Игнатова Наталья Владимировна. Чужая война

   Скорее!
   Скорее!
   Плевать, что они не успели в срок.
   Плевать на орден и на задание!
   Плевать на все!
   Кина! Кина! Кина!
   И все же нельзя было скакать не останавливаясь. Следовало подумать о лошадях. Не из соображений гуманности, а по той простой причине, что покупать новых становилось все сложнее. Монахи по-прежнему избегали показываться в городках и деревнях. Эльрик полностью разделял их опасения.
   Орден Бича жаждал крови. И сэра Рихарда он тоже жаждал. Но и кровь, и сэр Рихард были нужны спешащей на юг троице.
   Ужинали молча, привычно не считая за разговор монолог Сима.
   Потом Элидор отошел от костра. Сел под дерево, завернувшись в плащ.
   Эльрик докурил трубку. Посмотрел на спящего гоббера. На де Шотэ. Зевнул. И тоже улегся возле огня. привычно накрыв ладонью древко топора. Ночь была такой тихой, что становилось жутковато. Нехорошая такая стояла над лесом тишина. Гулкая.
   Пустая.
   С топором в руках и вскочил он на ноги, когда толкнуло во сне предчувствие беды. Качнулся в сторону. Уходя от предполагаемой стрелы. Осматриваясь. Готовый рубить. Драться. Убивать.
   Багряно рдели в костре угли, переливаясь ленивыми обожравшимися червячками пламени. Черными казались деревья. Душила тишина. И билась
   звоном тревожная ярость. Мешалась с вязким шорохом страха.
   Элидор?
   Эльф сидел у огня. Не бледный даже. Серый какой-то. И взгляд его метался, словно пытаясь уследить за переползающими по углям багровыми сполохами. Стылая неподвижность – как будто Ночная Владычица, походя, коснулась монаха своим ледяным посохом. Но бьются, кричат на мертвом лице живые глаза.
   Страшные глаза.
   – Элидор... – Эльрик позвал шепотом. Не доверяя собственному голосу. Под черным небом, ослепшим от туч, имя скользнуло никчемной тенью. И эльф взвился над костром. Блеснул алыми сполохами серебряный клинок. Свистнуло лезвие, опускаясь неотвратимо, стремительно.
   Шефанго шарахнулся в сторону:
   – Кокрум! Ты спятил, монах?!
   И как-то разом Элидор сник. Опустил меч. Сел на холодную, росистую траву, вновь отрешаясь от всего мира. Всхрапнул и заворочался было Сим. Но проснуться не потрудился, и почему-то это порадовало де Фокса.
   – Какого Флайфета! – Он уселся напротив Элидора, не выпуская из рук топора. – Все тихо вокруг. Что с тобой случилось? Может, ты мохнатых
   бабочек боишься?
   Он не шутил, хоть и прозвучал вопрос как не саман умная насмешка. По себе знал император, что свалившийся на голову паук способен его самого привести в состояние еще и похуже.
   Хотя...
   Нет, хуже он не видел.
   – Эльрик... – У Элидора дрожали руки. Жуткое зрелище. Действительно жуткое. Шефанго не выдержал и отвел взгляд. Смотреть в лицо эльфу тоже было невыносимо. Пришлось уставиться в огонь.
   «Как первый раз в походе, – подумалось вяло и бессмысленно. – Не стыдно?» Стыдно не было.
   Было страшно.
   – Эльрик, Кина в Тальезе. У Князя. Он только что говорил со мной.
   Спокойствие – это хрустальный шарик, который выскользнул из непослушных пальцев и летит на мраморный пол.
   И до боли, до крови на ладонях стискиваются кулаки...
   Удержать.
   Не дать прозрачной, хрупкой, обреченной тишине брызнуть режущими осколками.
   – Штез ройше Шенх аш зеше Тальесса! Что ему нужно?
   – Все то же. Сэр Рихард.
   – Сэр Рихард?
   – А что же еще, кретин?! – Элидор глянул яростно. Глаза полыхнули алым. – Зеш... Извини. Ты бываешь иногда невыносимо туп.
