Страница:
– Ага! Попалась цыпка! - железные ухватки сомкнулись на моих бедных предплечьях и рванули вперёд. С каким-то жалким междометием я упёрлась обеими руками в грудь Скотту и еле удержалась от соблазна с этой вот инерции поддать ему коленом ниже пояса. Нормальные, по здешним меркам, девицы такого не сделают, потому как сей футбольный выкидыш попадает в их мерки какого-то дебильного идеала мужской красоты. Никогда не понимала, где у него вообще хоть какая-то красота, но мозги у меня уже вполне чётко соображали после туалетной компании и не позволили учинить драку на месте.
Свою белую маску Скотт стянул куда-то за лоб на тёмные волосы, как солнечные очки, и, судя по фраку и острым накладным клыкам, изображал из себя какого-то второрядного кровососа. Фу, как "оригинально".
– Вы только гляньте, какая милая цыпочка, - обдавая меня плотным перегаром, футбольный выкидыш склонился к моему лицу, пытаясь, видимо, понять, кто я такая. - Что-то я тебя не помню…
– Отпусти меня, мразь! - я тщетно пыталась вывернуть голову так, чтобы дышать свежим воздухом, и уже дрожала от злости. Почему каждая сволочь в этом приюте, кроме меня самой, разумеется, так и норовит ко мне приклепаться?! Всё! Кажется, тут и закончится моя сказка про девочку с улицы Пушкина, потому что сейчас я ему вспомню по самые почки, кто я такая.
Никто!!! Никогда!!! Не смеет!!! Так!!! Со мной!!! Обращаться!!!
Глубоко дыша и выдыхая сквозь стиснутые зубы, я чётко прикинула, как и куда буду бить. Хоть мордобоем разбавлю сегодняшний вечер…
– А у меня есть идея, - неожиданно одна из широких ладоней переместилась с моего предплечья мне на задницу и тесно прижала меня к нижней части Скотта, - давай-ка познакомимся поближе в мужском туалете. Не очень романтично, но двадцать минут можно попотеть и без романтики, правда?
Вот именно в таких случаях футбольный выкидыш куда большая сволочь, чем Эдуард. Изогнувшись, я ото всей души, которая вдруг стала шире, чем у бабы Клархен, угодила коленкой Скотту в пах.
Вернее, попыталась.
Трясущаяся на каблучке нога внезапно подкосилась и выбила из меня всё равновесие. От этого удар пришёлся в бедро, то есть градусов на тридцать левее.
Что-то у вас с прицельностью, товарищ зенитчик.
– У-ух, какая крошка! - футбольный выкидыш пришёл в восторг от моего фокуса, а я вспыхнула от стыда. Меткость, чтоб их всех, как у латышского стрелка! У-у-у!!!! Как я могла быть такой безмозглой дурой и согласиться на этот клоунский наряд?! Ножки у меня теперь подкашиваются, коленки бьют в обратную сторону - это вообще я или не я?
Ну всё, я честно хотела не устраивать сегодня мордобой.
– Я ещё и не то могу! - процедила я сквозь стиснутые зубы.
И внезапно меня озарила гениальнейшая идея, которая сбережёт сегодня массу посуды и чужих зубов, как швейцарский банк - миллионы. Это моя самая гуманная идея за все неполные шестнадцать лет, и она настолько хороша, что вмиг заслонила мысль о массовом избиении.
– Может, проверим? - ухмыльнулся Скотт.
– Легко!
45.
46.
Свою белую маску Скотт стянул куда-то за лоб на тёмные волосы, как солнечные очки, и, судя по фраку и острым накладным клыкам, изображал из себя какого-то второрядного кровососа. Фу, как "оригинально".
– Вы только гляньте, какая милая цыпочка, - обдавая меня плотным перегаром, футбольный выкидыш склонился к моему лицу, пытаясь, видимо, понять, кто я такая. - Что-то я тебя не помню…
– Отпусти меня, мразь! - я тщетно пыталась вывернуть голову так, чтобы дышать свежим воздухом, и уже дрожала от злости. Почему каждая сволочь в этом приюте, кроме меня самой, разумеется, так и норовит ко мне приклепаться?! Всё! Кажется, тут и закончится моя сказка про девочку с улицы Пушкина, потому что сейчас я ему вспомню по самые почки, кто я такая.
Никто!!! Никогда!!! Не смеет!!! Так!!! Со мной!!! Обращаться!!!
Глубоко дыша и выдыхая сквозь стиснутые зубы, я чётко прикинула, как и куда буду бить. Хоть мордобоем разбавлю сегодняшний вечер…
– А у меня есть идея, - неожиданно одна из широких ладоней переместилась с моего предплечья мне на задницу и тесно прижала меня к нижней части Скотта, - давай-ка познакомимся поближе в мужском туалете. Не очень романтично, но двадцать минут можно попотеть и без романтики, правда?
Вот именно в таких случаях футбольный выкидыш куда большая сволочь, чем Эдуард. Изогнувшись, я ото всей души, которая вдруг стала шире, чем у бабы Клархен, угодила коленкой Скотту в пах.
Вернее, попыталась.
Трясущаяся на каблучке нога внезапно подкосилась и выбила из меня всё равновесие. От этого удар пришёлся в бедро, то есть градусов на тридцать левее.
Что-то у вас с прицельностью, товарищ зенитчик.
– У-ух, какая крошка! - футбольный выкидыш пришёл в восторг от моего фокуса, а я вспыхнула от стыда. Меткость, чтоб их всех, как у латышского стрелка! У-у-у!!!! Как я могла быть такой безмозглой дурой и согласиться на этот клоунский наряд?! Ножки у меня теперь подкашиваются, коленки бьют в обратную сторону - это вообще я или не я?
Ну всё, я честно хотела не устраивать сегодня мордобой.
– Я ещё и не то могу! - процедила я сквозь стиснутые зубы.
И внезапно меня озарила гениальнейшая идея, которая сбережёт сегодня массу посуды и чужих зубов, как швейцарский банк - миллионы. Это моя самая гуманная идея за все неполные шестнадцать лет, и она настолько хороша, что вмиг заслонила мысль о массовом избиении.
– Может, проверим? - ухмыльнулся Скотт.
– Легко!
45.
Облизнувшись при виде стакана с маревом, который поставил передо мной на предварительно протёртую стойку бармен, я закинула одну ногу на ушибленную другую и сосредоточилась на фруктовом пломбире, регулярно заливая его сладким калорийным напитком. Настроение у меня было умиротворённое, как у апостола Петра по субботам. Негативные эмоции, приобретённые за последний час, выветрились, в крови булькал алкоголь, не выпуская меня из состояния лёгкого опьянения, и я была в преотличнейшем расположении духа. Мне даже пришла в голову мысль поискать Эдуарда и, пользуясь своей дерзостью, замотанной в рулон невинности, поиздеваться над ним. Как-нибудь так. Повыщипывать перьев из безобразия у себя за спиной и сделать из белокурого ублюдка
дичь.
