– Но ведь действует, верно? Я хочу тебе кое-что сказать, Лео, причем повторяться не буду. Ты – чудесная мать. Эти девочки обожают тебя. Просто они растут, отсюда и все сложности. Поэтому переставай ронять слезы и поскорее бери себя в руки.
   – Тогда почему я чувствую себя ужасной матерью? – сердито спросила Лиони. – Они уехали от меня, потому что я не смогла справиться со своими прямыми обязанностями, черт побери!
   Хью наверняка был бы шокирован, услышав, что она ру­гается, но Дуг и ухом не повел.
   – Ты же не господь бог, – спокойно заметил он. – Слу­чаются вещи, которые ты не в состоянии контролировать, тебе надо учиться с ними мириться. Мне же пришлось! Ты думаешь, я хотел обгореть и потерять женщину, которую любил? Но со мной это случилось, потому что она не хотела иметь дело с обугленной оболочкой человека, который когда-то был любимцем во всех галереях.
   Лиони так удивилась, что не нашлась, что сказать. Дуг никогда раньше не говорил о своем прошлом. Она знала, что он знаменит и признан критиками, но они эту тему никогда не обсуждали. Он иногда показывал Лиони свои полотна, и они ей очень нравились – особенно резкие, страстные пей­зажи, которые, казалось, дотягивались с холста прямо до сердца.
   – Я ничего не мог поделать, – тихо сказал Дуг. – Толь­ко смириться. Тебе тоже придется, иначе тебя загрызет го­речь и обида. Я не позволю, чтобы это случилось с тобой, Лео. А теперь я схожу за собаками, и учти: мы пойдем далеко.
   Через три часа они сидели в темном углу ресторана и пили джин с тоником.
   – Есть хочу ужасно, – призналась Лиони. Ноги у нее приятно побаливали, и она впервые после того, как нашла эти ужасные таблетки, чувствовала себя спокойно.
   Они съели на удивление толстых гребешков, цыплят, специально вскормленных пшеницей, и картофель с сыром и маслом. После бутылки красного вина они перешли на ав­стралийское десертное, которым запивали яблочное суфле. Спьяну Лиони набралась храбрости и задала Дугу вопрос, на который никогда бы не решилась в обычном состоянии.
   – Я никогда не спрашивала тебя о твоем прошлом, – сказала она, – но ты сам заговорил. Расскажи. Ведь обо мне ты знаешь буквально все.
   Дуг покрутил в пальцах длинную ножку своего бокала.
   – Я не люблю об этом говорить, – мрачно сказал он.
   – Так ведь это всего лишь я, – возразила Лиони.
   – Знаешь, у этой истории нет счастливого конца, – за­метил он.
   – Ерунда, – отмахнулась Лиони. – Выкладывай, Манселл. Я тебя слишком хорошо знаю, кончай кокетничать.
   – Слушай, ты никогда не хотела заняться журналисти­кой?
   Лиони усмехнулась.
   – Когда у тебя трое детей, хочешь не хочешь, научишься задавать наводящие вопросы, иначе никогда не узнаешь, с кем они дружат и что они задумали.
   На этот раз Дуг не улыбнулся в ответ. Просто начал рас­сказывать.
   – Я собирался жениться на женщине, с которой встре­чался три года. До этого я жил с разными женщинами, но мне никогда не хотелось жениться, пока я не встретил Кайт­лин. Она – скульптор, так что казалось, наш брак заключал­ся на небесах. У меня была своя студия, у нее – своя, совсем рядом. – Он отпил глоток вина. – Однажды мы задержались в городе и решили остаться ночевать у приятеля, который жил над своей галереей в двухэтажной квартире. Внизу заго­релся обогреватель, я проснулся и не смог найти Кайтлин. Кругом дым. Я мог бы спуститься по пожарной лестнице, но подумал, может, она пошла вниз, и отправился ее искать. Так я и обгорел.
   – А с ней что случилось? – спросила Лиони. Дуг передернул плечами.