 
   Эльрик де Фокс
   Странно. Мне никогда не приходило в голову, что у бешеной скачки, тряского, выматывающего полета, отнимающей силы спешки может быть какое-то настроение.
   Оказывается – может.
   Мы мчались, неслись, летели. Мы спешили. Но совсем не так, как целую вечность назад спешили в Аквитон.
   По-прежнему билось впереди звездой: Кина... Но иначе.
   Иначе.
   Злость душила. На кого? На Демиургов? На себя? На весь мир?
   Не знаю. Наверное, на судьбу. На необходимость выбирать. Необходимость, которой я умудрялся избегать в течение всей своей жизни. После того, самого первого выбора. Тогда решение не привело ни к чему хорошему.
   А сейчас?
   Я всегда уходил. От привязанностей, грозивших стать слабостью. От врагов – убийство врага тоже уход. От прямых столкновений. Почему же не ушел в этот раз?
   Опоздал. Пропустил момент, когда еще можно было уйти.
   Когда... Можно было уйти до того, как Элидор там, в подземелье, развернулся лицом к летящей в нас огненной смерти. Он спасал меня. И
   теперь я не могу уйти. И не хочу. И приходится выбирать. И выбор сделан. Выбор между двумя предательствами.
   А тогда на поляне угасал костер. И молча смеялась ночь, сжимая слабый круг света ледяными пальцами.
   Мысли оформлялись в слова, но нельзя было произнести их.
   Страх и ненависть рождали желание спрятаться, укрыться от всего, попросить помощи... У кого-нибудь сильного, мудрого, всемогущего.
   Их было трое... Нет – четверо, несмотря ни на что – четверо. Четверо сильных против силы неодолимой. И некуда было прятаться. И нельзя было прятаться. Нельзя было даже словом одним выдать свое бессилие.
   Ненависть и страх.
   Ни один человек не заслуживает, нет, никак не заслуживает роли разменной монеты в вечной игре между Тьмой и Светом.
   Кина...
   Кина.
   А палатин доверился им. Доверился, променяв на их сомнительное общество и не менее сомнительную помощь Белого Креста гарантии своего императора, обещавшего ему жизнь и свободу за одно только ожидание.
   Кина. Девочка. Тонкие руки и огромные глаза.
   Она тоже доверилась им. И, Боги свидетели, они трое были ей надежной защитой.
   Были.
   Отдать палатина – значит предать его.
   Не отдать – значит предать Кину.
   Но ей они ничего не обещали...
   – Зеш-ш! – прошипел Эльрик, уже зная, каким будет решение, но еще боясь говорить о нем. – Мессер от зеш!
   – Я не хочу перекладывать все на твои плечи, де Фокс. – Голос Элидора стал спокойнее, и руки наконец-то перестали дрожать в свете костра. – Я знаю, решать трудно. Но... ты же понимаешь, я могу поступить так, как подсказывает мне не разум, а... ну, Кина.
   «Все я прекрасно понимаю. Но от этого не легче. Нисколько. Что же делать?! Кокрум!»
   – А сэр Рихард перестал быть просто целью. – Эльф поднял глаза. – Он человек. И даже ты его уважаешь, ведь так?
   – Мы обещали ему спасение.
   – И это тоже. А еще... Сим прав, орден не зря отправил к готам именно меня. Де Шотэ важен для нас. Очень важен, Тебе трудно понять это, попробуй просто поверить. И если мы не привезем его, что-то произойдет – или, наоборот, не произойдет. Ты не знаешь, что это значит. А я знаю. И, веришь, мне страшно.
   – Не верю. – Эльрик начал злиться и обрадовался этой злости. Она туманила разум, но взамен добавляла сил и наглой уверенности в себе. – Ты не можешь бояться. Так не бывает. Ясно?!
   Элидор пожал плечами.
   – Ты же бессмертный, что тебе Белый Крест?.. – император махнул рукой. – Ладно. Речь не о том. Успеем ли мы, если продолжим гнать лошадей без жалости, доставить де Шотэ в Аквитон и попросить у этих монахов помощи?
