Медленно, словно в трансе, я опустила взгляд расширившихся от изумления глаз к её туфлям. И память услужливо постелила на асфальт светлый ковёр из родительской спальни с кровавыми отпечатками обуви. Быть может, именно такой обуви. Быть может, именно этой.
   – Как ты могла войти в нашу квартиру без приглашения? - хрипло спросила я и услышала свой голос так, словно звучал он откуда-то из-за фонарного столба.
   – Запомни, моя маленькая Кейни, - умудрённо вздохнула вампирша, - проклятие никогда не надо приглашать в дом. Оно всегда приходит само.
   Я не могла пошевелиться, во все глаза глядя на неё и только на неё. Ничего больше не могло овладеть моим вниманием. Это она. Это она! Господи, как вдруг всё оказалось просто! Не надо никого искать - вот она, пришла, чтобы…
   – Ты пришла убить меня? - чуть хрипловато произнесла я. Голос против моей воли садился как долго проработавший аккумулятор.
   – Да, - с лёгкой улыбкой, будто мы о чулках разговариваем, кивнула вампирша. - Потом Киару. А когда будет достаточно много Силы - Винсента. И от рода Арьеш не останется ничего, кроме гниющих под землёй трупов. Мило, правда?
   Мило? Она почти всю мою семью покосила и отправила на кладбище - это мило?!!
   – Ну ты и сука, - зло процедила я сквозь стиснутые зубы. Во мне нарастал знакомый шквал ярости, знакомая тень словно ползущие из-за горизонта грозовые тучи восставала во мне и окутывала рассудок. В таком состоянии я уделала по самое иго-го Тарка. Любопытно, а пройдут ли такие фокусы с Лал?
   Рванувшись вперёд, я резко повернулась и, ухватив изумлённо вздрогнувшую вампиршу за руку, передала ей почти всю свою инерцию. Грохот и звон разбитой витрины подтвердили правильность моих расчётов.
   Сигнализация заревела так, что спящий мегаполис вздрогнул напуганным зверьком. Стоя на усыпанном осколками стекла тротуаре, я еле сдерживала себя от желания последовать в окутанное мраком нутро магазина, минуя валяющиеся на витрине манекены в жёлтой одежде, и найти там Лал. Вот тогда ей точно не жить. Этой суке никогда и никак больше не жить, в этом я клянусь!
   Но когда я сделала уже первый шаг вперёд, вампирша сама выплыла мне навстречу. Грациозно, будто чей-то выдох, она слега расставила кровоточащие руки и приподнялась в воздух. Она ещё и летает? Вы только посмотрите на этот дирижабль!
   – Ты спустишься сама, или тебя камнями сбить? - саркастично поинтересовалась я, запрокинув назад голову. Приятно было знать, что в некотором плане она мало отличалась от человека: осколки витрины изодрали ей одежду и оставили роскошные порезы на бледной коже, из которых проступала чёрная кровь.
   А с другой стороны, и человека она сейчас напоминала меньше всего, странным образом утончившись и приобретя болезненный трупный оттенок, где в белом граничат друг с другом фиолетовый и зелёный. На каждом видном участке её тела очень чётко выступили лилово-синие жилы, и даже отсюда, снизу, мне было видно, как они сокращаются.
   Неужто сейчас лопнет?
   Так, как повернулась в воздухе вокруг своей оси Лал, покачиваются на висельнице покойники. Та же непринуждённость, те же грация и равновесие - точно как у Яхонта.
   Яхонт…
   Сделав шаг назад, я продолжила наблюдать за вампиршей.
   Яхонт из Круга Поединков. Не-е-ет, Вэмпи из Круга Поединков.
   – Спускайся, - никогда не думала, что мой голос может настолько дрожать от злости, - а иначе я сама тебя спущу.
   Однако Лал опять повернулась в воздухе, склонив голову на бок и продолжая наблюдать за мной покрасневшими глазами. Её бы в петлю перевесить, а то как-то неестественно получается.
