Ильин Андрей. Ловушка для героев

   Капитан лихорадочно расправлял на коленях карту.
   — Здесь находимся мы. Здесь болото. И здесь болото. С берегами в форме воронки, упирающейся в дорогу. Единственный проходимый участок — седловина гряды. По которой мы сюда и пришли. Сзади они наверняка поставили несколько засад. Которые среагируют на взрыв немедленной облавой. А по дороге пустят «бээмпэшки». Мотор которых мы наверняка и услышали. Мышеловка захлопнулась — пожалуйте забирать улов. По-русски это называется — полный п… Все, боец! Приплыли! Сзади облава, спереди мины, с боков топи. А крылья нам по штатному расписанию не положены!
   — Неужели нет никакого выхода?
   — Один. Через дорогу. Это единственный путь к спасению. Если он, конечно, есть…
   Капитан встал, подобрал с земли толстый подгнивший сук и, размахнувшись, бросил. Не на дорогу, за нее, за дальнюю обочину.
   Палка упала в траву. И тут же раздался взрыв!
   Получается, подходы тоже заминированы! Дальние. С той стороны дороги. А с этой — нет. С этой свободны. Значит, визитеров ждали именно отсюда. И значит, ждали очень конкретных визитеров. Которые и заявились. Ждали тех, кто пришел! Теперь это было абсолютно ясно. Теперь это не вызывало никаких сомнений!
   — Густо насажали! Земли за железом не видать!
   — Может, разминировать?
   — Можно было бы. Кабы время было бы… Но только они нам его не оставляют. Ни секунды. Еще четверть часа, и машины будут здесь! Так что, как ни крути, придется возвращаться! И придется стыкнуться… Грудь в грудь.
   — С облавой?
   — С ней самой, с облавой… Боишься?
   — Нет, не очень…
   — А я очень. Потому что в таком дерьме еще не бултыхался. Не приходилось. Так-то, боец… Ну да ладно, авось прорвемся…
   «Замок» отстегнул, осмотрел и снова поставил на место рожок автомата. Передвинул на живот подсумки с гранатами. Расстегнул пеналы с запасными обоймами. «Замок» не спешил. Потому что спешить уже было поздно…
   — Ну что, боец, двинулись? — сказал он и, не оборачиваясь, пошел от дороги.

* * *

   — А Сашка? — тихо спросил боец.
   — Ну ты где там? Ты идешь или собираешься сдаваться на милость победителя? — обернулся капитан.
   — Там Сашка, — показал глазами боец, — ждет…. Сашка был все еще жив. Он лежал в пыли и в луже крови, сочащейся из обрубков его ног. Лежал и смотрел на своих товарищей. Возможно, он смотрел не на них, а просто в никуда. Но глаза его были направлены в их сторону. И выражали боль. И надежду.
   — Ему надо помочь. Неужели мы…
   — Пошли!
   — Но там…
   — Там нет никого! — отрезал капитан.
   И, повернувшись и вскинув автомат, выпустил короткую очередь в сторону раненого. В грудь и в лицо.
   Пули попали по назначению.
   — Пошли! Я помог ему. Как сумел…
   Больше капитан не оборачивался. Его впереди ждала работа. Возможно, последняя в его жизни.
   Возможно, самая главная…