Другая статья, а где же этот урод? При таком обилие народа трудно разобраться, ху ис ху… и вообще, есть ли этот ху в зале.
Я допила марево и потёрла ушибленный локоть. Бахнулась я им об дверь не до крови, а значит, точно будет красочный синяк. Но по-крайней мере, мне повезло куда больше, чем Скотту. Если мой динамометр ударов не сломался, то футбольный выкидыш до самого утра просидит на полу в туалетной кабинке, уткнувшись лбом в дно унитаза. То есть, собственно так, как я его усадила. Ну, предварительно напомнив ему по самые почки, как надо вести себя с дамой. Я не удивлюсь, если после такой физической и психической травмы он сменит ориентацию. А ребята сами себя могут защитить, так что совесть моя чиста, как шёлковая обивка гроба. Она даже не мучается из-за того, что кабинку со Скоттом я закрыла изнутри, а потом умудрилась вылезти через верх - благо перегородки между унитазами не до потолка строят - и сохранить непомятый вид.
Свет в зале уже выключили, и он наполнился разноцветными всполохами и лазерами, мелькающими то тут, то там во тьме. Вернее, почти во тьме. Каким-то Макаром я умудрялась вполне сносно различать фигуры и движения танцующих, хотя при такой обстановке, когда какой-нибудь луч света нет-нет, а заедет мне в глаз, это невозможно. Наверное, невозможно.
Бар, у которого я сидела, был островком мягкого света в море светотехники. Бармен без конца притирал то стаканы, то стойку, то подавал какие-то напитки и готовил безалкогольные коктейли. Так же у него можно было выклянчить сладенького в виде мороженого, тортика или пудинга - новый пункт в праздничном меню, равно как и марево. Ура-ура! А я как раз осенью ухожу отсюда… М-да, почти обидно. Почти. В Академии наверняка будет что-то похлеще.
Прислушиваясь к ноющим от каблуков ногам, я была до сих пор на распутье. С одной стороны, меня брала примитивная лень встать и пойти поискать себе другой наряд. А с другой - мои суставы скоро повываливаются наружу и будут бряцать у меня в чулках. То, что я восседаю здесь в виде ангелочка-блондина в розовом, меня уже не смущает. Спасибо белому вину, которым меня угостили Мэж и сотоварищи. Надо всё-таки принести им сена, чтобы ржали веселей. Они меня напоили - я тоже в долгу не останусь.
Удобно устроившись на своём высоком стульчике, я сладко потянулась и хрустнула всеми возможными костями. Однако, чтобы мне такое утворить? Может, пойти накопать пива и уговорить Майка поставить что-нибудь из брутала? Я не слушаю такую гадость, но с интересом посмотрю, как в Зале Торжеств со звоном повылетают все до единого стёкла. Можно будет потом выйти на улицу, полить спиртом груду осколков и устроить хождение по мукам.
Садизм, однако.
Выклянчив у бармена мятных леденцов, я неохотно сползла на ноги и явственно услышала, как заковыристо они меня послали. Батюшки, некультурно-то как!… Значит-с, пошла-ка я тогда сниму эти шмотки. Думаю, при помощи тяпки и лопаты я сумею убедить охранника и "дресс-кодера", что Смерти в кедах бывают и не просто бывают, а даже танцуют. Вот только, боюсь, с этого и начнётся массовый мордобой, как в вестернах. Девицы в корсетах визжат, мужики ломают мебель друг другу об головы и регулярно прикладываются к теперь халявным бутылкам виски, а глухой пианист самозабвенно играет финскую польку на полуразбитом клавишном инструменте. Идиллия.
Пробраться к выходу в некоторых потёмках было куда проще, чем при свете. Здесь уже все были поглощены или танцами, или напитками, или друг другом и совсем не обращали внимание на движение народных масс в виде моей особи. И это было просто здорово, хотя лично ямогу ещё кого-нибудь уложить баиньки мордой в унитаз, мне не трудно - наоборот, это так поднимает настроение! А вместе с ним самооценку и чувство собственного достоинства. Иногда я даже думаю: хорошо что я девушка, меня ведь удары коленом ниже пояса не заставляют всю прошлую жизнь вспоминать.
Сейчас было уже, наверное, около одиннадцати, но не больше. Ночь укутала Киндервуд и дрожала от смеха, весёлых криков и чётких басов, издаваемых огромными колонками в зале. Ни одна летучая мышь не смела показаться в радиусе десяти миль от здешнего громогласного ада, и даже ночные птицы пели себе в рукав, чтоб хоть что-то услышать. От Зала Торжеств начиналась широкая аллейка, по обе стороны от которой высились фонари, а между ними вытянулись по принципу лесенки дурачков старые дубы. Осенью тут не продохнуть от жёлудей, которые наваливаются тоннами сразу после ухода уборщиков, и очень весело наблюдать, как девицы, задрав нос, вихляя задом и цокая каблучками, периодически теряют равновесие на свином лакомстве.
Впрочем, я была б ничем не лучше, а то и хуже них. Стадия лёгкого опьянения, конечно, позволяет мне ходить на каблуках как в тапочках, но боль из ног от этого не исчезла. Гоняя от мятные леденцы от одной щеки к другой, я немного постояла на площадке перед входом в зал, где под присмотром охранников ворковали и пили кофе какие-то парочки. Воздух был свеж и прохладен. Наверное, Лила уже взошла на чистое и безоблачное, как глаза младенца, небо, но из-за Зала Торжеств её ещё не видно. Значит, сейчас ещё даже меньше, чем одиннадцать, и если я быстренько смотаюсь домой и найду костюм Смерти, у меня будет вся ночь, чтобы оторваться по полной. Главное, найти, от чего, а там дело за малым: сто грамм, пиво Майку и вытянуть Киа на танцпол.
Эта мысль ободряла ещё больше, чем маленькая победа над Скоттом. Стуча каблуками и мурлыкая себе под нос что-то из ранней "Арии", я спустилась по белым мраморным ступеням и весело поцокала прочь. Вокруг пели сверчки, умудряясь быть слышимыми даже сквозь рвущуюся из Зала Торжеств клубную музыку.
– Уже уходишь, Лэй?
Другая статья, а где же этот урод? При таком обилие народа трудно разобраться, ху ис ху… и вообще, есть ли этот ху в зале.
