Он внимательно на нее посмотрел, после чего подошел на шаг ближе и прикоснулся ладонью к ее щеке.
   – Потому что сейчас совсем другое дело, – сказал он. – Это очень серьезно, Винна. Кто знает, какая часть истории правда, а какая – ложь? Если греффин одним взглядом способен лишить человека силы, неизвестно, чего можно ждать от самого Тернового короля. Вдруг он способен убивать своим взором наповал? – С этими словами он ее поцеловал. – Я буду защищать тебя, Винна, хочешь ты этого или нет. Потому что люблю тебя. И наконец, если что-то со мной случится, должен же кто-то сообщить об этом остальным лесничим и королю. Должен же кто-то спасти мой лес.
   Она на время смежила веки, а когда вновь их открыла, то ее глаза, мокрые от слез, улыбались.
   – И я тоже тебя люблю, славный мой парень. Только возвращайся живым, ладно? И уведи меня из этого места. Все равно без тебя обратной дороги мне не найти.
   – Я обязательно вернусь, – пообещал он.
   И с этими словами ступил в коридор.
 
   Почти сразу его охватило какое-то странное ощущение. Нечто вроде шока, который бывает, когда, наклонившись, резко вскинешь голову. Внутри у него что-то зажужжало, как будто в глубине груди поселился шмель, и вместе с тем легкие резонировали от мерных ударов сердца.
   Продолжая двигаться по извилистой тропе, Эспер не мог избавиться от впечатления, будто находится где-то глубоко под землей.
   Кроме того, его одолевали беспрестанно сменявшие друг друга ароматы, которые казались различными проявлениями единого, необычайно сильного и стойкого источника. Запах сосны, медвежьего меха, змеиного мускуса, гикори, кислого пота, протухшей туши, гнилых фруктов, лошадиной мочи и роз. С каждым шагом он становился все более сильным и однообразным, пока не превратился в стойкий запах смерти и цветов.
   Итак, миновав последний поворот, Эспер оказался лицом к лицу с самим Терновым королем.
   Выхваченный из мрака тысячью крошечных игл света, сквозивших через лиственную крышу комнаты, Терновый король был похож на тень, сотканную из терна и шиповника, корней, ветвей и спутанной лозы. Борода и волосы у него были из длинного серо-зеленого мха, а похожие на рога конечности, извиваясь, росли прямо из головы.
   А какое у него было лицо! Испещренное лишайником, оно, казалось, было приклеено прямо к скулам, а из глазниц торчали черные цветы. Давая Эсперу возможность подробно себя разглядеть, король медленно обратил к нему свой взор, и цветы еще шире распахнули лепестки.
   От удивления у Эспера открылся рот, но лесничий не проронил ни слова. Он не мог оторвать взгляда от распускавшихся глаз-цветов, от черных тычинок, которые становились все больше и больше, пока не заполонили собой весь мир. Еще более сокрушительное воздействие на Эспера оказал запах смерти, смешанный с едким цветочным ароматом. Его ноги и руки стали судорожно дергаться, тело ощутило невыносимый зуд, и внезапно, без всякого предупреждения, Эсперу отказало привычное видение мира, которое словно треснуло, как зеркало, представив его внутреннему взору странное зрелище…
   Он увидел свои любимые вековые дубы, которые пожирала ватага тиранов – мерзких, снующих повсюду червей и мух, которые вылезали из-под гниющей коры, как личинки из трупа. Увидел черные воды реки Ведьмы, оленя, который пал замертво на своем пути, зелень, которая, сморщиваясь, превращалась в зловонную массу. Ощутил запах гнили, и его вновь захватила волна тошноты, во сто крат сильнее той, что он испытал, когда напал на след греффина. Его дважды вырвало, а после этого…
   …после этого сознание покинуло Эспера.
   Когда он очнулся, то почти ничего не соображал и находился в агонии. Плечо у него горело огнем.
   – Эспер?
