Стелла Камерон
Простые радости

   Посвящается Филлис Борд Ллойд-Уорт,
   которая гуляла на ветру
   с распущенными волосами – и мечтала.

ПРОЛОГ

   Такие люди, как Роман Уайлд, радуются наступлению ночи.
   Ночь выдалась великолепная: густая чернота – мексиканское небо сливалось с мексиканской землей, и луна не освещала предательским светом затаившуюся фигуру.
   Чтобы изучить местность, Роман надел ночные очки. Одинокая игуана не могла заснуть и искала убежища. Ничто больше не двигалось – царило абсолютное спокойствие, ни ветерка. С натянутым на голову чулком он чувствовал себя как в парилке.
   Послышался шум мотора. Монотонный, ровный.
   Он приблизил рот к крошечному микрофону на воротнике рубашки:
   – Ну, Насти?
   – Слышу, – раздался в наушниках приглушенный голос.
   Насти Феррето и Роману не требовалось много слов. За восемь лет службы они столько раз ходили вдвоем на задание, что могли читать мысли друг друга, будучи разделенными горящими нефтяными скважинами Кувейта или панамским аэродромом – или несколькими милями мексиканской пустыни.
   Поправив на спине снаряжение весом в сто фунтов, Роман медленно пополз вперед, вынимая «беретту» из кобуры на бедре.
   Уперевшись носками сапог в камень и поставив рядом бинокль, он занял позицию на краю невысокой насыпи, вытянув вперед крепко сжимающие «беретту» руки. Внизу пролегала дорога, и на ней находился объект, намеревавшийся завладеть неким джентльменом, которого Соединенные Штаты никак не хотели терять. Поэтому они с Насти и должны были сейчас устроить этому джентльмену торжественный прием и осчастливить свою страну, препроводив его домой.
   Шум мотора приближался.
   Роман взглянул направо и нахмурился: показались зажженные фары. Идиоты! Или у них такие шутки? Кто бы мог подумать, что… Он настроил очки, чтобы лучше рассмотреть машину. Черт. Какой-то идиот на старом пикапе с прицепом.
   Черт! Роман опустил лицо в теплый песок. Если объект что-то заметил, то он сделает все, чтобы сорвать задание.
   – Насти, – проговорил Роман в микрофон. – Расслабся. Это не наш.
   – Понял.
   Внезапно шум стих.
   Роман опять взглянул на дорогу. Машина стояла. Он поморщился. Может, хотят проверить маршрут? Нашли время. «Ты уверена, что мы едем правильно, Марбел?» – «Конечно, Ярти. Смотри, вон тот забавный кактус, тот, что нарисован на карте».
   Фары погасли.
   Роман прикрыл глаза. Сейчас они разожгут костер и будут варить чай. Он наклонил было голову к микрофону – и замер.
   До него донесся новый звук – приглушенный вопль.
   Сквозь открытую дверь прицепа показался тусклый свет, и на его фоне вырисовалась сгорбившаяся под тяжестью груза фигура.
   Новый вопль больше походил на визг раненого животного. Звук перешел в стон и продолжался, не переставая.
   Движением плеча водитель пикапа сбросил свою ношу на край канавы и, пнув мешок ногой, столкнул его вниз.
   В нем было тело. Живое тело – пока еще живое. Через секунду мотор пикапа заработал, и фары прорезали темноту. Разворачивается. Этот подонок дает задний ход, разворачивается и, подняв клубы пыли, едет обратно, туда, откуда только что приехал, направляясь прямо к объекту. Правда, объект наверняка уже заметил незапланированное появление машины и решил затаиться.
   – Не сегодня, – сообщил Роман Насти. Он потом все объяснит. – Сейчас пора в постельку. Передай им, чтобы приготовились нас забрать.
   Что бы там в канаве ни было, это не его дело. Его дело – выполнять то, что ему сказали, – любыми средствами, и об этом ему лучше не забывать.
   Прошло еще несколько секунд, и звук мотора превратился в отдаленный рокот.