   – Если мы будем гнать лошадей без жалости, – бесцветным голосом сказал эльф, – мы прибудем в Тальезу лишь на несколько часов позже назначенного срока.
   – Срока чего?
   – Смерти Кины.
   Вот теперь руки задрожали у Эльрика.
   – Он согласился повременить до вечера того дня. – Элидор поморщился, как от боли. – Согласился. Спасибо и на этом. Ты понимаешь, какой выбор стоит перед нами, Торанго? Либо смерть Кины, либо нечто, возможно, для всех нас, что хуже смерти. И еще судьба человека, который нам поверил.
   – Ну хватит! – Из темноты выделился Сим, обиженный, и справедливо, на то, что его не пригласили к разговору. – Вы тут чушь несете, а я – притворяйся, что сплю, да? Совсем вы, парни, дураки; Ты, Элидор, постыдился бы! Что значит орден по сравнению с нашей Киной? А ты, император! Спорим, что палатин, не задумываясь, отдал бы тебя, попади он в такую задницу? Кто нам дороже? Кина? Пли этот старый индюк?
   – Ненавижу гобберов, – сообщил Эльрик. – Элидор, почему этот недомерок всегда оказывается прав?
   – Ну вот и выбрали, – невпопад ответил эльф.
 
   Эльрик де Фокс
   Сэр Рихард перестал быть собой. Он вообще перестал быть. Даже недоброй памяти холлморк и то казался более живым, чем этот старик, безмолвно, безропотно следующий за нами.
   Кукла. На веревочках. Такими потешают публику бродячие актеры в Ригондо. Я чую магию. Чужую и чуждую. И я (Боги, мне ведь даже не стыдно!), я благодарен за нее. Князю.
   Одного только нашего согласия хватило ему, чтобы подчинить себе гота.
   Что-то подобное было и с тем гномом, едва не убившим Элидора. Я начал это понимать, когда увидел палатина. Значит, икберы – работа Князя. Да кто же он, чтоб ему ветер встречный? Не Разрушитель же, в самом-то деле.
   Хотя, если уж вмешались Демиурги... Стоп. Демиурги и Деструктор должны, работать на одной стороне. Но кто тогда на другой? Опять же Князь? Но если он в состоянии составить конкуренцию Величайшим, почему он тратит время на нас? И почему, кстати, он не подчинил нас в свое время так же, как гнома или сэра Рихарда?
   А ведь мы погубили палатина. Окончательно погубили этого когда-то сильного, потом гордого, а потом смертельно уставшего человека. Погубили, предварительно пообещав спасение.
   Как я ненавижу самобичевание!
   Но накатывает все же время от времени. Что ты будешь делать, а?!
   Нет. Мне это определенно не пристало. Мне бы саблю да коня... И с драконом подраться, ага? Уж чего-чего, а нахальства в вас, Торанго, всегда было более чем достаточно. Подерешься еще. Какие твои годы?
   Какие?! Да у меня сейчас тихая истерика начнется! Десять тысяч лет! Десять тысяч! И за все время ни одной приличной драки с драконом! Только беседы под выпивку. То есть буквально сотня веков псу под хвост!
   Боги, о чем это я?
   А мы мчались. Молча. Как когда-то в теплой компании Спутника.
   Мы мчались. И мне было страшно. И не только мне. Мы снова боялись. Снова боялись за Кину.
   Не знаю, как кого, а меня страх раздражал несказанно. Так что в ворота Тальезы я въехал в настроении набить морду не одному, а сразу десяти драконам. И всем Демиургам впридачу.
   А за воротами нас встретила тишина.
   Небольшая площадь была пуста. Пустовала и будочка для стражи. Уходили гостеприимно в густую тень домов три улицы. В одной из них маячил всадник.
   Он махнул нам рукой. Развернулся и, не дожидаясь реакции, скрылся за домами.
   Ничего не скажешь. Вежливый прием.
   – Ну, мальчики, держитесь за мной и не разбегайтесь.
   – Сам ты мальчик! – мгновенно среагировали оба монаха.
   – А как же целибат?. – поинтересовался я. Получил два, пинка. С обеих сторон. И порадовался. Во всяком случае, скверности характера не поубавилось ни у эльфа, ни у гоббера.
