Киз Грегори. Кровавый рыцарь

   – Да. Чтобы убить принца Роберта.
   – Но это… – Ее глаза сузились. – Но вы не можете играть.
   – Я знаю. С самого начала в этом и состояла главная трудность. Однако Роберт умеет играть. И я подумал, что, если отрывок будет не слишком сложным, он сможет сыграть его сам.
   – Но еще более вероятно, что его сможет сыграть Мери.
   – В таком случае придется заткнуть ей уши воском, – уточнил Леоф. – Вы и сами понимаете, я был с вами согласен с самого начала – он намерен убить не только меня, но и вас с Мери. Я надеялся, что у вас будет возможность спастись, но если нет…
   – Вы рассчитывали, что сумеете забрать его с собой.
   – Да.
   – И что же изменилось?
   – Я прекратил работу над этой музыкой, – твердо сказал Леоф. – Я не стану ее заканчивать.
   – Почему?
   – Потому что у меня появилась надежда, – ответил он. – И даже если она не осуществится…
   – Надежда?
   – На нечто лучшее, чем месть.
   – На что? На побег?
   – Такая возможность существует. Есть шанс, что мы сможем сбежать и закончить свои дни при более благоприятных обстоятельствах. Но даже если у нас не получится… – Он положил изувеченную руку ей на плечо. – Чтобы создать эту музыку, музыку смерти, я должен полностью отдаться самым темным сторонам своей души. Я не могу позволить себе испытывать радость, надежду или любовь, иначе не смогу этого написать.
   Однако сегодня я понял, что предпочту умереть, сохранив способность любить, и отказаться от мести. Возможность сказать Мери, что я люблю ее, для меня дороже гибели всех злых принцев на свете. И лучше я буду касаться вас со всей нежностью, на которую способны мои изуродованные руки, вместо того чтобы принести в мир такую чудовищную музыку. Вы понимаете, о чем я говорю? Вы меня понимаете?
   Они оба тихо плакали.
   – Да, я понимаю, – ответила она. – И в этом больше смысла, чем во всем, о чем я думала в последнее время. Эти слова и делают вас человеком, которого я полюбила.
   Она взяла его руку и нежно поцеловала, раз, другой и третий…
   – Мы оба изранены, – сказала она. – И мне страшно. Очень страшно. Вы говорите, у нас есть надежда на спасение…
   – Да, – начал он, но Ареана поднесла палец к его губам.
   – Нет, – остановила его она. – Если это случится, значит, так тому и быть. Я не хочу знать больше. Если меня будут пытать, я могу не выдержать. Теперь я это про себя знаю. Я вовсе не храбрая девушка из баллады.
   – А я не рыцарь, – ответил Леоф. – Но есть разные способы быть смелым.
   Ареана кивнула и приблизилась к Леофу.
   – Может быть, нам отпущено не так много, – сказала она, – но я хочу помочь вам исцелиться. И чтобы вы помогли мне.
   Леоф наклонился и коснулся губами ее губ, и они долго стояли, слившись в поцелуе.
   Ареана потянулась к застежкам своего корсажа, но Леоф ее остановил.
   – Исцеление происходит медленно, – нежно сказал он. – Не нужно торопиться.
   – Но нам может не хватить времени, – возразила Ареана.
   – То, что случилось с вами, не должно происходить ни с кем. Превозмочь это может оказаться тяжелее, чем вам кажется Я бы хотел заняться с вами любовью, Ареана, но только в том случае, если это будет первая из многих и еще из многих других вещей, которые делают мужчина и женщина вместе. Если мы попробуем сейчас и у нас ничего не получится, я боюсь того, что будет дальше. Поэтому пока что нам нужно жить и ждать.
   Она положила голову ему на плечо, обняла его, и они вместе наблюдали за заходом солнца.
 
   – Тебе лучше вернуться в свою комнату, – сказал Леоф некоторое время спустя.
   Они лежали в его постели, голова Ареаны покоилась на его груди.