   Прижавшись плечом к холодному и неимоверно пыльному столбу фонаря, я начала разуваться. Пальцы тряслись от злости и отказывались слушать, но я заставила себя всё сделать правильно и не загреметь при этом на асфальт. Мне давно уже хотелось драки, и не какой-нибудь, а именно с этой кровососущей тварью. Хотелось возить её мордой по асфальту и под конец прибить всю утреннюю городскую пыль дождём из её тухлой крови. Чёрная тень восставала во мне, позвякивая руками-лентами, и в своём диком танце выжимала из меня ярость подобно тому, как люди танцуют в кадках с виноградом и выжимают из него сок.
   Мне больше ничего не хотелось, только собственными руками убить Лал. Я ненавидела её так, как и представить себе никогда не могла. Эта ненависть оглушала и прыгала цветными пятнами перед глазами, от этой ненависти, беззвучно вопящей мне в уши, казалось, немеет тело. Куда там Эдуарду с его невинными детскими выходками…
   В ярости отшвырнув последний босоножек в сторону, я выпрямилась, и буквально тут же вампирша, не отрывая от меня своего прямого закостенелого взгляда, оживлённо приподняла голову.
   Звон бубенцов летел откуда-то издалека, но я никак не могла понять, откуда именно. Он напоминал приближающуюся волну, мощную и неотвратимую, надвигающуюся сразу со всех сторон. В её грохоте Лал словно упала в транс, потому что раскинула руки и закружилась в застывшем предрассветном воздухе с какой-то мёртвой грацией, ни на миллиметр не поднимаясь вверх и не опускаясь вниз, не сдвигаясь ни вправо, ни влево.
   И внезапно я увидела их, первые потоки Силы, исказившей изгибами своего длинного тела всё вокруг меня. А потом сама эта Сила налетела на меня, оглушая серебристым звоном. И не оказалось ничего, что я могла бы почувствовать или воспринять.
   … Она испуганно обернулась ко мне, высокая, статная, бледная, с угольно-чёрными бровями и гривой столь же угольно-чёрных волос. Рыжий отблеск камина играл на её длинном белом платье, украшенном жемчугом, и на вышитом гобелене за её спиной, где горный лев, осенённый уподобленным короне нимбом, стоял на задних лапах и в передних сжимал солнце.
   У её ног в луже чёрного вина одиноко поблескивал серебряный кубок, а в её изящных руках пестрел и позвякивал бубенчиками грязный шутовской колпак.

51.

   Я бежала по каменным коридорам замка и не видела ничего кроме побледневших в свете Мирны стен. Луна заглядывала сюда через редкие узкие окна и давала слишком мало света. Жизнь разделилась от окна до окна, от одного пятна света до другого под монотонное шлёпанье моих босых ног. И больше не было ничего.
   За мной гналось нечто, чего я боялась, очень боялась, чего действительно стоило бояться. И если бы не этот сумасшедший бег, заставляющий кровь летать по жилам и снабжать всё кислородом, моё сердце наверняка бы замерло от ужаса. Пред тем, кто преследовал меня.
   Шлейф белого платья вился за мной - грязный, изорванный, окровавленный бархат, присланный родичами из Англии, и белый жемчуг, подарок Анастасии, моей бабки из России. Сердце рвалось из всего этого изуродованного великолепия и стремилось лететь впереди меня.
   А коридор отцовского замка всё не кончался и не кончался. Когда мой прадед, сэр Гэбриэл, получил его в подарок, едва ли здесь жила бесконечность. Почему?! Где же эта дверь?!
   Я попыталась ещё больше ускорить бег, вытирая слёзы в уголках глаз. Мои бедные стопы, избитые холодным каменным полом, горели и выли от боли, но меньше всего на свете мне хотелось остановиться и перевести дыхание. Исчадие моих кошмаров догоняло меня вместе с густой чёрной тьмой, наступало мне на пятки, тянуло ко мне свои мёртвые руки, пахнущие свежей землёй, и гнусно позвякивало бубенцами.