Я допила марево и потёрла ушибленный локоть. Бахнулась я им об дверь не до крови, а значит, точно будет красочный синяк. Но по-крайней мере, мне повезло куда больше, чем Скотту. Если мой динамометр ударов не сломался, то футбольный выкидыш до самого утра просидит на полу в туалетной кабинке, уткнувшись лбом в дно унитаза. То есть, собственно так, как я его усадила. Ну, предварительно напомнив ему по самые почки, как надо вести себя с дамой. Я не удивлюсь, если после такой физической и психической травмы он сменит ориентацию. А ребята сами себя могут защитить, так что совесть моя чиста, как шёлковая обивка гроба. Она даже не мучается из-за того, что кабинку со Скоттом я закрыла изнутри, а потом умудрилась вылезти через верх - благо перегородки между унитазами не до потолка строят - и сохранить непомятый вид.
Свет в зале уже выключили, и он наполнился разноцветными всполохами и лазерами, мелькающими то тут, то там во тьме. Вернее, почти во тьме. Каким-то Макаром я умудрялась вполне сносно различать фигуры и движения танцующих, хотя при такой обстановке, когда какой-нибудь луч света нет-нет, а заедет мне в глаз, это невозможно. Наверное, невозможно.
Бар, у которого я сидела, был островком мягкого света в море светотехники. Бармен без конца притирал то стаканы, то стойку, то подавал какие-то напитки и готовил безалкогольные коктейли. Так же у него можно было выклянчить сладенького в виде мороженого, тортика или пудинга - новый пункт в праздничном меню, равно как и марево. Ура-ура! А я как раз осенью ухожу отсюда… М-да, почти обидно. Почти. В Академии наверняка будет что-то похлеще.
Прислушиваясь к ноющим от каблуков ногам, я была до сих пор на распутье. С одной стороны, меня брала примитивная лень встать и пойти поискать себе другой наряд. А с другой - мои суставы скоро повываливаются наружу и будут бряцать у меня в чулках. То, что я восседаю здесь в виде ангелочка-блондина в розовом, меня уже не смущает. Спасибо белому вину, которым меня угостили Мэж и сотоварищи. Надо всё-таки принести им сена, чтобы ржали веселей. Они меня напоили - я тоже в долгу не останусь.
Удобно устроившись на своём высоком стульчике, я сладко потянулась и хрустнула всеми возможными костями. Однако, чтобы мне такое утворить? Может, пойти накопать пива и уговорить Майка поставить что-нибудь из брутала? Я не слушаю такую гадость, но с интересом посмотрю, как в Зале Торжеств со звоном повылетают все до единого стёкла. Можно будет потом выйти на улицу, полить спиртом груду осколков и устроить хождение по мукам.
Садизм, однако.
Выклянчив у бармена мятных леденцов, я неохотно сползла на ноги и явственно услышала, как заковыристо они меня послали. Батюшки, некультурно-то как!… Значит-с, пошла-ка я тогда сниму эти шмотки. Думаю, при помощи тяпки и лопаты я сумею убедить охранника и "дресс-кодера", что Смерти в кедах бывают и не просто бывают, а даже танцуют. Вот только, боюсь, с этого и начнётся массовый мордобой, как в вестернах. Девицы в корсетах визжат, мужики ломают мебель друг другу об головы и регулярно прикладываются к теперь халявным бутылкам виски, а глухой пианист самозабвенно играет финскую польку на полуразбитом клавишном инструменте. Идиллия.
Пробраться к выходу в некоторых потёмках было куда проще, чем при свете. Здесь уже все были поглощены или танцами, или напитками, или друг другом и совсем не обращали внимание на движение народных масс в виде моей особи. И это было просто здорово, хотя лично ямогу ещё кого-нибудь уложить баиньки мордой в унитаз, мне не трудно - наоборот, это так поднимает настроение! А вместе с ним самооценку и чувство собственного достоинства. Иногда я даже думаю: хорошо что я девушка, меня ведь удары коленом ниже пояса не заставляют всю прошлую жизнь вспоминать.
Сейчас было уже, наверное, около одиннадцати, но не больше. Ночь укутала Киндервуд и дрожала от смеха, весёлых криков и чётких басов, издаваемых огромными колонками в зале. Ни одна летучая мышь не смела показаться в радиусе десяти миль от здешнего громогласного ада, и даже ночные птицы пели себе в рукав, чтоб хоть что-то услышать. От Зала Торжеств начиналась широкая аллейка, по обе стороны от которой высились фонари, а между ними вытянулись по принципу лесенки дурачков старые дубы. Осенью тут не продохнуть от жёлудей, которые наваливаются тоннами сразу после ухода уборщиков, и очень весело наблюдать, как девицы, задрав нос, вихляя задом и цокая каблучками, периодически теряют равновесие на свином лакомстве.
Впрочем, я была б ничем не лучше, а то и хуже них. Стадия лёгкого опьянения, конечно, позволяет мне ходить на каблуках как в тапочках, но боль из ног от этого не исчезла. Гоняя от мятные леденцы от одной щеки к другой, я немного постояла на площадке перед входом в зал, где под присмотром охранников ворковали и пили кофе какие-то парочки. Воздух был свеж и прохладен. Наверное, Лила уже взошла на чистое и безоблачное, как глаза младенца, небо, но из-за Зала Торжеств её ещё не видно. Значит, сейчас ещё даже меньше, чем одиннадцать, и если я быстренько смотаюсь домой и найду костюм Смерти, у меня будет вся ночь, чтобы оторваться по полной. Главное, найти, от чего, а там дело за малым: сто грамм, пиво Майку и вытянуть Киа на танцпол.
Эта мысль ободряла ещё больше, чем маленькая победа над Скоттом. Стуча каблуками и мурлыкая себе под нос что-то из ранней "Арии", я спустилась по белым мраморным ступеням и весело поцокала прочь. Вокруг пели сверчки, умудряясь быть слышимыми даже сквозь рвущуюся из Зала Торжеств клубную музыку.
– Уже уходишь, Лэй?
46.
Голос раздался так неожиданно, что я едва не проглотила конфеты и чуть не подпрыгнула на месте, как иногда подпрыгивают кошки. Вам никогда не удавалось напугать их до такой степени? Думать надо тише. Они иной раз так взлетают! Мы с Ником однажды напугали кота нашей поварихи. Чес-слово, стоило посмотреть, какой бардак учинил в огромной приютской кухне один милый чёрный котик по прозвищу Бомбей. Распушив хвост банником, он пронёсся через всё помещение что шар для боулинга, и все двуногие стали для него кеглями. Надо было видеть, как взлетели в небеса котлеты, когда под истеричный кошачий ор главный повар со сковородкой в руках загремел в лужу горячего супа. Нам с Тигром повезло, что нас в тот день не застукали, так как всё население лагеря младше тринадцати лет осталось без обеда и превратилось в стаю злобных чертенят.
Улыбнувшись этому воспоминанию, я сбавила шаг до нуля и обернулась.
Я его определённо уже сегодня видела… А, ну да, это тот субъект, который при столкновении с моим лбом вылил на себя клюквенный морс. Или только попытался, так как пятна я что-то не вижу. Может, просто не там ищу, и оно на самом деле на пятке левого носка.