   Превозмогая боль, он поднял глаза и увидел перепуганное лицо Винны, которая смотрела на него сверху вниз. Они находились в каком-то странном месте, окруженном со всех сторон тополями. В руке он что-то сжимал.
   – Эспер, как ты? Ты слышишь меня?
   – А… что произошло?
   – Ты ушел… – Она внезапно вздернула голову, а когда вновь заговорила, то голос ее зазвучал более низко. – Ты пробыл там три дня! Дом из деревьев закрылся, и я не смогла прийти к тебе на помощь. Потом, когда ты наконец вышел, то начал метаться, как обезумевший. Я бежала за тобой, чтобы догнать.
   Он схватился за плечо и обнаружил на нем грубую повязку, насквозь пропитанную кровью.
   – Одноглазый со своей бандой явился за нами сюда. Ты напал на них, и они тебя подстрелили. Теперь они охотятся на нас.
   – Фенд? Он здесь?
   – Ш-ш-ш. Боюсь, они где-то поблизости.
   – Прошло три дня? – прохрипел Эспер. – Как такое могло случиться? – Он огляделся вокруг. – Мой лук? Где он?
   Лесничий тупо уставился на то, что держал в руке. Это был рог, белый костяной рог, с вырезанными на нем причудливыми фигурками.
   – Полагаю, остался у Тернового короля, – ответила Винна. – Когда ты вышел из его жилища, лука у тебя в руках не было. – Снова вздернув голову, она показала ему кинжал.
   – Дай мне его, – тихо попросил Эспер. – Я еще способен сражаться.
   Воткнув рог в вещевой мешок, он потянулся за оружием.
   – Но я бы тебе этого не советовал, – услышал он знакомый мужской голос.
   Их окружало кольцо лучников, среди которых Эспер сразу выхватил одноглазого сефри. На нем была широкополая шляпа, освещенная мягким вечерним солнцем, и отливавшие таким же золотистым тоном камзол и плащ. Его единственный глаз был цвета бледной зелени, а на месте второго сияло желтое пятно.
   – Фенд, – прорычал Эспер. – Иди и умри.
   – Нет уж, покорно благодарю, – расхохотался тот.
   – Не двигайся! – прикрикнула на него Винна. – Иначе перережу тебе глотку.
   – Да нам это совсем не к чему, – резонно заявил сефри. – Зачем рисковать собственной шкурой? Мы прикончим вас стрелами. На расстоянии. Эспер, скажи своей девчонке, чтоб она не делала глупостей. Пусть бросит нож и подойдет сюда.
   Недолго думая, Эспер обратился к девушке:
   – Делай, что они говорят, Винна.
   – Эсп…
   – Если не сделаешь, он тебя убьет.
   – А как же ты?
   – Эй, девчонка, – обратился к ней Фенд. – Честно говоря, против тебя мы ничего не имеем. Другое дело твой дружок. Ему позволить остаться в живых я никак не могу. И он это знает не хуже меня. А также знает, что если ты будешь вести себя, как хорошая девочка, возможно, я проявлю к тебе милосердие. И разрешу тебе жить.
   – И оставишь ее покое, – добавил Эспер. – Обещай, что не причинишь ей никакого вреда.
   – Почему же? – ответил Фенд. – В конце концов, вред бывает самый разный. Кто знает, может, некоторые его разновидности ей очень даже придутся по душе.
   Вновь схватившись за нож, Винна прижала его к груди.
   – Не дождешься! – грозно выкрикнула она.
   Но не успела и глазом моргнуть, как ее ладонь пронзила стрела. Взвизгнув от боли, девушка тотчас уронила кинжал на землю.
   – Винна! – в отчаянии закричал Эспер, а затем с лютой ненавистью в голосе. – Фенд!
   Казалось, его мускулы внезапно обрели невероятную силу; подняв кинжал, он резко рванулся вперед.
