Херберт Фрэнк. Эффект Лазаря (Пандора - 2)

   Твисп присел на выступ пузырчатки возле ограждения и уставился на море. Скорость ветра быстро падала, как он и ожидал.
   - Самая подходящая погода для рыбной ловли. Мы ее так долго ждали, вздохнул Бретт.
   Твисп неохотно кивнул - парень прав.
   - Почему морской суд отпустил нас так легко? - пробормотал Твисп. - У нас в сети был морянин. Даже ты это знаешь, малыш. Странные дела творятся.
   - Но нас отпустили - это главное. Я думал, ты обрадуешься.
   - Повзрослей, малыш. - Твисп закрыл глаза и привалился к ограждению. Он чувствовал, как бриз орошает шею холодными брызгами. Солнце припекало голову. "Слишком много проблем", - подумал он.
   Бретт встал прямо перед Твиспом.
   - Ты мне все талдычишь, чтобы я повзрослел. По мне, сам повзрослей сначала. Если только получить ссуду и...
   - Не хочешь взрослеть, малыш, тогда заткнись.
   - А в сети не могла быть простая рыба-треножник? - не унимался Бретт.
   - Ни-ни! Она совсем по-другому сеть тянет. Там был морянин, и рвачи добрались до него. - Твисп сглотнул. - Или до нее. Похоже, что-то он затевал. - Твисп сидел неподвижно и слушал, как малыш переминается с ноги на ногу.
   - И поэтому ты хочешь продать лодку? - спросил Бретт. - Потому что мы нечаянно убили морянина, который был там, где ему быть не следовало? Ты думаешь, что теперь моряне за тебя возьмутся?
   - Я не знаю, что мне думать.
   Твисп открыл глаза и взглянул на Бретта. Огромные глазищи малыша превратились в щелочки и смотрели прямо на Твиспа.
   - Морянские наблюдатели в морском суде не возражали против вердикта, напомнил Бретт.
   - Ты прав, - согласился Твисп. - Они, - он ткнул
   большим пальцем за плечо, - в подобных случаях обычно безжалостны. Интересно, что мы такое видели... или почти видели.
   Бретт шагнул в сторону и плюхнулся на пузырчатку подле Твиспа. Некоторое время они молча слушали, как морские волны бьются об ограждение.
   - Я думал, что меня сошлют вниз, - признался Твисп. - И тебя заодно. Так обычно и бывает. Работать на семью погибшего морянина. И немногие возвращаются наверх.
   - Сослали бы не тебя, - хмыкнул Бретт, - а меня. Все знают про мои глаза, про то, что я вижу почти в полной темноте. Морянам это могло бы пригодиться.
   - Не задирай нос, малыш. Моряне с чертовской осторожностью пускают в свой генофонд. Ты же знаешь, они кличут нас "мутью". И ничего хорошего под этим не подразумевают. Мы мутанты, малыш, и вниз бы нас отправили, чтобы засунуть в рабочий подводный костюм покойничка... и ничего больше.
   - Может, они не хотят, чтобы его работа была выполнена? - предположил Бретт.
   Твисп стукнул кулаком по упругой органике ограждения.
   - Или чтобы кто-нибудь сверху прознал, в чем она заключалась.
   Но это же чушь!
   Твисп не ответил. Они молча сидели, пока одинокое солнце не коснулось горизонта. Твисп оглянулся через плечо. Вдали черное небо склонялось над водой. Повсюду вода.
   - Я могу снарядить лодку заново, - неожиданно сказал Бретт.
   Твисп изумленно уставился на него, не говоря ни слова. Бретт смотрел на горизонт. Твисп заметил, что малыш загорел, как настоящий рыбак, и уже не был таким бледным, как в тот день, когда впервые ступил на борт его лодки. Вдобавок он выглядел стройнее... и как будто стал выше ростом.
   - Ты меня слышал? - спросил Бретт. - Я сказал...
   - Слышал. В море ты без конца писался и жаловался, а тут - вдруг на тебе! - снова собрался рыбачить. Странно...
   - Я не жаловался...