* * *

   — Товарищ командир! Разрешите обратиться?
   — Валяй.
   — Тут такое дело… не очень понятное…
   — Какое дело? Говори вразумительно.
   — Американцы, которые с нами идут…
   — Что американцы? Утомились? Не хотят нести носилки?
   — Нет, не это. Мне кажется, что они знают наш язык.
   — Какой наш?
   — Ну, в смысле русский.
   — Американцы?! Ты чего здесь ерунду городишь? Откуда они могут знать русский?
   — Мне так кажется. Я еще раньше заметил, что если мы что-то говорим, то они слушают…
   — Ну, естественно, слушают. Они же не глухие.
   — Да, но не только слушают, но и понимают! Понимают, о чем мы говорим.
   — Как ты это узнал?
   — По глазам.
   — По каким глазам?
   — По их глазам. У них глаза другие становятся, когда они слушают. Совсем другие. Осмысленные. Когда люди не понимают, о чем идет речь, они смотрят совсем по-другому. Растерянно. Ну вот, например, как мы, когда они говорят.
   — И как я?
   — И как вы.
   — Понятно… Ты часом не шутки со мной играешь? Насчет растерянности в моих глазах?
   — Нет. Я серьезно. Я за ними наблюдал. Все это время.
   — И что увидел? Если кроме глаз…
   — Они очень часто готовы к действиям раньше, чем им об этом сказали. Чем перевели. Например, слышится Команда «подъем!», и они начинают собираться. Ну в смысле шевелиться, смотреть по сторонам, поправлять одежду. Хотя им никто ничего не говорил.
   — Может, они просто догадываются, что будет дальше? Не так уж много у нас команд. Сесть да встать…
   — Нет. Не догадываются. Я очень внимательно наблюдал за ними. Они вначале встрепенутся, а потом, словно опомнившись, опять замирают. И до перевода уже не шевелятся.
   — Точно?
   — Точно! А вот только что один из них, когда с дерева сухая ветка упала, на окрик «берегись!» пригнулся и отпрыгнул в сторону.
   — Пригнулся и отпрыгнул, говоришь?
   — Отпрыгнул…
   — Очень интересно… А откуда им знать русский язык? Как ты думаешь?
   — Не знаю. Может, в школе учили…
   — Русский? Зачем им в школе русский, если они к нам почти не приезжают? Если бы учили, то учили немецкий или французский. Или мексиканский. Мексика-то у них под самым боком. А мы вон где.
   — А может, они не в школе учили? А еще где.
   — Может, и не в школе. Может, и еще где… Вот что, ты за ними понаблюдай повнимательней. И я понаблюдаю. И подумай, как бы их можно было на чистую воду вывести. Если, конечно, их полиглотство не плод твоего разболевшегося воображения. Задачу понял?
   — Понял, товарищ майор.
   — Ну вот. Да, и еще всем нашим скажи, чтобы язычки попридержали. Насчет того, куда мы идем, что делаем и кто мы такие. Так, на всякий пожарный случай…

