Некоторое время, пока Лиони пила свое виски, они гово­рили о собаках.
   – Давайте еще налью, – предложил Дуг.
   – Нет, хватит. Вы уже выполнили свой долг доброго са­маритянина, – сказала она. – Я не хочу вам мешать.
   – Вы мне не мешаете, – довольно резко возразил он. – Я и так уже превратился в отшельника, а с вами приятно по­болтать.
   Лиони пожала плечами и протянула ему стакан.
   – Вы обязательно должны как-нибудь прийти к нам на ужин, – неожиданно услышала она собственный голос. – Я живу через дорогу и надеюсь, вам понравятся мои дети. Нельзя превращаться в отшельника.
   – Значит, пришел ваш черед быть добрым самаритянином? – усмехнулся он.
   – Я предлагаю всего лишь ужин, а не операцию по спа­сению, – спокойно ответила Лиони. – И мое скромное жи­лище не идет ни в какое сравнение с вашим дворцом, так что я пойму, если вы откажетесь. – Она встала и собралась ухо­дить.
   – Простите, – смиренно сказал он. – Я не хотел вас обидеть. Просто… я уже подзабыл, как надо вести себя в при­личном обществе. Извините меня. И не уходите. Хотите, я покажу вам дом? Хотя это вовсе не дворец, уверяю вас.
   Лиони одарила Дуга особым взглядом, с которым хорошо были знакомы Дэнни, Мел и Эбби, понимавшие, что мать их дразнит.
   – Пытаетесь подкупить меня? Думаете, все женщины страшно любопытны и не смогут отказать себе в удовольст­вии посмотреть, как живут соседи?
   Он кивнул.
   – Тогда договорились.
   Со стаканом виски в руке Лиони последовала за собака­ми и хозяином по первому этажу. Дом был великолепен, но отчего-то казалось, что его не любили. Элегантные, полные воздуха комнаты, великолепные мраморные камины – но при этом неуютно и даже как-то сиротливо.
   – Я больше живу на кухне, – признался Дуг, пока они переходили из одной комнаты в другую. – И в студии. Я ху­дожник.
   – Замечательный дом, – честно признала Лиони, но он понравился бы ей куда больше, если бы всюду стояли цветы в ва-зах и на столе были бы разбросаны газеты. А то дом напо­минал музей, хотя как раз картин нигде не было видно. Не­ужели Дуг настолько нелюдим, что даже не любит показы­вать свои работы?
   – Вы живете в одном из коттеджей по главной дороге? – спросил Дуг, когда они вернулись на кухню, осмотрев пер­вый этаж.
   – Да, но этот «коттедж» примерно раз в восемь меньше вашего дома, и все пространство в нем завалено всяким под­ростковым хламом: пустыми пакетами из-под чипсов, кассе­тами, которые давно пора вернуть, и так далее, – сказала она. – А поскольку вам явно не по душе минимализм, мой дом вам вряд ли понравится.
   – Как раз минимализм мне по душе, – заметил Дуг. – Я этот дом купил, только чтобы деньги вложить. Не собирал­ся здесь жить, но… – он помолчал, – несчастный случай все изменил. Здесь я живу на отшибе, и меня это устраивает. Я ничего здесь не менял, когда переехал. Мне было не до уюта.
   – Покупать что-то для дома – тяжелая задача, – согла­силась Лиони, намеренно сделав вид, что неправильно поня­ла его слова. Если Дуг считает, что он слишком уродлив, чтобы на него смотреть, и поэтому избегает магазинов, это его дело. Она с этим не согласна. Дуг с улыбкой взглянул на нее.
   – Когда же состоится этот самаритянский ужин? – спросил он. – Я до сих пор не познакомился ни с кем из со­седей, так что можно начать с вашей семьи.
   – Мне надо сначала выяснить, какие планы на ближай­шие дни у детей. Старая скучная мамаша всегда дома, а вот деток никогда не бывает. Я вас извещу. А сейчас мне пора, – добавила Лиони. – Даже если девчонки до сих пор меня не хватились, все равно надо идти.
