Сейчас интуиция командира коммандос не желала брать еще одну карту. Потому что была уверена, что она будет лишней. Что будет перебор!
   Так что же все-таки его интуиция заметила такого, что не увидело сознание?
* * *
   Что?..
   Семь.
   Шесть.
   Пять…
   Что произошло в последние минуты?
   Вначале вскрик птицы. Потом еще один. И еще несколько. Словно перепуганная стая птиц отозвалась своему вожаку. Стая… Стая! Вот оно! Те птицы, которые только что кричали, не летают стаями! Только в одиночку. На первый крик не должны были ответить другие. Тот крик должен был быть единственным! Вот что прослушали уши, но заметила интуиция. Если, конечно, только это…
   Нет, не только! Еще расположение криков. То, откуда они звучали! Они звучали с трех сторон, справа, слева и с фронта. Они охватывали место действия широким полукругом. Подковой. Против центра которой располагался его отряд Они нависали с флангов, эти птицы. Они занимали крайне выгодную позицию. Если бы те птицы собирались напасть и если бы теми птицами руководил профессиональный военный, то он расположил бы свое пернатое подразделение именно так. Так! И никак иначе! Так, может, те птички без перьев. И без крыльев. Так, может, те птички вовсе даже и не птички…
   Четыре.
   Три…
* * *
   Командир разведчиков мягко обхватил пальцем курок автомата и потянул его на себя. От этой мягкости зависела результативность выстрела. Дергать курок резко — значило рисковать результатом стрельбы. Жмут курки во всю силу пальцев только новобранцы. Или психически неуравновешенные люди. Или трусы, для которых быстрота выстрела важнее его результата. Опытные бойцы обходятся со спусковым крючком, как мать с новорожденным младенцем. Очень нежно и ласково…
   Два…
* * *
   …А если птицы, которые вовсе даже не птицы, раскричались, рискуя привлечь к себе лишнее внимание, значит, они уже не боятся демаскировать себя. Значит, они вышли на рубеж атаки и, перекликаясь друг с другом, разобрали цели. И, значит, с минуты на минуту прозвучат первые выстрелы. От которых не будет спасения…
   С минуты на минуту!
   Далее командир американских коммандос действовал уже инстинктивно. На уровне условных рефлексов, которые вбивали в него сержанты в многочисленных учебных подразделениях и реальные противники в реальных боевых условиях. Далее он действовал как опытный, не раз ходивший под смертью солдат.
   Он мгновенно вскинул винтовку и от бедра, не целясь, всадил одну длинную, бесконечную очередь в зеленую стену джунглей. Примерно на уровне полуметра от земли Примерно на том уровне, на каком должны были располагаться головы невидимых ему стрелков.
   Он выпустил одну, до опустошения магазина, длинную очередь, но прицельно — только первых несколько выстрелов, потому что был убит встречной пулей, попавшей в переносицу.
   Остаток магазина он выпалил в «молоко». Вернее, не он, а уже бездыханный, с разбитым черепом труп, который все же не отпустил курка винтовки и так и застыл с пальцем, вжатым в спусковой крючок своей навсегда замолчавшей винтовки.
* * *
   Командир коммандос ни в кого не попал. Но он выполнил свою задачу. Он выстрелил за мгновение до начала атаки противника. И тем спас свое подразделение от тотального уничтожения.
   Услышав выстрел, заранее предупрежденные об опасности коммандос упали, откатились в свои укрытия и мгновенно открыли стрельбу в направлении, указанном командиром.
   Погибли только одиннадцать бойцов. Первыми и мгновенно — пилоты и бортстрелки вертолетов. Чуть с опозданием, успев сделать по несколько ответных выстрелов, коммандос, не нашедшие надежных убежищ.
   Другая сторона потерь не понесла. Но должна была понести непременно. Потому что фактор внезапности не был использован и тактическое преимущество утрачено.
