Мне ничего не остается, как семенить за ним. Попутно я принимаю свою настоящую форму, только выращиваю ботинки на голых ногах. И скажу тебе, на ходу это делать очень нелегко. Сами-то ботинки еще ладно, что-то типа утолщения на ногах, но вот подошву вырастить оказалось трудно. Поэтому я на миг остановился, когда мы мимо дворового турника проходили, повис на нем, поджал ноги и отрастил подошвы как следует — крепкие, почти костяные, только чтоб гнулись. И высокие. Клим остановился вполоборота и презрительно на меня смотрит. Куда он торопится?
   Наконец вышли мы на улицу, Клим стал ловить машину. Я подхожу к нему:
   — А деньги у тебя есть?
   Клим молча сует руку в карман плаща, вытаскивает пачку денег, показывает мне и прячет обратно.
   Я в шоке. Каким образом он таскает их с собой? Хотя я ведь тоже таскал с собой сим-карту от мобильника. Куда же она, кстати, делась? В какой момент я ее потерял? Тем временем останавливается машина. Неплохая, иномарка. К тому же с правым рулем. Зачем водителю подвозить в городе на лице незнакомых людей в плащах?
   Клим шагает к ней, у иномарки медленно опускается окошко.
   — На Истринское водохранилище! — говорит Клим.
   — Не-е-е… — усмехается мужик. — Я совсем не в ту сторону.
   Окошко поднимается. Клим кладет на окошко палец и смотрит на водителя. Окошко перестает подниматься. Клим оборачивается ко мне:
   — Садись, поехали!
   Сам обходит машину по кругу, открывает дверь и садится рядом с водителем. Я в недоумении, но сажусь на заднее сиденье и захлопываю дверь. Машина трогается с места, разворачивается на пустынном шоссе и едет в противоположную сторону.
   — Ваш человек? — говорю Климу и киваю на молчаливого водителя.
   — Случайный.
   — А как ты его уговорил? — удивляюсь я. Клим оборачивается и долго смотрит мне в глаза. Взгляд у него неприятный, колючий, но я выдерживаю.
   — А ты еще так не умеешь? — ухмыляется Клим. — Людей подавлять не научился еще?
   — Да уж куда нам, — говорю. — А ты вот летать не умеешь.
   — Кто тебе сказал, что я летать не умею?
   — А что, умеешь? И делиться на части умеешь?
   Клим ничего не отвечает. Я молчу еще некоторое время, затем говорю задумчиво:
   — Интересно, что водитель о нас подумает с такими разговорами. Наркоманы?
   — Он ничего не думает, — говорит Клим. — И ничего не слышит. Просто везет нас.
   — Ясно, — говорю, хотя ничего мне не ясно. — А денег ты ему сколько заплатишь?
   — Жизнь дороже денег, — говорит Клим. — Жизнь я ему оставлю.
   И хотя он сделал упор на слове “жизнь”, но мне все-таки почудилось, будто он выделил слово “ему”. И после этих слов разговаривать с Климом уже не хотелось. А хотелось сбежать от него куда подальше. Но сколько я ни придумывал разных "идей типа просочиться сквозь дверь на ходу — ни одна не показалась мне удачной.
   Я не засек, сколько мы ехали. Выехали за город, понеслись по шоссе, свернули, еще раз свернули. В конце долго петляли асфальтовыми тропками внутри ночного поселка, затем выехали на грунтовку и заехали в лес. Водитель словно сам знал, куда ехать. Наконец машина остановилась, Клим вышел и махнул рукой. Я вылез вслед за ним, все-таки кинув водителю: “Спасибо, до свидания”.
   Машина тут же дала задний ход, чуть не съехав в канаву, затем газанула и уперлась капотом в орешник, снова подалась назад, развернулась и унеслась прочь по грунтовке.
   Я осмотрелся. В лесу светало, но было еще сумрачно. Грунтовка шла прямо и терялась за поворотом. Клим, ни слова не говоря, отправился по ней. Я пошел следом.
