— Здравствуйте.
   — Здравствуйте. Вы доктор Шапиро?
   — Да.
   — Меня зовут Лью Макбрайд. А это Эйдриен Коуп.
   — Чем могу быть полезен? — спросил хозяин, плавно переместив взгляд с Макбрайда на Эйдриен и обратно. Для человека с тяжелым кармическим грузом на душе он довольно собран, подумалось Льюису.
   — Ну, хм… Я надеялся, что…
   — Да?
   — Я хотел поговорить с вами о… — Макбрайд явно не знал, как начать.
   — О вашей работе, — сказала Эйдриен.
   — О моей работе? — Шапиро обернулся к гостье и вскинул на нее свои блестящие угольно-черные глаза. — Я на пенсии.
   — О работе, которой вы раньше занимались. О «МК-ультра».
   Старик нахмурился, и в его глазах вспыхнула искорка раздражения.
   — Вы репортеры?
   Оба посетителя отрицательно покачали головами.
   — Я уже сказал по телефону тому молодому человеку, что не собираюсь больше появляться в документальных передачах. С меня хватило и одного раза. — Шапиро возвел взор к небу, затем снова обратился к Макбрайду: — Хотя как форма искупления мало что может оказаться более действенным, чем видеть свою жизнь низведенной до звуковых битов, прерывающихся рекламой клиники по отсосу жира. — Он покачал головой. — Такого акта искреннего раскаяния я повторять не намерен.
   — Мы не за этим пришли, — заверила Эйдриен.
   — Разве? — Шапиро перевел взгляд с одного лица на другое. — Тогда зачем?
   — Моя сестра и мистер Макбрайд стали жертвами ваших проектов.
   Старик посмотрел на собеседницу с недоверием и возразил:
   — Не думаю. Все это было так давно. — Он еле заметно усмехнулся, как бы извиняясь. — Если вы считаете себя жертвой контроля над сознанием…
   — Не я, — сказала Эйдриен, — а моя сестра.
   — Тогда бы я предложил ей выбросить телевизор. «Контроль над сознанием» сразу перестанет ее беспокоить. Вот мой совет.
   — Я ничего не смогу ей передать, — ответила Эйдриен — Она мертва.
   Шапиро отвел взгляд.
   — Мне очень жаль, — проговорил он и после небольшой паузы добавил: — Послушайте, это очень сомнительная область. И исследования закрыли десятки лет назад.
   — Вы так считаете? — спросил Макбрайд.
   Шапиро проигнорировал иронию.
   — Они могли стать очередным прорывом. Может, и стали им. Мы считали, что блага от выхода человека в открытый космос и высадки на Луну покажутся пустяками в сравнении с тем, что мы открыли бы вот здесь. — Он постучал себя по голове. Затем посмотрел на Эйдриен и горестно покачал головой: — Мы назвали это «внутренним космосом». — Шапиро вздохнул. — Много воды утекло с тех пор. Не знаю, сколько лет исполнилось вашей сестре, но этот молодой человек тогда еще в люльке лежал. — Бывший шпион улыбнулся одним ртом. — И в противоположность тому, что вы могли услышать, мы не экспериментировали на детях. Так что… — Старик развернулся, собираясь уйти.
   — Вы не могли бы кое на что взглянуть? — спросила Эйдриен.
   Шапиро обернулся.
   — А потом, если вы попросите, мы уйдем, — заверила она.
   — Уговор, — ответил он.
   Она порылась в сумочке, нашла снимок имплантата и без лишних слов протянула его старику.
   Дальнозорко щурясь, Шапиро подержал снимок в вытянутой руке. Скоро его лицо расслабилось, и бывший шпион поднял на гостью взгляд.
   — Откуда это у вас?
   — Один нейрохирург извлек из моей головы, — ответил за нее Льюис. — Меньше недели назад.
   Глаза Шапиро вернулись к снимку. Он изучал его еще некоторое время и наконец с еле заметным кивком протянул фотографию Эйдриен.
   — Зайдете?

Глава 34

   По знаку Шапиро гости разулись. Интерьер его хижины представлял собой шедевр минимализма: циновки из рисовой соломы на струганном сосновом полу; светлые, точно выбеленные, стены; глиняная, покрытая зеленой финифтью печь. Из мебели присутствовали только столик из сосны, полдюжины подушек и стол, на котором красовалась составленная из белой орхидеи и двух изгибающихся длинных травинок икебана.
