— Одевайтесь.
   Старший лейтенант Кузнецов надел полосатую больничную пижаму и был препровожден в палату. Откуда ему строго-настрого запретили выходить. Постепенно в ту же палату, в тех же полосатых пижамах, втянулось все его подразделение.
   — Ну и дела!
   — Да, дела, как задница у негра бела! Потом у старлеев повышалась температура, кружилась голова, потом их с полной отдачей рвало в заранее принесенные больничные судна.
   — Что ж с нами делают-то?
   — Лечат.
   — От чего?
   — От того, чем заразили.
   Потом в палату пришел Генерал. В штатском. С кульком яблок.
   — Ну что, сынки, очухались?
   — Что это было?
   — Карантин с прививками.
   — От чего?
   — От скарлатины. И излишнего любопытства.
   — Тогда они помогли…
   — Ну ладно, ладно, не серчайте. Бывает хуже. Мне однажды в партизанском отряде осколок из тела без наркоза выковыривали. Плоскогубцами. А тут, подумаешь, кольнули в зад несколько раз. Поправляйтесь.
   Поправились. Кроме одного. Который от тех прививок, наоборот, заболел. И которого больше никто в составе подразделения не видел.
   Потом их переодели в гражданскую одежду, посадили в машину, из нее в транспортный самолет, из него в трюм судна, где были сколочены двухъярусные нары, и полтора месяца везли в неизвестном направлении под аккомпанемент толкающихся в металлический борт волн. Три раза в день им приносили еду. Три раза в день по внутренним коридорам выводили в туалет
   Все было загадочно и тревожно. Но вопросов никто не задавал. Наверное, под действием сделанной накануне прививки. Которая от излишнего любопытства.
   Единственное, что отмечали, что ночи становились темнее, погода жарче, а морская болтанка круче.
   Через полтора месяца трюм вскрыли. И лейтенанты увидели растения, которые им демонстрировали в Ботаническом саду.
   — Вот это и называется — приплыли, — грустно сказал Резо.
   — Разговорчики в строю! — прикрикнул приставленный к команде капитан в тропического покроя форме. — Кудряшов.
   — Я!
   — Кузнецов.
   — Я!
   — Пивоваров… Строиться. И в казарму — шагом марш.
   — Без песен?
   — Без песен. У нас здесь не дома. У нас здесь шуметь не принято.
   Казарма была глинобитным бараком, крытым пальмовым листом.
   Ну влипли… Как ботинок в горячий асфальт!
   — Из казармы не выходить. С местным населением не общаться. По всем вопросам обращаться лично ко мне. Ясно?
   — Так точно!
   Ночью старший лейтенант Пивоваров поймал в своей кровати таракана. Сантиметров двадцать длиной.
   — Матушки мои! Он же больше тапочка. Как же его убивать? — ахнул он.
   — А какие же тогда здесь комары? — мрачно произнес Кудряшов.
   Далее ночью никто не спал — ворошили простыни.
   Утром пришел капитан.
   — А, местная фауна, — равнодушно взглянул он на раздавленного таракана. — Ничего, постепенно привыкнете. Те, кто останется жив.
   — Что, так серьезно? — насторожились лейтенанты.
   — Да нет. Шучу. Но утрами, прежде чем ноги в обувь совать, лучше ее проверяйте… Кто хочет до четвертой звездочки дожить.
   — Товарищ капитан, а зачем мы здесь? Что мы будем делать?
   — То же, что и дома. Служить. Верой и правдой. И началась привычная ратная служба.
   — Старший лейтенант Кузнецов.
   — Я!
   — Упор лежа принять!
   Делай… раз!
   Делай… два!
   Веселее. Веселее. Не на пляже.
   Делай… три!
   Делай… пятьдесят три!
   Закончить упражнение.
   Дополнительных водных процедур после таких занятий не требовалось. Водные процедуры были, как говорится, на лице. И на теле. И крупными солеными каплями на земле вокруг.
