– Значит, святая Цер меня прокляла?
   – Она тебя благословила. И направила по пути своего необычного посвящения. Можно сказать, ты отмечена ее печатью, единственная среди всех ныне живущих.
   – Но я вовсе не собиралась идти по пути посвящения, – сказала Энни. – Это участь священников, а не женщин.
   Тонкие и бескровные губы дамы растянулись в широкой улыбке.
   – Гробница, которая находится под Эсленом, является пристанищем силы, – произнесла она. – Лоно святой Мефитис – тоже. Они подобны двум близнецам. Двум половинкам одного целого. Совсем короткий путь посвящения, на мой взгляд. Но найти его очень трудно. За последнюю тысячу лет прошла его ты одна. И, возможно, на протяжении следующего тысячелетия останешься единственной посвященной святой Цер.
   – И что это значит?
   Дама снова рассмеялась.
   – Если бы я знала, то сказала бы тебе. Но я знаю только, что это должно было произойти. Твои молитвы святой Цер доставили тебя в это место и привели в действие многочисленные последствия твоего путешествия. Как я уже сказала, ты оказалась там, где тебе надлежало быть.
   – Поэтому я должна остаться в монастыре, пусть даже меня бросят заживо гнить в земле? Нет, кажется, я все поняла. Меня кинули сюда только потому, что так возжелала святая Цер, – фыркнула Энни. – А что, если я вам не поверю? Что, если я приму вас за какую-то злую ведьму, которая решила меня провести? Явилась ко мне во сне, надеясь накормить своей ложью и рассчитывая, что я проглочу ее, как имбирный кекс.
   Вдруг Энни осенила внезапная догадка, которая потрясла ее до глубины души.
   – Уж не служите ли вы со своим ремеслом Ханзе? И не вы ли со своей сестрицей заколдовали того рыцаря, который пытался убить мою мать? Ну конечно же, вы! Кто еще? Какая же я была дура!
   От этого подозрения у Энни подкосились колени. Удивительное дело: в то время когда все в Эслене были заняты поиском того, который мог бы заколдовать бравого рыцаря из королевской охраны, Энни лично вела с этой ведьмой беседу.
   Она никому о ней не рассказала, за исключением прайфека, разумеется, ей не поверившего, и в результате своей откровенности очутилась в этом злосчастном логове мучительниц-воспитательниц в тысяче лиг от людей, которым могла бы довериться.
   Даже Остра взяла с нее обещание не стремиться сбежать. А что, если Остра тоже была заколдована?
   – Вы лжете, – резко заявила Энни. – Вы лгунья и колдунья.
   Дама затрясла головой, но Энни не могла точно сказать, означал ли ее жест отрицание или что-то другое. Не произнеся больше ни слова, незнакомка развернулась и направилась в сторону леса.
   – Нет! – крикнула ей вдогонку Энни. – Сейчас же вернитесь и ответьте мне!
   Дама махнула рукой, и видение исчезло.
   – Нет! – вновь закричала девушка, ощутив под ногами камни пещеры.
   От отчаяния и злости она зарыдала и принялась бить кулаками по полу.
   Тысячу раз упрекнув себя в нетерпимости и глупости, Энни пришла к единственному верному заключению: нельзя доверять сестре Секуле и ждать, пока та соизволит вытащить ее из пещеры. Дама в маске сказала, что есть другой выход. Возможно, она соврала, но, насколько девушка знала из рассказов о событиях, происходивших в пещерах, там всегда имелся запасной выход.
   Встав на четвереньки, она медленно и осторожно преодолела границы, которые воспитательницы предупреждали ее не пересекать, и очутилась на незнакомом неровном полу пещеры.
   Все оказалось проще, чем Энни ожидала. Как будто каждое углубление и искривление находилось именно там, где должно было быть, и после недолгого обследования превращалось в нечто давно знакомое. Это было страшно и одновременно захватывающе. Уж не проходила ли Энни на самом деле путь посвящения? Подобно Гении Отважной и ее героям? Вдруг это новое ощущение отнюдь не было плодом ее воображения, а являлось именно тем, чем ей казалось?