   Хозяин положил снимок возле цветочной композиции и предложил гостям устраиваться на подушках. Сам же исчез за прозрачной японской ширмой. Несколько минут спустя он принес серый пузатый чайник с красноватым отливом и три крошечных чашки. Затем Шапиро медленно сел и принялся разливать чай, и до Макбрайда внезапно дошло, что, с тех пор как они с Эйдриен вошли в дом, никто не проронил ни слова.
   Сидней Шапиро яростно подул на чай, пригубил его и отставил чашку в сторону. Затем взял в руки фотографию имплантата, вытянул ее на свет и еще какое-то время внимательно изучал. Наконец покачал головой и проговорил:
   — Мое наследие… — Его рот растянулся в болезненной гримасе.
   Эйдриен кивнула в сторону фотографии и без обиняков спросила:
   — Что он делает с человеком? Конкретно.
   Шапиро пожал плечами:
   — Конкретно? Не знаю. Мне пришлось бы разобрать его — в лаборатории, — и, возможно, даже тогда я бы этого не определил. Сколько воды утекло с тех пор, подумать страшно.
   — Но…
   — Хотите узнать, как он действует и на что способен — берите литературу и читайте. Я бы посоветовал начать с Дельгадо.
   — Кто такой Дельгадо? — поинтересовалась Эйдриен.
   — Тридцать лет назад в «Таймс» проскочила сенсационная статейка, — ответил собеседник. — Насколько я помню, он учился в Йельском университете. В газете напечатали его фотографию: Дельгадо стоит с передатчиком в руках на арене для корриды, а прямо перед ним бык роет копытом землю. Потрясающее умение показать товар лицом!
   — И что произошло? — спросила гостья.
   — Он остановил быка — хладнокровно, на середине атаки. Впечатляющее зрелище. И это еще не все. Дельгадо нажал на другую кнопку — животное развернулось и неторопливо ушло.
   — Что-то вроде шокового хомута? — предположила Эйдриен.
   — Нет, что вы, — возразил Шапиро. — Не все так просто. Происходили двойные испытания: первая кнопка активировала вживленный в моторную секцию мозга быка электрод, а вторая превратила ярость животного в безразличие.
   Макбрайд нахмурился. Ничего нового — он еще в студенчестве прочел все, что только писали о Дельгадо. Как и все на курсе.
   — А что насчет этого? — спросил Льюис, постучав указательным пальцем по снимку.
   Впервые с момента встречи Шапиро проявил признаки дискомфорта.
   — Послушайте, — сказал он, — я динозавр. Я вне игры уже лет… — Старик спохватился и с улыбкой продолжил: — Давным-давно. Однако существуют вещи, о которых мне до сих пор нельзя говорить — я подписал договор о неразглашении.
   — Хотя бы гипотетически, — не сдавалась Эйдриен.
   Старик вздохнул:
   — Не исключено, что это миниатюрная разновидность определенного прибора, который мог использоваться в экспериментальных целях в то или иное время.
   Макбрайд хмыкнул над витиеватой уклончивостью старика, и Шапиро нахмурился. Взглянув на гостью, он пожал плечами:
   — В открытой литературе на эту тему много информации. Думаю, я не раскрою большого секрета, если расскажу вам, как выглядит прибор.
   — А что он собой представляет?
   — Это вживляемый электрод.
   — Каковы его функции?
   Старик опять пожал плечами:
   — По-разному.
   — В зависимости от чего? — спросила Эйдриен.
   — От частоты, на которую этот прибор настроен, — подсказал Макбрайд.
   Шапиро улыбнулся:
   — Хорошая догадка.
   — А если предположительно? — поинтересовался Льюис.
   — Четыре — семь мегагерц дали бы очень интересную реакцию, — ответил ученый.
   — А чем это объясняется? — спросила девушка.
   — Это частота, на которой можно ввести человека в гипноидальное состояние, близкое к мягкому гипнозу, но вызванное другими факторами. И человека можно ввести в состояние транса — сделать то, что мы называем «уводом».
   — «Уводом»? — повторила Эйдриен, желая убедиться, что не ослышалась. Это же слово использовал доктор Шоу, когда она рассказала ему о поведении Макбрайда в Бетани-Бич после неприятности с сайтом.
   — Так называют процесс, происходящий с мозгом, когда он дислоцирует определенный сигнал и следует за ним, — объяснил Макбрайд. — Световые вспышки, повторяющийся звук — в особенности тот, на который человек оказался закодирован в трансовом состоянии. В таких случаях говорят, что мозг «настроился» на сигнал.