   Жарко!
   Слов нет!
   — Отделение! Встать! Приготовиться к бегу!
   Руки согнуть в локтях, кулаки прижать к груди, приподняться на цыпочках.
   — И… Ладно, побежали.
   Побежали. Сорок верст. Мимо глинобитной казармы, мимо рисовых полей в недалекий лесок. С пальмами и лианами. Которые так любил этот, как его, дай Бог памяти, старший научный сотрудник Ботанического сада. Его бы сюда. Часа на четыре! Он бы быстро научную ориентацию сменил. На растительность средней полосы России.
   — На месте стой, раз-два! Перекур пять минут. Ну да. Кому на такой жаре сигарету в рот совать захочется. Тут и так от запахов и испарений не продохнуть.
   — Старший лейтенант Пивоваров.
   — Я!
   — Почему сняли рубаху?
   — Жарко, товарищ капитан.
   — Старший лейтенант Пивоваров.
   — Я!
   — Отойдите вон к тем пальмам.
   — Зачем это?
   — Отойдите, отойдите. Раз вам говорят. Пивоваров отошел к пальмам. И встал.
   — И что?
   — Ничего. Отдыхайте.
   Что-то бесшумно шлепнулось Пивоварову на спину. И что-то еще одно. Черное и мягкое. Пивоваров попытался смахнуть это что-то и заорал благим матом. К его спине и шее присосались две пятнадцатисантиметровые, извивающиеся в предчувствии скорого пиршества пиявки.
   — А! — кричал он. — А-а! Оторвите от меня эту гадость. Скорей! Они же меня всего высосут!
   Лейтенанты смотрели на пиявок и дергать их не решались.
   — Подойдите сюда, — сказал капитан. Вытащил спички и прижег пиявок огнем. Они отпали.
   — Старший лейтенант Пивоваров.
   — Я…
   — Наденьте рубаху. И впредь думайте, что вам предпочтительней: жара или вот эти…
   Обратно отделение бежало в очень хорошем темпе. Несмотря на жару.
   С каждым днем кроссы становились все протяженней, погружения в джунгли все продолжительней. Пиявки уже не пугали. К пиявкам уже притерпелись. Так же как к змеям, ящерицам и прочей экзотической двух-, четырех-и до бесконечности ножной живности. Человек привыкает ко всему. Если это все изменить не в его силах.
   — А у нас, мужики, сейчас зима, — часто вспоминал Семенов, присаживаясь на пальмовый пенек. — Снег выпал. Белый. Холодный.
   — Да, зима… Сейчас бы голым задом да в тот сугроб. И чтобы не вставать суток двое, — мечтательно добавлял Пивоваров. — И даже бабы не надо Для полного счастья.
   — Это точно, — соглашались все. — Надоели эти кокосы хуже горькой редьки.
   — Нет. Редька лучше. Даже горькая…
   И снова отжимания, кросс, ориентирование, переход и организация ночного бивака в джунглях.
   И снова отжимания. От вечнозеленого травянистого покрова джунглей.
   Замордовали лейтенантов. Как первогодков-срочников в первые месяцы службы. Которые рано или поздно заканчиваются.
   — Все. Акклиматизационный карантин закончен. Можете считать, что отмучились, — на очередном построении объявил капитан.
   — И что нам делать дальше? — несколько даже растерялись перспективе неожиданного безделья лейтенанты.
   — Ничего. Ждать приказа.
   — Какого?
   — Соответствующего. Ну и, конечно, поддерживать на должном уровне физическую и боевую форму. Которые будут контролироваться два раза в неделю. Лично мной.
   То есть все то же самое, только на добровольной основе: бегать кроссы, отжиматься, крутить «солнышко» на турнике, преодолевать полосу препятствий, содержать в боевой готовности оружие, изучать уставы, матчасть и местную флору и фауну, проводить политинформации, комсомольские собрания, читать и обсуждать новости из газет и журналов двухнедельной давности…
   Как в сказке про Золушку, где ей тоже не возбранялось сходить во дворец к королю, поглазеть в окна на бал сразу после прополки, помывки, переборки, перетирки и тому подобных досрочно завершенных хозработ. Спасибо доброй мачехе за Золушкино счастливое детство!