   Господи, когда же окончится этот коридор? Где же дверь в опочивальню моих родителей? Почему у меня нет голоса, чтобы кричать о помощи?!
   И внезапно далеко впереди из мрака вынырнула серая точка. Она начала быстро расти, протягивая ко мне потоки унылого тусклого света, и расползаться по стенам, пожирая камень и лунный свет.
   Я бросилась к ней, в неё, и, резко повернув направо, оказалась на бульваре Пяти Генералов. Мятая газета, которую ветер лениво тащил вдоль улицы, тут же уцепилась за мою грязную босую ногу, но я стряхнула её и перешла на шаг. Грудь разрывалась от желания втянуть в себя воздуха куда больше, чем положено. Наверное, в резиновых лёгких таки есть смысл. Главное, чтобы их не постигла судьба воздушных шариков.
   При каждом выдохе рёбра болезненно сжимало, а свинцовая усталость словно непослушный ребёнок подпрыгивала у меня на плечах, заставляя опускаться всё ниже к земле. Стиснув зубы, я ухватилась за ближайший фонарный столб и прижалась лбом у его холодной поверхности. Вот уж нет, Кейни Браун ещё никогда не падала вот так, посреди улицы!
   Пятна под веками танцевали какой-то нелепый танец маленьких утят и упрямо не хотели убираться. Наверное, надо просто дышать. Просто дышать, вдох за вдохом, вдох за вдохом, вдох за вдохом…
   Голова оказалась такой тяжёлой, словно я прятала в ней банки со ртутью, да и чувствовала я себя соответственно. О ногах можно было даже не вспоминать. Сколько полей из битого стекла я сегодня пересекла?
   За лопатками хихикала боль, вызывая тошноту и отвращение к самой себе.
   Лал убила наших с Ки родителей…
   От одной этой мысли я ощутила, что хочу неистово кричать, так, чтобы это холодное предрассветное небо раскололось на часть. Выть как побитая собака, но…
   Но именно что но, Кейни! Так нельзя, нельзя! Сейчас, по-крайней мере, точно нельзя. Потом. Соберись, тебе осталось только добраться до дома, а там уже можно…
   Ты всегда говоришь мне: потом! А когда оно наступает, это потом, я больше не хочу ничего. Но боль от этого не исчезает, а превращается в маслянистый осадок где-то на дне сознания!
   Шумно вздохнув, я разлепила мокрые от слёз веки и осмотрелась.
   Действительно, чуть плывущий бульвар Пяти Генералов с его кирпичными пятиэтажными домами и мощёнными бетонной плиткой улицами. Стандартные высокие фонари дремлют под бледным небом, и всё вокруг: каждое тусклое окно, каждая бутылка из-под пива, каждый островок зелёного мха, пробивающегося откуда-то из фундамента домов - замерло в последних нотах сна, ощущая пробуждение и рассвет. Казалось, вот-вот, ещё чуть-чуть, и ночная симфония окончательно стихнет, уступив место дню.
   Но ожидание умеет удлинять время, растягивать его. И по мере того, как я всё больше приходила в себя, ожидая увидеть первые лучи солнца, тем дольше его не было. Казалось, время замерло на этой грязной серой улице в вечном предвкушении рассвета, а весь остальной мир, лежащий за этими домами, уже вовсю радуется наступившему дню. Казалось, войди я в ближайший переулок, и мне в глаза ударит ослепительный свет, а по ушам стегнёт обыкновенный гомон транспорта и спешащих на работу людей.
   Сделав глубокий вдох, я почесала нос о предплечье и задумалась. Тот коридор того замка… Это что, очередной бред моего изъеденного розовым сознания? Глюк, глюк, глюк, выросший на почве расшатанной нервной системы. Очень уж там благоприятная почва для всякого рода идиотизмов. Надо сделать прополку и обильное удобрение.
