Страница:
— Мы в удивительном месте, только мои руки связаны. Ты мог бы освободить меня?
Голландец не ответил и на некоторое время оставался неподвижным в мерцающем свете, глядя в пустоту из-под полуопущенных век. Хотя лицо де Гроота выглядело бесстрастным, Макбрайд знал, что где-то внутри, в самой глубине его подсознания, разразилась настоящая битва.
Затем оцепенение прошло, и загипнотизированный здоровяк поднялся на ноги. Прошел в кухню и вернулся с разделочным ножом в руке. Он высился над беспомощным американцем, сидевшим на диване, ожидая его действий, и на лице голландца застыло выражение безысходности и крайнего сожаления. Бормоча что-то себе под нос, де Гроот склонился над пленником и перерезал скотч на его запястьях.
Эйдриен подалась вперед, пытаясь встать, заерзала на месте, но Льюис протянул к ней руку в упреждающем жесте: пока рано. Когда де Гроот сел на диван, доктор ненавязчиво напомнил, что пора бы и поспать. Голландец начал позевывать. Наверное, он довел себя до полного изнеможения. «Не спал всю ночь», — подумал Лью и предложил здоровяку закрыть глаза и попытаться уснуть. Утром же, когда он проснется, то позвонит в полицию и расскажет им все, что знает про Червя, — и тогда ему станет очень легко. Вскоре голландец лежал на диване, запрокинув голову и открыв рот. Он мирно посапывал.
Лью срезал путы со своей спутницы, осторожно снял с де Гроота удостоверение и повесил себе на шею.
— Не выйдет, — скептично заметила Эйдриен. — Вы совсем не похожи.
— Выбирать не приходится.
— Все-таки рискнешь?
— Позвони в отель, — скомандовал Льюис. — Линии сейчас наверняка заняты, но попытайся пробиться. Сообщи, что возможен теракт, что огнетушители заминированы, — торопливо договаривал он уже в дверях. — И найди мне адвоката.
— Подожди, а как же…
Макбрайд выскочил за дверь, и по деревянным ступеням гулко застучали его тяжелые ботинки.
От квартиры де Гроота до Давос-Дорп было каких-то три мили, но Макбрайду потребовалось почти пятнадцать минут, чтобы покрыть это расстояние. Приходилось тащиться в сплошном потоке транспорта до самого города. Щетки стеклоочистителей отчаянно работали, сгребая снег с лобового стекла. К «Фрибуру» оказалось невозможно подобраться вообще, а потому Лью оставил машину на обочине и пустился бегом.
Удостоверение подпрыгивало на груди, а американец что есть мочи несся вверх по склону. Макбрайд шлепал ногами по слякоти, не обращая внимания на снег, что попадал в глаза и хлестал по щекам. У пропускного пункта его остановил озябший солдат. Помахивая удостоверением начальника службы пожарной безопасности, Макбрайд проклинал холод, громко жалуясь по-немецки на то, что вынужден пропустить матч «Вольфсбург — Кайзерслёйтерн» только потому, что кто-то сообщил, будто могут возникнуть проблемы с огнетушителями.
— Ничего не случится, — настаивал он. — Я днем сам все проверил.
Солдат сощурился, пытаясь сквозь пелену косого снега прочесть фамилию на удостоверении, и проговорил:
— Господин де Гроот, подождите здесь. Я обязан позвонить.
На пропускном пункте соорудили нечто вроде передвижного укрытия — хлипкую конструкцию из брезента и прозрачного пластика, в котором теперь скрылся солдат, чтобы переговорить с кем-то по телефону. Бросив взгляд на стоящего у шлагбаума американца, военный поднял брови и стал ждать ответа на том конце провода. Нелегко было стоять в бездействии и знать, что уходят драгоценные минуты: Макбрайду уже представлялись круглые столы, где собрались гости, и официанты, убирающие посуду; докладчик-африканец, наверное, нетерпеливо поглядывает на часы и просматривает записи, готовясь выйти на подиум. Прием начался в семь, и Лью пытался вычислить, как долго продолжалась торжественная часть. «Расслабься», — сказал он себе, взглянул на часы, и сердце ёкнуло: 19.48.
Наконец из палатки показалась голова, и Макбрайду разрешили пройти. Лью сорвался с места не хуже спринтера на стометровке, оставив позади залившегося смехом солдата, который прокричал ему вслед: «Wo ist das feuer»?[66] Караульный и сам не знал, насколько близок к истине.
Человек в баварских кожаных шортах на подтяжках и альпийской шапочке с пером упорно счищал снег с красного ковра под парадной аркой «Фрибура». У входа стояли два охранника и дворецкий, походивший на адмирала. Американец устремился к ним, попутно пытаясь вспомнить, как по-немецки будет «пожарная охрана».
