Я стою спокойно, наблюдаю. Заметил уже, где начальство прячется: в фургоне сидело начальство наше. Такой здоровенный фургон, в каких обычно либо куриные окорочка возят, либо телевидение. Лиц я, конечно, не разглядел в инфракрасном-то, но тут все ясно. И направился прямо к фургону, стараясь сделать походку такой строгой и уверенной, как будто учительница младших классов по звонку в дверь заплывает.
   Чувствую спиной — сколько же на меня железа нацелено и прочей мерзкой неорганики! Когда до фургона осталось метров пять, я уже понял, что дальше тянуть нельзя — они же тоже люди, и нервы у них не железные, а даже наоборот — военные. И я на ходу деловито принимаю облик Клима, стараясь особенно выпилить на морде эту его ухмылку ехидную. И вот этой ухмылкой пространство сверлю перед собой — испугались, черти? Хорошо я вас наколол?
   И вот так я вскакиваю на ступеньку и распахиваю дверь фургона. Точнее — ее передо мной распахивают. И вижу: в фургоне аппаратуры немерено по стенкам развешено и пять человек народу. Из них я только двоих знаю — это тот самый генерал, которого я так неудачно изображал на военной базе, и его шкаф-телохранитель. А остальные трое на генерала косятся — как себя вести, не знают. Не глазами, а как бы изнутри косятся, но я же вижу, кто тут у них старший.
   — Страшно? — говорю и цыкаю зубом. — Испугались?
   — Не время для шуток, Клим, — говорит генерал задумчиво, а сам уже не на меня смотрит, а куда-то в пол. — Где Матвеев?
   — Омаров в шоколаде, — говорю, — водку, девок, цыган и медведей. Заказывайте банкет. Нету Матвеева!
   И сам удивляюсь, что мне такие слова и с такой интонацией в голову полезли. Но так, значит, и выражался Клим. Я и раньше замечал — попробуешь изобразить лицом кого-то из знакомых, а тебе уже и мысли его в голову лезут, и фразы. А тут со всеми этими механизмами психологического воплощения…
   — Вы оба, — произносит генерал задумчиво, — ушли в водозаборную решетку, где ты на связь вышел последний раз и рацию бросил.
   — М-да, — говорю. — Пришлось повозиться. Он оказался намного сложнее, чем меня пытались убедить…
   — Тебя никто не пытался убедить! — перебивает генерал, и я понимаю, что угадал. — Ты сам вызвался. Вот только вопрос теперь сам понимаешь какой…
   — Какой?
   — Если ты сюда пришел в образе Матвеева, то не мог ли Матвеев прийти сюда в твоем образе?
   И внимательно смотрит на меня. Но я-то ждал этого вопроса, поэтому взгляд выдерживаю.
   — Ну? — говорю.
   — Это я бы хотел услышать. Сам понимаешь,
   — Что услышать? Оправдания и доказательства? — Я сощуриваю глаза, как это делал Клим, и гоняю мышцы по широким азиатским скулам. — Да, я не Клим. Я Матвеев. А Клима я удушил, на корм мотылю отправил. Ты доволен, гнида? Обрадовался? Это ты хотел услышать? — И надвигаюсь на него, главное прессинг, прессинг.
   — Отставить! — говорит генерал и выставляет вперед ладонь.
   — Отставить? Тебе же все равно, кто из мутантов на тебя работает? Главное, чтоб самый сильный? Тебе с Матвеевым работать приятнее, да? С мальчишкой проще. И убрать его в последний момент будет проще, так?
   — Клим! Прекрати истерику! — рявкает генерал, но получается у него неубедительно.
   — Истерику? Да я чудом оттуда вышел — по сраным трубам, в дерьме и ржавчине! А все потому, что одна седая сволочь эксперименты ставит? Двух пауков сажает в банку и смотрит со спутника, кто кого придушит, да?
   — Клим!!! — рявкает генерал и оборачивается к дальней стенке, за которой шофер. — Поехали уже! Поехали!
