– Это мой дом, – заявила она.
   – Я Энни Отважная, – вмешалась Энни со спины лошади. – Это мой город, а значит, и мой дом тоже.
   – Конечно, – совершенно спокойно ответила женщина. – Я вас ждала.
   – Неужели? – холодно спросила Энни. – Значит, вам известно, что моему человеку нужно кратчайшим путем подняться на вашу крышу.
   – Нет, этого я не знала, – ответила женщина. – Но охотно помогу. – Она снова взглянула на Казио. – Иди прямо. Там будет винтовая лестница. Небольшая дверца выведет тебя на верхний балкон. Оттуда ты сможешь забраться на крышу.
   – Благодарю вас, госпожа, – вежливо улыбнулся Казио, снял шляпу и помахал ею Энни и Остре. – Я скоро вернусь.
   Энни посмотрела вслед Казио, быстро скрывшемуся в доме, и почувствовала, как напряглась рядом Остра.
   – С ним все будет в порядке, – прошептала Энни. – Такие эскапады составляют смысл жизни Казио.
   – Да, – вздохнула Остра. – И именно такие эскапады его и убьют.
   «Все умирают», – подумала Энни, но посчитала невежливым произнести вслух.
   Вместо этого она вновь взглянула на женщину-сефри.
   – Вы сказали, что ждали меня. Что вы имели в виду?
   – Вы собираетесь воспользоваться ходом Креплинга. За этим вы сюда и пришли.
   Энни посмотрела на сэра Лифтона.
   – Вы можете повторить то, что она сейчас сказала? – спросила она.
   Лифтон открыл рот, и на его лице отразилось недоумение.
   – Нет, ваше величество, – сказал он.
   – Сэр Лифтон, – распорядилась Энни, – организуйте оборону. Я буду здесь в безопасности.
   – Меня это беспокоит, ваше величество, – возразил он.
   – Сделайте так, как я говорю. Пожалуйста.
   Он поджал губы и вздохнул.
   – Хорошо, ваше величество, – согласился он и поспешил к своим людям.
   Энни повернулась к сефри.
   – Как вас зовут? – спросила она.
   – Меня называют матушка Уун.
   – Матушка Уун, что вам известно о ходе Креплинга?
   – Это длинный тоннель, – сказала сефри. – Он начинается в глубинах замка Эслен и заканчивается в Тенистом Эслене. Я его страж.
   – Страж? Я не понимаю. Вас назначил мой отец? Или мать?
   Старая женщина – во всяком случае, у Энни сложилось впечатление, что она стара, – покачала головой.
   – Первая королева Эслена назначила первых из нас. С тех пор мы сами выбираем стражей среди сефри.
   – Не понимаю. Что вы сторожите?
   Единственный глаз широко раскрылся.
   – Его, естественно.
   – Его?
   – Так вы не знаете?
   – Я понятия не имею, о чем вы говорите.
   – Хм-м, – пробормотала матушка Уун, – как любопытно. – Она отступила на шаг назад. – Вы не против, если мы продолжим нашу беседу в доме? Мой глаз плохо переносит солнце.
   Она отошла в сторону, пропуская шестерых гвардейцев, сбросивших доспехи и оставшихся в нижних стеганых рубахах. Женщина повторила пояснения, которые дала Казио, и они прошли в дом.
   – Ваше высочество! – окликнула сефри.
   Но прежде чем Энни успела ответить, раздался пронзительный крик Остры. Голубые глаза девушки были обращены вверх. Энни торопливо проследила за ее взглядом.
   Она увидела крошечную фигурку Казио, который взбирался вверх по крутой крыше. Ему оставалось пройти совсем немного, пару королевских ярдов.
   Но на стене его поджидали двое доспешных солдат с копьями в руках.

ГЛАВА 11
САРНВУД

   Мужчина окинул Эспера взглядом пронзительных серых глаз и приподнял бровь.
