Кейз Джон. Синдром

   Препятствие в виде одежды устранить было нелегко — Макбрайд перестал ощущать, где заканчивается его тело и начинается ее. Пришлось ненадолго разлучиться, чтобы удалить помеху.
   — Это ошибка, — страстно поведала Эйдриен и вновь захихикала, исполняя подобие скоростного стриптиза.
   — Согласен, — подтвердил Макбрайд, запуская носок в противоположный угол комнаты.
   — Нежелательное осложнение, — продолжила она, бросаясь на постель.
   — Нам следует обождать, — согласился Льюис, созерцая ее примерно наносекунду. А потом он набросился на нее так, словно завтра никогда не настанет.
   После исчезли все запреты. Эйдриен, настолько закрытая, «застегнутая до последней пуговицы», точная и сдержанная, в постели вела себя совершенно бесстрашно. Она не боялась экспериментировать, и когда Макбрайд подумал, что можно и закончить, Эйдриен оперлась на локти и сказала, будто занятие любовью требовало какого-то оправдания:
   — Видишь ли, мы здоровые молодые животные. Так что все вполне объяснимо.
   — Ах, «животные»? Я сейчас тебе устрою «животных».
   — Ой!…
   — Ишь, «здоровые», — не унимался он. — Я тебе покажу «здоровых».
   — Ты за это заплатишь, — сказала Эйдриен, забралась на Макбрайда и, пригвоздив коленями его локти к постели, склонилась над ним.
   Льюис «заплатил».
   Позже, заливаясь смехом, Эйдриен заявила, что ей стыдно за то, что она таким вот бесцеремонным образом «изъяла плату».
   — Я знаю одно средство от стыда, — сообщил Льюис.
   — Попробую угадать…
   Средство помогло.
   Затем они просто лениво лежали рядом. Макбрайд обнаружил колоду карт в столе, где по идее должна находится «Гидеоновская Библия»[51], и, усевшись на кровати, принялся развлекать возлюбленную карточными фокусами. Льюис мог разбить колоду одной рукой, что со стороны казалось простым делом, пока Эйдриен не попробовала повторить фокус сама: карты разлетелись по всей комнате.
   — У тебя есть шляпа?
   — Нет, — ответила она и хихикнула. — А что?
   — Просто если бы у тебя была шляпа, я бы научил попадать в нее из противоположного угла комнаты.
   — А зачем мне это?
   — Так можно зарабатывать в баре, кидая карты на спор, если адвокатская практика не заладится.
   Перетасовав карты, Макбрайд попросил Эйдриен выбрать карту.
   — Любую? — спросила она.
   — Я давно заметил за тобой необычайную проницательность. Ты, случайно, не медиум?
   — Не-а.
   — Ну все равно, выбирай.
   Она так и сделала.
   Льюис стасовал колоду, которую держал на вытянутой руке, еще раз, протянул подруге и скомандовал:
   — Теперь вытащи свою карту и прижми ее ко лбу.
   Та недоверчиво взглянула на него и, сосредоточенно хмурясь, стала выискивать карту в колоде.
   — Ее здесь нет.
   — Ты уверена?
   — Да, — сказала она и засмеялась. — Как ты это делаешь?
   — Что именно?
   — Как находишь карту?!
   — Какую карту? — спросил он.
   — Которую я выбрала!
   — А-а, ты о даме червей?
   — Ого! — воскликнула Эйдриен. — Как ты угадал?
   Лью пожал плечами:
   — Не знаю, просто фокус такой. И к тому же у меня ее нет.
   — Нет, есть, — настаивала Эйдриен. — Отдавай! Ты ее под футболкой спрятал или еще где-то. Я знаю!
   — Нет ее там.
   — Есть!
   — Нет!
   Эйдриен вылезла из постели и ощупала его одежду, что заняло не много времени — на Макбрайде ничего, кроме футболки, не осталось.
   — Где она? — требовательно спросила Эйдриен.