   Хотя с другой стороны, я ведь и есть в какой-то пра-степени внучка сэра Гэбриэла? Может быть это гены расшатывают моё сознание? Память прошлого? Дочь Ричарда… Стоп! У Ричарда не было дочерей - это я отлично помню по рассказу Вина! Только два сына - Винсент и Вильям. Так, дочки точно не было. Унести маразм! Я отправляюсь домой спать и лечиться. "И" или "или"? Спать или лечиться…
   Так, нет, ну его к собачьей матери!
   Оттолкнувшись от фонарного столба, я поняла что могу стоять на ногах и боле того. Меня вполне хватит до самого района свояков, и после этого я, может быть, даже взберусь вверх по склону. Но это пока только гипотеза, и я очень хочу её проверить.
   Посмотрев на небо, я ощутила скорый рассвет так явственно, будто он спрятавшимся ребёнком лукаво смотрел на меня через щёлочки меж старых кирпичных домов. Вот только когда я опустила глаза к асфальту, упёршийся в меня взгляд остался. Вот это да, полный эффект присутствия!
   Странно, однако я почти не удивилась, когда обернувшись через плечо, увидела идущую по улице Лал. Быть может, я свято верила в солнце, которое почему-то запаздывало, а может, из меня просто начал выветриваться весь тот розовый кисель, который намешала Кимберли. И Кейни Браун снова с нами!
   Я обернулась навстречу вампирше и почему-то вспомнила ковбойские вестерны. Сейчас ещё только перекати-поле пустить в кадр и дать мне в руки револьвер - один в один получается. Тем более, что Лал со своим проклятьем задолжала мне не один десяток, а то и не одну сотню жизней.
   Предрассветная тишина напряглась и задрожала, словно ощущая тот миг, когда будет потревожена. Я вновь почувствовала тот колючий клубок ярости, что ворочался у меня под диафрагмой, я вновь ощутила эту ненависть, доводящую до слёз и отчаянья, и вновь чёрная тень затанцевала по моим нервам, развевая руки-ленты по свежему ветерку. Сердце забилось чаще и уверенней, тяжелее.
   Сейчас будет драка.
   Вампирша приближалась ко мне, окровавленная, бледная и какая-то апатичная, с застекленевшим взглядом, прямым как копьё и устремлённым только на меня. Чуть напрягшись, я постаралась уловить в воздухе хоть какие-то ноты Силы, как это делают Наблюдатели перед дракой с нелюдем. Конечно, мне до Наблюдателя как таракану до киборга, но Силу можно чувствовать даже в возрасте двух месяцев от роду.
   Я была куда старше, но всё равно не могла ничего ощутить. То ли органы обоняния уже совсем того, то ли просто ничерта здесь нет. И вот эта вот Лал просто так топает ко мне? С голыми руками? Так, всё, унести маразм!
   Обернувшись через плечо, я как-то уж слишком нервно посмотрела на небо. Где же это треклятое солнце?
   С востока потянуло утренним холодом. Гибкие крылья ветра скользнули по моему телу и согнали целую стаю мурашек. По команде "Шагом марш!" они торопливо продефилировали от затылка к пояснице и там превратились в скользкого ледяного слизняка, заползшего куда-то мне под желудок. Непонятно почему, но я продолжала стоять возле фонарного столба и просто поджидала вампиршу. Надо бы, по хорошему, первой начать драку и тем самым получить хоть какое-то преимущество, а у меня ноги, кажется, намертво прикипели к асфальту.
   Но неожиданно в моих изумлённо расширившихся глазах Лал начала меняться.
   Я ощутила, как схожу с ума.
   Изорванная окровавленная одежда удлинилась, посветлела и превратилась в белое бархатное платье, расшитое крупным жемчугом. Каштановые волосы удлинились и почернели, лицо стало более утончённым, ранимым, с чёткими дугами угольных бровей.
   Кажется, я, сама того не осознавая, выругалась и перекрестилась одновременно.