   – Я бы хотела остаться здесь, – возразила она. – Почему мы не можем просто поспать? Я бы хотела проснуться рядом с тобой.
   Леоф неохотно покачал головой.
   – Сегодня та самая ночь, – сказал он. – Сегодня кто-то должен войти в твою комнату. Я не уверен, что это произойдет, если тебя там не окажется. Лучше придерживаться плана.
   – Ты говоришь серьезно? Ты действительно полагаешь, что сегодня нам удастся сбежать?
   – Сначала я и сам боялся в это верить, но теперь мне кажется, что это возможно.
   – Очень хорошо, – согласилась Ареана, осторожно отстраняясь и поправляя платье. Потом она наклонилась и одарила Леофа долгим поцелуем. – Тогда до встречи.
   – Да, – тихо ответил он.
   После того как Ареана ушла, он лежал без сна до тех пор, пока не приблизилось время полночного колокола. Тогда он встал, надел темный камзол, штаны и теплый плащ. Собрал листы с написанной им музыкой и, когда колокол зазвонил, вышел в коридор и начал спускаться по лестнице.
   Он изо всех сил старался не шуметь, но все предосторожности оказались напрасными – коридоры были тихими и пустыми и нигде ни одного стражника. Лишь свет его одинокой свечи рассеивал темноту.
   Когда Леоф добрался до длинного коридора, ведущего к выходу, он заметил впереди слабый огонек. Приблизившись, он разглядел красное платье и ускорил шаг, сердце отчаянно колотилось у него в груди, словно оркестр, опередивший своего дирижера.
   В дверях он недоуменно остановился. Амбрия сидела в кресле и ждала его. Свеча мерцала в небольшом подсвечнике на столе. Подбородок Амбрии был опущен на грудь, и Леофу показалось странным, что она заснула в такое беспокойное время.
   Однако она не спала. Ее поза выглядела неестественной в каждом своем изгибе, а когда Леоф приблизился достаточно, чтобы увидеть ее лицо, оно оказалось опухшим и посиневшим, а глаза – слишком большими.
   – Амбрия! – ахнул он, опускаясь рядом с ней на одно колено.
   Он взял ее за руку – та была холодной.
   – Леовигилд Акензал, я полагаю, – послышался голос из-за его спины.
   Леоф был горд собой – он сумел сдержать крик. Он выпрямился и вскинул подбородок, решив быть мужественным.
   – Да, – прошептал он.
   Из тени выступил крупный мужчина с лицом, покрытым седой щетиной, и руками размером с окорока.
   – Кто вы? – спросил Леоф.
   Мужчина растянул губы в жутковатой кривой усмешке, и композитор содрогнулся.
   – Ты можешь называть меня святым Даном, – предложил он. – Или смертью. Считай, что ты получил предупреждение.
   – Вам вовсе не обязательно было ее убивать.
   – Обязательно в этой жизни только умереть, – ответил он. – Но я служу его величеству, а он попросил меня сделать именно это.
   – Он с самого начала все знал.
   – Его величество очень занят. В последнее время я с ним не разговаривал. Но я его знаю, он бы одобрил мое решение. Как видишь, леди Грэмми ничего обо мне не знала. Я не фигурировал в ее планах. – Он подошел ближе.
   – Но ты теперь знаешь, – негромко добавил он. – И, думаю, должен понимать, что меня нельзя подкупить, как некоторых других здесь. Теперь его величеству известно, кто его друзья. Во всяком случае, станет известно, когда он вернется. А что до тебя – тебе предстоит сделать выбор.
   – Нет, – сказал Леоф.
   – О да. – Человек показал на труп Амбрии. – Такую цену заплатила она за свою попытку. А ты заплатишь иначе: тебе предстоит выбрать, кто умрет следующим: отродье Грэмми или лендвердская девица. – Он улыбнулся и взъерошил волосы Леофа. – И не тревожься. Тебе не нужно торопиться с ответом. У тебя есть время до полудня завтрашнего дня. Я к тебе зайду.
   – Не делай так, – тихо попросил Леоф. – Это неправильно.
