Прошло тридцать секунд, и на экране материализовался перечень документов за указанные периоды. Ни больше ни меньше — двести четыре статьи, в которых упоминалась фамилия Макбрайд и одновременно — город Сан-Франциско. Преобладали обычные ссылки, не имевшие никакого отношения к искомому предмету: сводки из отделов по работе с общественностью различных компаний, в которых сообщалось о назначениях на должность директоров под фамилией Макбрайд — Ричард Макбрайд, Нед Макбрайд, Дэлано Макбрайд… С полдюжины статей о футбольных защитниках, в числе которых оказался и принимающий на краю поля Антуан Макбрайд. Подборки о терзаемом старческими недугами судье — известном гурмане и составителе критических статей о кухне прибрежных ресторанов, — который, как и прочие, носил фамилию Макбрайд. И многое, многое другое.
   Однако ни в одной из выходивших в течение последних десяти лет американских газет не говорилось об убийстве, совершенном человеком по имени Лью Макбрайд в Сан-Франциско. Эйдриен расширила критерии поиска, заменив Сан-Франциско Калифорнией. В результате «Нексис» выдал еще с полдюжины сайтов. В городе Фресно некто по имени Макбрайд застрелил из дробовика консультанта в универмаге. Другой однофамилец Льюиса обвинялся в наезде со смертельным исходом, совершенном в нетрезвом состоянии, в результате которого погибли два человека. Родственники погибших намеревались засадить Макбрайда за решетку, но виновным нарушителя не признали. И тому подобное.
   Эйдриен уже подумывала вернуться в «Мейфлауэр», позвонить Шоу и сказать ему, что последняя личность Макбрайда — такая же фикция, как и предыдущая. Но чтобы подстраховаться от неожиданного удара, девушка решила просмотреть первый список еще раз.
   Мысль оказалась очень неплохой. Функция быстрого просмотра выделяла жирным шрифтом интересующие ее слова, и работа пошла еще быстрее. Не приходилось перечитывать все от первого до последнего слова — Эйдриен просто скользила глазами по страницам и отбрасывала ненужное.
   Она просматривала статьи за девяностые годы, пока ее взгляд не остановился на сообщении, опубликованном журналом «Сан-Франциско икземинер» от шестнадцатого июля 1996 года:
   «Авиакатастрофа уносит жизнь нашего земляка Кеп-Гаитиен (агентство Рейтер). Спасательная операция по поиску самолета, потерпевшего крушение в гористом районе к западу от города, прекращена. Двадцатишестилетний житель Сан-Франциско Льюис Макбрайд объявлен пропавшим без вести.
   Мистер Макбрайд был единственным пассажиром чартерного рейса «сессны», пропавшей во вторник вечером во время грозы. По информации диспетчерских служб аэропорта Порт-о-Пренса, сигналов бедствия с борта самолета не поступало. Предполагается, что «сессна» разбилась в ненаселенном горном районе джунглей. Операция по поиску исчезнувшего самолета не увенчалась успехом и прекращена из-за затянувшейся непогоды. Льюис Макбрайд, выпускник Стэнфорда, доктор психологии, в течение последних двух лет путешествовал, занимаясь исследованиями по поручению научного фонда. Профессор университета Иан Хартвиг выразил соболезнования научному миру в связи с потерей замечательного молодого ученого. Живых родственников у покойного не осталось».
   Эйдриен облокотилась на спинку кресла и задумалась. А действительно ли «ее Макбрайд» — тот человек, о котором идет речь в статье, или очередная, позаимствованная им личность? Что, если в нем, точно в матрешке, спрятано еще несколько персонажей, а настоящий скрыт за семью печатями? К тому же в газетах ни слова не говорилось о Макбрайде, забившем семью до смерти. Судя по статье об авиакатастрофе, покойный ничего противозаконного не совершал. Если бы преступление действительно имело место, «Икземинер» непременно упомянул бы о нем. Да и стэнфордский профессор не назвал бы убийцу «замечательным молодым ученым».
   В «Нексисе» размещались только файлы в текстовом формате, без фотографий. Однако в статье присутствовала ссылка на графический объект, и, значит, в газете имеется фотография. Надо поискать статейку на микрофильме и посмотреть, кто изображен на снимке Макбрайда.
   Прибыв к себе в контору, Чарли Догран застал в приемной Рея Шоу. При виде старинного приятеля Догран уткнулся глазами в пол, кивком поздоровался с секретаршей и твердым шагом направился в кабинет, надеясь скрыться от нежеланного посетителя.