   Роман колебался, но инстинкт взял верх, и он спрятал «беретту» в кобуру.
   Он начал ползком продвигаться к канаве.
   Очередной звук не был ни воплем, ни визгом, ни стоном. Тихие всхлипы ударили его куда-то в подреберье. Роман понял, что это плачет женщина.
   – Че-о-орт, – едва слышно прошипел он. Те, кто считал его самым быстрым великаном на свете, возможно, были правы. Быстрым и очень, очень тихим. Он обычно не отвечал на подобные комплименты. За считанные секунды он добрался до дороги. Снова взяв в руки «беретту», он приблизился к канаве и присел на корточки. Это была скорее большая нора, а не канава. Глубокая и узкая. А на дне лежала темная, шевелящаяся масса.
   Если это попытка перехитрить его команду, то они перемудрили. Он огляделся, но не заметил никакого движения. Держа мишень под прицелом, он спустился в нору и стоял широко расставив ноги.
   – Кто ты? – произнес он сквозь зубы. В ответ раздалось стенание, заставившее его вздрогнуть. Звук исходил от черного куска брезента, и брезент корчился.
   Держа оружие в правой руке, Роман наклонился, чтобы развязать одну из двух веревок, обмотанных вокруг тюка; сделав это, он откинул угол сильно промасленной ткани. Зеленоватый свет фонарика упал на длинные белокурые волосы, запачканные кровью.
   Женщина поворачивала из стороны в сторону искалеченное лицо. Ее глаза распухли так, что почти закрылись.
   Роман поднял очки на лоб, убрал пистолет в кобуру и поспешил освободить женщину от брезента.
   – Все в порядке, – прошептал он ей в ухо. – С тобой все хорошо. – С помощью тонкого, как карандаш, потайного фонарика он осмотрел ее. Ей было очень скверно.
   Роман перевел взгляд на судорожно подрагивающее тело. Какого бы цвета раньше ни было ее платье, сейчас это не имело значения. Теперь оно было цвета крови. Везде кровь.
   Опытной рукой он нащупал частый, нитевидный пульс у нее на шее. Дыхание – поверхностное. Нужно найти основной источник кровотечения, и немедленно.
   Фонарь осветил свежее пятно крови на нижней части туловища. Роман прищурился и поднял длинную, набухшую от крови юбку – и у него перехватило дыхание.
   – Вилли.
   – Я не Вилли. – Он перевел взгляд с ножевых ран на ее обнаженном животе на раскрытые, бесцветные губы. – Кто ты? Как тебя зовут?
   Она снова забилась в конвульсиях, и он положил ладонь ей на раны. Он почувствовал, как по ее расплывшемуся животу пробежала судорога.
   Уже показалась голова ребенка.
   К горлу его подступил комок. Ему были знакомы и отвращение, и глубокий, всепроникающий ужас при виде тех здерств, которые некоторым доставляют удовольствие, но он так и не сумел научиться подавлять в себе гнев или потребность отомстить за слабого.
   – У тебя здорово получается, – прошептал он. – Сейчас тебе будет лучше.
   Она затихла, и ее набухшие веки чуть поднялись. Он вздрогнул, почувствовав на своей руке прикосновение ее пальцев.
   – Эйприл, – отчетливо произнесла она. Из глубокой раны в уголке рта потекла струйка крови.
   – Тебя зовут Эйприл? – Он улыбнулся, радуясь, что темнота скрывает размазанную по его лицу жженую пробку.
   – Эйприл, – снова прошептала она, приподнявшись. – Помоги мне. Помоги моему ребенку, пожалуйста.
   Роман отвел глаза от ее искаженного агонией лица и взял головку младенца. Снова начались схватки, и показались крошечные плечи.
   – Ну, давай, – сказал он. – У тебя прекрасно получается. И у него тоже.
   Он едва поверил своим ушам, услышав сдавленный женский смех.
   – Вот так, – произнес Роман, поборов настойчивую потребность громко выругаться. Кровь хлестала из ран на ее животе. – А теперь поднатужься, и парень будет готов идти на прогулку.