И вот Льюис уже у входа. Дворецкий потянулся к латунной ручке двери, собираясь открыть ее перед посетителем, но внезапно нахмурился и передумал. Один из охранников шагнул вперед и взял Макбрайда под руку.
— Feuersicherheit![67] — завопил тот, сунул удостоверение охраннику в лицо и, вырвавшись из сжимавших предплечье крепких пальцев, побежал к двери.
— Stoppen Sie![68] — прокричал кто-то вслед.
Макбрайд бежал по вестибюлю «Фрибура» мимо хрустальных канделябров, старинной деревянной мебели и шикарных ковров. Его взгляд метался в поисках указателя со словами «Бальный зал». «Как по-немецки „бальный зал“? Как же?…» Вдруг Льюис увидел надпись на родном и столь понятном английском языке:
БАЛЬНЫЙ ЗАЛ
И вот он уже у вращающихся дверей, по флангам которых стояли крепкие молодчики в темных костюмах с проволочками внутренней связи в ушах. Возле пепельницы на подставке теснилась компания курильщиков; две леди в африканских нарядах с замысловатыми прическами направлялись к дамской уборной; а на пьедестале красовалась вывеска в серебряной рамке:
МЕЖДУНАРОДНЫЙ ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ФОРУМ
ПРИЕМ В ЧЕСТЬ ДЕЛЕГАЦИИ ИЗ ЮЖНОЙ АФРИКИ
При виде мчащегося навстречу американца один из охранников поднял руку, преграждая ему путь, однако тот по инерции проскочил мимо и нырнул в дверь раньше, чем ему успели помешать.
Но Макбрайд все равно опоздал.
Зал бурлил. Никто уже не обращал внимания на изысканные свечи на столах, раскидистые цветочные композиции, белые скатерти и мерцающий хрусталь: гостей охватила паника. Мужчины во фраках, женщины в длинных вечерних платьях, горстки представителей обоего пола в ярких национальных одеяниях вскочили с мест и дико озирались. Обычный для подобных мероприятий фон — постукивание посуды и столовых приборов, приглушенные разговоры, всплески смеха — сменился первобытным ревом отчаяния. Зал дрожал от криков. Все взгляды были обращены к помосту, где за полыхающим подиумом судорожно махал руками престарелый африканец, пытаясь сбить пламя с лацканов смокинга.
Макбрайд припустил к помосту, заметив в толпе официанта, который торопился к кафедре с огнетушителем в руках.
— Нет! — закричал Лью, стряхивая повисшего у него на плечах охранника, когда официант поднял огнетушитель и направил его на горящую фигуру. Услышав крики, тот обернулся, и Макбрайд, оттолкнувшись от пустого кресла, бросился к кафедре, в полете сбивая официанта с ног.
Огнетушитель отлетел в сторону, и Льюис изо всех сил закричал: «В огнетушителе бомба! Сбивайте огонь пиджаками!» Сорвав с себя куртку, он начал хлестать по языкам пламени и почти загасил пожар на подиуме, в то время как официант спасал ведущего. Затем какой-то охранник грубо схватил Лью сзади и рванул на себя, резко ударив нарушителя спокойствия в ухо. Макбрайд рухнул на пол.
Он увидел чьи-то кожаные туфли, кто-то пнул его в спину, и неожиданно перед глазами появилось лицо охранника. Оно оказалось так близко, что Макбрайд различил поры на носу и пробивающуюся над верхней губой щетину. И внезапно Льюис почувствовал себя так легко и радостно, как не ощущал уже давно.
— Выводите людей! — прокричал он из последних сил. — Зал заминирован!
Эпилог
Голландец не ответил и на некоторое время оставался неподвижным в мерцающем свете, глядя в пустоту из-под полуопущенных век. Хотя лицо де Гроота выглядело бесстрастным, Макбрайд знал, что где-то внутри, в самой глубине его подсознания, разразилась настоящая битва.
Затем оцепенение прошло, и загипнотизированный здоровяк поднялся на ноги. Прошел в кухню и вернулся с разделочным ножом в руке. Он высился над беспомощным американцем, сидевшим на диване, ожидая его действий, и на лице голландца застыло выражение безысходности и крайнего сожаления. Бормоча что-то себе под нос, де Гроот склонился над пленником и перерезал скотч на его запястьях.
Эйдриен подалась вперед, пытаясь встать, заерзала на месте, но Льюис протянул к ней руку в упреждающем жесте: пока рано. Когда де Гроот сел на диван, доктор ненавязчиво напомнил, что пора бы и поспать. Голландец начал позевывать. Наверное, он довел себя до полного изнеможения. «Не спал всю ночь», — подумал Лью и предложил здоровяку закрыть глаза и попытаться уснуть. Утром же, когда он проснется, то позвонит в полицию и расскажет им все, что знает про Червя, — и тогда ему станет очень легко. Вскоре голландец лежал на диване, запрокинув голову и открыв рот. Он мирно посапывал.