   Мы построились клином. Жалким таким клинышком. Мое Величество впереди, а Сим с Элидором и палатином, соответственно, сзади. Оставшиеся лошади – ровно четыре, по морде на нос, – заковыляли в направлении исчезнувшего всадника.
   С десяток конных латников выехали нам навстречу. И тут толкнуло. До отвращения привычно: опасность! Ну разумеется – арбалетчики. На крышах. За окнами. За спиной. А впереди?.. Князь.
   Великая Тьма! Ну не человек же он! Не человек! Или я окончательно впал в старческий маразм, заразившись от смертных.
   А кто?
   – Кина! – рявкнуло у меня из-за спины. Ничего себе «эльфийский голос»!
   – И гарантии неприкосновенности! – проверещал Сим. И добавил уже вполголоса:
   – Сдуреть, какие я слова-то знаю!
   Сэр Рихард выехал из-за моей спины. Я перехватил его лошадь за повод. Животина была слишком измучена, чтобы пытаться спорить. А из-за латников, расступившихся насколько позволяла узкая улица, выехала...
   Великие Боги.
   Это была не Кина.
   Это не могло быть нашей менестрелькой. Веселой. Доверчивой. Не умеющей убивать и... прекрасной, как... Это было... Нет. Это была она.
   Время застыло, тягучими каплями срываясь и гулко падая на мощенную брусчаткой землю.
   Спутавшиеся черные волосы. Потрескавшиеся губы. Ввалившиеся, какие-то белесые глаза. И старость.
   Она постарела.
   Эльфийка. Бессмертная. Вечно юная. Она... Она ехала к нам.
   Элидор забыл про необходимость держать строй. Вырвался вперед, сшибая грудью своего коня медленно бредущую к Князю лошадь палатина.
   Он обнял Кину.
   Обнял так, как никогда не позволил бы себе я. Князь что-то говорил, смеясь...
   – Берег ее девственность, как я понимаю? А зря. Могу заверить,
   потерял ты многое. Я лично смог убедиться в этом...
   И мир рухнул.
   И страшно кричали люди, заживо сгорая внутри собственных доспехов.
   И топтали упавшие тела взбесившиеся лошади.
   И рычал что-то Князь. Не успевал. Не мог. Пытался... защититься.
   А Элидор руками натягивал стальную арбалетную тетиву. Стрелял. По тем, кто еще мог шевелиться. Кто еще казался живым.
   В огненный ад превратилась улица. Плавился камень. И горящим стеклом таяло почерневшее небо.
   Князь уходил. Уходил. Растворялся в полыхающем тоннеле.
   Не догнать его было. Не найти. Не увидеть.
   И последние силы выхлестывал из себя император. Выл от радости Зверь, научившийся убивать так.
   Тальеза горела.
 
   ***
 
   Четверо всадников медленно выезжали из города. Проклятого города, плодящего смерти. И не осталось ничего, кроме ненависти. Ненависти, в которую переплавились злость и безнадежность.
   Хотя... нет. Была еще уверенность. Страшная уверенность в том, что они, столкнувшиеся волей судьбы, изначально враждебные друг другу, слишком разные, чтобы выжить вместе, что они остались одни. Против Сил, Богов и Начал.
   Только, когда Четверо – это уже не одиночество.
   Это – единство.
   – Эльрик! – Сим потянул императора за край плаща. – Орден должен теперь убить нас. Элидора – точно убьют.
   – Зачем?
   – Ты не поймешь. Просто поверь.
   – Значит, нам на север.
   – Зачем? – в свою очередь спросил гоббер.
   – На Анго. И хрен в грызло вашему ордену.
 
   1375 год. Аквитон.
   Брат Джероно сидел за столом в своем маленьком тесном кабинете и пытался уверить себя (в который уже раз) в том, что он все сделал
   правильно. Свиток с обычным еже – недельным отчетом о делах, творящихся в Готской империи, уже унесли...
   С чего же все началось?
 
   1370 год
   – Ты понимаешь, что ты говоришь? – Управитель готского секрета ордена вскочил и начал нервно расхаживать по кабинетику – три шага к двери, поворот, три шага к окну.