   Короче: упор лежа принять!
   Исключительно по собственной инициативе Изо дня в день. Из недели в неделю. Как положено бойцу войск специального назначения.
   Делай.. раз!
   Делай два!
   Делай.. три!..

Глава 6

   В расположение части прибыл подполковник, которого до этого никто здесь не видел
   — Чтобы все у меня было как надо! Чтобы ни одной соринки, ни одной пылинки! — предупредил капитан и, подхватив рукой болтающийся на боку планшет, побежал встречать начальство.
   Лейтенанты убрали казарму, подшили новые подворотнички, начистили ботинки и стали отдыхать в комнате для политзанятий, читая раскрытый на первой странице «Устав караульной службы».
   Дневальный стоял в тамбуре входной двери, высунув голову наружу.
   — Идут!
   Подполковник вошел в казарму.
   — Где личный состав? — спросил он.
   — Отдыхают! — гаркнул дневальный.
   — ….находящийся на посту часовой имеет право… — прервал на полуфразе увлекательное коллективное чтение старший лейтенант Кудряшов.
   — Уставы изучаете? — спросил подполковник.
   — Так точно! — гаркнули в ответ лейтенанты.
   — Похвально, похвально. А как у вас с боевой?
   — Все в порядке, товарищ подполковник! — отрапортовал капитан. — Вверенное мне подразделение завершило курс предварительной подготовки с оценками «хорошо» и «отлично».
   — Все «хорошо» и «отлично»?
   — Так точно! Все.
   — Ну ладно. Ступай, капитан. Мне тут с ребятами переговорить надо. С глазу на глаз.
   — Разрешите идти?
   — Да иди уже.
   Капитан развернулся на каблуках и строевым шагом вышел из казармы. Видно было — у местного капитана рыльце в пушку, раз он так перед начальством выплясывал. Видно, желал он, как можно быстрее искупив свою вину, из этой христианским Богом забытой дыры уйти. На повышение. Или даже на понижение. Лишь бы уйти…
   А может быть, как раз наоборот, это место его очень устраивало. Потому что и много хуже встречаются. Кто знает…
   — Ну как, ребята, служба? — поинтересовался подполковник.
   — Отлично служба! Товарищ подполковник!
   — Как настроение, питание?
   — Отлично! Товарищ подполковник!
   — Поди, измучил однообразный рацион? Хочется чего-нибудь экзотического? Вы не стесняйтесь, говорите.
   — Это да! Хорошо бы картошки вареной с луком, — высказал пожелание Пивоваров.
   — Эк хватил! — вздохнул подполковник. — Я бы и сам от картошки не отказался. А то эти бананы с кокосами мне во где сидят!
   Все оживились и даже закрыли «Уставы караульной службы».
   — Домой не тянет?
   — Тянет…
   — Зазнобы пишут?
   — Пишут. Только письма долго идут…
   — Капитан, поди, замордовал?
   — Есть маленько… Но, в общем, ничего. Терпимо. Как и во всей Советской Армии…
   — Я вас вот для чего, ребятки, собрал, — сказал подполковник. — Дело у меня тут одно есть. Которое только с вашей помощью решить и можно. — И достал карту. — Смотрите…
   Лейтенанты придвинулись.
   — Это наша часть. Это вот водораздел. Господствующие высоты. Шоссе. Поселок геологов. Река. А вот это — интересующая меня, а теперь уже и вас топографическая точка. К которой, совершив скрытый марш, необходимо выйти.
   Полковник очеркнул на карте небольшой кружок.
   — Ситуация усложняется тем, что здесь и здесь, — ткнул в обозначенные на карте территории, — зона нашего влияния заканчивается. Нас там нет.
