Так происходит сплошь и рядом, отметил про себя Эспер. Небольшое кровопускание – отличное средство, когда надо привести в чувство такого вот зарвавшегося сопляка.
   – Так что случилось с твоей семьей, парень? – спокойно и дружелюбно спросил он.
   – Будтта ты не знашь. Карлевский прихвостэнь.
   – Тебе что, мало показалось? Может, добавить? Вижу, чтобы выбить из тебя дурь, понадобится еще несколько хороших оплеух. Заруби себе на носу: я не слишком люблю, когда мне угрожают. И совсем не люблю, когда меня почем зря называют убийцей. Хотя мне ровным счетом наплевать на то, что там произошло с каким-то сбродом. Все, что меня волнует, – это лес. Я служу, чтобы он был в целости и сохранности. Потому что это моя работа. Охранять королевские владения. Так что не выводи меня из терпения, приятель, а то хуже будет…
   – Они… мая сэмья… они усе… они погубились, – едва слышно пролепетал парнишка и внезапно разрыдался.
   Слезы текли по его измученному бледному лицу, оставляя на щеках грязные полоски. Эспер догадался, что, скорее всего, незадачливому убийце нет и пятнадцати. Наверное, лет тринадцать, просто он слишком рослый для своего возраста.
   – Прекрати распускать нюни, – пробормотал Эспер. – Слезами горю не поможешь.
   – Эспер Белый!
   Звонкий голос заставил лесничего вскинуть голову. Перед ним стояла Винна Рафути, дочь хозяина таверны. Она была в два раза моложе Эспера, ей едва исполнилось девятнадцать. Винна выросла настоящей красоткой: нежное овальное личико, сияющие зеленые глаза, соломенно-желтые волосы. К тому же девица эта отличалась вздорным и своевольным нравом и была удивительно остра на язык. От таких только и жди неприятностей. Эспер старался держаться от нее подальше.
   – Винна…
   – Никакая я тебя не Винна. Ты разбил одну из наших лучших кружек да вдобавок затеял драку и чуть не вышиб этому несчастному молокососу мозги. И теперь ты что, намерен пить пиво и ждать, пока из него вытечет вся кровь?
   – Да подожди ты! Послушай…
   – Я не собираюсь тебя слушать, хотя ты и королевский слуга. У меня есть дела поважнее. Например, отвести этого мальца в заднюю комнату и перевязать ему рану. И ты мне поможешь. А потом ты выложишь несколько монет за разбитую кружку. Иначе пива больше не жди.
   – Ну, ваша таверна – не единственная в городе…
   – Но ведь ты здесь? И если ты хочешь быть у нас желанным гостем…
   – Ты хочешь меня выгнать?
   – Нет. Зачем выгонять королевского слугу? Но если твое пиво по вкусу будет напоминать мочу, моей вины тут нет.
   – Да ваше пиво и так немногим лучше мочи, – проворчал Эспер.
   Винна, не удостоив лесничего ответом, уперла руки в бока и смерила его насмешливым взглядом. Эспер внезапно ощутил предательскую дрожь в коленях. За те двадцать пять лет, что он служил лесничим, ему приходилось сталкиваться с разным диким зверьем – и с кабанами, и с медведями, и даже со львами. А уж о браконьерах и незаконных порубщиках леса и говорить нечего. Со всеми он справлялся без труда. Но вот приручать норовистых красоток так и не научился.
   – Ты что, забыла? Этот сопляк хотел меня убить. С тем сюда и явился, – попытался оправдаться Эспер.
   – Что ж в этом удивительного? Мне и самой частенько хочется тебя прикончить. Или хотя бы надавать хороших тумаков. – С этими словами Винна вытащила из кармана чистую тряпку и протянула парнишке. – Как тебя зовут? – участливо спросила она.
   – Ускаор, – пробормотал мальчик. – Ускаор Фралетсон.
   – Не волнуйся, Ускаор, этот громила лишь слегка рассек тебе ухо. Крови много, а царапина ерундовая. До свадьбы заживет.