   – Я вас подвезу, – предложил Дуг. – Дождь все еще идет, вы промокнете.
   До ее дома они ехали молча. Лиони указала, где остано­виться.
   – Скоро увидимся, – сказала она, открывая дверцу. – Я имею в виду ужин. Ничего особенного, просто посидим по-соседски.
   – С удовольствием – Признаться, я терпеть не могу, когда меня расспрашивают, – застенчиво сказал он, – а вы не за­давали вопросов.
   Лиони пожала плечами.
   – Я тоже ненавижу любопытных. Люди постоянно пыта­ются определить ваше место, – с горечью сказала она. – Сами знаете: замужем ли вы, одиноки, разведены, играете ли в гольф и тому подобное. Мне, как разведенной женщине с детьми, пришлось натерпеться. А привлекательный одино­кий мужчина, живущий в таком великолепном доме, для местных сплетниц – просто банкет из пяти блюд. К счастью, я не из их числа, так что, если хотите поужинать без затей, приходите. Обещаю, что не стану с вами заигрывать.
   Он снова рассмеялся:
   – Вы на редкость откровенны и одновременно отчаян­ная лгунья, Лиони. Не могу представить себе, чтобы кто-то стал со мной заигрывать.
   – Глупости! – резко сказала Лиони. – Вы далеко не Квазимодо, сами знаете. В моем доме вообще с жалостью дело обстоит неважно, так что я предлагаю еду, а не утеше­ние. Но почему бы вам не заявиться с красными розами и не дать соседям повод посплетничать?
   Отъезжая от ее дома, он продолжал улыбаться. «Славный человек, – подумала Лиони, бегом устремляясь вместе с Пенни к входной двери. – Но он чем-то очень напуган. Интересно, что могло с ним случиться такое, что сделало его по­дозрительным и нелюдимым? Наверняка не только несчаст­ный случай. Скорее всего, тут дело в какой-то женщине…»
   Она открыла дверь, и ее тут же оглушил звук телевизора. Из кухни доносился резкий запах сгоревшей курицы.
   – Девочки! – спокойно позвала Лиони. – Вы ничего не чувствуете? – После двух стаканов горячего виски она не могла собраться с силами, чтобы разозлиться.
   – Ой, а мы забыли, – устыдилась Мел, потянув носом воздух. – Господи, мам, что это на тебе такое? – добавила она, наконец заметив, что мать одета в мужскую одежду, ко­торая ей слишком велика.
   – Когда переходила через дорогу, меня умыкнули ино­планетяне, увезли на свою планету, провели ряд эксперимен­тов и отправили назад в этой одежде, – на полном серьезе заявила Лиони.
   Мел, пожалуй, удовлетворилась бы таким объяснением, но Эбби встревожилась не на шутку.
   – Что случилось? – воскликнула Эбби.
   – Я попала в яму там, дальше по дороге… – Лиони все им рассказала и добавила: – Слава богу, что меня не украли инопланетяне, потому что вы бы даже не заметили. Я сказа­ла, что выхожу на десять минут, а меня не было больше часа. Меня могли изнасиловать и убить, а вы бы спокойно пере­ключали каналы, не обращая внимания на завывания поли­цейских сирен.
   – Мы смотрели интересную передачу, – пожала плеча­ми Эбби.
   Курица практически обуглилась. Даже Пенни отверну­лась от нее с отвращением.
   – Что будем делать с ужином? – спросила Лиони, загля­дывая в холодильник.
   – Я не голодна, – быстро сказала Эбби.
   – Я тоже, – поддержала ее Мел.
   – Тогда – запеченные бутерброды с сыром, – решила Лиони. – И вы их сделаете сами.
   Через два дня, когда Лиони в очередной раз гуляла с Пенни под дождем, она снова встретила Дуга.
   – Хорошая погода для уток, – сказал Дуг, останавливая джип рядом с ней. – Когда же торжественный ужин?