   – Ты мертвец, – заявил он.
   Он сам был изрядно похож на мертвеца. Худой, точно скелет, седые редкие волосы спутаны. Загорелая кожа лица свисала, словно бесформенная маска. Он говорил просто, без насмешки, излагая положение вещей так, как понимал его.
   – Ты ее когда-нибудь видел? – спросил Эспер.
   Старик посмотрел в сторону зеленой полосы леса.
   – Говорят, такое лучше не поминать вслух, – ответил он.
   – Я намерен ее найти, – пояснил Эспер. – Ты можешь согласиться мне помочь или отказаться. – Он немного помолчал. – Я бы предпочел, чтобы ты помог.
   Старик вновь приподнял бровь.
   – Это не угроза, – быстро уточнил Эспер.
   – Э-э, – протянул собеседник. – Я прожил всю жизнь в броске камня от леса. Так что да, я думаю, что видел ее. Точнее, видел то, что она пожелала показать.
   – Что ты хочешь этим сказать?
   – Только то, что она бывает разной, – ответил старик. – Однажды в лощину вышел медведь. Большой черный медведь. Я мог его застрелить – я бы обязательно так и сделал, – но тут она посмотрела на меня, дала мне понять. Иногда она превращается в стаю ворон. Говорят, иногда в женщину-сефри, но сам я этого не видел. Впрочем, те, кто видел ее человеком или сефри, долго не живут.
   – Но откуда ты можешь знать? Если всякий, кто ее видел…
   – Некоторые умирают не сразу, – пояснил старик. – Они рассказывают, чтобы мы знали. – Он наклонился к Эсперу. – Она говорит только с мертвыми.
   – Как же люди с ней разговаривают?
   – Они умирают. Или берут с собой кого-то мертвого.
   – Что это значит?
   – Такие ходят слухи. Она не может разговаривать как обычные люди. Или не хочет. Думаю, это ей по силам, но она любит убивать. И не отказывается от такой возможности. – Он нахмурился. – Каждый день я жду, что она придет за мной.
   – Понятно, – вздохнул Эспер. – Что еще ты можешь мне рассказать?
   – Есть тропа, она приведет тебя к ней. Однако с нее нельзя сходить.
   – Ну, вот и отлично, – сказал Эспер, поворачиваясь к Огру.
   – Путник! – позвал его старик.
   – Да?
   – Ты можешь провести здесь ночь. Все обдумать. Поесть супу, так ты хотя бы умрешь не на пустой желудок.
   Эспер покачал головой.
   – Я тороплюсь. – Он начал поворачиваться, затем вновь оглянулся на старика. – Почему ты все еще живешь здесь, если так боишься ее?
   Старик посмотрел на него так, словно Эспер спятил.
   – Я же тебе говорил. Я здесь родился.
   Не только старик боялся Сарнвуда. Длинный частокол, увенчанный черепами коров, лошадей и оленей, показывал, что и другие со страхом посматривали в его сторону. Эспер не совсем понимал, для чего были предназначены кости, но к некоторым жердям кто-то приделал небольшие подносы из переплетенных ивовых прутьев – на них лежали гниющие останки овец и коз, бутылки, вероятно наполненные пивом или вином, и даже букеты увядших цветов. Складывалось впечатление, что местные жители рассчитывали ублажить колдунью – вот только не знали чем.
   Дальше начинался сам лес, протянувшийся от холмов к широкой долине Белой Ведьмы. Река скрывалась за зеленым пологом в двух полетах стрелы к северу от него. Эспер внимательно осмотрел линию деревьев, пытаясь оценить размеры леса.
   Даже на первый взгляд он заметно отличался от Королевского. Хорошо знакомые ему дубы, орешники, витаэки, лиственницы и вязы сменились высокими зелеными копьями елей и болиголова. Тут и там виднелись голые ветви железных дубов и березовые рощицы, которые на фоне зеленой хвои казались выбеленными временем костями. Вдоль берега реки протянулись заросли черной ольхи, перемежаемые ивами, ракитами и соснами.
