время ирландцы не обнаружили ничего значительного?"
   Не увидя реакции Джона, Доэни продолжал:
   - Ты немедленно должен столкнуться лицом к лицу с абсолютным уничтожением. Для традиционного исследователя болезни это - вещи, идущие своим чередом. Жизнь продолжается, даже если для какого-то конкретного случая лекарство не было найдено.
   Джон кивнул, но ничего не сказал.
   - Мы ожидаем, что иммунитет будет развиваться, - объяснял Доэни. - Или же, как мы предполагаем, могут вмешаться другие естественные процессы. Но чума уничтожит человечество, пока мы будем искать решение.
   В мозгу Джона послышался шепот О'Нейла-Внутри: "Они узнали о длительном периоде латентности".
   Джону пришло на ум, что Доэни все еще прощупывает, хитро и тщательно, пытаясь найти О'Нейла. Когда он подумал об этом, то ощутил О'Нейла отстраненно, глубоко внутри. Доэни был более опасен, чем Херити. Что же случилось с Джозефом, мальчиком и священником?
   - Карантин не будет длиться вечно, - изрек Доэни.
   Джон почувствовал, что дыхание его стало прерывистым и частым. Он постарался дышать глубже, но испытал сильную боль в груди.
   - Неужели ты упустил из виду тот факт, что мы можем столкнуться с проблемой, которую не сможем разрешить? - спросил Доэни.
   Джон покачал головой.
   - Решение... оно должно быть. - Он подумал о своих собственных словах. Ему никогда не казалось, что месть О'Нейла может привести к полному истреблению человечества. Каждая проблема должна быть разрешима! Он знал, как создавалась чума. Формула ее была в мозгу Джона, своего рода кинопленка, которую он по желанию мог прокручивать. Нет лекарства? Это безумие!
   - Ты заметил, что мы в Ирландии уже не создаем каких-либо новых многообещающих мифов? - поинтересовался Доэни.
   - Что? - слова Финтана отскакивали, как шарики для игры в пинг-понг, от сознания Джона. "О чем он говорит?"
   - Остались только старые мифы о смерти и разрушении, - продолжил Доэни. - Нам уже надлежит создать Литературу Отчаяния.
   - Что вы хотите сказать...
   - Что может быть большим доказательством полного поражения?
   - Неужели вы сдались?
   - Это не самое главное, Джон. Могу ли я называть тебя Джоном?
   - Да, но... что...
   - Признание полного поражения приводит к ужасным психическим расстройствам, Джон. Горькие, горькие последствия...
   - Но вы сами только что сказали...
   - Что мы должны будем проглотить горькую пилюлю.
   Джон пристально посмотрел на Доэни. Может, он сумасшедший? Или вариант безумного священника на паперти?
   - Что ты скажешь на это, Джон? - спросил Доэни.
   - Сейчас Херити, отец Майкл и мальчик?
   Доэни выглядел крайне удивленным.
   - Какое тебе до них дело?
   - Я... я просто интересуюсь.
   - Они - это не Ирландия, Джон.
   "Да, это они! - подумал Джон. - Именно они - моя Ирландия".
   Месть создала их, слепила, подобно глине на гончарном круге. В его мозгу неясно вырисовался силуэт молчаливого мальчика. Каким бы тот был, если бы с ним не было связано ничего хрупкого или патетического? Но где-то в нем все-таки должна скрываться сила. Джон попытался представить себе мальчика взрослеющим - с этими глазами фавна. Должно быть, будет разбивать сердца всем особям женского пола на своем жизненном пути. Но этого никогда не случится, если подозрения Доэни оправдаются!
   "Для этого мальчика, возможно, хватит агонии, - подумал Джон. - Хватит. О'Нейл-Внутри удовлетворен".
   - Мы еще не побеждены, - проговорил Джон.
   - Это то, о чем я тебя предупреждал. Посмотри вокруг. Поверженные люди всегда пытаются спастись мифами и легендами.
   - Мы не говорим о мифах и легендах.
   - Нет, говорим. Мы имеем в виду ретроспективную ширму, скрывающую неприемлемые факты. Нет бедствий, а есть героические сказания! Ни один народ не достиг такого совершенства в создании мифов, как ирландцы.
   - Больше нет надежды, - произнес Джон низким голосом, вспоминая Грампа Джека и волшебные истории, рассказанные у камина.