   – Сегодня, если хотите, – ответила Лиони, глядя на него из-под капюшона куртки. – Я уже купила все к Рождеству, так что морозильник набит битком. Выбирайте: лазанья, ма­кароны с грибами и курицей или чили.
   – Совершенно определенно – лазанья!
   – Тогда жду вас в семь.
   Лиони пошлепала дальше, чувствуя, что на душе у нее потеплело. Приятно завести нового друга. К тому же ей льстило, что Дуг, который грубо отверг все попытки соседей поближе познакомиться с ним, сделал для нее исключение.
   Готовя ужин, Лиони размышляла о карьере Дуга. Она ни­когда не слышала о таком художнике, но это неудивительно, поскольку она предпочитала акварели с розами и корзинами фруктов, которые даже ее не слишком образованные дети считали ерундой.
   Она разморозила большую лазанью, сделала свежий зеле­ный салат, поставила на медленный огонь картошку и не­много прибралась в доме. Однако через полчаса поняла, что зря теряет время. Дом был слишком мал для четырех чело­век, собаки, кошки и хомяка, даже если испытываешь склон­ность к минимализму. Но, по крайней мере, в нем теперь было чисто.
   Лиони сняла старые легинсы и рубашку, решив надеть что-нибудь понаряднее, но вовремя остановилась. Бедняга Дуг наверняка натерпелся от какой-то женщины и убежит без оглядки, если увидит ее принарядившуюся и благоухаю­щую французскими духами. Она ведь пообещала не заигры­вать с ним. Впрочем, по правде сказать, Лиони это и в голову не приходило, потому что он был не из тех мужчин, которые ей нравились. Она тоже явно была не в его вкусе, но главное, чтобы он не подумал, будто она флиртует с ним, если она по­старается принарядиться.
   Лиони решительно отложила в сторону алую блузку и бархатные брюки, надела мешковатую рубашку и хлопчато­бумажную юбку, причесалась и подкрасила губы. «Теперь, – решила она, разглядывая себя в зеркало, – никто не заподо­зрит, что я расставила силки на Дуга». Без макияжа – или почти без макияжа – она выглядела очень естественно. Она подушилась слабенькими духами и пошла на кухню прове­рить ужин.
   Дэнни прервал просмотр фильма по телевизору, чтобы пожаловаться на ужасный голод и заявить, что вредно так долго отказывать себе в пище.
   – Ты три часа назад ел пиццу, – заметила Лиони. – Придется подождать, когда придет Дуг.
   – Ты хотя бы купила чипсы? – спросил Дэнни, хлопая дверцами шкафчиков в поисках чего-нибудь съестного.
   Дуг приехал в половине восьмого.
   – К нам гости, – объявила Мел, вводя его в кухню. Он нес две бутылки вина. – А мне вина можно, мам? – спроси­ла Мел. – Скоро Рождество.
   Дэнни кивнул Дугу в знак приветствия, продолжая тща­тельно обыскивать нижние полки буфета.
   – А пива ты купила? – требовательно спросил он.
   – Пиво я купила, а все продукты спрятала, потому что иначе вы все за один раз слопаете, и мне снова придется идти в магазин перед самым Рождеством. Уверена, вы уже жалее­те, что пришли, – сказала она Дугу.
   – Ничего подобного, – улыбнулся он, садясь около стола и лаская довольную Пенни. – Если дадите штопор, я открою вино.
   Никто не смотрел на его лицо и вообще не очень к нему присматривался; Лиони подумала, что, наверное, именно так и надо.
   Ужин удался. Получив по бокалу вина, Мел и Эбби раз­веселились и разболтались. Дэнни явно пришлось по душе присутствие еще одного мужчины за столом. Он даже про­бормотал, что все время чувствует себя в меньшинстве.
   – Даже псина – дама!
   Они от души отдали должное лазанье, а Дуг даже попро­сил добавки.
   Был лишь один неловкий момент, когда Мел с любопыт­ством посмотрела на Дуга и сказала:
   – Ваше бедное лицо… Очень болит?
   – Уже нет, – ответил он. – Теперь на очереди визит к пластическому хирургу, но вряд ли я на это пойду.