   – Ну, Огр, – вздохнул Эспер, – что ты думаешь?
   Огр не отвечал, пока они не подъехали поближе, а потом напрягся. Жеребец явно не хотел идти дальше, что было для него крайне необычно. Конечно, он устал, проголодался, сказывалось действие яда вурма, и тем не менее…
   Когда они въехали под полог Сарнвуда, Эспер пытался вспомнить, сколько Огру лет. Ответ ему не понравился, и он стал размышлять о тропе – как она могла появиться, если никто не осмеливается входить в лес? И почему не зарастает? До заката оставалось еще несколько часов, но из-за нависших туч и густо переплетенных ветвей вокруг царил сумрак. Эспер натянул тетиву и приготовился выстрелить. Он чувствовал перекатывание мощных мышц на спине Огра, продолжающего неохотно двигаться вперед через мелкие ручейки, которые рождались из тающего в холмах снега. Несмотря на холод, подлесок уже зеленел папоротниками, изумрудный мох покрывал землю, а также стволы и ветви деревьев. На первый взгляд лес казался здоровым, но пахло здесь как-то неправильно. Казалось, этот лес болен еще сильнее, чем Королевский.
   По прикидкам Эспера, они успели продвинуться вглубь где-то на лигу, когда стало настолько темно, что он решил разбить лагерь. Было холодно, он слышал вой волков где-то неподалеку, поэтому решил развести костер, а если колдунье это не понравится – это будет не его забота. Лесничий собрал хворост, сложил его аккуратным шалашиком и с первой же попытки разжег огонь. Не слишком большой, но достаточный, чтобы с одного боку стало тепло. Эспер устроился на поваленном стволе липы и стал смотреть в пламя, с тоской гадая, жива ли еще Винна и не следовало ли ему остаться с ней, как она его просила.
   «Чтобы услышать ее последние слова? Нет уж, клянусь Неистовым!» – воспротивился он.
   Самым страшным было то, что какая-то часть его уже представляла, какой будет его жизнь без Винны. Та самая часть, которая с самого начала с сомнением относилась к возможности их совместного будущего. Из чего же сделаны мужчины, спрашивал он себя, если они способны на подобные мысли? Неужели в глубине души он хотел, чтобы Винна умерла? Когда Керла…
   – Нет, – сказал он так громко, что Огр скосил на него глаза.
   Вот оно.
   Он познакомился с Керлой, когда она была совсем юной, моложе Винны. И любил ее с такой безумной страстью, что не рассчитывал вновь испытать похожие чувства. Он до сих пор помнил ее запах, капли росы в цветущем саду. Прикосновение к ее коже, чуть более горячей, чем плоть человека. Теперь, оглядываясь назад, он понимал, что ее страсть к нему была еще сильнее, поскольку Эсперу нечего было терять – ни друзей, ни привычное окружение, а Керла родилась в семье знаменитых провидцев. У нее было имущество, планы на будущее и надежды на выгодный брак. Однако она убежала с ним, чтобы жить вдвоем в лесу, и некоторое время им этого хватало.
   Впрочем, время это оказалось очень кратким. Может быть, если бы у них могли быть дети… Может быть, если бы сефри или люди были более терпимыми…
   Может быть. Может быть.
   Однако им пришлось очень непросто. И с каждым днем жизнь становилась все труднее, настолько трудной, что однажды Керла переспала со своим старым любовником. Настолько трудной, что, когда Эспер обнаружил ее тело, какая-то его часть испытала облегчение из-за того, что все кончилось.
   Он ненавидел Фенда за то, что тот убил Керлу, но теперь понимал, что еще сильнее ненавидит сефри за то, что тот открыл ему темную часть его, Эспера, души. Двадцать лет Белый жил, не зная женщин, но вовсе не из-за того, что боялся забыть Керлу. Просто он знал, что недостоин любви.
