Страница:
В двадцать два ноль пять рабочая группа в составе двух человек приблизилась вплотную к периметру забора. С помощью переносного миноискателя быстро обнаружили «куст» сигнальных светозвуковых мин и две из них подготовили к подрыву
В условленные двадцать два девятнадцать одна из мин взорвалась, растревожив окружающую местность ужасным грохотом, вспышками света и разбрасыванием во все стороны сигнальных ракет.
Оставалось через полторы минуты взорвать еще одну мину. И, не прощаясь, покинуть поле боя. Тихо покинуть. Чтобы не обеспокоить хозяев больше положенного.
Но тихо покинуть поле боя не удалось. Еще не погасли ракеты, как со стороны части, с углов охраняемого забора застучали пулеметы.
— Ты смотри, какой они спектакль устраивают ради нас, — удивился рядовой Смит и тут же плашмя упал на землю. Потому что очередь, прошедшая над его головой, начисто срезала несколько веток на ближних деревьях, осыпав разведчиков листвой, кусками сбитой коры и выщербленной древесины.
— Они что, боевыми стреляют? Придурки.
— Холостые ветки не режут.
— Они же так зацепить нас могли! Случайно. О чем они думают, доверяя идиотам, которые должны нас пугать, пулеметы!
— Если они нас пугают, то они достигли своей цели. Лично я отсюда до самого вертолета никуда не встану!
Очередь прошла еще ниже, состригая ветки над самой землей.
— Нет, они не пугают. Они пытаются убить. По-настоящему.
— Зачем?
— Затем, что они не условный противник, а самый натуральный. У которого холостых патронов не бывает.
— Вот что, парни, надо мотать отсюда, пока в наших башках сквозняки не завелись.
— Вы же утверждали, что это учения, приближенные к боевым.
— Вот они и приблизились. Вплотную… Со стороны забора вспыхнули и уперлись в темноту леса несколько мощных прожекторов. Взвились в небо осветительные ракеты.
— Все! Теперь, как говорится, — закрывай счета! Не так уж далеко послышался лай собак и такие же резкие, как выстрелы, крики команд.
— Сейчас с флангов обойдут и возьмут нас в клещи.
Пулеметные очереди сместились в сторону.
— Ходу. Пока нам предлагают шанс. Разведчики вскочили на ноги и, пригибаясь к самой земле, побежали в глубь подступающего леса. Но не успели. Пулеметы развернулись вправо.
— А-а! — вскрикнул рядовой Гаррисон и упал на землю. Упал чуть быстрее остальных, потому что уже без сознания.
Разведчики подползли к нему.
— В плечо и в легкое, — поставили они быстрый диагноз.
— Дьявол. Теперь уйти по-тихому не удастся.
— А может, и вообще не удастся… Собачий лай приближался.
— Оружие к бою!
Раненому вкололи обезболивающее, наспех залепили раны пластырями и волоком потащили подальше от места предстоящего боя. Теперь уже реального боя.
— Майор предупреждал… Майор говорил, что стрелять в самом крайнем случае.
— А это и есть самый крайний. Крайнее некуда! Боевое охранение расползлось в стороны в поисках более удобных позиций. Резерв прикрыл центр.
— Может, еще пронесет? Может, они постреляют для очистки совести и уйдут?
Не пронесло.
Слева одиночным выстрелом ударила винтовка. Взвизгнула и тут же затихла собака. А может, не затихла, может, ее скулежа просто не стало слышно за трескотней десятка разом вступивших в бой автоматов.
Винтовка бухнула еще несколько раз. И еще несколько раз, уже короткими очередями. Метрах в пятидесяти ткнулся в землю луч карманного фонарика. И замер неподвижно
Автоматы замолотили с новой силой.
— Нет, винтовками их не сдержать И не уйти, — крикнул Джонстон — Плевать им на наши винтовки Их только гранатами можно остановить! Надо попробовать гранатами. И оторваться! Гранаты к бою!
Правильно рассудил. Превосходящие силы противника одиночными выстрелами из стрелкового оружия на землю не уложить Разве только тех, кто наступает в лоб. А остальные по-тихому обойдут место боя с флангов и закроют пути отхода. Словно единственную дверь захлопнут. А потом, уже никуда не торопясь, сожмут колечко, из которого не будет другого исхода, кроме как на милость победителя. Или на тот свет.
Нельзя в тылу противника вести затяжные бои. Надо пугать и отрываться. Ноги уносить. Пока они еще на месте…
— На счет три!..
Гранаты рванули разом, осыпая все вокруг комьями земли и лесного мусора. Они еще летели, эти комья и этот мусор, а разведчики уже вскочили на ноги и бросили, но уже гораздо дальше, новую партию гранат. И побежали, рискуя получить в спины собственные осколки. Но лучше случайные в спину и прилежащие мягкие ткани свои осколки, чем прицельные, выпущенные в упор и в лоб, чужие пули.
Через пятнадцать минут бега разведчики сменили направление. Спустя еще пятнадцать минут сменили направление еще раз. Подраненная разведгруппа уходила от преследования, как спасающийся от зубов догоняющей его гончей собаки степной заяц — резко и часто бросаясь из стороны в сторону. Через два часа метаний группа встала на противоположное тому, с которого начинала отход, направление. И по другую сторону периметра охраняемой зоны. Здесь их уже никто не искал. Просто никому в голову не приходило.
Следующий день разведчики перележали в болоте, отгоняя от лиц напирающих со всех сторон пиявок и головастиков. И следующую ночь. И еще один день. Они выжидали, когда преследователи утомятся гоняться за миражом и вернутся в казармы. Или хотя бы утратят бдительность, что позволит проскочить мимо их кордонов.
Во вторую ночь группа выбралась из топи. И, ежеминутно осматриваясь, прислушиваясь и замирая, двинулась в условленную точку. В точку эвакуации. Двинулась не напрямую, а сильно в обход, памятуя, что кривой путь лучше прямого полета пули.
Несколько раз мимо проходили прочесывающие местность подвижные патрули. Но патрули передвигались шумно, стуча об оружие и каски ветками, хрустко ломая подошвами обуви подвернувшиеся под ноги сучки и даже иногда переговариваясь друг с другом. И потому реальной угрозы не представляли. Вовремя предупрежденные об их приближении разведчики смещались в сторону, залегали и пережидали опасность, жестко зажимая рот и нос находящемуся без сознания раненому товарищу.
Много больше они опасались засад, которые, в отличие от передвижных патрулей, обнаруживают себя слишком поздно и сразу пулеметной очередью в упор. Но их, похоже, оборудовать еще не успели. Или не удосужились. Или просто разведчикам везло и путь их проходил мимо смертельно опасных ловушек.
