Игнатова Наталья Владимировна. Чужая война

   Кровь капала с лезвия и тут же исчезала на безукоризненно чистых мозаичных плитах.
   Встать оказалось довольно трудно.
   – Да, – произнес один из Демиургов, словно меня вовсе не было в Зале.
   – Такие не останавливаются.
   – Не переживай, шефанго, – обратился ко мне другой. (Как и в первый раз, сейчас они все казались на одно лицо. Одинаково красивые. И одинаково далекие.) – Там, у вас, время остановилось. Нам не захотелось зря терять такого бойца.
   Благостные какие, мать их! Высокомерно благостные. Они достигли величия, уничтожив весь свой народ, но мыслят себя более мудрыми и утонченными, чем мы, беспомощные и слабые. И мы позабавили их. А развлечение заслуживает награды. Вот и вытащили последнего, кто остался. Самого... забавного.
   – Кае тэшэр... вам нужно?
   Они озадачиваются на секунду. А потом переглядываются понимающе и не скрывают улыбок. Конечно. Помнят мой первый визит сюда. И сейчас я лишний раз доказываю собственную дикость. Интересно, а можно убить Демиурга?
   – Мы поручим тебе дело, – говорит самый веселый. – Ты с ним, скорее всего, не справишься. Но ведь так и так тебя убили бы здесь, в лесу. Значит, терять тебе нечего. Отправляйся в Эрзам. Это город в Эзисе. И привези оттуда Перстень. С рубином. В камне маленькая черная клякса, похожая на паука. Где он и у кого, мы сказать не можем. Но за пределы Эрзама он еще не уходил. Привезешь – хорошо. Нет – найдем другого вояку.
   Другого? Блефуете, господа Величайшие! Мне-то терять нечего. А вот вам... Ведь не найти в Мессере равного мне бойца. Нет такого. Просто нет! И знаете вы это прекрасно.
   – Сим и Элидор живы? – спрашиваю я.
   – А почему тебя это интересует?
   – Варварские представления о чести, – тоном знатока вмешивается в разговор еще один Демиург. И обращается ко мне:
   – Насколько я понимаю, недостойно воина было предоставить этим монахам драться в одиночку. Но сейчас-то не все ли равно? Ведь ни эльф, ни гоббер никогда не узнают, чем закончился бой.
   Вот тут я и одурел. Захотелось потрясти головой, чтобы все услышанное улеглось в черепной коробке – там слишком мало свободного места, и кость здорово мешает мыслить.
   Однако трясти головой я благоразумно не стал – и так перед глазами плыло и двоилось.
   – Вы чо, мужики? Вы охренели, что ли? – Я машинально перешел на лексикон Сима и, поймав себя на этом, заговорил на зароллаше:
   – Долг воина не исчерпывается тем, чтобы дать погибнуть друзьям, а потом бежать. Это приемлемо лишь тогда, когда есть одна общая цель. Но мы сражались не ради спасения, а ради гибели, достойной бойца.
   – Эй, шефанго...
   – Торанго, с вашего позволения.
   – Как-как?
   – Мне что, учить вас хорошим манерам? Ближе к делу, Величайшие. Что у нас там с Эрзамом? Найдете другого, да? Ну-ну. Вы можете вместо меня послать туда с полсотни бойцов. Примерно столько стою я один. – «Ну, Эльрик, ну ты наглец!» – Не исключено, что они сумеют миновать границу. Возможно, хотя и маловероятно, что там, в Эрзаме, они убьют, кого нужно, и возьмут то, за чем пришли. Но на возвращение у них шансов нет. И вы это понимаете. Верно? Вам нужен я. Я готов продать свои услуги. Но это будет дорого стоить. А не согласитесь... Вы сами сказали – мне терять нечего.
   Во! Сказал так сказал! Куда там эллийскому парню, убей бог, не помню, как его звали! Он, помнится, набивал в рот камней и учился говорить. А еще здорово удивлялся, как это я умудряюсь разговаривать членораздельно, имея полную пасть зубов.
   Демиурги ошеломленно молчали. Минуты две. И лица у них были любо-дорого посмотреть. А я от собственной наглости отходил. И сам себя боялся.