   Шоу, не отставая ни на шаг, вошел следом и прикрыл за собой дверь.
   — Чарли…
   — Я ничего не хочу слышать! — отрезал тот и возвел кверху руку, словно собираясь извергнуть проклятие. — Тема закрыта.
   — О чем ты?
   — Пойми, нам нельзя говорить о таких вещах. Иными словами, ты не получишь отчет о микроскопическом предмете, который послал мне. И больше не настаивай, иначе от нашей прекрасной дружбы ничего не останется.
   С этими словами физик рухнул в кресло за письменным столом, развернулся и устремил взгляд в потолок.
   Шоу беспомощно развел руки:
   — Не понимаю.
   — Он засекречен, — сказал Догран.
   — Кто засекречен?
   — Прибор. Это нейрозвуковой протез, изготовленный из биокерамики.
   — И поэтому он не распознается иммунной системой…
   — Точно.
   Теперь присел Рей Шоу. Облокотившись на подлокотник кожаного кресла, он обдумывал услышанное.
   — Почему ты не сообщил, насколько все это серьезно? — упрекнул Догран.
   — Я понятия не имел.
   — Я показывал чертову стекляшку всем подряд! И Фред — ты его знаешь, — он только мельком взглянул и говорит: «Мы такими игрушками на занятиях баловались». На что я спросил: «В каменном веке?» Он засмеялся: «Ага, при помощи приборов инфракрасного излучения». Тогда я задал вопрос напрямую: «Что это за предмет?» И Фред ответил: «Чарли, ты держишь в руках нейрозвуковой протез. А теперь мне придется тебя убить». И невесело посмотрел на меня. Очень невесело!
   — Ты шутишь?
   — Черта с два! Он смерил меня взглядом и заявил: «Серьезно. У тебя этого образца быть не должно. Прибор разрабатывался в рамках правительственного эксперимента особой секретности».
   Шоу помрачнел.
   — Это не эксперимент, — проговорил психиатр.
   — О чем ты?
   — Я извлек имплантат из пациента.
   Догран несколько раз моргнул и, с трудом обретя дар речи, спросил:
   — Теперь ты шутишь?
   — Нет.
   Физик глубоко вдохнул.
   — Следующее, что тебе не помешает узнать: у меня были посетители. — Он помедлил, чтобы придать словам большую значимость.
   — Кто? — удивился Шоу.
   — Кто? А как ты думаешь? Курилыцик[39] и его злобный брат-близнец — еще один Курильщик.
   Шоу хихикнул.
   — Серьезно, — настаивал Догран. — Будто только что с центральной киностудии приехали: черные костюмы и полное отсутствие чувства юмора.
   — На кого они работают?
   — Сказали, что они из Пентагона, — ответил Догран. — Только вот на их удостоверениях стоял код «301».
   — И это означает?…
   Собеседник пожал плечами:
   — Агентство национальной безопасности, наверное.
   Психиатр нахмурился:
   — А что они сказали о цели визита?
   — Интересовались, как я получил в свое распоряжение прибор.
   — И ты сказал? — спросил Шоу, не в силах скрыть досаду.
   — Конечно, сказал! А что мне оставалось делать, Рей? Я перепугался до смерти.
   — Значит…
   После некоторых колебаний Догран проговорил:
   — Думаю, тебе тоже стоит подготовиться к визиту «людей в черном».

Глава 32

   Эйдриен просидела в приемной почти двадцать минут, когда дверь в кабинет Шоу распахнулась и оттуда вышли два мрачного вида человека в темных длинных плащах. Они направились в коридор и скрылись из виду, не проронив ни слова. Психиатр в нерешительности остановился в дверях — и его лицо выражало крайнюю степень беспокойства.
   Бросив «Нью-Йоркер» на столик у дивана, посетительница встала и откашлялась.
   Шоу рассеянно обернулся к ней, и на миг показалось, что врач ее не узнал. Но тут психиатр внезапно пришел в себя и воскликнул:
   — Эйдриен! Боже мой, входите.
   Она проследовала за ним в кабинет и села в кресло у письменного стола.
   — Что-то случилось? — поинтересовалась гостья.
   Шоу казался взволнованным и смущенным одновременно.
   — Мне запретили упоминать об их посещении, — сказал он.
   — О чьем посещении?
   — Тех людей, которые отсюда только что вышли.
   — А… — протянула Эйдриен, не совсем понимая, о чем идет речь.