   Так или иначе, но с каждым шагом Энни обретала все большую уверенность в себе. Поборов страх, она выпрямилась во весь рост и стала прислушиваться к эху своих шагов, сообщавшему ей о размере пещер, в которых она находилась. Прохлада говорила принцессе о том, что она спустилась на более низкий уровень, а далекий неясный звук предупреждал о близости воды. Он становился все сильнее и сильнее и, в конце концов, превратился в знакомое журчание. Миновав множество пещерных коридоров, то поднимавшихся вверх, то спускавшихся, – некоторые из них были очень узкими, поэтому Энни одолевала их ползком, – девушка наконец увидела свет.
   Сумрачный свет.
   Но зато настоящий.
   Вскоре он стал столь ярким, что начал больно резать глаза. Девушке пришлось остановиться и подождать. Когда солнечные лучи перестали представлять опасность для зрения, Энни направилась к выходу из пещеры и первые несколько минут отдалась ласкам света и ветра и только потом принялась изучать окрестности.
   Пещера находилась в холме, густо поросшем можжевельником, лавром и оливковыми деревьями. Энни не без основания заключила, что это часть того самого горного хребта, на котором находился монастырь, однако, оглядевшись, не смогла отыскать глазами вершин башенок, поэтому решила, что очутилась на противоположной стороне холма. Чтобы проверить свое предположение, девушка осторожно направилась к вершине, пока, наконец, ее взгляд не выхватил знакомые строения женского монастыря, от которого ее отделяло весьма значительное расстояние. Удовлетворенная тем, что ей удалось узнать место своего нахождения, Энни вернулась обратно к пещере и начала все тщательно исследовать, пытаясь запомнить ориентиры.
   Прилегавший к основанию пещеры плоский участок земли частично порос купами деревьев, меж которыми сквозили травянистые поляны. Энни подумала, что в свое время это место, скорей всего, служило пастбищем для овец, хотя никаких признаков их недавнего обитания не было.
   Пройдя еще немного вперед, девушка вновь услышала журчание воды и вскоре, к своему восхищению, обнаружила небольшой пруд, который питался родником. С близлежащих деревьев вспорхнула стая желтых птиц со столь ярким оперением, что Энни не могла удержаться от восторженного восклицания.
   Обойдя вокруг пруда, Энни пригубила воду, которая оказалась довольно холодной. Потом огляделась по сторонам и, убедившись, что вокруг никого нет, сняла с себя пропахшее потом платье и бросилась в пруд. После недолгого плавания, доставившего ей немало удовольствия, она легла отдохнуть в небольшой впадинке, погрузив подбородок в воду и смежив веки. Перед глазами поплыли красные пятна, и девушка попыталась забыть обо всем, что с ней случилось в лоне святой Мефитис, равно как о том, что нужно возвращаться назад. Интересно, солгала ли ей дама в маске или нет? Так или иначе, но Энни дала обещание Остре и не могла его нарушить.
   Должно быть, она немного вздремнула, потому что, когда очнулась, услышала какой-то странный шум. Встрепенувшись, Энни быстро огляделась, пытаясь обнаружить зверя, который ее разбудил. Мысль о том, что она не имеет никакого понятия о водящихся в этих краях животных, привела девушку в ужас и заставила невольно содрогнуться.
   Но на нее таращил черные глаза отнюдь не зверь, а высокий молодой человек в черном камзоле, коричневых рейтузах и широкополой шляпе. Одна его рука покоилась на рукоятке очень длинного тонкого меча. Он улыбнулся, но Энни эта улыбка совсем не понравилась.