   – Она решила уехать домой еще до пожара. Оставила мне записку, написала, что ей рано вставать, и поэтому часа в три уехала. Трудно заметить записку на подушке, когда все в дыму, – с горечью сказал он. – А потом она не справилась. Это была причудливая смесь чувства вины за то, что я обго­рел из-за нее, и ее любви к прекрасному. Я больше не был красив, а Кайтлин любила все трогать руками. Она касалась моего лица с закрытыми глазами, как будто читала книгу для слепых. Как скульптор, она видела пальцами. И ей больше не нравилось то, что она видела.
   «Как жестоко, – подумала Лиони. – Вряд ли эта Кайт­лин очень сильно любила Дуга, если она могла так посту­пить».
   – И ты переехал сюда?
   – Я собирался жить отшельником и рисовать, но тут одна местная женщина грохнулась у самых моих ворот и по­ложила конец моему одиночеству, – пошутил Дуг. – И те­перь я никак не могу от нее избавиться. – Он сделал вид, что задумался. – Нет, не так. Если бы ее не было, я бы по ней скучал. Иногда она сводит меня с ума, но с ней весело.
   Лиони покраснела, а Дуг махнул рукой официантке.
   – Вы не могли бы заказать такси? – попросил он.
   По дороге домой Лиони заснула. Проснулась она, когда машина остановилась у ее коттеджа, и обнаружила, что спит, уютно прислонившись к плечу Дуга.
   – Просыпайся, соня, – легонько потряс он ее.
   – Господи, извини… – сонно пробормотала она. Дуг вышел из машины и помог ей выбраться.
   – Ты в порядке? – заботливо спросил он. Лиони кивнула.
   – Увидимся завтра.
   И тут она сделала то, чего никогда раньше не делала. Приподнялась на цыпочки и поцеловала его. Странно было ощущать губами бороду, странно, но приятно. Она ласково потрепала его по щеке и, покачиваясь, направилась к дому.
   На следующее утро Лиони проснулась от лая.
   – Прекрати, Пенни! – простонала она, пряча голову под подушку.
   Голова раскалывалась, во рту пересохло. Она смутно при­помнила вчерашний вечер. «Голодный монах», прекрасная еда, душевное отношение Дуга, его рассказ про пожар и… Ох, нет! Лиони резко села на постели. Она его вчера поцеловала. Ужасно. Он наверняка рассердился, решил, что она ему на­вязывается… Господи, только не это! Ведь у нее есть мужчина в жизни. У нее есть Хью. Не то чтобы она изголодалась по мужской ласке, и тем не менее ведет себя как распущенная женщина средних лет, которая в пьяном виде бросается на друзей-мужчин!
   Немного погодя жажда выгнала ее из постели. Лиони на­цепила свой огромный халат и пошлепала в кухню, где Дэнни слушал радио, включенное на полную громкость. Он сооружал себе бутерброд, разбрасывая всюду крошки и раз­ливая майонез и расплавленный сыр. Пенни, глядя на него обожающими глазами, сидела у его ног.
   – Ты выглядишь ужасно, мам, – весело объявил Дэнни.
   – Ты не приглушишь слегка радио? – попросила Лиони слабым голосом. – И налей мне чаю.
   – Чаю? – Дэнни захохотал, догадавшись, что она муча­ется от похмелья.
   Лиони бросила на него убийственный взгляд.
   – В следующий раз, когда ты заявишься из своего клуба пьяный в зюзю, я заставлю тебя выпить пинту воды и напо­мню, как жесток ты был со мной сегодня.
   – Да ладно, мам, не обижайся, – сказал он. – Чай сей­час будет.
   – Еще покорми Пенни и Кловер, – добавила Лиони и поднялась на ноги. – Мне надо позвонить.
   Она набрала номер Дуга, поеживаясь при мысли, как он будет реагировать.
   – Извини меня, я, кажется, вчера была ужасной… – пробормотала она, когда Дуг снял трубку. Причем она зара­нее знала ответ и не хотела его слышать.
   Дуг от души рассмеялся.
   – Просто кошмар, – согласился он. – В ресторане ты все порывалась станцевать на столе, и мне пришлось тебя удерживать. Боюсь, – заявил он на полном серьезе, – они теперь не примут от нас заказ на столик.