   – Говори свои условия, – бесцветно сказал наконец один из Величайших.
   – Во-первых, жизнь и безопасность Кине, Элидору и Симу.
   Бедные Демиурги были настолько сбиты с толку, что скушали мое «во-первых», не поморщившись.
   – Хорошо. Жизнь и безопасность.
   – Во-вторых, всю информацию об этом треклятом перстне и о звездочке. Что это за магия? Как ее использовать? И почему все так заинтересованы в них?
   – Зачем тебе эти знания... Торанго? Мелькнула было мысль похвалить его за вежливость, однако я воздержался. Не стоит зарываться.
   – Я хочу знать, за что буду убивать.
   – Ты ставишь тяжелые условия. Нам надо подумать. Есть ли еще требования?
   – Есть. Не ждите, что я полезу на верную смерть, как вы, похоже, рассчитываете. Я сделаю все, что смогу, но не больше. И отвяжитесь от меня по возвращении независимо от того, добуду я эти побрякушки или нет. Все. Я жду информацию.
 
   Элидор
   – Он жив. Это невероятно, но он жив.
   – Везти его можно?
   – Только завтра.
   Я открыл глаза. Надо мной стояли мой настоятель и незнакомый брат.
   Настоятель склонился ко мне:
   – Все в порядке, Элидор. Ты среди своих. Предатели уничтожены. Все, кто путешествовал с тобой, живы. Отдыхай. Завтра мы едем в монастырь.
   И я снова отключился.
   Трясло на этой телеге немилосердно. Но идти он все равно не мог. Рядом сидел отец Лукас. Конь настоятеля тащился следом и старался не напоминать о себе.
   Сим лежал на второй телеге, а Кина ехала верхом, и рядом с ней ехал Шарль, рассказывая ей что-то невероятно легкомысленное.
   «Кина... Говорят, что Ты справедлив. Творец, так почему же тогда?» Кажется, отец Лукас сказал что-то?
   Может быть. Какая сейчас разница?
   Потом Элидор разобрал слово «Джероно». Джероно... Да, та тварь с посохом Магистра. Как это случилось?
   – Он предал орден?
   – Хвала Творцу! – Черный Беркут изобразил улыбку. – Ты снова в состоянии думать. Да. Он нас предал. Брат Оттон слишком поздно понял, что наследник Магистра изменил ордену.
   – Снюхался с «Бичами»?
   – Да. Он же виновен в смерти отца Артура. Сейчас идет проверка всех его людей. Но скорее всего он действовал один.
   – Почему?
   «Почему? – Этот вопрос крутился в мыслях. – Кина... Почему? За что? Ее-то за что?!» И снова голос настоятеля вырывает из горького недоумения:
   – Я не знаю. И никто не может понять, почему он это сделал. Да и не так это важно. Главное – орден снова един.
   Нужно что-то спросить. Обязательно нужно. Потому что... Да! Орден снова един. Орден...
   – Кто сейчас Магистр?
   – Должен был стать брат Отгон, но он отказался и убедил всех, что ни одного из Управителей секретов Магистром выбирать нельзя. В результате Магистром стал я.
   Черный Беркут кивнул на посох Магистра, что лежал в ногах Элидора.
   Эльф закрыл глаза.
   Потом он смотрел на появившиеся на небе мелкие облачка. Мыслей уже не было. Никаких.
   Орден снова стал орденом. И пришла суеверная надежда, что все наладится. Что вылечится Кина. Поправится Сим. Найдется Эльрик. Все будет хорошо.
   – А теперь я буду задавать вопросы, – вновь услышал Элидор голос настоятеля. – Это твоя женщина? – Черный Беркут кивнул в сторону Кины.
   – Да.
   – Хорошо, с этим мы разберемся позже. Когда вы оба придете в себя. Расскажи короткого твоем последнем задании.
   – Нам нужно было...
   – Что тебе приказали, я знаю. Расскажи о выполнении.
   – В Тальезе нас задержал какой-то человек, по утверждению Эльрика де Фокса, маг, и потребовал, чтобы мы доставили палатина к нему. Взамен он пообещал крупную сумму денег и защиту от ордена. Себя он назвал Князем.