12. Скоропалительное решение

   Когда брат Спендлав со своей братией скрылись из виду, Стивен повел Ангел в сторону от дороги, ведущей в монастырь. Спендлав получил посвящение святого Мамреса и проходил его так же, как Стивен. Хотя каждого посвященного святые награждали различными дарами, разумно было бы предположить, что у Спендлава обострились все чувства и, скорее всего, он обладал тончайшим слухом.
   Как только Стивен перестал улавливать голоса, он вывел молодую кобылицу на параллельную дорогу и, пришпорив ее, галопом помчался по лесу.
   Одно дело было ехать на несущейся во всю прыть лошади в седле, а совсем другое – прямо на ее спине. Впившись кулаками в гриву и низко пригнувшись, Стивен изо всех сил сжимал ногами бока Ангел. Благополучно одолев небольшую речку, кобылица вскарабкалась на высокий берег, после чего возобновила свой бег. Стивен молился, чтобы бедное животное не наступило в какую-нибудь прикрытую листьями ямку или нору, но щадить его он не мог себе позволить. Он знал: если Десмонд Спендлав прибудет в монастырь раньше него, Эсперу Белому будет грозить неминуемая гибель.
   Проглотив свой страх, он мчался на головокружительной скорости, изо всех сил стараясь не упасть.
   Выехав из лесу, Стивен с кобылицей оказались на низинном пастбище, где двое братьев пасли коров. Увидев несущегося всадника, животные бросились врассыпную, а пастухи в изумлении вытаращили глаза. На ровном участке пути кобылица понеслась как ошалелая, пока не приблизилась к холму, где Стивен в последний раз видел Огра.
   Жеребец, который до сих пор бродил здесь, встретил их подозрительным взглядом. Прочистив горло, Стивен громко крикнул, пытаясь изобразить голос Эспера: «За мной, Огр!», – и сам удивился тому, как ловко у него это вышло. Ему удалось с невероятной точностью изобразить интонацию и тембр голоса лесничего.
   Однако Огр медлил, продолжая топтаться на месте. Тогда Стивен повторил свою команду, и на этот раз конь, резко встряхнув гривой и блеснув холодными глазами, потрусил за кобылицей.
   Они стрелой промчались по саду мимо брата Эхана. Тот что-то выкрикнул вдогонку, но Стивен не расслышал слов. Нужно было поскорее добраться до Эспера, поэтому возвращаться он не стал. Брат Эхан остался единственным человеком в монастыре, мнением которого Стивен не пренебрегал. На остальных он мог без зазрения совести махнуть рукой. Лесничий, в том состоянии, в котором находился, не смог бы выжить без посторонней помощи, но, помогая ему, Стивен подвергал себя большой опасности.
   Поэтому им нужно было как можно быстрее бежать. И несмотря на то что Стивен испытывал некоторый стыд, он не мог не признать, что покидал монастырь с легким сердцем. Слишком много здесь было темного и порочного, слишком много такого, чего душа не могла принять. Кроме того, королеве Кротении угрожала опасность, и Стивен считал своим долгом ее об этом предупредить.
   Он остановил лошадь у самого входа в храм и, спешившись, ринулся внутрь, надеясь, что с Эспером еще ничего не случилось. Лесничий, по-прежнему бледный, лежал с закрытыми глазами на том же месте, где молодой священник его оставил. Когда Стивена отделяло от Эспера не больше пяти шагов, тот резко открыл глаза и сел.
   – Что? – воскликнул он.
   – Тебе грозит опасность, – выпалил юноша. – Вернее сказать, нам обоим. Поэтому собирайся. Нам надо уходить. Прямо сейчас. Ты сможешь это сделать?
   У Эспера чуть дернулись уголки губ, как будто он собирался отпустить в ответ какую-то дерзкую насмешку, но вместо этого он резко кивнул в знак согласия.
   – Да, – сказал он. – Но мне понадобится лошадь.
   Удивленный и благодарный за то, что лесничий с такой готовностью воспринял его слова, Стивен облегченно вздохнул.
   – Огр ждет тебя на дворе, – сказал он.
   – У тебя есть оружие?