В общем, ушли. Оторвались. Спаслись.
— Кажется, здесь! — сказал капрал Джонстон.
— Точно, здесь. Вон маяки: холм, дерево и развалины дома.
— Через сколько эвакуация?
— Через двадцать шесть минут.
— Поторопились…
Действительно, поторопились. Пришли на двадцать минут раньше условленного срока. Что в диверсионном деле не приветствуется. Равно как и опоздание. Торчать в точке контакта лишнее время значит подвергать дополнительной опасности не только себя, но и того, с кем предстоит встреча. Но не уходить же обратно из-за четверти часа!
Боевое охранение рассыпалось в три стороны, занимая круговую оборону. Им подниматься на борт последними. После всех. А может, и не подниматься, если того потребуют обстоятельства. Может быть, отстреливаться до конца, до последнего патрона, наблюдая, как единственный обещающий спасение «борт» вкручивается в небо. На то оно и охранение, чтобы, погибая, оттянуть на себя огонь атакующей стороны и тем обеспечить эвакуацию остальным…
Через двадцать две минуты послышался быстро нарастающий и приближающийся гул моторов.
Разведчики облегченно вздохнули.
Слава Всевышнему! На этот раз авиация не подвела. А то, бывает, то не долетят, то перелетят, то просто не полетят из-за отсутствия свободных машин или несогласованности приказов двух не подчиненных друг другу военных ведомств. Война — это такой бардак! Который совсем не похож на военные, с удачливыми супергероями, фильмы. И вообще ни на что не похож!
Разведчики включили радиомаяк приведения, который должен был вывести вертолет точно на точку эвакуации. И еще спустя минуту с помощью ручного ключа отбили короткий шифросигнал, обозначающий, что посадочная площадка свободна, что противника поблизости нет.
Вертолет снизился до ста пятидесяти футов и завис над точкой. Пилоты ожидали еще один подтверждающий сигнал. Визуальный.
Командир группы вытащил фонарик и, направив его вертикально вверх, несколько раз нажал на кнопку. Шесть коротких вспышек, две длинные, две короткие и очень длинная. Как было условлено. И три коротких вспышки в ответ — «пароль принят».
Вертолет снизился на сто футов и включил малый прожектор. Садиться в полной темноте пилот не решился. Приглушенный матовый свет высветил сидящих на коленях разведчиков.
«Борт» осел еще на пятьдесят футов и замер посадочными «лыжами» возле самой земли. На грунт он не «вставал», чтобы легче было взлететь.
— Давайте быстрее! — характерным жестом крутил рукой появившийся в провале люка пилот. — Быстрее! Быстрее!!!
Он был прав. Теперь надо было укладываться в секунды. Теперь место посадки и сам вертолет были демаскированы. А превосходство высоты утрачено. Здесь, у земли, винтокрылую машину возможно было завалить из любого стрелкового оружия. Хоть даже из рогатки, если удачно выстрелить. И если стрелять вместо камешков ручными гранатами.
— Первым — раненого! — распорядился командир.
— Быстрее!!!
Но торопить разведчиков нужды не было. В их планы не входило задерживаться в этом, не оставившем приятных воспоминаний, месте. Равно как разбрасывать десятицентовые монетки, чтобы гарантировать себе возвращение обратно. Один за другим они запрыгивали в фюзеляж, толкая коленями вцепившегося в бортовой пулемет стрелка. Пулемет хищно шарил дулом из стороны в сторону, готовый в любую следующую секунду залить огнем всякий опасный или просто подозрительный участок местности.
— Все? — жестом спросил пилот.
— Еще трое! — ответил стоящий на «лыже» командир.
— Через пять секунд, — показал пилот открытую пятерню, — улетаем, — несколько раз ткнул вверх задранным большим пальцем.
Последними к вертолету подбежали стрелки боевого охранения. Подбежали спиной, не отводя дула винтовок от черноты подступающей со всех сторон ночи. Они запрыгивали в фюзеляж уже на ходу. Точнее, на лету. И падали на своих товарищей и на какие-то ящики.
Вертолет быстро набрал высоту и лег на курс.
Операция была завершена.
— Теперь не достанут! — крикнул в самое ухо капралу Джонстону рядовой Доутсон.
— Те не достанут, зато другие достанут!
— Кто?!
— Майор! Он же предупреждал, чтобы все было тихо, а мы!… Считай провалили операцию!
— Ерунда! Им нужен был шум! Они его получили! Даже больше, Чем просили!
— Зачем шум?!
— Что?
— Зачем шум?!
— Затем, чтобы отвлечь на себя внимание! Затем, чтобы кто-нибудь под тот шумок незаметно сделал свое дело! С другой стороны забора! Мы вызывали огонь на себя!
— Ты так думаешь?!
— Уверен! Их устраивал этот бой! Им нужен был этот бой! Мы были смертники!
Черт возьми, может, он и прав! Может, пока по одну сторону объекта разведчики вели неравный бой, по другую кто-то тихий и незаметный обделывал свои грязные делишки. Ничем не рискуя. Потому что пули, предназначенные ему, улетели в другую сторону. В сторону обеспечившей шумовые эффекты разведгруппы. А потом, завершив те дела, тот неизвестный так же тихо и незаметно ушел в черноту ночи. Когда они увели охрану вслед за собой.
Может быть, так. По крайней мере, это очень похоже на правду. Иначе зачем было посылать десяток здоровых, вышколенных на полосе препятствий парней к черту на рога? Только для того, чтобы они взорвали пару светошумовых гранат? И тут же ушли обратно?
Ерунда! Для таких примитивных целей военных разведчиков не используют. Для решения подобных задач вполне достаточно выучки и опыта скаутов. Очень сильно бабахнуть и очень быстро «сделать ноги» способны и они. При условии, что после подобного хулиганства не надо стрелять. И бросать боевые гранаты. А вот если надо… То тогда точно без профессионалов-диверсантов не обойтись! Значит, эти выстрелы и эти взрывы предполагались. Изначально.
И эти выстрелы и взрывы прозвучали!
Дьявольская служба! Где не знаешь, для чего и во имя чего тебя подставляют под чужие пули. И скорее всего никогда не узнаешь…
Дьявольская служба…
— Рядовой Смит!
— Я! Сэр!
— Вам присваивается младшее офицерское звание — лейтенант. Поздравляю, лейтенант Смит!
— Спасибо! Сэр!
— Рядовой Доутсон!
— Я! Сэр!
