Карент О. Дигди? Никогда!

Билл взял ее ладонь в свою руку и легко пожал, отметив " про себя" ,
что сделала она все просто, по-деловому, а не так, как подают обычно руку
женщины, когда предполагается мужской галантный поцелуй.
- Здравствуйте. Очень приятно. А я - Уильям Кренстон. Нэнси на минуту
вышла.
Он не спешил отпускать руку Флоры, прямо и спокойно глядя в ее глаза.
Флора внезапно ощутила, что незримая, но прочная нить словно протянулась
между ними. В голове пронеслась неотчетливая бессвязная мысль: - " С этим
человеком... мы не пройдем... мимо... друг друга... "
В это время в гостиной появилась Нэнси.
- Фло! Наконец-то! Вас представить? Или вы уже познакомились?
Уильям выпустил руку Флоры и, улыбнувшись, согласился:
- Да, Нэнси. Мы уже познакомились с мисс Маккензи. Или вы позволите
называть вас Флорой?
Он повернулся к девушке, которая согласно кивнула, мягко улыбнувшись в
ответ.
- А где Ронни? - поинтересовалась Нэнси, жестом приглашая всех
садиться.
- Ронни куда-то исчез, - пояснила Флора. - Я со вчерашнего дня
разыскивала его, сегодня ждала до последней минуты. Даже опоздала из-за
этого. Поэтому должна извиниться перед вами, - Флора открыто посмотрела на
Билла и Нэнси, затем продолжила: - Я оставила запись на его автоответчике.
Возможно, Ронни еще появится.
- Конечно, появится. Разве может верный страж оставить тебя без охраны
на продолжительное время?!! - засмеялась Нэнси.
- Флора Маккензи... - медленно произнес Билл. - Это шотландское имя.
Откуда?
- От предков, - улыбнулась Флора. - Мой отец - шотландец.
- А имя он дал вам, наверное, в честь шотландской национальной героини
Флоры Макдональд? Она, если не ошибаюсь, в конце восемнадцатого века спасла
шотландского принца Карла Эдуарда Стюарта. Или, как его называли, "
красавчика Чарли" , будущего короля Англии. Отважная умная красавица Флора
Макдональд. По-моему, она и в Америке бывала. Так я правильно догадался? В
честь нее?
Билл вопросительно взглянул на донельзя удивленную Флору, широко
открытыми глазами пристально взиравшую на него.
- Да. Вы правы, Уильям. Действительно, в честь нее, - подтвердила
Флора. - Папа с самого моего рождения, наверное, постоянно рассказывал мне о
ее подвигах и приключениях. В шотландской истории рассказы о Флоре
Макдональд - одни из самых популярных. Да и песен ей посвящено немало.
- А ваша мама? Тоже шотландка? - продолжил расспросы Билл, понимая,
что, наверное, его вопросы слишком назойливы и бестактны. Но остановиться не
мог. Он хотел узнать, пользуясь случаем, об этой необычной девушке как можно
больше.
- Нет, - покачала головой Флора. - Итальянка. Вот такая гремучая смесь.
Она весело посмотрела на Билла.
- О, в этом мы с вами, Флора, похожи. Представьте, я тоже образчик, как
вы выразились, " гремучей смеси" . Мой отец - типичный американец из
типичной американской семьи. А вот мама - наполовину немка, по бабушке,
наполовину француженка, по дедушке. Так что в моем и вашем лице перед Нэнси
предстали значительная часть Европы и часть Америки! - захохотал Билл.
Вслед за ним дружно засмеялись девушки.
- А еще, - вдохновенно продолжил Билл, - мы представляем: капитал - в
лице Нэнси, поскольку она - дочь банкира, промышленность - в моем лице...
- ... богему и... как без этого, когда речь заходит об итальянцах!..
знаменитую " коза ностра" - в моем, - иронично дополнила Флора. - Испугались
возможной представительницы какого-нибудь мафиозного клана?
Билл усмехнулся.
- Очень!