   – Я ручаюсь за свои слова, брат.
   – Если верить тебе, выходит, что вся верхушка империи – рилдираны. – Брат Джероно перестал отмерять шаги и замер напротив неподвижно сидящего в кресле монаха.
   – Я ручаюсь за свои слова, брат, – снова повторил тот. Он был бледен и худ. Еще неделю назад этот монах был в Готхельме.
   – И даже император... – в задумчивости проговорил управитель.
   – Да, брат, даже император.
   – Хорошо. Иди отдыхать. Подробнее поговорим завтра. Монах с видимым усилием поднялся из кресла и бесшумно вышел из кабинета.
   «Сначала сообщение отца Артура об отступничестве „Бичей“, а теперь еще и император с присными. Да, и барбакиты, уже успевшие наладить контакт с „Бичами“. Неужели Магистр не видит опасности? Нас же обкладывают, как волка в логове. Надо вырываться. Вырываться, пока еще есть лазейки».
 
   Управитель без нужды переворошил груду бумаг, разложенных на столе. Отец Артур сейчас должен разворачивать свиток...
 
   1372 год
   – Я знаю ваши цели. Я знаю ваши возможности. И я предлагаю вам свою помощь. («Господи, прости меня».)
   – Насколько обширна может быть ваша помощь? И что вы хотите взамен?
   – Я официальный наследник Магистра. Возможности мои практически ничем не ограничены. А взамен я хочу возглавить в новом мире орден, чьи задачи будут совпадать с задачами нынешнего Белого Креста.
   – Вы думаете, в новом мире понадобится такая организация?
   – Я просто уверен в этом.
   Собеседники вежливо улыбнулись друг другу и продолжили неторопливую прогулку по саду, что окружал один загородный дворец близ Аквитона.
 
   1375 год
   Брат Джероно задумчиво смотрел на свет сквозь небольшой флакончик зеленого стекла. Прекрасный сипангский яд. Опасен только в одном случае: если его нанести на бумагу, а бумагу после этого согнуть. «Разрыв сердца», как говорят лекари.
   Завтра он официально станет главой ордена и сделает все, чтобы вывести его из-под удара в этой еще не начавшейся, но уже проигранной
   войне. А потом они начнут медленно возвращать мир к Анласу. И эта медлительность гораздо лучше того непроходимого упрямства, с которым работал покойный, да, уже покойный Магистр.
   Но это отдаленное будущее. А завтра необходимо взять троих нелюдей, двое из которых – монахи ордена. Взять тихо и без шума. Тридцать рыцарей ордена Бича Божьего уже ждут его на постоялом дворе. К сожалению, придется работать с ними. Свои пока не поймут такого резкого изменения политики...
 
   Аквитон. Тальеза – Миасон
   – Я ненавижу всех, – угрюмо и растерянно пробормотал Сим, в очередной раз покосившись на Кину и Элидора. Эльфы отстали от спутников. Ехали молча. – Теперь мне понятно, что значит мало крови.
   – Мало, – почти шепотом повторил Эльрик. – Достаточно. Более чем. Ты хочешь убивать?
   – Да. И я боюсь.
   – Кто-то же должен хотеть этого.
   – А ты?
   Император молча покачал головой:
   – Ничего не осталось, Сим. Вообще ничего. Я сейчас, наверное, убежал бы даже от вшивых разбойников. – Он улыбнулся. – Не думал, что докачусь до такого. Шефанго, не жаждущий крови.
   – Ты – не правильный шефанго. Мы все тут не правильные. Поэтому и живы.
   – Были бы правильными, не были бы здесь... – Эльрик выдохнул коротко и поднял голову:
   – Нас кто-то ждет. Сим, Элидор. – Голос его, по-прежнему равнодушный, стал громче. – Перестроимся.
   – Опасность? – Половинчик попробовал привстать в седле. – Вшивые разбойники? Будем убегать?
   – Это не опасность. – Шефанго двинул коня чуть в сторону, уступая дорогу эльфу. – Я не знаю, что там.
