Каганов Леонид Александрович. Харизма

   — Да никаких к вам претензий!!! — ору. — Я же спрашиваю просто!!!
   Тут на лестнице появляется на шум еще один мент, я смотрю на него — а это один из тех двоих, что в кабинете сидел. Ну, который за столом писал. Все, думаю, попался. Доорался. Дошумелся. Сейчас опять в камеру запрут, опять мне сбегать оттуда, опять ботинки вызволять… Может, их перед камерой скинуть незаметно?
   Но что прикольно — он меня не узнает! Понятно, лицо-то у меня другое, но ведь одежда прежняя! Та же рубашка, джинсы. Ботинки опять же. А он же оперативник, следователь! Он же должен все детали запоминать! Но не узнает. И в принципе, я так прикинул потом, понятно почему. Они же на следовательской работе привыкли, что преступник одежду надевает разную, а лицо носит прежнее. А тут наоборот — одежда неизменная, а лицо какое хочу, такое и делаю. И наверно, лицо Ильича его так поразило, что он уже не рассматривал, какая на Ильиче рубашка и джинсы.
   — Что за шум? — говорит.
   — Да вот человек думает, что здесь паспортный стол, скандалит!!! — кричит женщина.
   — И совсем не скандалю!!! — говорю раздраженным тоном. — Я вас вполне вежливо спрашиваю, до скольких работает и в какой день я могу паспорт продлить, если сегодня закрыто?
   — Милейший!!! — говорит оперативник громко. — А вы понимаете, где вы сейчас находитесь?!!
   — Да!!! — говорю. — Конечно!!! Мне уже объяснили, что это не паспортный стол!!! А паспортный стол во дворе!!! Но мне-то сказали — здесь!!! Вы же меня-то поймите!!! Я же не кричу!!! Я спрашиваю просто!!! До которого часа…
   — Кто вам такое сказал?!! — кричит мент.
   — А как вы сюда попали?!! — перебивает оперативник.
   — Так я думал, что это паспортный стол!!! А это же не паспортный стол!!! А мне-то в Австралию лететь!!!
   — Нет, вы посмотрите, какие у него к нам претензии!!! — визжит женщина.
   — Боже упаси!!! — кричу. — Женщина!!! Милая!!! Никаких претензий!!! Я же спрашиваю просто!!! Мне-то в Австралию лететь!!! А паспорт не продлен!!! А мне-то сказали, что до шести, вот я и спрашиваю…
   — Мужчина, вы совсем тупой?!! — взвизгивает дама. — Вы слова языка хорошо понимаете?!! Вы понимаете, что вам говорят языком?!! Здесь не паспортный стол!!! Здесь оперативный отдел Гагаринского округа!!!
   — Люда! — говорит ей оперативник. — Не нервничай так!!! — Поворачивается к менту: — Проводите его к выходу, чтоб его духу здесь не было!!! Ишь скандалист нашелся!!! И скажите дежурному, почему он пускает с улицы посторонних?!!
   — Слушаюсь!!! — рявкает мент и берет меня за плечо. — На выход!!! Быстро!!! Хватит скандалить!!!
   — Да я и не скандалю! — говорю я раздраженным тоном. — Я просто вежливо спрашиваю!!!
   — А почему к нам претензии?!! — орет мент.
   — Да нет к вам претензий!!! — ору я. Вот так, слово за слово, он меня выводит мимо дежурного на улицу, на крыльцо и указывает пальцем куда-то налево:
   — Там за углом — паспортный стол!!! Прочитай часы работы!!! А сюда нечего ходить!!! Чтоб я тебя больше здесь не видел!!! Тем более с такими претензиями!!!
   — Спасибо!! — кричу я в ответ. — Ошибся адресом!!! А чего на меня так кричать?!!
   Мент раздраженно захлопывает тяжелую деревянную дверь, и за нею лязгает засов. И я быстро-быстро ухожу.
   Но ухожу недалеко. Обхожу кругом двор, там гаражи, мусорные баки, деревья растут, два разбитых “жигуля” — одни железные скелеты без колес и стекол. В общем, клевое место. Я залезаю в один из “жигулей” и быстренько превращаюсь в собаку. А одежду и ботинки лапами запихиваю под рваное сиденье, чтоб не сперли. И бегу обратно к отделению, хвостом помахиваю. Думаю — началась там уже паника или нет? А там ничего, никакой паники, все тихо.