— Вам присваивается младшее офицерское звание — лейтенант. Поздравляю, лейтенант Доутсон!
— Спасибо! Сэр!
— Капрал Джонстон!
— Я! Сэр!
— Вам присваивается младшее офицерское звание — лейтенант. Поздравляю, лейтенант Джонстон!
— Спасибо! Сэр!
— Рядовой Браун… — Рядовой Блэйк…
— Капрал…
ЧАСТЬ III
Глава 21
Глава 22
В условленные двадцать два девятнадцать одна из мин взорвалась, растревожив окружающую местность ужасным грохотом, вспышками света и разбрасыванием во все стороны сигнальных ракет.
Оставалось через полторы минуты взорвать еще одну мину. И, не прощаясь, покинуть поле боя. Тихо покинуть. Чтобы не обеспокоить хозяев больше положенного.
Но тихо покинуть поле боя не удалось. Еще не погасли ракеты, как со стороны части, с углов охраняемого забора застучали пулеметы.
— Ты смотри, какой они спектакль устраивают ради нас, — удивился рядовой Смит и тут же плашмя упал на землю. Потому что очередь, прошедшая над его головой, начисто срезала несколько веток на ближних деревьях, осыпав разведчиков листвой, кусками сбитой коры и выщербленной древесины.
— Они что, боевыми стреляют? Придурки.
— Холостые ветки не режут.
— Они же так зацепить нас могли! Случайно. О чем они думают, доверяя идиотам, которые должны нас пугать, пулеметы!
— Если они нас пугают, то они достигли своей цели. Лично я отсюда до самого вертолета никуда не встану!
Очередь прошла еще ниже, состригая ветки над самой землей.
— Нет, они не пугают. Они пытаются убить. По-настоящему.
— Зачем?
— Затем, что они не условный противник, а самый натуральный. У которого холостых патронов не бывает.
— Вот что, парни, надо мотать отсюда, пока в наших башках сквозняки не завелись.
— Вы же утверждали, что это учения, приближенные к боевым.
— Вот они и приблизились. Вплотную… Со стороны забора вспыхнули и уперлись в темноту леса несколько мощных прожекторов. Взвились в небо осветительные ракеты.
— Все! Теперь, как говорится, — закрывай счета! Не так уж далеко послышался лай собак и такие же резкие, как выстрелы, крики команд.
— Сейчас с флангов обойдут и возьмут нас в клещи.
Пулеметные очереди сместились в сторону.
— Ходу. Пока нам предлагают шанс. Разведчики вскочили на ноги и, пригибаясь к самой земле, побежали в глубь подступающего леса. Но не успели. Пулеметы развернулись вправо.
— А-а! — вскрикнул рядовой Гаррисон и упал на землю. Упал чуть быстрее остальных, потому что уже без сознания.
Разведчики подползли к нему.
— В плечо и в легкое, — поставили они быстрый диагноз.
— Дьявол. Теперь уйти по-тихому не удастся.
— А может, и вообще не удастся… Собачий лай приближался.
— Оружие к бою!
Раненому вкололи обезболивающее, наспех залепили раны пластырями и волоком потащили подальше от места предстоящего боя. Теперь уже реального боя.
— Майор предупреждал… Майор говорил, что стрелять в самом крайнем случае.
— А это и есть самый крайний. Крайнее некуда! Боевое охранение расползлось в стороны в поисках более удобных позиций. Резерв прикрыл центр.
— Может, еще пронесет? Может, они постреляют для очистки совести и уйдут?
Не пронесло.
Слева одиночным выстрелом ударила винтовка. Взвизгнула и тут же затихла собака. А может, не затихла, может, ее скулежа просто не стало слышно за трескотней десятка разом вступивших в бой автоматов.
Винтовка бухнула еще несколько раз. И еще несколько раз, уже короткими очередями. Метрах в пятидесяти ткнулся в землю луч карманного фонарика. И замер неподвижно
Автоматы замолотили с новой силой.
— Нет, винтовками их не сдержать И не уйти, — крикнул Джонстон — Плевать им на наши винтовки Их только гранатами можно остановить! Надо попробовать гранатами. И оторваться! Гранаты к бою!
Правильно рассудил. Превосходящие силы противника одиночными выстрелами из стрелкового оружия на землю не уложить Разве только тех, кто наступает в лоб. А остальные по-тихому обойдут место боя с флангов и закроют пути отхода. Словно единственную дверь захлопнут. А потом, уже никуда не торопясь, сожмут колечко, из которого не будет другого исхода, кроме как на милость победителя. Или на тот свет.
Нельзя в тылу противника вести затяжные бои. Надо пугать и отрываться. Ноги уносить. Пока они еще на месте…
— На счет три!..
Гранаты рванули разом, осыпая все вокруг комьями земли и лесного мусора. Они еще летели, эти комья и этот мусор, а разведчики уже вскочили на ноги и бросили, но уже гораздо дальше, новую партию гранат. И побежали, рискуя получить в спины собственные осколки. Но лучше случайные в спину и прилежащие мягкие ткани свои осколки, чем прицельные, выпущенные в упор и в лоб, чужие пули.
Через пятнадцать минут бега разведчики сменили направление. Спустя еще пятнадцать минут сменили направление еще раз. Подраненная разведгруппа уходила от преследования, как спасающийся от зубов догоняющей его гончей собаки степной заяц — резко и часто бросаясь из стороны в сторону. Через два часа метаний группа встала на противоположное тому, с которого начинала отход, направление. И по другую сторону периметра охраняемой зоны. Здесь их уже никто не искал. Просто никому в голову не приходило.
Следующий день разведчики перележали в болоте, отгоняя от лиц напирающих со всех сторон пиявок и головастиков. И следующую ночь. И еще один день. Они выжидали, когда преследователи утомятся гоняться за миражом и вернутся в казармы. Или хотя бы утратят бдительность, что позволит проскочить мимо их кордонов.
Во вторую ночь группа выбралась из топи. И, ежеминутно осматриваясь, прислушиваясь и замирая, двинулась в условленную точку. В точку эвакуации. Двинулась не напрямую, а сильно в обход, памятуя, что кривой путь лучше прямого полета пули.
Несколько раз мимо проходили прочесывающие местность подвижные патрули. Но патрули передвигались шумно, стуча об оружие и каски ветками, хрустко ломая подошвами обуви подвернувшиеся под ноги сучки и даже иногда переговариваясь друг с другом. И потому реальной угрозы не представляли. Вовремя предупрежденные об их приближении разведчики смещались в сторону, залегали и пережидали опасность, жестко зажимая рот и нос находящемуся без сознания раненому товарищу.