   С тех пор ничего не изменилось.
   – Проклятье, – сказал он, обращаясь к костру.
   Почему он принялся размышлять на эту тему? И что толку от подобных размышлений?
   Волки его нашли. Он слышал, как они движутся во мраке, изредка ему удавалось увидеть пару блестящих глаз или серый бок. Они были заметно больше тех, которых Эсперу доводилось видеть прежде, а ему попадались и крупные звери. Он сомневался, что они осмелятся напасть – во всяком случае пока горит костер, – но многое зависело от того, насколько они голодны. Кроме того, они могли отличаться от волков, с которыми он сталкивался прежде. Он слышал, что северные их родичи совсем не боятся людей.
   Сейчас они держались на расстоянии. При свете дня они могут стать опаснее.
   Он подбросил в костер хвороста, повернулся за новыми ветками – и замер.
   Она была всего в четырех королевских ярдах от него, но Эспер не услышал даже шороха ее приближения. Она сидела на корточках и смотрела на него глазами цвета полыни, длинные черные волосы лежали на плечах, а кожа была бледной, как кора берез. Она была обнажена и выглядела совсем юной, но верхняя пара ее шести грудей показалась ему набухшей, а это случается только с сефри старше двадцати лет.
   – Керла?
   «Она говорит только с мертвыми».
   Керла умерла давно. От нее остались лишь кости. Люди из города видели мертвых, во всяком случае, как они утверждали, в ночь святого Темноса. Старухи сефри притворялись, что постоянно беседуют с мертвецами. Да и сам Эспер столкнулся с чем-то в темных лабиринтах реуна Алут, хотя, возможно, ему померещилось.
   Но это…
   – Нет, – громко сказал он.
   Ее глаза были фиолетовыми, однако в остальном она очень походила на Керлу: легкий изгиб губ, переплетение вен на горле, в одном месте напоминающих прожилки листа боярышника.
   Очень похоже.
   Ее глаза широко раскрылись на звук голоса Эспера, и он затаил дыхание. Его правая рука все еще тянулась к хворосту; левая инстинктивно метнулась к топору, и ладонь коснулась холодной стали лезвия.
   – Так ты – это она? – спросил он.
   «Те, кто видел ее человеком или сефри, долго не живут», – сказал старик.
   Она едва заметно улыбнулась, поднялся ветер, всколыхнув пламя костра и взметнув тонкие волосы.
   И она исчезла. Словно он увидел ее отражение в огромном глазу, а потом тот закрылся.
   На следующее утро Эспер все еще был жив. Он вновь двинулся в путь при первых признаках рассвета. Его тревожили мысли о волках, но очень скоро он заметил, что они не осмеливаются приблизиться к тропе, по которой он ехал.
   В некотором смысле это встревожило Эспера еще больше. Волки являлись частью леса. Что же такого ужасного в этой полоске земли, что они опасаются ступить на нее?
   Лесничий насчитал в стае двенадцать зверей. Сможет ли он с Огром прикончить всех в нынешнем своем состоянии? Может быть.
   Лес поредел, когда деревья стали толще в обхвате, появились небольшие, заросшие мхом поляны. Когда Эсперу удавалось увидеть небо, оно бывало голубым, а лучи света казались ослепительными там, где они с трудом пробивались сквозь листву. Волки следовали за ним до полудня, а потом исчезли. Вскоре он услышал испуганные голоса диких коз и понял, что хищники нашли более подходящую добычу.
   Он был рад, что избавился от волков, но что-то продолжало его преследовать. Ветви деревьев сгибались, но не так, как от ветра, а как если бы на них сверху давила некая тяжесть. Словно нечто шагало по ним – по всем сразу – или лишь по тем, что окружали Эспера. Если он останавливался, оно тоже замирало, и это напомнило ему одно дурацкое представление, которое когда-то давала странствующая труппа в Колбели. Один актер незаметно следовал за другим, точно копируя все его движения, но всякий раз, как тот оборачивался, преследователь замирал на месте, так что глупец, шедший впереди, его не видел. Эсперу эта сценка смешной не показалась. Было в ней что-то раздражающее.