   Эспер испустил долгий тяжкий вздох и резко встал, с грохотом оттолкнув скамью.
   – Пошли, парень, – процедил он. – Тебе и в самом деле надо привести себя в порядок. Думаю, урок пойдет тебе на пользу, и в следующий раз, когда задумаешь меня прикончить, будешь действовать осмотрительнее. Скажем, попробуешь прирезать спящим в постели. И как знать, может удача от тебя не отвернется.
   Но когда мальчик встал и, покачиваясь, сделал несколько шагов, Эспер вновь ощутил пронзительный запах смерти. Взгляд лесничего впервые упал на правую руку юного злоумышленника, и он увидел, что та сплошь покрыта багровыми и синими кровоподтеками. По спине у Эспера пробежали мурашки.
   – Что это у тебя с рукой, парень? – спросил Эспер. – Кто ее так изукрасил?
   – Нэ знаю, – одними губами прошептал Ускаор. – Нэ помятую.
   – Пойдем, пойдем, Ускаор, – торопила Винна. – Тебе надо прилечь. Сейчас я придумаю, где тебя устроить на ночь.
   Эспер, нахмурившись, смотрел парнишке вслед. Этот молокосос хотел его убить, хотя, конечно, кишка у него тонка, чтобы справиться с королевским лесничим. Возможно, запах говорил совсем про другое, про нечто связанное с распухшей рукой Ускаора.
   Теряясь в догадках, Эспер ждал, когда ему принесут очередную кружку пива.
   – Он уснул, – сообщила Эсперу Винна, вновь войдя в общий зал. Довольно долгое время она провела в задней комнате, где возилась с парнишкой. – По-моему, бедняга не ел и не спал несколько дней, – продолжала она. – А на руку страшно смотреть. Вся распухла и горит, как в огне. Непонятно, кто его так отделал. Никогда прежде не видела ничего подобного.
   – Да, – протянул Эспер. – Может, я отрежу ему руку и отправлю в Эслен лекарям, пусть изучат?
   – Хватит меня дурачить, Эсп. Ты можешь притворяться свирепым, как дикий вепрь. Но я-то знаю: лицо у тебя грубое, а сердце – доброе.
   – Ты ошибаешься, Винна. Кстати, он не сказал, почему хочет моей смерти?
   – Он твердит одно и то же. Думает, будто ты убил его семью.
   – С чего это ему взбрело в голову?
   – Винна! – раздался хриплый голос из дальнего угла комнаты. – Хватит точить лясы с этим медведем! Иди лучше сюда, налей мне пива! А то нечем промочить горло!
   И в подтверждение своих слов кричавший ударил пустой кружкой об стол.
   – Зря разорался, Банф, – отрезала Винна. – Ты прекрасно знаешь, где бочка, и умеешь поворачивать кран. О том, сколько ты выпил, я все равно узнаю – по количеству извергнутого.
   Завсегдатаи таверны приветствовали хлесткий ответ Винны оглушительными раскатами хохота. Сама же она с невозмутимым видом опустилась на скамью напротив Эспера.
   – Этот парень сказал, что он и его родные поселились в лесу неподалеку от Таффского ручья, – сообщила она. – Знаешь, в нескольких лигах от того места, где ручей впадает в реку Ведьму…
   – Как не знать. И насколько я понял, они поселились там незаконно.
   – Да, эти бедные люди осмелились проникнуть в Королевский лес. Но это делают многие. Неужели подобный проступок карается смертью?
   – Я не убивал их за это! Клянусь зубами Неистового! Я вообще их не убивал.
   – А Ускаор рассказал мне, что всех его родных убили люди в одежде королевских цветов. Он видел это собственными глазами.
   – Не знаю, что он сказал, но он не мог такого видеть. Никто из моих лесников и на тридцать лиг не приближался к ручью.
   – Ты уверен?
   – Провалиться мне на этом месте!
   – Но тогда кто же убил родных парнишки?