Лью срезал путы со своей спутницы, осторожно снял с де Гроота удостоверение и повесил себе на шею.
— Не выйдет, — скептично заметила Эйдриен. — Вы совсем не похожи.
— Выбирать не приходится.
— Все-таки рискнешь?
— Позвони в отель, — скомандовал Льюис. — Линии сейчас наверняка заняты, но попытайся пробиться. Сообщи, что возможен теракт, что огнетушители заминированы, — торопливо договаривал он уже в дверях. — И найди мне адвоката.
— Подожди, а как же…
Макбрайд выскочил за дверь, и по деревянным ступеням гулко застучали его тяжелые ботинки.
От квартиры де Гроота до Давос-Дорп было каких-то три мили, но Макбрайду потребовалось почти пятнадцать минут, чтобы покрыть это расстояние. Приходилось тащиться в сплошном потоке транспорта до самого города. Щетки стеклоочистителей отчаянно работали, сгребая снег с лобового стекла. К «Фрибуру» оказалось невозможно подобраться вообще, а потому Лью оставил машину на обочине и пустился бегом.
Удостоверение подпрыгивало на груди, а американец что есть мочи несся вверх по склону. Макбрайд шлепал ногами по слякоти, не обращая внимания на снег, что попадал в глаза и хлестал по щекам. У пропускного пункта его остановил озябший солдат. Помахивая удостоверением начальника службы пожарной безопасности, Макбрайд проклинал холод, громко жалуясь по-немецки на то, что вынужден пропустить матч «Вольфсбург — Кайзерслёйтерн» только потому, что кто-то сообщил, будто могут возникнуть проблемы с огнетушителями.
— Ничего не случится, — настаивал он. — Я днем сам все проверил.
Солдат сощурился, пытаясь сквозь пелену косого снега прочесть фамилию на удостоверении, и проговорил:
— Господин де Гроот, подождите здесь. Я обязан позвонить.
На пропускном пункте соорудили нечто вроде передвижного укрытия — хлипкую конструкцию из брезента и прозрачного пластика, в котором теперь скрылся солдат, чтобы переговорить с кем-то по телефону. Бросив взгляд на стоящего у шлагбаума американца, военный поднял брови и стал ждать ответа на том конце провода. Нелегко было стоять в бездействии и знать, что уходят драгоценные минуты: Макбрайду уже представлялись круглые столы, где собрались гости, и официанты, убирающие посуду; докладчик-африканец, наверное, нетерпеливо поглядывает на часы и просматривает записи, готовясь выйти на подиум. Прием начался в семь, и Лью пытался вычислить, как долго продолжалась торжественная часть. «Расслабься», — сказал он себе, взглянул на часы, и сердце ёкнуло: 19.48.
Наконец из палатки показалась голова, и Макбрайду разрешили пройти. Лью сорвался с места не хуже спринтера на стометровке, оставив позади залившегося смехом солдата, который прокричал ему вслед: «Wo ist das feuer»?[66] Караульный и сам не знал, насколько близок к истине.
Человек в баварских кожаных шортах на подтяжках и альпийской шапочке с пером упорно счищал снег с красного ковра под парадной аркой «Фрибура». У входа стояли два охранника и дворецкий, походивший на адмирала. Американец устремился к ним, попутно пытаясь вспомнить, как по-немецки будет «пожарная охрана».
И вот Льюис уже у входа. Дворецкий потянулся к латунной ручке двери, собираясь открыть ее перед посетителем, но внезапно нахмурился и передумал. Один из охранников шагнул вперед и взял Макбрайда под руку.
— Feuersicherheit![67] — завопил тот, сунул удостоверение охраннику в лицо и, вырвавшись из сжимавших предплечье крепких пальцев, побежал к двери.
— Stoppen Sie![68] — прокричал кто-то вслед.
Макбрайд бежал по вестибюлю «Фрибура» мимо хрустальных канделябров, старинной деревянной мебели и шикарных ковров. Его взгляд метался в поисках указателя со словами «Бальный зал». «Как по-немецки „бальный зал“? Как же?…» Вдруг Льюис увидел надпись на родном и столь понятном английском языке:
БАЛЬНЫЙ ЗАЛ
И вот он уже у вращающихся дверей, по флангам которых стояли крепкие молодчики в темных костюмах с проволочками внутренней связи в ушах. Возле пепельницы на подставке теснилась компания курильщиков; две леди в африканских нарядах с замысловатыми прическами направлялись к дамской уборной; а на пьедестале красовалась вывеска в серебряной рамке:
МЕЖДУНАРОДНЫЙ ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ФОРУМ
ПРИЕМ В ЧЕСТЬ ДЕЛЕГАЦИИ ИЗ ЮЖНОЙ АФРИКИ
При виде мчащегося навстречу американца один из охранников поднял руку, преграждая ему путь, однако тот по инерции проскочил мимо и нырнул в дверь раньше, чем ему успели помешать.