   – Мир вообще устроен неправильно, – ответил убийца. – Теперь тебе это наверняка известно. – Он кивнул в сторону двери. – Иди.
   – Пожалуйста…
   – Иди.
   Леоф вернулся в свою комнату, посмотрел на кровать, где недавно лежала Амбрия, вспомнил о ее прикосновениях. Он подошел к окну, выглянул в безлунную ночь и несколько раз медленно глубоко вдохнул.
   Потом зажег свечи, вытащил листы с недописанной музыкой и взялся за перо.

ГЛАВА 8
БИТВА ЗА БАСТИОН

   Это был отнюдь не рыцарский турнир. Никаких хитрых поворотов, чтобы избежать удара – ведь лошади мчатся бок о бок. Никаких попыток отразить копье щитом – ведь отклоненное оружие рискует задеть твоих братьев по оружию, слева или справа. Конечно, кто-нибудь мог бы попытаться направить копье врага вверх, в последний момент вскинув щит, но тогда он потерял бы противника из виду.
   Нет, это больше напоминало столкновение на полном ходу боевых галер, лоб в лоб. Все сводилось к одному: дрогнешь ты или нет.
   Нейл не дрогнул; он принял удар вражеского копья на центр своего щита, задохнулся, но остался в седле.
   Его противник, напротив, запаниковал и слегка повернул щит, так что оружие МекВрена ударило в его изогнутый край. Нейл увидел, как острие его копья отклонилось вправо и вонзилось в шею товарища его врага, разворотив тому горло и отбросив назад, на следующий ряд всадников.
   Сломанное древко копья первого из противников ударило рыцаря по шлему, поворачивая его голову, а затем Нейл а крепко тряхнуло: два войска сшиблись, две стены лантиков ударили друг друга всем весом лошадей, оружия, брони, доспехов, щитов и людей. Кони падали на землю, отчаянно брыкаясь. Скакун Нейла, мерин по имени Винлауф, споткнулся, но не упал – в основном, потому что падать ему было некуда, со всех сторон подпирали.
   Нейл потянулся за мечом, полученным от Артвейра, надежным клинком, который он назвал Кичетом, или Бойцовым Псом, в честь оружия своего отца. Но прежде чем он успел пустить его в ход, наконечник копья из второго ряда защитников Торнрата пробил его щит и вонзился в плечевое сочленение доспехов перед тем, как древко разлетелось на куски.
   Нейлу показалось, что он нагишом провалился под лед зимнего озера; Бойцовый Пес взметнулся вверх, словно двигался по собственной воле. Лошадь врага, ударившего в него, споткнулась о жеребца первого противника Нейла, упавшего на землю. Рыцаря выбросило из седла вперед, и он летел прямо на Нейла, точно дротик, по-прежнему сжимая в руке обломок копья. Бойцовый Пес заставил держащую его руку выпрямиться, и смертоносное острие меча вошло в тело врага, пробив латный воротник.
   Столкновение вышибло Нейла из седла, и он, перекувырнувшись через круп своего коня, рухнул под копыта лошадей второго ряда своих соратников.
   Потом был грохот и кровь, и тело пронзила острая боль. Подняться на ноги оказалось невыносимо мучительно, и Нейл не знал, как много времени у него это заняло.
   Но когда он все-таки встал, то увидел, что узкий проход завален телами людей и лошадей, но его отряд продолжает теснить врага. С небес рушились огонь, камни и стрелы, и все же атака продолжалась.
   Винлауф умирал, и лишь немногие рыцари с обеих сторон все еще оставались в седлах. Наступил переломный момент; если сейчас их отбросят назад, большинство погибнет под огнем боевых машин. Здесь же их могли достать только стрелы, а присутствие собственных солдат удерживало лучников противника от стрельбы.
   – Одна атака! – взревел Нейл и не услышал собственного голоса.
   Он чувствовал себя так, словно половина его тела исчезла, но, по счастью, не та, которая держала Бойцового Пса.