   - Это дьявольская правда, - сказал Доэни. - Только представь себе, Джон. Все в нашей истории будто сговорились, чтобы упрочить ирландскую способность создания героических мифов, чтобы смягчить позор.
   - Скажите это отцу Майклу!
   - Майклу Фланнери? О да, даже Церковь неустанно стоит на страже своих принципов. Поражение сведено к божественному правосудию, гневу Господа за наши прошлые грехи. Англичане, кстати, приложили к этому руку. С каким-то странным упрямством они объявляют нашу религию вне закона. Запреты всегда усиливают то, на что они налагаются.
   Мысли Джона перепутались в смятении. Что стояло за словами Доэни?
   Тот вдруг похлопал себя по выпирающему животу.
   - Голод был особым потрясением для ирландцев, уроком, которого мы никогда не забудем. Принудительное кормление - наша наиболее распространенная реакция на всевозможные бедствия.
   Джону слова Доэни показались бессвязным лепетом сумасшедшего. Никакого здравого смысла, никакой реальной аргументации.
   - Сейчас я один из немногих толстяков в Ирландии, - усмехнулся Доэни.
   - Значит, вы еще не сдались.
   - Я, может быть, последний мифотворец. Вдохновенное исследование - вот то, что нам сейчас нужно.
   Джон покачал головой, не понимая сказанного.
   - Я сидел здесь, пытаясь создать миф о Джоне Гаррече О'Доннеле, пояснил Финтан. - Гарреч. - Он бархатным голосом посмаковал это слово. Джон Гарреч О'Доннел, прекрасное старое ирландское имя. Да, оно требует особого мифа.
   - Что, черт возьми, вы хотите этим сказать?
   - Я говорю о Джоне Гаррече О'Доннеле, янки, потомке сильного гэльского племени. Вот о чем я говорю. Ты вернулся к нам, Джон Гарреч О'Доннел. Ты принес нам новый взгляд на проблему борьбы с чумой! Ты - наша надежда, Джон Гарреч О'Доннел! Я немедленно всем об этом расскажу.
   - Вы что, все психи?
   - Люди будут восхищаться тобой, Джон.
   - За что?
   - За твою проницательность. Ирландцы всегда высоко ценили проницательность.
   - Я не собираюсь участвовать...
   - Тогда я должен буду передать тебя Кевину для немедленного устранения. У нас полно лабораторных техников. То, что нам действительно сейчас необходимо, - это вдохновение и надежда.
   - А что случится, если я...
   - Если ты потерпишь неудачу? О, тогда тебе наступит конец, прямо на месте. Мы не очень терпимы к поражениям, да.
   - Вы хотите сказать, что просто уничтожите...
   - О нет! Ничего слишком кровавого или простого. Но у Кевина вспыльчивый нрав и быстрый пистолет.
   - Тогда я буду вынужден скрывать свои ошибки.
   - Только не от меня! - Доэни убрал руки со стола. - Мы пошлем тебя к Пирду в Киллалу. Я предлагаю тебе разработать новый сенсационный подход к проблеме лечения чумы до того, как ты туда прибудешь.
   Пристальный взгляд Джона следовал за Доэни, когда тот поднимался из-за стола.
   - Сделать работу или умереть?
   - Не в этом ли суть проблемы? - в свою очередь спросил Финтан.
   Джон заставил себя отвести глаза в сторону. Каким тоном этот человек выносит приговор!
   - Видишь ли, Джон, - сказал Доэни. - Чума оказывает новое давление. Это явление называется мутацией. Оно наблюдается сейчас у морских млекопитающих - китов, дельфинов, тюленей и у других видов. Невозможно сейчас остановить распространение этого явления.
   Джон почувствовал, что его лицо превратилось в застывшую маску. Мутация! Это было то, чего он не мог предположить. Ситуация вышла из-под контроля, и теперь зло будет распространяться со сверхъестественной быстротой.
   - Если ты подождешь здесь, - сказал Доэни, - я пойду и дам распоряжения относительно твоего путешествия.
   Он вышел в холл. Кевин уже был там, как призрак, беззвучно появившись из примыкающего офиса.
   - Ты идиот, Доэни! - грозно прошептал Кевин. - Что если он попытается разрушить нашу работу в Киллалу?
   - Тогда вы его убьете, - невозмутимо ответил Финтан. - Они уже выслали отпечатки пальцев и зубные карты?