   – Когда к вам присоединился де Фокс?
   – В Картале.
   – То есть еще до получения задания?
   – Да.
   – Эльфийка... Кстати, как ее зовут?
   – Кина.
   – Кина появилась тогда же?
   – Она путешествовала с Эльриком де Фоксом. Настоятель взглянул на Кину, задумчиво почесал щеку, потом повернулся к монаху:
   – Вы согласились на предложение?
   – Да. Без этого нас не выпустили бы живыми. Отец Лукас кивнул.
   – Через три дня после прибытия в Шотэ мы сумели вывести палатина из замка.
   – Дальше.
   – Из Шотэ мы ушли втроем. Кина уехала раньше. Мы договорились встретиться в Аквитоне.
   – Можно было поступить иначе?
   – Нет.
   «Нет? – Он задавил в себе неожиданно рванувшийся из горла смех. Но кто-то в нем, в душе, хохотал. Громко. Дико хохотал. – Нет?! Кому ты лжешь, Элидор? Можно было... Нужно было поступить иначе. Нужно было забыть обо всем, наплевать на задание, на орден...»
   – Нет. – Повторил эльф. Орден был его миром. И Кина, она тоже стала его миром. Он выбирал...
   – Дальше. – Магистр смотрел на узоры резьбы, вьющиеся по дереву посоха.
   – Вскоре, после того как мы проехали Лоску, мне приснился сон, в котором Князь сообщил, что Кина у него и он готов обменять ее на палатина.
   – Ты согласился? – Безразличный и ровный до этого голос Магистра превратился в шелестящий шепот.
   – Да. – Он выбирал. Но так и не выбрал...
   – Ты понимаешь, что ты сейчас сказал?
   – Да. – ...И предал оба мира.
   Отец Лукас достал трубку и тщательно выверенными движениями начал ее набивать.
   Только что Элидор подписал себе смертный приговор.
   Орден прощал многое. И все, что сделал эльф, можно было простить. Только не предательство. А выбор между орденом и Князем был предательством ордена. И никакие прежние заслуги не могли послужить оправданием. «Смерть – предавшим». Этот принцип Белый Крест исповедовал всегда.
   – Брат Сим не знал о моем выборе, – безразлично произнес Элидор. – Решение принял я один. А он был обязан подчиниться.
   Магистр курил и не чувствовал крепости табака.
   Лучший боец монастыря. «Тот, кто всегда возвращается». Первый нелюдь, способный перейти в класс «элита».
   Магистр смотрел вперед. В никуда.
   Его привезли в монастырь рыбаки. Он ничего не помнил. Совсем ничего. Его почти всему пришлось учить заново. Его происхождение так и осталось тайной. Имя найденышу дал брат Генри, не потрудившись объяснить, что оно обозначает.
   Черный Беркут сам учил эльфа.
   И тот учился.
   И создавалось впечатление, что он просто вспоминал забытое.
   А потом был его первый выход. С которого его привезли порубленным, полумертвым.
   Но все-таки не мертвым.
   Он выполнил задание.
   Тогда и появилось его прозвище: «Тот, кто всегда возвращается». И следующие семнадцать лет он это прозвище подтверждал. Не всегда он выполнял задания. И далеко не всегда его привозили по частям. Но прозвище он подтверждал. Такое везение до этого отец Лукас встречал только один раз. Но и брату Генри в конце концов отрубили ногу. А Элидор пока возвращался без необратимых потерь.
   Его дружба с Шарлем, еще одним найденышем. Шарль тоже был когда-то бойцом. Но Беркут распознал в нем другой дар.
   Лучший боец и лучший аналитик. Странная пара. Они идеально смотрелись бы во главе какого-нибудь государства. Но отнюдь не в монастыре.
   Магистр доверял Элидору. Полностью. Как себе. Как брату Генри. Как отцу Артуру.
   Но Элидор предал.
   Изменил ордену.
   И ладно бы ради идеи. А то – ради бабы. Это была уже вторая измена за несколько дней. Сначала отец Джероно, теперь этот эльф.
   Сжатый зубами чубук треснул. Глава ордена недоуменно посмотрел на остатки трубки и выбросил их.
