Страница:
После операции Дюрана переполняло неописуемое ликование. Он чувствовал себя так, будто прежде жил в некоем гравитационном поле, а теперь избавился от постоянно довлевшего над ним груза.
В первые сутки Джефф проспал двенадцать часов, потом попытался смотреть телевизор, хотя и не хотелось, — и поспал еще. Из отеля позвонила Эйдриен, поинтересовалась его самочувствием и похвасталась, что обнаружила дешевую парковку в западной части города — «всего» в пятнадцати кварталах от отеля.
Наутро второго дня Джефф прошел через массу тестов и решил множество головоломок, разработанных для измерения различных аспектов работы мозга: осязания, вкуса, обоняния и зрения. Наряду с навыками моторики измерили коэффициент запоминания, проверили координацию, а после предложили прогуляться по коридору.
— Не бегом, — предостерег ассистент. — Тихим-тихим шагом. Если закружится голова — присядьте. А если нет — двигайтесь больше, это вам только на пользу.
После завтрака в больницу заглянул Шоу — проведать подопечного и узнать, как у него дела.
Дюран признался, что, хотя ему и впрямь стало гораздо легче, все-таки досадно, что по-прежнему ничего не удается вспомнить.
— А как вы хотели? Сразу ничего не бывает, — успокоил его Шоу. — Даже если взять, к примеру, не столь сложный недуг — слепоту, то и здесь с возвращением раздражителя пациенту нужно время, чтобы научиться расшифровывать получаемые сигналы. Представим, некто слеп от рождения, и вдруг к нему возвращается зрение… Что же вы думаете? Велика вероятность, что он впервые за многие годы начнет натыкаться на стены. Почему? Потому что этот человек успел приспособиться к слепоте. Он нашел способы справляться с ней. Лишите слепца темноты, и он окажется в водовороте света и красок, которые ничего для него не значат. Мозгу нужно время, чтобы научиться обрабатывать увиденное. Ваша психика, очевидно, нашла способ обходиться без утраченной личности, создав ей замену: Джеффри Дюрана. А поскольку мы еще не пытались беспокоить этот фильтр вашего восприятия, логично предположить, что он будет преобладать надо всем остальным до тех пор, пока не ослабнет.
— А как этого добиться?
— Поработаем с гипнозом, попытаемся навести вас на воспоминания с помощью ассоциативных образов — тогда и будет видно. К тому же кое-что нам уже известно. Эйдриен рассказала, что вы любите шахматы; я полагаю, что Карибы для вас не пустое слово, и еще… Вы, похоже, умеете управлять парусным судном.
Дюран улыбнулся.
— У меня мысль, — предложил он. — Почему бы нам не взять напрокат яхту и не сыграть парочку партий по пути на Ямайку?
Шоу с хитрецой улыбнулся и лукаво проговорил:
— Не искушайте меня.
Два часа спустя Шоу удобно устроился в кресле в кабинете для приема пациентов, находящемся в самом конце коридора. Помещение чистое, опрятное, располагающее к отдыху и совсем не похожее на палату: ряды лампочек на потолке, календари с репродукциями, мягкая мебель вокруг хромированного журнального столика.
Психиатр скрестил ноги и взглянул в глаза Дюрану.
— Я знаю, вы разочарованы, — начал он. — Однако, на мой взгляд, мы все-таки добились кое-какого прогресса.
— Какого? Я вспомнил лодку под парусом? Я и раньше это знал.
Шоу отрицательно покачал головой и ответил:
— Нет, вы не помнили. Во всяком случае, не так. Вы не помнили регату, не помнили, что участвовали в гонках… Видимо, вы были хорошо подготовленным матросом — учитывая ваш возраст, в студенчестве. Здесь можно кое с чем поработать.
Дюран нахмурился:
— А поподробнее?
— Похоже, вы когда-то жили у воды. Может быть, учились в университете, где был свой яхт-клуб.
— Может быть, может быть… — повторил Дюран. — Мы ничего не знаем наверняка.
— Не торопите память, — посоветовал психиатр, — дайте ей время. В большинстве случаев воспоминания восстанавливаются не за раз. Они приходят порциями — часто довольно медленно. К тому же типично, что те из них, что касаются перенесенной травмы, возвращаются в самую последнюю очередь. А порой не возвращаются и вовсе.
— Даже так бывает?
— Да, и нередко. Эти события, как правило, не связаны ассоциативной цепочкой с другими воспоминаниями. И поэтому легко теряются.
— Ясно.
— Так что не отчаивайтесь. Если быть до конца откровенным, настолько сильного расстройства, как у вас, я еще не встречал. Пытаясь с ним справиться, вы заново изобрели себя. Теперь наша задача — выяснить, кем вы являетесь на самом деле. Не исключено, что вам придется пережить травму, которую вы так долго подавляли. Это нелегко, и я предвижу осложнения уже сейчас.
— Что вы имеете в виду? — спросил Дюран.
— Я заметил сильное сопротивление со стороны вашей психики. Глубинное сопротивление. Даже под гипнозом вы умудряетесь увиливать от всего, что могло бы воссоединить вас с настоящим прошлым.
— А чем это вызвано?
Шоу улыбнулся. Его взгляд, казалось, утешал и подбадривал.
— С вами случилось что-то, чего не может принять разум. Может быть, произошел несчастный случай под парусами и утонул любимый человек. Вероятно, вы возложили на себя ответственность за это. Не исключено, что вы и в самом деле виноваты…
Психиатр замялся.
— Это лишь одна из рабочих гипотез, но кто знает? — Он снова помедлил. — Завтра попробуем новый подход.
После обеда Джефф недолго погулял по коридорам, поговорил с Эйдриен по телефону и уселся в кресло с номером журнала «Сейл», который оставил ему Шоу. Все так странно… Дюрану было приятно смотреть на яхты, но временами, когда его взгляд падал на какой-то предмет на заднем плане — уголок пейзажа или голосующего на шоссе человека, — словно солнце скрывалось за облачко. Им овладевало какое-то недоброе волнение, тревога и…
Джефф отшвырнул журнал и включил телевизор.