   – Мало ли кто. В Королевском лесу шатается немало всякого сброда. Так или иначе, дело темное. Похоже, мне придется самому заняться этим убийством и выяснить, что там произошло. – Эспер отхлебнул из своей кружки. – Говоришь, они поселились около Таффского ручья? Это примерно в двух днях езды. Завтра чуть свет мне придется двинуться в путь, так что вели Пэту приготовить лошадей.
   Одним длинным глотком Эспер осушил кружку и встал из-за стола.
   – Ладно, пока, Винна. Приятно было повидаться.
   – Погоди, Эспер. Разве ты не хочешь поговорить с парнишкой? Выяснить, что ему известно?
   – Не вижу надобности. Скорее всего, он никого не видел. А уж насчет королевских цветов точно врет.
   – Почему ты так в этом уверен?
   – Можешь не сомневаться, Винна. Все, кто поселился на королевских землях незаконно, живут в постоянном страхе перед законом. Думают, их вздернут на виселицу, отрубят им головы или затравят псами. А меня вообще считают чем-то вроде двуглавого уттина. И, говоря откровенно, я ничего не имею против подобной славы. Но иногда она выходит мне боком. Кто-то убил родных этого мальчишки. Он не видел кто, но, разумеется, вообразил, что всему виной я, вот и решил отомстить.
   – Но его родные и в самом деле мертвы, – возразила Винна.
   – Да, – кивнул головой Эспер. – В эту часть его истории я верю. Спокойной ночи, Винна.
   – Ты собираешься отправиться туда сам?
   – Все мои люди сейчас далеко. Надо действовать, пока след еще не остыл.
   – Подожди кого-нибудь. Пошли за Донгалом.
   – Некогда. Почему ты так нервничаешь, Винна? Я знаю, что делаю.
   Винна медленно покачала головой.
   – Я чувствую, что теперь многое изменилось. Обитатели леса… изменились.
   – Я знаю лес лучше, чем кто-либо. Все осталось таким же, как и всегда.
   Винна, не отвечая, задумчиво кивнула.
   – Ладно, я пошел. Еще раз доброй ночи, – повторил Эспер.
   Неожиданно девушка схватила Эспера за руку и крепко сжала ее.
   – Прошу тебя, будь осторожен, – шепнула она.
   – А как же иначе, – пробормотал он и торопливо отвернулся, надеясь, что Винна не заметила, как его небритые щеки вспыхнули предательским румянцем.
   Эспер поднялся с первыми петухами. За окнами еще стояла темнота, нарушаемая лишь светом меркнущих звезд. Но к тому времени, как лесничий побрызгал себе в лицо водой из глиняного таза, кое-как сбрил жесткую серую щетину, натянул кожаные штаны и заплатанную куртку, небо на востоке слегка порозовело.
   Эспер поколебался, прежде чем облачиться в обшитую кожей тяжелую кирасу: судя по всему, день предстоял жаркий.
   После недолгого раздумья он все же надел и кирасу. Лучше жара, чем смерть.
   Затем Эспер сунул в ножны кинжал с костяной ручкой и закрепил на поясе своей боевой топор. Извлек из чехла лук, проверил, нет ли трещин, хорошо ли натянута тетива, пересчитал стрелы. После чего вновь сунул лук в чехол, зашнуровал высокие ботинки на толстой подошве и спустился по лестнице вниз.
   – Ты, я смотрю, ранняя пташка, – приветствовала его Винна, когда он проходил через зал.
   – Нам, старикам, по утрам не спится, – проворчал Эспер.
   – Садись, позавтракай. Если только в такую рань тебя не воротит от еды.
   – О, хорошо, что ты мне напомнила! Мне надо бы купить…
   – Если ты о еде, то мы упаковали тебе недельный запас. Пэтар как раз сейчас навьючивает твою лошадь.
   – О, благодарю.
   – Присаживайся.
   Эспер послушно опустился на скамью, и Винна поставила на стол тарелки с черным хлебом, чесночной колбасой и печеными яблоками. Эспер проворно уничтожил все до последней крошки. Покончив с едой, он огляделся по сторонам. Винны в комнате не было, но он слышал, как она возится на кухне. На мгновение он вспомнил собственный дом, свою кухню, где тоже когда-то возилась женщина.