   Макбрайд задумался на несколько секунд, и его лицо приняло торжественное выражение. Наконец он проговорил:
   — Карта в ванной, в раковине.
   Эйдриен посмотрел на него с недоверием:
   — Ну, правда!
   — Карта в раковине, — повторил фокусник.
   — Нет, не там! Там ее не может быть!
   Он развернул ладони к потолку и взглянул на Эйдриен с самодовольной невинностью, отличающей шарлатанов всего мира. «Ну что поделаешь с этой женщиной? — так и вопрошал его взгляд. — Почему она не верит?»
   — Ладно, — сказала Эйдриен, вставая с постели. — Но ты оставайся здесь и не двигайся!
   — Не буду!
   — Не вставай.
   — Не встану.
   Не спуская глаз с Макбрайда, Эйдриен медленно попятилась в ванную, открыла дверь, шагнула внутрь и вскрикнула. Секундой позже ворвалась в спальню с дамой червей в руке и круглыми как блюдца глазами.
   — Как ты это сделал?! — закричала она.
   Льюис усмехнулся:
   — Ты и не подозреваешь, сколько я всего умею.
   — А как ты научился?
   — В детстве я прочел все книги о Гудини. Хочешь знать правду? Если бы я не открыл для себя баскетбол и девчонок, теперь стал бы гвоздем шоу-программ в Лас-Вегасе. «Великий Макбрайд». — Он улыбнулся и вздохнул. — Я ничего об этом не помнил… До недавнего момента.
   Вскоре они отважились на вылазку в душ, где омывали друг друга мыльной пеной, что привело ко вполне закономерному результату. Так и произошло — оба оказались на полу, утомленные энтузиазмом и изобретательностью друг друга. Наконец Эйдриен с трудом поднялась на ноги, направилась к раковине и с жадностью принялась пить из-под крана, набирая воду ладонями. Когда Макбрайд вернулся в спальню, она уже крепко спала, натянув покрывало до самого подбородка, а на ее лице блуждала по-детски беспечная улыбка.
   Эйдриен проснулась рано и решила не будить Льюиса. Ей нравилось, как он смотрится в постели: правая рука закинута за голову — точно плывет во сне.
   Она оделась, причесалась и набросала короткую записку:

   «Привет. Я в библиотеке — проверяю фамилии. Скоро буду. Люблю, Эй». 

   Нет.
   «Люблю» не годится — слишком быстро. Она никого еще не любила — во всяком случае, так. Может быть, прошлая ночь станет первой из многих. А может, и нет. Так что Эйдриен порвала записку и начеркала новую, которую оставила на столике в ванной рядом с его зубной щеткой:

   «Привет. Я в библиотеке. Проверяю фамилии. Вернусь к обеду. Пчелка-трудяга».

   Эйдриен спустилась к столику администратора и спросила у дежурной, как пройти в библиотеку. Та даже рот разинула от удивления.
   — Билли-аптеку? — Она растерянно поморгала глазами. — Без понятия, милочка.
   Воспользовавшись таксофоном в холле, Эйдриен узнала номер библиотеки в справочной службе, набрала его и получила подробные инструкции, как добраться до искомого заведения. По воле случая библиотека находилась всего в трех кварталах от мотеля, где они остановились. И через пять минут Эйдриен уже прибыла на место. Час спустя она закончила все дела.
   Когда Эйдриен вернулась, Макбрайд по-прежнему валялся в постели. Услышав, что она вошла, он лениво потянулся и довольно промычал:
   — Мм-м… иди сюда.
   Эйдриен пришлось бороться с искушением: с одной стороны, приятно снова заползти под одеяло и раствориться в ощущениях, а с другой… Она стояла в двери и сжимала в руках желтый линованный блокнот.
   Макбрайд приподнялся на локте и, внезапно посерьезнев, обеспокоенно спросил:
   — Что случилось? Поразмыслила и решила, что я не твой вариант?
   — Нет.