* * *
   — Гаси правый фланг! Правый фланг! Мать твою! — орал, уже не скрываясь, командир российских разведчиков. — Он сейчас самый опасный! — И тут же падал за дерево, по которому, развернутые на голос, лупили чужие винтовки.
   Несколько автоматов, сконцентрировав огневую мощь в одном направлении, задавили удачно окопавшегося автоматчика.
   Минус еще один коммандос.
   Теперь надо было действовать очень быстро. Пока противник не очухался и не предпринял активных встречных действий. Теперь счет шел на секунды.
   — Семенов! Давай перебежками на левый фланг. И обойди их с тылу! — громко приказал командир.
   — Ты что кричишь? — попытался одернуть его «замок».
   — Один хрен, они русского не знают. Да и ничего не расслышат за такой стрельбой. Ты меня понял? Семенов?
   — Понял!
   — Ну тогда действуй!
   Семенов покинул свое убежище и, прячась за препятствиями, стал смещаться влево. Недалеко не ушел. Упал, получив три пули в голову и грудь. Три пули из трех разных винтовок. Он, равно как и его командир, не знал, что их нынешний противник изучал русский язык. Особенно в той его части, которая касается ведения боевых действий.
   Над джунглями, над самыми вершинами деревьев, завис вертолет.
   — Все, — сказал командир, — сейчас он будет крутить из нас фарш своей крупнокалиберной мясорубкой.
   Вертолет несколько раз качнулся на месте, пытаясь разобраться в перипетиях боя, рассмотреть, где свои, где чужие. Сверху это особого труда не представляло. Свои лежали распластанными на земле за случайными стволами и камнями. Чужих видно не было, но было видно, откуда они стреляют.
   Вертолет развернулся, выбирая наиболее удобные высоту и положение, и завис. Пулеметчик завалил дуло своей «машинки» вниз и, не целясь, нажал гашетку. Он стрелял не куда-то конкретно, он стрелял по площадям. По тем, где предположительно мог быть враг. Патроны он не экономил. Патронов у него было вдосталь. Пули толщиной в три пальца впивались в землю, в стволы деревьев, перерубая некоторые пополам. Защиты от них не было. Потому что летели они сверху.
   — Работать вертолет! Всем работать вертолет! — кричал командир.
   Его никто не слышал. Но все и так понимали, куда надо стрелять. Откуда исходит наибольшая опасность.
   Полтора десятка стволов замолотили по вертолету. Эти была стрельба не столько на поражение, сколько на испуг. На испытание нервов. Пулеметчик не выдержал первым. Наверное, еще потому, что не видел отвечающего ему на выстрелы противника. Он отшатнулся в салон, и вертолет плавно сдвинулся в сторону, исчезнув за кронами деревьев.
   — Сейчас он вернется, и они возьмут нас в клещи. С воздуха и с земли… — предположил замкомандира.
   Хотя чего тут предполагать? И так все понятно и однозначно. Как в учебнике по тактике ведения боя. Зажимай с двух сторон и перекусывай хребет пополам…
   — Что делать будем?
   — Атаковать!
   — Кого?
   — Тех, что на земле. Если мы сойдемся с ними вплотную, он не сможет стрелять, не рискуя зацепить своих. Надо сближаться. Это единственное спасение.
   — Рукопашная?
   — Рукопашная!
   — В лоб?
   — В лоб! На обходные маневры у нас времени нет!
   Другого выхода действительно не было.
   — Примкнуть штыки! Приготовиться к атаке! Ох, как это неприятно — бежать во весь рост навстречу окопавшемуся противнику, подставляя под его прицельные выстрелы свои незащищенные грудь, живот и лицо. Как трудно покидать свое защищающее от смерти убежище…
   — Гранаты к бою! На счет три…
   Разведчики вытащили, выдернули чеки и разом бросили гранаты.