   Однако олени, когда пасутся, не видят охотника. Как только они опускают голову к земле, ты можешь подойти к ним вплотную, если ветер не донесет твой запах. И лягушки тебя не замечают, если ты не двигаешься.
   Что ж, возможно, для своего преследователя Эспер и есть что-то вроде лягушки.
   Он усмехнулся. Наверное, дело в усталости, но происходящее вдруг показалось ему забавным. Может быть, ему следовало с большим уважением отнестись к актерам и их представлению.
   Внимание Эспера привлекло хриплое сопение, доносившееся откуда-то сбоку. Он не забыл о том, что старик советовал ему не сходить с тропы, но не слишком доверял подобным советам. В конце концов, если никто не вернулся из леса, какой смысл следовать чьим-то указаниям? После недолгих колебаний он направил Огра на звук.
   Довольно скоро он его увидел – большое волосатое существо, дрожащее среди зарослей папоротника. Оно подняло щетинистую голову и хрюкнуло.
   Огр заржал.
   Существо оказалось огромной беременной свиньей. Время было не совсем подходящим – обычно поросята появляются на свет вместе с первыми цветами, – но не только это казалось неправильным. Что бы ни пыталось выбраться из ее брюха, оно было заметно крупнее поросенка. Кроме того, земля вокруг свиньи была обильно полита кровью, кровь сочилась из ноздрей, из глаз. Свинья даже не понимала, что кто-то оказался рядом; она хрюкала от боли.
   Она умерла очень скоро, на глазах у Эспера, но то, что было у нее внутри, продолжало двигаться. Тут только лесничий заметил, что его трясет, но не понял от чего, только страх тут ни при чем. Ему казалось, что сверху опускается такая невероятная тяжесть, что под ее весом прогибаются ветки… а потом бок свиньи лопнул.
   Наружу высунулся клюв, желтый глаз, а следом чешуйчатое тело, покрытое слизью и кровью. Греффин.
   Эспер спешился, наблюдая за тем, как существо пытается выбраться из утробы матери.
   – Останови меня, если сможешь, – сказал он лесу.
   Чешуя детеныша все еще оставалась мягкой, она не успела затвердеть, как у взрослых особей, но глаза потускнели далеко не сразу после того, как Эспер отрубил ему голову.
   Лесничий вытер топор листьями, а потом наклонился к земле, и его вырвало.
   Но зато он кое-что узнал. Эспер понял, почему он прожил сорок лет в Королевском лесу, ни разу не увидев следов греффина, уттина, вурма или им подобных, а теперь их вдруг стало полным-полно.
   Люди говорили, что эта нечисть «просыпается», как Терновый король, из чего следовало, что они спали, словно медведь в берлоге, только их сон продолжался тысячу лет.
   Оказывается, они вовсе не спали. Они рождались. Эспер вспомнил старую сказку про васил-никса, вылупившегося из куриного яйца.
   Проклятье, так оно, наверное, и происходит, подумал Эспер.
   Он подождал, не обрушится ли на него гнев колдуньи, но ничего не произошло. И хотя Эспера все еще трясло, он вскочил в седло и двинулся дальше.
   Он почти не удивился, когда увидел почки на деревьях. Не обычные почки, а колючки, торчащие из стволов и ветвей. Он сразу же узнал черные шипы, которые видел в Королевском лесу, а потом и в Средних землях. Здесь они пробивались прямо из деревьев, и чем дальше он продвигался вперед, тем становились разнообразнее.
   Шипы в Королевском лесу все выглядели одинаково, но здесь он встретил множество видов: попадались узкие, похожие на перья, изящные и многочисленные, другие выглядели массивными и шишковатыми. Очень скоро лесничий перестал узнавать деревья, на которых они произрастали; как и свинья, они давали жизнь чудовищам и погибали при этом.