   За поворотом вдруг блеснуло — это оказалась поверхность большого озера. Опушка леса здесь была совсем прозрачной, земля покрыта ковром хвои, из которой поднимались столбами образцово-безупречные сосны. Казалось, будто они держат в этом месте низкое предрассветное небо.
   Колея сворачивала и шла вдоль берега влево. Клим пошел направо, хрустя мхом и шишками. Я поплелся за ним. Через некоторое время Клим подошел к берегу и спустился с миниатюрного обрывчика к плещущейся воде. Сел на корточки, задумчиво провел рукой по поверхности, посмотрел на свою руку, отряхнул ее и только тогда повернулся ко мне.
   — Ну а что ты еще умеешь делать? — спрашивает он, сверля меня глазами.
   Я почувствовал, что мне очень хочется убежать. Понял, что он меня сильнее, знает это и играется, как кошка с мышкой. Что так покорно приехать сюда с ним — это было непозволительной ошибкой. Хотелось закрыться руками, отвернуться от этого пронизывающего взгляда, спрятаться, скрыть все, что только можно. Но я понимаю — именно такой реакции он от меня и ждет.
   И тогда я, наоборот, давлю в себе страх и смотрю на него честно и открыто. Чего мне скрывать? И сразу чувствую, как его давление и агрессия проходит мимо меня, никак не задевая.
   — Превращаться умею в кого угодно, — говорю, — от зверя до амебы. Летать. Рассыпаться и собираться.
   Клим в недоумении. Видимо, даже не тем, что я умею рассыпаться, а тем, как спокойно и уверенно я с ним разговариваю.
   — Расскажи, как ты рассыпаешься и собираешься?
   — Расскажу, — киваю я. — А ты сначала расскажи, как ты меня нашел?
   — Сложного тут мало, — говорит Клим. — Тебя пасли уже давно и основательно. И когда ты в окно вылетел стаей, и когда по улицам побежал собакой.
   — И как же это так можно выследить?
   — Не проблема для спецслужб, — говорит Клим. — Есть бинокли, инфракрасные устройства слежения, спутники.
   — Значит, меня по инфракрасному спектру пасут?
   Клим кивает.
   — А сейчас нас тоже пасут? — спрашиваю я.
   — Тебе это очень важно знать? — Клим смотрит на меня пристально.
   — Интересно.
   — Да, сейчас нас пасут со спутника. Если ты надумаешь бежать — тебя будет видно отовсюду. Я удовлетворил твое любопытство?
   — Да.
   — Тогда ответь на мой вопрос — как ты рассыпаешься на части?
   — Здесь нет ничего сложного, — говорю. — Только вряд ли ты поймешь, потому что не программист, верно? Ты же не компьютерщик?
   — Не долби мозги, — говорит Клим. — Объясни так, чтобы я понял.
   — Сложно это, — говорю, — но попробую. Вот ты думаешь, рассуждаешь, отдаешь команды — кто это делает?
   — Я.
   — Правильно, но кто — ты?
   — Я.
   — Ну, ты, ты. Но кто ты? “Я” — это твой центральный процессор, центральная программа. А бывают еще и подпрограммы. Вот когда ты рукой ловишь брошенное яблоко — ты же не сам мысленно рассчитываешь, в какую точку пространства поставить руку? Это рассчитывает отдельная подпрограмма, а ты ей просто даешь команду — поймать яблоко.
   — Ну и?…
   — И ты просто программируешь заранее разбить свое “я” на такие автоматические подпрограммы и каждой даешь команду собраться в одном месте.
   — Непонятно, — качает головой Клим.
   — Отруби себе руку для начала, — советую я. — И приставь обратно.
   Клим поднимает ладонь и долго на нее смотрит. Его ладонь начинает гнуться, распухать и снова принимает нормальный вид.
   — Запястье тоньше, — советую я.
   Клим делает запястье тонким, еще тоньше, еще — вот уже кисть болтается на тонкой длинной ниточке, как будто рука была слеплена из жвачки. Наконец он не выдерживает, хватает другой рукой кисть и резко обрывает. Оборванная нитка втягивается в культю.