   — А кто есть?
   — Все, кто угодно. Мирное, если днем и не поворачиваться к ним спиной, население, повстанцы, проправительственные войска, наемники, просто бандиты. В общем, разворошенный муравейник. С ядовитыми термитами.
   Есть еще одна наша база, куда в случае крайней нужды вы можете попытаться пробиться. Вот она. Правда, сильно на них вам рассчитывать не приходится. Во-первых, далеко. Во-вторых, они сами там со всех сторон обложены, как медведи в берлоге. Так что они для вас подспорье скорее психологическое, чем реальное. Но ничего другого я вам предложить все равно не могу. Мы здесь гости неофициальные. Что и следует учитывать при планировании операции.
   — Как далеко до исходной точки?
   — Если в обход, по обжитым районам, вдоль побережья и шоссе, то близко — километров двести пятьдесят. А если напрямую, то дальше.
   — Сколько?
   — Пожалуй, верст сто. С гаком. То есть гораздо дальше. Если учесть, что идти придется по джунглям, по бездорожью, без ориентиров и подстраховки. Вы пойдете напрямую. Так, чтобы вас никто не видел. В населенных районах скрытность марша обеспечить затруднительно. Мы посылали одну группу. Но… Там сплошные деревни, рисовые поля и повстанческие разъезды. В общем, лучше идти через джунгли. Задача ясна?
   — Какие действия следует предпринять после выхода в исходную точку?
   — Залечь. Оборудовать скрытые наблюдательные пункты и осуществлять круглосуточное наблюдение за шоссе.
   — Как долго?
   — Пока не проследует интересующий нас автотранспорт. Джип. Вот с этими номерами. После его прохождения вам следует как можно быстрее покинуть место операции.
   — В какой из дней запланирован выход?
   — Это зависит не от нас.
   — А от кого?
   — От джипа… Ваша задача: разработать подробный маршрут, подготовить снаряжение, оружие, ну и все прочее, что полагается в таких случаях. И ждать команды.
   Контактов с местным населением как до, так и во время операции следует избегать всеми возможными способами. Оружие применять в самом крайнем случае, когда другого выхода не остается. Но тогда уж биться до победного конца и живыми в руки врага не попадать. Хотя гораздо лучше вовремя от того оружия избавиться и изображать заблудившихся в джунглях мирных геологов. Для чего разработать соответствующую легенду. Вам, конечно, не поверят, но доказать ничего не смогут и, подержав пару дней в плену, передадут с рук на руки нашему послу.
   Ну все, сынки, готовьтесь. И постарайтесь не сложить в этих поганых лесах свои буйны головы. А капитану я скажу, чтобы меньше вас доставал. Вам теперь не до него будет…

Глава 7

   Автоматы «АКМ» с двумя запасными обоймами. «ПМ» с запасными обоймами и патронами россыпью. Гранаты. Мачете, чтобы не увязнуть среди переплетения девственных лиан. Ножи в ножнах на ремень. Саперные лопатки в чехлах. Противомоскитные сетки. Сухпай…
   Капитан рассматривал длинный, представленный лейтенантами список.
   — Сухпая не мало? Не оголодаете?
   — Лучше больше патронов взять.
   — Тоже верно…
   Фляжки, фонарики с комплектом запасных батарей, радиостанция, спички усиленного горения, пакеты первой медицинской помощи, компасы, сигнальные ракеты, личные жетоны…
   — Какие личные жетоны?
   — Ну те, которые… Ну чтобы можно было погибшего опознать. После боя. И домой сообщить.
   — Вы откуда такое взяли? — удивился капитан.
   — Нам рассказывали…
   — Рассказывали. Мы и так вас в случае чего опознаем. По рожам, — мотнул головой капитан. — Вычеркиваю. Если очень надо, можете свои фамилии и домашние адреса на бумажках написать и… сами знаете куда засунуть. Чтобы после боя можно было найти. Артисты.