   Он почувствовал, как женщина задержала дыхание.
   – Вот так. Вот молодец. – Он смутно помнил общие указания о том, что нужно делать в подобных случаях. Очень смутно. Может быть, что-то подскажет инстинкт. Дай-то Бог. – Ну давай, толкай!
   Она напряглась и вытолкнула ребенка ему в руки. Вслед за ним хлынула кровь.
   – Ну, вот и все, – не забыл он шепнуть. Да она же истечет кровью!
   Она не отвечала.
   – Эйприл?
   – Да. Как ребенок?
   Плацента. А что, черт возьми, ему делать с плацентой? Ребенок вдохнул и разразился криками.
   – Девочка, – произнес он уже машинально. – Чудесная малышка.
   Неловким движением он положил ребенка лицом вниз на грудь матери, нашел пуповину и перетянул ее. Сколько крови!
   – С ребенком все хорошо, – сказал он, быстро скручивая кусок брезента в рулон. – Нужно подложить это тебе под бедра, детка. Приподнимись немного. Давай я тебе помогу.
   Ответом было едва заметное протестующее движение бледной руки по крошечной спинке младенца. Ему показалось, что Эйприл что-то бормочет.
   Он вспомнил вдруг, что нужно делать при сильном вагинальном кровотечении после аборта. Наверное, и после родов тоже.
   Он на мгновение отвернул голову и плюнул. Она здорово натерпелась, ей, должно быть, очень больно.
   – Паст-Пик.
   Он вгляделся в ее лицо:
   – Что ты сказала? – Глаза у нее голубые, как бирюза.
   – Город. Паст-Пик. В Вашингтоне.
   В наушниках раздалось потрескивание, и он услышал голос Насти:
   – Где ты, черт возьми?
   Роман наклонил голову и ответил:
   – Подожди меня, не уходи, мне понадобится кое-какая помощь.
   – Что…
   – Все, – отрезал он, прерывая связь.
   – Надо остановить кровотечение, – сказал он. – Это будет непросто. Доверься мне, Эйприл.
   – Позаботься о моем ребенке.
   – Ты сама позаботишься о своем ребенке. – Стиснув зубы, он опустил колено ей на живот и надавил.
   Лицо ее передернулось. Она судорожно прижала ребенка к груди обеими руками.
   – Прости, – произнес Роман, с трудом переводя дыхание.
   – Присмотри, – рот ее остался открытым, – присмотри за моим ребенком.
   – Конечно. А теперь подержи-ка его крепко. – Он еще сильнее надавил коленом.
   – Он обманул меня!
   – Кто обманул? – О Боже, помоги мне с этим справиться. О Боже, помоги мне спасти ее. – Кто обманул тебя, Эйприл?
   – Паст-Пик… Клуб. Вилли.
   Штанина на его ноге намокла и стала темной и липкой. Кровь не останавливалась.
   – Паст-Пик. – В горле у нее булькнуло. – Клуб… Будь… осторожен. Вилли! – Ее руки соскользнули с малыша.
   Роман подхватил крошку, не дав ей упасть на землю. Он расстегнул рубашку и, положив ребенка внутрь, снова застегнул. А теперь, – обратился он к Эйприл, – отправимся на прогулку.
   Обернув брезент вокруг нее, он начал поднимать ее наверх.
   – Ну, мамаша, давай. Ты сильная, детка. И храбрая. Я никого храбрее не встречал. – Как можно осторожнее Роман поднялся на ноги. – Сейчас мы покажем тебя специалистам.
   – Позаботься о ней.
   Он высунул голову из канавы.
   – Мы оба о ней позаботимся, пока ты не сможешь делать это сама. – Только бы им всем выбраться из этой норы. – Сначала я подниму тебя, детка. Хорошо?
   Роман почувствовал, как легкая прежде ноша в его руках мгновенно потяжелела. Она потеряла сознание. Только этого не хватало.
   Он поглядел вниз; голова ее запрокинулась, ослабевший рот открылся.