Глава 28

   Капитан шел бесшумно, как подкрадывающийся к жертве зверь. Весь он был устремлен вперед. Туда, откуда должна была прийти опасность.
   — Внимание! — поднимал он вверх руку.
   — Сядь! — опускал ладонь горизонтально.
   — Замри, где сидишь! — сжимал ее в кулак. Потом тыкал себя отставленным большим пальцев в грудь:
   — Я, — вытягивал в сторону указательный, — осмотрюсь в том направлении. Поворачивал палец:
   — Ты, — показывал им вниз на землю, — будешь ждать меня здесь…
   — И чтобы тихо! — демонстрировал здоровенный, как футбольный мяч, кулак.
   И шел дальше один. Крадучись. Так, чтобы ни одна травинка, ни один листок не шелохнулся.
   И через несколько минут возвращался обратно.
   — Все чисто. Можно идти. Только тихо… Так бесшумно, по полшага, по шагу разведчики удалялись от дороги. Каждый новый метр расширял горло воронки. Каждый добавлял шансов на спасение и усложнял работу возможной облаве. Чем шире подлежащее прочесыванию расстояние, тем больше требуется ловцов, тем реже им приходится идти, тем значительней становятся ячейки образуемой ими ловчей сети. В такую, глядишь, можно и проскочить. Если умеючи; Если не лезть на рожон…
   — Внимание…
   Замри, где сидишь…
   Работаю один. В том направлении…
   Ты ждешь меня здесь…
   Новая разведка. Согнувшись корпусом, стелясь над самой землей, не трогая, не раздвигая, не обламывая, а только обходя встретившиеся на пути кусты, замирая при каждом подозрительном звуке — сделать несколько шагов. Осмотреться. Сделать еще несколько шагов…
   И еще несколько…
   И еще… Главное, не спешить. Лучше пройти меньше, но не напороться на чужие глаза…
   Еще шаг…
   Еще…
   Прислушаться — не хрустнет ли под чужой подошвой сучок.
   Принюхаться — не потянет ли дымком чужого костра или табачным душком чужой сигареты.
   Осмотреться сквозь редкие сквозные пустоты в густой листве тропической растительности.
   Осмотреться… И увидеть!
   Вон они… Все-таки они… Все-таки они есть!
   Небольшие фигурки в защитных комбинезонах, с автоматами наперевес медленно шли навстречу. Шли развернутым фронтом. В пределах видимости один другого. Медленно, потому что внимательно смотрели себе под ноги, и по сторонам, и впереди себя и задирали головы, рассматривая стволы и кроны деревьев…
   Облава! Вот она и облава!
   Капитан замер, пытаясь рассмотреть фланги наступающего строя. И не увидел их. Фланги были где-то там, в недоступной ему дали. Где-то возле топи болот.
   Живая сеть двигалась к дороге, все плотнее смыкая свои ряды. Возле дороги, где будет самое узкое место, они встанут вплотную, плечо в плечо. В этом капитан был уверен.
   Если пытаться просочиться сквозь ячейки этой сети, то это надо делать сейчас, не откладывая, пока ловцы не сблизились. И, значит, отступать, пытаясь избежать возможной встречи с той ловчей снастью, нельзя. Хотя очень хочется. Потому что страшно. Потому что кажется, что если не нарываться, то как-нибудь все обойдется само собой. А если рисковать, если идти навстречу опасности, то, конечно, не повезет и все кончится очень плохо.
   Так отступать? Или оставаться на месте? На что поставить? На разум или уговоры страха?
   На отход?
   Или на драку?
   Капитан поставил на драку. И против эмоций. Капитан всегда ставил против эмоций. И всегда выигрывал. До этой последней минуты.
   Он быстро вернулся назад.
   — Они там, — показал капитан своему единственному оставшемуся в его распоряжении бойцу. — Они идут фронтом. Они близко. И скоро будут тут.
   — Что делать? — глазами спросил боец. Капитан повернул его ухо к своим губам.
   — Отойдем метров на триста назад, чтобы выиграть время, и попробуем затаиться. Если не выйдет — примем бой. Попытаемся прорваться. Возможно, кому-то повезет. Возможно, кто-то пробьется. Там, за их спинами, джунгли. Которые не по силам прочесать даже целой дивизии… Ты готов?
   Боец кивнул.
   — Тогда ходу!
   Триста метров прошли быстро. На порядок быстрее, чем когда шли в противоположную сторону.
   — Туда, — показал капитан на несколько густых, сросшихся друг с другом кустов. Кустов с выступающими во все стороны острыми шипами. — Может быть, туда они не сунутся.
   Разведчики закрыли лица беретами, закусив их с внутренней стороны зубами, и, раздвигая телами ветки, полезли внутрь кустов. Медленно — чтобы беззвучно. Молча, несмотря на то что шипы раздирали им кожу, — чтобы их не услышали. Не обрывая и не обламывая острые, как иголки, шипы — чтобы не повредить куст и не навести ловцов на свое логово.
   — Ну что? — спросил глазами «замок».
   — Нормально, — ответил, стирая кровь с рук, боец.
   — Тогда окапываемся. На полтора штыка, — показал капитан на лезвие саперной лопатки. — И маскируйся. Умеешь?
   — Учили…
   Боец отстегнул, расчехлил лопатку, вдавил ее во влажную почву. Вытащил и вдавил еще раз. И еще…
   Поднял, отвалил в сторону подрезанный дерн. Выгреб из-под него землю. Обернув беретом, чтобы заглушить звук, сломал несколько мешающих работе сухих веток. Живые подрубил в земле острым как бритва штыком лопаты.