   Шапиро удивился:
   — Вы неплохо подготовлены.
   — Я психолог, — сказал ему Макбрайд.
   — И что в таком случае должно произойти? — спросила Эйдриен. — Какова цель?
   — Ну, — ответил старик, — это позволило бы периодически освежать и подпитывать состояние транса без необходимости каждый раз гипнотизировать пациента.
   — Значит, если поместить такой прибор кому-то в голову, человек все время будет под гипнозом?
   — Более-менее, — подтвердил Шапиро. — Хотя нет оснований считать, что это единственная функция прибора.
   — Почему? — поинтересовался Макбрайд.
   Хозяин наполнил опустевшие чашки. Впрочем, Эйдриен пила скорее из вежливости, чем от жажды: по вкусу напиток напоминал отвар из жженых водорослей.
   — Потому что все изменилось, — наконец ответил Шапиро. — При создании имплантата такого рода, вероятно, используются нанотехнологии, где все измеряется миллимикронами, компьютерные технологии и бог знает что еще.
   — А для чего все это?
   — Гипотетически? Полагаю, таким образом можно ввести в мозг «сценарий», который на пару с гипнозом станет инструментом для формирования своего рода «виртуальной биографии».
   Эйдриен и Макбрайд погрузились в размышления.
   — Виртуальная биография… — проговорила Эйдриен.
   — Мнимое прошлое, которое вы ни за что не отличите от настоящего. Вплоть до мелочей.
   — Господи, — пробормотал Льюис.
   Шапиро улыбнулся:
   — Память — не больше чем жидкий строительный раствор химических элементов и электрических потенциалов, которыми не так трудно манипулировать. Если знаешь как. Например, хорошо известно, что, подняв в мозгу уровень ацетилхолина[42], можно нарушить контакт нервных клеток друг с другом. А когда такое происходит, человек теряет способность вспоминать. Казалось бы, информация на месте, а добраться до нее невозможно.
   — И человек заболевает амнезией, — предположила Эйдриен.
   — Совершенно верно. Еще чаю?
   Макбрайд сидел, не в силах поверить в происходящее. «Как все цивилизованно, — думал он. — Обходительный пожилой человек непринужденно разливает чай в своем аскетическом домике. При таких обстоятельствах тяжело возненавидеть его за причиненный вред. Трудно представить ужасы, которые он изобрел. Трудно, но все-таки возможно». Внутри закипала злость, первобытная ярость из потаенных уголков сознания.
   «Быки. Комната цвета охры. Мнимый Джефф Дюран».
   Льюису захотелось как следует вмазать этому слащавому сукину сыну — пусть узнает, что такое настоящая пощечина. Но вместо этого Макбрайд сказал:
   — Позвольте задать вам один вопрос?
   — Валяйте.
   «Не искушай меня».
   — Опять же, рассуждая гипотетически, как бы вы осуществили это на практике?
   Старик поерзал на подушке и спросил:
   — Основываясь на том, что я читал в открытой литературе?
   — Разумеется, — ответил Макбрайд.
   Шапиро на миг задумался.
   — Думаю, можно сделать пациенту электроэнцефалограмму, получить запись волн его мозга при разных раздражителях, сделать томографию с позитронным излучением и изготовить карту мозга — эмоциональные и мыслительные центры.
   — А дальше? — спросила Эйдриен.
   — Имея в распоряжении такую информацию, можно зашифровать подборку аудиограмм, направленных на эти центры, и подавать их в потоке сверхнизких частот. Это как раз то, о чем я говорил ранее: диапазон четыре — семь мегагерц.
   — И если все это проделать, что произойдет? — поинтересовалась Эйдриен.
   — Ну, — ответил Шапиро, — изменится ландшафт мозга.
   — А это как понимать? — спросил Макбрайд.
   — Мы привнесем некоторые очень специфические — хотя и временные — изменения в физическую структуру мозга.
   — И в итоге?
   — Все зависит от аудиограмм, — сказал Шапиро. — Один из результатов — амнезия.
   — Полная амнезия? — уточнил Льюис.
   Собеседник пожал плечами:
   — Возможно, вы будете помнить итальянский язык, но забудете, как его выучили и бывали ли когда-нибудь в Италии.
   — А будет объект помнить, кто он? — спросил Макбрайд.
   Ученый взглянул на него:
   — По-разному.
   — От чего это зависит?