Но Макбрайд все равно опоздал.
Зал бурлил. Никто уже не обращал внимания на изысканные свечи на столах, раскидистые цветочные композиции, белые скатерти и мерцающий хрусталь: гостей охватила паника. Мужчины во фраках, женщины в длинных вечерних платьях, горстки представителей обоего пола в ярких национальных одеяниях вскочили с мест и дико озирались. Обычный для подобных мероприятий фон — постукивание посуды и столовых приборов, приглушенные разговоры, всплески смеха — сменился первобытным ревом отчаяния. Зал дрожал от криков. Все взгляды были обращены к помосту, где за полыхающим подиумом судорожно махал руками престарелый африканец, пытаясь сбить пламя с лацканов смокинга.
Макбрайд припустил к помосту, заметив в толпе официанта, который торопился к кафедре с огнетушителем в руках.
— Нет! — закричал Лью, стряхивая повисшего у него на плечах охранника, когда официант поднял огнетушитель и направил его на горящую фигуру. Услышав крики, тот обернулся, и Макбрайд, оттолкнувшись от пустого кресла, бросился к кафедре, в полете сбивая официанта с ног.
Огнетушитель отлетел в сторону, и Льюис изо всех сил закричал: «В огнетушителе бомба! Сбивайте огонь пиджаками!» Сорвав с себя куртку, он начал хлестать по языкам пламени и почти загасил пожар на подиуме, в то время как официант спасал ведущего. Затем какой-то охранник грубо схватил Лью сзади и рванул на себя, резко ударив нарушителя спокойствия в ухо. Макбрайд рухнул на пол.
Он увидел чьи-то кожаные туфли, кто-то пнул его в спину, и неожиданно перед глазами появилось лицо охранника. Оно оказалось так близко, что Макбрайд различил поры на носу и пробивающуюся над верхней губой щетину. И внезапно Льюис почувствовал себя так легко и радостно, как не ощущал уже давно.
— Выводите людей! — прокричал он из последних сил. — Зал заминирован!
Эпилог
За неделю, что Макбрайд провел в давосской тюрьме, его посетил лишь один человек — некий представитель американского посольства в Берне. Дипломат говорил с Льюисом напрямую: о происшествии в отеле «Фрибур» пресса ничего не должна знать; Хенрик де Гроот пройдет курс лечения в частном санатории за рубежом; дальнейшая судьба голландца будет зависеть от того, как много — а вернее, как мало — он решится вспомнить.
Одновременно посольство произвело все необходимые приготовления к тому, чтобы Макбрайд после уплаты небольшого штрафа за нарушение общественного порядка на банкете смог вместе с «подружкой» приехать в Цюрихский аэропорт. Оттуда они должны были первым же рейсом вылететь в Америку. Что же касается кровавых происшествий в Шпице, власти Швейцарии решили воздержаться от публичного судебного процесса, который поставил бы обе страны в неловкое положение.
— И все? — спросил Льюис.
Посетитель пожал плечами.
— Мое дело — передать вам информацию. Не я составлял официальный отчет и потому не знаю подробностей. Единственное, что могу сказать вам наверняка: судя по тем телеграммам, что мне довелось увидеть, а также по тому, какого ранга люди поставили под ними подписи, из создавшейся ситуации для вас существует только два выхода.
— И какие же?
— Лично мне нравится вариант с финалом «они жили долго и счастливо». Именно к этому исходу мы и стремимся.
— Замечательно, — порадовался Макбрайд. — А что насчет второго?
— Второй? Соответственно наши герои долго не живут. Если вы все-таки решите поведать миру свою историю, то скорее всего закончите тирозиновой комой в больнице Святой Елизаветы, в палате для буйнопомешанных. — Посланник помедлил. — Незавидная участь.
Макбрайд не рискнул искушать судьбу.
Уже дома, в Вашингтоне, Эйдриен составила длинный список на три страницы. Одна только категория «Прочее», в которой вкратце перечислялись самые общие вопросы, состояла из двадцати трех пунктов, требующих срочного рассмотрения. Помимо всего остального, предстояло расплатиться с бюро проката за покалеченный «додж», который вернули с опозданием в сорок два дня обожженным и с помятым багажником. Кроме того, надо было забежать в контору «Слу» и забрать личные вещи, оставшиеся в ее стеклянной конторке. Малоприятная перспектива, хотя после всего, что пережила Эйдриен, это уже не имело значения. В сложившейся ситуации она даже усмотрела положительные моменты: теперь можно заняться частной практикой и ни от кого не зависеть. Представился шанс внести в жизнь перемены, и Эйдриен приняла его с благодарностью.
Однако сначала следовало привести в порядок квартиру Никки и разобраться с ее вещами — Эйдриен заверила администратора «Уотермилла», что освободит помещение к концу месяца.