   Десяток одновременных взрывов закрыл наступающих дымом, пылью и комьями земли от взглядов противника. Мгновенным рывком разведчики пробежали опасную зону. Двое из них ткнулись головами в землю. Возможно, от осколков собственных, чуть запоздало рванувших гранат. Но все остальные добежали.
   — Справа двое! Автоматная очередь в упор…
   — Вон он!..
   — Берегись!..
   — Саша! Сзади!..
   Взрыв гранаты. Еще один. Выстрелы. Крики и проклятья на двух языках.
   — А, сволочь!…
   Теперь на «кулачки»! Вплотную, как в подростковой, стенка на стенку, драке. Чтобы рукой до горла достать можно было. Чтобы никаких там пистолетов и тому подобной уравнивающей силы техники. Без единого выстрела, одинаково опасного в такой толкучке и для своих, и для чужих.
   Теперь у кого первого не выдержит психика.
   — На, получай…
   Блеск штык-ножа, крик, стекающая с лезвия кровь… И встречный блеск… Лязг наткнувшейся друг на друга стали…
   И тут же банальный, со всего маха удар по сопатке. Так, что слюни и сопли во все стороны.
   Ах ты так, гад! Ты драться! Ну тогда получай коленом в свой американский пах. С гарантией замедления темпов прироста народонаселения ваших североамериканских штатов. По крайней мере, на одну стомиллионную долю процента…
   Крики, возня, пыхтение, угрозы, падения. Драка, уже мало напоминающая бой… Просто драка, без приемчиков и правил. Потому что не на ринге, не на татами — в реальных боевых. Потому что в такой свалке даже нормально размахнуться невозможно. И еще потому, что проигрываешь не раунды и очки — жизнь.
   И снова рев моторов зависшего над полем боя вертолета, раздирающие одежду потоки ураганного ветра сверху и равномерный, басовый стук крупнокалиберного пулемета.
   — Он что, с ума сошел? Здесь же свои! — возмущенные голоса по-английски.
   — Ребята, не отрывайся от них. Он своих мочить не будет! — крики по-русски.
* * *
   Фонтанчики земли, выбитые крупнокалиберными чушками пулеметных пуль. Совсем рядом. Буквально в двух шагах. И одновременное падение и откат всех — и американцев и русских — под защиту крон деревьев. И напряженные взгляды вверх.
   — Он что у вас, псих, что ли?
   — Didn't catch…
   — Сам ты гад!
   И тут же противника руками за грудки и, с силой подтянув к себе, головой в лицо.
   — Получи! За свое превосходство в воздухе! И за то, что ваши пилоты такие олухи!
   Нет, слабы все-таки американцы в драке. Нет у них такой уличной закалки… Культурная нация. Привыкли разрешать все споры с помощью адвоката.
   — А как насчет «крюка» правой в левую скулу? Не очень? А в правую? Тоже не нравится? А прямым по нюхалке?..
   — Миша, Миша, отойди в сторону! Я его из автомата!
   — Да пошел ты со своим автоматом… Я его и так уделаю! Одними руками…
   И тут же пропущенный удар ногой в солнечное сплетение. И еще один — в подбородок. Эх, Миша, Миша, тебе же говорили — лучше из автомата… А теперь тот, кто мог стрелять, сам, крепко сцепившись с противником, по земле катается, безуспешно пытаясь дотянуться пальцами до его горла.
   Крики, угрозы, хрипы, стоны, мат-перемат…
   И вдруг перекрывающий все прочие звуки голос. Излагающий свою мысль хоть не совсем на русском и не вполне на английском, но на совершенно понятном и русским, и американцам языке. По существу понятном…
   — А ну, суки… Янки… Чтоб вас… Руки вверх… А не то… Всем крышка… Йес, вашу мать!
   И все замерли. И перестали стучать друг друга по сопатке и давить друг другу пальцами на кадыки. Потому что посредине свалки, удерживая на вытянутых руках по гирлянде гранат, встал капитан Пивоваров.
   И зубами выдернул предохранительную чеку у той, что была зажата в правой руке, а потом у той, что в левой руке.