- Фло, - вступила в разговор Нэнси, - должна сообщить тебе то, о чем
умолчал Уильям. В его лице перед нами предстала не только американская
промышленность, но и европейская аристократия.
Флора заинтересованно взглянула на Билла. Тот рассмеялся и с ироничным
укором заметил:
- Нэнси, вы меня все-таки разоблачили! И выдали страшную тайну! Ну да
делать нечего. Сознаюсь чистосердечно. Действительно, родители мамы, мои
бабушка и дедушка, происходят из старинных и знатных европейских семей.
Бабушка - урожденная баронесса фон Армштайн. Дедушка - граф де Мерсей. Они
живут в Париже. Жаль только, что оба - весьма преклонного возраста.
Флора изумленно встряхнула волосами.
- Вот это да! Ни разу в жизни с подобным не сталкивалась! В наш
современный компьютерный век!.. Граф де Мерсей... баронесса фон Армштайн...
Красиво-о-о!... Аж дух захватывает! И вы, Уильям?..
Билл понял ее вопрос и, пожав плечами, ответил:
- Нет. Вряд ли. По-моему, титул переходит к старшему брату. Я, увы,
младший. Впрочем, этим вопросом я вообще никогда не интересовался. Хотя,
конечно, с титулом я пользовался, наверное, у девушек головокружительным
успехом. Как вы думаете, Флора?
Флора почувствовала иронию двух его последних фраз. Она сначала
засмеялась, а потом как можно серьезнее сказала:
- О!.. С титулом графа или барона вам, Уильям, не было бы равных. Вы
никогда не узнали бы горечь поражения. Но что же теперь делать? Я вам могу
только посочувствовать! Хотя, признаюсь честно, меня вы больше поразили не
своим аристократическим происхождением, а знанием шотландской истории и
рассказом о Флоре Макдональд.
- Спасибо за сочувствие, Флора, - с усмешкой поблагодарил Билл. - А вот
что касается Шотландии... Узнав от Нэнси, что ее подругу зовут Флора
Маккензи... - Билл сделал многозначительную паузу, а потом объявил: - Я
подготовился и кое-что выучил!!! - он громко захохотал.
Флора тоже захохотала, по достоинству оценив его шутливое признание.
Нэнси тактично улыбнулась.
Их веселая непринужденная беседа была прервана внезапным появлением
родителей Нэнси.
- Вот что значит молодость! - несколько натянуто, но вежливо улыбаясь,
произнесла миссис Кастл. - Громкий оживленный разговор... смех... Как мило!
Можно и нам ненадолго присоединиться к вашей компании? Не помешаем?
Флора сразу догадалась как о причине натянутости тона миссис Кастл, так
и о поводе вмешательства родителей Нэнси. Ведь та практически молчала, и
слышны были только ее, Флоры, голос и голос Уильяма Кренстона. Конечно,
миссис Кастл встревожилась и поспешила на выручку к дочери, захватив, как
подкрепление, солидного мужа-банкира. Флора почувствовала себя виноватой.
Она увлеклась беседой с Уильямом и только теперь ясно и отчетливо вспомнила,
что он совсем не обращал никакого внимания на Нэнси, а смотрел, не спуская
глаз, только на нее, Флору, и по сути беседовал только с ней одной.
Странно... От сознания, что невольно нарушила планы подруги, настроение
Флоры испортилось. Она решила впредь больше молчать и открывать рот только в
случае крайней необходимости.
Отец Нэнси и Уильям обменялись рукопожатием, затем мистер Кастл удобно
устроился в кресле и спокойно спросил:
- Как папа?
- Спасибо. Все хорошо, - вежливо отозвался Билл.
- Я недавно встретил вашего брата с семьей, - продолжил мистер Кастл. -
Его жена, кажется, иностранка?
- Да. - Билл назвал Родину своей невестки Елены.
- Помнится, Майкл всех несказанно удивил своей женитьбой. Уроженка
неблагополучной бедствующей страны... материально необеспеченная девушка...
- со значительной, хотя и тщательно скрываемой долей надменности вступила в
разговор миссис Кастл.