   - Шучу, малыш. - Твисп примирительно поднял руку. - Не будь таким обидчивым.
   Бретт покраснел и уставился на свои ботинки.
   - И где ты добудешь ссуду? - спросил Твисп.
   - Родители дадут деньги мне, а я - тебе.
   - У твоих родителей есть деньги? - Твисп окинул малыша взглядом, понимая, что в его откровении нет ничего поразительного. Хотя за все время, что они провели вместе, Бретт и словом не обмолвился о своих родителях, а Твисп из деликатности не расспрашивал. Островитянский этикет.
   - Они живут возле центра, - ответил Бретт. - Следующий круг сразу за лабораториями и комитетом.
   Твисп присвистнул сквозь зубы.
   - И чем твои родители занимаются, коли отхватили жилье в центре?
   - Месивом. - Губы Бретта разъехались в кривой ухмылке. - Они сделали деньги из дерьма.
   - Нортон! - расхохотался Твисп, внезапно сообразив. - Бретт Нортон! Так твое семейство - те самые Нортоны?
   - Нортон, - поправил его Бретт. - Они - единая команда и зарегистрировались как один живописец.
   - Дерьмописцы, - усмехнулся Твисп.
   - Они были первыми, - заметил Бретт. - И это питательный раствор, а не дерьмо. Это переработанные отходы.
   - Так твое семейство роется в дерьме, - не унимался Твисп.
   - Да прекрати ты! - возмутился Бретт. - Я думал, что с насмешками покончено, когда оставил школу. Повзрослей, Твисп.
   - Да ладно, малыш, - засмеялся тот. - Я знаю, что такое месиво. - Он погладил выступ пузырчатки. - Это то, чем мы кормим остров.
   - Все не так просто, - сказал Бретт. - Я среди этого вырос, мне ли не знать. Это отходы от рыбной промышленности, компост от аграрной, объедки... да все что угодно. - Он ухмыльнулся. - В том числе и дерьмо. Моя мать была первым химиком, кто рассчитал, как добавлять в питательный раствор краску, не повредив пузырчатку.
   - Прости старого рыбака, - отозвался Твисп. - Мы живем среди мертвой биомассы - наподобие той, из которой сделана мембрана на моей скорлупке. А на острове мы просто берем пакет питательной смеси, разбавляем водой и наносим на стенки каждый раз, когда они становятся серыми.
   - А ты никогда не пробовал взять цветной раствор и нарисовать фрески у себя на стенах? - поинтересовался Бретт.
   - Пусть этим занимаются художники вроде твоих родителей, - ответил Твисп. - Я рос не так, как ты. В мое время картинок на стенках не было, разве только немного граффити. Все было довольно мрачным - коричневым или серым. Нам говорили, что краску добавлять нельзя, потому что иначе палуба, стенки и все такое прочее не смогут впитывать раствор. А ты же знаешь, если наша биомасса умрет... - Он передернул плечами. - И как твои родители до этого додумались?
   - А они не думали. Моя мать была химиком, а отец имел способности к дизайну. Однажды они вышли с командой маляров и сделали питающую фреску на стене радарной. Это было как раз перед моим рождением.
   - Два исторических события, - пошутил Твисп. - Первая "дерьмовая" картина и рождение Бретта Нортона. - Он с серьезным видом покачал головой. И вдобавок постоянная работа - ведь ни одна картина дольше недели не держится.
   - Они записи делают, - защищался Бретт. - Голографические и всякое такое. Кое-кто из их друзей разработал музыкальное сопровождение для галереи и для театральных постановок.
   - И как ты все это бросил? - изумился Твисп. - Такие-то деньги, и в друзьях большие шишки...
   - Не гладили тебя эти большие шишки по голове с присказкой: "А вот и наш маленький художник".
   - А тебе это не нравилось?
   Бретт отвернулся от Твиспа, и тот сразу понял: малыш хочет спрятать лицо.
   - Разве я плохо на тебя работал? - спросил Бретт.
   - Ты хороший работник, малыш. Неопытный малость, так на то и контракт.