Внимательно осмотрев возмутителя спокойствия, я поняла, что кого-то он мне напоминает. Кого-то там и кого-то ещё. Щас посмотрим… Та-ак, длинные серебристо-белые волосы, белая с желтинкой полумаска в венецианском стиле, но без длинного мушамиельского носа, белая рубаха с широкими рукавами, пер… ух ты… перчатки с широкими раструбами почти до локтя, чёрный жилет с воротником как у косухи, узкие серые штаны заправлены в чёрные сапоги до колена. И чёрный плащ до колен.
Как поговаривал Майк, интересно девки пляшут.
– Откуда ты знаешь моё имя? - я решила выпытывать сначала чисто стратегические, а потом уже наступательные вопросы. А то щас окажется, что это пришли по мою душу переодетая миссис Клерк или тот самый хирург, который остался без спирта.
Они тебя всё равно узнают только после пятой бутылки.
– У нас есть общая… знакомая, - философски пожал плечами субъект и в тени высоких раскидистых дубов подошёл ко мне. Маска бросала тень на его глаза, но я всё равно понята, что они слегка-слегка затемнены и обведены карандашом, с чётко обрисованными, приподнятыми вверх уголками.
– И она тебе вот так всё подошла и рассказала? - фыркнула я, подумав про душеньку Мэж, и продолжила рассматривать своего собеседника на предмет выявления знакомых черт. Рога, хвост, копыта, а так же оружие, валюта, наркотики - ничего не прячем, господа!
– Нет, упомянула твоё имя, - чуть улыбнулся субъект. - Лэй - это сокращённо от…?
– Лейла, - ответила я и неожиданно сообразила, кого же мне этот тип напоминает. Вылитый Король Гоблинов, персонаж Дэвида Боуи из фильма "Лабиринт". По возрасту этот фильм конкурирует с Крысами, но это не мешало мне в пять лет его тихо обожать. По любому празднику я заставляла воспитателей включать мне видеомагнитофон с этой кассетой. А ночью в летнем лагере, когда за окнами хлопала крыльями вылетевшая на охоту сова, я иногда вылезала из-под одеяла и подбегала к окну. Смешно сказать, я надеялась увидеть сидящую на ветке полярницу и услышать, как сквозь сонное дыханье остальных девочек в тишине корпуса раздастся гоблинский хохоток.
Ладно, все мы были маленькие и чудили по-страшному. Майк так вообще учил попугайчиков мисс Эйпфил вопить: "Хук с правой! Хук с левой! Рок против наркотиков!". И что самое удивительное, таки научил! Хотя вообще странно, что кроме меня кто-то ещё может помнить такой старый фильм.
– Ночь только началась, Лэй. Отчего ж ты убегаешь? - вернул меня к реальности своим вопросом субъект. И голос у него знакомый! До зелёных чёртиков, вон они, родимые, в кустах прячутся. Голос… нет, не Боуи, а… чёрт возьми, чей же?!
– У меня там… - я растерянно дёрнула рукой в неизвестном направлении. - Молоко убежало. А что, ты нашёл мою хрустальную туфельку?
Ну, и нахрена ты это спросила?
Он рассмеялся дьявольски знакомым смехом, который, правда, я впервые слышала в таких интонациях. По-крайней мере, обращённых непосредственно ко мне.
– Не совсем, - субъект достал откуда-то изящное белое пёрышко.
Ага.
Вывернувшись, я посмотрела на спину. Вроде ещё на месте и не облысели. Надо быть с ними поосторожней, а то вдруг окажется, что я бегаю с куцыми ощипанными крыльями бройлера за спиной. Вот это будет пейзажик!
– Ты не ответила на мой вопрос.
– Какой? - удивлённо спросила я и перевела взгляд на незнакомца. Его костюм почему-то очень располагал к беседе. Надо было меньше в детстве смотреть всякие там сказки.
– Почему ты уходишь, Лэй? - мягко повторил тип гражданской наружности. Гражданской, ага, а как же! Может, он сейчас ещё и хрустальный шарик вместо туфельки достанет?!
Шумно вздохнув, я покачала головой. Надоело мне пересказывать сказку про девочку с улицы Пушкина, но наверное, придётся. А хотя… кто он такой, мать его растак, чтобы я перед ним отчитывалась?!
– Просто я хочу уйти, так что возвращайся, откуда пришёл, - как можно спокойней ответила я.
– В чём дело, Лэй? Тебя кто-то обидел?
– А если так, то что? - прищурившись, посмотрела я на него. - Ты пойдёшь и утопишь его в туалете?
Ну да, рискни переплюнуть мой фокус со Скоттом!
– Ну, - слегка улыбнулся настырный тип, - топить, может, и не буду, но вот сломаю нос - это как минимум. Терпеть не могу, когда кто-то обижает маленьких беззащитных девушек, какими бы они ни были.
Интересно, где он тут нашёл маленькую беззащитную девушку?
Типа ты.
А, ну да. Типа я. Стоило вскарабкаться на каблуки, одеть платье с лебедиными крыльями, и я уже немощная пигалица. К какому чёрту катится этот мир? Наверное, всё-таки к зелёному.
– И даже тех, кого ты не знаешь? - уточнила я.
– Да.
Хм, а почему бы мне не спустить его на… ВАШУ МАТЬ!!!
Мне пришлось поспешно отвернуться, чтобы скрыть выражение своего лица. Некрасиво показывать людям отвисшую от изумления челюсть и выпученные от возмущения глазки-пуговки.
Мать его так! Мать его так! Мать его так!
Эдуард!!! Как же я сразу не догадалась?!! Слышу же, голос знакомый, но с другими интонациями!!.
Ах он сукин сын!!! Вот пусть только попробует внятно объяснить свой костюм!!! Если сейчас вдруг окажется, что у нас с ним был в детстве один любимый фильм на двоих, я снимаю чулки с подвязками и торжественно ухожу вешаться. Всё!!!
Мои бедные нервы как током встряхнуло от неожиданного открытия, и тело отозвалось лёгеньким возбуждённым мандражом. С каких это пор я трясусь при виде четверть-оборотня? Видели б вы его сейчас! Тоже мне, Король Гоблинов! Мало ему что ли, титула Принца Клана Белых Тигров, ещё и на этот посягается?!! Хотя может, тут не обошлось дело без Ким? Она ведь знает, что я любила в детстве! Правда, вряд ли она могла бы совершить такую подлость, но при следующей нашей встрече я ей всё равно выскажу по тридцать первое июня! Эдуард не мог просто так нарядиться вот в это!!!
– Что-то не так, Лейла? - я ощутила спиной и крыльями, как белокурый ублюдок подошёл ко мне. Его плащ слегка шелестел, но вообще передвигался он всё так же бесшумно.