Флора сразу заметила, какими холодными и бесстрастными стали глаза
Уильяма, как напряглись мускулы его лица. Он явно через силу улыбнулся и
спокойно ответил:
- Да разве богатство - основное достоинство невесты? Майкл встретил
свою единственную любовь. Это главное. А капиталов его вполне хватит на
двоих. Майкл позаботился об этом в брачном контракте. Так что его жена -
достаточно состоятельный человек. И потом... Елена - изумительная женщина,
любящая жена, потрясающая мать и замечательный, добрый, умный человек.
- Кстати, - заметил мистер Кастл, - у Майкла очень милые дети.
Глаза Билла мгновенно потеплели, и он восторженно начал рассказывать:
- О! У меня - удивительные племянники. Генри Полю только-только пошел
третий год, а он уже знает все буквы родного языка Елены, французский и
немецкий алфавит, а по-английски пытается складывать первые слоги. Он такой
уморительно-солидный! Из игрушек признает только конструкторы. У Генри Поля
их огромное количество. А уж беседовать с ним!.. Я иногда теряюсь при
разговоре с этим двухлетним карапузом. Майкла огорчает только то, что сын не
проявляет ни малейшего интереса к подвижным играм и обычным шумным занятиям
малышей. Этакий увалень! А вот уж кто ртуть, так это четырехлетняя Джулия.
Все время в движении. Веселая, живая, забавная! Прелесть, что за девчушка!..
Билл оборвал себя, заметив, что его рассказ с искренним восторгом и
вниманием слушает одна лишь Флора. Тогда как остальные проявляли сдержанный
интерес.
- Уильям, вы так живо и образно описали ваших чудесных племянников, что
я их сразу представила, - мягко и восхищенно произнесла Флора. - Мне
кажется, при встрече я их без труда узнаю. И должна откровенно признаться,
что заочно без памяти влюбилась в мистера Генри Поля Кренстона. Это мужчина
моей мечты!
Она, а вслед за ней и Уильям весело засмеялись. Семья Кастл изобразила
на лицах подобие улыбки.
Общая атмосфера в гостиной стала напряженной, предгрозовой. Разрядило
ее появление Рональда Фармера.
- Здравствуйте! Я за тобой, Флора. Очень спешил. Боялся разминуться. Ты
мне срочно нужна. Извините, пожалуйста, что вынужден нарушить вашу беседу и
забрать Флору.
- Нет-нет, Ронни!.. Мне, действительно, пора уходить. Ты - на машине? -
Флора встала и взяла Рональда под руку.
- Нет. По дороге поймаем такси.
Билл тоже встал и спокойно предложил:
- Я - на машине. И с удовольствием вас подвезу.
Все попрощались. Каждый был переполнен собственными мыслями и
чувствами, которые тщательно скрывал за вежливыми обязательными фразами.
6
После того вечера у Кастлов Флора неоднократно думала об Уильяме
Кренстоне. Он оказался совсем не таким, каким рисовало его до знакомства
воображение. Собираясь на встречу, Флора была готова совершенно к другому. А
перед ней предстал открытый умный человек, с его невероятным чувством
гордости и нежности к своим чудесным малышам-племянникам, трепетным и
уважительным отношением к брату и его жене. Предстал человек
непосредственный, ранимый. В нем совсем отсутствовали те замашки плейбоя,
покорителя женских сердец, что отличали подобную категорию молодых людей.
Флора честно признала: Уильям Кренстон ей понравился.
Ход ее мыслей прервала телефонная трель. Звонил дед Маккензи. Он укорил
ее за то, что она давно не звонила и не приезжала. Флора, сославшись на
занятость, вежливо поинтересовалась здоровьем его и бабушки. Разговор, как и
всегда, закончился быстро. Флора глубоко вздохнула. Даже просто слышать
голоса деда и бабки Маккензи было огромным испытанием и требовало
сверхъестественной сдержанности и усилий с ее стороны. Она их ненавидела.
Ненавидела и презирала.