   - Они действуют чрезвычайно осторожно. Для чего они нам нужны? У нас что, есть подозреваемый?
   - Было опасно спрашивать, Кевин.
   - Просто жить тоже опасно!
   - Кевин... если он действительно О'Нейл, то достаточно дать ему правильную мотивацию, и он решит для нас эту проблему.
   - Ты ведь твердил ему все время, что лекарство нельзя создать!
   - Это его весьма удивило, я знаю. Он был шокирован, потому что никогда не думал об этом раньше. Типичный ученый - стремится к цели, не пытаясь даже представить себе все возможные последствия.
   - А что, если ты прав? - спросил Кевин. - Что, если это О'Нейл, и ОН потерпит неудачу.
   - Тогда у нас просто уже не будет никакой надежды.
   Доктор говорит: "Сир, лучше было бы умереть согласно
   правилам, чем жить в противоречии с медицинскими
   предписаниями".
   Мольер - пациенту, который выздоровел
   при помощи нетрадиционного лечения
   Первая встреча Уильяма Рокермана с пилотом произошла на аэродроме Хагерстауна в Мериленде. На востоке рассвет проложил тонкую трещинку света на горизонте. Было холодно, и в туманной сырости Рокерман чувствовал внутри какую-то нервную пустоту. Он остановился в военном отеле вблизи аэродрома два дня назад, а потом синоптики сообщили, что наступили благоприятные условия для трансатлантического перелета. Эти два дня Рокерман страдал от насморка и головной боли. В нем нарастала уверенность, что это первые симптомы чумы. С чувством безразличия он понял, что стал переносчиком болезни.
   Кто-то из вашингтонской правительственной элиты должен был это сделать, и на карту поставлено было очень многое. Небольшая группа политиков Бекетта действительно укрепила позиции. Но они были сумасшедшими, если думали, что смогут контролировать ситуацию сами.
   Гренмор Маккрей, пилот, оказался приземистым и довольно плотным парнем с чрезмерно большой головой - настолько несоразмерной, что Рокерман подумал об этом явлении, как о результате гормонального дисбаланса. Маккрей, стоявший внутри самолета, казался деформированным - маленькие голубые глазки, далеко отстоявшие от плоского носа, длинный рот с толстыми губами и массивная челюсть, которая двигалась будто на шарнирах и, казалось, существовала сама по себе.
   Машина Маккрея представляла собой небольшой двухместный реактивный самолет неизвестной Рокерману модели. Было похоже, что он сделан по специальному заказу - быстрый, с полированной поверхностью и выступающим носом. Дверца была раскладная и образовывала ступеньки.
   Сержант, доставивший Рокермана на аэродром, стоял внизу в развевающемся на влажном ветру пальто, пока Маккрей не закрыл дверцу и не загерметизировался. После того, как сумка Рокермана была прикреплена к пустому сиденью, Маккрей подошел ближе, и начался самый странный допрос из всех, какие только были в жизни Уильяма.
   - Скажите мне, доктор Рокерман, - начал Маккрей, - есть ли причина, по которой Чарли Турквуд может хотеть вашей смерти?
   Рокерман, сидевший в кабине справа и начинавший пристегивать ремень безопасности, замер от неожиданности и пристально посмотрел на пилота. Что за странный вопрос. Уильям даже засомневался, правильно ли его расслышал.
   - Закрепите ремень получше, - посоветовал Маккрей. - Отсюда мы можем попасть прямо в ад.
   - Вы полагаете, что Чарли Турквуд может хотеть моей смерти? - спросил Рокерман, защелкивая замок ремня безопасности.
   - Это общая идея. - Маккрей надел наушники и отрегулировал положение микрофона у своих губ, а затем нажал большим пальцем переключатель на руле управления. - Это Ровер Бой, - сказал он. - К вылету готов.
   - Вылет разрешаем, Ровер Бой. - Металлический голос раздался из верхнего динамика как из глубокого колодца. Рокерман посмотрел на решетку.
   - Я не имею ни малейшего представления о том, о чем вы говорите, ответил он и подумал: во что мог втянуть его Джим Сэддлер, чтобы кто-то был заинтересован в его смерти! Рокерман продолжал размышлять об этом, когда Маккрей миновал взлетно-посадочную полосу, вырулил на стартовую позицию и направил самолет по длинному летному полю.
   После этого пилот взглянул на Рокермана.