Эйдриен освежилась в душе, вернувшись в номер после пробежки в прохладе парка, вытерлась полотенцем и надела нижнее белье. Затем надела юбку и свитер, сварила в небольшой кухоньке у самой двери чашку кофе и, подойдя к столу возле окна, взглянула на соседнюю стройплощадку. Выпила маленькими глоточками кофе и стала разбирать корреспонденцию сестры. Девушка совсем забыла про почту: пачка писем, перехваченная толстой резинкой, пролежала на заднем сиденье «доджа» несколько дней. Теперь самое время взглянуть.
В первую очередь она открыла конверт из банка, где оказались размытые ксерокопии выписок со счетов Никки. По самым грубым подсчетам, сестрица проживала примерно четыре с половиной тысячи долларов в месяц, плюс-минус полсотни. Периодически — раз в несколько месяцев — на ее счет переводились телеграфом деньги. Например, три тысячи в сентябре, почти восемь в феврале. В отчете не было указано, откуда приходили эти суммы, и Эйдриен пометила в блокнотике: «Выяснить, откуда перевод».
Впрочем, это не было такой уж большой тайной — Эйдриен решила, что сестра регулярно получала проценты с компенсации Риддлов. Помнится, Бонилла упоминал о каком-то банке на Нормандских островах, откуда переводились средства на счет Никки в Штатах. Детектив даже собирался переслать его реквизиты по факсу. Возможно, европейский счет — не более чем дежурный. А может, на нем лежит основная сумма доверительного фонда. В любом случае это ключ к прошлому сестры. Жаль, что Эдди так и не представился случай выполнить свое обещание, и Эйдриен записала: «Запрос в “Риггз”».
С чеками все понятно: квартплата с коммунальными услугами съедала две с лишним тысячи; гонорары Дюрана — другой хороший кус. Сорок семь долларов в месяц — за кабельное телевидение, пара чеков ветеринару. Перечисления на «Визу» и чеки из «Харлоу» — парикмахерского салона, где обслуживалась Никки.
Ну, довольно об этом.
Следующий конверт пришел из банка «Чеви-Чейз», в котором Никки в свое время завела пластиковую карточку. Эйдриен заинтересовалась и внимательно просмотрела операции по счету, стараясь вникнуть в их смысл, что оказалось несложно. Супермаркет «Сейфуэй» 61.53; интернет-провайдер «Америка онлайн» 19.95: «Амтрак»[34] 189.60; видеопрокат «Блокбастер интертейнмент»…
А вот это уже интересно.
В строчке «Амтрак» не значилось, куда ездила Никки. Зато информация о последующих тратах все расставила на места: прокат автомобилей «Херц» в Орландо 654.69; отель «Ла-Ризорт» на Лонгбоут-Ки 1084.06. Эйдриен взглянула на даты.
Закусочная «Конч-хаус». 8 октября. 21.03 доллара.
Солнцезащитные очки. Сарасота. 9 октября. 226.05 доллара.
Все флоридские операции по счету производились в одно и то же время: с седьмого по двенадцатое октября — за пару недель до смерти Никки. Это неплохо вписывалось в общую картину, которую успела составить себе Эйдриен. Как раз тогда Никки отдала Джека в приют для собак. Дюран тоже припомнил, что пациентка пропустила сеанс примерно за неделю до самоубийства, и, когда он видел ее в последний раз, она была загорелой. Более того, Никки сама подтвердила, что отдыхала на пляже. На каком-то пляже. Его названия она либо не запомнила, либо не хотела говорить.
И вот оно: Лонгбоут-Ки. Ну-ка, где это?
Теперь Эйдриен испытывала радостное возбуждение, омрачавшееся только мыслью о том, что ноутбук сгорел в доме на Бетани-Бич. Будь у нее при себе хоть какой-нибудь компьютер, она все разузнала бы про это место и про «Ла-Ризорт». Может, в отеле дают в прокат портативные компьютеры? Она позвонила администратору, и тот, извинившись, посоветовал наведаться в «Кинко»: один салон открыт поблизости, в двух кварталах от отеля.
Подрабатывающий по вечерам студент принял кредитку и подключил Эйдриен к провайдеру. Она вписала «Лонгбоут-Ки» в строку поиска «Лайкоса» и щелкнула по кнопке «Найти». Несколько секунд спустя на экране возник аэрофотоснимок продолговатого одиннадцатимильного рифа на некотором удалении от побережья Флориды. Девушка щелкнула по карте и узнала, что остров находится примерно в часе езды от Тампы и соединен с Сарасотой насыпной дорогой.
Все это вызвало естественный вопрос: что там делала Никки? Может, во Флориде у нее был парень? Не исключено. Только в таком случае она наверняка хотя бы раз сказала сестре о нем. Тогда что? Что могло быть важно настолько, что хозяйка отправила преданного пса в одно из тех мест, которые сама же называла «собачьей тюрягой»? И еще — отправиться на поезде в такую даль, во Флориду. Почему на поезде? Ведь летать Никки никогда не боялась…
Эйдриен потопала каблучком. Да, тут есть над чем призадуматься.
Если уж начистоту, то последний год Никки интересовалась только одной темой — ритуальными жертвоприношениями. Сестра твердила об этом без устали. Возможно, она ездила на конференцию, где встречались «жертвы насилия»?
Эйдриен решила навести справки в сети «Нексис» и стала припоминать логин и пароль своей адвокатской конторы. Когда загрузилась заставка поискового сайта, она ввела слова «Лонгбоут-Ки», «сатанистский» и ограничила поиск текущим годом. Компьютер переварил информацию и выдал «ссылок не обнаружено». Никаких статей. Эйдриен изменила слова для поиска, заменив «сатанистский» «возвращением памяти».
На этот раз система предложила ей список из шести документов. Пять из них оказались вариациями на тему съезда морских экологов, состоявшегося в «Холидей-инн» на Лонгбоут-Ки и проходившего с восьмого по девятое октября. На встрече уделялось особое внимание чудесному возвращению популяции ламантинов в список не подвергающихся угрозе вымирания животных. При этом корреспондент не преминул отметить, что память о тех событиях до сих пор жива в сердцах морских биологов. В последней, шестой, статье подробнейшим образом освещалось, как благодаря особым чипам, заложенным в память электронного управления автомобилей, угнанные машины успешно возвращены владельцам, что является особым предметом гордости полицейского управления Лонгбоут-Ки.