   Я ударом ладони смахиваю с откидного столика распахнутый ноутбук, он клацает в воздухе и захлопывается. А на пол не падает только потому, что виснет на проводах. А я удивляюсь — чтобы вот с такой злобой швырнуть компьютер? Это надо было очень глубоко перевоплотиться. Но играть — так играть. Я сажусь на откидной столик, упираю руки в колени и смотрю на генерала. Генерал смотрит на меня.
   Молчание длится несколько минут — очень долго. Наконец тонкие губы генерала расходятся, и он говорит:
   — Наорался?
   Я молчу, сверлю его глазами. Действительно, ведь Клим прав — генерал стравил нас, как пауков, и смотрел, кто кого. То есть, тьфу, что я говорю? Не Клим прав, а я прав. Но в образе Клима.
   — Для тебя новость хорошая, — говорит генерал. — Дато убрали.
   Я смотрю на него в упор, глаза в глаза, а мысль у меня одна — только бы в зрачках ничего не пробежало. Обычно в таких случаях что-то моргает внутри человека.
   Сразу понял, о ком он говорит. Я о нем часто вспоминал. “В волка превращался. В козла превращался. Крылья на спине делал, как летучий мыш” — так и звучали в ушах слова Вахтанга. Сколько их еще бродит по свету, мутантов?
   — А подробнее? — говорю.
   — Запись посмотришь на базе.
   Не видел я никогда этого Дато, но мне почему-то становится очень горько, будто он был моим родственником. Когда Вахтанг рассказал, как его горцы в пропасть сбросили, — не так было горько. Но догадывался я, чувствовал, что пропастью дело не кончится. И вот пожалуйста — узнать, что человек выжил и снова попал, на это раз уже в серьезные руки.
   — А гарантии какие? Его уже один раз убивали?
   — А ты откуда знаешь? — напрягается генерал и весь подается вперед, вглядываясь в мое лицо.
   — Знаю.
   — Откуда?
   — Знаю. Потом расскажу.
   — Сейчас расскажи!
   — Потом расскажу. — Я прищуриваю глаза. — Сейчас не могу.
   — Почему?
   — Потом расскажу почему.
   Правда хороший ответ? Это я еще от Аленки научился. Главное — уклониться от немедленного ответа под любым предлогом, намекая на самые зловещие и потусторонние обстоятельства, которые не дают ответить вслух и немедленно. Побожиться, что ответишь как на духу, ничего не скрывая, — все-все объяснишь. Но — потом, потому что сейчас нельзя. А потом, когда накал схлынет, можно удивленно поднять бровь: почему? Знаешь, так дико в тот момент голова болела… Да, поначалу Аленка часто такие штуки выкидывала… Замечаю, что генерал что-то говорит, а я отвлекся.
   — От него хоть что-то осталось? — перебиваю.
   — Клетки на генетику.
   — Ну и какие теперь планы?
   — Бизнес-леди искать, — говорит генерал. И у меня все внутри так и обрушивается. Потому что все это время — и с утра, и пока по городу бежал, я только и старался не думать про Инку. А не думать не получалось, все время чудилось, что ее хрупкая фигурка бежит рядом, или она что-то говорит, или головой своей стриженой кивает… Запало, не знаю почему. Зацепило.
   — Мне б твою уверенность. — Я неряшливо цыкаю зубом.
   — Не уверен уже? — усмехается генерал, и в его улыбке мне вдруг чудится мимика Клима. — Теория четверки. Теория точки и теория четверки, забыл?
   — Теория четверки… — Я снова задумчиво цыкаю зубом. Делаю вид, что задумался, устал… Что ж это была за теория такая? Эх, вот бы к нашему набору свойств еще телепатию. “Бизнес-леди искать” — значит, ее еще не нашли. Как же они ее ищут?
   — Найдется леди, — говорю, — теперь никуда не денется. Если Матвеева и даже Дато нашли.