   — Теперь приставь обратно, — говорю ему. Клим приставляет оборванную кисть к культе, только не правильной стороной, а ладонью, как будто затыкает культю тряпкой. И ладонь врастает, теряет форму, культя набухает, и вырастает новая кисть.
   — Есть, — удовлетворенно говорит Клим.
   — Ну вот, это сращивание обрывков. А тут просто надо дать задание. Преврати кисть в птицу. Ты вообще сам в птицу превращался?
   Клим бросает на меня взгляд исподлобья, но ничего не отвечает. Черт его знает, что он умеет, а что нет.
   — Теперь, — говорю, — расскажи ты мне, как ты с крыши падаешь и не разбиваешься? Как цвет меняешь?
   Клим не отвечает, он неподвижно смотрит на свою кисть. Кисть вдруг вытягивается и превращается в отвратительную многоножку ярко-зеленого цвета. Мне становится не по себе. Многоножка падает на песок и бежит вдоль воды ко мне. Ее ноги издают противный шелест — то ли скрипят суставы, то ли она топает по песку. Я отпрыгиваю в сторону. Клим растягивает губы в усмешке. Многоножка сворачивается полукругом и бежит в обратную сторону. Добегает до Клима, резко прыгает вверх, ударяет его с размаху в лоб и втягивается внутрь головы. А из культи появляются пальцы, и вырастает новая кисть.
   — Ясно, — кивает Клим. — Молодец. Да только я все равно круче.
   — Детский сад, — говорю, — кто круче. Будем пиписьками мериться?
   — Можно и помериться, — говорит Клим и прищуривает глаз. — Дотянешься до того берега?
   — Поделись лучше опытом, — говорю, — как ты цвет меняешь?
   — Да тебе мой опыт не пригодится, — говорит Клим медленно. — Я тебя сейчас топить буду.
   — Да ну, — стараюсь говорить самым спокойным и будничным тоном, — глупости какие. Зачем тебе?
   Но Клим уже привстает с корточек и смотрит на меня. Наверно, думает, что я не выдержу и побегу от воды. Наверняка у него есть свой план на этот счет. И я на всякий случай медленно перевожу глаза в инфракрасный спектр. Смотрю на Клима — и вдруг замечаю у него глубоко в груди квадратный предмет, который инфракрасного спектра не излучает. И понимаю, что это рация. Вот только работающая или нет?
   — Зачем тебе, — говорю, — меня топить?
   — Не место тебе среди людей, — говорит Клим и идет на меня.
   Не спеша идет, вразвалочку. Уверен в себе на сто про центов. Какой-то у него есть план. Или способность. Или умение? Что-то надо сделать, чего он никак не ожидает…
   — Сынок ты, — говорю, — я тебя круче в сто раз, ничего ты со мной не сделаешь. Я такое умею, что тебе и не снилось
   Резко подпрыгиваю, в воздухе превращаюсь в здоровенную амебу-кляксу и плюхаюсь в воду, обдавая Клима брызгами.
   И дальше уже не вижу, что там происходит, потому что срочно превращаюсь в рыбу. В рыбу мне превращаться не доводилось ни разу. Хотя из всех зверей я, пожалуй, лучше всего знаю именно ее устройство. Ну кто может сказать, что он изучил устройство курицы? Или свиньи? Мясник может сказать. Или домохозяйка опытная. Но я-то курицу ни разу не разделывал. А рыбу — сколько угодно, чего ее разделывать? Одно только устройство воблы знакомо каждому любителю пива. И все знают, где у нее мясо, где голова, где жабры и как устроен плавательный пузырь. Поэтому я мысленно представил, что я вобла, и мгновенно сделал трансформацию. Плавательным пузырем я запася заранее — набрал воздуха перед прыжком и теперь собрал его внутри. С формой туловища тоже получилось неплохо, хотя, наверно, слишком вытянуто в длину, не вобла, а прямо мойва какая-то. С чешуей я морочиться не стал — не время чешую строить, бывают и гладкокожие рыбы. А вот с жабрами вышел облом. Получились уши. Я убрал их, снова вырастил — все равно уши. Кожаные или костяные — но уши. И вырастить орган, который бы мне из воды кислород фильтровал, — это никак не вышло.