   Бретт не ответил, и Твисп увидел, что малыш уставился на фреску внешней стены морского суда на втором уровне. Фреска была большая, и ее сочные краски полыхали в жестком свете заходящего солнца, сплошь омытые восхитительно алым.
   - Это одна из их фресок? - спросил Твисп. Бретт, не оборачиваясь, кивнул.
   Твисп снова взглянул на картину и удивился: он сто раз проходил мимо выкрашенной стены, палубы или ограждения и никогда не обращал внимания на их цвет. Некоторые из картин представляли собой четкий геометрический узор, не характерный для островитянского искусства, которому были присущи мягкие плавные линии. Знаменитые же фрески, те, что составляли славу Нортонов, дорогостоящие заказы, были картинами на исторические темы, уходящие в голодную серость стен, едва их успевали закончить. Изображение на стене морского суда выбивалось из обычного нортоновского стиля - то была абстракция, алый этюд, полный текучего движения. В свете заката он полыхал внутренней мощью; казалось, он пытается выкипеть, вырваться из своих границ, словно рассерженное живое существо или кровавый шторм.
   Солнце уже почти ушло за горизонт, и над поверхностью моря разлился сумрак. Дивная линия двойных огней померцала над картиной, затем солнце ушло за горизонт, оставив людей в странном послезакатном освещении.
   - Бретт, почему твои родители не выкупили твой контракт? поинтересовался Твисп. - С твоими глазами ты, по-моему, мог бы стать отличным художником.
   Темный силуэт рядом с Твиспом обернулся - этакое мрачное пятно на более светлом фоне фрески.
   - Я никогда не выставлял мой контракт на продажу, - ответил Бретт.
   Твисп отвернулся, странно растроганный ответом малыша. Как будто они внезапно сделались более близкими друзьями. Невысказанные откровения словно скрепили воедино все их совместные переживания во время плавания... когда один вынужден полагаться на другого, чтобы выжить.
   "Он не хочет, чтобы я продавал его контракт", - подумал Твисп. Он готов был дать себе пинка за собственную тупость. Дело ведь не только в рыбной ловле. После ученичества у Твиспа Бретт мог получить уйму предложений. Уже сама эта практика повышала стоимость его контракта. Твисп вздохнул. Нет... малыш не хочет расставаться с другом.
   - У меня все еще открыт кредит в "Бубновом тузе", - сказал Твисп. Пошли выпьем по чашке кофе и... еще чего-нибудь.
   Твисп ждал, слушая, как в сгущающемся сумраке Бретт возит ногами по полу. Береговые огни приступили к своей ночной работе - создавать уютное освещение в период между двумя солнцами. Началось с голубовато-зеленого свечения на верхушках волн - яркого, поскольку ночь выдалась теплая, - затем оно становилось все ярче и ярче по мере того, как к нему присоединялось мерцание биомассы. Краем глаза Твисп увидел, что, едва зажглись огни, Бретт быстро вытер щеки.
   - Эй, мы хорошая команда и покуда не расстаемся, - сказал Твисп. Пойдем выпьем кофейку.
   Раньше он никогда не приглашал малыша поужинать в "Бубновом тузе", хотя все рыбаки собирались именно там. Бретт медленно поднял голову.
   - С удовольствием.
   Приятели молча спустились по переходам, освещенным ярко-голубым сиянием. В кофейню они вошли через меховую арку, и Твисп, дав Бретту пооглядеться, указал на достопримечательность, благодаря которой "Бубновый туз" был известен на весь остров, - стену берегового ограждения. От палубы до потолка вся она состояла из серебристого меха - мягкого, курчавого, точно каракуль.
   - Как же ее кормят? - шепотом спросил Бретт.
   - За стеной есть маленький закуток, который используют как склад. Питательный раствор наносят с той стороны.
   Немногочисленные в этот час едоки и выпивохи не обратили на прибывших никакого внимания. Бретт слегка склонил голову к плечу, пытаясь все рассмотреть и при этом не показаться зевакой.
   - А зачем этот мех? - спросил Бретт, вместе с Твиспом проходя к столику у самой стены.