   – Нет. К тому же искать его сейчас нет времени.
   – Нас будут преследовать?
   – Наверняка.
   – Тогда мне нужно будет оружие. Лук со стрелами. Можешь их раздобыть?
   – Возможно. Но послушай…
   – Давай.
   Раздраженный, Стивен бросился во двор, вспомнив, что лук, с которым он охотился на оленя, хранится в садовом сарае. Ничего другого, что могло бы сойти за оружие, в монастыре ему не доводилось видеть, если, конечно, не считать ножей мясника. Судя по всему, где-то был спрятан запас вооружения, но ему никогда не приходило в голову искать арсенал.
   По дороге он едва не сбил с ног брата Рекарда.
   – Брат! – окликнул его ханзейский монах. – Куда ты так несешься? Что случилось?
   – Бандиты! – выкрикнул Стивен первое, что пришло ему в голову. – Их человек пятьдесят. Не меньше. Я повстречал их в саду. Они движутся в сторону монастыря. Сущие головорезы. Наверное, из-под Наксокса. Дикие варвары, у них все руки в крови. Им наплевать на нашу святость. Если не дать должного отпора, они возьмут нас живьем. И пока мы будем смотреть на них одним глазом, сожрут второй.
   – Я пойду бить тревогу, – сказал брат Рекард, готовый пуститься во всю прыть.
   – Я возьму твой лук, – кивнул Стивен.
   – Давай. Твои лошади на дворе? Я буду ждать тебя там.
   Стивен зашел в сарай, снял с крючка лук и, убедившись, что он в целости и сохранности, взял висевшую рядом связку из восьми стрел. На обратном пути из сарая он заметил у стены садовый нож, которым обычно обрезали кусты. Прихватив его, он поспешил к Эсперу. Тот уже поджидал верхом на Огре. Побледневшее лицо лесничего было покрыто испариной, – похоже, взобраться на лошадь ему стоило больших усилий. Мимо промчались вооруженные дротиками монахи, очевидно направлявшиеся на боевые посты, где им следовало пребывать при нападении врага в ожидании дальнейших распоряжений фратекса.
   Сам фратекс стоял у входа в храм. Он глядел на лесничего хмурым неподвижным взглядом.
   Когда Стивен неохотно приблизился, настоятель медленно перевел свой мрачный взор на него.
   – Брат Стивен, – произнес фратекс, – уж не ты ли затеял всю эту суматоху? И почему ты при оружии?
   Ничего ему не ответив, Стивен отдал лесничему лук, а сам, держа в руке садовый нож, взобрался на Ангел.
   – Ты меня слышишь? – повторил фратекс.-Я к тебе обращаюсь, брат Стивен.
   – Брат Спендлав со своими людьми направляется сюда, чтобы убить этого человека, – ответил Стивен. – Хотите вы этого или нет, но я такого не допущу.
   – Этого не может быть. Брат Спендлав никогда ничего подобного не сделает. И как только такое тебе могло взбрести в голову?
   – Я знаю, что он тот самый человек, который убивает людей в лесу. Так сказать, приносит кровавые жертвы великой силе, называемой седосом. Он лично совершает те самые обряды, которые вы поручили мне тщательным образом изучить.
   – Спендлав? – удивился фратекс, не веря своим ушам. – Странно. Но откуда ты это узнал?
   – Слышал собственными ушами, – сказал Стивен. – А сейчас ему поручено убить саму королеву.
   – Человек из нашего ордена? – в еще большем изумлении произнес фратекс. – Это невозможно, если только… – Глаза у него внезапно расширились, будто собирались вывалиться из орбит, изо рта потекла кровь, и фратекс замертво упал на землю.
   За ним в тени нефа стоял не кто иной, как Десмонд Спендлав со своей бандой.
   – Поздравляю, брат Стивен, – воскликнул он. – Чтобы спасти лесничего, ты убил фратекса.
   Стивен во второй раз ощутил, как рушатся его привычные мироощущения.