– Я… всё-таки пошла, - сглотнув, я мысленно перекрестилась и коснулась пальцами груди на уровне креста. Надо драпать отсюда, пока я совсем не ошалела. Вот это фокусы! Лучше б он всё-таки был индейцем и пытался снять с меня скальп. Я в таких ситуациях лучше ориентируюсь.
По идее, я позволяла Ким целую неделю издеваться над собой именно для этого самого момента. Все эти идиотские журнальчики, солярии, каблуки в конце-то концов! А теперь мне хочется смотаться отсюда в "Носферату", потому что Эдуард сделал самое главное, то, что от него и требовалось: заинтересовался мной. Вот дерьмо. Вопрос, узнал он меня или не узнал, ещё стоит задницей кверху, и вряд ли я когда-нибудь узнаю на него ответ. А ведь, собственно, от этого фактора зависит моё сегодняшнее поведение!…
Так, стоп, я слишком сильно себя гружу! Ещё чего доброго, в его коварном умишке начнутся медленные, но мыслительные процессы. Надо думать о чём-то лёгком и воздушном, как йогурт!
" Мы забросили крючок,
Подождём ещё чуток!
Если хочет рыбка есть -
На крючок ей надо сесть!
Там хорошенький червяк -
Не откажешься никак!
Рыбка тихо ч ервя - цап!
А крючок наш рыбку - хап!
Рыбку жалко, спору нет,
Но зато каков обед!"
О, какое милое детское стихотворение пришло мне на ум! И главное, почти в тему. Я тут, правда, мало похожа на рыболова, а Эдуард - на осётра, но всё-таки, ху ис ху теперь более понятно.
– Послушай, амурчик, если тебя кто-нибудь обидел, ты мне только скажи, - белокурый парень встал просто передо мной и взял моё лицо в свои ладони.
Я просто ошалела от такой наглости. Вернее, остолбенела, теперь меня можно вместо колоны под мост ставить. Ростом, правда, не вышла, но зато столбовитость у меня высокая! Истинный родовитый столбняк.
Так, так, спокойно! Эдуард ещё, наверное, может быть, кажется, не понял, кто я такая. И это хорошо, да, почти так же хорошо, как молоко с огурцами.
Глаза четверть-оборотня еле-еле светились насыщенным изумрудным светом. Судорожно сглотнув, я попыталась найти в них хоть какую-то тень насмешки или издёвки. Неужели и впрямь не признал? Я так сильно изменилась? Чёрт возьми, почему у него это на лбу маркером не написано?!!
– Твои глаза… - неожиданно хриплым голосом произнесла я, решив, что этот вопрос вполне объяснит мою глупую морду. - Светятся?
Эдуард улыбнулся той улыбкой, которая среди его шлюх считается приятной, и ответил:
– Моя мать была человеком, а отец полу-оборотнем. Но ты не бойся, амурчик, я тебя не обижу. Я свой.
Не обидит, а как же! Давай я сниму маску, а там посмотрим, как ты там меня не обидишь, а потом догонишь, и не обидишь ещё раз. Конечно, я убегать не собираюсь, но всё-таки! У меня к осадкам до сих пор ноет левая рука, которую ты мне два года назад сломал. Открытый перелом впоследствии становится охрененным барометром!
– Зато я чужая, - осторожно, чтобы не выдать своего раздражения, я убрала его руки от своего лица и пообещала по приходу домой умыться с дустовым мылом. Нет, что-то мне не хочется делать из него дичь. На условия, что он получит право касаться меня, я не соглашалась! Как будто я позволю ему себя лапать, щас же! Вот тогда точно будет вестернская драка, только глухого пианиста разыщу для полного соответствия.
– Ты городская что ли? - приятно знать, что я могу ещё озадачивать людей. Гип-гип ура!
Шумно вздохнув, я лаконично пересказала ему сказку про Красную Шапочку и Серого Волка, точнее, Девочку В Розовом и Несуществующего Брока. Вернее, я не сказала, что его зовут Брок и что он из девятой группы. А то мало ли, щас пойдёт искать, хотя… я ж смогу под шумок скрыться. Будет забавно, если он таки кого-то найдёт и поколотит. Я животик надорву от хохота.
– Но мне показалось, что я тебя где-то видел, - как же они достали этими вопросами! Надо было одеть огромный шнобиль с усами для идеальной конспирации!
– Если часто бываешь в "Ночном Оплоте", - флегматично пожала я плечами, - то вполне мог.
Улыбнувшись, четверть-оборотень протянул мне пёрышко, и я от нечего делать взяла его. Разумеется, мне вряд ли удастся воткнуть его обратно в крылья, но никогда нельзя терять надежду воткнуть его кому-то в задницу.
– Знаешь, это глупо уходить отсюда просто потому, что ты ошиблась в выборе, амурчик, - мягко произнёс Эдуард. Я раздражённо фыркнула: какие ж он все настырные! Не понимают слова "Нет" что ли? Им говоришь, и как тапки об стенку: ноль по массе!
– Послушай, - я постаралась говорить как можно более спокойно, чтобы мои интонации не выдали во мне одну знакомую четверть-оборотню сволочь, - если ты хочешь найти девушку, с которой можно расслабиться после ссоры с какой-нибудь очередной подружкой, то поищи её вон там.
И с этими словами я указала ему за спину на Зал Торжеств, содрогающийся от басов клубной музыки: бум-бум-бум-бум-бум.
– А ты пойдёшь искать парня, с которым можно расслабиться после ссоры с другом, там? - белокурый парень указал в сторону Роман-Сити. - Тогда, может, давай поменяемся кругами поиска и сделаем вид, что нашли именно друг друга?
Подняв на него забитый взгляд, я чуть не ляпнула какую-то гадость в своём репертуаре, вроде "Да пошёл ты!". Мать-перемать, я-то свято верила, что это только я могу стоять поперёк горла, а теперь оказывается, что есть сухари и похлеще. Яду мне, яду!
Неожиданно ночь последний раз с бумом подпрыгнула и затихла. Неужели Майк наконец-то решил поставить что-то стоящее? Он заслужил бочку холодного пива, чес-слово! Я, конечно, понимаю, что сегодня у нас день музыкальной терпимости, но должно же быть хоть какое-то разнообразие!
Однако, когда прохладный воздух вздрогнул от первых музыкальных аккордов, я чуть не рванула со всех ног в Зал Торжеств, чтобы засунуть первую попавшуюся колонку Туру в задницу. Как он мог?!! Как он мог вот именно в этот момент поставить мою любимую "Don`t Cry" группы "Guns`n`Roses"?!! Я же готова вернуться обратно просто для того, чтобы послушать её, а тут этот белокурый ублюдок, чтоб его гоблины съели!!!