   Камуфлированные костюмы, приборы ночного видения, саперные щупы…
   — Часть вещевого имущества я выдам вам сегодня. Чтобы вы успели его постирать, подшить, под себя подогнать…
   — А зачем его стирать и подгонять? — не удержался, спросил Резо.
   — Чтобы дырами не отсвечивать. Вы что думаете, что я вам нулевое обмундирование выдам? Ни разу никем не надеванное. Чтобы вы мне его в джунглях поизодрали?
   — А что, оно уже надевалось?
   — И надевалось. И снималось…
   — С кого снималось? С… покойников?
   — С каких таких покойников?
   — Ну с тех, которые до нас…
   — Вы что, совсем с ума съехали от жары? Кто с покойника гимнастерку будет снимать? В общем, так. Через десять минут жду вас в складе. С иголками в руках. Все, что не успеете получить сегодня, — получите завтра. Чего не найдется у меня, привезут из гарнизона. Оружие и боезапас выдам перед самым выходом на задание. Вопросы есть?
   — Оружие хорошо бы заранее пристрелять.
   — Пристреляете. Все? Тогда шагом марш! Последующие два дня спецназовцы стирались, штопали дыры на разодранных гимнастерках и штанах и намазывали растопленным на огне жиром ботинки. На официальном языке это называлось подготовкой к боевому выходу в тыл врага.
   Оружие они получили в самый последний момент.
   — «АКМ», заводской номер 689135. К нему три запасных магазина. Распишись. Здесь и здесь, — показывал капитан пальцем в ведомость.
   Очередной томящийся в очереди к складской конторке лейтенант расписывался.
   — Пистолет Макарова, номер 979134, кобура, две обоймы. Распишись.
   — А если мы их потеряем?
   — Не советую. Прошлый раз один такой ухарь посеял пистолет, так всему его подразделению пришлось три недели кряду местность прочесывать, чтобы отыскать казенное имущество.
   — Нашли?
   — Нашли.
   — А если бы не нашли?
   — Отдали бы под трибунал. «АКМ», заводской номер… Распишитесь…
   — А что же автоматы без смазки? И даже не чищены?
   — Вы и почистите.
   — А патроны?
   — Вон те два цинка возьмете. Да не те, а вон те, что рядом. Что красной карточкой отмечены. И вон те патроны, которые россыпью. Они из одной партии. Их и отстреляйте для проверки оружия. Но не больше одного рожка на ствол!
   — А четыре можно?
   — Что четыре?
   — Коробки четыре. Или лучше пять.
   — Вы что, собираетесь фронт держать? Или в одиночку выиграть Сталинградскую битву? Куда вам столько боеприпасов?
   — На случай боевого столкновения.
   — Если дойдет до боевого столкновения, то считайте — вы свое задание уже провалили. Спецназовец, он только до тех пор спецназовец, пока его никто не видит и не слышит. Когда оружие в ход пошло — он простой пехотинец. А вы когда-нибудь слышали, чтобы несколько пехотинцев могли одолеть целую армию? Даже имея лишних несколько цинков боеприпасов. Если вы до боя допустите, вам больше на ноги надо надеяться, чем на автоматы. А вы патронов набираете чуть не по два пуда на брата. Как на окопную войну. Вы же маневра себя лишаете…
   — Хорошо, четыре.
   — Ладно, берите три. Только цинки лучше не вскрывайте. Так тащите.
   — Почему?
   — Чтобы в грязи не извалять. Вы же по джунглям пойдете, а не по парку культуры и отдыха. Там асфальтовых дорожек еще пока не проложили. И мне в облегчение, если вы эти коробки в целости-сохранности возвернете. Не придется отчетность исправлять, лишних бумаг составлять на списание использованных боеприпасов.
   — А если мы на противника раньше наткнемся? Что же нам, в последний момент эти банки ковырять?