   – Но я думал, что…
   – Знаю. До чего же занятно выходит! Полагаю, ты думал, что во главе заговора стоит этот старый болтун. Неужели ты считал его столь мудрым? – И, переведя взгляд на Эспера, Спендлав добавил: – А тебя уже заждались твои дружки. У меня есть сильные подозрения, что они будут очень рады получить что-нибудь в доказательство твоей смерти. Например, голову. И перестань натягивать лук, не то отрежу ее тебе прямо сейчас! – Затем, снова обращаясь к Стивену, «утешил» его: – Несмотря на твои проступки, брат, тебя еще можно простить. Вернее сказать, не простить, а пощадить. Возможно, ты еще можешь нам пригодиться.
   – Я не собираюсь тебе больше помогать, – твердо заявил Стивен и, проглотив подступивший к горлу комок страха, ощутил, как нарастает у него в груди странная сила. – Я не предаю данных мною клятв. Равно как не предаю церковь и людей моей страны. Так что меня тебе тоже придется убить. – При этих словах он поднял свое импровизированное оружие. – Интересно, хватит ли тебе мужества убить меня собственными руками.
   – Мужества? – пожал плечами Спендлав. – Да ты понятия не имеешь, что такое мужество. Мужество – это ничто. Пустое место. Вот увидишь, куда денется твое мужество, когда мы вспорем тебе брюхо. Обрати внимание, не убьем, а всего лишь распотрошим. Не ради какой-то там цели. А только затем, чтобы воздать тебе по заслугам. Понимаешь, брат, боюсь, так просто отправить тебя к святой Дан я не смогу.
   Стивен попытался что-то сказать в ответ, но запнулся. Его руки тряслись, тем не менее он в очередной раз поднял нож.
   – Беги, Эспер Белый, – произнес он. – Я сделаю все, что смогу, чтобы их задержать.
   – Мне далеко не уйти, – ответил Эспер. – Поэтому мне все равно, где умирать – здесь или где-то еще.
   – Тогда сделай мне одолжение, – попросил его Стивен. – Всади в меня одну из твоих стрел, если они подойдут ко мне достаточно близко и у меня не останется никакой возможности спастись.
   – Как трогательно! – произнес Спендлав, осклабившись.
   Внезапно Стивен ощутил нечто вроде порыва жгучего ветра. Эспер в ужасе ахнул и обронил стрелу, которую держал наготове.
   – Здесь, – сказал Спендлав, – и сейчас…
   Вдруг его внимание привлекло какое-то движение под ногами. Он опустил глаза и увидел, что фратекс, помогая себе руками, подползает к стене монастыря.
   – Спендлав, предатель и еретик… – пробормотал старик достаточно громко, чтобы его могли услышать.
   В тот же миг стены монастыря треснули и начали ломаться. Никто не успел и глазом моргнуть, как фасад здания обрушился, превратившись в мелкие осколки и похоронив под грудой завалов Десмонда Спендлава со всей его братией.
   – Трогай, будь ты неладен, – крикнул Стивену Эспер, пока камни еще сыпались.
   – Но я… – запинаясь, проговорил Стивен, который не мог отвести взора от рушившегося здания.
   – Если нам удастся скрыться, то мы еще повоюем, – пытаясь образумить юношу, крикнул Эспер. – А если будем стоять на месте и таращить глаза – умрем прямо сейчас.
   Немного помешкав, Стивен взобрался на Ангел, и они понеслись так, будто темные духи наступали им на пятки. Хотя, кто знает. Возможно, именно так и было.

13. Встреча

   Казио стоял, прислонившись к гранатовому дереву и положив руку на эфес Каспатора. Увидев его, девушка в пруду громко ахнула и, к большому сожалению юноши, погрузилась в воду по самый подбородок. Хотя и раньше Казио приходилось довольствоваться только видом белой шейки, которая, насколько он успел заметить, была довольно хорошенькой, – все остальное тело белело лишь мутным пятном под водой, – но теперь даже ее не стало видно.