   Психиатр нахмурился и заглянул ей в глаза:
   — Вы ведь не все мне рассказали, так? О нашем друге.
   Собеседница поерзала в кресле и призналась:
   — Не все.
   — Потому что теперь… Ну, теперь возникли проблемы.
   Ей стало крайне неприятно при мысли о том, что она втянула этого доброго и отзывчивого человека в неразбериху собственных проблем, а заодно и проблем Дюрана. То есть Макбрайда, конечно.
   — Я подумала, что чем меньше вы знаете…
   — Меня попросили отдать личную карту Лью, и я отказал.
   — Кто попросил?
   — Те, кого вы встретили в приемной.
   Эйдриен задумалась.
   — А кто они?
   Психиатр покачал головой:
   — Сказали, что из правительственного агентства.
   — Какого именно?
   — Не знаю.
   Собеседница скорчила мину и рассудила:
   — Что ж, если им нужна карта больного, пусть запросят ее в официальном порядке.
   Доктор Шоу покачал головой и скорбно улыбнулся:
   — У этих людей, похоже, другие методы. Они очень настаивали.
   — Мм-м…
   Психиатр постарался выкинуть недавних посетителей из головы и перевел разговор на другую тему:
   — Вы собирались проверить статьи по Макбрайду. Что-нибудь нашли?
   Эйдриен тоже оказалась рада сменить тему беседы.
   — Совершенно верно! — воскликнула она. — Начнем с того, что он действительно тот человек, кем себя и считает. Только одна маленькая загвоздочка — его считают умершим.
   — Что?
   — И еще у Макбрайда нет и не было ни жены, ни ребенка. Против него не выдвигалось обвинений в убийстве. Вообще ничего подобного не происходило. — Эйдриен вынула из сумочки копию статьи о потерпевшем бедствие самолете и протянула собеседнику. — Здесь у Льюиса волосы длиннее, но все равно его легко узнать.
   Шоу надел очки для чтения, взглянул на фотографию и кивнул, сосредоточившись на статье. Через некоторое время он оторвал взгляд от бумаги и обратился к Эйдриен:
   — Вы действительно уверены, что ничего не пропустили?
   — На все сто. Я просмотрела все ссылки «Нексиса», в которых упоминается фамилия Макбрайд в Сан-Франциско с 1995 по 1997 год. Сотни газетных и журнальных статей. И ничего хотя бы отдаленно напоминающего сказку, что он вам преподнес. Если я что-нибудь и пропустила — а это вряд ли, — то о преступлении точно упомянули бы в статье про авиакатастрофу.
   Собеседник откинулся на спинку кресла и принялся задумчиво созерцать потолок.
   — А может, он состоял в гражданском браке. И ребенок носил другую фамилию. Что, если Макбрайда никогда не подозревали в убийстве?
   — Док, перестаньте. Это уже перегиб.
   Психиатр помедлил и проговорил:
   — Знаете, наверное, вы правы.
   Они договорились встретиться в больнице на следующее утро. Тем временем Шоу поспешил в палату распорядиться, чтобы Макбрайда держали в ремнях, но воздерживались от дальнейших доз успокоительного.
   Вернувшись в «Мейфлауэр», Эйдриен переоделась в спортивный костюм, сунула в правый ботинок десятидолларовую бумажку и на лифте спустилась в вестибюль. Какой-то человек снимал со стен развешанных ко Дню благодарения индеек, у дверей стоял портье, зябко потирая руки в перчатках. Он кинул в сторону девушки восхищенный взгляд, когда та смело шагнула в ноябрьскую стужу.
   — Если через час не вернусь, — проговорила Эйдриен, — высылайте сенбернара.
   Над головой виднелся пятачок неба в обрамлении ветвей древних дубов и платанов, на мягкой, точно пудра, лошадиной тропе лежали кучи навоза. Эйдриен бежала по пологому склону, спускаясь к темному пруду на южном краю Гарлема, где стайками жались друг к другу подростки из частной школы. Они с видом заговорщиков курили, переговариваясь и посмеиваясь. Слышался шум роликов на тротуаре, раздавался стук теннисных мячей, на мерцающей глади водохранилища за забором из проволочной сетки отражалось заходящее солнце, а девушка бежала, размышляя о Макбрайде.