   — От того, какая задача стоит перед программистом. Как только пациент готов и его память заблокирована, ему имплантируют нейрофонический протез.
   — Протез, — повторила Эйдриен.
   Шапиро развернул указательный палец в направлении лежащего на столе снимка.
   — Вот такой. Если бы вы рассмотрели этот предмет под микроскопом, то обнаружили бы внутри изолированные электроды. Они необходимы для получения и обработки аудиограмм на определенных частотах. Этот протез позволяет радиоволнам обходить внутреннее ухо и восьмой черепно-мозговой нерв, доставляя информацию прямо в мозг.
   Макбрайд задумался.
   — И тогда начинает казаться, что ты слышишь голоса, — предположил он.
   — Скорее, глас Божий, — уточнил Шапиро. — Но имплантат — это только часть процесса. Программисту потребуются и другие инструменты.
   — Какие?
   — Гипноз, сенсорная депривация.[43]
   — Каков механизм их действия? — спросила Эйдриен.
   Старик после недолгих раздумий ответил:
   — Пациент, вероятно, получил бы гипнотические внушения, подготавливающие его к событиям, которые с ним скоро произойдут. Затем мы погрузили бы его в затемненный резервуар, наполненный соленой, нагретой до температуры тела водой — около 98 градусов по Фаренгейту. Крайне необычное впечатление — будто паришь в космосе.
   — Вы пробовали?
   — Конечно, — ответил Шапиро. — Я пробовал все. — Он помедлил и продолжил: — Пробыв в резервуаре с час, ты уже не в состоянии сказать, где заканчивается кожа и начинается вода. Ты словно растворяешься. — Шапиро кивком указал на чашку перед Эйдриен. — Как кусок сахара в горячем чае. И когда это происходит, объект становится… ковким.
   Макбрайд зачарованно слушал, а Эйдриен не сводила глаз с бывшего шпиона — «невидимки», представляя себе, как ее сестра плавает в затемненном резервуаре.
   — После продолжительного периода…
   — Насколько продолжительного? — спросил Макбрайд, едва сдерживая гнев.
   — День, неделя… или месяц, — сказал Шапиро. — Главное, что через некоторое время личность объекта начинает распадаться. Очень похоже на последние минуты умирающего: чувства пропадают — по крайней мере так кажется. Представьте: вы в резервуаре, где ничего не видно и не слышно, нет вкуса и запаха, нет осязания. Вы теряете ощущение времени. Если считаете, что страшно потерять разум, представьте себе, каково потерять тело. — Шапиро ненадолго замолчал, на лице мелькнула безрадостная улыбка. — И при этом некоторые находят подобный опыт… просветляющим.
   — А другие? — спросила Эйдриен.
   Старик пожал плечами:
   — Другие — нет.
   Макбрайд подался вперед:
   — А потом что?
   Шапиро искоса посмотрел на него:
   — Потом? Потом вы переходите на следующий уровень обработки.
   — Какой именно?
   — «Интенсификация». Когда личность субъекта разобрана, он фактически становится «чистой страницей». Материалом, на котором сравнительно легко отпечатать любые «воспоминания».
   — Каким образом? — поинтересовался Льюис.
   — Можно создать сценарии, совместимые с его психологическим профилем, и превратить их в фильм. Объект будет смотреть видеозапись в связке с потоком аудиограмм, лежащих ниже сознательного порога восприятия.
   — Как в кинотеатре со стереоэффектом? — предположила Эйдриен.
   Шапиро усмехнулся.
   — Нет, — сказал он, — куда более основательно. На него наденут специальный шлем с микрофонами и штепселями: звук входит, звук выходит — в таком роде. Потом подключат его и…
   — Что?
   — Объект воспринимает происходящее так, словно сидит в двух метрах от 62-дюймового телеэкрана и смотрит на объемные картинки со стереозвуком. Очень увлекательно, и это единственная часть процедуры, когда объект находится в сознании. Добавьте гипноз, препараты — и ваяйте из человеческой «глины» что угодно. Психика — податливый материал.
   — Препараты, — проговорила Эйдриен. Тут же вспомнился пузырек, который она нашла в футляре компьютера Никки. «Плацебо 1». — Какого рода препараты?
   Шапиро состроил постную мину.
   — Психоделики всех разновидностей. Мы добились прекрасных результатов с наркотиком из Эквадора — его называют «Буррундага». И кетамин неплох, хотя он больше известен как транквилизатор, используемый в ветеринарии. Оба средства вызывают подобие диссоциативной амнезии — потеря памяти плюс нарушение связности психических процессов.