   — Смеешься? — мрачно кивает генерал. — Даже Дато…
   — Смеюсь, — соглашаюсь я, хотя упорно не понимаю, чего тут смешного.
   Но расспрашивать нельзя, и так на грани держусь. Хватит, нарасспрашивался уже на базе в образе генерала, ничем хорошим не кончилось.
   — Если бы всех можно было держать на прицеле, как Дато, — неожиданно вздыхает генерал. — Окажется леди вторым Матвеевым — что тогда?
   — Не вижу повода для шутки, — говорю холодно. — Матвеева нашли быстро.
   Генерал смеется и качает головой. Чего смешного? Неужели они меня искали дольше, чем Дато?
   Дальше мы едем молча, и вскоре фургон начинает петлять, раскачиваться, как неумелый лыжник, притормаживает пару раз, а затем и вовсе останавливается. Конечно, я и ожидал, что сейчас увижу серое здание того самого института той самой лесной воинской части, но, скажу прямо, глаз оно не радовало. Как часто здесь бывал Клим, вот вопрос? И что он здесь делал? Может, мне, пока не поздно, имеет смысл сослаться на.потерю памяти? Утерял в битве кусок мозга…
   — Пойдем в переговорную, там просторно, — кивает генерал.
   И мы с толпой сопровождающих идем сквозь проходную, поднимаемся на лифте на шестой и заходим в ту самую комнату с овальным столом и прилавками из оргстекла. Вроде даже ничего тут не изменилось. Даже газета та же самая на стене, обратно повесили. Хотя — нет, другая газета, свежая. С заголовком “Пройди диспансеризацию, сделай прививки!”. Ко дню медика, что ли? А на громадном ореховом столе разложен большущий, наполовину собранный паззл с портретом президента — лоб, глаз, ухо и отдельным куском — подбородок. А рядом разбросаны горки разноцветных сегментов.
   — Садись. — Генерал мимоходом кивает мне на кресло. — Чай, кофе, коньяк?
   — Бутербродов.
   Один из сопровождающих выходит, другие стоят у входа, как будто чего-то ждут. Генерал неторопливо садится за дальний конец стола, вынимает очки — оказывается, он очки носит, — вынимает папку, которую ему сунули в коридоре, и внимательно рассматривает бумагу, лежащую сверху. Затем поднимает взгляд на меня, снимает очки и совершенно по-детски прикусывает одну дужку.
   — Ну и какие у тебя планы на будущее? — спрашивает он.
   — Я бы сначала хотел услышать руководящую линию, — отнекиваюсь я.
   Генерал задумчиво кусает дужку очков и наконец произносит:
   — Удивительно.
   — Что именно?
   — Удивительно, что ты от меня хочешь слышать указания и инструкции.
   — Что ж тут удивительного? — настораживаюсь я.
   — Скажи, Алекс, — произносит генерал задумчиво, — а что, Клим тебе прямо так и говорил, будто он с нами вместе работает?
   Я обалдеваю, но держу себя в руках. Знаем мы эти военные штуки, читали.
   — Послушай, — говорю развязно, — папаша. Ты свои приборы будешь на ком-нибудь другом проверять. Резать правду-матку не к сроку и не к месту, фиксировать, как зрачок дрогнул и ладони вспотели. А у меня не так много времени. Давай по делу.
   — По делу, — вздыхает генерал. — По делу. Ситуация дикая. Ты думаешь, что я тебя раскалываю, отслеживаю реакцию зрачков, беру на понт, да? А ты обо мне подумай. Ко мне приходит в фургон незнакомый человек и начинает вести себя так, будто он мой заместитель или самый любимый подчиненный. Прекрати, Алекс, ломать комедию. Я совершенно не понимаю, чего ты добиваешься? Что ты хочешь от меня услышать? Клим — это оборотень-убийца, который никогда с нами не работал. Приезжал один раз, застал твои полеты. Авиатор-самоделкин… Был жесткий разговор, мы его отпустили.
   Я молчу.