   Сажусь я на асфальт неподалеку и думаю — чего делать? В принципе, по-хорошему, мне бы сейчас домой свалить. А они пусть разбираются сами. Но Габриэлыча жалко с Амвросием. Их поведут на допрос, а они и расскажут, что бесов изгоняли утюгом да гвоздями. Может, даже мой адрес назовут. Хотя нет, не знают они адреса. А может, уже их допрашивали? Но если их еще не допросили, то мне надо с ними обязательно связаться… Но вот как? Если бы я умел видеть сквозь стены…
   И тут я вспоминаю школьный курс физики, вспоминаю про инфракрасное зрение, которое у змей есть и прочих тварей… И начинаю изменять глаза. Что самое неприятное в этом деле — каждый раз, когда пытаешься что-то новое изменить в организме, приходится наобум действовать. Кажется, будто организм сам рад измениться, как ему велят, да только не знает как. И ты не знаешь, как ему объяснить, чего нужно. Ну как объяснить глазам, чтобы они видели в инфракрасном свете? Казалось бы, никак. Тружусь, тружусь, а глаза реагируют чисто механически — то стебельками вытянутся, то блюдцами на полморды расползутся.
   Но наконец я понял! Тут с умом подходить надо, хитростью брать! Стал я вглядываться в предметы красного цвета и мысленно делать их ярче. Чем краснее предмет — тем ярче. Табличка красная на двери, автомобиль красный вдалеке… И вот картинка дрогнула и стала краснеть. Не знаю, как объяснить, вроде поплыло изображение по цветам. Табличка стала оранжевой, машина — желтой, асфальт был сизый — черным стал. Я еще поднапрягся — и замелькали красные тени. Оказалось, что я сам ярко-красный, да еще свечусь, бросаю отблески вокруг. Машины вдали проезжают — так у них как сердце под капотом, красное такое пятно светится, мотор раскаленный. Стал я смотреть на здание перед собой — и понимаю, что вижу сквозь него. Помню, вроде бы инфракрасные лучи не должны через бетон проходить, но вижу! Может, еще какой-нибудь спектр заодно прихватил? Не то чтобы здание прозрачное было, но вот горячие стояки батарей в нем проходят — и эти красные трубы я насквозь вижу. Или вот движется пятно внутри, все ближе, ближе, задвижка — щелк! Открылась дверь, вышел из здания человек — красотища! Идет у меня на виду как голый. Тело красное, голова ярко-красная, руками-ногами машет, они оранжевые, а ладони — те вообще желтые, видать, замерзшие. В руке у него дипломатик небольшой — черная штуковина.
   Ну, я поднапрягся, усилил в себе это свойство, так чтобы сквозь стены виделось хорошо. Правда, при этом глаза у меня стали как два блюдца — ну это уже ладно. Хотя, конечно, со стороны я, наверно, собака совсем страшная. Начал я этажи рассматривать. На первом этаже вахта. Или не знаю чего. Комнатка около входа. Там, видать, телевизор стоит старенький. Это я догадался, что телевизор, там светящиеся колбы внутри — ламповый. Перед ним развалилось на диване красное тело — дежурный. Еще одна туша сидит на стуле — то ли в этой комнате, то ли в соседней. Далее, на первом этаже — в дальнем конце здания, разобрать отсюда трудно, — два пятна. Плюс на втором этаже две тетки в одной комнате. Сразу видно, что тетки: ярко-алые груди у них, здоровенные, светящиеся. Я долго рассматривал. Наверно, одна из них та самая Люда, что на меня орала. А так народу мало, ну, понятно, вечер уже, на небе луна жарит — синенькая такая почему-то. Ну а в здании на заднем плане еще что-то светится, что не разобрать отсюда. Может, трубы, может, мониторы, а может, и люди.