   Однако вторая стрела угодила ему в бедро, а третья – в руку. Лучники специально стреляли так, чтобы не задеть жизненно важные органы. Ему пришли на память тела раненых у старого седоса на Таффском ручье, которые истекали кровью и испытывали страшные мучения, пока в них теплилась жизнь.
   Скорчившись от боли, Эспер невольно отшатнулся назад.
   – Ох, Эспер, – раздался отвратительный смех Фенда. – До чего же меня восхищает твое упорство!
   – Я убью тебя, Фенд, – процедил Эспер сквозь зубы. – Слышишь, сукин сын? Убью.
   Резким движением он повернул торчавшую из бедра стрелу, и та сломалась. Беспечно отмахнувшись от боли, он сделал еще один шаг навстречу одноглазому сефри – к счастью, ему это удалось, а значит, сухожилие оказалось не задето.
   Вдруг кольцо врагов расступилось, а сам Фенд, широко выпучив глаза, попятился назад. Сначала Эспер воспринял это на свой счет и испытал что-то вроде всплеска удовлетворения, но потом понял, что произошло нечто неожиданное и они испугались вовсе не его гнева.
   А появления греффина. Показавшись из лесу, тот тихо, очень тихо подкрадывался к Эсперу.
   – Ну да ладно, – сказал Фенд. – Кажется, его выбор пал на тебя. Не скрою, хотелось бы прикончить тебя собственными руками. Но, насколько я могу судить, смерти тебе все равно не миновать. Поэтому счастливо оставаться. Прощай, Эспер.
   Бросив мимолетный взгляд на греффина, которого отделяло от него расстояние, не превышавшее длины королевского двора, Эспер развернулся и бросился прочь, чем вызвал у Фенда очередной приступ смеха.
   Казалось, греффин ничуть не торопился расправиться со своей жертвой. Хотя Эспер выбивался из сил, ноги с трудом ему повиновались. Если бы он сумел скрыться от греффина и найти свой лук, у него еще была бы возможность спасти Винну.
   Одержимый этой мыслью, он продолжал ковылять вперед, заставляя ноги шевелиться, а сердце отстукивать мерные, сильные удары. Хотя он не оглядывался назад, но по шуршанию травы слышал, что преследователь уже почти его настиг. Очевидно, погоня забавляла греффина, как забавляет ловля мышей кошку, на которую тот был очень похож.
   Только теперь Эспер узнал, где находится. Когда его одолело безумие, он промчался далеко вдоль стены каньона, а сейчас почти вернулся назад. Во всяком случае, впереди, как последняя надежда, маячило жилище Тернового короля. Он должен был во что бы то ни стало добраться до него целым и невредимым. Вход в тайное логово был достаточно узок, вряд ли в него мог пролезть греффин. К тому же там Эспер оставил свой лук.
   Он бежал во всю прыть, но ноги с каждым шагом все сильнее заплетались и настоятельно требовали передышки. Когда же лицо Эспера уткнулось в землю, он не сразу понял, что произошло.
   Держа в руке кинжал, он перекатился на спину.
   Греффин уже настиг его и теперь взирал огромными, выпученными, как шары, глазами.
   Потянувшись другой рукой к поясу, Эспер нащупал топор.
   Греффин приблизился еще на шаг и, опустив голову, обнюхал свою будущую жертву. Клацнул челюстями, подошел еще ближе и поводил носом во второй раз.
   – Ну же, еще ближе, – сжимая топор, пробормотал Эспер. – Давай же, чего ты ждешь?
   Однако греффин, принюхавшись к нему в третий раз, отпрянул. Эспер не знал, что это означает, но незамедлительно воспользовался случаем, чтобы встать на ноги. После чего повернулся и, пошатываясь из стороны в сторону, вновь побежал. Как ни странно, греффин не возобновил преследования, а лишь проводил беглеца взглядом, породившим тошнотворное ощущение, которое уже было знакомо Эсперу. Правда, на этот раз оно было не столь сильным. Очевидно, лекарство, которое изготовила матушка Гастия, чтобы излечить его в реуне Алут, еще не утратило своей силы. Может, поэтому греффин не набросился на него?