   — А вы не встречайтесь. Ну или возьмите вон там патронов еще по два магазина на брата. И хватит вам на первое время. О вас же забочусь! Сами потом замучаетесь каждый патрон обтирать, сушить и мне обратно на склад сдавать. То ли дело одной не вскрытой коробкой. Послушайте доброго совета, Я здесь не первый год. Я лучше местные условия знаю.
   Доброго совета послушались. Цинки потрошить не стали, взяли как есть. Все равно всем вместе идти. А две обоймы, если стрелять в цель, а не в «молоко», не так уж мало.
   Потом почистили, привели в порядок, пристреляли и приготовили к переходу оружие. Металлические части покрыли толстым слоем смазки. Дула заткнули тканевыми пробками. Затворную часть обернули промасленными тряпками. Лезвия ножей заточили и протерли вазелином, чтобы они легче выскакивали из ножен.
   Потом надели на себя полный комплект снаряжения и попрыгали. Подтянули, где болталось, убрали, где гремело, разгладили, где мешало, зачернили, где блестело. Снова попрыгали. И снова подтянули.
   И снова попрыгали. До достижения полной бесшумности и невидимости.
   — Так, этот в порядке. Отходи в сторону. Этот в порядке… Этот в порядке… В порядке… В порядке…
   — Товарищ подполковник, подразделение к выходу на боевое задание готово! Командир группы старший лейтенант Кузнецов.
   — Документы, награды, личные вещи?
   — Сданы в канцелярию.
   — Ну тогда действительно все. С богом, сынки!
   — Бога нет, товарищ подполковник…

Глава 8

   Лейтенанты передвигались плотной колонной. Как в очереди за выброшенной к празднику краковской колбасой. Буквально наступая друг другу на пятки.
   Вообще-то это было нарушением инструкции. На территории противника положено выдерживать дистанцию от одного бойца до другого в пять-шесть метров. Чтобы, напоровшись на засаду, не погибнуть от одной, развернутой веером от бедра, автоматной очереди.
   Но эти правила были придуманы и были хороши для перелесков средней полосы России и совершенно не годились для не тронутых цивилизацией джунглей. Местные условия диктовали свои приемы передвижения. Растянув походную колонну на несколько десятков метров, можно было запросто разорвать строй и растеряться среди буйной, закрывающей обзор растительности. А потом что — благим матом «ау!» орать, чтобы найти друг друга? Нет, уж лучше топтаться, дыша в затылок впереди идущего. Чтобы этого впереди идущего из виду не потерять.
   Точно так же очень нелегко было соблюдать правило бесшумного шага. Не получалось здесь идти тихо. То в одном, то в другом месте приходилось браться за мачете, чтобы прорубить себе проходы в очередном переплетении вечнозеленой тропической растительности.
   — Мы кто, спецназовцы или дровосеки? — ворчали лейтенанты, поочередно вставая в голову колонны, чтобы «тропить лыжню».
   — Давай, давай. Работай. Не сачкуй. Твоя очередь.
   И лейтенант рубил, словно кавалерийской шашкой махал. Только сбитые листья во все стороны летели.
   — Уф!..Уф!.. Уф-ф!..
   Шабаш! Следующий.
   Потом густолесье кончилось. И началось болото. С пиявками. Которые просачивались в штаны снизу, падали с листвы сверху, вползали на рукава сбоку. И с гнусом. И шарахающимися во все стороны змеями. И еще черт знает с какими плавающими, ползающими, летающими и возникающими просто так, из ничего «зверюгами».
   — Ну достали эти джунгли! Ну сил больше нет!
   — Отставить разговорчики! Шире шаг! И шаг становился шире. На два сантиметра.
   И скорость возрастала. До полутора километров в час.
   — Осторожно! Слева сорок градусов! Слева сорок градусов, вперив прозрачные бусинки-глаза в идущих людей, готовилась к прыжку змея.
   Метра в три длиной.