Помимо житейских мелочей, оставалась и сама Никки. Ее останки еще не предали земле, и Эйдриен каждый раз тяжело вздыхала, глядя на «классическую урну» с прахом сестры. Она упрекала себя за то, что по-прежнему не придумала, как же проводить Нико в последний путь.
Макбрайд тоже составил свой список — ему предстояло наладить контакты с друзьями и коллегами, а также прояснить ситуацию с банковскими счетами и вкладами в брокерскую контору. Кроме того, он планировал вернуться к своей профессиональной деятельности и заняться исследованиями в области психологии. Впрочем, в его вынужденном отсутствии проявились и свои хорошие стороны. Одно время Льюис снимал квартиру неподалеку от так называемой Силиконовой долины — средоточия высоких технологий и предприятий с наукоемким производством — и поэтому вложил средства в только начинавший тогда развиваться Интернет. Теперь же он вспомнил о приобретенных когда-то акциях и ценных бумагах. Поинтересовавшись нынешним состоянием дел на фондовом рынке, Макбрайд понял, что за время его затянувшейся прогулки по свету в образе Джеффри Дюрана акции компаний «Сиско системз», «Интел» и Ай-эм-си невероятно подскочили в цене. Богачом, конечно, он не стал, но вложенные пятнадцать тысяч умножились многократно.
Лью не выносил самой мысли о том, чтобы снова поселиться в квартире, где он вел жизнь «робота». А поэтому пока влюбленные не определились в поисках занятий и места жительства, они решили поселиться в «бомбоубежище» Эйдриен. Некоторое время пришлось мириться с неудовольствием миссис Спиарз, но в конечном итоге Лью завоевал ее расположение: он вычистил водостоки, подрезал кроны непомерно разросшихся деревьев и починил посудомоечную машину хозяйки.
— А я и не знала, что ты такой мастер, — заметила Эйдриен.
— Я рос в небогатой семье, — объяснил Лью. — Мы не могли платить за работу другим — все делали только сами.
— Со мной та же история. Только я так ничему полезному и не научилась.
— У меня дома, в Мэне, считается, что настоящий американец должен быть мастером на все руки. И меня с детства приучали не бояться работы. Родители всегда говорили: «Не трусь, за что ни возьмешься — все получится».
— Так уж и все? — лукаво проговорила Эйдриен и одним махом опрокинула Льюиса на кровать, не дав ему развязать ботинки. Приподнявшись, она сверху вниз взглянула на своего избранника и нежно провела большим пальцем по его нижней губе: — Интересно, а это касается всех областей деятельности?
— Несомненно.
Эйдриен подарила ему долгий поцелуй и прижала к постели.
— Да, именно этим мы и славимся, — добавил Макбрайд, приподнимаясь, чтобы глотнуть воздуха. — А еще мы, янки, чрезвычайно изобретательны.
— А вы, янки, все такие говоруны?
Когда прошло две недели с момента их возвращения из Швейцарии, Эйдриен наконец придумала, как подобающим образом — то есть весело и с ветерком — проводить сестру в последний путь. Она поделилась своей идеей с Лью, и тот помог ей отыскать через Интернет модельную яхту типа «Челленджер», которую продавал некий джентльмен по имени Тез Браун. С владельцем лодки списались по электронной почте и в скором времени созвонились.
— Ужасно не хочется с ней расставаться, — жаловался Браун, — но ничего не поделаешь. Жена сказала, что пора урезать флот, а эта яхта как раз названа в честь моей первой супруги, так что…
Предварительно обговорив с продавцом условия сделки, влюбленные с большим трудом уломали старушку «субару» завестись и, следуя замысловатым инструкциям Брауна, направились в Потомак. Когда они проезжали мост, Эйдриен выглянула в окно и отметила, что река уже почти освободилась от оков зимы: по воде плыли редкие, покрытые снежным настом белые льдинки.
Преодолев двадцать пять миль на поскрипывающей машине, они добрались до места. Перед ними стоял выстроенный в полном соответствии со вкусами современного нувориша кирпичный особняк. Его хозяин оказался щеголеватым пятидесятилетним франтом в ярко-синей фланелевой куртке спортивного покроя, тщательно отутюженных брюках и плетеных кожаных мокасинах. Они представились друг другу. Браун обеспокоенно взглянул на старенькую «субару», на которой уже и краска облупилась, и препроводил покупателей в гараж. Здесь, помимо двух «биммеров» — как он ласково величал свои «БМВ», размещалась и его флотилия.
Яхта «Патриция» оказалась настоящей красавицей, и Макбрайд поразился ее размерам — мачта выше его роста.
— Двадцатидюймовый траверз, мачта восемьдесят пять от палубы. Корпус разбирается, так что с перевозкой проблем не возникнет — как раз уместится на крыше вашего автомобиля.
Эйдриен залюбовалась судном, и продавец одобрительно хмыкнул.