   Так или иначе, но две раны от стрел и жуткий взгляд греффина сделали свое пагубное дело. Эспер упал в высокую траву и потерял сознание. Во сне ему явилась Черная Мэри.
   Проснулся он в луже собственной рвоты. Раны уже не кровоточили, но были сильно воспалены, пульсировали и пылали адским пламенем.
   Вспомнив о том, что Винна осталась в руках Фенда, Эспер заставил себя встать. Развел небольшой костер и, вытащив из бедра остаток стрелы, прижег рану кусочком тлеющего угля. После этого приложил к ней мазь, которую ему на дорогу дала матушка Гастия, и перевязал рану обрывками рубашки.
   Он двигался медленно и одолел всего несколько десятков ярдов, когда наступила ночь. Однако солнце, казалось, вдохнуло в лесничего новые силы, и он вновь твердо встал на ноги, движимый желанием найти Фенда, его людей и, прежде всего, Винну.
   В конце концов, ему удалось напасть на их след, который вел обратно в терновый лес.
   Однако мутная пелена все висела перед глазами, а боль не отступала, наоборот, становилась с каждым шагом сильней и сильней, и все равно, несмотря на это, Эспер продолжал неумолимо двигаться к цели.
   – Я убью тебя, Фенд, Мрак тебя раздери, – тихо приговаривал он. – Клянусь, ты на этом свете больше не жилец.
   Так он твердил до тех пор, пока эта мысль не потеряла смысл, и даже долгое время после того, как сам утратил способность разумно рассуждать.
   Но даже тогда Эспер не остановился. Ибо остановить его могла только смерть.

Часть третья
Новые нити
2223 год эверона, месяц понтмен

   «Когда проснется скрытый мир, меч явит себя как перо, волк – как мышь, а воинский легион – как карнавал. Я рассмеюсь из своей могилы, и мой смех выльется в звуки лютни».
Из исповеди волшебницы Эммы Викарс
после оглашения ей смертного приговора

1. В горниле войны

   В очередной раз наполнив бокал своим излюбленным виргенейским вином, Уильям прошествовал по красному мраморному полу Военного зала. После этого сделал изрядный глоток этого изысканного, цвета аметиста, напитка и поставил бокал на широкий черный стол, находившийся посреди комнаты.
   Картины вновь глядели на него. И с таким же упорством, с каким они взирали на него, смотрел на них он.
   Они висели повсюду. В позолоченных рамах, по форме напоминавших дубовые листья, картины покрывали все стены от пола до потолка. Их густые и мрачные краски наводили на мысль, что эти полотна были написаны грязью, сажей и кровью. В некотором смысле так и было, ибо каждая из картин отражала тот или иной период длинной истории войн, которые вел королевский род.
   – На кого вы смотрите – на картины или на меня? – обиженно спросила Элис Берри.
   Она восседала на широком кресле в расшнурованном корсаже, кокетливо обнажив набухшие бутончики грудей. Ее чулки были приспущены, а одна нога – изящная, белая как молоко – перекинута через подлокотник. Ореховые волосы леди Элис были слегка взъерошены, а сапфировые глаза, вопреки сердитому тону ее голоса, глядели томно. Влив в себя почти столько же вина, сколько и любовник, она менее всего соответствовала содержанию окружавших их картин.
   Хотя и это утверждение было не вполне верно. Да, в отличие от них, она не была мрачной, тем не менее вид у нее был несколько нелепый, если не сказать глуповатый.
   – Прошу прощения, дорогая, – проговорил Уильям. – Но у меня сейчас не то настроение.
   – Я помогу вам его обрести, мой господин. Уверяю вас, у меня это получится.
   – О да, – вздохнул он. – В этом я не сомневаюсь. Вопрос только в том, хочу ли этого я.
   – Ваше величество, неужели я вам наскучила? – воскликнула Элис, не в силах скрыть охватившую ее панику.