   — Быстрее, быстрее, — торопил его жестами капитан.
   Еще один лист дерна.
   Еще один.
   Еще…
   Без мгновения остановки. Чтобы успеть.
   И все равно не успели…
   — Шабаш! — показал перекрещенными руками капитан. — Они уже рядом.
   «Странно, почему я их не слышу?» — подумал боец, забираясь под листы дерна и прижимаясь телом к телу капитана.
   Замерли! Напряженно слушая, что происходит снаружи.
   Хуже нет, когда опасность можно только слушать. Когда ее не видишь и ничего не можешь предпринять для своего спасения.
   Когда, скукожившись и втянув голову в плечи, напряженно ждешь… Ждешь…
   Ждешь…
   Ждешь… выстрела или удара примкнутого к автомату штык-ножа в незащищенную спину.
   Только ждешь…
   Шаги…
   Близко… Еще ближе… Совсем рядом… Совсем рядом с головой. Буквально в трех-четырех метрах…
   И тишина… Которая может обещать все что угодно…
   Теперь главное — не шелохнуться. Замереть. Затаить дыхание. Усмирить громко бухающее в груди сердце. Затихнуть. Слиться с землей…
   Удар по веткам… Еще… Еще…
   И снова шаги. Дальше… Дальше… Дальше…
   Уходящие шаги…
   Неужели пронесло?! Неужели повезло?! Неужели смерть на этот раз прошла мимо?! И будет еще много, много жизни…
   И тут же мягкий толчок капитана в бок.
   — Жив?
   — Жив.
   — Лежим еще десять минут, — показал капитан на часы и на свою два раза раскрытую пятерню. — И сразу уходим…
   Пока они до дороги не дошли и не врубились, что пропустили логово «зверя», что оно осталось где-то там, в ближнем тылу. Перележать — это значит снова попасть под облаву. Но уже гораздо более внимательную.
   Девять.
   Семь.
   Пять…
   Ох как долго идет время, когда страшно. Когда хочется бежать сломя голову. Куда угодно. Лишь бы отсюда…
   Три.
   Два.
   Время…
   Разведчики приподняли головы, осмотрелись. Вроде все спокойно. Не зря, видно, старались инструкторы по маскировке. Не зря гоняли на подмосковных полигонах, обучая «по науке» зарываться в землю. Вот где пригодилось! На самом краю света!
   — Я первый, ты прикрываешь, — показал «замок».
   От кого прикрывать? Тех, от кого надо было прикрывать, слава Богу, уже давно нету…
   Капитан осторожно выполз из кустов, присел на корточки, настороженно выставив автомат.
   — Теперь ты… — И тут же горячим, напряженным шепотом на ухо:
   — Ну что, боец, не обделался со страху?
   — Нет… — замотал головой боец.
   — Ну тогда — шире шаг. Пока они не очухались…
   Разведчики развернулись и быстрыми бесшумными шагами двинулись в открытый противником тыл…
   Слава Богу!.. Теперь все позади…
   Нет, не слава…
   И не все позади…
   — Стой! Стрелять буду! — прозвучала короткая, как автоматная очередь, команда.
   Команда на совершенно незнакомом языке. Но очень понятная. Универсально понятная.
   Значит, все-таки не пронесло! Значит, уходя — они уходили не насовсем. А на всякий случай оставляли на отсмотренных участках наблюдателей. На тот случай, который представился. Предусмотрительно… И безнадежно для жертв.
   — Бросай оружие!
   Нет, все-таки язык знаком. Что-то он такое напоминает… Что-то, что изучали в классах, перед выходом на это задание. И по чему сдавали зачеты…
   Язык угрозы! Вот на что он похож!
   И сказал тот невидимый человек: «Бросай оружие! Или буду стрелять!»…
   Капитан отбросил автомат. Вытащил из кармана «ПМ» и отбросил туда же.
   Из-за ствола вышел вьетнамец. И почти сразу же к нему подбежали еще четыре соплеменника. С автоматами, которые были чуть не больше их.
   — Привет, узкоглазые, — зло сказал «замок». — Чего щуритесь? Капитана Советской Армии не видали?
   Вот тебе и американцы…
   Вьетнамцы быстро что-то заговорили на своем языке. Один из них, отделившись от компании, побежал вслед ушедшей поисковой цепи. Трое остались.
   — Интересно, они ножи у нас будут забирать? — ни к кому конкретно не обращаясь, спросил капитан.
   Дула автоматов быстро передвинулись в его сторону.
   — Нет, я это только так, только к тому, что будет жаль, если такая вещь за просто так пропадет. В мокрой могиле, — примирительно сказал капитан и, дружелюбно улыбаясь, открыл полу маскхалата.
   На поясе его висел штык-нож.
   — Да, да, — закивали вьетнамцы.
   — Вот и я про то же говорю, — еще раз улыбнулся капитан. — Слышь, боец. И ты тоже Сдавай холодное оружие… Пока наши новые хозяева не осерчали… Сдавай на счет раз… Понял?
   Боец, как до того его командир, отодвинул полу маскхалата, показывая нож.
   — Да, да, — снова закивали вьетнамцы Разведчики одновременно расстегнули ножны, одновременно вытянули за ручки штык-ножи, одновременно протянули их лезвиями к себе вьетнамцам Не бросили — протянули.
   Вьетнамцы приблизились Что вообще-то делать не стоило.
   — Разом! — крикнул капитан и, упав на землю, под наведенный на него автомат, резко перехватил и всадил нож в незащищенный живот вьетнамца.
   Тот успел выстрелить, но не успел попасть в капитана. Потому что дуло уперлось в его голову. Очередь прошла мимо, взрывая землю в десяти шагах дальше.