   – О господи! – выдохнула она.
   – Да я шучу, дурочка! Все было нормально, – сказал Дуг. – Разве что, кроме…
   Лиони затаила дыхание. Сейчас он скажет: «Кроме того момента, когда ты повисла у меня на шее». Но он сказал:
   – …когда я наблюдал, как ты шаталась, идя по дорожке. Мы с водителем такси поспорили, сколько времени тебе по­требуется, чтобы выудить ключи из сумки. Мне надо было довести тебя до двери, – добавил он. – Извини.
   – Все в порядке, – с облегчением сказала Лиони. – Не надо было мне пить ту последнюю бутылку. Она меня окон­чательно добила.
   Вошел Дэнни с чайником.
   – Мне пора. Скоро увидимся, – пообещала она Дугу. – Спасибо за вечер.
   – Да, я совсем забыл тебе сказать, мам, – заговорил Дэнни, засовывая в рот одно из шоколадных печений, кото­рые он положил на поднос. – Девочки звонили сегодня утром. Они добрались благополучно.
   – Почему же ты меня не разбудил?! – простонала Лиони.
   – Ты уж очень крепко спала, – обиделся Дэнни.
   – Я сейчас же им позвоню, – засуетилась Лиони.
   – Они на весь день уехали, так Мел сказала, – сообщил Дэнни. – Флисс повезла их по магазинам. На какой-то рынок… я точно не помню. Ты же знаешь, Мел хлебом не корми, дай побегать по магазинам.
   – А с Эбби ты говорил? – жалобно спросила Лиони.
   – Ага. Она в прекрасном настроении. Я ухожу, мам, – добавил он. – Приду скорее всего поздно. Увидимся.
   – Увидимся, – тупо повторила Лиони.
   Она обрадовалась, когда позднее позвонил Хью. Ей так тоскливо было одной дома, несмотря на усилия Пенни, кото­рая то и дело совала свой мокрый нос в ладонь хозяйки, на­поминая о своем присутствии. Но даже любимая Пенни была не в состоянии ее развеселить. Поэтому Лиони очень вооду­шевилась, когда услышала голос Хью. Кто знает, вдруг он скажет, что у него изменились планы, и они смогут сегодня встретиться?
   – Ты все еще собираешься с Джейн в театр? – с надеж­дой на отрицательный ответ спросила она.
   – Да, – сказал Хью. – Ей так хочется. Бедняжка очень расстраивается из-за своего бывшего бойфренда.
   – Мне ее очень жаль, – солгала Лиони. Ей куда больше хотелось, чтобы Хью освободился на этот вечер от своей до­ченьки. Сегодня Лиони компания бы не помешала. «Но дети всегда на первом месте, —уныло подумала она. – Хотя Джейн уже далеко не ребенок».
   – А ты никак не сможешь сегодня отговориться от Джейн и вместо театра заехать ко мне? – осмелев, спросила она.
   Хью пришел в ужас.
   – Нет, никак, Лиони! – сказал он испуганным голо­сом. – Этот ее бывший парень, подонок, так долго морочил ей голову… Она очень огорчена. Я ей нужен.
   «А как же насчет меня? – хотелось воскликнуть Лио­ни. – Ты мне тоже нужен! Мои дочки уехали, а они значат для меня куда больше, чем какой-то временный дружок для проклятой Джейн».

25

   Стоило Феликсу Андретти официально объявить о своей помолвке, их жизнь оказалась под пристальным вниманием прессы. Особенно много писали о том трогательном случае, когда он приехал к дому своей возлюбленной с полусотней букетов («В интервью всегда все преувеличивают», – объяс­нил ей Феликс) и огромным бриллиантом, и как ему, бедня­ге, пришлось ждать на холоде четыре часа, пока она не вер­нулась домой. Он едва не заболел от переохлаждения, и потом целый час отогревался у камина, прежде чем его зубы перестали стучать.