Эйдриен запустила новый поиск, удалив слова «память» и «возвращение». Она надеялась, что происходившие в городе-курорте события между седьмым и двенадцатым октября наведут ее на какие-нибудь мысли и помогут связать воедино все факты.
После нового поиска осталось 98 статей. Эйдриен просмотрел краткие ссылки, в которых перечислялись заголовок, название опубликовавшего их издания, дата и, наконец, строка с ключевым словом. Большая часть информации оказалась бесполезна: объявления о винных фестивалях, открытии галерей, теннисных турнирах и матчей по гольфу. Однако одна история отличалась от остальных. Сердце Эйдриен екнуло, когда она увидела заголовки:
Проштудировав статьи об убийстве Крейна, Эйдриен принялась искать продолжение истории, вопреки всему надеясь, что убийцу все-таки нашли. Однако, как и следовало ожидать, дело осталось нераскрытым. После убийства прошло две недели, а у полиции не было ни мотива, ни подозреваемых, ни ценных свидетелей, ни орудия преступления. Следователи терялись в догадках.
Как и Эйдриен. Она не сомневалась, что в деле замешана ее сестра. Не исключено, что она непосредственная виновница гибели старика — только вот зачем ей это понадобилось?
Откинувшись в пластиковом кресле, Эйдриен подняла взгляд на потолок, освещавшийся флуоресцентными лампами, и потянулась. Она не полицейский и не имеет представления, как расследовать убийство. Но любому ясно, что каждое преступление имеет две стороны — преступника и жертву. Более того, в данном конкретном случае у нее явное превосходство над полицией: она неплохо представляет себе убийцу.
Только кто жертва Нико? Единственное, что Эйдриен знала наверняка, — сестра преодолела тысячу миль, чтобы убить умирающего, питавшего слабость к закатам. Как там его назвали в заголовке? «Старый горожанин»?
Или… не так. Не совсем так. Эйдриен вернулась к самой первой статье и сразу увидела, что в заголовке имеется запятая и еще одно слово. «Жертва снайпера — видный старый горожанин». Значит, он не просто старик, которого все в округе знают.
«Хорошо, — подумала девушка и вновь села за компьютер. — Попробуем выяснить, чем он прославился».
Глава 30
В первые сутки Джефф проспал двенадцать часов, потом попытался смотреть телевизор, хотя и не хотелось, — и поспал еще. Из отеля позвонила Эйдриен, поинтересовалась его самочувствием и похвасталась, что обнаружила дешевую парковку в западной части города — «всего» в пятнадцати кварталах от отеля.
Наутро второго дня Джефф прошел через массу тестов и решил множество головоломок, разработанных для измерения различных аспектов работы мозга: осязания, вкуса, обоняния и зрения. Наряду с навыками моторики измерили коэффициент запоминания, проверили координацию, а после предложили прогуляться по коридору.
— Не бегом, — предостерег ассистент. — Тихим-тихим шагом. Если закружится голова — присядьте. А если нет — двигайтесь больше, это вам только на пользу.
После завтрака в больницу заглянул Шоу — проведать подопечного и узнать, как у него дела.
Дюран признался, что, хотя ему и впрямь стало гораздо легче, все-таки досадно, что по-прежнему ничего не удается вспомнить.
— А как вы хотели? Сразу ничего не бывает, — успокоил его Шоу. — Даже если взять, к примеру, не столь сложный недуг — слепоту, то и здесь с возвращением раздражителя пациенту нужно время, чтобы научиться расшифровывать получаемые сигналы. Представим, некто слеп от рождения, и вдруг к нему возвращается зрение… Что же вы думаете? Велика вероятность, что он впервые за многие годы начнет натыкаться на стены. Почему? Потому что этот человек успел приспособиться к слепоте. Он нашел способы справляться с ней. Лишите слепца темноты, и он окажется в водовороте света и красок, которые ничего для него не значат. Мозгу нужно время, чтобы научиться обрабатывать увиденное. Ваша психика, очевидно, нашла способ обходиться без утраченной личности, создав ей замену: Джеффри Дюрана. А поскольку мы еще не пытались беспокоить этот фильтр вашего восприятия, логично предположить, что он будет преобладать надо всем остальным до тех пор, пока не ослабнет.
— А как этого добиться?
— Поработаем с гипнозом, попытаемся навести вас на воспоминания с помощью ассоциативных образов — тогда и будет видно. К тому же кое-что нам уже известно. Эйдриен рассказала, что вы любите шахматы; я полагаю, что Карибы для вас не пустое слово, и еще… Вы, похоже, умеете управлять парусным судном.
Дюран улыбнулся.
— У меня мысль, — предложил он. — Почему бы нам не взять напрокат яхту и не сыграть парочку партий по пути на Ямайку?
Шоу с хитрецой улыбнулся и лукаво проговорил:
— Не искушайте меня.
Два часа спустя Шоу удобно устроился в кресле в кабинете для приема пациентов, находящемся в самом конце коридора. Помещение чистое, опрятное, располагающее к отдыху и совсем не похожее на палату: ряды лампочек на потолке, календари с репродукциями, мягкая мебель вокруг хромированного журнального столика.
Психиатр скрестил ноги и взглянул в глаза Дюрану.
— Я знаю, вы разочарованы, — начал он. — Однако, на мой взгляд, мы все-таки добились кое-какого прогресса.
— Какого? Я вспомнил лодку под парусом? Я и раньше это знал.
Шоу отрицательно покачал головой и ответил:
— Нет, вы не помнили. Во всяком случае, не так. Вы не помнили регату, не помнили, что участвовали в гонках… Видимо, вы были хорошо подготовленным матросом — учитывая ваш возраст, в студенчестве. Здесь можно кое с чем поработать.
Дюран нахмурился:
— А поподробнее?
— Похоже, вы когда-то жили у воды. Может быть, учились в университете, где был свой яхт-клуб.
— Может быть, может быть… — повторил Дюран. — Мы ничего не знаем наверняка.