   - Для звукоизоляции во время штормов, - ответил Твисп. - Это ведь совсем рядом с внешним ограждением.
   Они заняли места за столиком возле стены. И стулья, и стол были из той же высушенной и натянутой на каркас мембраны, что и лодка. Бретт устроился на стуле, и Твисп вспомнил первый день его пребывания на лодке.
   - Не любишь ты мертвую мебель, - заметил Твисп.
   - Просто не привык к ней, - пожал плечами Бретт.
   - А рыбакам она нравится. Стоит себе и стоит и есть не просит. Что будешь заказывать?
   Твисп помахал рукой Жерару, хозяину кофейни, который высунул огромную голову и плечи из-за стойки и окинул пришедших вопросительным взглядом. Завитки черных волос обрамляли его улыбающееся лицо.
   - Говорят, здесь есть настоящий шоколад, - шепнул Бретт.
   - Жерар может плеснуть тебе малость бормотухи, если хочешь.
   - Нет... нет, спасибо.
   Твисп поднял два пальца, накрыв их ладонью другой руки, - жест, означающий в этом заведении шоколад, - а потом подмигнул в знак того, чтобы в его порцию добавили бормотухи. Жерар мигом просигналил, что заказ готов. Все постоянные посетители знали, в чем проблема Жерара - его ноги срослись воедино и оканчивались двумя беспалыми ступнями. Поэтому владелец "Бубнового туза" всегда восседал в морянском кресле на колесиках. Твисп поднялся и направился к бару, чтобы забрать напитки.
   - Кто этот парнишка? - поинтересовался Жерар, выставляя две кружки на стойку. - Бормотуха в синей. - Он постучал по ее краешку пальцем для пущей ясности.
   - Мой новый контрактник, - ответил Твисп. - Бретт Нортон.
   - Ах вот как? Из центровых? Твисп кивнул.
   Его родители - "дерьмовые" художники.
   И почему это известно всем, кроме меня? - изумился Твисп.
   Потому что ты нос из сетей не высовываешь, - ответил Жерар. - Что ты собрался предпринять? - Он кивком указал на Бретта, наблюдающего за ними. У его родни денежек хватает.
   - Вот и он так говорит, - ответил Твисп, беря чашки. - До встречи.
   - Удачной рыбалки, - ответил Жерар. Сказал он это автоматически и лишь потом нахмурился, сообразив, что брякнул рыбаку, лишившемуся сетей.
   - Там посмотрим, - сказал Твисп и вернулся за столик. Он заметил, что покачивание палубы под ногами усилилось. "Похоже, шторм надвигается".
   Приятели тихонько попивали свой шоколад, и Твисп чувствовал, что бормотуха успокаивает его. Откуда-то из-за стойки доносились звуки флейты, кто-то подыгрывал ей на водяных барабанах.
   - О чем вы говорили? - поинтересовался Бретт.
   - О тебе.
   Даже в приглушенном свете кофейни видно было, как Бретт покраснел.
   - И что... что вы говорили?
   - Похоже, все, кроме меня, знают, что ты из центровых. Поэтому и не любишь мертвую мебель.
   - Я привык к мембране, - возразил Бретт.
   - Не каждый может себе позволить биомассу... да и не каждый захочет, сказал Твисп. - Хорошую мебель задешево не прокормишь. И органические лодки не самые лучшие. Стоит им попасть в косяк рыб, как они шалеют. Субмарины специально так устроены, чтобы с ними этого не случалось.
   Губы Бретта начали расползаться в улыбке.
   - Знаешь, когда я впервые увидел твою лодку и узнал, что это мембрана, натянутая на каркас, я подумал, что "каркас" означает "скелет".
   Оба расхохотались. Голос Твиспа, хватившего бормотухи, звучал невнятно. Бретт уставился на него.
   - Ты напился.
   - Малыш, я никогда не схожу с курса, - передразнивая манеру Бретта говорить, заявил Твисп. - Я могу и еще бормотухи пропустить.
   - Мои родители всегда "пропускали" после выставок, - заметил Бретт.