   А из подлеска бесшумно, плавно, но удивительно степенно вышел на дорогу монах. Пожилой. С посохом в руках.
   И глаза его смотрели пронзительно-ясно. Горячие черные глаза.
   «Латник, – равнодушно отметил Эльрик. – Бывший латник...»
   – Мир вам, дети мои.
   Элидор спешился. И тут же соскочил с коня Сим. Подбежал к эльфу, остановился рядом, разглядывая священника.
   Эльрик остался в седле.
   – Магистр, – коротко констатировал Элидор. Склонил голову, то ли принимая благословение, то ли приветствуя монаха. – Значит, отец Артур...
   – Умер. – Священник сжал сухие губы. – Пройдемте в лес, братья. И ты, дитя мое. – Он коротко взглянул на Кину. – Бедный ребенок, – пробормотал, словно про себя. – Пойдемте. Не годится обсуждать дела на дороге, где всякие люди могут помешать нам.
   Элидор помог Кине спрыгнуть с коня. И Эльрик спешился. Положил было руку на рукоять топора, но передумал вынимать его из петли. Опасности действительно не было.
   – А вы, брат Элидор, я вижу, удивлены. – Монах побрел по узкой тропинке, указывая дорогу. – Ожидали увидеть кого-то другого?
   – Мы вообще никого не ожидали, – чуть напряженно ответил эльф. – Отец Артур распорядился, чтобы мы доставили палатина в Аквитон.
   – Да, я знаю. А вы, братья, я полагаю, знаете о том, что по ордену прошло распоряжение не доверять письменным приказам.
   – И поэтому вы появились здесь лично? – Элидор подал руку Кине, помогая ей перебраться через поваленный ствол. За деревьями открылась широкая, длинная прогалина, заросшая цветами.
   – Обстоятельства изменились, – спокойно объяснил магистр. – Да, кстати, а где сэр Рихард? «помятые... цветы...» Эльрик вскинулся
   запоздало, выхватывая из петли топор; Голос у рыцаря был спокойный, мягкий и чуть сожалеющий.
   Сколько воинов вышло на заросшую лютиками и незабудками прогалину, император даже не сообразил поначалу. Уж больно неожиданным оказалось появление врагов без привычного предупреждения. Куда девалось чувство опасности?
   Может быть, лес был слишком мирным. И слишком ласковым солнце.
   А может быть, спокойное сожаление на лицах огненосных убийц притупило рефлексы?
   Он не знал.
   Рыцари не были опасны. Они просто собирались избавить врагов своих от тяжести грехов.
   А мир от врагов.
   – Ну что, Элидор. – Место магистра, или кем там был безоружный проводник, занял сейчас высокий мужчина с тяжелым мечом на поясе. – Признайся, где спрятал ты беззаконного изменника, бывшего палатина де Шотэ. Признайся. Тогда мы дадим тебе и брату Симу умереть, как подобает Опаленным.
   – Сэр Гельмут, настоятель монастыря Гортара Воздающего, один из самых славных рыцарей ордена Бича Божьего, правая рука сэра Зигфрида... Самый рьяный рилдиран и тем не менее хреновый колдун! – Ровный голос эльфа зазвенел металлом. – Не тебе бы, «рыцарь», говорить об Анласе!
   – Удостоился, – устало прошелестел Эльрик, прикрывая глаза. – Отец-настоятель, как живой.
   – Это не правильный настоятель, – совершенно серьезно возразил Сим.
   – Где де Шотэ?! – рявкнул сэр Гельмут. Он стоял так близко, что достаточно было лишь поднять и опустить топор.
   Только вот и остальные бойцы ждали с нетерпением именно этой попытки.
   Чтобы начать убивать. Не дожидаясь, чем кончатся переговоры.
   – Не ори. – Эльф брезгливо поморщился. – Палатин в Тальезе. То есть не палатин уже, а то, что от него осталось. Эльрик, от него осталось что-нибудь?
   – Пепел, – чуть виновато ответил шефанго.
   – Безумцы. – Рыцарь покачал головой, берясь за рукоять меча. – Женщина, ты можешь уйти. Но поторопись.