— Не торопите память, — посоветовал психиатр, — дайте ей время. В большинстве случаев воспоминания восстанавливаются не за раз. Они приходят порциями — часто довольно медленно. К тому же типично, что те из них, что касаются перенесенной травмы, возвращаются в самую последнюю очередь. А порой не возвращаются и вовсе.
— Даже так бывает?
— Да, и нередко. Эти события, как правило, не связаны ассоциативной цепочкой с другими воспоминаниями. И поэтому легко теряются.
— Ясно.
— Так что не отчаивайтесь. Если быть до конца откровенным, настолько сильного расстройства, как у вас, я еще не встречал. Пытаясь с ним справиться, вы заново изобрели себя. Теперь наша задача — выяснить, кем вы являетесь на самом деле. Не исключено, что вам придется пережить травму, которую вы так долго подавляли. Это нелегко, и я предвижу осложнения уже сейчас.
— Что вы имеете в виду? — спросил Дюран.
— Я заметил сильное сопротивление со стороны вашей психики. Глубинное сопротивление. Даже под гипнозом вы умудряетесь увиливать от всего, что могло бы воссоединить вас с настоящим прошлым.
— А чем это вызвано?
Шоу улыбнулся. Его взгляд, казалось, утешал и подбадривал.
— С вами случилось что-то, чего не может принять разум. Может быть, произошел несчастный случай под парусами и утонул любимый человек. Вероятно, вы возложили на себя ответственность за это. Не исключено, что вы и в самом деле виноваты…
Психиатр замялся.
— Это лишь одна из рабочих гипотез, но кто знает? — Он снова помедлил. — Завтра попробуем новый подход.
После обеда Джефф недолго погулял по коридорам, поговорил с Эйдриен по телефону и уселся в кресло с номером журнала «Сейл», который оставил ему Шоу. Все так странно… Дюрану было приятно смотреть на яхты, но временами, когда его взгляд падал на какой-то предмет на заднем плане — уголок пейзажа или голосующего на шоссе человека, — словно солнце скрывалось за облачко. Им овладевало какое-то недоброе волнение, тревога и…
Джефф отшвырнул журнал и включил телевизор.
Эйдриен освежилась в душе, вернувшись в номер после пробежки в прохладе парка, вытерлась полотенцем и надела нижнее белье. Затем надела юбку и свитер, сварила в небольшой кухоньке у самой двери чашку кофе и, подойдя к столу возле окна, взглянула на соседнюю стройплощадку. Выпила маленькими глоточками кофе и стала разбирать корреспонденцию сестры. Девушка совсем забыла про почту: пачка писем, перехваченная толстой резинкой, пролежала на заднем сиденье «доджа» несколько дней. Теперь самое время взглянуть.
В первую очередь она открыла конверт из банка, где оказались размытые ксерокопии выписок со счетов Никки. По самым грубым подсчетам, сестрица проживала примерно четыре с половиной тысячи долларов в месяц, плюс-минус полсотни. Периодически — раз в несколько месяцев — на ее счет переводились телеграфом деньги. Например, три тысячи в сентябре, почти восемь в феврале. В отчете не было указано, откуда приходили эти суммы, и Эйдриен пометила в блокнотике: «Выяснить, откуда перевод».
Впрочем, это не было такой уж большой тайной — Эйдриен решила, что сестра регулярно получала проценты с компенсации Риддлов. Помнится, Бонилла упоминал о каком-то банке на Нормандских островах, откуда переводились средства на счет Никки в Штатах. Детектив даже собирался переслать его реквизиты по факсу. Возможно, европейский счет — не более чем дежурный. А может, на нем лежит основная сумма доверительного фонда. В любом случае это ключ к прошлому сестры. Жаль, что Эдди так и не представился случай выполнить свое обещание, и Эйдриен записала: «Запрос в “Риггз”».
С чеками все понятно: квартплата с коммунальными услугами съедала две с лишним тысячи; гонорары Дюрана — другой хороший кус. Сорок семь долларов в месяц — за кабельное телевидение, пара чеков ветеринару. Перечисления на «Визу» и чеки из «Харлоу» — парикмахерского салона, где обслуживалась Никки.
Ну, довольно об этом.
Следующий конверт пришел из банка «Чеви-Чейз», в котором Никки в свое время завела пластиковую карточку. Эйдриен заинтересовалась и внимательно просмотрела операции по счету, стараясь вникнуть в их смысл, что оказалось несложно. Супермаркет «Сейфуэй» 61.53; интернет-провайдер «Америка онлайн» 19.95: «Амтрак»[34] 189.60; видеопрокат «Блокбастер интертейнмент»…
А вот это уже интересно.
В строчке «Амтрак» не значилось, куда ездила Никки. Зато информация о последующих тратах все расставила на места: прокат автомобилей «Херц» в Орландо 654.69; отель «Ла-Ризорт» на Лонгбоут-Ки 1084.06. Эйдриен взглянула на даты.
Закусочная «Конч-хаус». 8 октября. 21.03 доллара.
Солнцезащитные очки. Сарасота. 9 октября. 226.05 доллара.
Все флоридские операции по счету производились в одно и то же время: с седьмого по двенадцатое октября — за пару недель до смерти Никки. Это неплохо вписывалось в общую картину, которую успела составить себе Эйдриен. Как раз тогда Никки отдала Джека в приют для собак. Дюран тоже припомнил, что пациентка пропустила сеанс примерно за неделю до самоубийства, и, когда он видел ее в последний раз, она была загорелой. Более того, Никки сама подтвердила, что отдыхала на пляже. На каком-то пляже. Его названия она либо не запомнила, либо не хотела говорить.
И вот оно: Лонгбоут-Ки. Ну-ка, где это?
Теперь Эйдриен испытывала радостное возбуждение, омрачавшееся только мыслью о том, что ноутбук сгорел в доме на Бетани-Бич. Будь у нее при себе хоть какой-нибудь компьютер, она все разузнала бы про это место и про «Ла-Ризорт». Может, в отеле дают в прокат портативные компьютеры? Она позвонила администратору, и тот, извинившись, посоветовал наведаться в «Кинко»: один салон открыт поблизости, в двух кварталах от отеля.