   С тех пор прошло много лет, а боль так и не утихла. Винна так молода, что могла бы быть его дочерью. Чувствуя себя малодушным трусом, он тихонько поднялся и, стараясь не привлекать внимания Винны, пошел к двери. Оказавшись во дворе, он двинулся прямиком к конюшне.
   Пэтар, младший брат Винны, возился с лошадьми – Ангел и Огром. Пэт был долговязым, белобрысым, нескладным мальчуганом. Интересно, сколько ему лет, подумал Эспер. Должно быть, тринадцать. Как и тому, вчерашнему.
   – Доброе утро, сэр, – улыбнулся Пэт, увидев лесничего.
   – Я не рыцарь, парень.
   – Да, но из моих знакомых вы ближе всех к рыцарскому званию. За исключением, конечно, старого сэра Саймена, что живет в замке Тор Скат.
   – Рыцарь есть рыцарь. Сэр Саймен рыцарь. Я – нет. – Эспер кивнул в сторону своих скакунов. – Лошади готовы?
   – Огр рвется в путь, а Ангел – нет. Думаю, вам стоит оставить Ангел у нас. – Пэт потрепал чалую по шее.
   – Она сама тебе так сказала? – усмехнулся Эспер. – Должно быть, устала после вашей вчерашней скачки.
   – Да я вовсе…
   – Давай, давай, соври. Я тебя как следует выпорю, а твой отец только поблагодарит меня за это.
   Пэт покраснел как рак и уставился в землю.
   – Ну… она застоялась в стойле.
   – В следующий раз спроси разрешения. И пожалей себя, не вздумай покататься на Огре.
   Как раз в этот момент гнедой жеребец громко фыркнул, словно подтверждая слова хозяина, а Пэт рассмеялся.
   – Что смешного?
   – Вчера Том уже пытался прокатиться на Огре.
   – И где его похоронили?
   – Он лишился двух передних зубов, только и всего.
   – Редкостный счастливец.
   – Так точно, мастер Белый.
   Эспер потрепал Огра по холке.
   – Я вижу, парень, ты все упаковал как следует. Хочешь укрепить мой лук и колчан со стрелами?
   – Еще бы! – В глазах мальчугана вспыхнули огоньки радости.
   – Тогда действуй, – распорядился Эспер и протянул ему оружие.
   – А это правда, что вы убили из этого лука шесть уттинов?
   – Уттинов не существует, парень. Как и греффинов, альвов, василисков и добросердечных сборщиков налогов.
   – Мой отец тоже так говорит. Но Ринк как-то рассказывал, что однажды его дядя видел уттина своими глазами…
   – Напился и случайно увидал собственное отражение.
   – Ну ладно, но ведь Черного Варга и его шайку вы и в самом деле убили? Вы были один, а их десять.
   – Да, – коротко ответил Эспер.
   – Когда-нибудь и я сделаю что-нибудь такое!..
   – Это отнюдь не все, что надо делать, – ответил Эспер, и вскочил в седло.
   Огр тронулся с места. За ним последовали Ангел и Пэт.
   – А ты куда собрался, парень? – удивился Эспер.
   – В долину реки Ведьмы. Прошлым вечером там раскинули свой лагерь сефри. Хочу пойти к ним, попросить, чтобы они мне погадали. Говорят, они мастера предсказывать судьбу.
   – Держись от них подальше и сбережешь деньги, – посоветовал Эспер.
   – Почему, мастер Белый? Вы ведь сами выросли среди сефри? Разве Грязная Джесп не заменила вам мать?
   – Да. И поэтому знаю, что говорю.