   - Надеюсь, что вы говорите правду.
   Он защелкал тумблерами. Самолет набрал скорость, сначала медленно, затем вдавливая Рокермана в мягкое кресло. Подъем был плавным, с последующим быстрым взлетом над низкой пеленой облаков. Рокерман щурился от яркого солнца, отражавшегося от кудрявого облачного слоя.
   - Примерное время полета - около шести с половиной часов, - сказал Маккрей.
   - Почему, черт возьми, вы задали этот вопрос относительно Турквуда? поинтересовался Рокерман.
   - Я работал на ЦРУ, и у меня до сих пор осталось там несколько приятелей, сообщающих мне кое-какие новости. Я кое-что разнюхал, понимаешь? Могу я называть вас просто Билл? Я слышал, что вас так зовут ваши друзья.
   Рокерман жестко произнес:
   - Называйте меня, как хотите, только объясните это... это...
   - Что ж, Билл, мои друзья говорят, что Турки всегда приносит плохие новости. Я тут кое-что разузнал. Мне хотелось узнать, есть ли несколько джокеров в этой колоде карт... или другая причина для нашего маленького путешествия.
   - Какая еще может быть причина? - Рокерман посмотрел на пелену облаков, меняющийся ландшафт и воздержался от комментариев. Он даже подумал, что ему просто подсунули сумасшедшего пилота.
   - Ты действительно думаешь, что у ирландцев есть Безумец О'Нейл? спросил Маккрей. - Меня попросили разузнать об этом сразу после того, как я тебя сброшу.
   - Не могу этого сказать с уверенностью, - сказал Рокерман.
   - Я знаю того сержанта, который привез тебя на аэродром, - продолжил Маккрей. - Странная у этого парня работа. О чем вы разговаривали, когда ехали сюда?
   - Он спрашивал, кто рекомендовал меня для выполнения этого задания. Я... я сказал ему, что думаю, это идея самого президента.
   - Боже мой! - воскликнул Маккрей.
   - Может, объяснишь мне, что все это значит?
   - Понимаешь, Билл, - начал пилот, - мы сейчас находимся на высоте тридцать две тысячи, и здесь все выглядит просто, препятствий никаких быть не должно. Я хочу поставить эту птичку на автопилот, а сам вернусь и осмотрю машину. Ты сиди смирно и ничего не трогай. Дашь мне знать, если увидишь другой самолет, - пропоешь что-нибудь. Хорошо?
   - Осмотреть машину? Зачем?
   - У меня такое чувство, что я об этом полете знаю побольше. Я был уверен, что мы не упаковали ничего, способного наделать шуму.
   - Бомба? - Рокерман почувствовал, как у него засосало под ложечкой.
   Маккрей расстегнул свои "доспехи" и выскользнул из них. Он стоял пригнувшись, глядя через плечо на Рокермана.
   - Это, может быть, моя врожденная осторожность. - Пилот повернулся и вышел из кабины, но его голос все еще был слышен Рокерману. - Черт побери! Нужно было самому проинспектировать эту птичку еще на земле!
   Рокерман повернулся и выглянул в лобовое стекло. Траектория их полета проходила по диагонали через глубокий разрыв в облаках. Сквозь туманную пелену далеко внизу виднелись блики на волнах океана.
   Это было безумие. Все путешествие внезапно показалось Рокерману ненастоящим, неправдоподобным. У него возник соблазн броситься из кабины и уговорить Маккрея срочно вернуться. Но послушал бы его пилот? А даже если бы и согласился, разрешили бы им вернуться назад?
   "Это дорога в один конец, во всяком случае, если мы не найдем лекарство". Так сказал Сэддлер.
   Рокерман подумал о мощном комплексе ПВО вокруг Вашингтона. Один только MUSAM с его самонаводящимися ракетами...
   Маккрей вернулся на место и вновь облачился в "доспехи".
   - Я ничего не смог найти. - Он проверил приборы, а затем посмотрел на Рокермана. - Как тебя угораздило вляпаться в это дело?
   - Я был, наверное, самым очевидным кандидатом.
   - Надо же. И для чего?
   - Я пользуюсь доверием президента, советников, имею солидный опыт для... чтобы понимать некоторые вещи.
   - Мои друзья говорили, что из тебя могут сделать козла отпущения.
   - Что это значит?
   - То, что кто-то ненавидит науку и людей от науки. Кстати, как ты ухитрился заразиться?