Подрабатывающий по вечерам студент принял кредитку и подключил Эйдриен к провайдеру. Она вписала «Лонгбоут-Ки» в строку поиска «Лайкоса» и щелкнула по кнопке «Найти». Несколько секунд спустя на экране возник аэрофотоснимок продолговатого одиннадцатимильного рифа на некотором удалении от побережья Флориды. Девушка щелкнула по карте и узнала, что остров находится примерно в часе езды от Тампы и соединен с Сарасотой насыпной дорогой.
Все это вызвало естественный вопрос: что там делала Никки? Может, во Флориде у нее был парень? Не исключено. Только в таком случае она наверняка хотя бы раз сказала сестре о нем. Тогда что? Что могло быть важно настолько, что хозяйка отправила преданного пса в одно из тех мест, которые сама же называла «собачьей тюрягой»? И еще — отправиться на поезде в такую даль, во Флориду. Почему на поезде? Ведь летать Никки никогда не боялась…
Эйдриен потопала каблучком. Да, тут есть над чем призадуматься.
Если уж начистоту, то последний год Никки интересовалась только одной темой — ритуальными жертвоприношениями. Сестра твердила об этом без устали. Возможно, она ездила на конференцию, где встречались «жертвы насилия»?
Эйдриен решила навести справки в сети «Нексис» и стала припоминать логин и пароль своей адвокатской конторы. Когда загрузилась заставка поискового сайта, она ввела слова «Лонгбоут-Ки», «сатанистский» и ограничила поиск текущим годом. Компьютер переварил информацию и выдал «ссылок не обнаружено». Никаких статей. Эйдриен изменила слова для поиска, заменив «сатанистский» «возвращением памяти».
На этот раз система предложила ей список из шести документов. Пять из них оказались вариациями на тему съезда морских экологов, состоявшегося в «Холидей-инн» на Лонгбоут-Ки и проходившего с восьмого по девятое октября. На встрече уделялось особое внимание чудесному возвращению популяции ламантинов в список не подвергающихся угрозе вымирания животных. При этом корреспондент не преминул отметить, что память о тех событиях до сих пор жива в сердцах морских биологов. В последней, шестой, статье подробнейшим образом освещалось, как благодаря особым чипам, заложенным в память электронного управления автомобилей, угнанные машины успешно возвращены владельцам, что является особым предметом гордости полицейского управления Лонгбоут-Ки.
Эйдриен запустила новый поиск, удалив слова «память» и «возвращение». Она надеялась, что происходившие в городе-курорте события между седьмым и двенадцатым октября наведут ее на какие-нибудь мысли и помогут связать воедино все факты.
После нового поиска осталось 98 статей. Эйдриен просмотрел краткие ссылки, в которых перечислялись заголовок, название опубликовавшего их издания, дата и, наконец, строка с ключевым словом. Большая часть информации оказалась бесполезна: объявления о винных фестивалях, открытии галерей, теннисных турнирах и матчей по гольфу. Однако одна история отличалась от остальных. Сердце Эйдриен екнуло, когда она увидела заголовки:
«Убийство на курорте — полиция в замешательстве».Теперь стало понятно, почему Никки поехала на поезде — через аэропорт не пронесешь винтовку. Эйдриен загрузила текст газетной статьи, опубликованной одиннадцатого октября в «Тампе»:
«Труп в инвалидном кресле, отдыхающие потрясены».
«Жертва снайпера — видный старый горожанин».
«Вчера вечером на эспланаде отеля „Ла-Ризорт“ убит Кальвин Ф. Крейн. Несчастный сидел в своем инвалидном кресле и любовался закатом, когда безжалостная пуля разбила его позвоночник надвое.Эйдриен продолжила поиск информации по делу об убийстве, просматривая ссылки, в которых фигурировали слова «снайпер» и «мощная винтовка». Как следовало из газетных статей, ямаец-медбрат не подозревал, что его подопечный мертв, пока кто-то не закричал, — только тогда он увидел кровь. «Я ничего не слышал, — сказал медбрат в полиции, — и не видел поблизости вооруженных людей». По всей видимости, ничего не заметили и остальные. Это-то и привело следователей к заключению, что убийца использовал глушитель. Эйдриен вспомнилась толстая черная трубка в светло-зеленом футляре под кроватью сестры. Расследование осложнялось тем, что жертву переместили с места смерти, и потому установить, откуда произвели выстрел, стало невозможно. Как выразились полицейские, это все равно что играть в шарады.
По сведениям полиции, К. Ф. Крейн, 82-летний старожил нашего города, был застрелен из винтовки высокой мощности, очевидно, снабженной глушителем. Имеются все основания полагать, что фатальный выстрел произведен с одной из выходящих на пляж высоток. Крейн был признан мертвым по прибытии в Мемориальный госпиталь сестер милосердия. По сведениям из осведомленных источников, полиция совершенно сбита с толку. «Бессмысленное убийство, — сообщили осведомленные лица. — Убитый умирал от рака. По прогнозам врачей, жертве снайпера оставалось жить не больше года». Медбрат Ливитикус Бенн, уроженец Ямайки, который ухаживал за погибшим вплоть до момента его смерти, допрошен в полицейском участке и сразу же освобожден».
Проштудировав статьи об убийстве Крейна, Эйдриен принялась искать продолжение истории, вопреки всему надеясь, что убийцу все-таки нашли. Однако, как и следовало ожидать, дело осталось нераскрытым. После убийства прошло две недели, а у полиции не было ни мотива, ни подозреваемых, ни ценных свидетелей, ни орудия преступления. Следователи терялись в догадках.
Как и Эйдриен. Она не сомневалась, что в деле замешана ее сестра. Не исключено, что она непосредственная виновница гибели старика — только вот зачем ей это понадобилось?
Откинувшись в пластиковом кресле, Эйдриен подняла взгляд на потолок, освещавшийся флуоресцентными лампами, и потянулась. Она не полицейский и не имеет представления, как расследовать убийство. Но любому ясно, что каждое преступление имеет две стороны — преступника и жертву. Более того, в данном конкретном случае у нее явное превосходство над полицией: она неплохо представляет себе убийцу.
Только кто жертва Нико? Единственное, что Эйдриен знала наверняка, — сестра преодолела тысячу миль, чтобы убить умирающего, питавшего слабость к закатам. Как там его назвали в заголовке? «Старый горожанин»?