   – Я бы пошла, – наивно заявила Мел, сияя глазами. – Обожаю пластических хирургов! Я бы немного подправила себе грудь.
   – Какую грудь? – удивился Дэнни. – Надо сначала ее заиметь, а потом уж подправлять.
   – Заткнись! – огрызнулась Мел. – Вот тебе никогда не потребуется нейрохирург, потому что у тебя мозгов сроду не было.
   Лиони с облегчением увидела, что Дуг улыбается. После ужина Эбби объявила, что заниматься она не будет, поскольку остался один экзамен – искусство, а здесь никаких занятий не требуется.
   – Давайте посмотрим видео! – с энтузиазмом предложи­ла она.
   Лиони не думала, что идея понравится Дугу, и ожидала, что он начнет собираться домой. Но вместо этого он предло­жил подвезти девочек до магазина, где находился пункт про­ката.
   – Я, пожалуй, тоже поеду, – сказал Дэнни. – А то эта парочка выберет какое-нибудь романтическое дерьмо.
   – Дэнни! – возмутилась Лиони. – Последи за языком.
   – Простите, какую-нибудь романтическую ерунду, – по­правился он.
   Они вернулись с комедией, и Лиони стало ясно, что все согласились на компромисс. Раньше Дэнни и близнецы ни­когда не приходили к единому мнению по поводу видео. Мел сварила кофе, Эбби открыла мороженое, и они все приня­лись за десерт, одновременно смотря фильм.
   Вечер получился спокойным и приятным. Когда фильм закончился, Лиони удивилась, обнаружив, что уже почти одиннадцать.
   – Приходите еще, – пригласил Дэнни, подавая Дугу его пальто.
   – Ага! – с энтузиазмом поддержали его близнецы.
   – Мне очень понравилось, – сказал Дуг, когда Лиони провожала его до двери.
   – Это доказывает, что не все ваши соседи любопытные сплетники, которые проводят большую часть своего време­ни, подглядывая из-за занавески, – засмеялась Лиони. – Приходите еще. До встречи.
   – Он художник, – объявила Эбби, когда Лиони верну­лась в гостиную. – Он обещал показать мне свою студию.
   – В самом деле? – Лиони изобразила удивление, достой­ное присуждения «Оскара».
   – Мировой парень, – заметил Дэнни, направляясь в кухню, чтобы еще чего-нибудь съесть. – Он тебе нравится?
   Мать вместо ответа шлепнула его.
   – Нет, обжора, он мне не нравится. Мне просто показа­лось, что ему одиноко и будет неплохо пригласить его на ужин, вот и все. Можно быть друзьями без всякой романтики.
   – Что уж, спросить нельзя?
   «А было бы так просто, если бы мне понравился кто-то вроде Дуга, – подумала Лиони, убирая со стола. – Как удобно назначать свидания человеку, который живет через доро­гу!» Но Дуг, хоть он и очень мил, был совсем не из тех, кто ей нравится. Слишком мрачен; с таким, наверное, нелегко жить. Кроме того, она терпеть не могла рыжих мужчин. «Хотя он скорее шатен, – припомнила она. – Волосы у него цвета потемневших буковых листьев». Сегодня с ним было легко, потому что ему понравилась спокойная семейная ат­мосфера, но иметь близкие отношения с таким человеком тяжело. Во всяком случае, ей так казалось. Он слишком не­гибок и самодостаточен. Совсем не ее тип. Лиони хотелось полюбить мужчину, умеющего жить со страстью, который мог бы каждое утро заключать ее в медвежьи объятия, а не отшельника, похоронившего себя заживо, потому что боится встретиться с миром лицом к лицу.

16

   – Мы это заслужили! – заявила Ханна, когда ей наконец удалось убедить подруг пойти к парикмахеру. – Мы много работали и на праздники должны выглядеть прекрасно. Ты, Эмма, должна как-то компенсировать себе Рождество с ро­дителями, а ты, Лиони, вообще едешь на свадьбу.