   — Кто двинется хоть на шаг, отпущу. На хрен! Вы меня знаете! Блин!..
   Откуда, интересно, американцы могли узнать о дурных наклонностях сибирского паренька Вани Пивоварова?
   — Вань, а мы-то как? — попытались урезонить его опасливо замершие сослуживцы.
   — И вы — на хрен! Достали все! — сказал Пивоваров. И утер кулаком с зажатой в нем гранатой окровавленный лоб.
   — Ну-у!..
   В этой драке — кулаки против десятка гранат «Ф-1» победить могли только гранаты. И их владелец.
   — О'кей! — согласились американцы и отбросили в сторону ножи.
   — Руки за голову!
   Американцы подняли руки И сцепили пальцы на затылках в замок.
   В наступившей тишине стал отчетливо слышен рев моторов приближающегося вертолета.
   — У него что, горючки не меряно? — спросил кто-то.
   — И патронов тоже…
   — Далидзе! Федоров! Кузнецов!
   — Я!
   — Бегом к «вертушкам», снимите пулеметы и отгоните этого… к чертовой матери… — кивнул в небо командир
   — Есть!
   — Всем остальным собрать раненых, убитых и оружие.
   — А что с этими делать? — кивнул на сбившихся в кучу пленных американцев Пивоваров.
   — Вот эти пусть и собирают. Если попытаются бежать — стреляй на месте.
   Далидзе, Федоров и Кузнецов, стараясь избегать открытых мест, пробежали несколько десятков метров до вертолетов. Быстро осмотрели незнакомое им оружие, заправили ленты, передернули затворы.
   — Нормальная машинка. Вроде нашего танкового…
   — А если он верхом пойдет? Мы же не сможем ствол так высоко задрать.
   — Не пойдет. Ему рассмотреть надо, что внизу творится. Прежде чем стрелять… Стали ждать.
   — Вон он!
   — Где?
   — Сейчас увидишь.
   Из-за дальних деревьев вынырнул вертолет. И сразу же навстречу ему застучали пулеметные очереди. Расстояние было самым небольшим, так что промахнуться было почти невозможно.
   С летящего вертолета ударили встречные очереди. Пули взрывали землю, шлепали по металлу, разбивали стекла в кабинах.
   — Если попадет в бак, то…
   — Не каркай! Ворона!
   Дуэль длилась недолго. Какой-нибудь десяток секунд. Крупнокалиберные пули — это вам не пчелиные укусы «АКМ». А попасть в махину парящего в небе вертолета много легче, чем с качающегося борта в фигуру человека.
   Вертолет отклонился в сторону, набрал высоту и лег на обратный курс.
   — Уйдет, гад!
   — Не уйдет! — кричал Кузнецов, выпуская вслед удаляющемуся вертолету бесконечную очередь. — Не может такого быть, чтобы ушел! Не должно…
   Но вертолет ушел. Целым и невредимым. А может быть, и не целым. Но все равно ушел.
   Ушел!
   — Ну все! Теперь жди гостей!
   — Это точно! Без гостей не обойдется…
* * *
   — Приборы нашли?
   — Нашли.
   — Без ошибки?
   — Без ошибки.
   — Тогда так, вертолеты — к чертовой бабушке, их же толом. Самолет — тем же образом, туда же. Чужих убитых оставляем здесь. Наших уносим с собой. Все здесь подчищаем. Под метелку! Чтобы ни одной соринки, по которой можно опознать нашу принадлежность, — сказал командир. — И как можно быстрее. Пока они нам на хвост не сели. Кузнецов!
   — Я!
   — Рубите носилки.
   — Сколько?
   — По числу раненых и убитых.
   — Но мы не сможем унести всех.
   — А мы и не понесем. Понесут эти. Которые их… В общем, американцы понесут. А потом посмотрим.
   — На что посмотрим? —
   — На их поведение.