Много больше они опасались засад, которые, в отличие от передвижных патрулей, обнаруживают себя слишком поздно и сразу пулеметной очередью в упор. Но их, похоже, оборудовать еще не успели. Или не удосужились. Или просто разведчикам везло и путь их проходил мимо смертельно опасных ловушек.
В общем, ушли. Оторвались. Спаслись.
— Кажется, здесь! — сказал капрал Джонстон.
— Точно, здесь. Вон маяки: холм, дерево и развалины дома.
— Через сколько эвакуация?
— Через двадцать шесть минут.
— Поторопились…
Действительно, поторопились. Пришли на двадцать минут раньше условленного срока. Что в диверсионном деле не приветствуется. Равно как и опоздание. Торчать в точке контакта лишнее время значит подвергать дополнительной опасности не только себя, но и того, с кем предстоит встреча. Но не уходить же обратно из-за четверти часа!
Боевое охранение рассыпалось в три стороны, занимая круговую оборону. Им подниматься на борт последними. После всех. А может, и не подниматься, если того потребуют обстоятельства. Может быть, отстреливаться до конца, до последнего патрона, наблюдая, как единственный обещающий спасение «борт» вкручивается в небо. На то оно и охранение, чтобы, погибая, оттянуть на себя огонь атакующей стороны и тем обеспечить эвакуацию остальным…
Через двадцать две минуты послышался быстро нарастающий и приближающийся гул моторов.
Разведчики облегченно вздохнули.
Слава Всевышнему! На этот раз авиация не подвела. А то, бывает, то не долетят, то перелетят, то просто не полетят из-за отсутствия свободных машин или несогласованности приказов двух не подчиненных друг другу военных ведомств. Война — это такой бардак! Который совсем не похож на военные, с удачливыми супергероями, фильмы. И вообще ни на что не похож!
Разведчики включили радиомаяк приведения, который должен был вывести вертолет точно на точку эвакуации. И еще спустя минуту с помощью ручного ключа отбили короткий шифросигнал, обозначающий, что посадочная площадка свободна, что противника поблизости нет.
Вертолет снизился до ста пятидесяти футов и завис над точкой. Пилоты ожидали еще один подтверждающий сигнал. Визуальный.
Командир группы вытащил фонарик и, направив его вертикально вверх, несколько раз нажал на кнопку. Шесть коротких вспышек, две длинные, две короткие и очень длинная. Как было условлено. И три коротких вспышки в ответ — «пароль принят».
Вертолет снизился на сто футов и включил малый прожектор. Садиться в полной темноте пилот не решился. Приглушенный матовый свет высветил сидящих на коленях разведчиков.
«Борт» осел еще на пятьдесят футов и замер посадочными «лыжами» возле самой земли. На грунт он не «вставал», чтобы легче было взлететь.
— Давайте быстрее! — характерным жестом крутил рукой появившийся в провале люка пилот. — Быстрее! Быстрее!!!
Он был прав. Теперь надо было укладываться в секунды. Теперь место посадки и сам вертолет были демаскированы. А превосходство высоты утрачено. Здесь, у земли, винтокрылую машину возможно было завалить из любого стрелкового оружия. Хоть даже из рогатки, если удачно выстрелить. И если стрелять вместо камешков ручными гранатами.
— Первым — раненого! — распорядился командир.
— Быстрее!!!
Но торопить разведчиков нужды не было. В их планы не входило задерживаться в этом, не оставившем приятных воспоминаний, месте. Равно как разбрасывать десятицентовые монетки, чтобы гарантировать себе возвращение обратно. Один за другим они запрыгивали в фюзеляж, толкая коленями вцепившегося в бортовой пулемет стрелка. Пулемет хищно шарил дулом из стороны в сторону, готовый в любую следующую секунду залить огнем всякий опасный или просто подозрительный участок местности.
— Все? — жестом спросил пилот.
— Еще трое! — ответил стоящий на «лыже» командир.
— Через пять секунд, — показал пилот открытую пятерню, — улетаем, — несколько раз ткнул вверх задранным большим пальцем.
Последними к вертолету подбежали стрелки боевого охранения. Подбежали спиной, не отводя дула винтовок от черноты подступающей со всех сторон ночи. Они запрыгивали в фюзеляж уже на ходу. Точнее, на лету. И падали на своих товарищей и на какие-то ящики.
Вертолет быстро набрал высоту и лег на курс.
Операция была завершена.
— Теперь не достанут! — крикнул в самое ухо капралу Джонстону рядовой Доутсон.
— Те не достанут, зато другие достанут!
— Кто?!
— Майор! Он же предупреждал, чтобы все было тихо, а мы!… Считай провалили операцию!
— Ерунда! Им нужен был шум! Они его получили! Даже больше, Чем просили!
— Зачем шум?!
— Что?
— Зачем шум?!
— Затем, чтобы отвлечь на себя внимание! Затем, чтобы кто-нибудь под тот шумок незаметно сделал свое дело! С другой стороны забора! Мы вызывали огонь на себя!
— Ты так думаешь?!
— Уверен! Их устраивал этот бой! Им нужен был этот бой! Мы были смертники!
Черт возьми, может, он и прав! Может, пока по одну сторону объекта разведчики вели неравный бой, по другую кто-то тихий и незаметный обделывал свои грязные делишки. Ничем не рискуя. Потому что пули, предназначенные ему, улетели в другую сторону. В сторону обеспечившей шумовые эффекты разведгруппы. А потом, завершив те дела, тот неизвестный так же тихо и незаметно ушел в черноту ночи. Когда они увели охрану вслед за собой.
Может быть, так. По крайней мере, это очень похоже на правду. Иначе зачем было посылать десяток здоровых, вышколенных на полосе препятствий парней к черту на рога? Только для того, чтобы они взорвали пару светошумовых гранат? И тут же ушли обратно?
Ерунда! Для таких примитивных целей военных разведчиков не используют. Для решения подобных задач вполне достаточно выучки и опыта скаутов. Очень сильно бабахнуть и очень быстро «сделать ноги» способны и они. При условии, что после подобного хулиганства не надо стрелять. И бросать боевые гранаты. А вот если надо… То тогда точно без профессионалов-диверсантов не обойтись! Значит, эти выстрелы и эти взрывы предполагались. Изначально.
И эти выстрелы и взрывы прозвучали!
Дьявольская служба! Где не знаешь, для чего и во имя чего тебя подставляют под чужие пули. И скорее всего никогда не узнаешь…
Дьявольская служба…
— Рядовой Смит!