   — Кетамин, — проговорила Эйдриен. — Это, случайно, не один из тех наркотиков, которые используют насильники?
   — Совершенно верно, — подтвердил ученый. — Для их целей он так же эффективен, как и для наших.
   — Что вы имеете в виду?
   — Женщина, принявшая кетамин, видит свое тело словно со стороны. И что бы ни случилось с ней потом, все кажется происходящим в ином измерении. Более того, ее память эти события не зафиксирует.
   — Получается нечто вроде искусственно вызванной потери памяти?
   — Точно. Впоследствии человек и не вспомнит, что с ним что-либо происходило, — будь то насилие или нечто другое. Наши объекты даже не подозревали, что плавали в резервуаре или сидели в шлеме. Или что их «бомбардировали» новыми воспоминаниями.
   — Значит, человек сидит в шлеме и… На что он там смотрит? — спросил Макбрайд.
   — На людей в капюшонах, — ответила Эйдриен.
   Шапиро как-то странно посмотрел на девушку и повернулся к гостю, отвечая на его вопрос:
   — Зависит от обстоятельств.
   — Что вы подразумеваете под обстоятельствами? — попросил пояснить Льюис.
   — То, что вы хотите заставить его запомнить и что — забыть.
   Макбрайд пригубил остывший чай.
   — Сколько времени потребуется на то, чтобы пройти все этапы от начала до конца?
   Шапиро покачал головой:
   — Трудно сказать. Одно дело — поиграть с самовосприятием объекта. И совсем иное — выстроить его с нуля.
   — «Поиграть с самовосприятием», — повторила Эйдриен.
   — Верно. — Ученый сменил положение ног на подушках и обратился к Макбрайду. — Мне интересно — а каковы ваши отношения с сестрой этой молодой особы?
   — Я был ее психиатром, — ответил тот.
   — И она приходила к вам на квартиру?
   — Да.
   — А позже у вас обоих нашли протезы?
   — Верно.
   Шапиро нахмурился:
   — Кстати, что дает вам почву для подобных выводов? Ей делали сканирование или…
   — Сестру кремировали, — объяснила Эйдриен. — Я нашла имплантат в останках.
   Старик побледнел.
   — Господи, — пробормотал он и перевел разговор на другую тему. Или по крайней мере попытался это сделать. — Я хотел бы знать, — обратился он к Макбрайду, — насколько часто вы покидали свою квартиру?
   — Что вы имеете в виду?
   — Мне интересно, когда вы практиковали как психотерапевт, много ли времени вы проводили вне дома? Или старались не выходить?
   Льюис тяжело вздохнул и пожал плечами:
   — Предпочитал держаться поближе к дому.
   — Так и должно быть, — сказал Шапиро.
   — Почему?
   — Я предполагаю, что в вашем здании размещалась контрольная зона. Скажем, в квартире напротив.
   — Или за стеной, — подбросила идейку Эйдриен.
   — Этажом выше или ниже — не важно. Главное в другом: сигнал необходимо постоянно подкреплять. Один из побочных эффектов этого — вне зоны действия оборудования вы начинаете испытывать дискомфорт, если не принимаете лекарства. Вы принимали что-нибудь?
   — Нет, — саркастично сказал Макбрайд, — просто смотрел телевизор. — И, откашлявшись, добавил: — Все, что вы рассказали, сводится к одному: человека можно превратить в куклу или зомби.
   — В робота, — добавила Эйдриен.
   Шапиро кивнул:
   — Попросту говоря — да.
   Девушка отвернулась. В ее глазах стояли слезы.
   — И с ним могут сделать все, что заблагорассудится, — продолжил Льюис. — Заставить смеяться или плакать, броситься под машину…
   — Или заменить настоящее детство вымышленным, — добавила Эйдриен.
   Ученый тяжело вздохнул и обратил ладони к потолку.
   — Да.
   Шапиро с силой втянул носом воздух, протянул руку к цветочной композиции на столе и постучал ногтем по изогнутому стеблю. Выдохнул.
   — Послушайте, я полон раскаяния, что в этих разработках имеется и мой вклад. И мне очень жаль, если это затронуло ваши жизни. Но сейчас я ничем не могу вам помочь.
   — Вы можете помочь нам понять, — сказала Эйдриен.
   — Вы действительно так считаете?
   — Да, — ответила она.
   — С тех пор прошло столько лет…
   — Я хочу выяснить, кто это сделал.