   И когда само небо, казалось, занялось огнем, Нейл собрал все оставшиеся в нем силы и бросился вперед.
 
   – Что это? – спросил Стивен у Землэ.
   Та покачала головой.
   – Я не знаю. Призраки? Ведьмы?
   – Тебе знаком язык песни?
   – Нет. Немного похоже на древний язык. Некоторые слова звучат знакомо.
   Стивен уловил какое-то мерцание, отблеск далекого огня. Собаки лаяли и выли так, словно сошли с ума.
   Кем бы ни были невидимки, это оказались не слиндеры, как он успел испугаться. Они приближались слишком осторожно. Стивен не решился поклясться в этом, но, судя по поведению собак, чужаки окружали их лагерь.
   – Кем бы вы ни были, мы не желаем вам зла! – закричал Стивен.
   – Не сомневаюсь, что это их очень успокоит, – заметила Землэ. – Учитывая, что их никак не меньше десяти, а у нас совершенно нет оружия.
   – Возможно, они испугались меня, – предположил Стивен.
   – Ну да, по крайней мере, ты не законченный трус, – согласилась она.
   – На самом деле я трус, – признался Стивен, хотя ее скупая похвала пролилась бальзамом на его душу. – Однако в какой-то миг страх переходит какую-то грань, и все чувства словно бы исчезают. У меня больше нет сил бояться.
   Он нахмурился. Песня стихла, но за ней последовал обмен фразами, и вдруг все встало на свои места.
   – Куэй ту менндзи? – закричал он.
   Неожиданно на лес обрушилась тишина.
   – Что это было? – спросила Землэ.
   – Полагаю, язык, на котором они говорят. Вадхианский диалект. Язык Каурона.
   – Стивен! – ахнула Землэ.
   Собаки легли на землю, они продолжали скалить зубы, но не казались напуганными. Кто-то вышел на поляну.
   В свете костра Стивену не удавалось разглядеть цвет его глаз, он видел только, что они большие. Волосы оказались такими же молочно-белыми, как и лицо, одет незнакомец был в мягкую коричневую кожу.
   – Сефри, – прошептал Стивен.
   – Твой хадивар, – пробормотала Землэ.
   – Ты говоришь на старом языке, – сказал сефри. – Мы думаем, что ты тот самый.
   – Кто ты?
   Незнакомец некоторое время молча смотрел на Стивена и Землэ, потом склонил голову.
   – Меня зовут Эдрек, – ответил он.
   – Ты говоришь на королевском языке, – отметил Стивен.
   – Довольно плохо, – признался Эдрек. – Прошло много лет с тех пор, как я в последний раз им пользовался.
   На границе света и тени появились новые сефри. Все были вооружены мечами, почти такими же тонкими, как клинок Казио. Кроме того, у большинства были луки, и большая часть стрел была направлена на Стивена.
   – Мое… эм-м… меня зовут Стивен Даридж, – представился молодой человек. – А это сестра Пейл.
   Он не знал, почему стесняется ее менее формального имени, которым называл ее в мыслях. Эдрек отмахнулся.
   – Криим здесь. Ты говоришь на языке древних. Скажи мне, как его звали?
   – Его? Вы имеете в виду брата Каурона? На вашем языке – Хорон.
   Эдрек поднял голову, и его глаза торжествующе засверкали. Прочие сефри убрали стрелы в колчаны.
   – Что ж, – задумчиво проговорил Эдрек, – значит, ты все-таки пришел.
   Стивен не нашелся что ответить и решил сменить тему.
   – Почему вы бросили поселение? – спросил он.
   Эдрек пожал плечами.
   – Мы дали клятву жить в горах, нести дозор, и мы ее выполняем. Так у нас принято.
   – Вы живете в Алке? – спросила Землэ.
   – Да, таково наше право.
   – И это брат Хорон просил вас его охранять?
   – До своего возвращения, – кивнул Эдрек. – До сих пор.
   – Вы хотите сказать, до возвращения его наследника, – поправила Землэ.