   — Уф-ф-ф… А то вдруг я влюблен? К тому же, наверное, я и вправду влюблен. Ты точно не придешь? — сказал он, с театральной развязностью растягивая слова. — Иди, не пожалеешь.
   — Лью.
   Трезвые нотки в ее голосе подействовали должным образом.
   — Ладно, — сказал он, усаживаясь, — что произошло? Где ты пропадала?
   — В библиотеке.
   — Так, и что выяснилось? — Макбрайд протер глаза и заглянул ей в лицо, комично изобразив, будто весь обратился в слух.
   — Лучано Альбино, — сказала она.
   — Альбино, — повторил Льюис и нахмурился, стараясь припомнить, где он слышал это имя. — Ах да, список. Так кто он такой?
   Эйдриен повернула к нему блокнот, показывая надпись, и тот прищурился.

   «Иоанн Павел I»

   — О Господи, — пробормотал Льюис. — Так вот какого «Папу» имел в виду Крейн. Ходили слухи, что его отравили.
   — Нас убьют, — объявила Эйдриен.
   Макбрайд надолго замолчал.
   — Знаю.
   — «Знаю», и все?! — Ее голос дрожал, и она пыталась совладать с собой.
   — Во всяком случае, попытаются. Только ничего у них не получится.
   — Почему? — строго спросила Эйдриен, присаживаясь на постель.
   — Потому что мы их опередим.
   — Что?!
   — Мы их найдем. И я убью этого мерзавца, — поклялся Макбрайд.
   — Кого?
   — Опдаала.
   — Ты что — свихнулся?
   — Этого он меньше всего ожидает.
   — Ну разумеется, потому что глупее ничего не придумаешь!
   — Нет, тут ты не права. Самое глупое — продолжать прятаться. Потому что в конце концов бежать будет некуда.
   — И чего ты добьешься, убив его? — спросила Эйдриен. — Если, конечно, предположить, что ты на это способен, во что я лично не верю.
   — Сошлюсь на вынужденную самооборону, а ты будешь моим адвокатом. Устроим громкий суд, и все выплывет. — Он помедлил. — Что скажешь?
   Эйдриен молча созерцала его секунд десять — двадцать, потом ответила:
   — Ты не в себе.
   Макбрайд уронил голову на подушку.
   — Да, — признался он. — Но если у тебя нет идеи получше, то я открываю охоту на этого мерзавца. Я не знаю другого способа остановить «Иерихон».
   — «Иерихон»? Ты даже понятия не имеешь, что это значит.
   — Немного представляю.
   — Объясни, пожалуйста.
   — Очередное массовое кровопролитие, — сказал он.
   Эйдриен согласно кивнула.
   — Что еще?
   — У нас мало времени.
   Собеседница озадаченно посмотрела на него:
   — Почему ты так думаешь?
   И, произнося эти слова, она уже знала ответ — потому что Никки послали убить умирающего.
   Перехватив ее взгляд, Макбрайд понял, что она и сама догадалась.
   — Они не могли больше ждать, — сказал Льюис.
   Эйдриен кивнула.
   — И нам еще кое-что известно, — добавил он.
   — Да?
   — Да. Мы знаем, кто убийца, кто поднесет спичку к фитилю.
   Эйдриен нахмурилась, не совсем понимая, о чем речь.
   — Это де Гроот, — объяснил Макбрайд, — мой клиент. Ты его видела. Тот, который… — Его голос сорвался.
   — Что?
   — Черт возьми, — прошептал он, представляя голландца: светлые волосы, атлетическая поступь вразвалочку — настоящий хищник, всегда готов к прыжку. Обворожительный оскал. Блуждающий огонек в глазах. Даже лекарства не способны его полностью подавить. Он постоянно притопывал или постукивал пальцами по ноге. Всегда что-то напевал себе под нос, иногда насвистывал — и неизменно один и то же мотив. Они даже пару раз посмеялись на эту тему: странная мелодия прицепилась к бизнесмену. «Какая назойливая музычка, — жаловался де Гроот. — Надоела, а все равно не отвяжешься! Я даже песни этой не знаю — только помню, что там речь идет об Иисусе».