   Ко мне шла дочь Ричарда, сестра Винсента и Вильгельма.
   Но её же не существовало никогда!
   Протерев глаза, я вновь уставилась на свою мнимую тётушку. Нихрена, не было у меня никогда такой тётушки!
   А вот это в тридцати метрах от тебя - что?
   Город задержал дыхание, надеясь услышать от меня более-менее явственный ответ, однако я уже ничерта не могла сообразить. Почти всю ночь я провела на ногах, я выпила столько, сколько мне позволило приличие, и мне по идее полагается сейчас вообще пластом слечь! А я стою на ногах и уж тем более не знаю, откуда взялся этот чёртов крокодил!
   Тётушка, а почему у Вас таки большие зубки?
   А это чтоб удобней было кровь твою высосать, внученька.
   Помотав головой, я в повисшей тишине вновь посмотрела на вампиршу и опять явственно ощутила, как у меня съезжает крыша, да при этом ещё грохочет всем, что я запрятала на чердаке. Угу, потому что чердак съезжает тоже, и летучие мыши - за компанию.
   Вы хотите об этом поговорить?
   Нет, я хочу понять, что тут происходит!
   На моих глазах Лал опять начала меняться, но как-то странно. Её лицо словно утратило все свои черты: глаза, нос, губы, скулы - и превратилось в гладкое поле, на котором почти как слайды проектора проскакивали чужие лица чужих женщин, имеющих между собой неоспоримое сходство. Точнее, эти лица переходили друг в друга, позволяя увидеть, как примешивалась в их семью чужая кровь. Почему-то я знала, что они все - мои предки из рода Арьеш и Браун.
   Вампирша превратилась во что-то странное, медленное, многоликое, пошатывающееся, но неизменно идущее ко мне. Апатия висела на ней как камень на шее утопленника, но всё равно даже в таком состоянии она не внушала доверия не то, что мне, а даже моим крыльям за спиной.
   Я видела их, всех женщин, которых убило проклятье.
   И в последний момент - я готова поклясться всей своей мелочной душонкой - среди них промелькнуло лицо моей матери. Такое до дикости родное и позабытое, но такое отчуждённое на этом мёртвом теле. А может, мне просто показалось, потому что в следующий момент… это, вот это неживое что-то, то ли иктанка, то ли экран телевизора, превратилось в Киару.
   Я замерла. Она - тоже. В пяти метрах от меня. Хотя не думаю, что её сердце заколотилось так же быстро, как и у меня, а лёгкие сжались, чтобы дать ему больше места. Но она улыбнулась - так, как может улыбаться только Ки. Доверчивое, но очень разумное счастье. Она была рада видеть меня.
   Она, ещё минуту назад бывшая просто Лал!!!
   Мысли заметались в голове так, что невозможно было ухватить хотя бы одну и вразумительно подумать. Идиотизм какой-то. Сюрреальность или ирреальность - она же только что была вампиром!!!
   Но глаза были глазами моей сестры, с тем же лукавым прищуром. И внезапно они затемнились, прямые светлые волосы отросли до пояса и превратились в чёрную гриву, а джинсы и футболка уступили место чёрным брюкам из кожи, чёрной майке с красной надписью "Вечность" и высоким ботинкам на грубой подошве. Шею и запястья Ки охватывали шипованые полоски чёрной кожи, а вместо медальона в виде Инь и Янь появился серебряный анк, символ вечной жизни.
   Прищурившись, я посмотрела на неё, свою тринадцатилетнюю сестрёнку. Я почти забыла, что когда-то она всерьёз увлекалась готикой…
   Она улыбнулась мне - очень неаккуратно, так, что я увидела пару острых клыков.
   Звон колокола раскатился по крышам домов и сотряс небо до самых его оснований.
   Где-то вспорхнула пара потревоженных голубей, и мы тоже вздрогнули.
   А колокол прозвенел ещё раз, раскалывая остатки ночи, сминая их. Где-то здесь церковь…
   Церковь!!! Гоп-ля-ля!