   - И тебе это не нравилось, - подытожил Твисп. - Малыш, но я ведь не твой родитель.
   Снаружи послышался рев. Меховая стена задрожала под его напором.
   - Водяная стена! - воскликнул Бретт. - Мы успеем спасти лодку? - Он вскочил и бросился прочь из кофейни.
   Твисп поднялся и последовал за ним, сделав Жерару знак не задраивать люк. Внешняя палуба уже опустела. Переходы были забиты людьми, спешащими в укрытия.
   - Малыш! - заорал Твисп вслед Бретту. - Нам не успеть! Вернись!
   Парень не обернулся.
   Твисп нашел страховочный трос и, держась за него, стал пробираться вдоль ограждения. Снаружи горели огни, бросая отсветы на бегущих людей, на их искаженные лица. Люди кричали, звали друг друга. Бретт был уже на лодочном причале. Когда Твисп добрался до него, мальчишка уже пошвырял оборудование в кубрик и задраивал его наглухо. Ревел ветер, волны бились о край пузырчатки, превращая спокойную защищенную лагуну в бурлящий водоворот.
   - Можно ее затопить, а после поднять! - крикнул Бретт.
   Твисп принялся ему помогать. Малыш усвоил этот урок, прислушиваясь к разговорам бывалых рыбаков, думал он. Этот способ срабатывал не всегда, но сейчас иного шанса спасти лодку у них не было. На краю причала, у которого затонули другие лодки, болтались оборванные концы. Твисп нагреб камней и потащил их к Бретту, тот принялся сбрасывать балласт в лодку. Пятиметровое суденышко стремительно погружалось в воду. Бретт прыгнул в лодку, чтобы прикрыть балласт.
   Открывай клапан и давай сюда! - заорал Твисп.
   Бретт потянулся за новой порцией груза - и тут сильная волна ударила лодку снизу. Твисп протянул к Бретту длинную руку как раз в тот момент, когда водяная стена перевалила через ограждение и ударила тонущую лодку в борт. Вытянутые пальцы Бретта скользнули по руке Твиспа, и лодка исчезла под водой, волоча за собой трос. С криком "Бретт! Малыш!" Твисп успел ухватиться за него, но удержать не смог.
   В этот миг лагуна яростно вскипела, и двое рыбаков схватили Твиспа. Мокрого насквозь и кричащего, они проволокли его по переходам и втолкнули под арку "Бубнового туза". Жерар, сидящий в своем механическом кресле, закрыл люк перед наступающим морем.
   Твисп вцепился в мягкий мех.
   - Нет! Малыш еще там!
   Кто-то поднес к его губам чашку с горячим напитком - почти неразбавленную бормотуху. Твисп машинально глотнул. Он еще ощущал последнее прикосновение Бретта.
   - Я почти ухватил его, - простонал Твисп.
   Космос - естественная для
   человека среда обитания. Планета, в
   конце концов, всего лишь объект в
   космосе. Я верю, что в людях заложена
   природная потребность в свободном
   передвижении в космосе, их подлинной
   среде обитания.
   Раджа Томас, из Анналов
   Изображение на маленьком листке органики представляло собой серебряный удлиненный предмет, летящий в небе. У предмета не было крыльев или каких-либо других видимых средств поддержания полета - лишь оранжевое свечение на одном из концов, бледное пламя на фоне серебра и синевы пандоранского неба. Процесс, запечатлевший изображение, был обратимым, и краски уже начали выцветать.
   Уорда Киля восхищали и красота картины, и ее уникальная технология. Изображения, сделанные подобным способом, были излюбленным среди островитян видом искусства. Создавались они за счет светочувствительности некоторых организмов, способных приживаться на листке органики. Картины делали, засвечивая лист через линзу, и они приводили зрителей в восторг как мимолетностью своего существования, так и изысканной красотой. Но этот образ, по мнению создателя, помимо изысканной игры цвета и композиции, привлекал и своим мистическим значением.
   "Что это - сам Корабль или созданный Кораблем артефакт?"