На Флору потоком нахлынули воспоминания. Воспоминания о том страшном
дне рождения. Двенадцатым в ее жизни...


Этот день они всегда отмечали втроем - мама, папа и она, Флора. Ее
гости - друзья и подружки - приглашались на день позже. Как обычно, мама
собственноручно испекла для дочери великолепный торт. Мама вообще
изумительно готовила. И это был единственный вид трудовой деятельности,
который мама любила и вдохновенно выполняла, проводя остальное время за
чтением книг, отдавая предпочтение поэзии. Мама была тонкой хрупкой
женщиной, невероятно романтичной, восторженной, душевной, умной,
воспитанной, с обостренным чувством такта. С ней всегда было чрезвычайно
интересно, потому что мама была кладезем разнообразных знаний со своим
особым, порой парадоксальным взглядом на различные вещи, проблемы,
происходящие события, взаимоотношения людей. Она бывала веселой и забавной
выдумщицей, в одно мгновение превращаясь в юную беззаботную девчонку.


" Мама... милая моя мамочка... как же я виновата перед тобой!.. " -
опять тяжело вздохнула Флора, словно наяву увидев счастливые глаза матери,
ее чудесную улыбку...


В тот проклятый день рождения мама подняла бокал и нежно произнесла
своим чудным мелодичным голосом:
- Дорогая, единственная наша доченька, мы с папой поздравляем тебя с
днем рождения. Мы очень любим тебя! Расти умницей, красавицей! Здоровья и
счастья тебе, доченька!
- Спасибо, мама, папа! Только разве я - единственная? У вас же до меня
была дочь! У нее еще какое-то смешное имя было!.. - Флора презрительно
фыркнула. - Мне бабушка Маккензи рассказала...
И Флора со всей своей детской непосредственностью принялась делиться
сногсшибательными сведениями, полученными ею от бабушки, которую она очень
похоже копировала.
Внезапно Флора оборвала свой рассказ, повзрослев в одно мгновение. Она
увидела, как мама, вздрогнув, будто смертельно раненая птица, вскинулась,
потом сжалась и медленно и осторожно поставила свой бокал на стол. Из глаз
матери неиссякаемым потоком полились слезы. Флора заметила, как, наверное,
впервые за свою жизнь, побледнел, словно полотно, отец. От происходящего у
Флоры закололо сердце. Она, теперь уже со взрослым пониманием, со всей
очевидностью осознала, какой удар нанесла матери. Своей любимой нежной
мамочке.
Мать повернулась к отцу и с невероятной душевной болью, едва шевеля
губами, промолвила:
- Дик... Дик...
Флора встала и шагнула из столовой за дверь, не в силах двигаться
дальше. Услышав мать, она совсем остолбенела.
- Дик... за что?.. За что?... Дик, прости, но я... я... я ненавижу
твоих родителей!.. Твою ужасную мать... Прости...
Мама заплакала громко, навзрыд, впервые сказав подобное о родных отца.
- Лаура... - раздался его мягкий голос. - Лаура... Лаура, постарайся не
обращать внимания... Лаура...
Уже не сдерживаясь, мать, захлебываясь рыданиями, заговорила:
- Дик... о ребенке... которого мы потеряли, едва успев дать ему
жизнь... о малютке, которого Бог забрал, лишив меня покоя и утешения
навсегда... никогда... никогда, Дик!.. никто не напоминал нам. Даже люди,
неприязненно относившиеся ко мне. И мы с тобой... по интуитивному негласному
соглашению между нами... всегда молчали об этом. Ты же помнишь, Дик, сколько
мне понадобилось времени и сил, чтобы выйти из депрессии, смириться с
утратой... Разве легко, после потери ребенка, видеть коляски, малышей,
беременных женщин? А я видела кругом только их! Только их... Ты же помнишь,
Дик, что мы с тобой пережили, тщательно скрывая от других горе невосполнимой
потери! Потом Бог дал нам Флору... Дик, мы были с тобой так счастливы! Я
хотела сама рассказать ей обо всем, когда она вырастет. Все рассказать. Это
должны были сделать только мы с тобой, Дик. Только мы! И никто другой. Это
же наша семья! Никто не имел права вот так, грязным сапогом, бесцеремонно, с
бездумной жестокостью растаптывать мою душу, твою, Флоры. Она же совсем
ребенок - наша дочь! Зачем твоя мать это сделала, Дик? Зачем? Она долго и
целеустремленно уничтожала меня, Дик! И теперь может быть довольна! Ей это
удалось!!!