   Ханне было ужасно противно, что ее жизнь стала пово­дом для обсуждения в газетах. Но, по крайней мере, их свадь­ба на Карибском побережье не была расписана на восьми по­лосах в «Алло!» (хотя Ханна подозревала, что агент Феликса, Билли, просто не исхитрилась получить от журнала подходя­щего, с ее точки зрения, предложения). Впрочем, в некото­рых воскресных газетах все же появились фотографии, и Ханна весьма критически к ним отнеслась. Платье у нее было роскошное, специально заказанное у модного кутюрье, чтобы скрыть быстро растущий живот. И все равно она каза­лась себе толстой и определенно беременной – особенно рядом с Билли.
   Агент Феликса оказалась весьма разбитной жительницей Лондона, не вынимающей изо рта сигареты. Маленького роста, худенькая, с копной волос цвета чернослива, Билли прибыла на свадьбу в кремовом брючном костюме, надетом на голое тело, и приковывала к себе больше взглядов, чем не­веста. Ханна, которой с детства внушили, что неприлично пытаться затмить невесту, надев на свадьбу белое или кремо­вое, была в ярости. До появления Билли она чувствовала себя прекрасно одетой.
   «Какая дрянь!» – хотелось ей прошипеть кому-нибудь, когда она стояла у украшенного цветами алтаря. Но побли­зости никого подходящего не наблюдалось. На свадьбе, кроме нее и Феликса, присутствовала Билли и ее помощник, неуклюжий молодой человек, который молчал, даже когда Билли на него орала. Ханна ужасно жалела, что рядом нет ни одной близкой подруги или друга. Она, пожалуй, обрадова­лась бы даже Джиллиан: с ней все-таки можно было нор­мально поговорить.
   Решение о свадьбе они приняли в последнюю минуту, похватали, что попалось под руку, и сели на ближайший рейс. Теперь эта церемония была позади, и Ханна развлека­лась тем, что читала статьи про себя.
 
   Подобно романтическому герою, роль которого он играет в новом сериале, Феликс Андретти не смог удержаться и женил­ся на своей подруге Ханне самым идиллическим способом. Он не стал тратить месяцы на подготовку к венчанию, цветы и рос­кошный прием, а умчал брюнетку Ханну на Санта-Люсию, где они и поженились на берегу моря в присутствии двух свидете­лей, ближайших друзей.
   – Нам хотелось, чтобы все было как можно проще и чище, – откровенно признался Феликс, не в состоянии ото­рвать глаз от своей прелестной жены-ирландки. – Я парень романтичный и всегда считал, что, как только встречу роман­тичную женщину, женюсь на ней сразу же и без суеты. Для меня брак священен, так что идея провести брачную церемонию на природе, у океана мне очень импонировала. Что может быть лучше, чем остаться наедине с природой и той, кого вы люби­те ? Мы оба стояли босиком на песке. Я этого никогда не забуду.
   Пара провела медовый месяц, отдыхая, купаясь и гуляя под луной вдоль того самого пляжа, где они вступили в брак. Фе­ликс даже попытался нырять с аквалангом, а Ханна, которая ждет своего первого ребенка, просто радовалась солнцу и морю.
 
   Ханне едва хватило терпения прочитать эту статью до конца. Феликс действительно увлекся подводным плаванием и отсутствовал с утра до позднего вечера, оставляя ее наедине с проклятой Билли. А.поскольку Билли считала лучшим вре­мяпровождением поглощение неумеренного количества кок­тейлей с ромом, в подруги Ханне она не годилась. Загорать было слишком жарко, поэтому большую часть времени Ханна проводила в спальне, где имелся кондиционер, раз­глядывая в окно счастливые пары около бассейна.
   Можно было побиться об заклад, что она была здесь единственной новобрачной, которая столько времени прово­дила в одиночестве.
   В последний день Ханна попыталась уговорить Феликса не нырять, а проехать с ней по острову, где-нибудь пообе­дать…
   – Я уже заплатил за акваланг на сегодня, – возразил Фе­ликс. – Зря деньги пропадут.