* * *

   То же самое и в ту же самую секунду сделал другой плененный боец. Но ему повезло меньше. Его стрелок, прежде чем умереть, его достал. Одна из выпущенных пуль навылет прошила левое плечо.
   Третьего вьетнамца капитан нейтрализовал еще одним метательным ножом, который хранил в специальном кармашке, вшитом внутрь левого рукава кителя.
   — Всё, узкоглазые! Отщурились… — зло сказал «замок», вытирая о траву окровавленный нож и одновременно оглядываясь по сторонам. — Слышь, боец, пора рвать когти.
   — Я не могу, — сказал боец, — я ранен…
   — Дьявол! — выругался «замок». — Зацепил все-таки… Куда?
   — В плечо.
   Капитан быстро осмотрел рану, одновременно навсегда отработанными механическими движениями проверяя поднятый автомат. Боец заметил его манипуляции с оружием.
   — Меня вы тоже будете… того?
   — Чего… того?
   — Как обузу. Как там, на дороге, Сашку?
   — Не говори глупости. У тебя ноги есть. В смысле целы…
   — А если бы не было?
   — А ты бы хотел им в лапы живым попасть? Чтобы помучиться? Все, хватит дискуссии разводить! Через несколько минут они будут здесь…
   — Я не пойду. Я не могу. Мне больно, — сказал боец. — Я все равно не дойду. Я останусь здесь. Прикрывать. Чтобы вы могли…
   — Э нет, так не пойдет, — зло перебил капитан, — я тебя здесь не оставлю. Живым. Или ты идешь, или… — И, передернув затвор, упер дуло автомата в лоб своему единственному оставшемуся в живых бойцу. — Выбирай. Но не дольше трех секунд…
   — Я иду!
   — Тогда быстро!
   Капитан приподнял раненого вьетнамца, подложил под его тело две его же гранаты, подхватил «АКМ» и, поддерживая раненого и постоянно оглядываясь, побежал.
   — Ничего, нам только на оперативный простор выйти. А там ищи ветра в поле… Позади раздался мощный взрыв.
   — Так, значит, своих они отыскали… И поздоровались… И попрощались… Ну, теперь жди стрельбы. По бегущим мишеням…
   Сзади застучали выстрелы. Но вреда они причинить не могли. В джунглях, если не наугад, можно стрелять только с близких дистанций. С дистанций прямой видимости.
   — Давай, давай, шевели ногами, — торопил капитан.
   — Не могу! Нет сил!
   — Нет сил, говоришь? — мрачно спросил капитан. — Куда же они, так тебя разэдак, делись?
   — Не знаю. Но не могу…
   — Не можешь?
   — Нет!
   — Сможешь! Или я тебя…
   На что боец только замотал головой и остановился.
   — Все равно не смогу. Лучше «или»…
   — Стрелять я тебя не буду, но и жалеть не стану, — злобно сказал капитан. — Просто заставлю идти. Пойдешь?
   — Нет!
   — Ну тогда извини за неудобства. — И капитан пальцем, несильно, ткнул раненого в плечо. Туда, где каплями сквозь разорванную одежду сочилась кровь.
   — А-а-а!! Больно-о-о!!! — дернулся, заорал в голос раненый боец.
   — Сейчас будет гораздо больней, — предупредил капитан, удерживая его и занося палец снова. — Будет, ты представить не можешь, как больно! И будет столько раз больно, сколько раз ты будешь останавливаться! Я тебе еще весь палец, целиком, в рану воткну. И там проверну. Понял!
   Раненый, с ужасом глядя на занесенный для удара палец, кивнул.
   — Побежишь?
   — Побегу!
   — Ну так беги! Размазня! Побежали. Но недалеко.
   — Стой, — сказал капитан. Встали.
   — Почему? — спросил раненый.
   — Потому что приехали, — зло бросил капитан.