— Углеродное волокно, складной корпус: в самую пору на Кубок Америки. Прилагается комплект парусов для скоростного плавания, если решите поучаствовать в гонках.
По просьбе покупательницы Браун продемонстрировал, как разобрать и собрать лодку, как крепится киль и как пользоваться дистанционным пультом управления.
— Вам повезло — отдаю почти даром, — сказал он, когда та выписала чек на 1250 долларов. — За новую пришлось бы выложить не меньше пяти тысяч.
— Согласна, сумма кругленькая, — проговорила Эйдриен на обратном пути, когда машина, с дребезгом подпрыгивая на кочках, тащилась в Вашингтон. — Однако самый «экономичный» гроб обошелся бы в пять раз дороже. И уж поверь мне, Никки пришла бы в полный восторг.
Парковая автомагистраль Маунт-Вернон — живописный участок дороги, протянувшийся на двенадцать миль вдоль берега Потомак. Начинается она в южной оконечности реки возле старого города Александрия и бежит до излучины, в свое время настолько приглянувшейся Джорджу Вашингтону, что он решил построить здесь свое родовое имение «Маунт-Вернон». Параллельно магистрали проходит довольно оживленная дорожка для пешеходов и велосипедистов. За окнами несущихся по автостраде машин мелькают парки, эспланады и придорожные площадки для пикников. В хорошую погоду на прибрежной полосе реки довольно оживленно. Здесь есть место всем: и виндсерферам, и любителям гонок на байдарках, и большим прогулочным яхтам. На берегу устраивают пикники веселые компании, задумчиво сидят с удочками рыбаки, гуляют любители свежего воздуха, катаются велосипедисты и прогуливаются семейные пары.
Сегодня погода выдалась неважная, и время суток не слишком подходило для отдыха — поэтому весь берег оставался в распоряжении Эйдриен с Макбрайдом и Нико. Мутная, почти скрывшаяся под покровом облаков луна заливала берег тусклым маревом. На то, чтобы распаковать и собрать «Патрицию», ушло всего несколько минут: с щелчком встала в паз мачта, закрепились киль и руль. Когда яхту спустили на воду в небольшой, защищенной от ветра бухте, Эйдриен негнущимися от холода пальцами поставила поминальные свечи в стеклянные подсвечники, которые загодя прикрепила к корпусу «Патриции»: один спереди и один на корме — для равновесия. Затем поставила блюдо с прахом Никки в прямоугольное углубление по центру лодки, и — последний штрих: цветы. Эйдриен заботливо разложила их по всей палубе: розы с крепкими, еще закрытыми бутонами, нарциссы, сирень.
Теперь настало время зажечь свечи и отправить Никки в последний путь. Когда все было готово, Лью тронул рычаги на пульте дистанционного управления, и яхта стремительно вышла из бухты. Дул легкий бриз, и суденышко некоторое время кренилось то на один, то на другой бок. Наконец парусник выровнял ход. Поначалу Эйдриен беспокоилась, что свечи и прах скажутся на маневренности, но вскоре стало ясно, что ее волнения напрасны. Зрелище получилось завораживающее: свечи оказались не заметны, зато белые паруса точно светились. Лью развернул остальные паруса, и лодка помчалась на попутном южном ветре.
— Bon voyage![69] — шепнула Эйдриен и махнула рукой на прощание.
Макбрайд оставил пульт и обнял возлюбленную. Теперь отданное на милость ветра, воды и отлива судно шло бойко и через несколько минут почти скрылось из вида. Лью положил руку на плечо своей спутницы, и они стояли на берегу, провожая взглядом мерцающий среди бескрайней черной глади белый парус.
Вскоре пропал и он.
Одновременно посольство произвело все необходимые приготовления к тому, чтобы Макбрайд после уплаты небольшого штрафа за нарушение общественного порядка на банкете смог вместе с «подружкой» приехать в Цюрихский аэропорт. Оттуда они должны были первым же рейсом вылететь в Америку. Что же касается кровавых происшествий в Шпице, власти Швейцарии решили воздержаться от публичного судебного процесса, который поставил бы обе страны в неловкое положение.
— И все? — спросил Льюис.
Посетитель пожал плечами.
— Мое дело — передать вам информацию. Не я составлял официальный отчет и потому не знаю подробностей. Единственное, что могу сказать вам наверняка: судя по тем телеграммам, что мне довелось увидеть, а также по тому, какого ранга люди поставили под ними подписи, из создавшейся ситуации для вас существует только два выхода.
— И какие же?
— Лично мне нравится вариант с финалом «они жили долго и счастливо». Именно к этому исходу мы и стремимся.
— Замечательно, — порадовался Макбрайд. — А что насчет второго?
— Второй? Соответственно наши герои долго не живут. Если вы все-таки решите поведать миру свою историю, то скорее всего закончите тирозиновой комой в больнице Святой Елизаветы, в палате для буйнопомешанных. — Посланник помедлил. — Незавидная участь.