— Я! Сэр!
— Вам присваивается младшее офицерское звание — лейтенант. Поздравляю, лейтенант Смит!
— Спасибо! Сэр!
— Рядовой Доутсон!
— Я! Сэр!
— Вам присваивается младшее офицерское звание — лейтенант. Поздравляю, лейтенант Доутсон!
— Спасибо! Сэр!
— Капрал Джонстон!
— Я! Сэр!
— Вам присваивается младшее офицерское звание — лейтенант. Поздравляю, лейтенант Джонстон!
— Спасибо! Сэр!
— Рядовой Браун… — Рядовой Блэйк…
— Капрал…
ЧАСТЬ III
Глава 21
— Шах!
— А мы вот сюда!
— Еще шах!
— А мы вот так!
— Тогда еще шах! Еще щах. И мат!
— Как так мат?
— Вот так и мат.
— Точно! Мать твою…
— Точнее не бывает.
— Слышь, командир, давай я перехожу. Потому что тут я просто зевнул. Не заметил этой твоей дурацкой туры. Ну три последних хода.
— Э нет, перехаживать не пойдет.
— Ну тогда два хода!
— Я же сказал — нет. Умерла так умерла.
— Ну один! Это же просто зевок. Это же даже себя не уважать, если выигрывать; пользуясь невнимательностью соперника. Это вроде как даже и не победа…
— Нет!
— Жлоб ты, пехота! Мы тут тебя возим, брюхом по дну скребем, можно сказать, жизнью рискуем, а ты…
— Не надрывайся. Не разжалобишь.
— Ну тогда еще одну партейку! На реванш! Чтобы отыграться!
— Да у нас времени уже не осталось.
— Как не осталось? Еще целый час! Мы не то что одну — три партии сыграть успеем. Если трепаться по пустякам не будем… Лады?
— Ладно. Черт с тобой!
— Вот это совсем другой разговор. Тогда ты пока расставляй, а я схожу перекурю. /
— Ты же говорил, на лодке курить нельзя.
— Можно. Нельзя. Всухую проигрывать тоже нельзя. Тем более на своем поле… Я быстро. Ты еще коней поставить не успеешь…
Капитан подлодки вышел из каюты. Покурить. И успокоить нервы. И тут же из коридора, еще дверь не закрылась, донеслось:
— Стоять! Матрос Синица! Когда вы в последний раз подшивали подворотничок, товарищ матрос?
— Сегодня утром…
— Утром?!
— Так точно, товарищ капитан…
— Отчего же он такой грязный?
— Он не грязный. Это просто здесь тусклое освещение…
— Что вы мне парите мозги! Матрос Синица. Или я без глаз? Или я, по вашему мнению, не умею отличать половую тряпку от стерильного бинта? Даже в темноте… Или после того, как вы подшились, вашим воротничком подтирали… полы в машинном отделении?
— Никак нет, товарищ капитан…
— И почему у вас стрижка, как у битника? Вот здесь. И вот здесь. Вам что, устав не писан? Или вы не знаете, как должен выглядеть примерный воин Советской Армии?
— Никак нет, товарищ капитан. Знаю!
— А раз знаете, кругом марш, и чтобы через двадцать минут ваш подворотничок и ваша голова выглядели одинаково! Чтобы блестели. Как бильярдный шар.
— Но, товарищ капитан, мне скоро…
— Под ноль! Ясно?!
— Но товарищ капитан…
— Под два ноля! Через двадцать минут! Ясно?!
— Так точно! Товарищ капитан! Разрешите идти!
— Идите. К…
И по гулким трапам лодки затопали удаляющиеся шаги. Капитан вернулся в каюту.
— Ну что, покурил?
— Покурил.
— Успокоил нервы?
— Успокоил.
— Начинаем?
— Начинаем.
— Тогда е-2 — е-4…
— …Шах. И мат!
— Как мат?
— Так мат.
— Опять?
— Опять.
— Ну ты, командир, гад! Пешками рубишь — что косой машешь… Давай еще одну. Последнюю. Которая ва-банк!
— Не получится ва-банк. У меня контрольное время.
— Да ладно ты. Подумаешь, время. Задержишься маленько…
— Как задержусь? У меня же приказ!
— У всех приказ. Ну хочешь, мы завтра тебя сбросим? В то же самое время. Твои ребята хоть выспятся. Я им компота лишний бачок выкачу.
— Да меня за это «завтра-послезавтра»…
— Да брось ты себя пугать. Никто тебе ничего не сделает. В случае чего на меня все свалишь. А я отбрешусь. Мол, по причине поломки топливного насоса и затянувшегося ремонта. Ни одна сволочь носа не подточит. А? Майор?
— Нет, не могу. Извини…
— Не можешь?
— Нет!
— Жаль, жаль. Ну да ничего не попишешь. Тогда на обратном пути сквитаемся. Ух, командир, на обратном пути пощады не жди! А может, все-таки передумаешь? А то мои дуболомы только в подкидного дурачка…
— Сказал — нет! Значит, нет!
— Ну и хрен с тобой… Внимание в отсеках. Лодке приготовиться к всплытию!
В рабочем режиме заработали двигатели. Вздрогнул, качнулся корпус ожившей после многочасовой дремоты субмарины, распугав в стороны случайную рыбью живность. Раскрутились винты, проталкивая сигарообразную железную громадину сквозь толщу черных придонных вод…
— Всплываем на перископную глубину!
— Есть на перископную!
Многотонная штанга перископа, легко скользя по смазке, выскочила из корпуса и ушла к поверхности моря. Капитан приблизил глаза к окуляру.
— Подходы темны. Как подростковая биография монашки. Ветер узлов пять в секунду. Волна балла четыре. Не бассейн, конечно, но терпимо… Слышь, командир, хочешь посмотреть, где тебе придется бултыхаться?
Капитан подлодки отодвинулся в сторону. Командир разведгруппы припал к резиновым наглазникам. Берега видно не было. Он только угадывался. Более густой, чем окружающая темень, чернотой.
— Вот эта черная дырка и есть материк, — сказал капитан.
— А поближе подойти нельзя? — спросил командир, прикидывая расстояние, которое ему предстояло преодолеть.
— Поближе можно. Но тогда уйти будет нельзя. Если только пешком по берегу. Я же не плоскодонка, чтобы в аквариумах плавать. Так что придется самим. Самим.
— Самим так самим…
У скоб выходного люка стояли разведчики. В полном боевом облачении. В темных маскхалатах, с частыми разводами серой краски на лицах. Сквозь которые просвечивали неестественно бледные лица.