   Я сорвалась с места в предчувствии скорого убежища и буквально тут же со страхом поняла, что надолго меня не хватит. Меня вообще ни на сколько не хватит! Ни ноги, ни лёгкие - ничего не позволяло мне бежать как раньше в полную силу. Впрочем, у меня и полной силы этой не было. Правда, это вовсе не означает, что я поползла - я побежала, но мои избитые макаронины заплетались так, словно были сварены.
   Господи, мне бы только добежать до церкви!!!
   Лал за моей спиной раздосадовано завопила - голосом моей сестры. И этот крик резанул меня просто по сердцу, так, что оно едва не остановилось. Но я даже не позволила ему сбиться с ритма. Я должна бежать. Я должна добежать до этой церкви!
   Серые пустынные улицы, меланхоличные в своей грязи, отстраненно смотрели на меня тусклыми витринами и окнами, за которыми ещё клубился сладкий как дымка сгорающих благовоний сон. Мне хотелось выть от боли, терзающей всё моё бедное тельце, но позволить себе это означало просто сбиться с дыхания. Я старалась переплавить свою боль в злость, а злость - в новые силы, но получалось только в отчаянье. Крик моей сестры, вернее, вампирши, которая приняла её облик, ещё звенел в моей голове почти наряду с серебристыми бубенчиками. Я ещё помнила осколки этого крика, когда он разбился о стены домов и разлетелся искрами разочарования по крышам и соседним улицам.
   Но мне надо бежать к церкви. Господи, где же этот проклятый рассвет?!!
   Почему ещё нет солнца?!!
   Мощёная камнем площадь открылась передо мной внезапно, стоило только выбежать из какого-то переулка и перепрыгнуть через осколки стекла. Она была просторная и голая, в окружении хмурых пятиэтажных домов - как в кольце инквизиторов. И церковь высилась посреди неё, всеми своими линиями уходя вверх, тускло поблёскивая крестами на фоне застывшего болезненно-серого неба. Она наблюдала за мной стрельчатыми окнами, разнородными из-за витражей, словно щурилась и хотела рассмотреть, какое существо прибежало на её зов.
   Не помня себя, я бросилась к ней. Поздно было выяснять, кто я и можно ли мне переступать порог католической церкви. Главным было то, что его никогда не сможет переступить Лал - вот это действительно хорошо.
   Несколько десятков рыжевато-янтарных мраморных ступеней вели вверх, к двустворчатой двери в форме арки. Мои ступни беззвучно завизжали, когда я полетела вверх через ступень, обжигаясь утренним холодом Дома Божьего. Быть может, именно из-за такого неуважения последняя ступенька злобно ткнулась мне в лодыжку и повергла меня на холодный камень.
   Я выругалась - не смогла удержаться от этой боли, пронёсшейся подобно бою китайских барабанов по всему моему телу и впечатавшей последний, свой самый сильный удар мне в сознание. Локти и колени потеплели от крови, что щекотными потёками сбежала по рукам на мрамор, такой близкий, святой и отвратительно холодный. Я заставила себя подняться на четвереньки, а потом на трясущиеся полусогнутые ноги и побрела вперёд, уже ничерта не соображая от усталости и воя собственного тела. Мозги превратились в кашу, густую, отвратительную, но ещё способную воспринимать то, что происходило за сонмом пляшущих перед глазами цветастых пятен.
   Вокруг нарастал странный, непонятный шум, как будто воет зимой холодный северный ветер, ломая ветки старых ив за окнами нашего дома и кружась в вальсе со снегопадом. Шаг за шагом я приближалась ко дверям в церковь, а этот странный гул нарастал и давил на моё сознание, прессовал его как две каменные ладони.
   Запрокинув назад лохматую голову, я неустойчиво пошатнулась и снизу вверх мутно взглянула на церковь, что грозно и неприветливо нависала надо мной. Вокруг звучали голоса - сотни голосов, что-то твердящих, поющих мне или просто вопящих с таким безумием, что у меня замирали кровь и нервы вдоль позвоночника.