Макбрайд не рискнул искушать судьбу.
Уже дома, в Вашингтоне, Эйдриен составила длинный список на три страницы. Одна только категория «Прочее», в которой вкратце перечислялись самые общие вопросы, состояла из двадцати трех пунктов, требующих срочного рассмотрения. Помимо всего остального, предстояло расплатиться с бюро проката за покалеченный «додж», который вернули с опозданием в сорок два дня обожженным и с помятым багажником. Кроме того, надо было забежать в контору «Слу» и забрать личные вещи, оставшиеся в ее стеклянной конторке. Малоприятная перспектива, хотя после всего, что пережила Эйдриен, это уже не имело значения. В сложившейся ситуации она даже усмотрела положительные моменты: теперь можно заняться частной практикой и ни от кого не зависеть. Представился шанс внести в жизнь перемены, и Эйдриен приняла его с благодарностью.
Однако сначала следовало привести в порядок квартиру Никки и разобраться с ее вещами — Эйдриен заверила администратора «Уотермилла», что освободит помещение к концу месяца.
Помимо житейских мелочей, оставалась и сама Никки. Ее останки еще не предали земле, и Эйдриен каждый раз тяжело вздыхала, глядя на «классическую урну» с прахом сестры. Она упрекала себя за то, что по-прежнему не придумала, как же проводить Нико в последний путь.
Макбрайд тоже составил свой список — ему предстояло наладить контакты с друзьями и коллегами, а также прояснить ситуацию с банковскими счетами и вкладами в брокерскую контору. Кроме того, он планировал вернуться к своей профессиональной деятельности и заняться исследованиями в области психологии. Впрочем, в его вынужденном отсутствии проявились и свои хорошие стороны. Одно время Льюис снимал квартиру неподалеку от так называемой Силиконовой долины — средоточия высоких технологий и предприятий с наукоемким производством — и поэтому вложил средства в только начинавший тогда развиваться Интернет. Теперь же он вспомнил о приобретенных когда-то акциях и ценных бумагах. Поинтересовавшись нынешним состоянием дел на фондовом рынке, Макбрайд понял, что за время его затянувшейся прогулки по свету в образе Джеффри Дюрана акции компаний «Сиско системз», «Интел» и Ай-эм-си невероятно подскочили в цене. Богачом, конечно, он не стал, но вложенные пятнадцать тысяч умножились многократно.
Лью не выносил самой мысли о том, чтобы снова поселиться в квартире, где он вел жизнь «робота». А поэтому пока влюбленные не определились в поисках занятий и места жительства, они решили поселиться в «бомбоубежище» Эйдриен. Некоторое время пришлось мириться с неудовольствием миссис Спиарз, но в конечном итоге Лью завоевал ее расположение: он вычистил водостоки, подрезал кроны непомерно разросшихся деревьев и починил посудомоечную машину хозяйки.
— А я и не знала, что ты такой мастер, — заметила Эйдриен.
— Я рос в небогатой семье, — объяснил Лью. — Мы не могли платить за работу другим — все делали только сами.
— Со мной та же история. Только я так ничему полезному и не научилась.
— У меня дома, в Мэне, считается, что настоящий американец должен быть мастером на все руки. И меня с детства приучали не бояться работы. Родители всегда говорили: «Не трусь, за что ни возьмешься — все получится».
— Так уж и все? — лукаво проговорила Эйдриен и одним махом опрокинула Льюиса на кровать, не дав ему развязать ботинки. Приподнявшись, она сверху вниз взглянула на своего избранника и нежно провела большим пальцем по его нижней губе: — Интересно, а это касается всех областей деятельности?
— Несомненно.
Эйдриен подарила ему долгий поцелуй и прижала к постели.
— Да, именно этим мы и славимся, — добавил Макбрайд, приподнимаясь, чтобы глотнуть воздуха. — А еще мы, янки, чрезвычайно изобретательны.
— А вы, янки, все такие говоруны?
Когда прошло две недели с момента их возвращения из Швейцарии, Эйдриен наконец придумала, как подобающим образом — то есть весело и с ветерком — проводить сестру в последний путь. Она поделилась своей идеей с Лью, и тот помог ей отыскать через Интернет модельную яхту типа «Челленджер», которую продавал некий джентльмен по имени Тез Браун. С владельцем лодки списались по электронной почте и в скором времени созвонились.
— Ужасно не хочется с ней расставаться, — жаловался Браун, — но ничего не поделаешь. Жена сказала, что пора урезать флот, а эта яхта как раз названа в честь моей первой супруги, так что…
Предварительно обговорив с продавцом условия сделки, влюбленные с большим трудом уломали старушку «субару» завестись и, следуя замысловатым инструкциям Брауна, направились в Потомак. Когда они проезжали мост, Эйдриен выглянула в окно и отметила, что река уже почти освободилась от оков зимы: по воде плыли редкие, покрытые снежным настом белые льдинки.