После этих слов двенадцатилетняя Флора отчетливо вспомнила, сколько
бессмысленных капризов и требований приходилось выполнять ее матери,
выслушивая тупые, бестактные, бездумные и бездушные высказывания
эгоистичной, избалованной, малообразованной бабушки, не прочитавшей за свою
жизнь ни единой книги, придерживающейся принципа " Они напишут! " , вечно
возлежавшей на диване перед телевизором в бесконечном просмотре глупейших "
мыльных опер" и сериалов. Все это приходилось терпеть ее маме - человеку
широко образованному, тонко чувствующему.
Флора с болью осознала, что именно с ее помощью бабушка нанесла самый
ужасный, самый беспощадный и жестокий удар. В голове Флоры проносились
отдельные, наиболее едкие фразы бабушкиного рассказа, доведенного до
какого-то абсурда и нелепости, полностью несоответствующего тому, о чем с
непереносимой болью и невероятной грустью мать говорила отцу. Именно тогда
Флора возненавидела бабушку и дедушку Маккензи.
Что в сердце матери произошел надлом, Флора почувствовала сразу. Та
грустила, плакала, вздрагивала от малейшего стука, хотя тщательно старалась
все это скрыть от дочери и мужа, лишь иногда, все реже и реже становясь той
веселой и беспечной Лаурой, которую они так любили. Мама была права. Бабушка
уничтожила ее, испепелила ее душу. Флора видела, что Лаура боролась с собой,
очевидно, понимая, что огорчает дочь и мужа. Возможно, их любовь и забота
отогрели бы ее сердце и душу со временем. Но спустя два года, путешествуя на
яхте, родители попали в жесточайший шторм и погибли в бушующем океане.


И теперь, спустя многие годы, отношение Флоры к родителям отца осталось
неизменным.
По отзывам хорошо знавших ее маму людей, по рассказам бабушки и дедушки
Сальвини, родителей мамы, Флора узнала, какой милой непосредственной
хохотушкой и выдумщицей была их Лаура, сколько замечательных молодых людей
добивались ее руки, сколько достойных семей мечтали назвать ее своей
дочерью.
- А она выбрала этого своего сдержанного невозмутимого шотландца... -
вздыхала бабушка Сальвини. - Хотя Ричард нам нравился. Он был хорошим
человеком. И до безумия любил нашу Лауру. Только вот из-за его
самостоятельного выбора жены наша дочь пришлась не ко двору Маккензи.
Сначала они отвадили всех ее друзей, потом лишили возможности даже короткого
общения по телефону с ними. И скоро наша девочка осталась совсем одна. Если
бы не любовь Ричарда и ты, Флора, Лаура не выдержала бы то, что ей пришлось
пережить. И чем мы прогневили Бога, что он лишил нас дочери и сделал сиротой
единственную внучку? Неужели дьявольская разрушительная сила Маккензи
превзошла силу Господа? Да нет... Их он тоже наказал, забрав единственного
сына. И как у подобной женщины мог вырасти такой замечательный сын?
- Бабушка, папа же почти все детство и всю молодость жил отдельно, -
напомнила ей Флора.
- Да мы же обе - матери! - не успокаивалась бабушка. - Как она не
понимала, что, выражая неприязнь Лауре, делала ее несчастной. А значит,
несчастными становились ее сын и внучка. Ее родная плоть и кровь! Ведь из-за
переживаний Лауры, ее отчаяния и, порой, раздражения вы лишались
беззаботных, веселых, радостных минут, которые она могла, но в силу
обстоятельств не давала вам!