   Улыбнувшись, молодой человек ткнул концом рапиры в кучку одежды.
   – Благодарю тебя, – весьма сдержанным тоном произнес он, обратив лицо к небу. – Благодарю тебя, госпожа Эренда, покровительница влюбленных, за то, что исполнила мое желание.
   – Какое еще желание? – сердито огрызнулась девушка. – Никакое я вам не желание. Не знаю, кто вы такой, но требую, чтобы вы сейчас же удалились прочь.
   Она говорила на ломаном вителлианском, а акцент был столь же экзотичным, как и цвет ее волос.
   С каждой минутой девушка возбуждала в Казио все больший интерес. С тех пор как несколько недель назад он вместе с з'Акатто воспользовался гостеприимством графини Орчавии, Казио был совершенно лишен женского общества, если, конечно, не считать самой хозяйки. Дело в том, что графиня предпочитала держать мужскую прислугу, а до ближайшей деревни была целая неделя ходу. И теперь, когда в лиге от замка юноше неожиданно подвернулась купальщица, он счел эту встречу за большую удачу.
   – Я вам не слуга, леди, – ответил Казио. – И не собираюсь исполнять ваши приказания, – он укоризненно погрозил ей пальцем. – К тому же откуда вам знать, чего я желаю, а чего нет? Например, вот сейчас я шел по тропе и взывал к госпоже Эренде. «Госпожа Эренда, – говорил ей я, – этот мир преисполнен мерзости и боли. Он являет собой мрачное пристанище горя и скорби, а мой жизненный опыт научил меня презирать их. Поэтому я, Казио Пачиомадио да Чиоваттио, который некогда любил жизнь, в свои молодые годы уже до смерти от нее устал. Госпожа Эренда, – молил ее я, – если всего на одно мгновение ты покажешь мне самую совершенную красоту, которая только существует в этом мире… Если ты покажешь ее всего на один миг, я смогу найти в себе силы влачить существование дальше. Смогу продолжать нести ту ношу, которая выпала на долю такого, как я, человека». Стоило мне произнести свою молитву, как всего минуту спустя я услышал плеск воды, потом увидел этот пруд, а в нем – ответ на мою просьбу.
   В некотором смысле это была правда. Он беспрестанно мечтал о женском обществе, но к покровительнице любви с молитвой ни разу не обращался, по крайней мере сознательно.
   После его пространной речи юная особа в пруду еще сильнее нахмурилась.
   – Неужели все вителлианские девушки так глупы? Или вы считаете меня дурнее их, поскольку я иностранка?
   – Дурнее? Нисколько. В вашем взоре я вижу блеск ума. Возможно, вы были несколько неосмотрительны, когда решили искупаться в пруду, столь часто посещаемом мужчинами с большой дороги и прочими образчиками плохой репутации. Но лично я уверен, что вы это сделали исключительно постольку, поскольку эта местность вам незнакома.
   – Но я сумею быстро ее изучить. Несмотря на то что я здесь нахожусь всего несколько минут, мне уже довелось повстречать один из образчиков плохой репутации.
   – Но зачем вы пытаетесь больно ранить меня?
   – Удалитесь прочь. Вы не даете мне одеться.
   – Не могу, – с глубоким сожалением в голосе произнес Казио. – Мне не позволяет мое сердце. Оно не велит это делать до тех пор, пока я не узнаю, как вас зовут.
   – Меня зовут… меня зовут Фиена.
   – Интригующее имя.
   – Да. Теперь, когда вы его узнали, вы можете с чистой совестью удалиться.
   – И к тому же мелодичное. Мое сердце уже поет его. Но из какой далекой страны пришло это имя, леди?
   – Из Лира, несчастный бесстыдник. Уйдете же вы наконец или нет?
   Казио прищурил глаза.
   – О, да вы как будто улыбаетесь мне, Фиина.