   — Куда приехали? — не понял раненый.
   — Не куда приехали, а совсем приехали… Окончательно. Просьба освободить вагоны…
   — Почему? Почему мы не убегаем?
   — Потому, что нас догнали! Слышишь?
   — Что?
   — Выстрелы. Справа и слева. Они обходят нас с флангов. В центре придерживают, а фланги гонят полным ходом. Чтобы соединить их там, впереди. Чтобы замкнуть кольцо. В котле мы, боец… Как немец под Сталинградом.
   — Может быть, вы один…
   — Поздно! И одному и вдвоем — поздно! Все уже поздно!..
   Капитан быстро осмотрелся и потащил раненого к расположенной невдалеке поляне.
   — Ничего. Мы еще посмотрим, как эти жмурики воюют… Мы еще поучим их воевать…
   В центре поляны капитан опустил раненого на землю и вытащил саперные лопатки.
   — Иди, — сказал он, — руби вон те и те кусты. Слишком они близки к позициям. Если эти косые до них доберутся, они смогут забросать нас гранатами. А если не доберутся — я их как в тире… Иди!
   — Я не могу…
   — Через «не могу»! — рыкнул капитан, свирепо покосившись на раненое плечо бойца. — Делай! И терпи! Не так долго осталось…
   Лихорадочно работая лопатой, капитан зарывался в землю. Как крот. Как крот, который почуял лисицу…
   Вьетнамцы подтянулись через пятнадцать минут.
   — Давайте, давайте, ползите, желтобрюхие. Поближе. Чтобы я вас рассмотреть мог. Через прорезь прицела, — тихо бормотал капитан, выцеливая из своего замаскированного листвой окопчика приближающегося противника.
   Из очень неглубокого окопчика. В котором можно было скрыться только сев на корточки.
   Вьетнамцы шли осторожно, от дерева к дереву, стараясь прикрываться ими от возможного выстрела.
   — Опытные гады! — пожалел капитан. — Так просто не дадутся.
   — Когда стрелять? — спросил раненый.
   — На счет «три»! Когда они доберутся вон до тех кустов. Не раньше. Если раньше — зря потратишь патроны. По-настоящему наш — только первый залп. А потом они залягут.
   — Раз… Два… С богом!
   Два автомата ударили одновременно. Несколько вьетнамцев споткнулись и упали навзничь. Другие, быстро сориентировавшись, попадали за случайные укрытия И открыли ураганную ответную стрельбу.
   — Все, блицкриг закончен, — крикнул капитан, — переходим к затяжной позиционной войне… Слышь, боец…
   Раненый боец молчал Раненый боец был мертв.
   — Суки желтушные! — выругался капитан. — Сволочи!
   Массированный обстрел пошел на убыль. Противник приходил в себя, осматривался и менял обоймы.
   Капитан тоже молчал Палить наугад было глупо. Только задешево обнаруживать свою позицию. Капитану нужно было, чтобы они снова поднялись в рост. Капитан хотел во второй раз использовать шанс… Капитан выжидал.
   То там, то тут вьетнамцы выглядывали из-за укрытий. И сразу же заныривали назад.
   — Ничего, ничего. Пообвыкнутся, осмелеют и встанут. Непременно встанут… Никуда не денутся… Тут мы их и прищучим. Так, боец?
   Вьетнамцы действительно смелели. Особенно те, что слева. На них капитан и сконцентрировал все свое внимание. С них он и решил начать. А продолжить… А продолжить скорее всего не удастся…
   Вьетнамцы высунулись еще больше и перебежками, от ствола к стволу, двинулись вперед. Капитан чуть приподнялся, прилег щекой к прикладу автомата.
   — Ну вот сейчас мы и…
   Сбоку раздался одиночный выстрел. Капитан дернулся и сполз на дно окопчика.