Как и сама Флора, бабушка и дедушка Сальвини неприязненно относились к
семье Маккензи, не поддерживая с теми никаких отношений. Они очень любили
внучку. Когда она, по желанию родителей, какое-то время жила и воспитывалась
в одном из итальянских монастырей, временно переехали в Италию и поселились
неподалеку, чтобы внучке не было одиноко в чужой стране. Они очень
волновались, когда Флора часть каникул проводила в Шотландии, сначала с
отцом и матерью, а потом, согласно их завещанию, одна. Они сожалели, что не
могли сопровождать ее. С трудом пережив смерть дочери, бабушка оказалась
прикованной к инвалидной коляске, разбитая параличом.


Появившийся как и всегда именно в тот момент, когда ей бывало особенно
грустно и тяжело, Ронни сразу отвлек Флору от неприятных и печальных
воспоминаний.
Рональд был ее верным другом на протяжении нескольких последних лет.
Встретились и познакомились они при весьма необычных и смешных
обстоятельствах.
В тот год неожиданный сильный мороз покрыл тротуары сплошной тонкой
ледяной коркой. Дул сквозной пронизывающий ветер, который и подтолкнул Флору
в спину, и она, скользя, обессилев от борьбы со шквалом, в полной
безнадежности затормозить или зацепиться хоть за что-нибудь, на полном ходу
врезалась в молодого человека, скользящего впереди. Флора сбила его с ног, и
они свалились на тротуар, причем Флора придавила своим телом молодого
человека и, как потом выяснилось, сломала ему руку. Флоре пришлось буквально
на четвереньках добираться до ближайшего таксофона, вызывать скорую помощь,
сопровождать молодого человека в больницу, дожидаться, пока ему накладывали
гипс, и везти его домой. Так они познакомились. Но, как шутил Рональд,
именно благодаря травме, страдая, он начал писать пьесы.
- Слава Богу, Фло, что ты сломала мне левую, а не правую руку! -
смеялся Рональд.
- Да уж! - откликалась Флора. - В этом случае мне угрожала участь
Герострата - возмущенная память потомков. Ведь мир лишился бы гениального
драматурга!
- Зато теперь благодарная память потомков тебе обеспечена на века, -
дополнил Рональд.
- Еще бы! Благодаря твоим интервью, я становлюсь не менее, чем ты,
известной личностью. Причем, дав себе труд всего лишь в нужном месте в
нужное время, свалившись, как снег на голову, покалечить будущего лауреата!
- хохотала Флора. - Всего-то! Мое имя будет теперь вписано в историю
крупными золотыми буквами. Ох, Ронни!.. Ну что у тебя за страсть такая - в
каждом интервью говорить о моем личном вкладе, да еще столь драматичном, в
твое славное творчество?!!
Рональд хохотал вместе с ней.
- Заметь, дра-ма-ти-чес-ком! А я кто? Драматург. И как знать, стал бы я
им, не обрушься ты на меня со всей своей несокрушимой шотландской
решительностью и итальянской горячностью! Я и все прогрессивное человечество
навеки благодарны тебе, Фло! - с ироничной торжественностью заключил
Рональд.


Они успели обменяться всего лишь несколькими фразами, когда раздался
телефонный звонок. Флора сняла трубку. Рональд заметил, каким ярким румянцем
заполыхали ее щеки. Но отвечала она собеседнику холодными короткими фразами.
Рональд внимательно наблюдал за Флорой, о чем-то напряженно размышляя. После
своего слишком резкого и категоричного отказа, Флора неожиданно медленно и
осторожно положила трубку, пристально глядя на нее.
- Это звонил Кренстон? - спокойно, как о само собой разумеющемся,
спросил Рональд.
- Да. Предложил встретиться. Я отказалась.
Ответ был коротким. В голосе Флоры звучали сомнение и неопределенность.
- Я не давала ему номер своего телефона... - почему-то, как бы
оправдываясь перед кем-то, добавила она.
- Это не проблема, Фло, - мягко произнес Рональд. - Узнать номер твоего
телефона.