   Художник не хотел расставаться со своим творением, но Киль воспользовался служебным положением, чтобы пресечь споры. Делал он это доброжелательно и неторопливо, стараясь протянуть время, для чего длинно и запутанно говорил, то и дело ссылался на доверие и благосостояние всех островов, допускал частые паузы и молча кивал своей массивной головой. Оба собеседника понимали, что изображение выцветает и вскорости от него останется плоская серая поверхность, готовая к обновлению, а потом и к созданию новой картины. Наконец создатель изображения ушел, несчастный, но убежденный. Это было тощее кривоногое создание с короткими руками. Зато настоящий художник, признал Киль.
   Теплый день только начинался, и Киль немного посидел в халате, наслаждаясь свежестью, которую создавала домашняя система вентиляции. Джой перед уходом навела порядок, разгладила покрывало на постели и аккуратно повесила одежду судьи на спинку прозрачного кресла из плаза. На столе все еще стояли остатки приготовленного ею завтрака - яйца крикса и мури. Киль отодвинул тарелку и палочки, положил на стол листок со странным изображением и загляделся на него, призадумавшись. Потом кивнул в ответ на собственные мысли и связался с шефом службы внутренней безопасности острова.
   - Я пришлю пару человек часа через два, - сказал тот. - Мы во всем разберемся.
   - Часа через два вы ни в чем не разберетесь, - возразил Киль. Изображение вылиняет почти полностью.
   Изрезанное глубокими морщинами лицо на экране нахмурилось. Шеф хотел что-то сказать, но передумал. Он потер толстым пальцем мясистый нос и поднял глаза. Похоже, он считывал данные с экрана, для Киля скрытого.
   - Господин верховный судья, - наконец сказал он. - Вас хотят видеть буквально через несколько минут. Где вы будете?
   - Дома. Полагаю, вы знаете, где это.
   - Конечно, сэр. - Шеф покраснел.
   Киль выключил экран, сожалея о своих трениях со службой безопасности. Они его раздражали, но сегодня его реакция была вызвана мыслями о выцветающем изображении. Тревожный случай. Художник, запечатлевший объект в небесах, не отдал картину капеллан-психиатру. Он полагал, что это свидетельство возвращения Корабля, - но отнес лист к верховному судье.
   "И что я должен с ним делать? - размышлял Киль. - Ведь я тоже не понес его к капеллан-психиатру".
   Он знал, что Симона Роксэк будет возмущена. Скоро он ей позвонит, но сначала... надо кое-что уладить.
   Водяной барабанчик у входа прозвучал дважды.
   "Что, уже безопасность прибыла? " - удивился Киль.
   Прихватив тающий образ небесного объекта, он пошел в гостиную, по дороге закрыв вход на кухню. Некоторые островитяне недолюбливали тех, кто ест отдельно, кого высокое положение избавляет от шумной толкотни в общих залах.
   У входа он коснулся чувствительной мембраны, и органика раздалась в стороны. За ней обнаружилась Карин Алэ. Увидев судью, она нервно вздрогнула, затем улыбнулась.
   - Полномочный посланник Алэ, - произнес Киль и сам удивился собственному официальному тону. Во время деловых обсуждений они вот уже несколько сезонов называли друг друга Карин и Уорд. Но нечто - может, нервная напряженность гостьи - подсказало судье, что это официальный визит.
   - Простите, что явилась к вам домой без предупреждения, - сказала она. - Но нам нужно кое-что обсудить, Уорд.
   Она бросила взгляд на изображение в его руке и кивнула, словно оно что-то подтверждало.
   Киль посторонился, пропуская ее в комнату, и закрыл Дверь. Он смотрел, как Алэ отодвигает стул и садится без приглашения, и, как всегда, любовался ее красотой.
   - Я слышала об этом, - сказала Алэ, указывая на лист с изображением.
   Киль взглянул на листок.
   - Вы из-за этого явились так внезапно? Карин и глазом не моргнула.
   - Мы отслеживаем разные виды активности наверху.
   - Я всегда интересовался вашей следящей системой, - заметил Киль. - Я начинаю утрачивать доверие к вам, Карин.