   На какой-то миг он призадумался, как будто принял ее вопрос всерьез. Элис была довольно пылкой любовницей, хотя ей недоставало искусства, свойственного женщинам более зрелого возраста. Ее политические воззрения были на удивление просты и наивны. Крепко напиваясь, она теряла над собой контроль и становилась сентиментальной, а ее рассуждения подчас принимали необычный для короля оборот, что в постели его немало забавляло.
   Она приятно отличалась от леди Грэмми, которая на протяжении последних лет только и делала, что говорила о своих незаконнорожденных детях. Конечно, он тоже их любил, особенно малютку Мэри, и не меньше матери заботился об их благосостоянии, но Грэмми хотела, чтобы они носили фамильное имя Отважных, и слишком часто об этом напоминала. Запросы Элис были гораздо скромнее, возможно, ей просто не хватало ума для подобных амбиций.
   И Уильям был благодарен за это судьбе. В его жизни уже были две умные женщины. Этого более чем достаточно.
   – Нет, что ты. Вовсе нет, – ответил он. – С чего ты взяла? Я от тебя в восторге.
   – Значит, мы идем спать? Ведь уже перевалило за полночь. Если вы не в настроении заниматься любовью, ну и не надо. Скажем, я могу вас просто приласкать.
   – Ложись спать, крошка, – ласково сказал он. – Я скоро приду.
   – В ваших покоях, ваше величество?
   Обернувшись, он бросил на Элис сердитый взгляд.
   – Ты все сама прекрасно знаешь. Брачное ложе я делю только с супругой. Не думай, что я изменю своим правилам только потому, что ее сейчас нет дома.
   Элис вмиг спала с лица, поняв, какую непростительную совершила ошибку.
   – Прошу прощения, ваше величество. Значит, я буду ждать вас в своих покоях?
   – Я обещал, что приду, значит, приду.
   Вскочив на ноги, она подтянула чулки, подошла, встала на цыпочки и слегка чмокнула короля в губы. После этого почти украдкой улыбнулась и опустила глаза. На мгновение он ощутил волнение плоти, но тотчас поборол предательское чувство. Уильям был слишком грустным и пьяным, и сам это знал.
   – Спокойной ночи, ваше величество, – тихо сказала она.
   – Спокойной ночи, Элис.
   Вместо того чтобы проводить ее взглядом до двери, он сразу же уставился на большое полотно, на котором во главе армии была изображена Виргенья Отважная, подобно святым окруженная золотистым свечением. Перед ней возвышалась едва различимая, но довольно грозная тень крепости скаслоев, которая некогда стояла на месте теперешнего замка Эслен. На фоне этой темно-красной цитадели с трудом можно было разглядеть огромные неясные очертания черного цвета.
   – Что же мне делать? – задал себе Уильям риторический вопрос. – Что было бы правильней предпринять?
   Он обвел глазом остальные картины – битву при Минстере-на-море, изображенную на фоне надвигающегося грозового фронта; сражение у форда Вурм, осаду Карвена. На каждой из этих сцен решительно и неколебимо вела за собой армию королева Отважная.
   Сто лет назад эти стены были украшены эпизодами славных побед рода Рейксбургов. Полотна сняли, а стены, как это водится, украсили заново.
   Нечто подобное могло случиться еще раз.
   От такой мысли король невольно содрогнулся. Не пора ли ему встретиться с тем, кто столько лет томится в темнице, – с тем, кого ему в свое время показал отец? Однако эта мысль взволновала короля не меньше, чем возможность победы Рейксбургов, поэтому он тотчас выбросил ее из головы.
   Вместо этого Уильям подошел к столу и развернул карту, придавив ее по углам бронзовыми статуэтками, исполненными в форме готовящихся к броску змей с бараньими головами.
   – До сих пор на ногах? И все в заботах? – услышал он за спиной знакомый насмешливый тон.
   – Роберт? – Уильям резко обернулся и, едва не потеряв равновесия, громко выругался.