   — Зачем отпустили, ты спросишь? А что с ним было делать? Устроить тот же цирк, что и с тобой? С беспорядочной стрельбой по амебам и летучим мышам?
   Я молчу.
   — Не знаю, о чем у вас был разговор и что вы за потасовку устроили. Я не знаю, что он тебе сказал и зачем. Но я рад, что его нет в живых.
   — Ага, — говорю. — А по рации он, значит, не с тобой общался?
   Генерал задумывается.
   — Со мной, — кивает он наконец. — Для этого мы ему рацию и дали.
   — Так чего ты мне мозги паришь, что он у вас не работал?
   — Не работал. Рацию дали, помощь обещали. Советовался он, можно ли ему пролезать сквозь мелкую решетку.
   — И вы, конечно, сказали, что можно?
   — Мы сказали уклончиво — подумаем над этим вопросом. Так что он у нас не работал. Вот с тобой мы попробуем поработать.
   — А с Дато поработать? — спрашиваю.
   Генерал откидывается на черную кожаную спинку кресла и смотрит на меня сквозь прищур. Затем кивает вдаль, и все, кто толпились все это время у дверей, выходят, человек семь их там было.
   — Алекс, скажи, сколько на твоем счёту трупов?
   — Трупов?
   — Трупов. Убитых людей.
   — Ни одного.
   — Ни одного… — повторяет генерал. — Клима ты не считаешь человеком?
   — Я не убивал его.
   — Ну, допустим. У Дато было двенадцать, у Клима за сотню. Это еще нам не все известно.
   — Ну, раз у нас такой разговор пошел, кто ты вообще такой? Мент? Военный?
   — Внутренняя разведка.
   — Ясно, — говорю, хотя мне ничего не ясно. — Ничего, что на “ты”?
   — Пока ничего. Не трогай, пожалуйста, пусть лежит.
   — Ну ладно. — Я встаю с кресла и прохаживаюсь по комнате. — А какое задание у тебя, гражданин разведчик? Переловить мутантов?
   — Разобраться.
   — Разобраться… — Я останавливаюсь у стола. — Разобраться и я хотел бы. Давай попробуем в открытую. Но только чтобы открыто было со всех сторон.
   — Разумеется.
   — Давай-ка тогда, товарищ генерал, расскажи мне все сначала. Кто они такие, откуда взялись, когда начали действовать, сколько их, черт побери?
   Открывается дверь, и входит сержант с подносом бутербродов. Ставит и уходит. Я сажусь за стоя, придвигаю поднос поближе к себе и начинаю лопать. А генерал мне рассказывает.
   — Десять месяцев назад…
   — Восемь, — перебиваю я. — Мы про Австралию говорим?
   — Десять месяцев назад, — повторяет генерал, — в маленьком провинциальном городке на юге Канады появились странные люди. Об их прошлой жизни нам почти ничего не известно, но с какого-то момента… Эй… эй! Ты что творишь? Щека рассыпается! Это вообще не отсюда, это галстук, дальтоник, что ли?
   — Я ж помочь хотел. Ну и не буду вообще трогать. — Я обиженно убираю руки от паззла.
   — Правильно, лучше не трогай. Так вот, о прошлой жизни этих людей нам ничего не известно. Но с какого-то момента они начали вести активную жизнь — меняли места работы, путешествовали, выступали.
   — С фокусами?
   — Один из них был певец. Другой за два месяца стал вице-президентом компьютерной фирмы. Третий стал главарем мафиозного клана. Четвертая была журналисткой. Еще через некоторое время они пропали. А вскоре некоторые высокопоставленные люди начали вести себя странно, а затем пропадали.
   — Убил-съел-перевоплотился, — говорю я.
   — Совершенно верно.
   — Генерал, а ты не боишься, что я превращусь в тебя?
   — А ты в меня уже превращался, — спокойно говорит он. — Вообще знай, на этот счет у меня меры приняты.
   — Можешь не волноваться, товарищ генерал, я отключил свою программу.