   — Что? — повторила Эйдриен, не улавливая мысли.
   — Он всегда напевал одну песню — ту, церковную, про Иисуса Навина… и Иерихонское сражение[52].
   — Какую такую песню?
   Макбрайд взглянул на нее:
   — Совсем старую, ее сейчас и не поет никто, но на слух ты наверняка узнаешь. Ее раньше негры пели на плантациях…
   Оба надолго замолчали. Наконец Эйдриен поднялась и направилась к окну. И, глядя на раскинувшийся за окном пейзаж, задумчиво спросила:
   — У него тоже есть воспоминание-ширма?
   Макбрайд кивнул:
   — Да, заезженная история с похищением. — Он замолчал, припоминая подробности. — Тебе это понравится — голландец уверен, что у него в сердце поселился червь, который указывает ему, что делать.
   — Червь? — повторила Эйдриен.
   — Да.
   Она подошла к своему блокноту и начала листать его. Откуда-то из коридора послышались голоса стучащих в номера горничных:
   — Уборка! Уборка!
   Наконец Эйдриен нашла, что искала:
   — Взгляни-ка, — сказала она, протягивая Макбрайду блокнот с записями.

   «Хенрик Фервурд, премьер-министр Южной Африки, зодчий апартеида. Застрелен в 1966 году Димитриу Тсафендосом. Тсафендос — маньяк-одиночка, сектант, член секты „Цветы Иисуса“. На момент ареста имел при себе пять паспортов. Убийца утверждал, что в содеянном виновен червь, сидящий в его сердце».

   — Черт. — Ругательство мягко слетело с губ Макбрайда, будто он прошептал не «черт», а «лаванда» или «театр теней». Лью поднял на собеседницу взгляд и проговорил: — Иерихон. Иерихон — это Южная Африка.
   Льюис уронил голову на подушку и сфокусировал взгляд на звукопоглощающей плитке на потолке. Червь оказался приколом, в некотором роде ссылкой на одну из прежних удачных операций. Этакой данью почтения. Тут же припомнились встречи с де Гроотом, и впервые Макбрайд понял, о чем постоянно твердил голландец. Его ненависть не имела никакого отношения к мандалам — строго симметричным рисункам, навязчивому видению многих шизофреников. Голландец говорил о Нельсоне Манделе — вот на кого он охотится.
   Макбрайд вскочил кровати, схватил одежду и торопливо оделся.
   — Он собирается убить Манделу. Де Гроот — расист, он только и мечтает о том, чтобы спалить Южную Африку дотла.
   На следующий день Эйдриен с Макбрайдом сразу направились в Вашингтон. Сменяя друг друга за рулем, они неслись по федеральной автомагистрали со скоростью восемьдесят миль в час и слушали включенное на полную громкость радио.
   В одиннадцать утра переправились через Потомак и взяли направление на север, по шоссе Рок-Крик-парк. Квартира де Гроота располагалась в боковой улочке возле Чеви-Чейз-серкл. Макбрайд помнил название: Монро-стрит. Они с де Гроотом еще в шутку поспорили на этот счет: голландец утверждал, что улица названа в честь Мэрилин, а не Джеймса[53].
   Вопреки всему Макбрайд надеялся, что де Гроот еще там. Льюис полагал, что если удастся обнаружить голландца, он, возможно, сумеет рассеять память-ширму. Если же это не сработает, тогда Лью поищет другой способ вычеркнуть де Гроота из игры, чего бы ему это ни стоило — лишь бы пустить под откос «Иерихон».
   — Мы подъезжаем, — сказал Макбрайд. — Жаль, нет оружия.
   Эйдриен вздрогнула и пристально уставилась на спутника, словно гадая, не сошел ли тот с ума.
   — А зачем тебе оружие?