   — Вижу.
   Короткий удар мачете, и змея укорачивалась вполовину. А полтора метра это уже не так страшно. Это уже почти как наша лесная гадюка.
   — Справа. Десять градусов!
   Еще одна, длинная, что твоя бельевая веревка, рептилия. Да нет, не одна, а две.
   — Сверху!
   Удар с лету. Так, что обе половинки падают на головы.
   Да сколько их здесь, в самом-то деле!
   — Слева…
   Справа…
   Сзади…
   — Все. Мочи больше нет. Привал!
   Встали на небольшом, посреди чавкающей жижи, островке. Попадали кто где стоял. Сбросили противомоскитные сетки, отерли разъетые потом лица.
   — Может, пообедаем?
   — Давай. Сервируй.
   Попробовали развести костер, чтобы чай согреть, да где там. Из местных дров воду можно было выжимать, как из свежевыстиранного белья. Только коробок спичек зря извели.
   Пришлось обедать всухомятку. Штык-ножами вскрыли несколько банок тушенки, размазали мясо и жир по сухарям. Сгрызли. Запили пахнущей металлом водой из фляжек. Заели тремя плитками шоколада на всех. Промокнули губы. Вот и весь обед.
   — Однообразное меню в вашем ресторане, — заметил Кудряшов, сбрасывая пальцем с последнего квадратика шоколада налипшую на него мошку. — Мясо с насекомыми, жир с насекомыми, сухари с насекомыми. Тьфу! И эта туда же, — стряхнул с рукава ползущую по нему здоровенную пиявку. — Дерьмовый у вас ресторан!
   — Зато вид из окна экзотический.
   — Вид — это да! К виду претензий нет. Пустые банки из-под консервов, шоколадную фольгу и все прочие отходы пиршества по раз и навсегда выработанной привычке зарыли в глубокую яму, которую замаскировали ветками и листвой. Точно так же поступили с уже переработанными организмом продуктами питания. То есть тоже зарыли и замаскировали. Боец спецназа после себя следов оставлять не должен. Даже таких на первый взгляд невинных.
   Хотя, казалось бы, кто найдет их здесь, где нога человека, кроме их ног, наверняка еще не ступала. И тем не менее. Правила конспирации исключений знать не должны.
   — Пошли?
   — Пошли.
   И сразу по пояс в вонючую вязкую жижу. И, раздирая коленями невидимые ветви и стебли, — вперед! Чтобы успеть к ночи выйти на сухой участок грунта.
   Не успели. Ночь пришлось ночевать на болоте.
   Между стоящими вблизи друг с другом деревьями растянули простейшие, сплетенные из парашютных строп гамаки. Замаскировали подходы листвой и ветками. Легли. Уложили на животы автоматы. Укрылись маскхалатами. И так всю ночь и качались, как мухи в паучьей паутине. Кроме одного сменного часового, бесшумно слоняющегося по округе в поисках подкрадывающихся к биваку врагов. Как будто этим врагам делать больше нечего, как в кромешной тьме по гнилому болоту ноги мочить. Как будто у них других, более приятных ночных занятий не найдется.
   — Спокойной ночи!
   — Спокойной!
   Но спокойной ночи не получилось. В темноте по затихшим лейтенантам заползали, забегали, запрыгали какие-то мелкие представители местной фауны, норовящие протиснуться сквозь щели в одежде к голому телу. С минуты на минуту ожидались и их более представительные собратья. С аршинными зубами и отменным аппетитом. Которых очень привлекает европейская кухня. Ну в смысле мясо молодых российских лейтенантов. И еще почему-то вспомнились леденящие душу рассказы про десятиметровых питонов, бесшумно наползающих, обвивающих и давящих свои потенциальные жертвы. То есть все тех же молодых российских лейтенантов.
   К утру караул нес не один шатающийся туда-сюда часовой, но весь личный состав отдыхающего подразделения. Во главе с командиром.
   — Что, не спится?