   – Что случилось? – осведомился его брат.
   – Ничего. Последние дни я почти не могу пить. Мои ноги начинают заплетаться после первой же бутылки. Где, скажи ради святых, ты пропадал эти девять дней?
   – Разумеется, в Салтмарке. Где же еще?
   – Где? В Салтмарке? Но почему без моего ведома? И, собственно говоря, зачем?
   – Я счел за благо не обращаться к тебе за разрешением, – мрачно произнес Роберт. – Потому что это в большей степени относится к сфере моей компетенции. Как бы неуместно это сейчас ни звучало, – он выдавил из себя скупую улыбку, – возьму на себя смелость напомнить, что ты сам назначил меня своим премьер-министром.
   – Очевидно, дело касается Лезбет?
   – Пожалуй, – ответил Роберт, потрогав свои усы. – Я бы сказал, отчасти.
   Уильям собрался с мужеством, прежде чем задать следующий вопрос:
   – Ее убили?
   – Нет. Она жива и вполне здорова. Более того, мне даже позволили с ней встретиться.
   – О слава святой Анне! – произнес Уильям, отхлебнув большой глоток вина. – Очевидно, они требуют выкуп. Но какого рода?
   – Если позволишь, я налью себе немного, – вежливым тоном попросил Роберт.
   – Да, пожалуйста.
   Взглянув на стоявший на столе графин, Роберт презрительно ухмыльнулся:
   – Может, у тебя имеется что-нибудь поприличней, из более южных мест? И как только твой организм может принимать эту несусветную дрянь?
   Уильям махнул рукой в сторону кабинета:
   – Вон там стоит красное вино из Теро Галле. То самое, от которого ты без ума. Его только что разлили по бутылкам.
   – «Вин Крове»?
   – Оно самое.
   Уильям с нетерпением ожидал, пока Роберт нальет себе кроваво-красного напитка и сделает несколько первых глотков.
   – Вот так уже лучше. Хорошо, что хоть твои виноторговцы знают толк в вине.
   – Как?! Как ты можешь сохранять хладнокровие, когда похищена наша сестра?
   – Не смей попрекать меня безразличием к Лезбет, – отрезал Роберт.
   – Прости. Мне не следовало этого говорить. Но, пожалуйста, не терзай меня ожиданием. Расскажи поскорей, что ты узнал.
   – Как я уже сказал, она вполне здорова. И мне даже позволили с ней свидеться. Она просила передать, что тебя любит.
   – Но откуда? Где она находится?
   – Она в плену у герцога Острбурга.
   – Как? Ради всех святых, как это могло произойти? Когда ее видели в последний раз, она верхом на своей лошади направлялась куда-то на восток от Слива. Ведь она была на острове. Как, ради всех святых, им удалось ее похитить?
   – Об этом Острбург мне не сказал.
   – Знаешь, день назад из Сафнии приехал ее жених. Он вне себя от случившегося.
   – В самом деле? – Глаза Роберта как-то странно блеснули.
   – Ладно, оставим это. Скажи, чего хочет герцог?
   – А как ты думаешь? Конечно, выкупа.
   – Какого именно выкупа?
   – В виде судов. А именно – двадцать кораблей.
   – Двадцать парусных кораблей? Но мы не сможем без них обойтись, если начнем войну с Салтмарком. Или с Ханзой.
   – Видишь ли, он хочет не просто двадцать наших кораблей. А двадцать потопленных кораблей, принадлежащих флоту островов Печали. Да, да, ты не ослышался, двадцать кораблей, лежащих на дне моря.
   – Что? – проревел Уильям и швырнул в стенку бокал, который рассыпался на тысячу пурпурных осколков. – Да как он смеет? Как, скажи мне ради святого Рустера, он смеет?
   – Он чрезвычайно тщеславный человек, ваше величество. Имея на своем счету двадцать потопленных кораблей, он сможет значительно продвинуться при дворе Ханзы.