 
   ***
 
   – Дальше, – мертвым голосом потребовал Магистр.
   – Мы повернули к Тальезе. Там Князь вернул нам Кину... – Голос вдруг изменил, и пришлось ждать несколько секунд. – Потом мы схватились с Князем. Палатин был уничтожен в бою вместе со звездочкой. Мы покинули Тальезу и вечером того же дня встретили отца Джероно. Остальное вы знаете.
   Отец Лукас кивнул, спрыгнул на землю и стал дожидаться телеги, на которой везли Сима.
 
   ***
 
   Их привезли в монастырь Фелисьена-Освободителя. Элидор знал, что когда-то здесь был обычный рыцарский замок, но лет пятьдесят назад последний здешний барон завещал замок ордену.
   Эльфа поместили в келью в донжоне. Через несколько минут к нему явился здешний лекарь. Ужаснулся. Помянул Творца и взялся осматривать чудом выжившего бойца.
   – Пятнадцать ран... – слышал Элидор недовольное бурчание. – Пятнадцать! Каждая смертельна! Почему же ты жив? – Эльф встретился глазами с требовательным взглядом лекаря. И не ответил. Он знал, почему живет. Потому что нельзя умирать, не отомстив. Но объяснять это... Он никому и ничего не собирался объяснять.
 
 

Часть II
ЧЕРНЫЙ ЛЕБЕДЬ

 
   ФИГУРЫ
   Аквитон
   Деревья карабкались на холм, спотыкаясь и клонясь. Ноги по щиколотку утопали в прелой листве. И пахло здесь так, словно стояла на земле сухая, солнечная осень, а не сумрачное лето, лениво дремлющее на облаках.
   Эльрик настороженно огляделся. Раздул ноздри, вдыхая нелюбимый, щемяще-тоскливый запах опавших листьев.
   Толстые стволы буков, подбадривая друг друга, тянулись к вершине холма. Корячили крепкие ветви. Ловили листьями скупые солнечные лучи.
   И тихо было.
   Металл брякнул неподалеку. Чистый звук глуховато просел в неподвижном воздухе, и шефанго развернулся к сребролистым кустам, из-за которых донеслось неуместное здесь позвякивание.
   За кустами фыркнуло. Звякнуло снова.
   Эльрик ухмыльнулся и направился к зарослям.
   Объедающий серебряные листья конь мотнул головой, увидев незнакомца. Покосился недоверчиво темно-фиолетовым глазом. Человек игнорировал его. Человек шел мимо. Человек был не опасен.
   Конь потянулся мордой к кусту.
   Когда чужая рука мягко захватила повод, зверь попробовал дернуться. Рванул голову вверх, заплясал, пятясь, прижал уши, испуганный и злой. Он не привык к такому.
   Человек должен быть медлителен. С человеком, если выкинуть его из седла или отвязаться от коновязи, можно играть, подпуская его и вновь отбегая. Переходя с шага на рысь. А то и на галоп. И только потом, вдоволь натешившись, оставив седока, безнадежно ругающегося, где-нибудь далеко-далеко, вернуться в конюшню.
   Палкой?
   Какой палкой?
   Вы о чем вообще?
   Ах палкой!
   Нет, такие зверюги, как этот жеребец, никогда не пробовали ни хлыста, ни рукояти тяжелой плети, которую обрушивает хозяин в ярости между нагло торчащими ушами скакуна. Не знают такие и тяжелых кулаков конюха, потому что стоят куда дороже, чем этот самый конюх. Не...
   Эльрик пнул коня в брюхо. Легонько, но болезненно дернул повод. Зарычал утробно, когда зверь попытался-таки вырваться.
   После рыка жеребец присмирел. Взял предложенный сухарь. Задумчиво им похрустел и понял, что сейчас он не главный.
   На том и сошлись.
   В том, что конь ожидал именно его, Эльрик не усомнился ни на секунду. Откуда бы, в самом деле, взяться в нехоженом лесу заседланному и взнузданному скакуну? Да еще такому скакуну, на каком не стыдно ездить и императору.
   – Хотя, парень, откровенно говоря, я предпочитаю кобыл, – сообщил де Фокс жеребцу, критически рассматривая роскошную сбрую.