   Рокерман сглотнул. Это было сложно объяснить.
   - Я... впрочем, все это глупо. Просто открыл не ту дверь на карантинной станции. Они должны были ее хорошо запереть на замок!
   - А может, это тебе следовало бы быть более осторожным.
   Рокерман начал лихорадочно придумывать повод, чтобы изменить тему разговора.
   - Почему именно вы стали моим пилотом?
   - Я вызвался на это дело добровольно.
   - Почему?
   - У меня дядя в Ирландии, настоящий чудак. Никогда не был женат и богат настолько, что может заплатить национальный долг. - Маккрей усмехнулся. А я - единственный еще живой его родственник.
   - И он все еще... я имею в виду, все еще жив?
   - У него самодельный передатчик, и радиолюбители передают сообщения от него. Дядюшка приобрел там имение в частное пользование. И что интересно, он возрождает религию друидизма - поклонение деревьям.
   - Он, случайно, не сумасшедший?
   - Это не сумасшествие, это - судьба.
   - А вы единственный наследник? Как вы можете быть уверены в этом или в том, что наследство будет... Как известно, все течет, все изменяется.
   Маккрей пожал плечами.
   - Дядюшка Мак и я очень похожи. К тому же он всегда меня любил. Все идет своим чередом, и, по-моему, каждый на моем месте попробовал бы разобраться в деталях и позаботиться о собственных интересах, верно?
   - Что ж, желаю удачи.
   - Тебе тоже, Билл. Тем более, что ты действительно в ней нуждаешься.
   - Я все-таки не понимаю, что заставило вас думать о том, что на борту находится... бомба?
   - Я знаю о Турквуде такие вещи, о которых большинство людей боятся даже шептаться.
   - Вы его хорошо знали?
   - Еще задолго до чумы и потом... но только по телефону. Вот что меня беспокоит, Билл. Мне известно кое-что из того, от чего Турквуд хотел бы избавиться. Но не знаю, почему он хочет уничтожить тебя, кроме варианта сбрасывания со счетов.
   Рокерман почувствовал, как пересохло у него в горле, вспомнив чрезмерную осторожность Сэддлера. Ни слова о том, что он несет в своем кейсе, об особой поисковой программе от Ди-Эй, и о том, что до Турквуда ничего не должно дойти. Может быть, это послужило причиной смехотворного оправдания на карантинной станции. Случайное заражение!
   - С тобой все в порядке? - поинтересовался Маккрей. - Что-то на тебе лица нет.
   - Это безумие, - бормотал Рокерман. - Кому-то важно, чтобы я попал в Англию! А вы должны добраться до Ирландии, узнать, действительно ли у них есть О'Нейл. Боже мой! Если это О'Нейл и его заставят говорить!
   - Если... если у них действительно есть О'Нейл и этот сукин сын еще жив. Я, может быть, надоедлив, Билл. Если бы я был в Ирландии и этот парень попал бы мне в руки...
   - Они знают, насколько важно сохранить ему жизнь!
   - Разве? Какая им разница? Что они могут при этом потерять? - Маккрей снял свою амуницию. - Я еще раз все осмотрю. Может, придется кое-что просверлить. Ничего не трогай, Билл.
   - Мистер Маккрей?
   - Зови меня просто Мак.
   - Хорошо, Мак... - Рокерман покачал головой. - Нет, это слишком дико.
   - Ничего дикого и быть не может. Что тебя так нервирует?
   - И доктор Сэддлер, и президент были очень озабочены тем, чтобы... ну, чтобы это путешествие держалось в секрете от Турквуда, то есть до тех пор, пока...
   - В секрете? Почему?
   - Уф! Я не знаю.
   - Ты знаешь, но не говоришь. О Боже! Я сам принял на борт еще один опасный груз!
   - Мне жаль. Мак, но все это, вероятно, просто наше разыгравшееся воображение. Настало время...
   - Настало время для разыгравшегося воображения. - Пилот уставился на приборную панель, потом дотронулся до белой кнопки над штурвалом. Над кнопкой загорелся красный огонек. - Это, наверное, из-за того, что мы движемся слишком быстро, - пробормотал Маккрей. Он отключил автопилот и взялся за штурвал.
   Рокерман наблюдал за медленно движущейся зеленой полоской индикатора скорости, которая остановилась на ста двадцати.