   – Фиена, – поправила его она. – Но если даже я и улыбаюсь, то только потому, что вы жутко бестолковы. Мое имя произносится «Фи-е-на».
   – А как меня зовут, вы случайно не желаете узнать?
   – Вы уже давно назвались. Что-то вроде Казью.
   – Ка-зи-о.
   – Казио. Ну так вот, Казио, теперь, когда вы узнали то, что хотели, вы должны уйти.
   Слегка кивнув, Казио, вместо того чтобы исполнить ее просьбу, присел на выпирающий из земли корень ивы.
   – Разумеется, я должен уйти, – согласился он.
   Взглянув на лежавшую рядом с ним кучку одежды, он вдруг понял, что это монашеское платье.
   – Вы монашка? – изумленно спросил Казио.
   – Нет, – ответила она. – Просто мне попалась одна такая на большой дороге. Вот я ее и укокошила, а сама переоделась в ее платье. Кто же я еще, если вон там на горе находится обитель Милосердия?
   – Значит, здесь совсем рядом находится женский монастырь? – оглядевшись вокруг, переспросил Казио, чтобы удостовериться, что правильно понял.
   – Да. На другой стороне горы.
   – И в том доме полно таких же хорошеньких девушек, как вы? Госпожа Эренда и впрямь оказалась благосклонна ко мне.
   – Поэтому лучше поторопитесь поухаживать за ними, – сказала Фиена. – На них не намного больше одежды, чем на мне.
   – Зачем же мне напрасно тратить время? – резонно возразил Казио, пытаясь изобразить печаль. – Ведь я уже узрел прекраснейшую из них. Не вижу никакого смысла подниматься наверх только за тем, чтобы опять вернуться сюда. Мне не дает покоя лишь один вопрос. Почему вы оказались здесь? Сердце подсказывает мне, что вам здесь не положено находиться.
   – Кто вы такой? Человек с большой дороги? – внезапно обрушилась на него Фиена. – Или обыкновенный бродяга?
   – Я тот, кем вы желаете меня видеть, – спокойно ответил Казио. – Хотите, чтобы я был бродягой, буду бродягой.
   – Я предпочла бы видеть в вас благородного человека, который позволит мне одеться.
   – Я как раз тот благородный человек, который позволит вам одеться, – похлопывая по ее одежде, заверил Казио.
   – Но не под прицелом ваших глаз.
   – Но я не могу отвернуться. Счастье взирать на вас ниспослано мне самой богиней Эрендой. Я не имею права воспротивиться ее воле.
   – Но вы же меня не видели, – изобличила его во лжи Фиена, хотя тон ее голоса выдавал сомнение. – Ведь я была целиком под водой.
   – Должен признать, – глядя на нее сверху вниз, произнес он, – неискаженный образ видеть мне еще не довелось. Водная рябь, возможно, скрасила некоторые недостатки фигуры. И я уже начинаю сомневаться, в самом ли деле вы столь красивы, сколь я себе вообразил.
   – Нет уж, дудки, – бросила уязвленная его замечанием Фиена. – Такого пренебрежения я не потерплю. Сейчас вы убедитесь, есть ли у меня изъяны или нет.
   С этими словами Фиена стала подниматься из воды, но когда ее уровень дошел до ключиц, девушка презрительно фыркнула и снова погрузилась вглубь.
   – Повторяю, – произнесла Фиена. – Почему вы считаете меня настолько глупой?
   – Я сам глупец, – опустив голову, произнес Казио. – И уже знаю, что ваша красота совершенна.
   Поначалу Фиена закатила глаза, но потом посмотрела на Казио цепким взглядом.
   – Я обручена, сэр, и мне наплевать, считаете ли вы меня совершенной или безобразной.
   – Значит, вы никакая не монашка.
   – Меня послали сюда учиться, только и всего.
   – О, слава всем повелителям и повелительницам темного неба и земли! – восторженно выпалил Казио. – По крайней мере, теперь у меня забрезжила пусть слабая, но все же надежда.