— А может, все-таки задержитесь? На сутки? — еще раз предложил капитан.
— Да иди ты!
— Ну тогда ни пуха…
— К черту… Вернее, к этому, к Нептуну!
— Спускайтесь с подветренного борта. Чтобы корпус прикрыл вас от волны. И помните, что у вас на все про все пять минут. На шестой — не взыщите, мы нырнем!
— А если мы не успеем за пять минут?
— Тогда десять, — легко уступил капитан. Наверное, он был способен уступить и час, этот разбитной капитан. Но часа разведчикам было много.
— Всем быть готовым к срочному погружению, — приказал капитан. — Давайте выметайтесь.
Люк раздраили. Разведчики один за другим, стуча подошвами по скобам трапа, полезли наверх.
Пивоваров.
Далидзе.
Кузнецов.
Кудряшов.
Федоров.
Семенов…
Всего шестнадцать человек. Согласно утвержденному в спецотделе списку.
— Все?
— Все!
— Ну ладно, пойду посмотрю, как пехота в море ноги мочит.
Капитан поднялся на мостик последним. В непроницаемой, как врожденная слепота, черноте тропической ночи о борт лодки лениво разбивались невидимые волны.
— Мать честная, что это? — ахнул Семенов.
— Что?
— Да вон же! Вон! Смотри!
То тут, то там вдоль корпуса лодки вспыхивали синевато-мертвенные огни, словно кто-то из глубины подсвечивал поверхность моря фонариком. Огни, которые не прибавляли света, но добавляли страха.
— Это микроорганизмы, — сказал капитан. — Когда их тревожат, они начинают светиться.
— В каком смысле тревожат?
— В смысле башкой о лодку бьют.
— А-а-а.
Матросы вытащили из люка два резиновых свертка, споро раскатали, воткнули куда-то внутрь шланги компрессора. С тихим шипением из нутра субмарины пошел воздух. Свертки расправились, раздулись, поднялись и превратились в две черные десантные лодки.
Лодки опустили под борт, и разведчики, один за другим, переползли внутрь.
— Все нормально? — спросил из темноты голос капитана.
— Нормально!
— Куда плыть — знаете?
— Знаем.
— Ну тогда прощевайте…
Глухо простучали в темноте шаги. Еле слышно хлопнул люк.
— Разобрать весла! — приказал командир. Разом погрузив лопасти в воду, отошли от «тонущей» подлодки. Вода забурлила мелкими пузырьками и сомкнулась над последними квадратными метрами родины. Теперь впереди, сзади и с боков была чужая страна. Территория противника. К сожалению, уже не условного…
— Оружие к бою!
Разведчики вкрутили взрыватели в гранаты, прищелкнули к автоматам магазины. Ощетинились стволами вдоль бортов.
— Курс 290.
Мягко, без всплеска погружались весла в воду. Мягко, без всплеска поднимались на воздух. Каждый гребок проталкивал лодки вперед на несколько десятков сантиметров-На несколько десятков сантиметров к берегу. На котором их могло подстерегать все что угодно. В том числе и мгновенная, на первом шаге, смерть.
— Вижу берег, — показал наблюдатель на первой лодке.
На фоне лежащей по курсу однородной черноты стали проступать отдельные детали прибрежного пейзажа. Вернее сказать, отдельные, ни на что не похожие пятна. Но пятна, которые сохраняли свои очертания. И значит, не могли быть миражом или туманом.
Явственно стал слышен шум прибоя. Подросли, заострились набегающие с моря волны.
— Приготовиться к высадке.
Часть экипажа, чтобы не перевернуться в последний момент, сместилась от носа к корме. Хвосты лодок заметно притопились, плотно сели на воду. Носы, напротив, задрались вверх. Теперь осталось дождаться самой большой волны.
— Вот она. Наша…
Разом отгреблись веслами, догнали, оседлали проходящий мимо гребень и на нем, как верхом на гарцующей лошади, понеслись к берегу.
Касание днища!
Разом выпрыгнули, подхватили лодки за леера и, упираясь против откатывающих потоков воды, выбежали на пляж.
Прибыли! Теперь не сачковать! Теперь работать в полную силу! По заранее разработанному, утвержденному и стократно отрепетированному на топографическом макете плану. Теперь успевать!
Боевое охранение веером рассыпалось в стороны. Залегло, готовое к мгновенному отражению атаки. Разведка бесшумно двинулась вперед расчищать незнакомую дорогу своими телами и при необходимости принимать в те тела первые пули или первые осколки пропущенных противопехотных мин. Оставшиеся, вцепившись в леера, потащили лодки вверх по берегу, стараясь как можно скорее покинуть открытый всем ветрам и взорам пляж. Подальше от опасной пустоты. Поближе к столь любимым разведчиками кустам, оврагам и непролазным чащобам.
Охранение, приподнимаясь, пробегая несколько шагов, падая на животы за подвернувшиеся препятствия, снова вскакивая и снова падая, защищало фланги. Арьергард затирал оставленные на песке следы предусмотрительно прихваченными с собой метелками. Такие вот вооруженные до зубов и способные на все дворники. Очень уважающие и ценящие чистоту. Которая не портит окружающий пейзаж.
Если завтра здесь пройдет с обходом патруль противника, он ничего не увидит, кроме обычных песка, ракушек и выброшенного морем мусора. Вернее, ничего не должен увидеть. Для чего и машет вениками арьергард. Почище самого трудолюбивого, добросовестного, отрабатывающего служебную квартиру жэковского подметалы.
Кусты. Теперь можно отдышаться. И избавиться от средств доставки.
Прикрыв клапана одеждой, чтобы не был слышен шум выходящего воздуха, открутили пробки. Лодки сдулись, осели и снова приняли первоначальный свой вид. Вид резиновых тюков.
В укромном месте разведчики аккуратно взрезали штык-ножами дерн, приподняли и раскрыли его, как створки ставен, на стороны, стараясь не примять травянистую поверхность и не нагрязнить вокруг землей. Затем выбрали грунт, уложили на дно полученной ямы-тайника плотно свернутые лодки. Ямы забросали землей. Землю утрамбовали. Поверх, в то же самое место, где они и находились до того, опустили листы дерна, плотно сведя стыкуемые края. Траву подняли, разгладили, обдули и разве только не подстригли и не побрызгали одеколоном. А подходы даже и побрызгали. Отбивающим нюх у собак аэрозолем.
Больше на берегу делать было нечего. В походную колонну, два метра дистанция… дозор… головное охранение… арьергард… Маршевым шагом… С места… Без песен и без звуков… Не в ногу… Шагом!..