   Конь вздохнул.
   То ли расстроился.
   То ли тоже предпочитал кобыл.
   – Понавесили-то! – Эльрик с досадой постучал когтем по костяным и серебряным накладкам. – Смотреть противно. Да, кстати, тебя же звать как-то надо... – Шефанго отступил на шаг, склонил голову, оглядывая жеребца с головы до ног. – А будешь ты у нас... Пепел.
   «Эльрик, от него осталось что-нибудь?..»
   – Пепел. – Император поморщился, словно вновь ударил в ноздри запах горящих людей. Горящих внутри собственных лат. И крики. – В общем, сим нарекаю...
   Он не договорил. Присвистнул восхищенно, разглядев подвешенный к седлу роскошный, гномьей работы арбалет. Позабыв обо всем, Эльрик достал оружие. Взвесил в руках. Один-единственный болт выкатился из сумки и мягко упал в пожухлые листья.
   – Ты это видел? – Машинально подобрав болт, император поднял глаза на скакуна. – Нет, скажи мне, ты видел где-нибудь такую работу? Не видел. Ибо не бывал ты, бедняга, в горах. А на поверхность мастера тамошние подобные вещи не выносят. Эдакую штуку, пожалуй, и мне голыми руками не взвести.
   Конь ответить не мог. Хоть и слушал внимательно, вздыхал в надежде разжиться еще парой сухарей.
   Эльрик намек понял. Сухарем угостил. Погладил Пепла по теплой морде и увидел, во влажной, блестящей глубине огромного глаза увидел...
   Развернулся резко. Поднял машинально невзведенный арбалет. А в висках кольнуло, не болезненно кольнуло – привычно. Только забылась эта привычка. Истаяла под грудой навалившихся сверху лет.
   «Ты меня в любом облике узнаешь. Вот как кольнет в висках – точно-точно, именно так и кольнет – да не кривись – не больно ведь! – значит, я это. Дракон из Драконов. Глядишь, свидимся еще. Отспорю перстенек-то...» Это не Эльрик вспомнил. Это подумал «вслух» человек-дракон, бесшумно возникший у него за спиной.
   Зыбкое отражение в лиловых зрачках Пепла.
   – А ты здорово привык полагаться на свое чувство опасности. – Дракон улыбнулся. – Оно тебя подвело сегодня два раза за какой-нибудь час.
   – Откуда...
   – Оттуда. Я все знаю. Я один остался. И знаю теперь за всех. Один. – Тускло-желтые глаза подернулись пленкой. Вновь прояснились.
   – Дракон из Драконов. – Эльрик опустил бесполезный арбалет.
   – Он самый. – Собеседник его шутовски раскланялся. – Правда, интересный сегодня день? Только короткий... Нет. – Он поднял руку, запрещая де Фоксу говорить. – Не спрашивай. Не порти все удовольствие. Ты рад, что отделался от спутников? Молчи! Девчонка – птица. Хочешь, но не смеешь. Смерть. Усталость. Вина. Нет оправданий. И снова смерть. Любопытство? Нет, скорее злость. Ярость. Плохо быть одному.
   Император скользнул в сторону. Подальше от Пепла. Желтые глаза пригвоздили к месту. Губы дракона обиженно дернулись.
   – Ты думаешь, я сошел с ума? Ты боишься? Да. – Он кивнул, сам себе отвечая. – Ну и что? Это не мы. Это они нас так. Хозяева.
   Он вроде и не двигался с места, а оказался вдруг ближе. Вертикальные зрачки превратились в щели. И расширились:
   – Они хозяева? Молчи! Они – никто. Создатели. Я голоден, слышишь, шефанго? Дракон голоден. Царь царей. Владыка владык. Ты думаешь, безумие – это страшно? Страшно одиночество. День короткий, и тебе повезло. Мне тоже.
   Еще ближе.
   Эльрик невольно отступил. Поднятый с земли арбалетный болт стал почему-то горячим. Жег ладонь.