– Пошли потанцуем, амурчик, - Эдуард ласково взял меня за руки и повлёк за собой. - Это слишком красивая песня, чтобы слушать её на улице.
Я чуть не подавилась слюной от возмущения. Это что ещё получается, у нас с ним и песни любимые на двоих?!!
Однако вдруг оказалось, что я послушно иду за четверть-оборотнем, даже нет, взлетаю по ступеням вслед за ним, потому что всё во мне, что неравнодушно к прекрасному, жаждет очутиться в самом сердце Зала торжеств, чтобы "Don`t Cry" звучала сразу со всех сторон и обволакивала. Ну Майк, вот это тебе девки спляшут, когда я до тебя доберусь! Ну шлягерман хренов! Не мог поставить какую-нибудь глупую песенку, чтоб я неслась отсюда быстрее радиоволн?!!
Разноцветные всполохи и дождь лазеров медленно скользили во тьме, подчиняясь нежной мелодии. Блёстки и бусины чужой одежды вспыхивали то тут, то там, обнаруживая своих хозяев, которые, вдруг став такими нежными и милыми, сплелись в объятьях друг с другом и покачивались в такт песне. Я оглянуться не успела, как оказалась в центре зала. Хрипловатый голос Экселя Роуза летел со всех сторон и почти оглушал, но не громкостью, а вызываемым во мне чисто эстетическим наслаждением. Ничего не могу поделать, я люблю эту песню так, как любила её Саноте, как любит её Ким. Что-то в ней звучит в унисон мне самой, моей… душе или природе. Что-то в ней моё, от и для меня.
Ладно, мать-перемать, одну песню можно и потерпеть! Точнее, ради одной песни можно и потерпеть! Чёрт возьми, это всего лишь один танец, и какая разница, с кем? Некоторые девицы спят с кем попало, и все счастливы!
М-да, липово-вонючее сравнение, не спорю.
Руки Эдуарда оплелись вокруг моей талии, и я, подчиняясь их мягкому, но настойчивому давлению, сделала шаг вперёд и положила голову ему на плечо. Пока я не дослушаю песню, мне будет всё равно, что я и где я. Может, если бы не закрывающая даже мои мысли громкость "Don`t Cry", я была б посообразительней птицы Говорун, но сейчас думать, мягко говоря, не получается.
В груди надувался словно воздушный шарик ком яркого восторга. Чисто эстетического. Любимая песня может оказывать на нас различное влияние в зависимости от того, где и когда мы её слышим. Дома она даже надоедает, но здесь… здесь Эксель Роуз поёт только для меня:
"- Talk to me softly
There's something in your eyes.
Don't hang your head in sorrow
And please don't cry.
I know how you feel inside I've
I've been there before.
Somethin's changin' inside you
And don't you know…"
Песня гремела вокруг и внутри моей головы одновременно, заглушая пульс, мысли и сознание. Я ощущала сквозь пелену вязкой отстранённости, с гребня очередного взлёта мелодии, как рука Эдуарда переместилась с мой талии мне на лопатки, точнее, под крылья. Ха-ха, они ему явно мешали. Пожалую им медаль за такое дело…
Думать не хотелось абсолютно, хотя вопрос "А что потом?" упрямо звенел где-то на дне моей черепной коробки. Вот потом и подумаю. Когда песня закончится, вот сразу же… сразу же, как только закончится песня… мигом…
Улыбнувшись этому воспоминанию, я сбавила шаг до нуля и обернулась.
Я его определённо уже сегодня видела… А, ну да, это тот субъект, который при столкновении с моим лбом вылил на себя клюквенный морс. Или только попытался, так как пятна я что-то не вижу. Может, просто не там ищу, и оно на самом деле на пятке левого носка.
Внимательно осмотрев возмутителя спокойствия, я поняла, что кого-то он мне напоминает. Кого-то там и кого-то ещё. Щас посмотрим… Та-ак, длинные серебристо-белые волосы, белая с желтинкой полумаска в венецианском стиле, но без длинного мушамиельского носа, белая рубаха с широкими рукавами, пер… ух ты… перчатки с широкими раструбами почти до локтя, чёрный жилет с воротником как у косухи, узкие серые штаны заправлены в чёрные сапоги до колена. И чёрный плащ до колен.
Как поговаривал Майк, интересно девки пляшут.
– Откуда ты знаешь моё имя? - я решила выпытывать сначала чисто стратегические, а потом уже наступательные вопросы. А то щас окажется, что это пришли по мою душу переодетая миссис Клерк или тот самый хирург, который остался без спирта.
Они тебя всё равно узнают только после пятой бутылки.
– У нас есть общая… знакомая, - философски пожал плечами субъект и в тени высоких раскидистых дубов подошёл ко мне. Маска бросала тень на его глаза, но я всё равно понята, что они слегка-слегка затемнены и обведены карандашом, с чётко обрисованными, приподнятыми вверх уголками.
– И она тебе вот так всё подошла и рассказала? - фыркнула я, подумав про душеньку Мэж, и продолжила рассматривать своего собеседника на предмет выявления знакомых черт. Рога, хвост, копыта, а так же оружие, валюта, наркотики - ничего не прячем, господа!
– Нет, упомянула твоё имя, - чуть улыбнулся субъект. - Лэй - это сокращённо от…?
– Лейла, - ответила я и неожиданно сообразила, кого же мне этот тип напоминает. Вылитый Король Гоблинов, персонаж Дэвида Боуи из фильма "Лабиринт". По возрасту этот фильм конкурирует с Крысами, но это не мешало мне в пять лет его тихо обожать. По любому празднику я заставляла воспитателей включать мне видеомагнитофон с этой кассетой. А ночью в летнем лагере, когда за окнами хлопала крыльями вылетевшая на охоту сова, я иногда вылезала из-под одеяла и подбегала к окну. Смешно сказать, я надеялась увидеть сидящую на ветке полярницу и услышать, как сквозь сонное дыханье остальных девочек в тишине корпуса раздастся гоблинский хохоток.
Ладно, все мы были маленькие и чудили по-страшному. Майк так вообще учил попугайчиков мисс Эйпфил вопить: "Хук с правой! Хук с левой! Рок против наркотиков!". И что самое удивительное, таки научил! Хотя вообще странно, что кроме меня кто-то ещё может помнить такой старый фильм.
– Ночь только началась, Лэй. Отчего ж ты убегаешь? - вернул меня к реальности своим вопросом субъект. И голос у него знакомый! До зелёных чёртиков, вон они, родимые, в кустах прячутся. Голос… нет, не Боуи, а… чёрт возьми, чей же?!
– У меня там… - я растерянно дёрнула рукой в неизвестном направлении. - Молоко убежало. А что, ты нашёл мою хрустальную туфельку?
Ну, и нахрена ты это спросила?