   «Как можно вообразить семью настолько отчетливо, — задавалась вопросом Эйдриен, — чтобы поверить в ее гибель и самому захотеть смерти? И почему это поддельное прошлое всплыло, когда удалили имплантат? Бессмыслица какая-то. Хотя если предположить, что так называемый Дюран должен покончить с собой после удаления прибора, дабы к нему не вернулась настоящая память, все очень неплохо встает на места. И весьма кстати появляются люди в черных плащах…»
   Эйдриен прибыла в больницу на следующее утро почти на полчаса раньше назначенного времени. Она прекрасно выспалась и надеялась, что сумет повидаться с Макбрайдом до прихода Шоу. Однако сестра в приемной наотрез отказалась ее пропустить:
   — В сектор «А-4» посетители не допускаются. Это относится ко всем без исключений.
   Впрочем, посетительница оказалась очень настойчивой, и ей разрешили подождать.
   В десять утра из лифта вышел доктор Шоу. От былого радушия психиатра не осталось и следа: он выглядел мрачно и решительно. Без долгих прелюдий Шоу оборвал на полуслове попытавшуюся возражать дежурную, и они вместе с Эйдриен проникли за тяжелые металлические двери сектора «А». На пункте охраны светились телевизионные экраны, показывая с десяток белых одноместных комнатушек, обитатели которых вели себя крайне пассивно.
   — Вы знаете правила, доктор, — торопливо проговорила сестра.
   — Вот именно. Я знаю правила и, уверяю вас, перевел бы пациента в другой сектор, будь у меня хоть немного времени. Дело не терпит отлагательств, простите, — ответил Шоу.
   Эйдриен поразилась его словам: «Не терпит отлагательств?»
   — Что ж, если вы нарушите протокол, — не сдавалась сестра, — я буду вынуждена…
   — Почему бы вам просто не написать докладную? — посоветовал Шоу, удаляясь прочь. — Я в любом случае срочно выписываю этого пациента.
   — То есть как это выписываете? Этот человек не в том состоянии, чтобы…
   Впрочем, окончания фразы психиатр уже не услышал: он шел так быстро, что Эйдриен приходилось почти бежать за ним.
   Они двигались по коридору вдоль больших окон с проволочной сеткой, за которыми лежали пациенты. Очень скоро Шоу и Эйдриен оказались у нужной палаты; врач открыл дверь и шагнул внутрь. Обстановка здесь была довольно скудная: в стену встроен небольшой шкаф с выдвижными ящиками, а у другой стены стояла железная кровать, напротив которой висел телевизор. На потолке крепилась видеокамера внутреннего слежения, а в углу приютился компактный санузел.
   Пациент лежал, облокотившись на пару подушек, смотрел какую-то «мыльную оперу» и при виде посетителей не шелохнулся. Впрочем, скоро стало ясно, почему он и не мог этого сделать: его запястья пристегнули к кровати ремнями. Эйдриен стремительно повернулась к психиатру и строго потребовала:
   — Освободите его сейчас же!
   — Потерпите, скоро я сниму эти ремни, — заверил Шоу, мягко отстраняя спутницу. По-отечески положив ладонь на плечо пациента, он проговорил: — Льюис, я должен сказать вам кое-что очень важное. Пожалуйста, выслушайте.
   Реакции не последовало, но психиатр не сдавался:
   — Льюис, у нас совсем мало времени. Скажите, вы меня слышите или нет?
   Тишина. Эйдриен поразилась, насколько постарел Льюис с тех пор, как она последний раз его видела. Лет на десять, не меньше. Лицо осунулось, скулы покрылись щетиной, а запавшие глаза избегали ее взгляда. Не в силах терпеть это дальше, девушка схватила пульт и выключила телевизор. На это Макбрайд отреагировал самым неожиданным образом: он повернулся к ней и поблагодарил:
   — Спасибо, а то мне это кривлянье уже на нервы действует.
   Эйдриен хихикнула, обрадовавшись, что добилась от него хоть какой-то реакции.
   — Послушайте, Льюис, — властно обратился к пациенту Шоу.
   Тот покачал головой и закрыл глаза.
   — Доктор, оставьте меня. — Голос звучал глухо, точно сквозь каменную стену.
   — Я вас выписываю, — объявил психиатр.
   Слова не сразу проникли в капсулу отрешенности, которой окружил себя Макбрайд. Его глаза приоткрылись, и он искоса посмотрел на врача.
   — Только сначала вам придется внимательно меня выслушать, — проговорил Шоу.
   Пациент затаил дыхание. Его собеседник откашлялся, словно собираясь сообщить нечто важное, как вдруг в разговор вмешалась Эйдриен.
   — Ты не виновен! — выпалила она, не в силах оттягивать важное объяснение. — Ты никого не убивал.