   Встал я, отряхнулся, мордой помотал — и побежал к зданию. Обошел его почти кругом — никаких лазеек. Чего делать? Не по водосточной же трубе пилить вверх? Собака, лезущая по водосточной трубе… И тут мне приходит в голову мысль — почему именно по водосточной трубе, почему не внутри нее? И я аккуратненько подхожу к водосточной трубе, просовываю передние лапы внутрь и голову за ними и сам внутрь втягиваюсь. Ну, втянуться-то я втянулся, метра на два в высоту, а вот как вверх ползти? Пришлось вырастить себе вместо лап руки чуть ли не с присосками. Но не с присосками, просто гладкие, чтоб по металлу изнутри отталкиваться. Но и это не помогло — скользят лапы, не толкаются. И вообще темно и душно. И тут как-то само собой решилось — вдохнул я воздуха во всю свою длиннющую грудную клетку, она расширилась и залипла в трубе. Я тогда брюхо с болтающимися ногами подтянул повыше и живот что было сил вперед выпятил. Выдохнул. Держусь на животе. Вытянулся вверх сколько мог, снова медленно вдохнул. Повис на грудной клетке. Живот расслабил, подтянул вверх ноги и пузо. И вот так, как червячок, быстренько добрался до крыши. В одном месте, правда, труба зашаталась — ну понятно, хоть ты собака, хоть червяк, а весу все равно шестьдесят пять кило. Но ничего, выдержала.
   Добрался до крыши, вырастил лапу подлинней, ухватился за поручни чугунные, подтянулся, вылез на крышу и принял облик собаки. Не обошлось без приколов — я как бы мысленно себе команду дал вернуться в нормальный облик и на миг стал голым Лениным. — Этот эффект я уже давно заметил — стоит один раз превратиться, тело запоминает форму и второй раз уже без труда получается. Но Лениным стоять на крыше холодно и неуютно, да и вообще… Поэтому я быстренько в собаку, в собаку. И теплее, и незаметнее — мало ли чего собака на крыше делает? Побегал я по крыше — нашел вентиляционный короб. Ну и полез туда. Там пыль, противно, но кое-как вписался, спускаюсь. Помогло зрение инфракрасное — я же сам теплый, свечусь, вот так и получилось, что сам освещаю себе дорогу. Тускло, правда.
   Я когда— то представлял себе по западным фильмам, будто вентиляционные ходы -это такие здоровенные этажи, где хоть рота террористов проползти может. На практике оказалось — ничего подобного. Только я и могу по ним лазить, и то сильно модифицировавшись. В общем, дошел я до развилки, свернул и вдруг вижу — свет вдали. Ну, я туда, ползком, а там маленькая решетка в коридор выходит. У самого потолка. Ячейки у нее с копеечную монету. Ну что делать? Попробовал, просунул для начала палец и стал руку утончать. И лезу, лезу, тянусь, уже голову сплющил в иголку почти, плечи пролезли, конца мне и края не видно. А нижним пальцем уже в линолеум коридора уперся, держусь, чтобы не упасть. Затем на линолеуме стал в кольца сворачиваться. Уже голова у меня на полу, то есть не голова даже, а так, шланг метра два. Я на нем один глаз открыл, осматриваюсь.
   Осталось мне немного, а тут пятно по коридору движется. Перевел я взгляд на обычное зрение, чтобы черты лица рассмотреть, а это тот самый оперативник. Что ему не сидится в кабинете? То вот на лестницу вышел, когда меня из здания выписывали, то теперь по коридору мотается. Идет, значит, папочка под мышкой. Увидел меня — остолбенел. Ну и я его понимаю — свисает из вентиляции такой провод длинный, мохнатый, на полу целая бухта. Что за дела? Подошел он, схватил меня за грудь — у меня как раз грудь висела на весь коридор — посмотрел вверх озабоченно и подергал. Ну скажи, не дурак?
   А у меня за вентиляционной решеткой еще оставались ноги и все такое, ну и решетка не выдержала, она там на двух шурупах крепилась. И вылетела. И остаток туловища ему на голову брякнулся. Он заорал, отскочил в сторону, а я тоже от неожиданности в собаку превратился. Вот только посреди туловища у меня решетка зависла, получилась такая осиная талия. И я шарахнулся по коридору что было сил, только когти по линолеуму цокают. Неприятно, неудобно — никому не советую такое испытать. Кажется, еще рывок — и порвусь пополам. Убежал за угол, быстро выполз задней частью туловища из решетки и озираюсь. Тут дверь распахивается, и выглядывает Люда та самая. Лицо озабоченное. Увидела меня — совсем испугалась. Ну, я гавкнул на нее для острастки и кинулся, типа укусить хочу. Она в кабинет спряталась, а я по коридору пролетел и на лестницу вылетел, А сзади уже крики, шум. Ну понятно, ЧП. И я понимаю, что так просто мне не уйти. Куда бежать?
   И я растекаюсь по полу тонким слоем — по ступенькам сплошной волной и на лестничном пролете. Как ковер. И тут же по мне пробегают вниз три пары сапог. Или ботинок — какая, на фиг, разница.
   По тебе, надеюсь, никогда сапогами не бегали? Очень неприятное ощущение, хотя боль я, конечно, заранее отключил. Пробежали три пары ботинок вниз, ну, я лежу, не шевелюсь. Слышу — поднимаются вверх два человека, но, не доходя до меня, останавливаются, и я слышу разговор.
   — Семеныч, — говорит незнакомый голос, — доложи полковнику и вызови группу. Пусть что хотят, то и делают. Я не понимаю, что сегодня творится. То ли я с ума сошел, то ли… Не понимаю. Что ты видел?
   И ему отвечает тот самый оперативник, который меня дергал:
   — Сам ничего не понимаю. Ленин исчез. Замок не поврежден, дежурный ничего не знает, на вахте божатся, что никто из здания не выходил. А сейчас иду по коридору — висит кабель из вентиляции. Я к нему подошел, а кто-то на меня сзади прыгнул и повалил. Я вскакиваю — кабеля нет, никого вокруг тоже нет.
   — Уфологов надо вызывать, — говорит незнакомый.
   — Кого?
   — Уфологов. Или спецназ.
   — А не боишься, что опозоримся? Что будут на нас пальцем показывать и ржать?
   — Не знаю.
   — Что твои говорят?
   — Негр с попом? Говорят, что изгоняли духов из парня.
   — Что за парень?
   — Они не знают. Негр его первый раз видел, а поп вообще по вызову явился.
   — Дави их. Откуда парень взялся? Кто его привел? Или он сам пришел к негру, позвонил в дверь и попросил изгнать духов?
   — Выходит, так.
   — Что ребята говорят?
   — Ну, я их отпустил до завтра. Говорили, что был парень молодой, прибитый гвоздями к полу, на животе утюг стоял.
   — Ну и где он?
   — Исчез. Вместо него в квартире появился вот этот клоун, Ильич.
   — Уфологов надо. Негр с попом в разных камерах?
   — В одной.
   — Разведи по разным до утра.
   — Знаешь, сам разведи!
   — Не понял?
   — Я не хочу к ним подходить.
   — Боишься?
   — И да! И боюсь!
   — А погоны потерять не боишься?
   Оба помолчали.
   — Ладно, — говорит незнакомый. — Пойдем вместе. Позови своих, и пойдем.
   — Подожди! А какой смысл разводить по разным камерам?
   — Выполняй.
   И оба отправились вниз. Я еще немного полежал и подумал. Значит, я не успел, Габриэлыча с Амвросием уже допросили. А собственно, чего я ожидал? Главное — Габриэлыч и Амвросий не выдали Аришу. А раз не выдали Аришу — значит, и меня не найдут. А хоть бы и нашли — какие ко мне претензии? В общем, полежал я еще, подумал, ничего толком не придумал — и потек вниз по ступенькам. Внимательно посмотрел инфракрасным глазом сквозь этажи — шастают несколько человек где-то под первым этажом. Подвальное помещение. Ну, я потек в подвал.
   А там вообще удобно — трубы тянутся под потолком, я щупальце выпустил, за трубу уцепился и весь туда переполз.
   Пылища там, конечно, клубами, но что делать? Ползу по трубе, как червяк, на носу глаз один. Вижу — в дальнем конце коридора одну дверь открыли, вывели человека. Причем осторожно так вывели — сами отошли метров на пять, автоматы, все такое. И завели в камеру напротив. И пошли обратно. По дороге только один вверх посмотрел, но ничего не увидел. Заперли решетку — там посреди коридора еще чугунная решетка была. И ушли.