   Роман провел языком по губам. Двигать ее весьма рискованно. Она и так уже потеряла слишком много крови. Очень осторожно он снова положил ее и направил свет ей в лицо.
   То место, где, как он всегда полагал, у него находится сердце, крепко сдавило. Он попытался нащупать у нее пульс, уже зная, что ничего не найдет.
   Взяв ее за подбородок, он приник к ее рту и выдохнул, потом положил ей ладони на грудь и надавил. Еще раз выдохнул и нажал. Снова выдохнул и нажал, а ребенок тем временем слабо шевелился.
   Пот катился с него градом.
   – Ну давай же, Эйприл.
   – Роман? – раздался в наушниках голос Насти. – Нам пора выбираться отсюда.
   Роман откинулся назад.
   – Да. – Она была мертва. – Да, я иду. – Крошечные ручки и ножки шевелились у него под рубашкой. Маленькое личико с широко раскрытым, ищущим ртом ударилось о его грудь. Ребенок заплакал.
   – Роман! Поторопись, дружок!
   – Да, Насти. – Он накрыл брезентом лежавшее рядом с ним обмякшее тело.
   – Я уже иду.

Глава 1

   – Друзья зовут меня Феникс.
   А если бы кто-нибудь из них ее сейчас видел, то непременно назвал бы ее дурочкой с наклонностями самоубийцы. Она тихо закрыла дверь офиса и ждала ответа от его хозяйки.
   Та величественно поднялась со стула, напоминавшего по форме кожаного ската светло-коричневого цвета. Взирая на Феникс, как на надувную змею в бассейне, она медленно вышла из-за письменного стола, которым ей служило толстое стекло, положенное на подставку.
   Высокая, очень высокая и, определенно, очень женственная. Ее длинные черные волосы, гладкие и блестящие, были разделены пробором. В слегка поднятых к вискам глазах, казалось, не было зрачков. Тщательно нанесенная красная помада не скрывала тонких губ. Она придавала белой коже женщины некоторую прозрачность.
   Феникс на мгновение увидела перед собой копию Мотрисии Адамс и отвернулась, чтобы скрыть нервную усмешку.
   – Как ты сюда попала… Феникс?
   Вот оно. Сейчас ее или вышвырнут отсюда, или, если очень не повезет, закуют в цепи и бросят в подземелье.
   – Я слышала о вашем клубе, – бодрым голосом произнесла Феникс. – Ну, вроде того. Дело в том, что я… ну, мне здесь нравится и я хочу остаться в штате Вашингтон. Но в такой дыре, как Паст-Пик, для массажистки не очень-то много работы.
   Ноги женщины, двигаясь под узкой юбкой серого шелкового костюма, издали легкий шелест.
   – Тебе известно, кто я? – Она неторопливо обошла вокруг Феникс.
   Тут уж ей надо было врать.
   – Нет, – призналась Феникс.
   – Я так и думала. Я графиня фон Лейден.
   Феникс взглянула на нее с усилившимся интересом. Как там говорят – «Привет, графиня, какой на вас чудесный жемчуг», или надо сделать реверанс? или отдать честь? Феникс приосанилась:
   – Приятно с вами познакомиться, сударыня.
   – Графиня.
   Ну что ж, на один вопрос ответ есть.
   – Приятно с вами познакомиться, графиня.
   – А мне будет очень приятно, если я пойму, зачем ты сюда явилась. Мы не берем на работу людей с улицы.
   – Я услышала про клуб и попыталась позвонить. В телефонной книге вашего номера нет. Тогда я поехала по дороге и…
   – По этой дороге просто так не проехать. Там ворота и охрана с собаками.
   – Я это заметила. Наверное, очень неприятно, что приходится принимать такие предосторожности из-за всяких подонков? И правда, в наше время никому нельзя доверять. На моей последней квартире…
   – Как ты проникла в ворота?
   Феникс переступила с ноги на ногу на кусочке серого мраморного пола величиной с акр. Несколько миль простой серой драпировки заслоняло великолепный вид на подножие Каскадовых гор. Графиня ранней весной явно была минималисткой.