Преодолев двадцать пять миль на поскрипывающей машине, они добрались до места. Перед ними стоял выстроенный в полном соответствии со вкусами современного нувориша кирпичный особняк. Его хозяин оказался щеголеватым пятидесятилетним франтом в ярко-синей фланелевой куртке спортивного покроя, тщательно отутюженных брюках и плетеных кожаных мокасинах. Они представились друг другу. Браун обеспокоенно взглянул на старенькую «субару», на которой уже и краска облупилась, и препроводил покупателей в гараж. Здесь, помимо двух «биммеров» — как он ласково величал свои «БМВ», размещалась и его флотилия.
Яхта «Патриция» оказалась настоящей красавицей, и Макбрайд поразился ее размерам — мачта выше его роста.
— Двадцатидюймовый траверз, мачта восемьдесят пять от палубы. Корпус разбирается, так что с перевозкой проблем не возникнет — как раз уместится на крыше вашего автомобиля.
Эйдриен залюбовалась судном, и продавец одобрительно хмыкнул.
— Углеродное волокно, складной корпус: в самую пору на Кубок Америки. Прилагается комплект парусов для скоростного плавания, если решите поучаствовать в гонках.
По просьбе покупательницы Браун продемонстрировал, как разобрать и собрать лодку, как крепится киль и как пользоваться дистанционным пультом управления.
— Вам повезло — отдаю почти даром, — сказал он, когда та выписала чек на 1250 долларов. — За новую пришлось бы выложить не меньше пяти тысяч.
— Согласна, сумма кругленькая, — проговорила Эйдриен на обратном пути, когда машина, с дребезгом подпрыгивая на кочках, тащилась в Вашингтон. — Однако самый «экономичный» гроб обошелся бы в пять раз дороже. И уж поверь мне, Никки пришла бы в полный восторг.
Парковая автомагистраль Маунт-Вернон — живописный участок дороги, протянувшийся на двенадцать миль вдоль берега Потомак. Начинается она в южной оконечности реки возле старого города Александрия и бежит до излучины, в свое время настолько приглянувшейся Джорджу Вашингтону, что он решил построить здесь свое родовое имение «Маунт-Вернон». Параллельно магистрали проходит довольно оживленная дорожка для пешеходов и велосипедистов. За окнами несущихся по автостраде машин мелькают парки, эспланады и придорожные площадки для пикников. В хорошую погоду на прибрежной полосе реки довольно оживленно. Здесь есть место всем: и виндсерферам, и любителям гонок на байдарках, и большим прогулочным яхтам. На берегу устраивают пикники веселые компании, задумчиво сидят с удочками рыбаки, гуляют любители свежего воздуха, катаются велосипедисты и прогуливаются семейные пары.
Сегодня погода выдалась неважная, и время суток не слишком подходило для отдыха — поэтому весь берег оставался в распоряжении Эйдриен с Макбрайдом и Нико. Мутная, почти скрывшаяся под покровом облаков луна заливала берег тусклым маревом. На то, чтобы распаковать и собрать «Патрицию», ушло всего несколько минут: с щелчком встала в паз мачта, закрепились киль и руль. Когда яхту спустили на воду в небольшой, защищенной от ветра бухте, Эйдриен негнущимися от холода пальцами поставила поминальные свечи в стеклянные подсвечники, которые загодя прикрепила к корпусу «Патриции»: один спереди и один на корме — для равновесия. Затем поставила блюдо с прахом Никки в прямоугольное углубление по центру лодки, и — последний штрих: цветы. Эйдриен заботливо разложила их по всей палубе: розы с крепкими, еще закрытыми бутонами, нарциссы, сирень.
Теперь настало время зажечь свечи и отправить Никки в последний путь. Когда все было готово, Лью тронул рычаги на пульте дистанционного управления, и яхта стремительно вышла из бухты. Дул легкий бриз, и суденышко некоторое время кренилось то на один, то на другой бок. Наконец парусник выровнял ход. Поначалу Эйдриен беспокоилась, что свечи и прах скажутся на маневренности, но вскоре стало ясно, что ее волнения напрасны. Зрелище получилось завораживающее: свечи оказались не заметны, зато белые паруса точно светились. Лью развернул остальные паруса, и лодка помчалась на попутном южном ветре.
— Bon voyage![69] — шепнула Эйдриен и махнула рукой на прощание.
Макбрайд оставил пульт и обнял возлюбленную. Теперь отданное на милость ветра, воды и отлива судно шло бойко и через несколько минут почти скрылось из вида. Лью положил руку на плечо своей спутницы, и они стояли на берегу, провожая взглядом мерцающий среди бескрайней черной глади белый парус.
Вскоре пропал и он.