   Ну, я сползаю с трубы — и прямиком к камерам. Нашел щель, просунул нос и затем всю голову. Обернулся собой. Смотрю — нары двухэтажные, сидит отец Амвросий на верхней наре, или как ее назвать, глядит на меня, причитает и крестится. Посмотрел я в его глаза — совсем безумные. Ну, протиснулся я полностью, обернулся собакой. Сел, за ухом почесал неторопливо. Амвросий совсем от ужаса онемел. Хотя, казалось бы, профи в этих делах должен быть. И чего я ему скажу, если он в таком невменяемом состоянии? Сделал я себе мысленно хриплый голос, открыл пасть и произнес:
   — Велик твой грех, Амвросий. Ушел ты в смуту и ересь от истинной церкви. Возомнил себя в святом сане, якшаешься с сектантами. Молись, Амвросий, и будет тебе даровано прощение. Выйдешь — иди в церковь и покайся во всем. А спросят тебя менты, как дело было, — не таись. Только про ангела Арину не говори. То ангел был в видение твое и во благо…
   Не силен я в древнецерковном, честно говоря. Знаю, что коряво сказал, но на Амвросия подействовало. Сидит он, дрожит, на меня смотрит. В общем, собеседник из него никакой. Развернулся я и обратно в щель под дверью просочился. Пошел к другой камере, где Габриэлыч.
   Пролез к нему — а Габриэлыч спит. Прямо в одежде, кулак под голову положил — и спит на нарах, на матрасе. Вот что значит гуру! Нормальные крепкие нервы. Взял я одеяло, стал самим собой и завернулся в него. И потряс его за плечо.
   — Вставай, Габриэлыч, — говорю. — Разговор есть.
   Он тут же вскочил, от света щурится и на меня смотрит.
   — Ты? — говорит.
   — Я. Пришел и уйду. Габриэлыч, дело такое. Отец Амвросий совсем безумен, так хоть с тобой поговорить нормально можно?
   — Конечно, — говорит Габриэлыч. — А давно тебя ко мне посадили?
   — Никто меня не сажал, — говорю. — Сам ползаю всюду. Потому что я оборотень. Увидишь еще. Так вот, Габриэлыч, дело такое…
   Я замолчал и на всякий случай огляделся, нет ли микрофонов вокруг. По идее, должны быть, хотя зачем они, если камера одиночная? Слушать, как арестант сам с собой разговаривает? Перевел я глаза на инфракрасные, еще спектр немного взад-вперед подвигал — никакой проводки не обнаружил, кроме электрической.
   — Габриэлыч, — говорю. — История такая. Ты человек видный, ученый, философ, культуролог или как там называется. Оккультизмом интересуешься, верно? Ты решил вызвать духа. Просто так, из ничего, ясно? Позвал приятеля своего, священника-самоучку, ну и вызвали духов. Шумели, били в бубен. Что дальше было — не помните. Тут и милиция приехала. Никого с вами больше не было. Никого. Ясно? Нет жертв, нет свидетелей, нет уголовного дела. Обещай больше не шуметь, и все.
   — Кто ты, Алексей? — спрашивает Габриэлыч тоскливо.
   — Не знаю, — честно отвечаю я. — Оборотень. Но не дьявол, потому что зла никому не хочу делать.
   — Я вижу, — кивает Габриэлыч. — Ладно, не выдам тебя.
   — Не так мыслишь, — говорю, — меня-то ты можешь выдать. Только неприятности от этого будут только тебе. Я скажу, что ничего не знаю, никто из меня духов не выгонял, Ильичем я по квартире не ходил…
   — Кем не ходил?
   — Понятно. Ты не в курсе. Ну, это и лучше. В общем, неприятности только тебе, понимаешь?
   Габриэлыч кивает.
   — Кто ты, Алексей?
   — Да не знаю я. Как пойму — сообщу. Пока что я другое понял.
   — Что?
   — Что ты, Габриэлыч, никакой не гуру.
   Габриэлыч молчит.
   — И никаких занятий медитацией с группами учеников у тебя нет. А что Ариша к тебе два раза в неделю бегает, а мужу рассказывает…
   — Хватит! — говорит Габриэлыч нервно. — Я не хочу это выслушивать!
   И я понимаю, что попал в точку.