   – Как пожелаешь, – не стал спорить Эдрек и перевел взгляд на Стивена. – Ты желаешь увидеть Алк, патик?
   Стивен ощутил дрожь, наполовину от возбуждения, наполовину от страха. Слово «патик» означало что-то вроде господина, хозяина или принца. Неужели Землэ права и он действительно тот наследник, о котором говорится в древнем пророчестве?
   – Да, – сказал он. – Но подождите немного. Вы сказали, что криим здесь. Вы имеете в виду вурма?
   – Да.
   – Вы его видели?
   – Да.
   – В этой долине? Где именно?
   – Нет. После того как ты привел его достаточно близко, он способен сам найти дорогу. Он ждет тебя в Алке.
   – Ждет меня? – удивился Стивен. – Может быть, вы не поняли. Он опасен. Он убивает прикосновением, убивает все, что окажется рядом с ним.
   – Он говорил, что наследник не поймет, – заговорила женщина-сефри с пронзительно-голубыми глазами.
   – Я понимаю одно, – сказал Стивен. – Если вурм в горах, я туда не пойду.
   – Нет, – возразил Эдрек с сожалением. – Боюсь, ты пойдешь, патик.
 
   – Квекскванех, – выдохнула Энни, надеясь, что правильно запомнила, как это произносится.
   Казалось, существо в темноте замешкалось, затем оно прижалось к ней, как собака, которая ластится к хозяйке. Потрясенная, Энни попыталась его оттолкнуть, однако ее пальцы прошли сквозь пустоту, а ощущение не исчезло.
   – Сладкая Энни, – протянул Узник. – Запах женщины, сладкий, тошнотворный запах женщины…
   Энни попыталась взять себя в руки.
   – Я наследница трона Кротении. Я приказываю тебе твоим именем Квекскванех.
   – Да-а-а, – промурлыкал Узник. – Знать, чего ты желаешь, совсем не то же, что обладать желаемым. Мне известны твои намерения. Элис-Запах-Смерти знает лучше. Она только что тебе сказала.
   – В самом деле? – перепросила Энни. – Я прямой потомок Виргеньи Отважной. Ты действительно можешь бросить мне вызов?
   Последовала новая пауза, за время которой к Энни слегка возвратилась уверенность, хотя она старалась не задумываться о том, что делает.
   – Я позвал тебя сюда, – пробормотал Узник.
   Она ощущала, как он сжимается, втягивается сам в себя.
   – Верно, позвал. Позвал сюда, снабдил картой потайных ходов, чтобы я смогла тебя найти, обещал помощь в борьбе с демоном из склепа. Так чего же хочешь ты?
   Казалось, он отступил еще дальше, но ей вдруг показалось, что в мозгу у нее копошится миллион крошечных паучков. Она поперхнулась, но когда Остра потянулась к ней, Энни решительно ее отстранила.
   – Что ты делаешь, Квекскванех? – резко спросила она. «Мы можем говорить так, и они нас не услышат. Соглашайся. Ты не хочешь, чтобы они знали. Не хочешь».
   «Очень хорошо», – безмолвно ответила Энни. Вновь все вокруг закружилось, но теперь ей уже не было страшно, происходящее больше напоминало танец. Потом внезапно, словно она открыла глаза, оказалось, что она стоит на склоне холма, а вокруг никого нет. Ее тело стало легким точно пушинка, таким хрупким, что даже слабейший ветерок мог унести ее прочь.
   Вокруг простирались темные воды. Воды, текущие за миром. Но в этот раз ее восприятие изменилось. Вместо того чтобы ощущать волны, как нечто сливающееся воедино – струйки, впадающие в ручейки, ручейки в потоки, потоки в реки, – Энни видела реку как огромного темного зверя с тысячью пальцев, каждый из которых разделялся на новую тысячу, и так далее, и каждый утыкался в каждого мужчину и женщину, в каждую лошадь и в каждого быка, в каждую травинку, трогая, щекоча-и ожидая.
   Касаясь, таким образом, всего сущего, всего, за исключением бесформенной тени перед ней.