   – В ворота? – повторила она, вплотную приблизившись к Феникс.
   – Какой-то парень как раз оказался у ворот. – Он появился там по истечении почти двух часов, которые Феникс провела, напряженно ожидая кого-нибудь, кто проведет ее в ворота. – Я просто последовала за ним.
   – Вас должны были остановить. Это непростительная небрежность.
   Феникс положилась на волю слепого случая, и ей повезло.
   – Надеюсь, что вы не раздосадованы, м-м-м, графиня. Когда я сказала этому симпатичному молодому человеку в проходной, что пришла на собеседование, он проводил меня сюда. – Она подкупающе улыбнулась: – Как мне кажется, он подумал, что я уже была на собеседовании. Как по-вашему, ведь он это подумал? – Ей было до смерти противно разыгрывать из себя инженю.
   Непроницаемые глаза графини остались неподвижными. Красный рот – тоже.
   – Кто рассказал тебе о Пиковом Клубе?
   Усилием воли Феникс заставила себя не вспотеть.
   – Кажется, Морт и Зельда.
   Тонкие, округлые брови графини нахмурились.
   – Морт и Зельда?
   – Владельцы «За Поворотом». Самый, знаете ли, людный маленький бар и лучший обед на Западе. – Она закатила глаза и захохотала. Может быть, все-таки не стоило так слепо доверять случаю?
   – Это та дешевая забегаловка около старого депо?
   Графине явно не суждено было попасть в число любимцев Феникс.
   – Оттуда видно старое железнодорожное депо. У Морта и Зельды когда-то был цирковой номер. То есть они сами в нем участвовали. Были акробатами. У них полно всяких цирковых афиш и…
   Графиня фон Лейден перебила ее:
   – И эти Морт и Зельда говорят о Пиковом Клубе? Феникс облизала губы:
   – Они упоминали о нем. Их племянник – то есть, по-моему, он их племянник, – у него стоянка для грузовиков за городом по дороге к Фолл-Сити. Вверх по ручью. Вы ее, наверное, знаете.
   – Едва ли.
   – Ее трудно не заметить. Лен – племянник, то есть когда-то был жокеем, но потом упал и расшибся и больше не может ездить верхом.
   – Очень интересно.
   – Лен тоже отзывался о клубе.
   – Как? – Узкие ноздри графини затрепетали. – Что они все говорили?
   Надо ей было послушаться Морта. Он умолял ее не делать этого. И Зельда тоже. И Лен.
   – Они говорили, что слышали, будто это нечто шикарное и исключительное. Я делала для Морта и Зельды кое-какую работу, но мне нужно больше, чем они могут платить, вот я и решила прийти сюда и узнать, не нужен ли вам кто-нибудь.
   – Мы не подаем гамбургеры и картофель водителям грузовиков.
   Феникс почувствовала, как лицо ее заливает краска.
   – А я этим занимаюсь – в баре. И мне это нравится. А сюда я пришла узнать, не нужна ли вам массажистка.
   В улыбке графини было мало утешительного. Глаза ее сузились, а приподнявшиеся уголки рта обнажили острые глазные зубы.
   – Да, ты – типичная рыжеволосая. Горячка. Некоторых мужчин это возбуждает. Где ты училась массажу?
   Феникс собралась с духом и выпалила:
   – В Швеции. – Она три месяца помогала по хозяйству одному массажисту и, сама того не желая, узнала о массаже очень много.
   – В самом деле? – Брови графини, и так придававшие ее лицу удивленное выражение, поднялись еще выше. – Что же ты делаешь в Паст-Пик?
   Не так-то просто было врать.
   – Ищу место, где могла бы обосноваться. Местечко для жизни. Но такое, чтоб и слишком скучно не было. – Она бросила на графиню фон Лейден многозначительный взгляд: – Я имею в виду, что хочу применить свои таланты там, где их оценят по достоинству, – в таком месте, которое и я оценю по достоинству. Я хочу заниматься тем, что у меня хорошо получается, но так, чтобы это занятие не соприкасалось с моей частной жизнью.