- Да... не проблема... - согласилась Флора, все с тем же задумчивым
видом глядя в одну точку. - Проблема совсем в другом...
Они помолчали. Затем Рональд уточнил:
- Из-за Нэнси?
Флора согласно кивнула и вздохнула.
- Я сразу догадался, что этот Кренстон " положил на тебя глаз" , -
объявил Рональд. - Еще в тот вечер, явившись за тобой к Кастлам. Когда мы
завезли тебя и ехали к моему дому, он все время пытался хоть что-нибудь
разузнать о тебе. И я понял, что Кренстон заинтересовался тобой, Фло, не на
шутку.
- Кстати, Ронни... - улыбнулась Флора. - Ты тогда так и не сообщил мне
ту новость, с которой приехал к Кастлам.
Рональд рассмеялся.
- Да не было у меня никаких срочных сообщений. Я приехал на вечеринку к
Нэнси, согласно твоему распоряжению на автоответчике, а когда вошел, сразу
почувствовал, что что-то не так. Ну и съимпровизировал маленькую пьесу. Ведь
я - драматург. Так-то, Фло! - и без перехода вдруг спросил: - Он понравился
тебе, Фло?
Она пожала плечами, потом, как бы размышляя вслух, ответила:
- Не знаю, Ронни, как тебе сказать... Нет. Если честно - понравился. Но
может быть, это один из его приемов обольщения женщин, и я все
навыдумывала... Пока я его не понимаю... Впрочем, что такое одна встреча?
- Конечно, ничего, - согласился Рональд. - А от других, судя по тому,
что я слышал, ты отказалась.
- Да как это возможно, Ронни? Нэнси - моя подруга! - горячо заговорила
Флора. - Она увлечена им. Хотя Кренстон, надо отдать ему должное, весьма
сдержан с ней и относится просто, как к симпатичной знакомой девушке, слегка
флиртуя и оказывая обычные знаки внимания. Я давно поняла это по ее
рассказам. Но Нэнси-то навоображала Бог знает что и о нем, и о перспективе
их взаимоотношений! Ему-то что! Поухаживал за ней, теперь решил
приволокнуться за мной. И если я дам ему хоть малейшую надежду!.. Сам
понимаешь, Ронни, Нэнси решит, что это именно я разбила их нежную любовь и
дружбу, о которой, на самом деле, этот Кренстон не помышлял и не помышляет
ни сном, ни духом. Но Нэнси вбила себе в голову какую-то сумасшедшую страсть
к Уильяму, и все представляет в придуманном ею самой свете. Но ему же этого
не объяснишь! А я это хорошо понимаю. Поэтому у меня с Кренстоном ничего
общего нет и не будет никогда! Никогда, Ронни! Ни-ког-да!!! - твердо
закончила она.

Билла, безусловно, огорчил отказ Флоры от встречи. Все последнее время
его не оставляли мысли о ней. А после знакомства интерес Билла к этой
удивительной девушке только возрос.
" Итак... - думал он. - Кое-какие результаты у меня уже есть. Во всяком
случае, теперь одной загадкой стало меньше. Ее необычная внешность. Цвет
глаз и волос, конечно, от шотландских предков. А вот пышность густых
вьющихся локонов, смуглая кожа и яркие чувственные губы - от итальянцев.
Действительно, " гремучая смесь" - знаменитая шотландская стойкость и
неукротимый дух плюс итальянский взрывной темперамент. У Кастлов была такой
милой и веселой, мягкой и непосредственной, что и отличает итальянских
женщин - очень домашних и заботливых. Я даже засомневался, о ней ли
рассказывают всякие ужасы? - Билл вспомнил свою беседу с Дэвидом. - "
Колючка" , " заноза" ... Теперь точно знаю - о ней. Вон как она
разговаривала со мной по телефону! Я даже растерялся... Но Флора зря
надеется, что я так быстро отступлю. Ее шотландские предки - отменные воины,
это знает и младенец! Но немцы и французы тоже кое-чего стоят! Да и