   - Почему вы на меня нападаете, Уорд?
   - Это же ракета - разве нет? - Он взмахнул изображением. - Морянская ракета.
   Алэ скривилась, но догадливость Киля ее не удивила.
   - Уорд, я хотела бы взять вас с собой вниз. Назовем это информационным визитом.
   Она не ответила на вопрос, но ее поведение свидетельствовало о том, что догадка верна. Что бы ни происходило, моряне желали сохранить это в секрете от островитян и религиозных сообществ. Киль кивнул.
   - Вы пытаетесь добыть гибербаки? Почему капеллан-психиатра не попросили благословить это мероприятие?
   - Среди нас есть те, кто... - Она пожала плечами. - Это вопрос политики морянского руководства.
   - Вы хотите заполучить еще одну морянскую монополию! - гневно воскликнул Киль.
   Карин смотрела на него и молчала.
   - Как долго продлится ваш информационный визит? - спросил он.
   - Возможно, неделю. - Она встала. - Может быть, и дольше.
   - И какой вопрос мы будем обсуждать во время этого визита?
   - Визит сам по себе будет ответом на ваши вопросы.
   - Значит, я должен быть готов к неопределенно долгому путешествию, истинная цель которого до моего прибытия на место останется мне неизвестной?
   - Пожалуйста, верьте мне, Уорд.
   - Я верю, что вы с пониманием отнесетесь к морянским интересам, ответил он. - Как и я с пониманием отношусь к интересам островитян.
   - Клянусь, вам не причинят никакого вреда.
   Киль мрачно улыбнулся. Какая незадача для морян, если он умрет, находясь внизу! Врачи не установили точный срок смертного приговора, уже вынесенного верховному судье Уорду Килю.
   - Дайте мне пару минут, чтобы собраться и передать самые неотложные из моих обязанностей другим, - сказал Киль.
   Карин расслабилась.
   - Спасибо, Уорд. Вы об этом не пожалеете.
   - Меня всегда занимали политические тайны, - отозвался он. Не забыть бы взять чистый блокнот для дневника. Во время этого информационного визита ему явно будет что записывать. Слова на плазе и устные напевы. Это будет настоящее действие, а не абстрактное теоретизирование.
   Планетарный разум погиб вместе с
   келпом, а с ним и зачатки
   человеческой совести. Может быть,
   именно поэтому мы и уничтожили келп?
   Керро Паниль, Собрание сочинений
   Тень Паниль бежал по длинному коридору в помещение Контроля над течениями, и толстая коса хлестала его по спине. Встречные моряне расступались перед ним. Они знали, в чем заключается работа Паниля. Да и слухи уже распространились: стряслась непонятная беда с крупным островом. Большая беда.
   Добежав до шлюзовой камеры перед Контролем, Паниль открыл внешний люк, нырнул внутрь и закрыл его одной рукой, в то время как другой уже открывал внутренний люк - решительно против всех инструкций.
   Он оказался в слабо освещенном помещении Контроля. Вдоль стен тянулись длинные ряды мерцающих экранов. Необычная активность всех экранов и всего персонала свидетельствовала о том, что Контроль по уши в кризисной ситуации. Восемь экранов, настроенных на дальний обзор, демонстрировали морское дно, усыпанное обломками пузырчатки и прочими останками острова. Поверхностные мониторы отображали толкотню лодок, переполненных уцелевшими людьми.
   На мгновение Паниль остановился, пытаясь осознать увиденное. На бескрайней маслянистой поверхности колыхались крохотные суденышки. Лица немногих островитян, угодивших под взгляд камеры, выражали угрюмое потрясение и безнадежность. Среди оставшихся в живых было полным-полно раненых. Те, кто был способен двигаться, пытались остановить кровотечение из многочисленных ран. Иные корчились и извивались от боли, вызванной высокотемпературными ожогами. Практически все суденышки двигались сами по себе - ими никто не управлял. Одно было забито трупами и частями тел. Седовласая старуха привязана к лодке - наверное, чтобы не свалилась в воду. Передача велась без звука, но Паниль видел, что она кричит.