   И эти вопли становились всё сильней и сильней на фоне завывающего ветра. Они оглушали меня и ослепляли, били слабостью под оба колена, путали и расшатывали меня, словно я стояла в самом сердце толпы, не имеющей власти коснуться меня, но могущей кричать на меня тысячами нестройных голосов тысячи невнятных проклятий. Эти проклятья камнями бились по моему отчасти угасшему сознанию, но я пробиралась вперёд, я как потерянный ребёнок неуверенно тянула дрожащие руки к дверям, а они удалялись от меня дальше и дальше, и в такие моменты стройный хор прекрасных голосов начинал тянуть молитву.
   И больше всего на свете я хотела, чтобы отцовский крест был сейчас со мной.
   Мои нервно подёргивающиеся пальцы поймали холодную пустоту, имеющую вид медных дверных ручек. Казалось, одно это должно было заставить меня испугаться и побежать прочь от церкви, но я точно знала, что должна спрятаться в её нутре. Я человек настолько, насколько это возможно. Что бы ни сделала со мной Лал, я - человек, я могу, я должна войти в этот Дом Божий! Я имею на это право!!
   – Господи, за что, чёрт бы тебя подрал!!! - внезапно заорала я осипшим голосом и почти упала на массивные дверные ручки.
   Моя тяжесть толкнула створки вперёд, и они со скрипом послушно отворились, заставив меня сделать несколько коротких торопливых шажков вперёд. В лицо мне ласково ударило слегка удушливое мягкое тело царящего под сводами церкви Покоя, наполненного теплом, ароматами воска и ладана. Из-за моей спины в церковь ворвался, сорвав грязное перо с моих крыльев, утренних ветер и тусклый призрачный свет. Внутри было тихо.
   Я измученно сделала первый шаг, и ноги почти утонули в красной ковровой дорожке, что начиналась от входа и вела вперёд, к распятью. Сотни голосов что-то невразумительно кричали мне на ухо, раздражая, оглушая, доводя до исступления. Отпустив дверные ручки, я попробовала было дрожащими руками заткнуть себе уши, но это не помогло. Я слышала их, слышала их всех как собственные мысли, поднявшие бунт и зазвучавшие все одновременно. Глупый дьявольский оркестр, в котором все играют разом, не зная своих мест и партий.
   Перед глазами плыло, и мир слегка покачивался, как колыбельная под рукой задремавшего отца. Сквозь густую и вязкую пелену отупения, пульсирующую и перетекающую у меня под кожей, я замечала справа и слева гладкие деревянные лавки, а за ними в неглубоких каменных нишах - мраморные статуи Святых.
   Они плакали чёрной кровью.
   Приподняв кружащуюся голову, я посмотрела вверх, на стыдливо укутавшийся в ризу полумрака свод церкви и ощутила, как с него подобно дождю редко и неторопливо капает тёплая, алая…
   Истошный вопль поверг меня на колени. Кто-то кричал на незнакомом языке, громко, истерично - и просто в моей голове. Я пришла в ужас - так явственно звучал этот голос - и принялась судорожно оглядываться по сторонам.
   Распятья, распятья, забытый кем-то на скамье молитвенник в потрёпанном переплёте - я была единственным живым существом здесь. Эту церковь освещали сотни свечей - неподвижный ореол в окутавшем меня завывании северного ветра.
   Я стояла на четвереньках и не могла ничего понять. Мне казалось, что все эти люди, что-то кричащие мне вокруг меня, и существуют, и не существуют одновременно. Рядом, совсем рядом, стоит только реальности истончиться до такой степени, чтобы пропустить их голоса в моё сознание… Пустота, холодная ошеломляющая пустота, наполненная катающимся в истерике хаосом, и чисто механическая работа сердца, гоняющего по венам кровь - вот и всё, во что я превратилась.