Или… не так. Не совсем так. Эйдриен вернулась к самой первой статье и сразу увидела, что в заголовке имеется запятая и еще одно слово. «Жертва снайпера — видный старый горожанин». Значит, он не просто старик, которого все в округе знают.
«Хорошо, — подумала девушка и вновь села за компьютер. — Попробуем выяснить, чем он прославился».
Глава 30
Шоу с Дюраном сидели за столиком кафетерия для сотрудников больницы и разговаривали, стараясь не обращать внимания на звон столовых приборов, бряцание подносов и мелькающих перед глазами медсестер и врачей. Стены столовой украшали вырезанные из картона жареные индейки — наступал День благодарения.
Психиатр озадаченно понаблюдал, с какой жадностью пациент поглощает куриную лапшу, сложил руки на груди и через некоторое время признался:
— Не знаю, как нам поступить… Я не вижу никаких признаков улучшения. Более того, ваше психическое расстройство только прогрессирует.
— Правда? — удивился Дюран. После операции он чувствовал себя необычайно собранным и бдительным. А раньше он будто смотрел на мир сквозь тусклые стекла и жил под воздействием седативных средств. И хотя восторг от радости бытия стал потихоньку угасать, ясность ума не слабела. Теперь все выглядело ярче, чем прежде, цвета казались более насыщенными, а звуки — громкими и отчетливыми.
Шоу сложил ладони, подался вперед и поведал пациенту:
— Я бы хотел попробовать пентатол натрия.
Дюран удивился:
— «Сыворотку правды»?
Психиатр поежился.
— Да, небольшую дозу. Ничего другого просто в голову не приходит. Конечно, можно оставить все как есть и надеяться на милость природы. Но буду с вами откровенен: за все это время мы ничего не добились — вы упорно блокируете информацию.
— Как?
— Вы точно прячетесь под панцирь. Ваша память напоминает черный ящик: только я пытаюсь копнуть прошлое, как натыкаюсь на стену. И хоть убейте, не понимаю — почему.
— Полагаете, пентатол натрия…
— Поможет? Да, надеюсь.
Дюран задумался.
— А почему вы убеждены, что проблема носит психологический характер? Ведь амнезия может быть вызвана и физиологическими причинами…
— Мы все проверили заранее, — сказал Шоу. — Нет никаких признаков повреждения мозга. Ни одного. Здесь имеет место патологическое отторжение.
— Отторжение чего?
— Вашей личности.
Джефф неторопливо потягивал из ложки бульон, обдумывая слова доктора. Затем склонился над столом и спросил:
— Вы хотите сказать, что у меня психиатрический эквивалент автоиммунного заболевания?
Психиатр прикрыл глаза и усмехнулся.
— Совершенно верно. Но меня беспокоит и кое-что другое. Я заметил, что вы начинаете впадать в депрессию. — Не дав пациенту возразить, доктор продолжил: — Сама по себе депрессия — не такое уж и редкое явление в послеоперационный период. И все же у вас она проходит несколько глубже, чем я ожидал.
Собеседник покачал головой:
— Не замечал за собой ничего подобного. Даже напротив: я бодр, как никогда.
— Да, это сразу бросается в глаза. Но сейчас я о другом. — Врач заколебался. — У вас притупляется восприятие. Должен вас огорчить — это симптом маниакальной депрессии.
Дюран нахмурился:
— И если это произойдет?
Шоу запустил в волосы пятерню.
— Надо бы, конечно, подождать результатов анализов… Однако я не уверен, что мы можем себе позволить затягивать лечение.
— Почему? — удивился пациент.
— Мы еще не обсуждали ваше финансовое положение. Вы ведь не имеете права лечить людей — у вас нет квалификации.
— Насколько нам известно.
Психиатр улыбнулся:
— В точку! «Насколько нам известно». И что произойдет, если вы ошибаетесь? Вы богаты и независимы?
Дюран задумался.
— Мои родители погибли, и у них была какая-то страховка.
— Вы о каких родителях говорите? Мистере и миссис Дюран?
— Наверное.
— Хм… — Шоу нахмурился. — У вас наверняка есть какие-то сбережения — невозможно жить только с двух клиентов. Или ваши гонорары больше, чем у меня.
Дюран ответил слабой улыбкой:
— Не помню, чтобы беспокоился о деньгах. Думаю, имеет смысл позвонить в банк…
Психиатр кивнул и откашлялся.
— И еще, хм… Что насчет Эйдриен?
Собеседника удивила такая постановка вопроса.
— А что с ней?
— Вы явно нравитесь друг другу. Мне интересно — в каких вы отношениях?
Джеффри нахмурился:
— Она истец, я ответчик.
Шоу улыбнулся:
— Но ведь, насколько я слышал, она отказалась от претензий.
— Вероятно.
— Тогда вы, видимо, могли бы некоторое время пожить у нее.
Дюран улыбнулся.
— Не думаю.
Психиатр не смог скрыть разочарования, и Джеффри поспешил пояснить:
— Видите ли, у нас кое-какие сложности. Эйдриен, наверное, вам не говорила, но мы с ней… Короче, мы вроде как в бегах.
— В бегах?
— Да, и в обозримом будущем вряд ли что-то изменится.
Врач некоторое время переваривал услышанное, потом извинился и направился к стойкам с блюдами. Вернувшись с полным чайником, он сел за столик и сказал:
— Я бы предложил попробовать «сыворотку правды» не откладывая. Хотя сегодня не получится: я совсем забыл о Дне благодарения. А жена мне этого не простит. Давайте перенесем на завтра. Я уже и пленки с парусами достал…
— Какие пленки?
— Аудиозаписи, звуки моря. Здорово расслабляет: плеск волн о корму, потрескивание канатов, горы в тумане. Паруса на ветру хлопают — все, что пожелаешь, как в сказке. А учитывая, что вы будете под гипнозом, для вас вообще все будет как наяву. Даже не сказка, а рай.
Своим повествованием Шоу пытался взбодрить Дюрана, но тому вдруг стало не по себе: трещат канаты, хлопают паруса…
— Где вы такое раздобыли? — спросил он.
— Вы о чем?
— Ну, звуки моря.
— На углу Шестьдесят третьей и Лексингтон-авеню. Студия «Нью эйфи аудио». — Психиатр склонил голову набок, пригубил чай и широко улыбнулся: — Смекалки мне не занимать?
Вспоминать он начал благодаря курткам. Это странно, потому что во время гонок они курток никогда не надевали. Как и обещал Шоу, Дюран погрузился в звуки океана, в плеск и журчание воды. С закрытыми глазами он слушал пленку и гонял по волнам с друзьями, правил рулем и чуть притормаживал, оценивая оптимальный галс, когда судно приближалось к бую. Команда сидела в куртках, хотя, как все знали, никто не носил их на борту.
— О каких куртках вы говорите? — спросил Шоу.
— Командные куртки… Не то, что надеваешь на соревнованиях, а то, что носишь до и после регаты. И в университете.
Они уже пытались взглянуть глазами Джеффри на университетский городок, попробовали рассмотреть планировку зданий, студентов, профессоров, надписи на сооружениях, примечательные объекты и статуи. И все эти попытки по-прежнему заходили в тупик, потому что Дюран акцентировал все внимание на, казалось бы, незначительных деталях: фирменных знаках на карандашах и блокнотах, междугородных телефонных кодах, спортивных принадлежностях… И куртках.
— Какого они цвета?
— Черные с белым.
— Черно-белые. Не типично. Вы уверены? Вы, случайно, не фотографию вспоминаете? Может быть, они темно-синие?
— Нет, черные. Чернильно-черные с белыми буквами.
— Опишите поподробнее.
Пациент становился все беспокойнее. Ему хотелось сменить позу, но он не мог — Джефф почти примерз к месту от неприятных воспоминаний. Так проявлялся страх. Дюрану было нестерпимо холодно, он оцепенел, и ему казалось, будто он обложен льдом, — обмен веществ замедлился. Пациент боялся пошевелиться, опасаясь выпустить на волю что-то таящееся внутри, и он не понимал — почему. Логический сектор его мозга оказался в состоянии взвешивать реакции и не одобрял дискомфорта. Разве можно бояться курток? Что в них страшного?
— Не торопитесь, — проговорил Шоу. — Думайте о куртках. Они на пуговицах или на молниях? Из какой сшиты ткани?
— Я не могу думать. Мыслям тесно. — Ощущения сузились, остались только давление и холод. Дюран с ужасом почувствовал, как голову со всех сторон сдавливают льдины и мозг застывает.
— Вы можете думать. Они на пуговицах или на молнии?
Нет ответа.
— Повесьте куртку на вешалку в своей комнате, — предложил Шоу.
Так пошло легче. Куртка была на крючке, а не на Джеффе.
— Она на молнии, — сказал Дюран.
— Превосходно! Спереди куртки что-нибудь есть? Кроме застежки.
— Вышивка.
— Какого цвета?
— Белая.
— Что это? Что там вышито? Буквы? Слово? — Шоу заколебался. — Ваше имя?
— Медведь, — сказал Дюран, удивившись не меньше доктора.
— Только голова? Или весь целиком?
— Это медведь, — повторил Джеффри.
— Белый медведь?
Пациент кивнул. Слова давались ему с огромным трудом, и отвечал он медленно.
— Да, полярный медведь.
— Медведь, — проговорил Шоу еле слышно, почти шепотом — шепотом, полным ликования. — Черное и белое. Полярный медведь, — повторил он теперь еще громче.
В его интонации звучал триумф, от которого Дюрана захлестнула паника.
Психиатр озадаченно понаблюдал, с какой жадностью пациент поглощает куриную лапшу, сложил руки на груди и через некоторое время признался:
— Не знаю, как нам поступить… Я не вижу никаких признаков улучшения. Более того, ваше психическое расстройство только прогрессирует.
— Правда? — удивился Дюран. После операции он чувствовал себя необычайно собранным и бдительным. А раньше он будто смотрел на мир сквозь тусклые стекла и жил под воздействием седативных средств. И хотя восторг от радости бытия стал потихоньку угасать, ясность ума не слабела. Теперь все выглядело ярче, чем прежде, цвета казались более насыщенными, а звуки — громкими и отчетливыми.
Шоу сложил ладони, подался вперед и поведал пациенту:
— Я бы хотел попробовать пентатол натрия.
Дюран удивился:
— «Сыворотку правды»?
Психиатр поежился.
— Да, небольшую дозу. Ничего другого просто в голову не приходит. Конечно, можно оставить все как есть и надеяться на милость природы. Но буду с вами откровенен: за все это время мы ничего не добились — вы упорно блокируете информацию.
— Как?
— Вы точно прячетесь под панцирь. Ваша память напоминает черный ящик: только я пытаюсь копнуть прошлое, как натыкаюсь на стену. И хоть убейте, не понимаю — почему.
— Полагаете, пентатол натрия…
— Поможет? Да, надеюсь.
Дюран задумался.
— А почему вы убеждены, что проблема носит психологический характер? Ведь амнезия может быть вызвана и физиологическими причинами…
— Мы все проверили заранее, — сказал Шоу. — Нет никаких признаков повреждения мозга. Ни одного. Здесь имеет место патологическое отторжение.
— Отторжение чего?
— Вашей личности.
Джефф неторопливо потягивал из ложки бульон, обдумывая слова доктора. Затем склонился над столом и спросил:
— Вы хотите сказать, что у меня психиатрический эквивалент автоиммунного заболевания?
Психиатр прикрыл глаза и усмехнулся.
— Совершенно верно. Но меня беспокоит и кое-что другое. Я заметил, что вы начинаете впадать в депрессию. — Не дав пациенту возразить, доктор продолжил: — Сама по себе депрессия — не такое уж и редкое явление в послеоперационный период. И все же у вас она проходит несколько глубже, чем я ожидал.
Собеседник покачал головой:
— Не замечал за собой ничего подобного. Даже напротив: я бодр, как никогда.
— Да, это сразу бросается в глаза. Но сейчас я о другом. — Врач заколебался. — У вас притупляется восприятие. Должен вас огорчить — это симптом маниакальной депрессии.
Дюран нахмурился:
— И если это произойдет?
Шоу запустил в волосы пятерню.