В общем, пошли, ребята…
— А мы вот сюда!
— Еще шах!
— А мы вот так!
— Тогда еще шах! Еще щах. И мат!
— Как так мат?
— Вот так и мат.
— Точно! Мать твою…
— Точнее не бывает.
— Слышь, командир, давай я перехожу. Потому что тут я просто зевнул. Не заметил этой твоей дурацкой туры. Ну три последних хода.
— Э нет, перехаживать не пойдет.
— Ну тогда два хода!
— Я же сказал — нет. Умерла так умерла.
— Ну один! Это же просто зевок. Это же даже себя не уважать, если выигрывать; пользуясь невнимательностью соперника. Это вроде как даже и не победа…
— Нет!
— Жлоб ты, пехота! Мы тут тебя возим, брюхом по дну скребем, можно сказать, жизнью рискуем, а ты…
— Не надрывайся. Не разжалобишь.
— Ну тогда еще одну партейку! На реванш! Чтобы отыграться!
— Да у нас времени уже не осталось.
— Как не осталось? Еще целый час! Мы не то что одну — три партии сыграть успеем. Если трепаться по пустякам не будем… Лады?
— Ладно. Черт с тобой!
— Вот это совсем другой разговор. Тогда ты пока расставляй, а я схожу перекурю. /
— Ты же говорил, на лодке курить нельзя.
— Можно. Нельзя. Всухую проигрывать тоже нельзя. Тем более на своем поле… Я быстро. Ты еще коней поставить не успеешь…
Капитан подлодки вышел из каюты. Покурить. И успокоить нервы. И тут же из коридора, еще дверь не закрылась, донеслось:
— Стоять! Матрос Синица! Когда вы в последний раз подшивали подворотничок, товарищ матрос?
— Сегодня утром…
— Утром?!
— Так точно, товарищ капитан…
— Отчего же он такой грязный?
— Он не грязный. Это просто здесь тусклое освещение…
— Что вы мне парите мозги! Матрос Синица. Или я без глаз? Или я, по вашему мнению, не умею отличать половую тряпку от стерильного бинта? Даже в темноте… Или после того, как вы подшились, вашим воротничком подтирали… полы в машинном отделении?
— Никак нет, товарищ капитан…
— И почему у вас стрижка, как у битника? Вот здесь. И вот здесь. Вам что, устав не писан? Или вы не знаете, как должен выглядеть примерный воин Советской Армии?
— Никак нет, товарищ капитан. Знаю!
— А раз знаете, кругом марш, и чтобы через двадцать минут ваш подворотничок и ваша голова выглядели одинаково! Чтобы блестели. Как бильярдный шар.
— Но, товарищ капитан, мне скоро…
— Под ноль! Ясно?!
— Но товарищ капитан…
— Под два ноля! Через двадцать минут! Ясно?!
— Так точно! Товарищ капитан! Разрешите идти!
— Идите. К…
И по гулким трапам лодки затопали удаляющиеся шаги. Капитан вернулся в каюту.
— Ну что, покурил?
— Покурил.
— Успокоил нервы?
— Успокоил.
— Начинаем?
— Начинаем.
— Тогда е-2 — е-4…
— …Шах. И мат!
— Как мат?
— Так мат.
— Опять?
— Опять.
— Ну ты, командир, гад! Пешками рубишь — что косой машешь… Давай еще одну. Последнюю. Которая ва-банк!
— Не получится ва-банк. У меня контрольное время.
— Да ладно ты. Подумаешь, время. Задержишься маленько…
— Как задержусь? У меня же приказ!
— У всех приказ. Ну хочешь, мы завтра тебя сбросим? В то же самое время. Твои ребята хоть выспятся. Я им компота лишний бачок выкачу.
— Да меня за это «завтра-послезавтра»…
— Да брось ты себя пугать. Никто тебе ничего не сделает. В случае чего на меня все свалишь. А я отбрешусь. Мол, по причине поломки топливного насоса и затянувшегося ремонта. Ни одна сволочь носа не подточит. А? Майор?
— Нет, не могу. Извини…
— Не можешь?
— Нет!
— Жаль, жаль. Ну да ничего не попишешь. Тогда на обратном пути сквитаемся. Ух, командир, на обратном пути пощады не жди! А может, все-таки передумаешь? А то мои дуболомы только в подкидного дурачка…
— Сказал — нет! Значит, нет!
— Ну и хрен с тобой… Внимание в отсеках. Лодке приготовиться к всплытию!
В рабочем режиме заработали двигатели. Вздрогнул, качнулся корпус ожившей после многочасовой дремоты субмарины, распугав в стороны случайную рыбью живность. Раскрутились винты, проталкивая сигарообразную железную громадину сквозь толщу черных придонных вод…
— Всплываем на перископную глубину!
— Есть на перископную!
Многотонная штанга перископа, легко скользя по смазке, выскочила из корпуса и ушла к поверхности моря. Капитан приблизил глаза к окуляру.
— Подходы темны. Как подростковая биография монашки. Ветер узлов пять в секунду. Волна балла четыре. Не бассейн, конечно, но терпимо… Слышь, командир, хочешь посмотреть, где тебе придется бултыхаться?
Капитан подлодки отодвинулся в сторону. Командир разведгруппы припал к резиновым наглазникам. Берега видно не было. Он только угадывался. Более густой, чем окружающая темень, чернотой.
— Вот эта черная дырка и есть материк, — сказал капитан.
— А поближе подойти нельзя? — спросил командир, прикидывая расстояние, которое ему предстояло преодолеть.
— Поближе можно. Но тогда уйти будет нельзя. Если только пешком по берегу. Я же не плоскодонка, чтобы в аквариумах плавать. Так что придется самим. Самим.
— Самим так самим…
У скоб выходного люка стояли разведчики. В полном боевом облачении. В темных маскхалатах, с частыми разводами серой краски на лицах. Сквозь которые просвечивали неестественно бледные лица.
— А может, все-таки задержитесь? На сутки? — еще раз предложил капитан.
— Да иди ты!
— Ну тогда ни пуха…
— К черту… Вернее, к этому, к Нептуну!
— Спускайтесь с подветренного борта. Чтобы корпус прикрыл вас от волны. И помните, что у вас на все про все пять минут. На шестой — не взыщите, мы нырнем!
— А если мы не успеем за пять минут?
— Тогда десять, — легко уступил капитан. Наверное, он был способен уступить и час, этот разбитной капитан. Но часа разведчикам было много.