   — Программу? — удивляется он.
   — Я расскажу потом. Так что с ними было дальше?
   — Дальше они начали перебегать пути друг другу. Затем, видимо, перессорились и уничтожили друг друга.
   — Видимо? Или точно?
   — Точно сказать нельзя. Вот ты точно убил Клима?
   — Я его не убивал. Но его нет — это я знаю точно.
   — Вот и мы знаем точно, что четырех канадцев больше нет. По некоторым данным, они подрались и поубивали друг друга. И случаи исчезновения высокопоставленных людей тут же прекратились.
   — Но кто-то же один из мутантов остался в живых?
   — В живых осталась женщина. В то время она уже была в образе мужчины-сенатора. И погибла в авиакатастрофе. Мы имеем все основания подозревать, что катастрофу подстроили канадские спецслужбы.
   — Она могла выжить?
   — Самолет разбился в пустыне, никто не смог выжить.
   — В пустыне? Где же это в Канаде пустыня? — удивляюсь я. — Там вроде озера…
   — Это было не в Канаде. Она летела в Австралию.
   — Так, — говорю я, хотя мне ничего не понятно.
   — В Австралии к тому времени появилось четверо странных людей. Об их прошлой жизни нам мало известно, но с какого-то момента они начали вести активную жизнь…
   — Это те же самые люди? — внезапно догадываюсь я.
   — Мы тоже вначале думали, что это те же самые, только перебрались из Канады в Австралию. Была у нас теория переселения душ. Но мы ее отбросили.
   — Четверо австралийцев — трое мужчин и женщина? — догадываюсь я.
   — Совершенно верно. Они начали вести активную жизнь, строить карьеру. Вскоре их пути пересеклись, они стали убивать друг друга, выжил один.
   — И его убил наш Клим… — вспоминаю я. — Юрген, кажется, была его фамилия? А как они с Климом встретились? И почему?
   — Почему — этого мы не знаем. Это вопрос, на который нам надо ответить, и, надеюсь, ты поможешь ответить на него — что тянет мутанта прошлого поколения к следующему поколению мутантов?
   — А где они могли встретиться, если Клим — наш местный бандит, а Юрген — в Австралии?
   — Министр юстиции, — веско произносит генерал. — Юрген к тому времени уже министр юстиции Австралии. А солдат срочной службы Иванько — уже Клим.
   — В смысле? — удивляюсь я.
   — Ты думал, что Клим всегда был Климом? Клим был главарем группировки, Иванько превратился в него первый раз три недели назад.
   — Первый раз? А в кого он еще превращался?
   — У меня есть список людей, но вряд ли он тебе нужен, — задумчиво произносит генерал. — У тебя со временем накопится свой такой же список.
   — У меня — нет.
   — Будет. Понимаешь, это стратегия. Чтобы числиться живым и творить дела, человеческой фигуре совсем не обязательно жить. Достаточно появляться иногда в нужных местах и что-то делать. Поэтому каждый мутант способен заменять собой и поддерживать видимость жизни нескольких десятков крупных политических фигур…
   — Но чтобы давать нужные указания, надо знать, чем занимается фигура? — возражаю я. — Нужна память, привычки, пароли от сейфа, в конце концов!
   — Каким-то образом мутанты получают всю нужную информацию от фигуры.
   — Я никакой информации ни от кого не получал.
   — А ты съедал кого-нибудь?
   — Дело в этом? Надо мозг съесть?
   — Тебе виднее. В общем, три недели назад Иванько принял облик Клима, устроил от его имени пару криминальных разборок и улетел в Амстердам.
   — Зачем?
   — Этого мы не знаем. Возможно, просто отдыхать. Но там он встретил Юргена.
   — Я запутался, — говорю. — Иванько, который Клим, встретил Юргена — Юргена?
   — Юргена-министра. И убил его.
   — А каким образом он его убил?
   — Это нам неизвестно.
   — Мне Клим сказал, что утопил.
   — Вполне возможно. Мутанты боятся воды.