* * *

   — Сволочи, на дерево влезли… — прошептал он. В узкую щель в кронах деревьев капитан увидел небо, которое совершенно не напоминало небо Родины. Какое-то желтое небо. Как их лица…
   — В спи-ну, су-ки-и… — с трудом сказал капитан деревенеющими губами и попробовал пошевелить рукой.
   Рука шевелилась.
   Сейчас придут смотреть его труп, подумал он. Смотреть. Разглядывать. Шевелить. И обсуждать…
   Не хочется…
   Собрав все силы, он дотянулся до положенной на бруствер окопчика гранаты, сгреб ее пальцами, подкатил под тело и, навалившись, выдернул предохранительную чеку.
   Теперь ему было спокойно. Теперь он должен был уйти не один. Теперь у него должна была быть компания…
   Главное, дождаться. Не умереть до того, как они подойдут…
   Когда вьетнамцы подошли, капитан был почти мертв, поэтому, когда в него на всякий случай выстрелили, он не почувствовал боли. Только тупой толчок куда-то в область живота.
   — Су… — беззвучно сказал он и последним усилием приподнял руку, под которой лежала граната…

Глава 29

   — Прямо по маршруту вооруженные люди, — доложил вернувшийся из разведки дозор.
   — Какие люди? Американцы?
   — Нет. Местные.
   — Местные?
   — Да. Вьетнамцы.
   — Как далеко?
   — Километра два по азимуту двести шестьдесят.
   — Что они делают?
   — Сидят.
   — Как сидят?
   — Кружком. Возле костра. И, кажется, что-то едят.
   — Едят… Тогда так… Дозору перекрыть подходы со стороны противника. Маршрутной колонне двигаться по азимуту сто пятьдесят, в обход обнаруженного… препятствия. Быть готовыми к бою. Через пять километров встать лагерем. Занять круговую оборону. И ждать дозор. Я с дозором. Капитан Кудряшов за меня. Все. Исполнять…
   — Есть! — сказал капитан Кудряшов.
   — А ты давай показывай, где твои вьетнамцы обедают…
   Вьетнамцы действительно обедали. Из одного большого котла. Составленные пирамидой автоматы стояли чуть в стороне. Еще один вьетнамец, по всей видимости часовой, сидел немного поодаль, жадно поводя ноздрями в сторону костра. Вот ведь тоже — охрана…
   Интересно, для чего они здесь? На учениях?
   Нет, вряд ли. Какие здесь, к ляху, учения. В такой глухомани. Тем более в таком количестве. И с таким качеством несения службы.
   Может, на заготовке… чего-нибудь. Ну чего-нибудь по линии сельского хозяйства. Гоняют же наших на уборку картошки в подшефные колхозы. Может, и этих тоже. На сбор каких-нибудь экзотических фруктов…
   С автоматами? С автоматами на «картошку»?
   Тогда на охоту. Это может быть. Если на очень крупного зверя. Вроде слона. Вот только непонятно, зачем они выставляют часового? Чтобы слон не подкрался и первым не напал?