   В течение двух лет, с тех пор как она оставила Оклахому – и свою работу в юридической компании, где ее считали блестящим молодым адвокатом, доверяя ей вести дела сильных мира сего, – она каждую минуту заставляла себя помнить о том, что работа существует для жизни, не наоборот. Она набила много шишек, занимаясь любимым делом – юриспруденцией, – и ушибы до сих пор еще болели.
   Феникс несказанно удивилась, почувствовав на своем лице холодные пальцы графини.
   – Хм-м, – произнесла женщина, склонив голову набок. – Возможно… – Она в задумчивости погладила Феникс по щеке.
   От волнения у Феникс перехватило дыхание. «Возможно!»
   – Мы здесь очень разборчивы. Члены нашего клуба пользуются влиянием – огромным влиянием. Все до одного. Они платят немалые деньги – и ожидают немалого. Мы не имеем права на ошибку. И конечно, не можем допустить просчет, принимая людей на работу. Каждый из наших клиентов входит в элиту.
   «Не дай ей почувствовать, что боишься».
   Феникс уверенно посмотрела в черные глаза графини:
   – Вам нужна очень хорошая массажистка? Первоклассная массажистка?
   – А ты первоклассная? – На этот раз холодные пальцы коснулись лица Феникс тыльной стороной.
   – Я хорошая.
   – Хм-м. Посмотрим. Нам обычно приходится потрудиться, чтобы найти подходящего работника. Но… Хм-м. Не упускать же возможность, которая сама идет к нам в руки.
   Феникс молча выдержала еще одно прикосновение.
   – Безусловно, нам придется тщательно изучить твои рекомендации.
   – Конечно. – Пока они здесь разговаривают, старый друг из Оклахомы без большого желания, но усердно собирает эти «рекомендации».
   – Откуда ты?
   – Вообще-то из Нью-Йорка. А за последние несколько лет я много где побывала.
   – Тебе трудно обосноваться в одном месте? – Между тонкими бровями опять появилась складка.
   – Скажем так: в определенный момент я поняла, что должна посмотреть мир, иначе рискую его вообще не увидеть. Теперь я на него посмотрела. А в будущем я собираюсь путешествовать иначе.
   – Что это значит?
   – Может быть, ничего. А может быть, то, что устала сама оплачивать проезд. Вам это кажется неразумным?
   – Мне кажется, – пальцы пробежались по шее Феникс, – мне кажется, мы можем еще кое-что обсудить. Да. Да, мне кажется, что нам с тобой есть о чем поговорить. Твоя семья живет в Нью-Йорке?
   Если бы Феникс стиснула зубы, мускулы на ее шее так напряглись бы от ненависти и отвращения, что разговор можно было бы не продолжать.
   – Ну так как же твоя семья? – повторила графиня.
   – Боюсь, что я – паршивая овца. – Почти правда. – Мы больше не общаемся. – Полнейшая правда.
   Наградой Феникс была еще одна острозубая улыбка.
   – Значит, ты сама по себе?
   – Да, мне так больше нравится.
   – Сильные женщины мне импонируют, Феникс.
   – Я рада это слышать.
   – Мягкая кожа. И так много веснушек.
   Феникс не могла удержаться и вспыхнула:
   – Боюсь, это у всех рыжих.
   – Очаровательно. – Графиня приблизила к Феникс пахнущее духами лицо, чтобы внимательнее изучить ее очаровательные веснушки.
   – Такая нежная кожа. А еще где? – Феникс сглотнула.
   – «Еще где»?
   – Веснушки. Где еще они у тебя? На груди?
 
   Роман быстро просматривал стоящие на полках папки и был слишком поглощен этим занятием, чтобы прислушиваться к допросу, учиненному Ванессой какой-то взбалмошной девице.
   Последний вопрос графини привлек его внимание.