   — И что будет зависеть от их поведения? — с недобрым выражением на лице спросил «замок».
   — Не знаю! Мне по этому поводу командование никаких распоряжений не давало. Про вьетнамцев — давало. А про американцев — нет.
   — И какие распоряжения командование давало про вьетнамцев?
   — Сам знаешь, какие…
   — Давай отойдем… — предложил «замок».
   — Давай.
   Командиры отошли в сторону.
   — Объясни мне, чем отличаются американцы от вьетнамцев? Я не понимаю.
   — Тем, что они не вьетнамцы! И тем, что по ним у меня нет никаких указаний. Я не хочу брать на себя ответственность за подобные решения. Не хочу влазить в политику.
   — И все равно я ни хрена не понимаю. У них такие же глаза. И такие же языки… С точки зрения безопасности…
   — Слушай, не финти, говори, что ты предлагаешь? — по-простому спросил командир.
   — Я предлагаю списать их в потери.
   — Всех?
   — Всех! Они видели нас. Слышали нас. Знают нашу принадлежность. Наконец, знают, зачем мы сюда пожаловали. Они знают все.
   — Предположительно знают…
   — Точно знают… К тому же, если их здесь не найдут, янки организуют преследование. Перекроют подходы к побережью. Понагонят вертолетов. А если найдут, то просто утащат трупы на базу и закроют это дело.
   — И не станут искать виновных?
   — Станут, но не нас. Прочешут джунгли. Перетряхнут местное население. Спишут все на какой-нибудь случайный партизанский отряд, сожгут для острастки пару деревень и на том успокоятся! Мы останемся в стороне.
   — А кто потащит убитых?
   — Сами потащим. Недалеко. Выроем где-нибудь в укромном месте могилу, похороним, замаскируем. На всякий случай заминируем. Чтобы наверняка. Чтобы — если кто-нибудь полезет — никаких следов. В крайнем случае задействуем янки, а потом вернем их сюда и…
   — А раненые?
   — Легкие пойдут сами. А тяжелые… Ты что, не знаешь, как выходили из этого положения во время войны? Тем более что дороги они все равно не выдержат. Только дольше будут мучиться. Они не жильцы… А нам нельзя задерживаться. Просто невозможно. Приборы у нас. Мы должны их доставить во что бы то ни стало. Приборы важнее людей. Важнее всех нас! Ради них нас сюда и послали.
   — Это, конечно, верно… Только как к таким мерам, в смысле раненых, отнесется личный состав? Они же еще салабоны. С детскими иллюзиями в голове…
   — Нормально отнесутся. Как к приказу. Который не имеют права не выполнить. Зато потом имеют право обжаловать. Сколько их душе угодно. Давай решайся…
   Командир поглядел на своих бойцов, которые суетились вокруг вертолетов, потерпевшего аварию самолета и раненых товарищей. Больше всего возле раненых товарищей…
   Нет, однозначные решения здесь не пройдут…
   — Сделаем так. Насчет американцев я согласен. Тащить их на побережье, тем более на лодку — резонов нет. Нас не поймут. Оставлять в качестве свидетелей — тем более. Хочешь не хочешь, придется этот вопрос решать… хирургически. Что касается убитых и раненых, то, боюсь, того, что ты предлагаешь, бойцы нам сделать не позволят. Особенно сейчас, когда они разгорячены боем. Боюсь, они обжалуют этот приказ на месте.
   — И что тогда?
   — Предлагаю компромиссный вариант. Сегодня в ночь делаем максимальный рывок. В сторону. Например, вот в эти отроги. Чтобы оторваться от возможного преследования. И запутать следы. Наших погибших и раненых несем с собой. Американцы несут. Они парни здоровые, километров шестьдесят, думаю, выдержат. Ну и наши бойцы им, конечно, помогут…
   — Наши-то зачем?