   Но делать нечего, надо сматываться. Я взмахиваю хвостом и лечу вперед. Это у меня получается неплохо. Затем сжимаю плавательный пузырь и ухожу на глубину. Глаза в воде пришлось перестроить, я фокусировал взгляд туда-сюда, пока не понял, что вокруг чернота и все равно ничего толком не увидишь ни в инфракрасном спектре, ни в обычном.
   Захотелось дышать. Я рвусь к поверхности, колыхающемуся зеркалу в вышине. Высовываю морду — уж не знаю, рыбья она сейчас или человеческая, делаю глубокий вдох и снова ухожу на глубину. И изо всех сил продолжаю грести к противоположному берегу.
   В общем, доплываю до берега, вылезаю на сушу, обращаюсь в себя самого в плаще и сажусь, жду. Совсем не страшная оказалась вода, чего ее бояться? Хотя если держать на глубине и не давать дышать… Но кто и как меня может держать на глубине?
   Тут распахивается вода и появляется огромная зубастая морда. Просто гигантская. Я от неожиданности подпрыгиваю, превращаюсь в летучую мышь и взлетаю над озером. Делаю круг и смотрю, чего делается. А там Клим вылезает на берег. Сначала он выбросил на прибрежный ил свою морду — морда со щелчком сомкнула зубы, и теперь они торчали изо рта, напоминая переплетенные пальцы. Затем над водой появился хвост, мотнулся, выдавая фонтаны брызг. После этого Клим вырастил ручки, которые оперлись о землю, затем ноги вместо хвоста, и вот Клим выходит на берег, отряхивается, морду делает нормальной, а тело — рослым. Много же у него времени занимают превращения. Хотя, не спорю, эффектно.
   Он раскидывает в стороны руки и превращается в такую же летучую мышь, только морда оскаленная с клыками. И взмывает вверх, тяжело, но мощно хлопая крыльями.
   Вот скотина! Он все умеет то же самое. Чего мне делать? Воздушный бой никак не входит в мои умения. Я зависаю на месте, помахивая крыльями. Клим несется на меня с открытым зубастым ртом. И тогда я выращиваю длинный костяной нос, как у Буратино, и лечу ему навстречу. Давай, родненький, нападай… Но Клим сворачивает в сторону и проносится рядом, хлопая крыльями. Я оглядываюсь — Клим поджимает одно крыло и на другом стремительно разворачивается, ну прямо как на роликовых коньках. И снова бросается на меня, только теперь у него самого длиннющий костяной нос-игла. Еще длиннее.
   Тогда я складываю крылья и планирую обратно на берег. Похоже, ни по воде, ни по воздуху мне от него не уйти. А вот если врассыпную? Клим пикирует на меня с воздуха, заслоняя крыльями розовеющее небо. И я рассыпаюсь на двести пятьдесят шесть летучих мышей, дав им команду собраться на той стороне озера.
   Когда я прихожу в себя снова и понимаю, что никто не потерялся, первым делом оборачиваюсь и смотрю, где Клим. И вижу, как над озером летит туча черных мышей с зубастыми раскрытыми ртами. Освоил, подонок! Я сам же его научил этому! Зачем?
   Я встаю в плаще во весь рост и поднимаю руку, призывая его к разговору. Мыши не атакуют, хотя я готов отбивать атаку. Но они пролетают над моей головой, садятся поодаль на берегу, кучкуются, бурлят и превращаются в Клима.
   — Клим, — говорю, — прекрати эти дешевые номера. Я все равно круче. Я могу делать такие вещи и пролезать в такие лазейки, о которых ты и не знаешь. Давай лучше…
   Но разговаривать он не хочет. Просто открывает рот — и рот начинает расти, расти, вот он уже метра четыре в диаметре и все растет — огромная пасть. И затем бросается на меня. Мне не видно, что он собой сейчас представляет, наверно, что-то вроде змеи с огромной пастью, но бросается он стремительно, и мне уже понятно, что он хочет сожрать меня.