   – Давай. – Дракон кивнул. – Взводи свой арбалет. Помнишь? Ты не помнишь, ты все забыл, вы – бессмертные. Это смешно. Вы забываете. Забываете. Все. Больше ты не будешь забывать. Мы бессмертны. Есть лишь одно бессмертие. И лишь одно могущество. МОЕ! А еще, мой забывчивый
   шефанго, я говорил тебе когда-то... Впрочем, для тебя это уже не имеет значения. Правда? Молчи! Тебя нет здесь. А безумие – это не страшно. Знаешь ли ты, смертный друг мой, что оно прекрасно? Знаешь ли ты это чувство освобождения? Да. Ты знаешь. Демон, страсть, воля, стихия, горит душа, горит, сгорает, и не держит ничего, ничего, лишь свобода, кровь, сила. Стреляй же!
   И завораживающий поток слов, бессмысленных звуков, гармоничных аккордов взорвался раскаленными осколками. Тяжелым звоном отозвалась стальная тетива, швыряя вперед раскаленную смерть. Пепел шарахнулся в сторону от брызнувшего кровью тяжелого тела.
   – Нет бессмертия. – Эльрик подул на обожженную ладонь. Повесил арбалет на седло. – Я вспомнил, Пепел. Знаешь, что он говорил мне, когда мы виделись в последний раз? «Опасайся разговаривать с драконами». Пойдем наверх. Поищем вход в сокровищницу.
 
   ТРЕТИЙ. ЛИШНИЙ
   – Как тебе это понравится, Чедаш? Эти смертные меня переиграли.
   – Похоже, вам это нравится. Князь?
   – Ты знаешь... Да. Признаюсь, я перестарался в своем желании спровоцировать их на какое-нибудь безумие.
   – Э-э-э... Простите, Князь. Вы считали, что они недостаточно безумны?
   – Отнюдь. Мне было интересно, где верхняя планка.
   – И что же?
   – Ее давно сорвало. Теперь они хотят убить меня.
   – Это смешно.
   – Это весело, Чедаш. Если бы ты видел их лица, когда я сказал... Гм. Уж сказал, так сказал. Жаль только, палатин сгорел. А девочка и вправду ничего. Как считаешь?
   – Она – символ. По крайней мере, Князь, мне так показалось. Двое из этой вашей четверки сумели окружить ее неким ореолом, природу которого мне понять не удалось. Не моя специфика, к сожалению, вот если бы вы согласились убить ее...
   – Чедаш!
   – Простите, Князь.
   – Тебе стоило бы побыть живым для разнообразия. Я спросил, как тебе девочка, а не кем она является для этих ненормальных. Может, завести с десяток эльфиек?
   – Боюсь, Князь, вы не получите такого удовольствия, как с этой. Ореол есть лишь у нее одной.
   – Да. Ладно, долой лирику. Что там у нас на юге?
 
   ФИГУРЫ
   Аквитон – Эзис
   Пепел шел ровной, убористой рысью, неторопливо отталкивая дорогу копытами. Дорога послушно убегала, но не кончалась и продолжала стелиться под ноги коню.
   Эльрик дремал в седле.
   Вопросы и ответы теснились, мешая друг другу, и лучше уж было вообще ни о чем не думать, чем пытаться рассортировать их и разложить по полочкам. Мысль – туда. Мысль – сюда. Эта мысль вообще лишняя. Ее долой.
   И не мысль это вовсе, а эмоция. Совсем уж никуда не годно. От эмоций так просто не отделаешься.
   Было муторно.
   Император так и не понял: он ли убил дракона, или дракон сам заставил его выстрелить? Чем был на самом деле этот всемогущий безумец? И был ли он безумцем? Да – если Демиурги говорили правду. А если они лгали?
   Но зачем им лгать? И, главное, если уж ложь такова, то какой же тогда может оказаться правда? Правда, скрываемая за кошмаром предполагаемой лжи.
   Дракон не может сойти с ума.
   «...Видишь ли, мой смертный друг, у нас, если можно так выразиться, очень тонкая, но в то же время очень гибкая душевная организация. Ты слышал что-нибудь о Законе? Нет? Великие Боги! А с виду такой образованный! Закон, иначе говоря – Равновесие...»