   Макбрайд ответил ей тем же взглядом, каким она удостоила его всего секунду назад:
   — А ты как считаешь? Де Гроота голыми руками не возьмешь. Ты же его видела. — Они въехали в тоннель у Национального зоопарка, и Льюис добавил: — Не хочу повторения того, что случилось в моей квартире.
   — У Эдди был пистолет, — напомнила Эйдриен. — И не скажу, что от него вышло много проку.
   Льюис сохранял хладнокровие и, думая о своем, молча вел машину.
   На выезде из тоннеля Эйдриен спросила:
   — Ты хотя бы умеешь стрелять?
   — Да, — ответил тот. — И неплохо.
   — Ну конечно, — ответила она, приправив свой скептицизм хорошим слоем сарказма.
   — Умею!
   Эйдриен снова обратила на него взгляд: «Он серьезно?»
   — Где выучился?
   — Отец научил, — не задумываясь, ответил Макбрайд и, едва проговорив эти слова, вспомнил, как они с отцом занимались стрельбой. Кристально чистое зимнее утро в штате Мэн, пар струйками поднимается изо рта. На руках — перчатки с отрезанными пальцами. Отец учит его целиться. Бумажная мишень приколота к дереву у подножия пологого склона, ярдах в тридцати от них. — Отец завоевал серебро в биатлоне. Я разве не рассказывал?
   — Что? На Олимпиаде? Да иди ты!
   — Нет, я серьезно. На играх 1972 года, в Саппоро.
   — Фантастика! — выдохнула Эйдриен и немного погодя спросила: — А что такое биатлон?
   Макбрайд рассмеялся:
   — Сначала бежишь десятикилометровый кросс на лыжах, а потом стреляешь по мишеням на меткость. Сложность в том, что, когда приходит пора стрелять, ты вконец измотан. Поэтому надо быть в потрясающей форме — чтобы даже пульс не сбивался. Остановился, прицелился — и между ударами сердца спустил курок.
   — И ты так умеешь?
   — Нет, — сказал он. — Вот отец — тот был настоящим мастером. Но я хотя бы знаю, как стрелять. Во всяком случае, смогу, если в руках будет оружие… Да что рассуждать впустую, у меня его все равно нет.
   Направляясь на север по Бич-драйв, Макбрайд размышлял о том, где бы приобрести ружьишко. Кое-какие варианты наклевывались: на «блошином» рынке, к примеру, на оружейной выставке-продаже или просто на улице. Здесь в оружии недостатка нет. Только в данный момент, насколько он знал, не работали ни барахолки, ни выставки, а мысль о том, чтобы кружить с Эйдриен по черному гетто в арендованном «додже» и ждать, пока их прижмут, оказалась… хм… уморительной.
   И вот прибыли. Нашли подходящее для парковки место в квартале от дома де Гроота и отправились пешком. Здание, где проживал голландец, представляло собой десятиэтажную коробку из кирпича и стекла с вывеской у парадного входа, гласящей: «Эксклюзивный прокат».
   При виде Эйдриен и Макбрайда портье в мундире соскочил с насеста на низком пристенке и открыл перед посетителями дверь. В вестибюле за столиком сидел утомленный, средних лет человек, который нехотя поинтересовался, чем он может быть полезен.
   — Мы ищем здешнего жильца. Его зовут Хенрик де Гроот, — ответил Макбрайд.
   Дежурный на мгновение нахмурился и поднял взгляд:
   — Блондин из «7-Ж»?
   — Совершенно верно!
   Тот покачал головой.
   — Уже пару недель его не видел. Вряд ли он в городе — все время в разъездах. — Потянувшись к внутреннему телефону, консьерж набрал номер и дождался гудка. Вскоре положил трубку на прежнее место и пожал плечами.
   Пять минут спустя они уже сидели в машине и направлялись к квартире Макбрайда. Конечно, появляться там было рискованно — не исключено, что за квартирой по-прежнему следили. Впрочем, говоря по правде, выбирать особенно не приходилось. Теперь оставалось только лететь в Швейцарию, попытаться встретиться с Опдаалом и найти де Гроота, пока не поздно. Как осуществить хоть один из этих пунктов, Макбрайд не имел ни малейшего представления. Одно он знал наверняка: ему понадобится паспорт, а документ лежал в холодильнике, в квартире. Как и все прочие удостоверения личности.