   — Позвольте мне самому… — прервал ее Шоу.
   Эйдриен коснулась ладонью щеки Макбрайда, повернула к себе его лицо и заглянула в глаза:
   — Я проверила по архивам. Ни убийства, ни полицейского расследования — все это ложь.
   Льюис покачал головой:
   — Нет, я знаю, что случилось. Такого не придумаешь.
   — Ты ошибаешься. У тебя даже жены не было, не говоря уж о ребенке. — Эйдриен замолчала и некоторое время колебалась: сказать ли, что его среди живых тоже формально нет? — Это так же, как у Никки — тебя каким-то образом заставили поверить в несуществующее.
   — Кто заставил? — скептично проговорил Макбрайд, даже не рассчитывая на ответ, поставивший Эйдриен в тупик. Та промолчала, и он повторил: — Кто?
   Не находя ответа, девушка посмотрела на Шоу. Тот тоже молчал. Тогда Эйдриен пожала плечами и призналась:
   — Не знаю. Кто-то.
   Макбрайд отвернулся и глухо проговорил:
   — Не надо, впустую это. Я все прекрасно помню — мне до сих пор кажется, что у меня бита в руках.
   — Лью, — начал Шоу, но тот перебил его и заговорил с Эйдриен:
   — То есть ты хочешь сказать, что я просто экран для чьего-то проектора?
   Собеседница подумала, пожала плечами и ответила:
   — Ну, в некотором смысле да.
   Льюис обратился к психиатру:
   — Ладно, предположим, вы правы. Только я не вижу в этом смысла. С чего вдруг кому-то понадобилось, чтобы я считал себя убийцей? — Шоу молча нахмурился, и Макбрайд с отчаянием обратился к Эйдриен: — Какой смысл?
   Вопрос повис в воздухе, и в пустой, стерильной комнате наступила сверхъестественная тишина. Трудный вопрос, на который так сразу и не ответишь. Эйдриен отчаянно пыталась найти объяснение тому, что случилось с Лью. И вдруг нашла. Оно оказалось таким простым. Она откашлялась и сказала:
   — Чтобы ты покончил с собой. Как Никки.
   Когда с Макбрайда сняли ремни, он смог прочесть вырезку из «Икземинера». Затем Шоу сказал ему:
   — Лью, а теперь я хотел бы вас загипнотизировать.
   — Нет уж, док, увольте: плавали — знаем. Если не возражаете…
   — Я не смогу вас отпустить, — объяснил Шоу, — пока не удостоверюсь, что вы не находитесь под влиянием постгипнотического внушения. Откуда бы оно ни происходило.
   Пациент задумался и обратил на доктора непокорный взгляд.
   — Буду с вами откровенен, — продолжил психиатр. — После того, что вам довелось пережить, на скорую поправку рассчитывать не приходится. При любых обстоятельствах я бы порекомендовал консультации психиатра и гипнотерапию. Причем в больших дозах. — Он ненадолго замолчал и вздохнул: — К сожалению, пока мы такой роскоши позволить себе не можем. Эйдриен подтвердит, что меня уже навещали — кое-кто из правительственных органов. Эти люди намекнули, что в деле замешаны серьезные лица. Не знаю, насколько они говорили правду, но одно я осознал четко: ваши интересы в учет не ставятся. Более того, у меня сложилось недвусмысленное впечатление, что им вообще безразлична ваша судьба.
   Макбрайд погрузился в задумчивость и через некоторое время проговорил:
   — Насколько я понял, по-вашему, кто-то закодировал меня на особую программу?
   — Совершенно верно! Вот почему так чертовски сложно было до вас достучаться. Как только мы приближались к настоящему прошлому, тут же всплывал этот страшный эпизод — беспощадная выдумка, синдром. Чувствуя его приближение, ваша психика начинала паниковать и защищаться. Гениально. Они искусственно создали настолько ядовитое воспоминание, что в вас намертво угнездилось твердое неприятие самого себя.
   И хотя руки Льюиса уже не стягивали ремни, он по-прежнему находился в глубокой депрессии.
   — Допустим, вы правы, — сказал Макбрайд не без доли скептицизма. — Тогда, может, оставить все как есть?
   — Нет! — воскликнула Эйдриен дрожащим от злости голосом. — Нет! Кто-то грязно поиграл с твоим рассудком. А ты хочешь все так и оставить? Проснись! Ты не убивал Эдди, не взрывал дом и не переворачивал все вверх дном в моей квартире.