   "...Видишь ли, Торанго, когда мы решили начать Игру, мы нарушили
   Закон. Сознательно. Ты слышал что-нибудь о Законе? Да? Странно. Словом, условия Игры подразумевали, что победитель получит все. А по Закону именно этого и не должно произойти ни в коем случае. Драконы попытались вмешаться. Помешать. И Разрушитель сделал нам маленькую уступку. С последующим возмещением, разумеется. Образно выражаясь, Весы качнулись. И качнулись весьма заметно. Гармония нарушилась. А с ней разрушились и драконы. То, что осталось сейчас, – оболочка, с остатками былого могущества..." Эльрик был тогда слишком измотан, чтобы сказать Величайшим все, что думает он по поводу их Игры. Точнее, он был достаточно уставшим, чтобы сперва думать, а потом действовать. И на тот момент у императора хватило ума понять, что его мнение интересует Демиургов в последнюю очередь.
   Сейчас он готов был забыть о мимолетном своем смирении. Но на дороге не случилось, как назло, никого из Владык. Да и вообще пустовата была дорога. Урожай еще не собрали. Ярмарки не развернулись. Праздно шататься тоже времени нет – середина лета, самая работа. Редко-редко обгонял Пепел медленно ползущие короткие обозы.
   Было тоскливо.
   Беспомощная ярость поднималась мутной волной из самых темных глубин. Клокотала. Искала выхода.
   И не находила.
   Грызло неотступное, навязчивое и болезненное чувство вины. Кина. Прекрасный цветок, грубо надломленный безжалостной рукой.
   Не защитил. Должен был, обязан был оказаться рядом. Спасти. И не сделал этого. А теперь поздно. Защищать поздно. А мстить – это просто глупо. Зло нужно встречать ударом, а не провожать бесполезной руганью. Встречать.
   Но холодные доводы разума тонули в серой мути нерассуждающей ненависти.
   Эмоции. Эмоции, чтоб им.
   И снова с усилием Эльрик заставлял себя думать о Демиургах. О том, что рассказывали они. О том, что нужно сделать.
   Имеет ли смысл делать что-то? Какая разница? Особо выбирать все равно не приходится.
   «...Вообще-то Мы не вмешиваемся в дела мира. Лично не вмешиваемся. Но для тебя, так и быть, исключение сделаем. Однако помни... Торанго, друзья твои останутся жить лишь благодаря Нашей доброте. Ты умеешь быть благодарным?» Эльрик умел быть благодарным. Иногда. Если это не мешало его собственным планам. А вообще, де Фокс при всей своей безграничной доверчивости ну никак не мог поверить в то, что монахи Белого Креста, добившие «Бичей» и подобравшие Сима с Элидором, оказались на месте побоища по воле Величайших.
   Чтоб Белый Крест да по чьей-то там воле?! Особенно если учесть смерть их Магистра и исчезновение магистерского атрибута.
   «Что там у них, интересно? Как-то ведь Элидор опознал в этом Джероно начальство? Или, вернее, почему-то ведь он обознался...» Словом, Эльрик был уверен, что Белый Крест явился на кровавую прогалину, идя по следу искомого атрибута, а отнюдь не потому, что послали монахам просветление девятеро Величайших. Впрочем, ничуть не меньше он был уверен в том, что Демиурги действительно совершили чудо, позволив Симу с Элидором остаться в живых. А вообще, глядя через широкое окно в стене Зала, как быстро и умело расправляются с «Бичами» люди Белого Креста, император с грустью осознал, что, будь он все еще там, он, пожалуй, поубивал бы и их.
   «Вот уж, воистину, прав Элидор. Очень трудно предсказать, когда меня вскинет. И от чего... Спятить можно, до чего трудно! Головой думать надо! Головой. Трудно им... Как будто никогда с ненормальными дела не имели».
   «Знаешь ли ты это чувство освобождения?.. Демон... страсть, воля, стихия... горит душа, горит, сгорает, не держит ничего, ничего... свобода, кровь, сила... Стреляй же!» И снова последние слова ударили, как свинцовый шарик по гладкому боку глиняного кувшина. Только на сей раз не тягостное оцепенение разлетелось осколками, а лопнула душными ошметками клубящаяся злоба.
   Драконы погибли.
   В мире стало на одно чудо меньше.