   Для лагеря сефри выбрали прекрасное место над рекой – поросший фиалками луг, с трех сторон окруженный дубовой рощей. Они еще не успели раскинуть свои разноцветные шатры. Лишь один, самый большой, полинявший от солнца и ветра пурпурный с золотом шатер уже был установлен, и флаг клана – три глаза и полумесяц – развевался на теплом летнем ветру. Стреноженные лошади паслись на шелковистой траве, а с десяток мужчин и несколько десятков ребятишек вбивали в землю колья, разматывали веревки и разворачивали свернутые шатры. Большинство из тех, кто суетился на лугу, были раздеты до пояса, так как нежные лучи утреннего солнца не могли обжечь их молочно-белую кожу. В отличие от большинства народностей, сефри никогда не загорали на солнце. Как только оно становилось по-настоящему жарким, сефри с головы до ног закутывались в длинные одежды.
   – Эй, привет, – заметив Эспера, крикнул один из мужчин, узкоплечий и долговязый парень. На первый взгляд ему можно было дать лет тридцать, но Эспер знал: внешность обманчива, и на самом деле этому человеку далеко за сорок. Эфаса он знал с детских лет, и тот был несколькими годами старше.
   – Никак к нам пожаловал Ублюдок Грязной? – громогласно осведомился сефри, выпрямившись и положив на землю молоток.
   Эспер спешился. Ублюдок Грязной. Нельзя сказать, чтобы это прозвище было ему по душе.
   – Привет, Эфас, – откликнулся он, стараясь скрыть свое раздражение. – Рад видеть тебя.
   – Явился, чтобы прогнать нас?
   – С чего это ты взял? Не скрою, я предпочел бы, чтобы вы разбили свой лагерь в другом месте, вне моей юрисдикции. Но я просто заехал по пути.
   – Это великодушно, – сефри склонил голову в поклоне. – Она сказала, что ты непременно явишься сегодня. А она никогда не ошибается.
   – Кто, она?
   – Матушка Килт.
   – Клянусь Мраком! Она еще жива?
   – Они редко умирают, эти старухи.
   Эспер отступил от Эфаса на несколько шагов. Они были примерно одинакового роста, но на этом сходство кончалось. Крепко сбитый, широкоплечий Эспер походил на кряжистый дуб, а тонкокостный Эфас казался рядом с ним гибкой ивой. К тому же вблизи кожа Эфаса напоминала карту – сеть вен и багровых прожилок покрывала ее, подобно паутине рек и ручейков. На узкой волосатой груди виднелись шесть сосков – в точности как у кошки. Волосы, черные как вороново крыло, были схвачены золотистой лентой.
   – Откуда ты явился на этот раз? – спросил Эспер.
   – С юга.
   – Шел через лес?
   Ярко-синие глаза Эфаса буквально полезли на лоб.
   – Как же ты плохо о нас думаешь, королевский лесничий! Мы никогда не входим в леса короля Рэндольфа, не получив на это разрешения.
   – Король Рэндольф скончался тринадцать лет назад. Нынешнего нашего короля зовут Уильям.
   – Не имеет значения.
   – Хорошо, попробую объяснить. Я направляюсь к Таффскому ручью. Прошлым вечером один мальчуган заявил, что всю его семью убили поблизости от этих мест. Буду признателен, если ты со мной поделишься сведениями. Допытываться о том, кто тебе об этом рассказал и где, я не собираюсь.
   – Очень благородно. Но я ничего не знаю об этом, и вот что я тебе скажу: на твоем месте я бы в этот лес вообще не совался. Наоборот, бежал бы оттуда со всех ног.
   – А куда вы сейчас направляетесь?
   – Несколько дней отдохнем здесь, пополним запасы. А потом? Куда-нибудь. Может, в Теро Галле, может, в Виргенью.
   – Почему?
   Эфас кивнул головой в сторону самого большого шатра, украшенного флагом.
   – Потому что она так сказала. Что до меня, я ничего больше не знаю и знать не хочу. Но ты можешь спросить у нее сам.
   – Хм-м. Думаю, придется.
   – Что ж, это здраво.
   – Хорошо. И без неприятностей, да? У меня хватает своих проблем, и я не хочу потом ловить еще и вас.
   – Конечно. Ничего такого, Грязный.