   — Кто такой Эдди? — спросил Шоу хриплым от тревоги голосом.
   — Поверьте, это очень неприятная история, — сказала Эйдриен, даже не взглянув на психиатра. Тут ей в голову пришла неожиданная мысль: — Обождите. А ведь мне всегда казалось, что гипноз безвреден и с его помощью невозможно закодировать пациента на разрушение. Я слышала, что нельзя под гипнозом заставить человека причинить боль другому. Не говоря уже о самоубийстве.
   — Это сказки, — отмахнулся Шоу. — Пропаганда специалистов, работа с общественным мнением. Льюис вам об этом расскажет: это он на собственной шкуре испытал.
   — Почему сказки? — спросила Эйдриен.
   Шоу взглянул на часы и запустил пятерню в волосы.
   — Все зависит от контекста, — объяснил он.
   — Какого контекста? — не поняла собеседница.
   — Ну, к примеру, если некто считает, что он на войне и борется за справедливость, то его вполне возможно заставить убить того, кого гипнотизер назовет врагом. Или если гипнотизер внушит клиенту, что его преследуют и он действует в пределах самообороны.
   — Хорошо, я поняла, — сказала Эйдриен. — Но это только в теории.
   — Вот здесь вы не правы, — ответил психиатр и обратился к Лью:
   — Как звали того парня из Дании?
   — Пал Хардрап, — ответил Льюис. — Ограбил в пятидесятых банк и убил охранника.
   Эйдриен заметила, что Макбрайд явно оживился: дискуссия вывела его из состояния апатии.
   — Верно! — сказал Шоу, поощрительно улыбнувшись. — У вас превосходная память.
   Секунда — и все заулыбались. Затем Эйдриен перевела взгляд с одного собеседника на другого:
   — Его звали Хард-ап[40]? И он ограбил банк? Это что, какая-то психиатрическая шутка?
   Льюис улыбнулся.
   — Хаардраап, — поправил он. — Его арестовали после ограбления. Он выстрелил в охранника, и тот скончался на месте. Полиция была озадачена: человек не испытывал острой нужды в деньгах и не считался агрессивным. Довольно обычный, законопослушный гражданин. Все задавались вопросом: с чего же он учудил такое? — Макбрайд взглянул на Шоу, и тот кивком попросил его продолжать. — Подобное поведение казалось для него совсем нехарактерным. Вскоре выяснилось, что он действовал под гипнозом: психотерапевт, занимавшийся его лечением, приказал Хаардраапу ограбить банк и застрелить охранника.
   — И судья купился на этот бред? — спросила Эйдриен полным сарказма тоном хорошего прокурора.
   — Да, потому что психиатр сознался. Сказал, что задумал это преступление для проверки своих сил.
   — Ишь ты, — заметила девушка, еще не решив — поверить в историю или нет.
   — Дело получило широкую огласку, — пояснил Шоу, — разбиралось в суде высшей инстанции.
   — Почему? — поинтересовалась Эйдриен.
   — Потому что в момент совершения преступления психотерапевта не было рядом — и все-таки преступник находился под полным контролем.
   — Так как же он это устроил? — спросила она. — Я имею в виду психиатра.
   — Не напомните, Лью? — попросил доктор.
   Макбрайд кивнул.
   — Он создал «маску» — внешнюю сторону личности, некоего сверхъестественного человека, и назвал его «Икс», Этот Икс играл роль Бога. И он говорил Хаардраапу, что делать.
   — И тот все исполнил? — удивилась собеседница. — Взял и застрелил человека?
   — Конечно, — ответил психиатр. — Этот человек был очень религиозен.
   Эйдриен задумалась.
   — И это подразумевается под словом «контекст»? — уточнила она.
   — Да. В нашем примере преступник считал себя исполнителем божественной воли.
   — Думаете, с самоубийством тот же номер прошел бы?
   — А почему бы нет? — ответил Шоу. — Люди постоянно кончают с собой. При соответствующих обстоятельствах и при верной трактовке самоубийство может показаться достойным и даже разумным. — Он взглянул на часы и обратился к пациенту: — Вы надумали?
   Макбрайд пребывал в нерешительности.
   — У нас очень немного времени, Лью.
   Тот взглянул на Эйдриен и вздохнул:
   — Что ж, почему бы и нет?
   Шоу улыбнулся и проводил посетительницу к двери:
   — Если не возражаете, подождите в кафетерии. Сейчас здесь начнется изгнание бесов.