   — Но я…
   — Но ты плавал в воде. И Клим плавал. Возможно, не все мутанты боятся воды. Или они боятся только морской воды. Или со временем они научаются выживать и при дефиците кислорода. Да, это бровь — вставляй ее, вставляй.
   — Вот сюда? Вроде не подходит?
   — Вставляй и не спорь! Я уже четвертый раз его собираю, знаю наизусть каждый сегмент.
   — Угу… А какова вероятность, что Юрген погиб?
   — Матвеев, — говорит генерал раздраженно, — почему ты постоянно требуешь каких-то гарантий?
   — Я не требую гарантий!
   — Требуешь! При этом сам не можешь ответить даже на элементарный вопрос.
   — Какой?
   — Какая вероятность, что Клим погиб?
   — Сто процентов. — говорю.
   — Да? — Генерал опирается ладонями о стол и заговорщицки наклоняется ко мне. — Клим погиб на сто процентов? А ты обернись направо!
   Я медленно холодею, замираю, но все-таки не выдерживаю и резко оборачиваюсь. Ничего. Зеркало во всю стену. Но из зеркала на меня смотрит Клим! Смешно сказать, но только через пару секунд до меня доходит, что это просто мое отражение! Подловил меня генерал, шутник…
   — Грязные инсинуации! — говорю. — Не будем отвлекаться, ближе к делу. Значит, итог — канадцев было четверо, они все погибли. Затем было четверо австралийцев — они все погибли. Затем настал черед России. Предположительно появилось четверо, из них двое уже погибли, теперь моя очередь? Так чего ты ждешь, генерал? Стреляй.
   — Ты уверен, что ты этого хочешь? — спрашивает генерал.
   — А есть другие предложения?
   — Есть. Я предлагаю сотрудничество. Я предлагал Климу, теперь предлагаю тебе.
   — А Дато?
   — И Дато предлагал. Понимаешь, Матвеев, здесь же не Канада и не Австралия. Здесь бывшая, хоть и подгнившая, военная держава. С хорошо сохранившимися структурами госбезопасности. Тем более мы учитываем предыдущий опыт Канады и Австралии. Надеюсь, ты не думаешь, будто несколько дней назад ты проник сюда сам по себе, всех обманул, обдурил моего зама, а потом элегантно смылся, как Джеймс Бонд?
   — А что, это было подстроено?
   — А ты полагаешь, случайность? — усмехается генерал.
   — Верится с трудом, — говорю. — Как это в блатных сказках — на понт берешь, гражданин начальник?
   — Предоставить доказательства? — Генерал прищуривается.
   — Если не затруднит.
   — Дело в другом. Алекс, надеюсь, ты не думаешь, что у нас нет средств с тобой справиться?
   — Теоретически — со мной можно справиться. Практически — наверно, только прямое попадании атомной бомбы…
   Генерал кладет руку на галстук и медленно вытаскивает из него небольшую медную булавку. И так же медленно кладет передо мной на блестящую поверхность орехового стола между сегментами паззла. Булавка поблескивает, совсем обычная булавка, из тех, которыми скрепляют воротник новой рубашки — ухо колечком, все как полагается. Кончик только немного потемнел.
   — И что это? — спрашиваю.
   — Это? — Генерал улыбается. — Это то, чем мы Дато взяли. Парализатор ддя мутантов.
   — Вот эта булавка?
   — Это вещество. А ты проверь, уколи палец. Действует пятнадцать минут, клетки организма мутанта полностью парализуются. Попробуй.
   — Ага, сейчас — ухмыляюсь я. — Тебе только того и надо, верно?
   — Значит, ты поверишь мне на слово? Или проверишь? Не бойся, я тебя не буду трогать пятнадцать минут, посидишь в кресле, отдохнешь. Нам ведь еще о многом надо поговорить — как минимум. И обсудить сотрудничество — как максимум.