   Много лет назад, когда Эспер был мальчишкой, матушка Килт уже казалась ему глубокой старухой. Сейчас она превратилась в подобие призрака, стоящего на самом пороге небытия. Старая сефри восседала на куче подушек, с ног до головы закутанная в черное покрывало. Лишь лицо ее, бледное, точно украшенная сапфировыми прожилками костяная маска, выглядывало из складок ткани. Прозрачные золотистые глаза матушки Килт пристально наблюдали за каждым движением гостя. У Джесп были глаза в точности такого же странного оттенка. И у Керлы тоже.
   – Вот и ты, – раздался дребезжащий голос матушки Килт. – Джесперед сообщила мне, что сегодня ты непременно явишься.
   Эспер хотел возразить, что Джесп давным-давно мертва, но вовремя прикусил язык. Для старухи это не имело ровным счетом никакого значения. Эспер никогда не мог понять, кривят ли сефри душой или искренне верят в собственную ложь. Впрочем, это тоже не имело значения – в любом случае их обыкновение сообщать о беседах с мертвыми, как о самом заурядном деле, действовало ему на нервы. Мертвецы мертвы и хранят безмолвие; разговаривать с ними невозможно.
   – Ты хотела меня увидеть? – произнес Эспер, пытаясь скрыть охватившее его раздражение, но не слишком в этом преуспев.
   – Я вижу тебя теперь. Я хотела поговорить с тобой.
   – Я здесь, матушка. И внимательно тебя слушаю.
   – Так же груб. Так же нетерпелив. Я думала, моя сестра воспитала тебя лучше.
   – Может, она добилась бы больших успехов, если бы все остальные хоть чуть-чуть ей помогали, – процедил Эспер, уже не пытаясь скрыть раздражение. – Принимай меня таким, каков я есть, или не принимай вовсе. Не я хотел говорить с тобой.
   – Да, это так.
   До определенной степени слова старухи были правдой, однако Эспер не желал признаваться в этом даже самому себе. Он резко повернулся, намереваясь уйти.
   – Терновый король просыпается, – раздался ему вслед хриплый шепот матушки Килт.
   Эспер замер на месте, ощущая затылком какое-то неприятное покалывание. Потом он медленно повернулся и уставился прямо в лицо старухи.
   – Что ты сказала?
   – Терновый король. Он пробуждается.
   – Чушь, – отрезал Эспер, чувствуя при этом, как земля уходит у него из-под ног. – Всю свою жизнь я странствую по королевским лесам. Я приникал в самые темные, непроходимые чащобы, поднимался высоко в Заячьи горы, туда, куда не забредают даже олени. И нигде я не встречал никакого Тернового короля. Вы, сефри, любите сочинять глупые сказки.
   – Ты сам знаешь, что это правда. Он спал и потому был невидим. Сейчас он пробуждается. Есть признаки. Наверняка Джесп учила тебя, как их определить.
   – Она учила. А еще она учила меня мошенничать при игре в кости и говорить голосом духа на ее сеансах.
   Лицо старой женщины стало еще более непроницаемым и суровым.
   – Тогда ты должен различать, – прошипела она. – Чувствовать разницу между холодом и жарой, между легким ветерком и бурей. – Она подалась вперед, чтобы быть к нему ближе. – Загляни мне в глаза! Загляни туда!
   Эспер не имел ни малейшего желания повиноваться ее приказу, но глаза матушки Килт неодолимо приковывали его взор. Наверное, нечто подобное ощущает мышь, которую гипнотизирует змея. Золотистая радужная оболочка, окружавшая зрачки старухи, все расширялась, пока Эспер не утонул в ней окончательно. И тогда…
   Все деревья в лесу превратились в виселицы, гниющие трупы болтались на каждом суку. Да и сами деревья гнили на корню, стволы их покрывали острые черные шипы, а на голых ветвях, лишившихся листьев, сидели привыкшие питаться падалью птицы – вороны и грифы, жирные, раздувшиеся от сытости.
   В гуще леса меж деревьями мелькали какие-то причудливые тени, словно там двигалось нечто громадное. Эспер попытался разглядеть, что это такое, но движение, которое он замечал краем глаза, немедленно прекращалось, стоило ему повернуться.