   – Ты зря потратил деньги, привезя меня сюда! Ты мог здорово сэкономить, если бы не брал меня с собой, потому что ты не провел в моем обществе и пяти минут! – закричала Ханна и совершенно неожиданно для себя швырнула в него пепельницей.
   Феликс увернулся, и пепельница с грохотом ударилась об стену, оставив в ней вмятину.
   – Ну вот, смотри, что ты наделала, – удрученно заме­тил он.
   Ханна разрыдалась.
   – Если ты собираешься скандалить, я ухожу!
   Он действительно ушел, а Ханна долго сидела в баре и пила чай со льдом, после чего немного прогулялась по пляжу. Но было слишком жарко, так что она купила не­сколько журналов и вернулась в номер. «Просто лягу на кро­вать и немного подремлю», – решила она.
   Феликс разбудил ее в семь часов.
   – Вставай, дорогая, пойдем поужинаем. Я жутко прого­лодался.
   Ханна не сразу сообразила, где она находится. Но ведь Феликс был рядом с ней, а это самое главное! Кожа у него золотилась от загара, волосы стали почти белыми от солн­ца – короче, выглядел он лучше, чем когда-либо. Он накло­нился и поцеловал ее. Ханна почувствовала запах морской воды и загорелой кожи. Все еще в полусне, она позволила ему расстегнуть пуговицы на ее блузке и взять потяжелевшие груди в ладони.
   – Поужинаем потом, – провозгласил Феликс, стягивая с нее платье вместе с хлопчатобумажными трусиками.
   В Бирмингемском аэропорту какая-то женщина узнала Феликса.
   – Вы парень из сериала «Зеваки», верно? – воскликнула она.
   Феликс по-мальчишески улыбнулся.
   – Точно, – сказал он, – это я.
   Женщина расцвела от его улыбки, громко позвала знако­мую, и все трое пустились в оживленный разговор. Феликс раздавал автографы со сноровкой человека, занимающегося этим всю жизнь. Он болтал с женщинами, как с добрыми знакомыми, задавал им вопросы, отвечал, когда они его о чем-то спрашивали. Ханна стояла в сторонке и от души за­бавлялась. «В шарме Феликсу нельзя отказать, – с гордостью подумала она. – Он совершенно очаровал своих поклон­ниц». Она следила за транспортером с багажом, одновремен­но прислушиваясь к разговору.
   – Это ваша подружка? – спросила женщина, которую, как выяснилось, звали Жозефиной.
   – Нет, – ответил Феликс, – она моя жена.
   – Хорошенькая, – оценила Жозефина.
   Ханна удовлетворенно улыбнулась. Она сделала все воз­можное, чтобы получше выглядеть, ведь ей предстояло познакомиться с матерью своего возлюбленного. Она надела шикарное красное платье от Джаспера Конрана, высокие са­поги и к тому же прихватила квадратную сумку, стоившую вчетверо дороже любой сумки, которая у нее когда-либо была. Платье слегка натянулось на животе, хотя покрой был свободный, поэтому она накинула на плечи красивую чер­ную с белым шаль, купленную на Санта-Люсии, чтобы не привлекать взгляды к своему животу.
   Общее впечатление было элегантным, Феликс одобрил. Но он и словом не обмолвился о том, как отнесется его мать к ее наряду, а главное – к ней самой. По сути, он вообще не говорил ничего о своей матери, и Ханна начала немного нервничать. Ко всему прочему, она ужасно проголодалась.
   – Мать тут же начнет готовить, стоит нам появиться, – успокоил ее Феликс. – Даже если ты заранее предупрежда­ешь о приезде, она тут же вытаскивает сковородку.
   – Ты хочешь сказать, что не предупредил о нашем приез­де? – поразилась Ханна.
   – Нет, – сердито ответил он. – У нас совсем не такая семья, мы не любим родственные встречи.
   Единственное, что Ханна знала о семье Феликса, это то, что они испанские эмигранты второго поколения. Она прочитала об этом в журнале, когда начался показ сериала «Зеваки». .
   – Как мне обращаться к твоей маме? – спросила она Феликса, решив не затевать очередного бесполезного спора.
   – Вера, – ответил он.