   Он захлопнул ящик, в котором только что рылся, и окинул взглядом набор телеэкранов, микрофонов и рулонов пленки, разместившихся в ряд над длинным столом, заваленным обрывками и обрезками всевозможной электроники. Помимо стола, занимавшего одну из стен, в комнате находились запертые на ключ стенные шкафы и стеллажи с папками – и лестница, ведущая наверх, к люку. На поиски этого люка ушло два бесконечных, утомительных месяца. Это заняло так много времени потому, что он никак не мог понять – то ли между двумя другими комнатами стена толщиной в двенадцать футов, то ли в этом баснословно дорогом строении есть помещение, вход в которое не бросается в глаза.
   – Я смутила тебя. – Бесстрастный смех Ванессы оказал на Романа привычное воздействие. Он поджал пальцы на ногах. – Забудь, что я тебя об этом спросила. Где ты живешь?
   Роман опустился на стул перед громкоговорителем, из которого шел звук. Привычным движением включил ближайший экран. При виде четкого изображения святилища Ванессы, которое она назвала своим офисом, губы его тронула довольная усмешка. Он давно знал, что где-то в клубе есть подобное оборудование. И когда он обнаружил настоящий рай для любителя эротических зрелищ и одновременно ту информацию, которой он никогда бы не получил – все это в одну ночь, – он почти поверил в существование Санта-Клауса.
   – Роза Смодерс? – говорила Ванесса. – Кажется, я что-то припоминаю.
   Джеффри Фуллертон – сэр Джеффри Фуллертон, потомственный валлийский гвардеец, возможно, не был бы польщен таким сравнением с Санта-Клаусом, но Джеффри невольно привел Романа в эту пещеру Аладдина. И очевидно, Джеффри шпионил за Ванессой, а уходя, по небрежности не выключил один из громкоговорителей.
   Рыжеволосая была уже не ребенком – за исключением разве что умственного развития. Тридцатник, наверное. Может, моложе.
   – Роза Смодерс – просто лапушка – сказала она. – Со странностями, но лапушка.
   Роман осветил фонариком кнопки у экрана и взял лицо женщины крупным планом.
   Он уселся поудобнее и откинул голову на спинку стула. Она напугана. Испуганные зеленые глаза. Ну и вампир же эта чертова Ванесса фон Лейден. Неужели, черт побери, ей доставляет удовольствие играть в кошки-мышки с этой… дурочкой, по ошибке забредшей не в ту дверь?
   – Где можно найти Розу Смодерс?
   – Она не любит незнакомых людей. – Что-то еще мерцало в этих широко расставленных глазах. Золотые ресницы дрогнули, бросив подвижную тень в зеленую глубину.
   – Но если я буду с ней, она согласится разговаривать. В самом деле, удивительно, но она мне доверяет. Я живу там только месяц. Морт и Зельд а предложили мне сходить к ней и попытаться снять жилье. И я получила чудную квартирку над гаражом, у нее там стоит машина, на которой никогда не ездили. Можете себе такое представить?
   Роман покачал головой. Напугана и всеми силами пытается это скрыть. Ей что-то нужно, и готов спорить на что угодно, что это не работа – не только работа.
   Он подался вперед и взял в кадр спину Ванессы; к его удовольствию, на экране появилась ее похожая на песочные часы фигура, опирающийся на письменный стол округлый зад. Затем она вытянула вперед руки ладонью вверх и пошевелила пальцами.
   Другая женщина, Феникс, как она себя назвала, сглотнула так громко, что из динамика донесся щелчок.
   – Я хочу взглянуть на твои руки. – Ванесса продолжала шевелить пальцами, пока не получила того, что хотела. – Хорошо. Они сильные. Мне нравятся сильные руки. Они многое могут. Они способны на такие милые штучки, правда?
   Роман испытал смешанные чувства. Приятное – сексуальную встряску, неприятное – кисловато-горький привкус во рту. Фон Лейден вызывала у него тошноту. Хотя какое ему дело до ее маленьких слабостей и того, какие способы она находит, чтобы потакать им.