   А потом он присмотрелся к трупу, висевшему ближе остальных. Веревка, стягивающая шею женщины, почти сгнила, да и от самой повешенной остались лишь кости, на которых лишь кое-где держались куски почерневшей плоти. Но глаза по-прежнему были живы и горели огнем – холодным золотистым огнем…
   Как и те, в которые он смотрел сейчас. Глаза матушки Килт.
   Сделав над собой усилие, Эспер медленно отвел взгляд. Матушка Килт разразилась коротким хриплым смехом.
   – Ты видел сам, – изрекла она.
   – Ерунда, – попробовал возразить Эспер, хотя ноги его дрожали мелкой дрожью, а по спине стекал холодный пот. – Обычный фокус.
   Матушка Килт откинулась назад.
   – Ладно, хватит. Я думала, ты тот, чье появление было предсказано. Возможно, я ошиблась. Ты ничего не знаешь и не желаешь знать.
   – Я могу лишь надеяться.
   – Позор. Стыдись. Если я в тебе ошиблась, значит, избранный еще не родился. А если он еще не родился, значит, твой народ – и мой тоже – скоро будет сметен с лица земли, и от нас не останется даже следов. Только тупицы могут сомневаться в этой части предсказания. Но ты, как я вижу, и есть тупица, упорствующий в своей тупости. Моя сестра зря погубила свою жизнь. – С этими словами матушка Килт опустила черную ткань себе на лицо. – Я сплю, – раздалось из-под покрывала. – Оставь меня.
   Эспер повиновался. Выйдя из шатра, он с трудом подавил в себе непривычное желание пуститься наутек. Лишь когда не менее лиги отделяло лесничего от лагеря сефри, он вздохнул свободнее.
   Терновый король.
   «Полная чушь», – повторял про себя Эспер.
   Но краем глаза он по-прежнему улавливал какое-то непонятное движение.

2. В другой таверне

   – Королева, конечно, должна умереть первой. Она представляет наибольшую угрозу для наших планов.
   Речь говорившего была правильной и грамотной, однако в шипящем голосе слышался ощутимый южный акцент. От этих слов по спине у Лукота пробежали мурашки, и он внезапно испугался, что в наступившей тишине сидевшие за столом услышат стук его сердца.
   «Я мышь, – мысленно сказал он себе. – Мышь, и никто больше».
   Именно так все его и звали. Настоящее его имя было Дунхальт МейпХинтгал, но никто, кроме матери, никогда не называл его Дунхальт. Для всех прочих жителей маленького городка Одфата он был Лукотом, что на местном наречии означало «мышь».
   Никто не нарушал безмолвия, последовавшего за словами о смерти королевы. Спрятавшийся на стропилах под самой крышей, Лукот не видел лиц собравшихся, но знал, что их тут трое и, судя по голосам, все они мужчины. Знал он также, что они щедро заплатили МейпКоргу, хозяину таверны «Черный петух», за то, чтобы их пустили посидеть в задней комнате. По опыту Лукота это могло означать лишь одно – у них есть секретное дело, которое необходимо обсудить без посторонних глаз и ушей.
   Лукоту не раз доводилось незримо присутствовать на подобных встречах. Между ним и трактирщиком существовала договоренность, согласно которой МейпКорг давал знать Лукоту всякий раз, когда кто-то выражал желание без помех побеседовать с друзьями в задней комнате. По большей части Лукот подслушивал совещания контрабандистов и бандитов. Сведения, добытые таким образом, МейпКорг нередко использовал к собственной выгоде и частью барышей неизменно делился с Лукотом.
   Но сегодня в таверне собрались не контрабандисты и не разбойники с большой дороги. Впрочем, Лукоту не раз случалось подслушать, как замышляются убийства, но о таком злодеянии, как убийство королевы, речь шла впервые. Страх уступил место волнению. Тут раздался другой голос, и Лукот навострил уши.
   – Королева… – пророкотал чуть скрипучий бас. – Значит, это о ней говорится в пророчестве?