   «Ну а у меня, – подумала Ханна, – будет замечательное Рождество с Феликсом Андретти, будущей телезвездой! Хотя Феликс пока ничего определенного не сказал. Он такой за­бывчивый, что даже свою прекрасную голову обязательно где-нибудь бы забыл, будь у него такая возможность».
   Лиони много лет стригла волосы в одной и той же парик­махерской и носила одну и ту же прическу с незапамятных времен – волосы до плеч, вьющиеся, слегка взлохмаченные.
   «Дешево и сердито», – говорила она, но сейчас, трогая концы своих золотистых волос, признала, что за двадцать лет домашней окраски они стали ломкими.
   – Не помешало бы выглядеть немного получше на свадь­бе, – вздохнула она. – Но, боюсь, ни один парикмахер с моими волосами не справится.
   Эмме вообще ничего не хотелось делать. Она давно сми­рилась с прямыми волосами, которые свисали на уши и пада­ли на лицо, закрывая глаза.
   – Мне нравится такая прическа, – заявила она. – Она маскирует мой нос. – Ей это сказал отец, когда она была совсем маленькой. Вот Кирстен, его любимице, никогда не приходилось отращивать челку, чтобы прикрыть свой нос…
   – Тебе, очевидно, кажется, что у тебя нос, как у слона, – возразила Ханна. – На самом деле у тебя вполне красивый нос, основательный, уверенный. Зачем его прятать? Ты же не хотела бы иметь на лице кнопочку, которой так сейчас гор­дятся некоторые девицы?
   – Да, – засмеялась Эмма, – хотела бы. Ты же не роди­лась с таким шнобелем, как у меня.
   – Я тоже не без греха, – заметила Ханна, потирая свой собственный слегка орлиный нос. – Зато моим носом очень удобно вынюхивать, что замышляет Джиллиан.
   – Что ты собираешься делать в парикмахерской? – спросила Лиони.
   – Подстричься, – ответила Ханна. – Я долгое время но­сила волосы длинными, потому что их было удобно забирать в пучок, но надоело. Хочу, чтобы были до плеч и с краснова­тым отливом.
   Лиони ожидала, что модный парикмахер тоже окажется модной штучкой. Представляла себе проколотую бровь, юбку до бедер и волосы, напоминающие перья. Но к ней подошла беременная женщина лет тридцати, в черных широких брю­ках и ярко-розовой футболке. Проколоты у нее оказались только уши, в которых она носила жемчужные сережки, и во­обще ее легко было представить себе на родительском собра­нии в качестве учительницы математики. Звали ее Ники. Она профессиональным жестом запустила пальцы в волосы Лиони.
   – Говорите, чего вы от меня хотите, а я скажу, что я по этому поводу думаю.
   Лиони критическим взглядом оглядела себя в зеркале. Готовясь к встрече с модным парикмахером, ярким светом и зеркалами, она основательно накрасилась и полагала, что выглядит пристойно. Здесь же выяснилось, что краски на ней слишком много, а волосы – вообще сущий кошмар.
   – Не знаю, Ники, – печально призналась она. – Это ужасно. Я многие годы сама красила волосы, концы пересо­хли, и вообще вид у меня чудовищный, – вздохнула она. Может быть, я слишком стара для блондинки?
   – Чушь! – резко возразила Ники. – Просто цвет не ваш: вам требуется не такой яркий, в тон кожи. С годами кожа блекнет, так что и цвет волос приходится смягчать. Вам нужно сделать волосы потемнее с более светлыми, золотис­тыми прядями. Вам также стоит подумать и о макияже, – до­бавила она. – Такой темный карандаш для глаз не подойдет к новому цвету волос.
   – Вы так думаете? – неуверенно спросила Лиони. – Я всегда так крашусь. Без карандаша и туши мои глаза со­всем невыразительны.
   – Ерунда, у вас прекрасные глаза. Никогда не видела таких синих глаз, – с воодушевлением призналась Ники. – Пока вы сушите волосы, я приглашу девушку из верхнего са­лона. Пусть подкрасит вам глаза. Вы себя не узнаете, когда мы закончим.