   И мне остается только снова кинуться в озеро. Хотя, наверно, были и другие удачные идеи, но вот что тебе бы пришло в голову, когда прямо на тебя с берега несется гигантская пасть? Я набираю полную грудь воздуха и бросаюсь, в воду, уже в полете превращаясь в рыбу. И плыву изо всех сил, время от времени петляя, чтобы сбить погоню.
   Не знаю, сколько продолжалась погоня на этот раз, но вдруг я вижу прямо перед собой подводную кучу мусора и огромную гребенку из чугунных балок — туда двигается вода. Я едва успеваю изменить форму и проскальзываю. Успеваю еще подумать, что глаза надо было сделать обычные, а не инфракрасные, иначе так и башку расшибить недолго.
   Не мешкая, бросаюсь вперед — это что-то вроде трубы — и в конце вижу снова кучу мусора и еще одну гребенку — теперь это решетка. А за спиной слышен глухой удар — это Клим с разгону врубился в чугунные балки. Так ему, болвану самоуверенному!
   Я отдаю команду телу разбиться на стайку рыбешек и проплываю через это сито. И собираюсь снова. Всплываю — над поверхностью бурлящей воды немного воздуха, я делаю вдох и снова погружаюсь. Плыву вперед, и снова сито — на этот раз совсем крохотные ячейки. А за спиной шум, Клим догоняет.
   Делать нечего, приходится рассыпать тело на тысячу кусочков, и это даже, не рыбешки, это что-то вроде самых мелких головастиков. Но мне удается пройти и это сито и собраться снова по ту сторону. Собираться пришлось долго — видать, Клим не решился последовать за мной. Но собрался, и причем без потерь. Не знаю, может, и пропало несколько головастиков, но совсем мизерное количество.
   Плыву дальше, и тут вода с шумом вливается в бассейн. Я уже догадываюсь, что это такое, — водозаборная станция. Делаю пару кругов по бассейну, — выныриваю — какие-то агрегаты гудят рядом.
   И тут я натыкаюсь на следующий фильтр. Вот уж не знаю, из чего он сделан, по-моему, керамика пористая. В общем, убедительных ячеек там нет. Первая мысль — разбиться на клетки и пройти его клетками. Я уже мысленно отдаю команду телу рассыпаться на отдельные клетки… но что-то меня останавливает. Вероятно, здравый смысл.
   Я проплываю вдоль фильтра и вдруг сбоку чувствую теплую струю воды. Смотрю вверх — прямо надо мной лежит на бортике шланг, из которого течет чистая струйка воды — очень чистая, но теплая. Ею, видно, обмывают фильтровальную установку.
   И тут я, как по наитию, подпрыгиваю, делаю в воздухе руку, хватаю шланг и засовываю туда палец. И вопреки напору воды весь втягиваюсь тонкой змейкой внутрь шланга и иду вперед. Прохожу узкую-узкую железную штуковину, за которой сильное давление. Но я втискиваюсь туда — понимаю, что это вентиль. Просачиваюсь и иду дальше. Это уже толстая металлическая труба. Прохожу еще один вентиль и попадаю в здоровенную канистру, или бак, или не знаю, что это.
   Но главное — мне нечем дышать. Я плыву вверх — а вверху воздуха нет! Металлический потолок, скользкий, обросший лохматой мерзостью. И тут со всех сторон накатывает ужас — все, попал. Чего больше всего боялся, то и случилось — со всех сторон вода и деваться некуда!
   Но тут я беру себя в руки, прекращаю метаться и начинаю думать. И как только я перестаю дергаться, сразу становится более уютно — видать, потребляется много кислорода во время движений, Ну ладно, думаю, допустим, со всех сторон вода. Допустим, воздуха не хватает. Но рыбы-то как-то дышат? И я закрываю глаза и представляю, что в воде растворен кислород. Много кислорода. Хороший вкусный кислород. И мое тело его впитывает. Он проникает внутрь, рассасывается по тканям, питает клетки… Даже мурашки побежали по телу. И чувствую — получается! Только мало очень кислорода. Поэтому я немного изменяю тело — теперь я не в виде гладкой змеи, а вся кожа у меня становится в длинных продольных складках, как скомканное полотенце. В воде я расправляю эти складки, слегка шевелю ими — и действительно проблема дыхания снимается. Не сказать, чтоб дышалось хорошо и привольно, но вроде жить можно.