   Я задумываюсь. Глупо получается. Проверить — значит пойти на поводу у них, в самом деле, мало ли что они задумали? Не проверять — значит поверить на слово, что они сильнее и могут в любой момент сделать со мной, что хотят,
   — А как вы его синтезировали, этот ваш парализатор? — спрашиваю я.
   — К сожалению, не мы, — отвечает генерал, — Канадцы. Они теперь ввели обязательные прививки населения, якобы от гриппа. На самом деле смотрят на реакцию организма — на обычных людей парализатор не действует, только на клетки мутантов.
   — А чем отличаются мои клетки?
   — О… — усмехается генерал. — Это, Леша, тема отдельного разговора. У тебя в каждой клетке по военному заводу умещается…
   — На это как-то можно поглядеть? — интересуюсь я. — На ваших микроскопах?
   — Обязательно поглядишь, — кивает генерал.
   — Тогда вот еще вопрос: а как отличается моя психика?
   — На это ответить сложнее. Психику под микроскопом не посмотришь. Но в общих чертах рассказать могу. Изменения идут в три этапа. Это началось у тебя примерно полгода назад, с чего все началось, ты не знаешь — неделя выпала у тебя из памяти… — И вопросительно смотрит на меня.
   — Два дня, — киваю я.
   — Или так. Затем начала меняться психика — ты обнаружил, что твоя жизнь тебя мало устраивает, тебе нужно что-то большее. Это было первое изменение. И ты занялся карьерой. После этого выяснил, что твое тело может менять форму, затем узнал, что можешь принимать облик других людей. А потом тебе непреодолимо захотелось убивать вышестоящих по должности и занимать их место, а труп поедать. Это второе серьезное изменение, ты на его пороге и при первой же возможности займешься этим. Но пока ты еще нормален, и я пытаюсь с тобой говорить, как с человеком.
   — Спасибо. А третье изменение?
   — Третье? Тебя начнет тяготить наличие других мутантов, ты будешь искать встречи с ними и постараешься их уничтожить.
   — Интересно получается… — говорю я. — А это не личное свойство Клима?
   — Солдата Иванько? Нет, Леша, солдат Иванько был, нормальным парнем из Смоленска, ему бы в голову не пришло убивать людей, съедать их заживо и бороться за власть.
   — То есть программа работает всегда одинаково?
   — Пока — да. Может, с твоей помощью удастся что-то изменить.
   — Но сам ты, товарищ генерал, в это не веришь?
   Генерал промолчал.
   — Сам ты подождешь еще немного, вытянешь из меня информации побольше и постараешься пристрелить, как бешеную собаку?
   — Ну, пока что я тебе только выдаю информацию. Заметил?
   — Заметил. А зачем?
   — Чтобы ты был в курсе. Давай, Леша, говорить не обо мне. Давай представим, что генерал — это ты. Можешь даже превратиться, мутанты прекрасно входят в образ, когда превращаются. Превратись в меня — и скажи, как бы ты поступил на моем месте?
   — Да чего уж тут превращаться, — говорю хмуро. — Все ясно. Окружил бы наблюдением со всех сторон, потянул бы время до самого последнего момента да грохнул. А лучше всего — предложил бы сотрудничество и поселил на базе, чтобы не подвергать опасности население,
   — Видишь, сам все понимаешь. Сотрудничаем?
   — Я еще не все услышал, что хотел, — говорю. — Я еще не услышал идеи и прогнозы. Кто это делает? Кому это нужно? В какой стране появится следующая серия мутантов?
   — Все, что у нас пока есть, — это теория точки и теория четверки. С Климом мы об этом говорили. Он не рассказывал?
   — Нет. Он сказал, что это американская агрессия…
   — Он мозги тебе пудрил, — отвечает генерал. — А ты и поверил?
   — А почему нет, убедительно…
   — Запомни, Леша, раз и навсегда — люди порой очень убедительно несут полный бред. А иногда и сами в него верят. Поэтому никогда не верь словам, верь только фактам и своим наблюдениям.
   — Спасибо, — говорю, — учту.