   – Что это за место? – потребовала Энни ответа.
   – Инис, моя плоть, – ответил он.
   И прежде чем Энни успела возразить, она поняла, что это правда. Это был Инис, тот самый холм, на котором стоял Эслен. Однако не было ни замка, ни города, никаких следов обитания людей или сефри. Ничего.
   – А эти воды? Я видела их раньше. Что они такое?
   – Жизнь и смерть. Память и забвение. То, что пьет один, другой возвращает. Моча слева, сладкие воды справа.
   – Я бы хотела, чтобы ты выразился более определенно.
   – Я бы хотел вновь почуять дождь.
   – Так ты – это он? – спросила Энни. – Человек, напавший на меня в том месте, где обитают Веры? Это был ты?
   – Любопытно, – задумчиво проговорил Квекскванех. – Нет. Я не могу уходить так далеко. Не в такой форме, хорошенькая паршивка.
   – Тогда кто это был?
   – Не кто был, кто это мог быть. Кто это будет, вероятно.
   – Я не понимаю.
   – Еще не сошла с ума? – отозвался он. – Всему свое время.
   – Это не ответ.
   – Вполне достаточно для зарока, молочная корова, – ответил он.
   – Значит, она. Демон. Так?
   – Что было, что надеется быть снова. Некоторые называют ее королевой демонов.
   – И чего она хочет от меня?
   – Как и другая, – ответил Квекскванех. – Она – это не она. Она – это место, на котором сидят, шляпа, которую надевают.
   – Трон.
   – Любое слово твоего ужасного языка подойдет не хуже, чем другое.
   – Она хочет, чтобы я стала ею, так? Она хочет надеть мою кожу. Ты это имеешь в виду?
   Тень рассмеялась.
   – Нет. Она просто предлагает тебе место, куда ты можешь сесть, право властвовать. Она может ударить по твоим врагам, но не может причинить вред тебе.
   – Я слышала истории о женщинах, способных принимать чужое обличье и красть чужие жизни…
   – Истории, – перебил ее он. – Лучше представь себе, как эти женщины в конце концов понимают, кто они на самом деле. Люди вокруг них не осознают правды. В тебе есть нечто, Энни Отважная, ведь так? Нечто, которого никто не понимает? И никто не может понять.
   – Просто скажи мне, как с ней бороться?
   – Ее истинное имя – Илумуур. Воспользуйся им и прикажи ей уйти.
   – Все настолько просто?
   – Это просто? Не знаю. Мне все равно. И тебе должно быть все равно, поскольку ты не доживешь до той поры, когда это окажется важным. Воины твоего дяди перекрыли все выходы отсюда. Ты умрешь здесь, и я смогу насладиться твоей душой, когда она покинет тело.
   – Если только… – начала Энни.
   – Если только? – насмешливо переедроснл Узник.
   – Не разговаривай со мной таким тоном, – потребовала Энни. – У меня есть сила, ты знаешь. Я уже убивала. Я все еще могу выбраться отсюда. Возможно, она мне поможет.
   – Может быть, – не стал спорить Узник. – Я не могу знать. Назови ее истинное имя и увидишь.
   Энни презрительно усмехнулась.
   – Мне почему-то это представляется на редкость неудачной мыслью, несмотря на все твои уговоры. Нет, ты собирался предложить мне путь, который позволит мне обойти войска моего дяди. Так каков он?
   – Я лишь собирался предложить помощь в их уничтожении, – промурлыкал он.
   – О. И для этого потребуется?..
   – Освободить меня.
   – И как я сама не догадалась? – задумчиво проговорила Энни. – Освободить последнего из расы демонов, поработивших человечество на тысячу поколений. Какая замечательная мысль.
   – Вы держали меня в заточении слишком долго, – прорычал он. – Мое время прошло. Отпусти меня, чтобы в смерти я мог присоединиться к своей расе.
   – Если ты мечтаешь о смерти, расскажи, как тебя убить.