   – Уходи, Кина, – кивнул Элидор. – Возьми наших коней и уходи. На юг. В Грэс. А оттуда на Айнодор. Только обязательно на Айнодор, слышишь?
   Эльфийка молча поднялась в седло. Еще три усталых лошади поплелись за ней. Через густой подлесок, по узкой, почти незаметной тропе.
   Кина не плакала – не осталось в ней слез.
   И не спорила – не было сил.
   Эльрик проводил ее взглядом, опустошенно удивляясь тому, что их все еще не убили. Чего ждут-то рыцари? Боя? Да какой тут бой – три десятка против трех равнодушных ко всему нелюдей?
   Но первые атаки, которые обрушились на них с четырех сторон сразу, едва сомкнулись кусты за уехавшей Киной, император отразил совершенно машинально. И кровь алым плеснула на утоптанную траву. Пронзительно завопил Сим. Сим, не утоливший жажды убийства. Рванувшийся в бой, как рвется в галоп застоявшийся конь.
   Эльрик выдернул топор из податливо хрустнувшего тела. Древком отбил удар, летящий в голову гоббера, и вновь лязгнула сталь. И вновь сменилось лязганье ласкающим слух хрустом.
   А умирать следует достойно. Радостно. Гневно.
   Сим дрался рядом с де Фоксом, атаковал бесшабашно, уходил юлой от разящих тяжелых клинков. Гоббер чувствовал себя почти неуязвимым рядом с ужасающе огромным шефанго. Ему было весело. И страшно. А еще знал половинчик, что, когда убьют и его, Сима, и Элидора, когда останется Эльрик один... Он засмеется. И тогда никто из «Бичей» не уйдет живым с залитой кровью поляны.
 
   Эльрик де Фокс
   Это был бой! Бой из тех, что воспеваются потом в легендах. Правда, те, кого воспевают, уже никогда не оценят этих песен. Бой, который принимают от отчаяния. От страшного, всепобеждающего желания продать жизнь как можно дороже. Бой за кровь ради крови! Безнадежный. И от этого страшный. Не для нас. Для наших врагов.
   Как говорят у нас, на Анго, жизнь хороша только первую пару тысячелетий. Потом надоедает. Это не так. Но желание убивать в крови у
   шефанго. А сейчас мы дрались плечом к плечу, Свет и Тьма, Покой и Ярость, Добро и Зло. Мы сделали невозможное, уничтожив вечное противостояние. И мои друзья постигли наконец радость шефанго, убивающего врага.
   За нас!
   Против целого мира.
   За нас!
   Против бессмысленной, тупой вражды.
   За нас!
   За право, нет, не жить – погибнуть с честью.
   Может быть, поэтому мы продержались так долго.
   Но упал Сим. Удар тяжелого меча рассек ему голову, и лицо гоббера превратилось в кровавую маску.
   Упал Элидор. Я не знаю, сколько раз ранили его. Какое-то время эльф еще стоял, уже не поднимая меч. Просто стоял под рушащимися на него
   ударами, каждый из которых должен был быть смертельным.
   Я дрался над ними. Скоро должна была прийти моя очередь. Но я буду драться даже после того, как умру. Буду... какое-то время. Потому что жажда убийства стала сильнее желания жить.
   Порыв ветра – и звездная круговерть мелькнула перед глазами. А когда рассыпались звезды, я увидел мраморный Зал. Девять колонн. И девять фигур, столпившихся перед широким окном, выходящим на залитую кровью и заваленную телами поляну.
   Раз, два, три... Великая Тьма! Больше двух десятков уложили мы втроем.
   Красная мешанина мозгов, вывалившихся из разрубленного вместе со шлемом черепа. И трогательно сияющий солнечным золотом лютик...
   Аплодисменты я услышал позже.
   Они стояли и аплодировали мне. Все девятеро. Аплодировали. Как талантливому менестрелю. Как циркачу, отколовшему какой-то невиданный трюк.
   – А ты славно бьешься, шефанго. Право же, славно. – И улыбки на лицах. А там, на поляне, лежали тела моих друзей.
   Только сейчас я осознал, что сижу на полу, а топор валяется рядом.