— Всем быть готовым к срочному погружению, — приказал капитан. — Давайте выметайтесь.
Люк раздраили. Разведчики один за другим, стуча подошвами по скобам трапа, полезли наверх.
Пивоваров.
Далидзе.
Кузнецов.
Кудряшов.
Федоров.
Семенов…
Всего шестнадцать человек. Согласно утвержденному в спецотделе списку.
— Все?
— Все!
— Ну ладно, пойду посмотрю, как пехота в море ноги мочит.
Капитан поднялся на мостик последним. В непроницаемой, как врожденная слепота, черноте тропической ночи о борт лодки лениво разбивались невидимые волны.
— Мать честная, что это? — ахнул Семенов.
— Что?
— Да вон же! Вон! Смотри!
То тут, то там вдоль корпуса лодки вспыхивали синевато-мертвенные огни, словно кто-то из глубины подсвечивал поверхность моря фонариком. Огни, которые не прибавляли света, но добавляли страха.
— Это микроорганизмы, — сказал капитан. — Когда их тревожат, они начинают светиться.
— В каком смысле тревожат?
— В смысле башкой о лодку бьют.
— А-а-а.
Матросы вытащили из люка два резиновых свертка, споро раскатали, воткнули куда-то внутрь шланги компрессора. С тихим шипением из нутра субмарины пошел воздух. Свертки расправились, раздулись, поднялись и превратились в две черные десантные лодки.
Лодки опустили под борт, и разведчики, один за другим, переползли внутрь.
— Все нормально? — спросил из темноты голос капитана.
— Нормально!
— Куда плыть — знаете?
— Знаем.
— Ну тогда прощевайте…
Глухо простучали в темноте шаги. Еле слышно хлопнул люк.
— Разобрать весла! — приказал командир. Разом погрузив лопасти в воду, отошли от «тонущей» подлодки. Вода забурлила мелкими пузырьками и сомкнулась над последними квадратными метрами родины. Теперь впереди, сзади и с боков была чужая страна. Территория противника. К сожалению, уже не условного…
— Оружие к бою!
Разведчики вкрутили взрыватели в гранаты, прищелкнули к автоматам магазины. Ощетинились стволами вдоль бортов.
— Курс 290.
Мягко, без всплеска погружались весла в воду. Мягко, без всплеска поднимались на воздух. Каждый гребок проталкивал лодки вперед на несколько десятков сантиметров-На несколько десятков сантиметров к берегу. На котором их могло подстерегать все что угодно. В том числе и мгновенная, на первом шаге, смерть.
— Вижу берег, — показал наблюдатель на первой лодке.
На фоне лежащей по курсу однородной черноты стали проступать отдельные детали прибрежного пейзажа. Вернее сказать, отдельные, ни на что не похожие пятна. Но пятна, которые сохраняли свои очертания. И значит, не могли быть миражом или туманом.
Явственно стал слышен шум прибоя. Подросли, заострились набегающие с моря волны.
— Приготовиться к высадке.
Часть экипажа, чтобы не перевернуться в последний момент, сместилась от носа к корме. Хвосты лодок заметно притопились, плотно сели на воду. Носы, напротив, задрались вверх. Теперь осталось дождаться самой большой волны.
— Вот она. Наша…
Разом отгреблись веслами, догнали, оседлали проходящий мимо гребень и на нем, как верхом на гарцующей лошади, понеслись к берегу.
Касание днища!
Разом выпрыгнули, подхватили лодки за леера и, упираясь против откатывающих потоков воды, выбежали на пляж.
Прибыли! Теперь не сачковать! Теперь работать в полную силу! По заранее разработанному, утвержденному и стократно отрепетированному на топографическом макете плану. Теперь успевать!
Боевое охранение веером рассыпалось в стороны. Залегло, готовое к мгновенному отражению атаки. Разведка бесшумно двинулась вперед расчищать незнакомую дорогу своими телами и при необходимости принимать в те тела первые пули или первые осколки пропущенных противопехотных мин. Оставшиеся, вцепившись в леера, потащили лодки вверх по берегу, стараясь как можно скорее покинуть открытый всем ветрам и взорам пляж. Подальше от опасной пустоты. Поближе к столь любимым разведчиками кустам, оврагам и непролазным чащобам.
Охранение, приподнимаясь, пробегая несколько шагов, падая на животы за подвернувшиеся препятствия, снова вскакивая и снова падая, защищало фланги. Арьергард затирал оставленные на песке следы предусмотрительно прихваченными с собой метелками. Такие вот вооруженные до зубов и способные на все дворники. Очень уважающие и ценящие чистоту. Которая не портит окружающий пейзаж.
Если завтра здесь пройдет с обходом патруль противника, он ничего не увидит, кроме обычных песка, ракушек и выброшенного морем мусора. Вернее, ничего не должен увидеть. Для чего и машет вениками арьергард. Почище самого трудолюбивого, добросовестного, отрабатывающего служебную квартиру жэковского подметалы.
Кусты. Теперь можно отдышаться. И избавиться от средств доставки.
Прикрыв клапана одеждой, чтобы не был слышен шум выходящего воздуха, открутили пробки. Лодки сдулись, осели и снова приняли первоначальный свой вид. Вид резиновых тюков.
В укромном месте разведчики аккуратно взрезали штык-ножами дерн, приподняли и раскрыли его, как створки ставен, на стороны, стараясь не примять травянистую поверхность и не нагрязнить вокруг землей. Затем выбрали грунт, уложили на дно полученной ямы-тайника плотно свернутые лодки. Ямы забросали землей. Землю утрамбовали. Поверх, в то же самое место, где они и находились до того, опустили листы дерна, плотно сведя стыкуемые края. Траву подняли, разгладили, обдули и разве только не подстригли и не побрызгали одеколоном. А подходы даже и побрызгали. Отбивающим нюх у собак аэрозолем.
Больше на берегу делать было нечего. В походную колонну, два метра дистанция… дозор… головное охранение… арьергард… Маршевым шагом… С места… Без песен и без звуков… Не в ногу… Шагом!..
В общем, пошли, ребята…
Глава 22
Спали вповалку, рядом друг с другом и друг на друге, накрывшись маскировочной накидкой. Спали после сорокапятикилометрового марша, уводящего разведгруппу от моря. Постельные удобства, то есть что находится под твоим телом и твоей головой, где находится твое тело и твоя голова и что находится на твоей голове И на твоем теле, уже никого не волновало. Что бы и где бы ни находилось! Была бы точка опоры. Бессонница — не та болезнь, которая может обеспокоить разведчиков, преодолевших в полной выкладке почти полета километров.