   А потом тропа кончилась, и Эспер оказался перед жутковатым озером в окружении самого странного леса из всех, что ему доводилось видеть.
   Наиболее крупные деревья были покрыты чешуей, от каждой их ветки отходили пять других, поменьше, и так до бесконечности, пока мельчайшие прутики не превращались в бахрому. Эсперу это напомнило водоросли в пруду или гигантский лишайник. Другие казались плакучими ивами, если не считать того, что их ветви и листва были черными и зазубренными, как хвост ящерицы. Некоторые молодые деревца выглядели так, словно безумный святой взял сосновую шишку и вытянул ее на десять ярдов вверх.
   Прочие растения были чуть менее странными. Бледный, почти белый папоротник и гигантские хвощи покрывали берега водоема. Позади Эспера, слева и справа вздымались каменистые склоны, так что озеро и сам лесничий оказались на дне ущелья. Вся ложбина была украшена человеческими черепами, они свешивались с деревьев, торчали из щелей в скале и валялись вдоль берега озера.
   И каждый был повернут к нему лицом.
   – Ну, вот и я, – сообщил Эспер.
   Он ощутил какое-то присутствие, но молчание длилось, пока вода не начала медленно подниматься и нечто не встало из водоема.
   Это была не женщина-сефри, а нечто большее, масса черного меха, перемешанного с водорослями, палой листвой и рыбьими костями. Странное существо больше походило на медведя, чем на человека, но с головой лягушки, одним выпуклым слепым белым глазом на виду и другим, скрытым гривой маслянистых нитей, ниспадающих с макушки. Рот казался перевернутой аркой и занимал всю нижнюю часть лица. Руки свисали до самой воды от массивных сутулых плеч. В фигуре не было ничего женского – впрочем, как и мужского.
   Несколько мгновений Эспер смотрел на существо, пока не уверился в том, что оно не намерено на него нападать – во всяком случае, прямо сейчас.
   – Я пришел встретиться с женщиной из Сарнвуда, – наконец сказал он.
   Он насчитал несколько десятков ударов своего сердца, но ответа не последовало. Эспер уже начал чувствовать себя глупо, когда вода вспенилась перед еще одним странным созданием.
   Появилась голова. Сначала он подумал, что сейчас появится такая же тварь, просто несколько меньше. Однако сходство оказалось лишь поверхностным. Перед ним предстал мужчина, вот только глаза его покрывала пленка, а кожа была тошнотворного синевато-серого цвета. Эспер не смог понять, что явилось причиной его смерти, но если не учитывать, что мужчина стоял, не вызывало сомнений, что он уже давно мертв.
   Неожиданно труп содрогнулся, и из его рта хлынула вода. Потом он хрипло застонал, все громче и громче.
   Когда вода перестала литься, Эспер узнал в этом звуке человеческую речь, неразборчивую, но вполне понятную, если прислушаться.
   – Те, кто приходит меня увидеть, должны принести кровь, – произнес труп. – Кровь и того, кто сможет говорить за меня. Этот мертв уже слишком давно.
   – Мне некого приводить.
   – Старик вполне подошел бы.
   – Но я его не привел. А ты говоришь со мной.
   Колдунья шевельнула огромной головой, и, хотя та была лишена человеческого выражения, он ощутил ее гнев.
   – Я хочу убить тебя, – сообщила она.
   Эспер поднял то, что держал в руке, – стрелу, полученную им от Хесперо, сокровище церкви, способное убить кого угодно.
   – Эта стрела предназначалась для Тернового короля, – пояснил он. – Думаю, она может убить и тебя.
   Труп начал задыхаться, казалось, ему не хватает воздуха. Эспер не сразу понял, что это смех.
   – Что ты будешь убивать? – спросила ведьма. – Это? – Массивная лапа коснулась груди. – Или это?