   – Не слишком испанское имя, – заметила она.
   – Ханна, дорогая, наверное, мне придется кое-что объ­яснить. Актеры часто берут себе псевдонимы; надеюсь, ты об этом знаешь. И я тоже в свое время сменил имя, ясно?
   – Так ты вовсе не испанец? – удивилась она. – А в жур­нале писали…
   Феликс пожал плечами:
   – Мне тогда казалось, что это удачная идея, раз уж я такой блондин. Понимаешь, светлый испанец. Надеялся, что так меня легче будет запомнить, – и не просчитался. Но это все для прессы. Моя настоящая фамилия Лун, а не Андретти.
   Ханна смотрела на него в полном изумлении. Несколько месяцев встречались, поженились, и она только сейчас начи­нает узнавать, кто же Феликс на самом деле! Она поежилась, подумав, что он вполне может оказаться и не Феликсом.
   – А зовут тебя как? – нерешительно спросила она.
   – Фил.
   – Фил Лун… – медленно произнесла Ханна. – Пожа­луй, я предпочту Феликса. Трудно представить, что нужно называть тебя как-то иначе.
   – Слушай, меня зовут Феликс Андретти – и точка, – твердо заявил он. – Я тебе все это рассказываю, потому что ты скоро увидишь мою семью. Мать, кстати, так и не прости­ла мне, что я сменил имя. Но вряд ли можно стать междуна­родной звездой на сцене или экране, если твоя фамилия Лун.
   – Значит, я – миссис Лун, – задумчиво сказала Ханна и невольно усмехнулась, настолько это звучало неправдопо­добно.
   – Я сменил имя законным путем, так что это официаль­но, – огрызнулся Феликс. – И кончай насмехаться. Я, меж­ду прочим, никогда не назывался испанцем, говорил лишь, что моя семья из Испании. Всегда можно сказать, что люди меня неправильно поняли, если что-то вылезет наружу.
   Мать Феликса жила в маленьком домике в современном жилом районе Бирмингема. У начальной школы в конце ули­цы толпились женщины с колясками, напротив дома – боль­шая поляна с детской площадкой и богатой растительностью.
   – Очень красиво, – заметила Ханна, оценив новые дома с тонированными окнами, остроконечными портиками и де­коративной кирпичной кладкой.
   – Сама понимаешь, рос я не здесь, – сказал Феликс, расплачиваясь с водителем. – Мать сюда переехала, когда мы все разбежались.
   – А твой отец?
   – Он умер.
   – Вот как… – Ханна вытащила свой маленький чемодан, сообразив, что за последний час она узнала больше о своем муже, чем за все время их знакомства.
   Феликс позвонил. Дверь открыла высокая светловолосая женщина очень крупных габаритов. На ней был шелковый тренировочный костюм, и весила она никак не меньше ста двадцати килограммов. Лицо жесткое, что особо подчеркива­лось платиновым цветом волос. Матерью Феликса она никак не могла быть.
   – Привет, ма, – сказал Феликс, причем произношение его вдруг резко изменилось. – Это Ханна, мы недавно поже­нились, и ты скоро станешь бабушкой.
   – Тогда вам лучше войти, – сказала Вера Лун. – Джун! – закричала она, едва не оглушив Ханну. – Поставь чайник!
   Джун оказалась сестрой Феликса и такой же красивой, только в темных тонах. Стройная, высокая, с прекрасными чертами лица, она вполне годилась в модели для любого жур­нала. Но сразу же становилась ясно, что все свое время она тратила на воспитание трех резвых мальчишек, которые ху­лиганили на бабушкиной кухне.
   – Примите мои поздравления, – сказала Джун привет­ливо, узнав новости. – Наш Фил такой скрытный. Никогда никому ничего не говорит.
   «Он никогда мне не говорил, что его зовут Фил», – хоте­лось сказать Ханне, но она сдержалась.
   – Идите сюда, мальчики, – позвала Вера. – Познакомь­тесь с новой тетей. Вы прекрасно загорели, дорогая. Где-ни­будь отдыхали?