   — Затем, чтобы устали. И прочувствовали, что такое тащить восемьдесят килограммов живого, а тем более мертвого веса по джунглям. А когда бойцы утомятся, когда посмотрят, как их раненые товарищи мучаются, осознают всю бесперспективность такого передвижения, мы предложим им единственно возможный выход. Тогда уже единственно возможный. Который уже не вызовет бурных протестов… Кроме того, чем захоронение будет дальше, тем будет спокойней. Всем.
   — А американцы?
   — Американцев оставим там же. В конце концов, не всегда же партизаны вершат свой скорый суд непосредственно на месте боя. Иногда и вдали от него. Например, использовав пленных в качестве носильщиков для переноса добытых трофеев. Подбросим их куда-нибудь поближе к деревне, чтобы легче было обнаружить. Шумнем для верности. Натопчем фальшивое направление… А потом, освободившись от груза, наверстаем километры. Если американцы и продолжат поиск партизан, то совершенно не в той стороне, куда мы уйдем.
   — И все же я бы лучше обделал это дело на месте…
   — Не получится на месте. Не дадут. Думаю, не дадут.
   — Могут не дать… Эти могут… Надо было идти с «ветеранами». Не пришлось бы сейчас решать пионерские задачки. Не пришлось бы мозги парить!
   — Кто ж знал, что все так обернется. Разговор шел только о транспортной задаче. О том, чтобы дойти, найти, забрать и доставить. А тут эти на нашу и на свою голову прилетели…
   — Это точно — на голову. Ладно, согласен. Другого выхода все равно нет. Говори, что делать.
   — Тогда так, ты контролируешь «уборку», я подготовку к переходу. Выход через пятнадцать минут.
   — Есть, командир…
   Совещание было закончено. Судьбы личного состава были решены…
   — Как с приборкой? — спросил уборщиков «замок».
   — Нормально, товарищ капитан! Оружие, обрывки обмундирования, снаряжение… Кроме гильз и пуль — все.
   — Гильзы и пули не в счет. У вьетнамцев найдется не один «АКМ». Куда сложили мусор?
   Все предметы, которые хоть как-то могли навести на мысль о присутствии в данной местности кого-то, кроме американцев и вьетнамцев, были собраны в две расстеленные на земле плащ-палатки.
   — Уверены, что ничего не пропустили?
   — Уверены.
   — А это, — показал капитан пальцем на случайный окурок.
   — Это же только окурок.
   — Папиросы!
   — Ну да, папиросы.
   — Американцы папирос не курят! И не сминают их гильзы подобным специфическим образом. По этому окурку они могут опознать нас как по визитной карточке. Тоже мне разведчики…
   Уборщики виновато пожали плечами.
   — Приказываю немедленно опросить весь личный состав — кто где курил, где бросал спички или терял какие-нибудь предметы. Кто где справлял нужду и чем подтирался. И если там вдруг отыщется клочок нашей газеты… Кроме того, проверьте наличие снаряжения и личных вещей. В том числе в карманах. И осмотрите еще раз местность. На все — десять минут! На одиннадцатой вас буду инспектировать не я. Вас будут инспектировать янки. Все ясно?
   — Так точно, товарищ капитан.
   — Тогда действуйте. И не забудьте запаковать мусор.
   — Мы понесем его с собой?
   — Мы все свое носим с собой! Как тот цыган…

Глава 26

   Раненых положили на импровизированные носилки. Чтобы они не кричали, вкололи по шприцу-тюбику промедола.
   — Сколько у нас времени?
   — Часа четыре-пять. Как минимум. Полтора лету туда, объяснение на месте с начальством, получение вышестоящего «добра» на преследование, сбор поисковой группы, согласование плана операции, полтора часа лета обратно. Это если все гладко пойдет. Если будет из кого собирать группу, если найдутся подготовленные к взлету «вертушки» с полными баками горючки, если пилоты тех «вертушек» будут способны сесть за штурвал после празднования вчерашних именин…
   — Ты думаешь, у них так же, как у нас?