   Неожиданно деревья вокруг заскрипели и застонали, и Эспер ощутил присутствие, сопровождавшее его с того мига, как он вошел в лес. Теперь оно навалилось на него невыносимой тяжестью, продавилось сквозь него, так что он рухнул на колени. Он попытался поднести стрелу к луку, но оружие вдруг стало слишком тяжелым.
   – Все вокруг тебя, – пробулькал труп, – все, что растет или ползает в Сарнвуде, – все это я. Ты способен поразить стрелой все это?
   Эспер ничего не ответил, он изо всех сил пытался заставить себя встать, не желая умирать на коленях. Все его тело отчаянно сопротивлялось, но он сумел подтянуть под себя сначала одну ногу, потом вторую. Так ему удалось сесть на корточки, оставалось только встать. Казалось, у него на плечах сидит десять человек. Это было слишком много, и он рухнул обратно.
   И тут, к его огромному удивлению, давление неожиданно ослабло.
   – Я вижу, – сказала ведьма. – Он тебя коснулся.
   – Кто?
   – Он. Рогатый повелитель.
   – Терновый король?
   – Да, он. Зачем ты пришел ко мне?
   – Ты послала вурма вместе с сефри по имени Фенд.
   – Да, я это сделала. Ты видел мое дитя, не так ли? Разве оно не прекрасно?
   – Ты дала Фенду лекарство от его яда. Оно мне необходимо.
   – А. Для твоей любовницы. Эспер нахмурился.
   – Если ты уже знаешь….
   – Но я не знала. Ты говоришь одно, я вижу другое. Если бы ты ничего не сказал, я бы ничего не увидела.
   Эспер решил не спорить.
   – Ты мне поможешь?
   Послышался шелест листвы, где-то далеко на деревьях закаркали вороны.
   – У нас с тобой разные цели в этом мире, лесничий, – сообщила Сарнвудская колдунья. – Я не вижу никаких причин помогать тому, кто намерен убить мое дитя, кто уже убил троих моих детей.
   – Но они пытались лишить жизни меня, – ответил Эспер.
   – Это не имеет для меня значения, – сказала колдунья. – Если я дам средство, которое ты ищешь, ты вернешься, выследишь моего вурма и попытаешься убить его своей стрелой.
   – Тот сефри с твоим ребенком, Фенд…
   – Убил твою жену. Потому что она знала. И собиралась рассказать тебе.
   – Рассказать? Но что?
   – Ты попытаешься убить моего ребенка, – повторила ведьма, но теперь ее тон изменился, казалось, она не столько утверждает, сколько размышляет. – Он коснулся тебя.
   Эспер вздохнул.
   – Если ты спасешь Винну…
   – Ты получишь противоядие, – прервала его ведьма. – Я передумала убивать тебя. Ты станешь преследовать моего сына в любом случае, получишь ты лекарство или нет. Я не вижу причин тебе помогать, но если ты согласишься оказать мне услугу, не вижу причин и отказать.
   – Я…
   – Я не стану просить у тебя жизнь тех, кого ты любишь, – заверила его ведьма. – И не потребую пощадить кого-то из моих детей.
   Эспер немного подумал.
   – По рукам, – наконец ответил он.
   – У тебя за спиной, – продолжала ведьма, – растет колючий куст, глубоко в его листьях прячутся плоды. Сока трех достаточно, чтобы очистить от яда одного человека. Возьми столько, сколько пожелаешь.
   Все еще опасаясь обмана, Эспер повернулся, сдвинул листья в сторону и обнаружил твердые красновато-черные плоды размером с дикую сливу. Он демонстративно сунул один в рот.
   – Если он ядовитый, – пояснил он, – лучше выяснить это сразу.
   – Как пожелаешь, – ответила ведьма.
   У плода был резкий кислый запах и гнилостное послевкусие, однако Эсперу хуже не стало.