   Ханну познакомили с мальчиками, потом подали чай и пирог, и все уселись за кухонный стол. Вера не казалась такой устрашающей, когда сидела и не разглядывала тебя с ног до головы подобно сканеру в аэропорту.
   – Понять не могу, почему он не привез вас сюда рань­ше, – вздохнула Вера. – Все скрывает – совсем как отец.
   – Я работал, – обиделся Феликс.
   Он здесь был явно не на своем месте, его трудно было представить себе в доме на три спальни с одной ванной и па­рочкой изображений святых на стенах. Феликс выглядел эк­зотичным, другим. А ведь на самом деле он был самым обыч­ным человеком из самой средне-нормальной семьи. Инте­ресно, на мгновение задумалась Ханна, – что еще он скрыл от меня и от всех остальных?
   Она пила чай и восхищалась мальчиками, а скучающий Феликс тем временем беспокойно бродил по просторной кухне. Он не участвовал в не слишком оживленном разгово­ре, не делал ни малейшей попытки развлечь своих племян­ников.
   – Жаль, что ты не захотел пригласить нас на свадьбу, – печально сказала Вера. – Я бы с удовольствием приехала. Скажите мне, когда должен родиться ребенок?
   Сердце Ханны невольно потянулось к этой женщине, ко­торая, очевидно, хорошо знала, что ее блестящий сын стес­няется своих корней.
   – В декабре, – улыбнулась она. – Разумеется, мы очень хотели, чтобы вы были на свадьбе. Но все случилось так быстро – ребенок и все такое… Мы просто не успели вас при­гласить. Феликс был бы очень рад, если бы вы присутствовали. Феликс пнул ее под столом.
   – Мы поженились за границей, – объяснил он. – Чтобы газеты не прознали. Мы только сегодня утром прилетели с Санта-Люсии.
   – Нам бы тоже очень хотелось куда-нибудь съездить, – заметила Джун, пристроив на коленях своего младшего, трехлетнего Тони. – Мы с мужем не были за границей после медового месяца. Тогда мы ездили в Португалию, – сообщи­ла она Ханне. – Я обожаю Португалию, но трое детей… Я сама больше не работаю, не очень-то разъездишься по за­границам. Я родила Кларка через год после свадьбы, через полтора года родился Адам, ну и последним Тони.
   – А чем вы занимались? – спросила Ханна.
   – Работала в парикмахерской.
   – Вы могли бы быть моделью с вашей внешностью, – честно сказала Ханна. – Вы очень красивы.
   Джун пожала плечами.
   – Чтобы все на меня глазели и говорили, что я слишком толстая или старая? Нет, такая жизнь не по мне. Филу нра­вится, но я не хочу.
   – Зачем ты им сказала, что будешь рада, если они навес­тят нас, когда мы устроимся? – резко спросил Феликс, когда они в такси ехали в местную гостиницу.
   – Это же твоя семья, ты не можешь о них забыть.
   – Ты ведь забыла про своих и прекрасно себя чувству­ешь! – огрызнулся он.
   – Неправда! – горячо возразила Ханна. – Ты скоро по­знакомишься с моей мамой, а про отца я тебе уже говорила, он алкоголик. Поверь мне, его нельзя приглашать никуда, где дармовая выпивка.
   – Значит, тебе позволительно презирать своего отца, а с моей семьей дело обстоит иначе, так? – спросил он.
   Они ругались всю дорогу до гостиницы. Особенно Фе­ликса взбесило замечание Ханны, что он глубоко оскорбил свою мать, отказавшись остаться ночевать в ее доме.
   – Я предпочитаю приличную гостиницу! – завопил он. – Я звезда, черт побери, и должен вести себя соответст­венно.
   – Да? Ну, так одно могу тебе пообещать, – прошипела Ханна в ответ, – пока ты ведешь себя как гребаная звезда, ко мне не подходи, понял!
   Боевые действие были прерваны на время ленча у Веры перед отбытием в аэропорт. Ханна с радостью увидела, что Феликс ведет себя значительно лучше со своей бедной мате­рью, даже пригласил ее к ним в Лондон, когда они там обо­снуются.