Он рассмеялся дьявольски знакомым смехом, который, правда, я впервые слышала в таких интонациях. По-крайней мере, обращённых непосредственно ко мне.
– Не совсем, - субъект достал откуда-то изящное белое пёрышко.
Ага.
Вывернувшись, я посмотрела на спину. Вроде ещё на месте и не облысели. Надо быть с ними поосторожней, а то вдруг окажется, что я бегаю с куцыми ощипанными крыльями бройлера за спиной. Вот это будет пейзажик!
– Ты не ответила на мой вопрос.
– Какой? - удивлённо спросила я и перевела взгляд на незнакомца. Его костюм почему-то очень располагал к беседе. Надо было меньше в детстве смотреть всякие там сказки.
– Почему ты уходишь, Лэй? - мягко повторил тип гражданской наружности. Гражданской, ага, а как же! Может, он сейчас ещё и хрустальный шарик вместо туфельки достанет?!
Шумно вздохнув, я покачала головой. Надоело мне пересказывать сказку про девочку с улицы Пушкина, но наверное, придётся. А хотя… кто он такой, мать его растак, чтобы я перед ним отчитывалась?!
– Просто я хочу уйти, так что возвращайся, откуда пришёл, - как можно спокойней ответила я.
– В чём дело, Лэй? Тебя кто-то обидел?
– А если так, то что? - прищурившись, посмотрела я на него. - Ты пойдёшь и утопишь его в туалете?
Ну да, рискни переплюнуть мой фокус со Скоттом!
– Ну, - слегка улыбнулся настырный тип, - топить, может, и не буду, но вот сломаю нос - это как минимум. Терпеть не могу, когда кто-то обижает маленьких беззащитных девушек, какими бы они ни были.
Интересно, где он тут нашёл маленькую беззащитную девушку?
Типа ты.
А, ну да. Типа я. Стоило вскарабкаться на каблуки, одеть платье с лебедиными крыльями, и я уже немощная пигалица. К какому чёрту катится этот мир? Наверное, всё-таки к зелёному.
– И даже тех, кого ты не знаешь? - уточнила я.
– Да.
Хм, а почему бы мне не спустить его на… ВАШУ МАТЬ!!!
Мне пришлось поспешно отвернуться, чтобы скрыть выражение своего лица. Некрасиво показывать людям отвисшую от изумления челюсть и выпученные от возмущения глазки-пуговки.
Мать его так! Мать его так! Мать его так!
Эдуард!!! Как же я сразу не догадалась?!! Слышу же, голос знакомый, но с другими интонациями!!.
Ах он сукин сын!!! Вот пусть только попробует внятно объяснить свой костюм!!! Если сейчас вдруг окажется, что у нас с ним был в детстве один любимый фильм на двоих, я снимаю чулки с подвязками и торжественно ухожу вешаться. Всё!!!
Мои бедные нервы как током встряхнуло от неожиданного открытия, и тело отозвалось лёгеньким возбуждённым мандражом. С каких это пор я трясусь при виде четверть-оборотня? Видели б вы его сейчас! Тоже мне, Король Гоблинов! Мало ему что ли, титула Принца Клана Белых Тигров, ещё и на этот посягается?!! Хотя может, тут не обошлось дело без Ким? Она ведь знает, что я любила в детстве! Правда, вряд ли она могла бы совершить такую подлость, но при следующей нашей встрече я ей всё равно выскажу по тридцать первое июня! Эдуард не мог просто так нарядиться вот в это!!!
– Что-то не так, Лейла? - я ощутила спиной и крыльями, как белокурый ублюдок подошёл ко мне. Его плащ слегка шелестел, но вообще передвигался он всё так же бесшумно.
– Я… всё-таки пошла, - сглотнув, я мысленно перекрестилась и коснулась пальцами груди на уровне креста. Надо драпать отсюда, пока я совсем не ошалела. Вот это фокусы! Лучше б он всё-таки был индейцем и пытался снять с меня скальп. Я в таких ситуациях лучше ориентируюсь.
По идее, я позволяла Ким целую неделю издеваться над собой именно для этого самого момента. Все эти идиотские журнальчики, солярии, каблуки в конце-то концов! А теперь мне хочется смотаться отсюда в "Носферату", потому что Эдуард сделал самое главное, то, что от него и требовалось: заинтересовался мной. Вот дерьмо. Вопрос, узнал он меня или не узнал, ещё стоит задницей кверху, и вряд ли я когда-нибудь узнаю на него ответ. А ведь, собственно, от этого фактора зависит моё сегодняшнее поведение!…
Так, стоп, я слишком сильно себя гружу! Ещё чего доброго, в его коварном умишке начнутся медленные, но мыслительные процессы. Надо думать о чём-то лёгком и воздушном, как йогурт!
" Мы забросили крючок,
Подождём ещё чуток!
Если хочет рыбка есть -
На крючок ей надо сесть!
Там хорошенький червяк -
Не откажешься никак!
Рыбка тихо ч ервя - цап!
А крючок наш рыбку - хап!
Рыбку жалко, спору нет,
Но зато каков обед!"
О, какое милое детское стихотворение пришло мне на ум! И главное, почти в тему. Я тут, правда, мало похожа на рыболова, а Эдуард - на осётра, но всё-таки, ху ис ху теперь более понятно.
– Послушай, амурчик, если тебя кто-нибудь обидел, ты мне только скажи, - белокурый парень встал просто передо мной и взял моё лицо в свои ладони.
Я просто ошалела от такой наглости. Вернее, остолбенела, теперь меня можно вместо колоны под мост ставить. Ростом, правда, не вышла, но зато столбовитость у меня высокая! Истинный родовитый столбняк.
Так, так, спокойно! Эдуард ещё, наверное, может быть, кажется, не понял, кто я такая. И это хорошо, да, почти так же хорошо, как молоко с огурцами.
Глаза четверть-оборотня еле-еле светились насыщенным изумрудным светом. Судорожно сглотнув, я попыталась найти в них хоть какую-то тень насмешки или издёвки. Неужели и впрямь не признал? Я так сильно изменилась? Чёрт возьми, почему у него это на лбу маркером не написано?!!
– Твои глаза… - неожиданно хриплым голосом произнесла я, решив, что этот вопрос вполне объяснит мою глупую морду. - Светятся?
Эдуард улыбнулся той улыбкой, которая среди его шлюх считается приятной, и ответил:
– Моя мать была человеком, а отец полу-оборотнем. Но ты не бойся, амурчик, я тебя не обижу. Я свой.
Не обидит, а как же! Давай я сниму маску, а там посмотрим, как ты там меня не обидишь, а потом догонишь, и не обидишь ещё раз. Конечно, я убегать не собираюсь, но всё-таки! У меня к осадкам до сих пор ноет левая рука, которую ты мне два года назад сломал. Открытый перелом впоследствии становится охрененным барометром!