   Эмма, которая ограничилась стрижкой, освободилась первой.
   – Ну как? – с волнением спросила она Лиони, наклоняя голову, чтобы разглядеть свою новую стрижку во всех ракур­сах.
   Хотя Эмма не позволила состричь более двух дюймов, эффект был поразительным. Теперь все наконец имели воз­можность разглядеть милое личико Эммы, а ей не приходи­лось поминутно убирать волосы с глаз. С такой прической она выглядела несколько старше, хотя никто бы все равно не дал ей тридцати одного года.
   – Превосходно! – восхитилась Лиони.
   Следующей освободилась Ханна. Ее длинные волосы были подрезаны до плеч; блестящие, густые, они колыха­лись, когда она шла, и очень эффектно обрамляли ее лицо. И вообще, выглядела она как супермодель.
   – Обалдеть! – вздохнула Лиони, у которой волосы еще были завернуты в кусочки фольги.
   – Тебе правда нравится? – спросила Ханна, трогая воло­сы ладонью.
   – Просто фантастика, – сказала Лиони. – И если ты беспокоишься, что Феликсу не понравится, тогда он полный кретин. – Они договорились, что Ханна и Эмма вернутся через час, и Лиони снова обратилась к журналам. Устав от невероятно прекрасных лиц и фигур в «Татлере», она рас­крыла «Хелло!», где, по крайней мере, можно увидеть нор­мальных людей с обычными лицами, в одежде, похоже, куп­ленной на распродаже и надетой в темноте. Так что, когда пришла косметолог, оказавшаяся пухлой хорошенькой де­вушкой с весьма пышными формами, Лиони уже слегка при­ободрилась.
   – У вас замечательная кожа, – сказала девушка. – А глаза просто изумительные. У меня есть то, что вам нужно.
   Она сняла всю краску с лица Лиони, которая, закрыв глаза, сказала себе, что всегда сможет забежать в ближайшую уборную и восстановить свой макияж. Однако ничего такого не потребовалось. Когда она открыла глаза, то увидела в зер­кале незнакомое, но очень приятное лицо. На нем выделя­лись прекрасные глаза, благодаря умело подобранным теням и тонкой линии по веку. Тушь девушка употребила коричне­вую, а губы накрасила розовой помадой.
   – Надо же! – только и могла сказать Лиони.
   – Будет еще лучше, когда вас причешут, – уверила ее косметолог.
   Так оно и вышло. После получаса укладки Лиони с удивлением потрогала свои волосы – кудрявую смесь медового, бледно-золотистого и светло-коричневого. Она выглядела совсем другим человеком! Теперь ей только нужен новый скромный, но элегантный гардероб, скромные, но дорогие украшения и «БМВ» – и она станет настоящей леди.
   Лиони улыбнулась себе в зеркале.
   – Ничего, что мои подруги меня не узнают. Боюсь, меня не признают собственные дети, – пошутила она.

17

   Во время рождественской вечеринки, устроенной для ра­ботников конторы, Ханна больше всех смеялась и постоянно улыбалась. Никто, глядя на ее радостное лицо, не догадался бы, что в душе у нее так же мрачно и тоскливо, как у индюш­ки на птицеферме.
   – Господи, что мы здесь делаем? – спросила Донна в половине одиннадцатого, плюхаясь на банкетку рядом с Хан­ной.
   – Точно, совсем рехнулись! – изо всех сил стараясь вы­глядеть веселой, ответила Ханна. Ей стыдно было признаться Донне, что Феликс в очередной раз подвел ее. – Мне еще кучу подарков надо купить, так что утром придется встать пораньше. Знаю, давно надо было отправиться домой, но так хотелось повеселиться.
   – Покупать подарки накануне Рождества – настоящая пытка, – согласилась Донна. – К счастью, я уже все купила. Таня впадет в истерику, если Санта-Клаус не принесет ей то, что она хотела.