   – На своем счету? То есть он хочет, чтобы мои корабли выступили под его флагом? И потопили корабли островов Печали?
   – Таково его требование, ваше величество, – произнес Роберт более сердитым тоном. – В противном случае, как было сказано, он развлечется с нашей сестрой в свое удовольствие. А потом передаст ее своим людям, которые будут наслаждаться принцессой, пока она не сойдет с ума.
   – О святой Михаил! – воскликнул Уильям. – До чего докатился этот мир! Неужели в нем не осталось ни капли чести?
   – Чести? – Роберт горько усмехнулся. – Послушай, Уильям…
   – Ты же знаешь. Я не могу этого сделать.
   – Ты… – на мгновение Роберту изменил голос. – Ты высокомерный засранец! – наконец выпалил он. – Речь идет о Лезбет!
   – Я император Кротении. И не могу продать честь моего трона за жизнь сестры, как бы сильно ее ни любил.
   – О нет, – тихо проговорил Роберт, наставив на своего брата указательный палец, словно кинжал. – Нет, Уильям. Я собственноручно потоплю эти корабли. Слышишь ты меня или нет? Если понадобится, голыми руками. Тебе следовало отправить Лезбет со всеми остальными. Но вместо этого ты пошел на поводу ее прихоти и разрешил ей встретиться с принцем. Причем заметь, тем самым сафнийским принцем, который продал ее Острбургу.
   – Что? – Уильям в недоумении уставился на брата, очевидно полагая, что не совсем правильно понял его слова.
   – Как я уже сказал, Острбург не сообщил мне, как ему удалось заполучить нашу сестру. Но я узнал об этом через верных людей. Кое-кого пришлось убить, кое-кого подвергнуть пыткам, но об этом тебе знать не обязательно. Главное – у Острбурга есть враги, весьма приближенные к нему особы, хотя не настолько близкие, чтобы заставить его разоткровенничаться, а жаль. Но мне удалось узнать все, что я хотел. Сафнийский принц, жених Лезбет, неоднократно посещал Ханзу. Его там хорошо знают, он является их тайным осведомителем. Он послал письмо Лезбет, в котором предложил ей встретиться на мысе Странствий, где, по его словам, был вынужден причалить из-за того, что его корабль оказался поврежден. Она поехала, надеясь встретить своего избранника, но вместо него ее поджидал ханзейский корвет.
   – Выходит, все это подстроил сафнийский принц Чейсо? И у тебя есть доказательства?
   – Доказательства я получил изустно. Но я доверяю своим источникам. Тем более что у меня есть вот еще что.
   Он достал из поясного кармана маленькую металлическую коробочку и швырнул ее Уильяму.
   – Что это?
   Роберт издал странный звук, и Уильям, к своему изумлению, увидел на глазах брата слезы.
   – Это ее палец, разрази тебя гром! – Он вытянул свой указательный палец и пошевелил им. – Посмотри на мой. На нем точная копия кольца, находящегося в этой шкатулке. Обрати внимание, мы надели их, когда нам было восемь лет, а после пятнадцати уже просто не могли снять.
   Уильям открыл коробочку. В ней лежал изящный женский палец, который к этому времени уже успел почернеть. На нем было золотое кольцо, украшенное завитками в виде дубовых листьев, – точь-в-точь такое, как у Роберта.
   – О помилуйте меня, святые души! – Трясущимися руками он захлопнул крышку.
   – Кто мог сотворить такое с нашей Лезбет? Нашей милой, жизнелюбивой сестрой? Чуткой и, как никто другой, умеющей сочувствовать? Самой лучшей из всех женщин, Лезбет?
   – Роберт, я не знаю. Я… – Король с трудом сдерживал слезы.
   – Не утешай меня, Уилм. Вытащи ее. Иначе это сделаю я.
   Уильям отыскал чистый бокал. Чтобы успокоить разбушевавшуюся в голове кровь – слепой гнев, который в нем начал вновь нарастать, – ему требовалось еще немного вина.