   Я успокаиваюсь, сворачиваюсь клубком у потолка и думаю — а что там с Климом? И почему он замешкался возле второй решетки бассейна? Но тут я сразу нахожу ответ на вопрос — он же рацию с собой внутри носил, рация и не пролезла. Он ее, конечно, мог оставить где-нибудь, выкинуть, но это же время… И куда мне деваться дальше? Обратно через вентиль в боковой шланг? Или дальше по течению? Или наоборот, к истоку, откуда течет водная масса? Я плыву к истоку, туда, откуда в бак попадает нагретая вода — это здоровенная труба. Прохожу насос…
   Это я после уже понял, что это был насос, когда меня на куски порубило, но ничего, собрался без потерь по ту сторону. Поплыл дальше и вскоре натыкаюсь на фильтровальную камеру. Это вроде стенки, через которую вода сочится. Включаю инфракрасное зрение, но ничего не видно. Тогда я перестраиваю глаза на другой спектр — чувствую, что надо другой спектр, где яркий свет. А вот какой — не знаю.
   Вращаю глазами, пытаюсь настроиться — и вдруг появляется картинка. И я вижу, что за стенкой происходит. А там ужас какой-то делается, просто ад кромешный. Небольшая камера и ослепительный лиловый свет бьет сверху, и вода под ним словно бы кипит, но остается холодной. Мне потом рассказали, что это — ионное излучение, убивает всю органику.
   А если смотреть дальше, там вторая стенка, и если очень напрячься — то видно, что за ней клубится вода, дымится пузырями, хлорируется или не знаю, что там. А вот еще дальше, третья камера, разобрать, что там, — нельзя. Но только чувствую оттуда взгляд сквозь все эти стенки. И понимаю — это Клим оттуда на меня смотрит. Сидит и смотрит. И видит меня оттуда через эти камеры. Вот это уж не знаю в каком спектре зрения, просто чувствую его присутствие. И во взгляде его невидимом мне чудится то ли злоба, то ли ненависть, а то и просто зависть — обогнал, перепрыгнул барьеры все, а он не смог, остановился. Насколько я понимаю, он перед тем керамическим фильтром остановился, а предыдущий все-таки прошел, как я, головастиками…
   Еще секунду мы смотрим друг на друга, затем я разворачиваюсь и делаю вид, что ухожу. Ну, жест такой гордый, понимаешь? А сам на прощание оглядываюсь. И вижу, что Клим рассыпается на тысячу мелких взглядов и все они бросаются вперед.
   Первая моя мысль была — бежать. Но я взял себя в руки и стал просто смотреть, что будет. Но ничего не было — полезла в первую камеру бесформенная масса, перемешалась, пошла пузырями, и среди этих пузырей я явственно различил, как слепляется оторванная кисть руки… Кисть сжалась истошно в кулак, разжалась, сжалась снова, замерла и бессильно распалась на биомассу, которая стала в инфракрасном свете тускнеть, тускнеть, пока не потускнела совсем.
   Все. Кончился Клим, даже до камеры ионного излучения не дошел. Мне становится так не по себе, что я разворачиваюсь и быстро плыву обратно в бак. Получается, я убил человека. То есть не я, конечно, он сам… Но выходит, я обманул его. Хотя не я обманул, сам он обманулся. Ведь постоянно хотел пиписьками помериться, показать, что он круче… А я его еще поддразнивал все время… И получилось, будто мне удалось пройти невредимым насквозь все барьеры, и значит, и ему удастся…
   Вот с такими мыслями я втянулся в насос, порубился на куски и собрался с той стороны — чисто машинально, почти даже и не заметив… Плыву дальше. Хочется тяжело вздохнуть от этих мыслей, но воздуха нет. Доплываю я до бака, там останавливаюсь, замираю, чтобы отдышаться, и плыву вперед, куда движется вода. Медленно плыву, сонно, чтобы силы экономить.