   — У всех одинаково. Все отлично стреляют на стрельбище и безукоризненно проводят планово-показательные операции на знакомых, как собственная ладонь, полигонах. А чуть доходит дело до внеплановых авралов, то сразу или горючки нет, или боеприпасов не завезли, или тот командир, что нужен, в стельку пьян, или подразделение, которым он должен командовать, в полном составе ушло в самоход. Чем их бардак может отличаться от нашего? Они этой встречи тоже не ожидали. И к мгновенным реакциям на нее не готовились…
   Так что имею основания предполагать, что для организации погони им понадобится не четыре-пять, а минимум десять — двенадцать часов. Если говорить не о взводе пехоты и двух-трех подвернувшихся под горячую руку вертолетах, а о масштабной поисковой операции.
   — Десять это даже много…
   — Десять это в самый раз!
   — Тогда поступим следующим образом, — сказал командир, раскладывая на планшете карту. — Группа из трех бойцов совершает суточный марш-бросок вот в этом направлении, обеспечивая своим фальш-отходом прикрытие основной колонне. Достигнув точки поворота, где-то вот здесь, они изменяют линию маршрута на сто восемьдесят градусов, возвращаются по своим следам назад километров на десять-пятнадцать, затем отрываются и двигаются вот сюда, где соединяются с сидящим в засаде дозором основной маршрутной группы. Дозор убеждается, что группа отвлечения не притащила за собой «хвост» и ведет их к нам. Через тридцать пять — тридцать шесть часов мы снова будем вместе и направимся к точке эвакуации. Замечания, дополнения есть?
   — А если встреча не состоится?
   — Основная маршрутная группа выжидает дополнительный час, после чего выходит к точке эвакуации самостоятельно. Туда же должны прибыть опоздавшие.
   — Если фальш-группа по каким-то причинам не сможет оторваться от преследования?
   — В случае, если группа прикрытия не сможет оторваться от противника, она уводит его вот в этот район, мотает сколько возможно, в конце концов обрубает хвосты и далее пытается выбираться самостоятельно, согласно схеме аварийной эвакуации.
   — А если не обрубает?
   — При полной невозможности отрыва от противника, равно как при прямом контакте с ним — группа самоликвидируется. В полном составе.
   — Кого ты хочешь назначить командиром группы?
   — Хочу… тебя.
   — Чтобы быть уверенным в самоликвидации?
   — Чтобы быть уверенным…
   — Ладно, добро, — согласился «замок». — Кто остается вместо меня?
   — Капитан Кудряшов.
   — Не самый сладкий сахар — но сойдет. Все равно все одинаковы. Все на одно лицо, что твой сапог. Все равно все полные салаги, хоть и капитаны. Все с мамкиным молоком на губах.
   — После сегодняшнего не такие уж и салаги…
   — Такие же… Только теперь испуганные салаги!
   — Не ворчи…
   — Не ворчу. Кто пойдет со мной?
   — Добровольцы.
   — Не верю, что после такого… Что будет из кого выбирать.
   — Если будет не из кого выбирать… выберу сам. В приказном порядке…
   — Подразделению строиться! Девять разведчиков, по привычке разобравшись по росту, встали в ряд. Плечо к плечу. Всего девять разведчиков.
   — Раненым выйти из строя.
   — Почему?
   — Потому что нужны полноценные бойцы, а не калеки.
   — Но…
   — Разговорчики! Раненым выйти из строя! Два бойца шагнули в сторону.
   — Сомкнуться!
   Бойцы сдвинулись, закрыв зияющие в строю пустоты.
   — Дело обстоит следующим образом, — сказал командир. — Группе во главе с моим заместителем, капитаном Сибирцевым, предстоит обеспечивать отход основной колонны. То есть, если называть все своими именами, отвлекать силы противника на себя. Возможно, принимать бой… В случае такого боя, в случае неопределенного исхода такого боя и угрозы пленения… В общем, я отдал приказ о самоликвидации группы. Это понятно?