   — Ариша, — говорю, — девушка впечатлительная, увлекающаяся. Не морочь ей голову, хорошо?
   Габриэлыч молчит.
   — Габриэлыч, я не слышу! Ты согласен или нет?
   — Молодой человек! — говорит Габриэлыч. — А кто вы такой, чтоб со мной в таком тоне говорить?
   Ну, чего с ним делать? Я падаю на четвереньки, накрываюсь с головой одеялом и оборачиваюсь собакой. Делаю клыки пострашнее и шерсть дыбом. И вылезаю из-под одеяла.
   — Кто я такой? — рычу. — Тебе объяснить, кто я такой? И делаю пару шагов к Габриэлычу, сверлю его глазами. Надо отдать должное — мужик железный. Лицо каменное, смотрит мне в глаза. Черный, белки сверкают, нос приплюснутый, губы толстые, развесистые. Посмотрели мы в глаза друг другу, затем он все-таки отвел взгляд.
   — Амвросий как? — спрашивает бесцветным голосом.
   — Безумен, — говорю. — Что бы он ни болтал, тверди одно — занимались оккультизмом, вызывали духов.
   — Удачи, — говорит Габриэлыч.
   — Удачи, — говорю ему.
   Разворачиваюсь и втягиваюсь в щель под дверью.

Часть 5
МУТАНТ
(из дневника Лексы)

   — А дальше? — спрашивает Аришка.
   — Ну, чего дальше… Ушел оттуда.
   Мы сидим у Ника, пьем кофе с Аришкой. Ника дома нет, и такое неприятное чувство — не хочется, чтобы он появился. Не знаю почему.
   — А зачем ты вообще полез туда, к ним?
   — Ну, я хотел поговорить с ними. Сказать, как им себя вести. Чтобы не рассказывали вообще про меня как про живого человека, потому что это статья. Наверно. А сказали бы просто, что духов вызывали. Это ж не криминал. И сказать им, что я в безопасности, обо мне волноваться не надо, надо о себе думать и самим уладить этот случай, чтобы шума по минимуму. И все. Вот это я им хотел сказать.
   — Сказал?
   — Сказал.
   — Поняли?
   — Не знаю… Габриэлыч, наверно, понял. А Амвросий, наверно, нет. Он сейчас в таком состоянии, что его в психушку могут упечь… Хотя, может, ему и полезно будет.
   — Ну а сам? Сам ты чего теперь думаешь?
   — По поводу?
   — О себе. О том, что с тобой происходит.
   — Не знаю. Но бесов надо изгнать по-настоящему. В церковь сходить надо бы. Пусть проверят там как положено…
   Аришка задумчиво помешивает ложкой кофе. Черная воронка бьется в чашке и время от времени выплескивается на скатерть. Аришка этого не замечает.
   — Хочешь я покажу тебе свой крестильный крестик? — вдруг говорит она.
   — Да на фиг он мне? — Я поднимаю глаза и вижу вытянутое лицо Ариши. — Ой, извини, пожалуйста. Конечно, покажи…
   Аришка выходит из кухни и возвращается с крестиком. Я беру его в руки и рассматриваю. Крестик маленький, серебряный. Наверху колечко, цепочки нет. Аришка внимательно смотрит на меня.
   — Нравится?
   — Ну… нравится, — говорю я. — Ну… аккуратненький он такой. Маленький. Серебряный, да?
   — Да. Накрой его другой ладонью, подержи в руках.
   — Ну… хороший крестик. А чего ты его не носишь?
   — Не отвлекайся. Ты ничего не чувствуешь?
   — Честно?
   — Да.
   — Ариш, не обижайся, пожалуйста. Это же твой крестик, не мой… В общем, ничего не чувствую. Ни тепла от него особого, ни сияния.
   — Приложи его ко лбу.
   — Чего?
   — Приложи его ко лбу, — повторяет Ариша твердым голосом.
   — Мне так идет? — Прикладываю крестик ко лбу.
   — Крепче приложи. Ничего не чувствуешь?
   — Ариш… — вздыхаю я и отдаю ей крестик. — Давай кофе пить?
   — Давай, — вздыхает Ариша.
   Я мешаю кофе ложкой, набираю, пробую — горячо.