   Эту идею в свое время подкинул де Гроот. Голландец занимался противопожарными системами. И вот на одном из первых сеансов психотерапии де Гроот раскритиковал вышедшие из моды противопожарные системы, установленные в Капитолийских Башнях.
   — Если что-то случится, здешние устройства сами не справятся. Советую хранить архивные диски и пленки в морозильнике, — предложил он. — И документы, которые не хочешь потерять. Там они будут в полной безопасности. Гарантирую: не сгорят и не размокнут.
   «Джеффри Дюран» не создавал архивных файлов. А имеющиеся пленки отсылал в день сеанса на адрес страховой компании. Однако у него действительно имелись загранпаспорт и пара неиспользованных кредиток. Поэтому он демонстративно сложил их в пластиковую папку на молнии и спрятал в морозильник, под форму для льда. Этим врач рассчитывал завоевать доверие пациента.
   Все имеющиеся документы были выписаны на имя Джеффри Дюрана, и теперь Макбрайду не оставалось ничего другого, как снова влезть в шкуру психотерапевта уже в Европе. Восстановление настоящей личности Лью обещало стать бюрократическим кошмаром.
   Свернув на подъездную аллею перед Капитолийскими Башнями, Льюис попросил свою спутницу остаться в машине и ждать его возвращения. К этому Эйдриен отнеслась без восторга. Впрочем, на тот момент Макбрайд уже знал некоторые ее слабые стороны и с успехом для себя этим знанием пользовался.
   — А то как бы машину не отбуксировали, — объяснил он, открывая дверь и выходя на улицу.
   На охране возле столика дежурного стоял парень в очках «Бадди-Холли» в толстой старомодной оправе. Он узнал Макбрайда, что здорово сыграло тому на руку.
   — День добрый, мистер Дюран. Давненько не виделись. Где пропадали?
   — Ездил на пару дней во Флориду, — ответил Льюис.
   — Здорово.
   — Да, верно. В шортах походить для разнообразия тоже неплохо.
   — Завидую.
   — Зато теперь — чувство неописуемое. — Они засмеялись. — Послушай, приятель, а нет ли у тебя запасного ключа? Видишь ли, я свой в квартире оставил.
   — Без проблем, — ответил парень, склонился к застекленному шкафчику, отворил его и снял ключ с одного из крючков. — Только не забудьте вернуть, договорились?
   — Верну через десять минут, — ответил Макбрайд, забирая ключ и направляясь к лифту. Ожидая подъемника, он оглянулся проверить — не возится ли парень с телефоном. Однако охранник замер на прежнем месте у стола и добродушно улыбался.
   Минуту спустя Макбрайд вышел из лифта на шестом этаже и неторопливым шагом двинулся к своей квартире. Он беспокоился, как бы не попасться на глаза Барбере из соседнего номера, и, как выяснилось, волновался зря. Дверь в номер «6-Ж» была полуоткрыта, и изнутри доносилась простенькая мелодия в стиле кантри-вестерн. В воздухе висел тяжелый запах краски. Направляясь к себе, Макбрайд заглянул в дверной проем соседней квартиры и увидел тощего приземистого человечка с бородищей, как у музыкантов группы «Зи-Зи-Топ». Тот стоял на забрызганной стремянке и размазывал по потолку белую краску. Серая проволочная сетка исчезла. Так же как стол, огромные чемоданы и электронное оборудование во всю стену. На имущество Гектора Барберы не осталось и намека. Кроме, пожалуй, слабого тошнотворного душка гниющей плоти, похороненного под едким запахом разбавителя для краски и чистящей жидкости.