— Надо бы, конечно, подождать результатов анализов… Однако я не уверен, что мы можем себе позволить затягивать лечение.
— Почему? — удивился пациент.
— Мы еще не обсуждали ваше финансовое положение. Вы ведь не имеете права лечить людей — у вас нет квалификации.
— Насколько нам известно.
Психиатр улыбнулся:
— В точку! «Насколько нам известно». И что произойдет, если вы ошибаетесь? Вы богаты и независимы?
Дюран задумался.
— Мои родители погибли, и у них была какая-то страховка.
— Вы о каких родителях говорите? Мистере и миссис Дюран?
— Наверное.
— Хм… — Шоу нахмурился. — У вас наверняка есть какие-то сбережения — невозможно жить только с двух клиентов. Или ваши гонорары больше, чем у меня.
Дюран ответил слабой улыбкой:
— Не помню, чтобы беспокоился о деньгах. Думаю, имеет смысл позвонить в банк…
Психиатр кивнул и откашлялся.
— И еще, хм… Что насчет Эйдриен?
Собеседника удивила такая постановка вопроса.
— А что с ней?
— Вы явно нравитесь друг другу. Мне интересно — в каких вы отношениях?
Джеффри нахмурился:
— Она истец, я ответчик.
Шоу улыбнулся:
— Но ведь, насколько я слышал, она отказалась от претензий.
— Вероятно.
— Тогда вы, видимо, могли бы некоторое время пожить у нее.
Дюран улыбнулся.
— Не думаю.
Психиатр не смог скрыть разочарования, и Джеффри поспешил пояснить:
— Видите ли, у нас кое-какие сложности. Эйдриен, наверное, вам не говорила, но мы с ней… Короче, мы вроде как в бегах.
— В бегах?
— Да, и в обозримом будущем вряд ли что-то изменится.
Врач некоторое время переваривал услышанное, потом извинился и направился к стойкам с блюдами. Вернувшись с полным чайником, он сел за столик и сказал:
— Я бы предложил попробовать «сыворотку правды» не откладывая. Хотя сегодня не получится: я совсем забыл о Дне благодарения. А жена мне этого не простит. Давайте перенесем на завтра. Я уже и пленки с парусами достал…
— Какие пленки?
— Аудиозаписи, звуки моря. Здорово расслабляет: плеск волн о корму, потрескивание канатов, горы в тумане. Паруса на ветру хлопают — все, что пожелаешь, как в сказке. А учитывая, что вы будете под гипнозом, для вас вообще все будет как наяву. Даже не сказка, а рай.
Своим повествованием Шоу пытался взбодрить Дюрана, но тому вдруг стало не по себе: трещат канаты, хлопают паруса…
— Где вы такое раздобыли? — спросил он.
— Вы о чем?
— Ну, звуки моря.
— На углу Шестьдесят третьей и Лексингтон-авеню. Студия «Нью эйфи аудио». — Психиатр склонил голову набок, пригубил чай и широко улыбнулся: — Смекалки мне не занимать?
Вспоминать он начал благодаря курткам. Это странно, потому что во время гонок они курток никогда не надевали. Как и обещал Шоу, Дюран погрузился в звуки океана, в плеск и журчание воды. С закрытыми глазами он слушал пленку и гонял по волнам с друзьями, правил рулем и чуть притормаживал, оценивая оптимальный галс, когда судно приближалось к бую. Команда сидела в куртках, хотя, как все знали, никто не носил их на борту.
— О каких куртках вы говорите? — спросил Шоу.
— Командные куртки… Не то, что надеваешь на соревнованиях, а то, что носишь до и после регаты. И в университете.
Они уже пытались взглянуть глазами Джеффри на университетский городок, попробовали рассмотреть планировку зданий, студентов, профессоров, надписи на сооружениях, примечательные объекты и статуи. И все эти попытки по-прежнему заходили в тупик, потому что Дюран акцентировал все внимание на, казалось бы, незначительных деталях: фирменных знаках на карандашах и блокнотах, междугородных телефонных кодах, спортивных принадлежностях… И куртках.
— Какого они цвета?
— Черные с белым.
— Черно-белые. Не типично. Вы уверены? Вы, случайно, не фотографию вспоминаете? Может быть, они темно-синие?
— Нет, черные. Чернильно-черные с белыми буквами.
— Опишите поподробнее.
Пациент становился все беспокойнее. Ему хотелось сменить позу, но он не мог — Джефф почти примерз к месту от неприятных воспоминаний. Так проявлялся страх. Дюрану было нестерпимо холодно, он оцепенел, и ему казалось, будто он обложен льдом, — обмен веществ замедлился. Пациент боялся пошевелиться, опасаясь выпустить на волю что-то таящееся внутри, и он не понимал — почему. Логический сектор его мозга оказался в состоянии взвешивать реакции и не одобрял дискомфорта. Разве можно бояться курток? Что в них страшного?
— Не торопитесь, — проговорил Шоу. — Думайте о куртках. Они на пуговицах или на молниях? Из какой сшиты ткани?
— Я не могу думать. Мыслям тесно. — Ощущения сузились, остались только давление и холод. Дюран с ужасом почувствовал, как голову со всех сторон сдавливают льдины и мозг застывает.
— Вы можете думать. Они на пуговицах или на молнии?
Нет ответа.
— Повесьте куртку на вешалку в своей комнате, — предложил Шоу.
Так пошло легче. Куртка была на крючке, а не на Джеффе.
— Она на молнии, — сказал Дюран.
— Превосходно! Спереди куртки что-нибудь есть? Кроме застежки.
— Вышивка.
— Какого цвета?
— Белая.
— Что это? Что там вышито? Буквы? Слово? — Шоу заколебался. — Ваше имя?
— Медведь, — сказал Дюран, удивившись не меньше доктора.
— Только голова? Или весь целиком?
— Это медведь, — повторил Джеффри.
— Белый медведь?
Пациент кивнул. Слова давались ему с огромным трудом, и отвечал он медленно.
— Да, полярный медведь.
— Медведь, — проговорил Шоу еле слышно, почти шепотом — шепотом, полным ликования. — Черное и белое. Полярный медведь, — повторил он теперь еще громче.
В его интонации звучал триумф, от которого Дюрана захлестнула паника.