   – Меня нельзя убить. Проклятие держит меня здесь. До тех пор, пока не будет восстановлен закон смерти, я не смогу умереть – как не умрет и твой дядя. Освободи меня, и я восстановлю закон смерти.
   – И умрешь сам?
   – Я клянусь: если ты меня освободишь, я помогу тебе выбраться отсюда. Потом уйду и сделаю все, что в моих силах, чтобы умереть.
   Энни долго обдумывала его слова.
   – Ты не можешь мне лгать.
   – Ты и сама это знаешь.
   – Допустим, что я согласна, – медленно проговорила Энни. – Как я могу тебя освободить?
   Казалось, тень дрогнула.
   – Поставь ногу мне на шею, – с горечью прорычал он, – и скажи: «Квекскванех, я тебя освобождаю».
   Сердце Энни забилось быстрее, и она почувствовала, что в ее животе начал разгораться огонь.
   – Сейчас я хочу вернуться к своим друзьям, – сказала она.
   – Как пожелаешь.
   И в следующее мгновение Энни снова стояла в темноте, и ее ноги упирались в твердую землю.
 
   Эспер следовал по тропе, проложенной вурмом по склону среди молоденьких деревьев, пока не приблизился к огромной расселине, естественному тупику, шириной в пятьдесят королевских ярдов у входа и клином сужающемуся к концу, где сверху низвергался водопад. Естественно, внизу образовался глубокий водоем, и, как и следовало ожидать, след чудовища скрывался в нем.
   Лесничий спешился и подошел к границе между сушей и водой, пытаясь отыскать еще какие-нибудь отметины, но смог лишь убедиться в том, что ему было известно и раньше: вурм внутри горы. Он не мог знать наверняка, добралась ли тварь до цели своего путешествия или просто снова избрала подземный путь.
   – Проклятье, – пробормотал Эспер и уселся на камень, чтобы подумать.
   Сидит ли все еще Фенд на спине вурма? Когда Эспер расспрашивал людей, которые последними видели чудовище, они упоминали двух человек на его спине. В таком случае либо путь под водой настолько короток, что люди способны его пережить, либо они спешились, как в долине Эф. И тогда они где-то ждут, пока вурм не выполнит свою задачу.
   Возможен был и третий вариант – Фенд и его спутник утонули, но Эспер счел его маловероятным.
   На случай, если они спешились, он тщательно обыскал берег, но ничего не нашел. Учитывая, что земля здесь поросла мхом, папоротниками и хвощами, даже сефри не смог бы не оставить следов.
   Значит, наездники уплыли вместе с вурмом. А это, в свою очередь, значит, что Эспер может последовать за ними тем же путем. Он еще больше укрепился в этой мысли, когда заподозрил, что видит вход в очередной реун халафолков. Сефри могут задерживать дыхание не дольше, чем люди, следовательно, он сумеет проплыть необходимое расстояние, как это было, когда он проник в реун Алут.
   Конечно, плыть на спине чудовища намного проще, чем проделать тот же путь самостоятельно. Тем не менее у Эспера не оставалось выбора.
   Значит, он должен вновь расстаться с Огром.
   Не теряя времени, он снял с жеребца седло и попону, потом уздечку и спрятал все это под камнями. Огр внимательно за ним наблюдал.
   Лесничий отвел жеребца обратно к выходу из расщелины и потом к склону, противоположному тому, откуда, по его расчетам, должен был появиться отряд Хесперо.
   Здесь он прижался лбом к голове Огра и погладил его по мягкой щеке.
   – Ты был хорошим другом, – сказал Эспер. – Спасал мне жизнь столько раз, что я и сосчитать не могу. В любом случае ты заслужил отдых. Если я не вернусь, ты сумеешь сам позаботиться о себе. А если мне удастся выбраться оттуда живым, я найду для тебя тихое место, где тебе будет хорошо. Без стрел и яда греффина и всякого такого. Согласен?
   Гнедой жеребец вскинул голову, словно пытался высвободиться из объятий Эспера, но лесничий успокоил его, ласково поглаживая по щеке.