   — Обжигает? — спрашивает Ариша. — Хочешь, водички холодной добавим?
   — А есть кипяченая? Давай.
   Ариша открывает шкафчик, достает маленький графинчик и наливает мне в чашку прозрачной воды.
   — Странная у тебя вода, — говорю.
   — А ты попробуй, — говорит Ариша таким странным голосом, будто налила мне в чашку яд.
   Почему? Да и что мне яд, если меня и пули не берут? Отхлебываю из чашки, вкусно. Ариша внимательно смотрит на меня. Я говорю:
   — Странный у тебя вид. Мне кажется, ты меня сейчас снова спросишь — чувствую ли я что-нибудь?
   — А ты чувствуешь что-нибудь?!
   — Нет. А надо?
   — Не знаю… — Ариша вздохнула.
   — Рассказывай, — кивнул я и положил руку на ее коленку, обтянутую вельветовой джинсой.
   — Не знаю… — повторила Ариша. — Но ты не одержим бесами.
   — Почему-у-у? — Я продолжаю беседу, задумчиво поглаживая коленку.
   — Потому что тебя не жжет серебряный крест. И не пугает святая вода.
   — Это была святая вода? Вот эта, из пробирки?
   — Да. Святая.
   — Может, она была некачественная? Просроченная?
   — Прекрати! — Ариша сердито мотнула головой и даже хотела сбросить мою руку с коленки, но в последний момент передумала и только накрыла ее своей ладошкой. — Ты не боишься креста. Ты не боишься святой воды. Ты можешь спокойно смотреть на иконы! Заходить в церковь! Читать молитвы! Ты не одержим бесами.
   Я задумался и убрал руку.
   — Может быть, я одержим какими-то другими бесами? Может, я одержим бесами мусульманскими или этими… как их… ну, которых шестирукий… Будда, что ли?
   — Шива, — серьезно поправила Ариша.
   — Во, точно, вшивый.
   Ариша поморщилась. Я помолчал еще немного, затем все-таки сказал:
   — В общем, мне и самому давно кажется, что не в бесах дело… Вот только если это не бесы и не болезнь, тогда я уже вообще не знаю, что это может быть.
   — Все очень просто. Это мутация, — сказала Ариша. — А ты — мутант.
   — Вот спасибо! — хохотнул я. — Вот не было печали! Два десятка лет был нормальным человеком, а тут вдруг мутировал. От постоянного сидения за компьютером!
   — Я не говорила про компьютер!
   — А чего? Скажи. Юноша мутировал в инете! Компьютерный вирус поражает людей! Прекрасный заголовок на первую полосу газеты…
   — Я в этом не разбираюсь, — сказала Ариша. — Спроси у Никиты.
   — Что спросить? — опешил я.
   — Ну… Может ли компьютерный вирус передаваться людям…
   — Ариша, ты с ума сошла? Ты всерьез считаешь, что у меня компьютерный вирус?
   — Ну, я не знаю, возможно, это на самом деле или…
   — Так вот я тебе говорю: невозможно.
   — А откуда ты знаешь? — вскидывается Ариша.
   — Я в общем-то специалист в этом деле… — скромно говорю ей, но она не обращает внимания.
   — Есть очень много неизученного!
   — Ну вот, начинается… Прямо как моя матушка.
   — При чем тут матушка? Все явления всегда отрицались, даже учеными! А потом приходило подтверждение! Когда-то не верили, что Земля вертится! Не верили, что люди научатся переговариваться за тысячи километров и летать по воздуху! Когда-то критиковали кибернетику и генетику! А оказалось, что они есть!
   — Ну, — говорю, — Ариш, не надо так волноваться. Раз на раз не приходится. Вот философский камень искали-искали, а все-таки не нашли.
   — Может, еще найдут! — говорит Ариша.
   — Отмазка гнилая. Пойми, есть вещи, которых реально не существует.
   — Есть вещи, о которых мы пока не догадываемся. Только мудрецы знают все.
   — Какие такие мудрецы?
   — Настоящие. Йоги, например.
   — Ариш, откуда у тебя такой бред в голове?
   — Почему бред? Есть мудрецы в мире. Это даже Никита говорит всегда: настоящий мудрец по капле воды может сделать вывод о существовании океанов…