   При виде царящего в квартире запустения, Льюис вздохнул с облегчением. Хотя одновременно Макбрайд ощутил и слабый укол разочарования: Барбера мог бы многое объяснить…
   В его бывшей квартире все было по-прежнему — но только на первый взгляд. При ближайшем рассмотрении стало ясно, что, за исключением нескольких книг, в квартире не осталось ни клочка бумаги. Все счета, записки, чеки и меню «обедов навынос» — словом, все, на чем могла оставаться какая-либо запись, исчезло. Вместе с компьютером и фотографиями его фиктивной семьи. Короче говоря, пропали прямые и косвенные указания на то, что жилец имел хоть какое-то отношение к Программе.
   На счастье, паспорт и кредитки лежали в морозильной камере — под формой для льда. Макбрайд огляделся напоследок и понял, что больше ничто не заставит его вернуться сюда. Бросил кое-какую одежду в пакет и вышел.
   В интернет-кафе на Дюпон-серкл[54] Эйдриен вошла в сеть и отыскала пару билетов на швейцарские авиалинии, которые обошлись в 484 доллара каждый. Выгодная сделка, если учесть, что за такси до Международного аэропорта Даллеса пришлось выложить 55 зеленых.
   — Кстати, а откуда у тебя паспорт? — спросила Эйдриен своего спутника, когда таксист уже сворачивал к подъездному пути аэропорта. — Ты вроде бы не выезжал никуда — только телевизор смотрел целыми днями.
   — Они же как-то переправили меня в Штаты. Вернули доктора Дюрана на родину.
   — Откуда?
   — Из Швейцарии. — Макбрайд нахмурился. Постепенно всплывали воспоминания о том, как Лью Макбрайд превратился в Джеффа Дюрана. Льюис вспомнил «скорую помощь» и круговорот мигающих на потолке огней. Он не мог пошевелиться, но его куда-то везли на каталке. И еще Лью слышал голоса: какие-то люди переговаривались на швейцарско-немецком диалекте. Вот Гуннар Опдаал шепчет «Ш-ш-ш», а Макбрайд лежит, не в силах пошевелиться, и задыхается, уставившись в потолок. Порой, когда Льюис задумывался о тех минутах… Он вздрогнул. Это походило на нервный тик, подобный тому, который случается у людей, неожиданно для себя начинающих засыпать.
   — Ты в порядке? — забеспокоилась Эйдриен.
   — Так, кое-что вспомнилось.
   — Скажешь — что?
   Макбрайд отрицательно покачал головой. Спутница не настаивала.

Глава 39

   Гостиница «Флорида» представляла собой чистое, хотя и несколько неказистое заведение в стиле двадцатых годов с геометрическими мотивами и резными деталями и выглядевшее так, словно его не ремонтировали с семидесятых. Большую часть мебели покрывал облупившийся жаростойкий пластик черного цвета, на ночном столике красовалась оранжево-розовая керамическая лампа. Рядом примостился светлый туалетный столик на конусообразных перевернутых ножках, а на вполне современной кровати мягким облаком лежало швейцарское покрывало необъятных размеров.
   — Тебе понравится, — пообещал Макбрайд, видя колебания Эйдриен.
   — Интересно, откуда в Швейцарии место с таким названием? В Цюрихе — гостиница «Флорида». Почему не «Альпенхорн»? Не «Вильгельм Телль»?
   Макбрайд пожал плечами и открыл балконную дверь, где в пестром расписном ящике для цветов висел клочок сухой растительности.
   — Кого-то посетило предвидение, — объяснил он.
   Окна их номера, располагавшегося на третьем этаже, выходили на Зефельдштрассе, в сторону реки Лиммат и Цюрихского озера. Взятую в прокат машину Эйдриен и Макбрайд припарковали в двух кварталах от отеля, возле трамвайной остановки. С регулярностью в несколько минут под самым балконом с грохотом проносился новенький блестящий трамвай, направляясь на оживленную Бельвью-плац. Вот и сейчас, освещая в тумане путь прожектором, по рельсам с грохотом проехал трамвайный вагон. Макбрайд закрыл балконную дверь, и в номере стало тише.