   Ханна кивнула. Насчет подарков она соврала. У нее не было подарка только для Феликса: она все откладывала по­купку, поскольку хотелось подарить ему что-то особенное. Теперь ей вообще делать в магазинах нечего. Но не призна­ваться же в этом!
   – А ты что делаешь на Рождество? – спросила Донна, наливая водку в тоник.
   Долю секунды Ханна прикидывала, какие же у нее есть варианты. Она могла остаться дома, съесть в одиночку рож­дественский ужин и посмотреть телевизор, запивая тоску из­рядным количеством вина. Без Феликса она не станет жарить купленного заранее фазана, бессмысленно также украшать стол свечами и остролистом, если некому будет оценить ее усилия. Еще она может сделать невероятную вещь – поехать, поджавши хвост, домой в Коннемару. Мать постоянно звала ее, однако она была знакома с Гарри, и, хотя он не произвел на нее особого впечатления, явиться туда с Гарри было проще, чем без него. Все, с кем Ханна выросла, уже давно были замужем или женаты, обзавелись детьми, и Рождество превращалось в парад достижений на семейном фронте, осо­бенно перед церковью. Ханна даже позволила себе помечтать о том, чтобы появиться там с блистательным Феликсом Андретти. Вот бы начались пересуды. Но все это пустые мечты.
   Кроме всего прочего, в конце ноября она сообщила мате­ри, что у нее есть планы на праздники, и на тот момент это было правдой. Она собиралась провести их наедине с Фелик­сом – выходить только на прогулки, забыть о вечеринках и проводить по полдня в постели. Настоящее блаженство! Но Феликс положил конец всем этим мечтам, заявив, что поедет на Рождество к матери в Бирмингем. Ханну он не пригласил и ничуть не озаботился тем, что она может обидеться, остав­шись одна.
   – Семейные проблемы, – сказал он ей по телефону, как будто это избавляло его от необходимости думать о ком-то. – Приеду туда – позвоню.
   Но он не позвонил, и Ханна решила, что теперь она одна из многих брошенных им подружек, так что пора начинать его ненавидеть. Но прошло три дня после его звонка, и она впала в депрессию. Она заставляла себя не думать о нем, не вспоминать, как им было хорошо вместе. Думать о нем было так же больно, как выдирать зуб без заморозки. Феликс был тем, кто ей нужен, она в этом не сомневалась. Вот только она не была той, кто нужен ему.
   Когда Донна спросила ее про Рождество, Ханна пожала плечами.
   – Поеду на Запад, наверное. Феликс жутко разозлился, потому что хотел, чтобы я поехала с ним к его матери. Но я еще в прошлом году пообещала своей маме, что обязательно приеду… – Ханна глубоко вздохнула, давая понять Донне, насколько трудно быть хорошей дочерью. – Мне его не хва­тает, но я не могу подвести маму. Брат с женой и сыном уедут на Рождество, так что родители останутся одни. Да ладно, зато мы с Феликсом вместе встретим Новый год, – соврала она снова. Кто знает, что задумал Феликс на Новый год? Может, в Австралию подастся или еще куда. Так или иначе, свои планы он с нею не обсуждал.
   – Ты достойна медали! – воскликнула Донна. – Будь я на твоем месте, наверняка бы не устояла, сказала бы бедной мамочке, что ей, придется прожить без меня еще год, – за­смеялась Донна. – Ты редкостная женщина, Ханна, – всег­да держишь слово.
   – Знаю, я святая, – согласилась Ханна, допивая вино и ненавидя себя за то, что приходиться лгать такой славной женщине, как Донна. – Может, выпьем еще?
   – Давай, – простонала Донна. – Но только один стаканчик – и гони меня домой, пожалуйста.
   – Обещаю, – улыбнулась Ханна.
   Теперь, решив на Рождество поехать домой, Ханна чувствовала себя почти счастливой. Она уже не казалась себе унылой одинокой женщиной, питающейся готовой едой и коротающей вечера у телевизора. Нет, она была Ханной Кэмпбелл, имеющей корни и семью, пусть даже она и нечасто с ними видится. Как будто груз упал с ее плеч, и она бодро направилась к бару.