   Так в полусне я проплываю коллекторы, подземные разветвители — уже понимаю, что я под землей. Когда встречается очередная развилка, я не задумываюсь, плыву, куда подскажет интуиция. Какая разница куда, в конце концов?
   Вот так вот, в состоянии сонного кислородного голодания, я медленно плыл по водопроводным централям не знаю сколько, наверно, пару дней. Показать бы кому-нибудь, как выглядят изнутри стенки водопроводных труб в инфракрасном свете — ржавые, бугристые, поросшие кристаллами или черт знает чем…
   Кончилось путешествие тем, что я попал в узкие трубы со стоячей водой, где дышать почти нечем — если и был растворенный кислород, то я его весь скушал, а здесь вода стоячая. И приходится снова плыть вперед, хотя с моей нынешней змееобразной конфигурацией не понять, где перед, а где хвост. В общем, плыву дальше, узкая труба снова ветвится, я наугад выбираю ветку и заплываю туда. И возникает у меня такое впечатление, будто завис я головой вниз и вишу так. Посмотреть кругом не получается, потому что через эту чертову трубу ни одно излучение не пробивает — темнота полнейшая. Еще можно настроить глаза и увидеть, как внутри перед носом вода тускло светится, но что за пределами трубы — полная неясность. Но я уже догадываюсь, что это водопровод домашний.
   Была мысль разорвать трубу и выбраться наружу, пробовал, напрягался, но бросил эту затею — нереально трубу изнутри порвать. Осталось только дожидаться, чтобы кто-нибудь ниже по течению кран открыл, тогда я выползу.
   И вот завис я вниз головой и жду водяного движения. Дышать хочется — просто сил нет! Замираю, стараюсь не двигаться и даже ни о чем не думать. Пару раз где-то в боковых отводах в районе моего брюха включалась вода, но ненадолго. Черт бы их побрал, может, это вообще нежилой дом? Может, это химкомбинат какой-нибудь, сейчас меня как смоет в бассейн с серной кислотой — и на атомы, как Клима… Не может ведь быть такого, чтобы во всем доме длиннющем — хвостом чую, длиннющий он, высоченный, — чтобы во всем доме ни одна сволочь не пошла руки помыть?
   Хотя они же руки горячей водой моют, не холодной… Но чтобы во всем доме ни одна сволочь в туалете воду не спустила? При этой мысли мне становится неприятно, хотя я понимаю, что, даже если вода откроется в туалете, я все равно попаду в бачок, а не в унитаз — какая-никакая, а стерильность. Но главное — не попасть в стиральную машину. Главное — не в стиральную машину. Особенно если она на кипячение поставлена. Иначе — абзац. Попаду в бак частично — весь не помещусь, пролезет часть, а клапаном отрежет остальное. Затем вскипятят градусов до девяноста, и давай крутить полчаса… Потом выльют, снова наберут, оп вскипятят… Ужас!
   Вдруг чувствую — пошла вода! Подождал минутку может, прекратится? Нет, идет уверенно! И я кинулся вперед! В голове — или что там у меня вместо нее сейчас темнеет, дыхание сбивается, воздуху мне! Наружу! Вхожу в тонкую трубочку, она извивается, чувствую — я уже в квартире по трубам, по шлангам иду. Только бы не стиральная машина! Утоньшаюсь чуть ли не как спица. И вот прохожу кран! Керамический вентиль. Ожидал, что сейчас сбоку кипяток ударит, в смеситель попаду — но нет никакого кипятка. Иду по шлангу тонкому. Ну, точно стиральная машина. Пытаюсь порвать шланг — не получается. А воздуху уже не хватает! В голове темнеет все сильнее, и я из последних сил ломлюсь вперед — и попадаю в расширение, маленькую пластиковую колбу с дырочками. Первая мысль — фильтр стиральной машины. Но я глаз вырастил — оттуда, из дырочек, бьет настоящий человеческий свет! И тут до меня доходит — да ведь это же душ! Но кто же только додумался осенью принимать ледяной душ? Не иначе какой-нибудь морж-пенсионер.