– Зато я чужая, - осторожно, чтобы не выдать своего раздражения, я убрала его руки от своего лица и пообещала по приходу домой умыться с дустовым мылом. Нет, что-то мне не хочется делать из него дичь. На условия, что он получит право касаться меня, я не соглашалась! Как будто я позволю ему себя лапать, щас же! Вот тогда точно будет вестернская драка, только глухого пианиста разыщу для полного соответствия.
– Ты городская что ли? - приятно знать, что я могу ещё озадачивать людей. Гип-гип ура!
Шумно вздохнув, я лаконично пересказала ему сказку про Красную Шапочку и Серого Волка, точнее, Девочку В Розовом и Несуществующего Брока. Вернее, я не сказала, что его зовут Брок и что он из девятой группы. А то мало ли, щас пойдёт искать, хотя… я ж смогу под шумок скрыться. Будет забавно, если он таки кого-то найдёт и поколотит. Я животик надорву от хохота.
– Но мне показалось, что я тебя где-то видел, - как же они достали этими вопросами! Надо было одеть огромный шнобиль с усами для идеальной конспирации!
– Если часто бываешь в "Ночном Оплоте", - флегматично пожала я плечами, - то вполне мог.
Улыбнувшись, четверть-оборотень протянул мне пёрышко, и я от нечего делать взяла его. Разумеется, мне вряд ли удастся воткнуть его обратно в крылья, но никогда нельзя терять надежду воткнуть его кому-то в задницу.
– Знаешь, это глупо уходить отсюда просто потому, что ты ошиблась в выборе, амурчик, - мягко произнёс Эдуард. Я раздражённо фыркнула: какие ж он все настырные! Не понимают слова "Нет" что ли? Им говоришь, и как тапки об стенку: ноль по массе!
– Послушай, - я постаралась говорить как можно более спокойно, чтобы мои интонации не выдали во мне одну знакомую четверть-оборотню сволочь, - если ты хочешь найти девушку, с которой можно расслабиться после ссоры с какой-нибудь очередной подружкой, то поищи её вон там.
И с этими словами я указала ему за спину на Зал Торжеств, содрогающийся от басов клубной музыки: бум-бум-бум-бум-бум.
– А ты пойдёшь искать парня, с которым можно расслабиться после ссоры с другом, там? - белокурый парень указал в сторону Роман-Сити. - Тогда, может, давай поменяемся кругами поиска и сделаем вид, что нашли именно друг друга?
Подняв на него забитый взгляд, я чуть не ляпнула какую-то гадость в своём репертуаре, вроде "Да пошёл ты!". Мать-перемать, я-то свято верила, что это только я могу стоять поперёк горла, а теперь оказывается, что есть сухари и похлеще. Яду мне, яду!
Неожиданно ночь последний раз с бумом подпрыгнула и затихла. Неужели Майк наконец-то решил поставить что-то стоящее? Он заслужил бочку холодного пива, чес-слово! Я, конечно, понимаю, что сегодня у нас день музыкальной терпимости, но должно же быть хоть какое-то разнообразие!
Однако, когда прохладный воздух вздрогнул от первых музыкальных аккордов, я чуть не рванула со всех ног в Зал Торжеств, чтобы засунуть первую попавшуюся колонку Туру в задницу. Как он мог?!! Как он мог вот именно в этот момент поставить мою любимую "Don`t Cry" группы "Guns`n`Roses"?!! Я же готова вернуться обратно просто для того, чтобы послушать её, а тут этот белокурый ублюдок, чтоб его гоблины съели!!!
– Пошли потанцуем, амурчик, - Эдуард ласково взял меня за руки и повлёк за собой. - Это слишком красивая песня, чтобы слушать её на улице.
Я чуть не подавилась слюной от возмущения. Это что ещё получается, у нас с ним и песни любимые на двоих?!!
Однако вдруг оказалось, что я послушно иду за четверть-оборотнем, даже нет, взлетаю по ступеням вслед за ним, потому что всё во мне, что неравнодушно к прекрасному, жаждет очутиться в самом сердце Зала торжеств, чтобы "Don`t Cry" звучала сразу со всех сторон и обволакивала. Ну Майк, вот это тебе девки спляшут, когда я до тебя доберусь! Ну шлягерман хренов! Не мог поставить какую-нибудь глупую песенку, чтоб я неслась отсюда быстрее радиоволн?!!
Разноцветные всполохи и дождь лазеров медленно скользили во тьме, подчиняясь нежной мелодии. Блёстки и бусины чужой одежды вспыхивали то тут, то там, обнаруживая своих хозяев, которые, вдруг став такими нежными и милыми, сплелись в объятьях друг с другом и покачивались в такт песне. Я оглянуться не успела, как оказалась в центре зала. Хрипловатый голос Экселя Роуза летел со всех сторон и почти оглушал, но не громкостью, а вызываемым во мне чисто эстетическим наслаждением. Ничего не могу поделать, я люблю эту песню так, как любила её Саноте, как любит её Ким. Что-то в ней звучит в унисон мне самой, моей… душе или природе. Что-то в ней моё, от и для меня.
Ладно, мать-перемать, одну песню можно и потерпеть! Точнее, ради одной песни можно и потерпеть! Чёрт возьми, это всего лишь один танец, и какая разница, с кем? Некоторые девицы спят с кем попало, и все счастливы!
М-да, липово-вонючее сравнение, не спорю.
Руки Эдуарда оплелись вокруг моей талии, и я, подчиняясь их мягкому, но настойчивому давлению, сделала шаг вперёд и положила голову ему на плечо. Пока я не дослушаю песню, мне будет всё равно, что я и где я. Может, если бы не закрывающая даже мои мысли громкость "Don`t Cry", я была б посообразительней птицы Говорун, но сейчас думать, мягко говоря, не получается.
В груди надувался словно воздушный шарик ком яркого восторга. Чисто эстетического. Любимая песня может оказывать на нас различное влияние в зависимости от того, где и когда мы её слышим. Дома она даже надоедает, но здесь… здесь Эксель Роуз поёт только для меня:
"- Talk to me softly
There's something in your eyes.
Don't hang your head in sorrow
And please don't cry.
I know how you feel inside I've
I've been there before.
Somethin's changin' inside you
And don't you know…"
Песня гремела вокруг и внутри моей головы одновременно, заглушая пульс, мысли и сознание. Я ощущала сквозь пелену вязкой отстранённости, с гребня очередного взлёта мелодии, как рука Эдуарда переместилась с мой талии мне на лопатки, точнее, под крылья. Ха-ха, они ему явно мешали. Пожалую им медаль за такое дело…
Думать не хотелось абсолютно, хотя вопрос "А что потом?" упрямо звенел где-то на дне моей черепной коробки. Вот потом и подумаю. Когда песня закончится, вот сразу же… сразу же, как только закончится песня… мигом…