   Шапиро склонил набок голову и проговорил:
   — Ничего удивительного. Только зачем это вам? Вы сказали, что хотите понять, а я думаю, вы желаете отомстить.
   — Послушайте, — обратился к нему Макбрайд, — называйте это как хотите, но… — Внезапно он понял, что не может продолжать. Голову словно сжало тисками, казалось, еще миг — и он взорвется, набросится на этого новоиспеченного буддиста с его скромной жизнью и этими милыми чашечками, чтобы вышибить из него дух. Лью взял себя в руки и тихо проговорил: — Я чувствую себя развалиной.
   — Что?! — Шапиро потрясло это замечание, да и Эйдриен не ожидала подобной откровенности.
   — Я сижу с вами в этом уютном домике, попиваю чай, — сказал Макбрайд, — и кажется, что все прекрасно. Цел и невредим. Только вот ошибаетесь. Я — ходячая развалина, без дураков. Кто бы это ни сделал, он забрал у меня все: мое детство, родителей, меня самого. Я никогда не буду прежним. У меня отняли воспоминания, извратили мечты. Ушло впустую не знаю сколько лет моей жизни. Даже сейчас, когда я пытаюсь думать, в голове пустота. Пустота вплоть до того момента, как эта милая леди заявилась ко мне домой и завопила, что подает в суд. — Льюис умолк и глубоко вздохнул: — Иными словами, я кое-чего лишился, и мы говорим не о брюках и паре книжонок.
   Шапиро покачал головой:
   — Я не предполагал, что…
   — А как насчет моей сестры? — добавила Эйдриен. — То, что произошло с ней — хуже убийства. Ей вывернули душу, заставили застрелить человека и довели до самоубийства. Пустяки?
   Старик прикрыл глаза.
   — Я пытался вам объяснить: то, что вы делаете…
   — Делаем? — повторила Эйдриен. — Мы ничего не делаем, просто задаем вопросы.
   — Вот именно, — терпеливо проговорил хозяин дома. — Я должен вас предупредить — это опасно для жизни.
   Все трое на миг притихли, и Льюис первым нарушил молчание:
   — Я хочу, чтобы они больше никому не причинили вреда.
   Ученый задумчиво кивнул и обратился к Эйдриен:
   — Вы упомянули о каком-то убийстве?
   Она кивнула:
   — Да, Никки застрелила какого-то старика инвалида. А через некоторое время покончила с собой.
   Шапиро потянулся через стол к папке с историей болезни Макбрайда и стал медленно просматривать страницы. Через некоторое время он взглянул на Льюиса и сказал:
   — Мне бы хотелось поговорить с вашим доктором. — Гости переглянулись. — Это возможно устроить?
   — Не знаю. — Эйдриен припомнила скованную улыбку Шоу и его просьбу сообщить бывшему церэушнику, что она узнала о нем из телепередачи.
   Старик улыбнулся несколько застенчиво и объяснил:
   — Мне просто нужно убедиться, что вы действительно те, за кого себя выдаете. И что с вами на самом деле случились все эти ужасные вещи.
   — У вас есть история болезни, — попыталась возразить Эйдриен.
   — История болезни, — с усмешкой повторил Шапиро. — Мы только что говорили о том, как создают поддельных людей, а вы удивляетесь, что я хочу убедиться в достоверности каких-то бумажек?
   Взвесив все «за» и «против», Эйдриен решила, что разговор с Шапиро вряд ли повредит Рею Шоу. И займет это всего минутку: старику нужно лишь убедиться, что они ничего не выдумали.
   Ученый звонил по сотовому телефону и разговаривал на кухне. Из-за стены доносился его мягкий голос, но разобрать слов гости не смогли. Старик вернулся в гостиную через пару минут и присел рядом.
   — Ну и?… — не утерпел Макбрайд. — Что он сказал?
   Хозяин покачал головой:
   — Нам не удалось поговорить.
   — Как же так?
   — Я разговаривал с его женой.
   Шапиро выглядел подавленным, гости переглянулись, и Эйдриен спросила:
   — И что сказала жена мистера Шоу?
   — Она очень расстроена: ее мужа прошлой ночью сбила машина. Он как раз выходил из клиники, когда все произошло. Полиция разыскивает водителя.
   Макбрайд почувствовал, что теряет сознание. Внутри все оборвалось, словно он летел в самолете и тот попал в воздушную яму.
   — Он поправится?
   Шоу поднял на Льюиса взгляд и ответил: