Страница:
Ничего.
Но теперь он услыхал лай, доносившийся из собачьих помещений. Его собственные собаки тоже поднялись на ноги, напружинили мышцы и насторожили уши.
– Ну-ну, что случилось, ребята?
Бен снова прилип к монитору, показывающему территорию перед входом. Ему вдруг показалось, что он слышит какой-то звук.
Он склонил голову набок, бессознательно подражая своим псам. Сначала он подумал, что это помехи в интеркоме, но потом услышал как бы слабое шипение. Больше всего оно походило на шорох песка, падающего на лист бумаги.
Странно.
Никогда еще динамик не проделывал таких фокусов. Может быть, собирается гроза?
Но если вдуматься, то это нечто большее, чем простой шорох. Все-таки больше походит на шипение. Постой-ка...
Какая-то тень упала на дорожку. Бен ожидал, что вслед за тенью появится и фигура, но тень исчезла, как будто тот, кто ее отбросил, скрылся в кустах.
Очень странно, подумал он. Решительно, очень странно.
Бен все еще вслушивался, склонив голову набок, когда шипение (или шорох) снова возобновилось.
Постой-ка, сказал он себе. Теперь он что-то увидел у самого края экрана, чего там еще недавно не было. На пределе видимости – плечо или часть головы. Ясно только, что это что-то большое и прочное.
Бен поскреб в затылке.
– Хелло! Это ферма «Надежность». Временное содержание собак. Чем могу быть вам полезен?
Он наклонился к самому стеклу монитора, вглядываясь в него с расстояния нескольких дюймов.
И вдруг произошло нечто.
Потрясенный, он отшатнулся от экрана, когда это нечто заполнило его целиком.
Какое-то время он все же продолжал всматриваться в него. Полная бессмыслица!
Бен поморгал. То, что он видел, больше всего походило на гнездо, битком набитое птенцами черных дроздов. Он видел широко раскрытые клювы и взъерошенные перья. Птенцы громко шипели, будто кто-то их напугал.
– Подлые дьяволята, – проворчал Бен с отвращением. Не только подлые, но еще и какие-то извращенные. Теперь он понял, что случилось. Кто-то разорил птичье гнездо, полное птенцов, и теперь держал его в нескольких дюймах от объектива телекамеры у входной двери.
Какого черта они замышляют? Птенчики ведь погибнут через час от такого обращения!
Теперь Бен уже не колебался. Все еще держа щенка, он выбежал из гостиной, плотно закрыв за собой дверь, и через прихожую поспешил к выходу.
– Чудовищно! Просто чудовищно! – бормотал он себе под нос, отодвигая засовы.
Повернув ключ в замке, он слегка замешкался, вдруг поняв, что видел на экране еще кое-что. Но это казалось еще большей бессмыслицей. Весь экран занимало гнездо с птенцами. Но было и еще что-то. Ему показалось, что он видел... пару глаз.
И это были глаза человека! Казалось, они смотрят в камеру сквозь ветки гнезда.
И тут же ему пришло в голову еще одно соображение, куда более чудовищное.
А что, если эта пара глаз была вставлена в гнездо, поднесенное к объективу камеры?
Щенок пискнул.
– Ну-ну, Тоби! Сейчас мы все это прекратим.
Бен резко распахнул дверь.
Ослепительный свет «тревожной» лампы заливал передний двор. Бен даже зажмурился.
Никого тут не было.
А может, они бросили злополучное гнездо где-нибудь поблизости? Не оставит же он несчастных птенчиков на погибель!
Лай собак эхом раскатывался по двору.
Бен ступил на дорожку. И тут до его носа донесся какой-то странный запах. Он принюхался. В самом деле странно, подумал он. Грубо подавляя тонкий аромат вечерних цветов на клумбах, в воздухе висел мерзкий запах мокрой шерсти. Такую вонь издают старые свитера, если побывают под дождем. Нахмурясь, Бен глянул в заросли кустов.
И тут он снова услышал шипение. Оно казалось удивительно громким. Будто целый поток песка каскадом падал на газетный лист.
В лае собак теперь звучали истеричные ноты. Бен Мидлтон угадал в нем сигнал предупреждения, который придавал собачьим голосам особую резкость, от чего по телу Бена побежали мурашки.
Кусты слева разошлись.
Ошеломленный Бен повернулся, мышцы его напряглись, отчего щенок, которого он все еще продолжал держать на руках, тихонько взвизгнул.
А потом, когда Бен Мидлтон увидел то, что должно было отнять у него жизнь, он пронзительно закричал.
Глава 4
1
2
Глава 5
1
Но теперь он услыхал лай, доносившийся из собачьих помещений. Его собственные собаки тоже поднялись на ноги, напружинили мышцы и насторожили уши.
– Ну-ну, что случилось, ребята?
Бен снова прилип к монитору, показывающему территорию перед входом. Ему вдруг показалось, что он слышит какой-то звук.
Он склонил голову набок, бессознательно подражая своим псам. Сначала он подумал, что это помехи в интеркоме, но потом услышал как бы слабое шипение. Больше всего оно походило на шорох песка, падающего на лист бумаги.
Странно.
Никогда еще динамик не проделывал таких фокусов. Может быть, собирается гроза?
Но если вдуматься, то это нечто большее, чем простой шорох. Все-таки больше походит на шипение. Постой-ка...
Какая-то тень упала на дорожку. Бен ожидал, что вслед за тенью появится и фигура, но тень исчезла, как будто тот, кто ее отбросил, скрылся в кустах.
Очень странно, подумал он. Решительно, очень странно.
Бен все еще вслушивался, склонив голову набок, когда шипение (или шорох) снова возобновилось.
Постой-ка, сказал он себе. Теперь он что-то увидел у самого края экрана, чего там еще недавно не было. На пределе видимости – плечо или часть головы. Ясно только, что это что-то большое и прочное.
Бен поскреб в затылке.
– Хелло! Это ферма «Надежность». Временное содержание собак. Чем могу быть вам полезен?
Он наклонился к самому стеклу монитора, вглядываясь в него с расстояния нескольких дюймов.
И вдруг произошло нечто.
Потрясенный, он отшатнулся от экрана, когда это нечто заполнило его целиком.
Какое-то время он все же продолжал всматриваться в него. Полная бессмыслица!
Бен поморгал. То, что он видел, больше всего походило на гнездо, битком набитое птенцами черных дроздов. Он видел широко раскрытые клювы и взъерошенные перья. Птенцы громко шипели, будто кто-то их напугал.
– Подлые дьяволята, – проворчал Бен с отвращением. Не только подлые, но еще и какие-то извращенные. Теперь он понял, что случилось. Кто-то разорил птичье гнездо, полное птенцов, и теперь держал его в нескольких дюймах от объектива телекамеры у входной двери.
Какого черта они замышляют? Птенчики ведь погибнут через час от такого обращения!
Теперь Бен уже не колебался. Все еще держа щенка, он выбежал из гостиной, плотно закрыв за собой дверь, и через прихожую поспешил к выходу.
– Чудовищно! Просто чудовищно! – бормотал он себе под нос, отодвигая засовы.
Повернув ключ в замке, он слегка замешкался, вдруг поняв, что видел на экране еще кое-что. Но это казалось еще большей бессмыслицей. Весь экран занимало гнездо с птенцами. Но было и еще что-то. Ему показалось, что он видел... пару глаз.
И это были глаза человека! Казалось, они смотрят в камеру сквозь ветки гнезда.
И тут же ему пришло в голову еще одно соображение, куда более чудовищное.
А что, если эта пара глаз была вставлена в гнездо, поднесенное к объективу камеры?
Щенок пискнул.
– Ну-ну, Тоби! Сейчас мы все это прекратим.
Бен резко распахнул дверь.
Ослепительный свет «тревожной» лампы заливал передний двор. Бен даже зажмурился.
Никого тут не было.
А может, они бросили злополучное гнездо где-нибудь поблизости? Не оставит же он несчастных птенчиков на погибель!
Лай собак эхом раскатывался по двору.
Бен ступил на дорожку. И тут до его носа донесся какой-то странный запах. Он принюхался. В самом деле странно, подумал он. Грубо подавляя тонкий аромат вечерних цветов на клумбах, в воздухе висел мерзкий запах мокрой шерсти. Такую вонь издают старые свитера, если побывают под дождем. Нахмурясь, Бен глянул в заросли кустов.
И тут он снова услышал шипение. Оно казалось удивительно громким. Будто целый поток песка каскадом падал на газетный лист.
В лае собак теперь звучали истеричные ноты. Бен Мидлтон угадал в нем сигнал предупреждения, который придавал собачьим голосам особую резкость, от чего по телу Бена побежали мурашки.
Кусты слева разошлись.
Ошеломленный Бен повернулся, мышцы его напряглись, отчего щенок, которого он все еще продолжал держать на руках, тихонько взвизгнул.
А потом, когда Бен Мидлтон увидел то, что должно было отнять у него жизнь, он пронзительно закричал.
Глава 4
1
Через сорок восемь часов после вылета из Нью-Йорка Сэм Бейкер оказался на поле, расположенном где-то в северной части Англии. Ярко светило солнце.
Ему, конечно, не раз приходилось слышать о йоркширском пудинге. Он даже ел его, обычно с ростбифом, реже с сиропом и свежими сливками, выдавленными, подобно аэрозолю, из флакончика. (Кто сказал, что к двадцати шести годам у холостяков не складываются извращенные вкусы по отношению к еде?) Однако Сэм даже не предполагал о существовании на свете страны под названием Йоркшир. А она, как сказала ему местный агент по общественным связям, является самым большим графством Англии. С населением около сорока миллионов жителей, причем число акров в его площади превосходит число слов в Библии. А сейчас Сэм стоял в середине большого зеленого пастбища, которое постепенно спускалось к руслу красивой и широкой реки.
В центре этого пастбища лежал древний, еще римский, амфитеатр, вырубленный прямо в коренных породах, без сомнения, руками рабов, стонавших под бичами. И он – Сэм Бейкер – получил задание обеспечить телепередачу в живом эфире летнего концерта рок-группы, который с помощью спутника должен ретранслироваться по всей территории Соединенных Штатов.
Все это он проделывал не раз со спортивных стадионов. Нередко приходилось делать и фильмы о спортивных событиях. Проблемой в данном случае было то, что в отличие от стадионов, которые были спланированы и построены специально с учетом интересов телеоператоров и спортивных комментаторов, где были установлены микрофоны, уже включенные в сеть, а также всевозможная техника, ориентированная на спутниковые «тарелки», здесь, в этих зеленых йоркширских полях, омываемых широкой, сверкающей на солнце рекой, на которой покачивались лодки и плавали утки, не было ничего, кроме того, что он видел: дерн, камень, вода. Даже простой электрической розетки не наблюдалось.
У Сэма было только семь дней, чтобы доставить сюда все необходимое. Разумеется, местная телевизионная компания обеспечивала технику для ведения передачи: генераторы, камеры, пульты управления звуком, трейлеры и все прочее, но ему предстояла отнюдь не маленькая работа – проверить, правильно ли установлена вся эта техника и знают ли операторы свое дело. Короче, он должен был обеспечить себе возможность сидеть в кресле режиссера в телефургоне, который на языке телевизионщиков называется «Сканером», и когда зажжется красный сигнал, спокойно указывать своему помощнику, находящемуся у пульта рядом с ним: «Начинаем! Сначала первую камеру, теперь вторую, крупный план», – и так далее, в течение всех трех часов, пока они будут в эфире.
Сэм повернулся к своей временной помощнице, которая прилежно аннотировала план, набросанный Сэмом в это утро. Она была немножко моложе Сэма, имела длинные золотисто-каштановые волосы, которые заплетала в косу, толщиной и прочностью напоминавшую корабельную цепь. Когда она быстро поворачивала голову (что случалось нередко, так как девица просто искрилась энергией), коса свистела в воздухе, как бич. Глаза были темно-карие, похожие на парочку вполне созревших лесных орехов. Отзывалась она на имя Зита и была фантастически компетентна. Ее тигровые леггинсы и как бы чуть неприлично высунутый кончик язычка дополняли общее впечатление еле сдерживаемой энергии. У Сэма не было никаких сомнений, что, если ее разозлить, она тут же превратится в бешеную дикую кошку.
Сэм очень старался поддерживать свой режиссерский имидж на должной высоте.
– Думаю, мы это сделаем! – крикнул он Зите издалека. – Уклон местности мал, к реке она спускается постепенно. Почва твердая. Погода стоит отличная.
– На нее я не стала бы полагаться. – Зита засунула карандаш в свои густые волосы, используя их как пенал. – Погода здесь непредсказуема. Сегодня вечером может полить проливной дождь, и тогда почва превратится в болото. Трейлеры отдела обеспечения завязнут по самые оси.
– Тогда обзвоним местных фермеров. Пусть будут на подхвате со своими тракторами на случай, если нам придется вытягивать машины из грязи.
– Они потребуют платы. И, возможно, в виде виски, а не монет.
– Это такой милый местный обычай?
– Нет. Стремление избежать уплаты налогов – чистенькое и простенькое.
– Не беспокойтесь. – Сэм ослепительно улыбнулся. – Я прибыл из Соединенных Штатов с копией бюджета в кармане. Там есть весьма жирненькая статья насчет расходов по обеспечению. А нельзя ли нам поглядеть на амфитеатр?
И они рука об руку отправились дальше, продолжая вести деловой разговор.
– Амфитеатр охраняется законом как археологический памятник, национальное достояние, – объясняла Зита. – Мы ничего тут менять не можем, не имеем права вносить в него тяжелое оборудование, нельзя делать ни платформ, ни подмостков, даже колышка для навеса и то не вобьешь.
– Но нам все же придется протянуть через него кабели, – сказал Сэм. – Иначе придется установить позади сцены трейлеры с генераторами и спутниковую тарелку. Но это может испортить вид на реку.
– Мы будем использовать радиосвязь?
– Невозможно. Гроза милях в тридцати отсюда превратит экраны заатлантических зрителей в сцену снежной пурги. Будем пользоваться кабелями.
– Кабелями, – повторила она (как показалось ему, с определенным сомнением) и занесла это слово в список нужного оборудования.
– Какой у него возраст? – спросил Сэм.
– У амфитеатра? Тысячи две лет, если не больше.
– Неужто? Стало быть, именно тут скармливали христиан львам?
– Нет. Я полагаю, что такими делами занимались только в Риме. А здесь только пьесы разыгрывали и все такое.
– Вы живете в этих краях?
– Нет. И мой акцент не здешний. Я из Уэльса.
– А это что за часть Англии?
– Вам повезло, что вас не слышат валлийцы. Это вовсе не часть Англии. Это страна, которая существует сама по себе. – Внезапно она остановилась и улыбнулась. – Вы меня дурачите, верно? Разыгрываете эдакого дурачка-янки?
Он широко осклабился.
– Виноват. Просто хотел проломить ледяную стенку. Так что зовите меня просто Сэмом, а не мистером Бейкером, ладно? Иначе я надену шорты в шахматную клетку и буду во всю силу легких требовать сводить меня в «Макдональдс».
Зита расхохоталась, и этот смех, впервые за все время их знакомства, звучал дружелюбно.
– О'кей. О'кей, Сэм.
– О'кей, Зита. Ну а раз мы это дело обговорили, что вы скажете на мое предложение оплатить ленч на двоих?
– Прекрасно. Поддерживаю.
– А чем тут можно подкормиться?
– Рыбой и чипсами.
– Съедобно?
– Еще бы!
– Столик надо заказывать заранее?
– Думаю, сегодня будет о'кей и без этого.
– Эй, смотрите, похоже, кавалерия уже прибыла.
На дороге, ведущей к амфитеатру, появился большой автобус. Он свернул на парковочную площадку и присоединился к полудюжине стоявших там автомобилей. По другую сторону стоянки находилось деревянное здание Гостевого центра с лавочками, где продавались открытки, путеводители и копии бронзовых бюстов римских императоров. Неподалеку от него стоял фургончик продавца мороженого, где шла оживленная торговля прохладительными напитками и толпились около трех десятков жаждущих туристов. Сэм прикрыл глаза ладонью от яркого солнечного света.
– Судя по шортам и шляпам, похоже, эта часть Йоркшира оттяпывает у нас приличную толику долларов. Давайте-ка глянем как следует на амфитеатр, а потом факсом передадим свои заявки вашему боссу.
На почти безоблачном голубом небе повисла одинокая темная тучка. Продавец мороженого высунулся из фургончика и сказал только одно слово:
– Грозовая!
Ему, конечно, не раз приходилось слышать о йоркширском пудинге. Он даже ел его, обычно с ростбифом, реже с сиропом и свежими сливками, выдавленными, подобно аэрозолю, из флакончика. (Кто сказал, что к двадцати шести годам у холостяков не складываются извращенные вкусы по отношению к еде?) Однако Сэм даже не предполагал о существовании на свете страны под названием Йоркшир. А она, как сказала ему местный агент по общественным связям, является самым большим графством Англии. С населением около сорока миллионов жителей, причем число акров в его площади превосходит число слов в Библии. А сейчас Сэм стоял в середине большого зеленого пастбища, которое постепенно спускалось к руслу красивой и широкой реки.
В центре этого пастбища лежал древний, еще римский, амфитеатр, вырубленный прямо в коренных породах, без сомнения, руками рабов, стонавших под бичами. И он – Сэм Бейкер – получил задание обеспечить телепередачу в живом эфире летнего концерта рок-группы, который с помощью спутника должен ретранслироваться по всей территории Соединенных Штатов.
Все это он проделывал не раз со спортивных стадионов. Нередко приходилось делать и фильмы о спортивных событиях. Проблемой в данном случае было то, что в отличие от стадионов, которые были спланированы и построены специально с учетом интересов телеоператоров и спортивных комментаторов, где были установлены микрофоны, уже включенные в сеть, а также всевозможная техника, ориентированная на спутниковые «тарелки», здесь, в этих зеленых йоркширских полях, омываемых широкой, сверкающей на солнце рекой, на которой покачивались лодки и плавали утки, не было ничего, кроме того, что он видел: дерн, камень, вода. Даже простой электрической розетки не наблюдалось.
У Сэма было только семь дней, чтобы доставить сюда все необходимое. Разумеется, местная телевизионная компания обеспечивала технику для ведения передачи: генераторы, камеры, пульты управления звуком, трейлеры и все прочее, но ему предстояла отнюдь не маленькая работа – проверить, правильно ли установлена вся эта техника и знают ли операторы свое дело. Короче, он должен был обеспечить себе возможность сидеть в кресле режиссера в телефургоне, который на языке телевизионщиков называется «Сканером», и когда зажжется красный сигнал, спокойно указывать своему помощнику, находящемуся у пульта рядом с ним: «Начинаем! Сначала первую камеру, теперь вторую, крупный план», – и так далее, в течение всех трех часов, пока они будут в эфире.
Сэм повернулся к своей временной помощнице, которая прилежно аннотировала план, набросанный Сэмом в это утро. Она была немножко моложе Сэма, имела длинные золотисто-каштановые волосы, которые заплетала в косу, толщиной и прочностью напоминавшую корабельную цепь. Когда она быстро поворачивала голову (что случалось нередко, так как девица просто искрилась энергией), коса свистела в воздухе, как бич. Глаза были темно-карие, похожие на парочку вполне созревших лесных орехов. Отзывалась она на имя Зита и была фантастически компетентна. Ее тигровые леггинсы и как бы чуть неприлично высунутый кончик язычка дополняли общее впечатление еле сдерживаемой энергии. У Сэма не было никаких сомнений, что, если ее разозлить, она тут же превратится в бешеную дикую кошку.
Сэм очень старался поддерживать свой режиссерский имидж на должной высоте.
– Думаю, мы это сделаем! – крикнул он Зите издалека. – Уклон местности мал, к реке она спускается постепенно. Почва твердая. Погода стоит отличная.
– На нее я не стала бы полагаться. – Зита засунула карандаш в свои густые волосы, используя их как пенал. – Погода здесь непредсказуема. Сегодня вечером может полить проливной дождь, и тогда почва превратится в болото. Трейлеры отдела обеспечения завязнут по самые оси.
– Тогда обзвоним местных фермеров. Пусть будут на подхвате со своими тракторами на случай, если нам придется вытягивать машины из грязи.
– Они потребуют платы. И, возможно, в виде виски, а не монет.
– Это такой милый местный обычай?
– Нет. Стремление избежать уплаты налогов – чистенькое и простенькое.
– Не беспокойтесь. – Сэм ослепительно улыбнулся. – Я прибыл из Соединенных Штатов с копией бюджета в кармане. Там есть весьма жирненькая статья насчет расходов по обеспечению. А нельзя ли нам поглядеть на амфитеатр?
И они рука об руку отправились дальше, продолжая вести деловой разговор.
– Амфитеатр охраняется законом как археологический памятник, национальное достояние, – объясняла Зита. – Мы ничего тут менять не можем, не имеем права вносить в него тяжелое оборудование, нельзя делать ни платформ, ни подмостков, даже колышка для навеса и то не вобьешь.
– Но нам все же придется протянуть через него кабели, – сказал Сэм. – Иначе придется установить позади сцены трейлеры с генераторами и спутниковую тарелку. Но это может испортить вид на реку.
– Мы будем использовать радиосвязь?
– Невозможно. Гроза милях в тридцати отсюда превратит экраны заатлантических зрителей в сцену снежной пурги. Будем пользоваться кабелями.
– Кабелями, – повторила она (как показалось ему, с определенным сомнением) и занесла это слово в список нужного оборудования.
– Какой у него возраст? – спросил Сэм.
– У амфитеатра? Тысячи две лет, если не больше.
– Неужто? Стало быть, именно тут скармливали христиан львам?
– Нет. Я полагаю, что такими делами занимались только в Риме. А здесь только пьесы разыгрывали и все такое.
– Вы живете в этих краях?
– Нет. И мой акцент не здешний. Я из Уэльса.
– А это что за часть Англии?
– Вам повезло, что вас не слышат валлийцы. Это вовсе не часть Англии. Это страна, которая существует сама по себе. – Внезапно она остановилась и улыбнулась. – Вы меня дурачите, верно? Разыгрываете эдакого дурачка-янки?
Он широко осклабился.
– Виноват. Просто хотел проломить ледяную стенку. Так что зовите меня просто Сэмом, а не мистером Бейкером, ладно? Иначе я надену шорты в шахматную клетку и буду во всю силу легких требовать сводить меня в «Макдональдс».
Зита расхохоталась, и этот смех, впервые за все время их знакомства, звучал дружелюбно.
– О'кей. О'кей, Сэм.
– О'кей, Зита. Ну а раз мы это дело обговорили, что вы скажете на мое предложение оплатить ленч на двоих?
– Прекрасно. Поддерживаю.
– А чем тут можно подкормиться?
– Рыбой и чипсами.
– Съедобно?
– Еще бы!
– Столик надо заказывать заранее?
– Думаю, сегодня будет о'кей и без этого.
– Эй, смотрите, похоже, кавалерия уже прибыла.
На дороге, ведущей к амфитеатру, появился большой автобус. Он свернул на парковочную площадку и присоединился к полудюжине стоявших там автомобилей. По другую сторону стоянки находилось деревянное здание Гостевого центра с лавочками, где продавались открытки, путеводители и копии бронзовых бюстов римских императоров. Неподалеку от него стоял фургончик продавца мороженого, где шла оживленная торговля прохладительными напитками и толпились около трех десятков жаждущих туристов. Сэм прикрыл глаза ладонью от яркого солнечного света.
– Судя по шортам и шляпам, похоже, эта часть Йоркшира оттяпывает у нас приличную толику долларов. Давайте-ка глянем как следует на амфитеатр, а потом факсом передадим свои заявки вашему боссу.
На почти безоблачном голубом небе повисла одинокая темная тучка. Продавец мороженого высунулся из фургончика и сказал только одно слово:
– Грозовая!
2
Чтобы дойти от парковочной площадки до амфитеатра, потребовалось три минуты. Он был расположен на небольшом холмике, что позволило Сэму заглянуть в него сверху вниз. Снизу на них с вызовом глянуло само древнее прошлое.
Амфитеатр был вырублен в склоне, спускавшемся к реке, протекавшей примерно в двухстах ярдах. Сам амфитеатр, как Сэм узнал еще раньше, был вырублен в коренных породах, имел добрых пятьдесят ярдов в диаметре и около двадцати в глубину и обладал слегка вогнутыми стенами. Сэм заметил, что в отличие от большинства других амфитеатров, фотографии которых ему доводилось видеть, у этого стены были гладкие, а места для зрителей, спускавшиеся уступами к центральной арене, сделаны из дерева, а не из того же камня. Он догадался, что деревянные сиденья – более позднее добавление. Скамьи времен римлян давно уже сгнили и превратились в прах, унесенный холодными ветрами Темных Веков.
Задняя часть амфитеатра была как бы срезана в далеком туманном прошлом так, что зрители, сидевшие на дешевых местах, могли видеть актеров на сцене (или христиан, изрубленных в фарш, мелькнула у Сэма пикантная мысль) на фоне реки, игравшей роль задника.
– Хотите? – предложила ему Зита, протягивая сигарету, наполовину высунувшуюся из пачки. Сэм заметил, что ее ногти окрашены ярко-красным лаком. Цвет опасности, подумал он, внутренне улыбаясь.
– Нет, спасибо. В последний раз, когда я закурил, в меня ударила молния.
Она рассмеялась и поднесла руку ко рту. Одновременно со смолкшим смехом она бросила на Сэма внимательный взгляд:
– Боже мой! Вы, кажется, говорите серьезно, да?
Он кивнул.
– Прекрасное средство для борьбы с курением. С тех пор ни разу не притрагивался к сигаретам.
– Вам тогда сильно досталось? – Она глядела на него широко открытыми глазами, всматриваясь так, будто хотела обнаружить шрамы, подобные шрамам «Призрака театра Опера», скрытыми под слоем макияжа.
Сэм усмехнулся.
– Нет. Но повторять этот опыт мне не хотелось. – Он заметил, как Зита мгновенно опустила пачку в свою сумочку, будто невзначай показала пакетик презервативов монахине. – Нет-нет, курите, если вам хочется. Это было давно. Так что я вряд ли завоплю и пущусь в бега. Да я и не считаю, что это событие ввело меня в ряды элиты. Свыше тысячи американцев ежегодно бывают поражены молнией. И восемьсот из них выживают. А теперь... – Он сложил руки на груди и обвел амфитеатр внимательным взглядом. – Первую камеру я хочу расположить на самом верху амфитеатра. Тогда у нас будет отличный обзор сцены – самого центра сооружения. Это даст нам главный план, к которому мы будем все время возвращаться, особенно в перерывах между выступлениями. Вторую камеру поставим внизу на уровне сцены, прямо под нами. Я заметил церковь вон в той стороне в пяти минутах ходьбы. Мне хочется поместить камеру с телеобъективом на самой колокольне. Это даст нам чудесный обзор с высоты птичьего полета для показа прибывающих толп зрителей, а также для широкоугольного захвата самого амфитеатра, прилегающих полей и пастбищ. О, а вон там – чуть ниже по реке – у причала стоят лодки. Видите – вон те, что слева. Пусть остаются, они в кадр не войдут, но нам не нужны никакие пришвартованные суда сразу за сценой. Когда Эрик Клэптон будет стоять вон там и наяривать свои ритмы из «Лайлы», лопуху-зрителю понадобится задник, по которому будет печально струиться река, уходя в необозримую даль. – Сэм усмехнулся. – А если бы нам удалось показать еще косяк гусей, величественно устремляющихся в закат, это был бы просто смак.
– Не думаю, что даже ваш бюджет способен выдержать дрессированных гусей!
Сэм переключил внимание на дно чаши амфитеатра.
– Видите тот каменный блок в задней части сцены? Он похож на алтарь или что-то в этом духе.
– Вижу.
– Полагаю, нет ни малейшей надежды убрать его со сцены?
– Правильно думаете. Он вырублен прямо из коренных пород.
– Что ж, придется это учесть и как-то его использовать. Может, мы даже сделаем его частью шоу.
– Я попрошу отдел искусства подумать об этом.
– Знаете, в былые годы Джимми Хендрикс или Сид Вишас с радостью ломали бы о такую штуковину свои гитары. У нас такие кадры с руками оторвал бы журнал «Роллинг Стоун».
– Забудьте эти мечты. Парни из Министерства охраны окружающей среды тут же швырнули бы вас в кутузку за нанесение ущерба памятнику античности. Хм-м... минуточку...
– В чем дело?
– Похоже, шоу вот-вот начнется.
– Какое еще шоу?
– Местное бюро по туризму устраивает тут нечто вроде представления для приезжих. Хотите пройдемся вниз по реке?
Сэм поглядел на людей, толпящихся на деревянных ступенях и занимающих места на скамьях вдоль вогнутых стен амфитеатра.
– Нет, надо немного поглядеть на это дело. Возможно, мы даже пришлем сюда бригаду отснять часть этого шоу, чтобы затем включить отрывки в качестве вступления.
– Думаете, зрителям будет интересно?
– Не особенно, но зато это даст им время сбегать в сортир или поджарить в микроволновке поп-корн до того, как начнется сам концерт. Давайте-ка займем места. Каково бы ни было представление, но оно уже начинается.
Амфитеатр был вырублен в склоне, спускавшемся к реке, протекавшей примерно в двухстах ярдах. Сам амфитеатр, как Сэм узнал еще раньше, был вырублен в коренных породах, имел добрых пятьдесят ярдов в диаметре и около двадцати в глубину и обладал слегка вогнутыми стенами. Сэм заметил, что в отличие от большинства других амфитеатров, фотографии которых ему доводилось видеть, у этого стены были гладкие, а места для зрителей, спускавшиеся уступами к центральной арене, сделаны из дерева, а не из того же камня. Он догадался, что деревянные сиденья – более позднее добавление. Скамьи времен римлян давно уже сгнили и превратились в прах, унесенный холодными ветрами Темных Веков.
Задняя часть амфитеатра была как бы срезана в далеком туманном прошлом так, что зрители, сидевшие на дешевых местах, могли видеть актеров на сцене (или христиан, изрубленных в фарш, мелькнула у Сэма пикантная мысль) на фоне реки, игравшей роль задника.
– Хотите? – предложила ему Зита, протягивая сигарету, наполовину высунувшуюся из пачки. Сэм заметил, что ее ногти окрашены ярко-красным лаком. Цвет опасности, подумал он, внутренне улыбаясь.
– Нет, спасибо. В последний раз, когда я закурил, в меня ударила молния.
Она рассмеялась и поднесла руку ко рту. Одновременно со смолкшим смехом она бросила на Сэма внимательный взгляд:
– Боже мой! Вы, кажется, говорите серьезно, да?
Он кивнул.
– Прекрасное средство для борьбы с курением. С тех пор ни разу не притрагивался к сигаретам.
– Вам тогда сильно досталось? – Она глядела на него широко открытыми глазами, всматриваясь так, будто хотела обнаружить шрамы, подобные шрамам «Призрака театра Опера», скрытыми под слоем макияжа.
Сэм усмехнулся.
– Нет. Но повторять этот опыт мне не хотелось. – Он заметил, как Зита мгновенно опустила пачку в свою сумочку, будто невзначай показала пакетик презервативов монахине. – Нет-нет, курите, если вам хочется. Это было давно. Так что я вряд ли завоплю и пущусь в бега. Да я и не считаю, что это событие ввело меня в ряды элиты. Свыше тысячи американцев ежегодно бывают поражены молнией. И восемьсот из них выживают. А теперь... – Он сложил руки на груди и обвел амфитеатр внимательным взглядом. – Первую камеру я хочу расположить на самом верху амфитеатра. Тогда у нас будет отличный обзор сцены – самого центра сооружения. Это даст нам главный план, к которому мы будем все время возвращаться, особенно в перерывах между выступлениями. Вторую камеру поставим внизу на уровне сцены, прямо под нами. Я заметил церковь вон в той стороне в пяти минутах ходьбы. Мне хочется поместить камеру с телеобъективом на самой колокольне. Это даст нам чудесный обзор с высоты птичьего полета для показа прибывающих толп зрителей, а также для широкоугольного захвата самого амфитеатра, прилегающих полей и пастбищ. О, а вон там – чуть ниже по реке – у причала стоят лодки. Видите – вон те, что слева. Пусть остаются, они в кадр не войдут, но нам не нужны никакие пришвартованные суда сразу за сценой. Когда Эрик Клэптон будет стоять вон там и наяривать свои ритмы из «Лайлы», лопуху-зрителю понадобится задник, по которому будет печально струиться река, уходя в необозримую даль. – Сэм усмехнулся. – А если бы нам удалось показать еще косяк гусей, величественно устремляющихся в закат, это был бы просто смак.
– Не думаю, что даже ваш бюджет способен выдержать дрессированных гусей!
Сэм переключил внимание на дно чаши амфитеатра.
– Видите тот каменный блок в задней части сцены? Он похож на алтарь или что-то в этом духе.
– Вижу.
– Полагаю, нет ни малейшей надежды убрать его со сцены?
– Правильно думаете. Он вырублен прямо из коренных пород.
– Что ж, придется это учесть и как-то его использовать. Может, мы даже сделаем его частью шоу.
– Я попрошу отдел искусства подумать об этом.
– Знаете, в былые годы Джимми Хендрикс или Сид Вишас с радостью ломали бы о такую штуковину свои гитары. У нас такие кадры с руками оторвал бы журнал «Роллинг Стоун».
– Забудьте эти мечты. Парни из Министерства охраны окружающей среды тут же швырнули бы вас в кутузку за нанесение ущерба памятнику античности. Хм-м... минуточку...
– В чем дело?
– Похоже, шоу вот-вот начнется.
– Какое еще шоу?
– Местное бюро по туризму устраивает тут нечто вроде представления для приезжих. Хотите пройдемся вниз по реке?
Сэм поглядел на людей, толпящихся на деревянных ступенях и занимающих места на скамьях вдоль вогнутых стен амфитеатра.
– Нет, надо немного поглядеть на это дело. Возможно, мы даже пришлем сюда бригаду отснять часть этого шоу, чтобы затем включить отрывки в качестве вступления.
– Думаете, зрителям будет интересно?
– Не особенно, но зато это даст им время сбегать в сортир или поджарить в микроволновке поп-корн до того, как начнется сам концерт. Давайте-ка займем места. Каково бы ни было представление, но оно уже начинается.
Глава 5
1
– Мятную? – спросил Сэм, протягивая Зите упаковку жвачки, когда они устроились на своих местах и стали ждать начала представления на арене амфитеатра.
Она отрицательно качнула головой. Тяжелая коса со свистом перелетела с одного плеча на другое.
– Нет, я уж буду держаться своего никотина. Вы уверены, что мой дым не будет вас тревожить?
– Конечно, не будет. О черт, это, должно быть, меня! – воскликнул Сэм, когда зачирикал его сотовый телефон. Он вытащил из кармана свой черную «мотороллу» и нажал клавишу. – Алло?.. О, привет, Джо! Отлично. Ага, я как раз на том месте. Ага, Англия очень славное местечко. Они принимают меня будто блудного сына. Как там Банги? Не может быть... Слушай, ты поддержишь меня, если будет небольшой перерасход?..
Сэм расценил звонок как типичное для телевизионных компаний излишнее беспокойство. Он представил себе совещание в кабинете Верхней леди (такова была кличка главного менеджера). Начинается оно обычно спокойно и даже относительно разумно, но можно побиться об заклад, что там найдется кто-нибудь (обычно этот кто-то обладает большими амбициями и целится на твое место), кто жаждет тебя укокошить. Такие люди обычно не втыкают тебе сразу кинжал между лопаток, рыча при этом «надеюсь, ты подохнешь в канаве и крысы объедят твою черепушку начисто». Но общий настрой примерно такой же. Сначала они задают вполне рациональные вопросы насчет возможного плохого прогноза погоды на время ночного показа, потом переходят к тому, что ходят слухи, будто техники ТВ готовятся к забастовке, требуя повышения зарплаты. Далее сообщают, что Стинг или Эрик Клэптон жалуются на боль в горле – ходят такие слухи. Заканчивается же все это спекулятивными рассуждениями о солнечной активности, о возможных вспышках на Солнце, которые могут нарушить связь со спутниками. Некоторая часть этих тонких намеков (а преподносятся они с невинным взглядом широко открытых глаз, но с целью подорвать доверие начальства к главной жертве) срабатывает просто волшебно. У руководства студии возникает зуд, точно у пса, усыпанного блохами, который с визгом ловит собственный хвост, и оно немедленно взрывается, пока кто-нибудь не успокоит его.
Поэтому, пока Зита, сидя рядом с ним, покрывала свой блокнот какими-то заметками, а ее длинные и ух-какие-опасные ногти цепко держали сигарету, Сэм, поудобнее усевшись на скамье, стал спокойно докладывать Джо Кейну, сидевшему в офисе в Нью-Йорке на Пятой авеню, в трех тысячах миль от него, что все идет отлично, что все под контролем, беспокоиться не о чем, что небо безоблачно и солнце светит ярко (чистая ложь, должен признать Сэм, ибо несколько облаков в данный момент уже плыли подобно строю темных боевых кораблей куда-то за горизонт), что британский технический персонал в восторге от своей зарплаты, даже больше чем в восторге, он прямо очарован ею. Словом, Сэм задействовал все свои таланты, которые заслуженно сделали его самым молодым режиссером программ на данной студии. Это было куда труднее, нежели сидеть у пульта управления и командовать: «Первой камере крупным планом дать судью, второй – издалека показать капитана команды, а потом дать панорамно лица публики». На это способна и обезьяна, ежели ее научить. Быть режиссером программы – это значит уметь руководить окружающими тебя людьми, делать их довольными, заставлять работать за тебя, а не против. И превыше всего – делать довольными продюсеров.
Разговаривая, Сэм вытянул ноги и наслаждался солнечными лучами, падавшими на кожу. До его носа доносился аромат духов Зиты, и он с удовольствием наблюдал, как она сидит, сжав колени, и, положив на них блокнот, одновременно старается удержать его от падения и не потерять нить мысли. Ее тело под тигровыми леггинсами и обтягивающей блузкой выглядело весьма мускулистым. И хотя большая часть внимания Сэма доставалась разговору с Джо (на Зиту тоже ушло немало), он все же заметил, что амфитеатр постепенно заполняется народом. Преимущественно это были, по-видимому, туристы, прибывшие на автобусе из отелей Йорка. Все они были увешаны фото– и кинокамерами, плеерами, сумками через плечо, все шуршали картами и путеводителями, все рассматривали бюстики Клавдиев или Зевсов, купленных тут же в лавочке сувениров. По какой-то причине среди них были Лорел и Харди, Дракула и Кинг-Конг, усевшиеся справа от Сэма. Он догадался, что это какие-нибудь студенты, но их карнавальные костюмы немного смущали его. Он все же питал надежду, что они не станут разыгрывать тут какую-нибудь тупую и скучную пантомиму. Его представление о приятном времяпрепровождении никак не включало лицезрения подражателей Марселя Марсо, которые будут изображать борьбу со встречным ветром или путешествие ощупью вдоль воображаемой стены в поисках невидимой дверной ручки. Даже от одной мысли об этом у него начинали бегать мурашки по спине.
А на арене, прямо возле каменного столба, появился мужчина лет пятидесяти, одетый в белую рубашку, черные брюки и расшитый золотом жилет. Мужчина стоял, направив палец на публику. Сэм понял, что тот пересчитывает присутствующих. Возможно, ему платили и головы. Как говорят англичане – "по бобу[2]с рыла".
Через минуту Сэм закончил разговор, довольный тем, что сейчас в нью-йоркском офисе Джо Кейн тоже кладет трубку, удовлетворенный заявлением Сэма, что все нормально. Вскоре он затушит сигару и отправится к Верхней леди сообщить, что все идет гладко, и непонятно, почему они так разволновались и расстроились – один Господь знает.
Сэм нажал клавишу отбоя. Он заметил, что Зита, продолжав держать блокнот на коленях, тоже прижимает свой аппарат к уху. Он тихонько шепнул ей:
– Думаю, тот мужик в забавном жилете собирается начать беседу. Лучше выключить ваш мобильный.
– Вы, как всегда, правы, сэр. Мужик говорит уже почти минуту, к вашему сведению. Поэтому, если у вас есть сотовые телефоны, леди и джентльмены, то я был бы вам весьма благодарен, если бы вы их отключили до конца нашего представления.
Удивленный Сэм даже подскочил. Парень в жилете улыбался именно ему с самого дна амфитеатра, но при этом говорил голосом, почти не поднимающимся над уровнем шепота.
– Римляне кое-что понимали в акустике, сэр. В этом амфитеатре любой звук, даже шепот, доносится до самого дальнего ряда.
Как только мужчина заговорил, все присутствующие смолкли, хотя двое или трое из них продолжали фотографировать и снимать кинокамерами, причем треск затворов и стрекот моторов слышался до абсурда громко.
Человек в расшитом золотом жилете приятно улыбнулся и поднес к уху ладонь, сложенную чашечкой.
– Вы слышите? Каждый звук резко усиливается самой формой этого амфитеатра. В конце концов, если подумать хорошенько, то вы придете к пониманию, что мы сейчас находимся как бы в огромном мегафоне. – Он приосанился и одарил аудиторию радостной улыбкой. – Что ж, видя, как вы внимаете моим словам, я с открытой душой могу приступить к делу. Добрый день. Приветствую вас в Кастертоновском римском амфитеатре, который местные жители именуют Уотчет Хоул[3]по причинам, которых объяснить никто не берется. Мое имя Джером Кэмпбелл, но все зовут меня просто Джад. А теперь... – Он вплотную подошел к алтарю, а затем вытащил что-то из воротника своей рубашки. Сэм так и не разобрал, что это было. – Во время своих публичных выступлений или лекций я обычно обращаюсь к аудитории с вопросом, задаваемым на пределе моих голосовых связок: «А в задних рядах меня слышно?» На что слышу приглушенный хор голосов: «Да-а-а» Здесь я предложу нечто совсем другое. Услышите ли вы вот это?
И он уронил что-то (Сэм опять не увидел, что именно) на пол. Секундой позже Сэм услышал тихий звон.
– Это, леди и джентльмены, – продолжал лектор, – упала булавка. Не каждый день удается услышать такое. И это показывает вам, как громко раздается здесь самый тихий звук, например, стук упавшей булавки, причем он не только слышен, он еще усилен в несколько раз. Итак, вы его расслышали?
Со стороны зрительских скамей раздался гул многих голосов. Опыт произвел на присутствующих большое впечатление. Снова раздались невероятно громкие щелчки затворов фотоаппаратов и стрекотание моторов кинокамер. Лектор снова бросил булавку на пол. И опять Сэм услышал отчетливый звон, когда крошечный кусочек стали ударился о каменный пол амфитеатра. Сэм послал Зите улыбку. Мужик явно заигрывал с аудиторией, но Сэму это нравилось. Обязательно надо прислать сюда кинооператора, чтоб заснял этот кусок, который они потом вставят в программу. Да, акустика тут дай боже!
Она отрицательно качнула головой. Тяжелая коса со свистом перелетела с одного плеча на другое.
– Нет, я уж буду держаться своего никотина. Вы уверены, что мой дым не будет вас тревожить?
– Конечно, не будет. О черт, это, должно быть, меня! – воскликнул Сэм, когда зачирикал его сотовый телефон. Он вытащил из кармана свой черную «мотороллу» и нажал клавишу. – Алло?.. О, привет, Джо! Отлично. Ага, я как раз на том месте. Ага, Англия очень славное местечко. Они принимают меня будто блудного сына. Как там Банги? Не может быть... Слушай, ты поддержишь меня, если будет небольшой перерасход?..
Сэм расценил звонок как типичное для телевизионных компаний излишнее беспокойство. Он представил себе совещание в кабинете Верхней леди (такова была кличка главного менеджера). Начинается оно обычно спокойно и даже относительно разумно, но можно побиться об заклад, что там найдется кто-нибудь (обычно этот кто-то обладает большими амбициями и целится на твое место), кто жаждет тебя укокошить. Такие люди обычно не втыкают тебе сразу кинжал между лопаток, рыча при этом «надеюсь, ты подохнешь в канаве и крысы объедят твою черепушку начисто». Но общий настрой примерно такой же. Сначала они задают вполне рациональные вопросы насчет возможного плохого прогноза погоды на время ночного показа, потом переходят к тому, что ходят слухи, будто техники ТВ готовятся к забастовке, требуя повышения зарплаты. Далее сообщают, что Стинг или Эрик Клэптон жалуются на боль в горле – ходят такие слухи. Заканчивается же все это спекулятивными рассуждениями о солнечной активности, о возможных вспышках на Солнце, которые могут нарушить связь со спутниками. Некоторая часть этих тонких намеков (а преподносятся они с невинным взглядом широко открытых глаз, но с целью подорвать доверие начальства к главной жертве) срабатывает просто волшебно. У руководства студии возникает зуд, точно у пса, усыпанного блохами, который с визгом ловит собственный хвост, и оно немедленно взрывается, пока кто-нибудь не успокоит его.
Поэтому, пока Зита, сидя рядом с ним, покрывала свой блокнот какими-то заметками, а ее длинные и ух-какие-опасные ногти цепко держали сигарету, Сэм, поудобнее усевшись на скамье, стал спокойно докладывать Джо Кейну, сидевшему в офисе в Нью-Йорке на Пятой авеню, в трех тысячах миль от него, что все идет отлично, что все под контролем, беспокоиться не о чем, что небо безоблачно и солнце светит ярко (чистая ложь, должен признать Сэм, ибо несколько облаков в данный момент уже плыли подобно строю темных боевых кораблей куда-то за горизонт), что британский технический персонал в восторге от своей зарплаты, даже больше чем в восторге, он прямо очарован ею. Словом, Сэм задействовал все свои таланты, которые заслуженно сделали его самым молодым режиссером программ на данной студии. Это было куда труднее, нежели сидеть у пульта управления и командовать: «Первой камере крупным планом дать судью, второй – издалека показать капитана команды, а потом дать панорамно лица публики». На это способна и обезьяна, ежели ее научить. Быть режиссером программы – это значит уметь руководить окружающими тебя людьми, делать их довольными, заставлять работать за тебя, а не против. И превыше всего – делать довольными продюсеров.
Разговаривая, Сэм вытянул ноги и наслаждался солнечными лучами, падавшими на кожу. До его носа доносился аромат духов Зиты, и он с удовольствием наблюдал, как она сидит, сжав колени, и, положив на них блокнот, одновременно старается удержать его от падения и не потерять нить мысли. Ее тело под тигровыми леггинсами и обтягивающей блузкой выглядело весьма мускулистым. И хотя большая часть внимания Сэма доставалась разговору с Джо (на Зиту тоже ушло немало), он все же заметил, что амфитеатр постепенно заполняется народом. Преимущественно это были, по-видимому, туристы, прибывшие на автобусе из отелей Йорка. Все они были увешаны фото– и кинокамерами, плеерами, сумками через плечо, все шуршали картами и путеводителями, все рассматривали бюстики Клавдиев или Зевсов, купленных тут же в лавочке сувениров. По какой-то причине среди них были Лорел и Харди, Дракула и Кинг-Конг, усевшиеся справа от Сэма. Он догадался, что это какие-нибудь студенты, но их карнавальные костюмы немного смущали его. Он все же питал надежду, что они не станут разыгрывать тут какую-нибудь тупую и скучную пантомиму. Его представление о приятном времяпрепровождении никак не включало лицезрения подражателей Марселя Марсо, которые будут изображать борьбу со встречным ветром или путешествие ощупью вдоль воображаемой стены в поисках невидимой дверной ручки. Даже от одной мысли об этом у него начинали бегать мурашки по спине.
А на арене, прямо возле каменного столба, появился мужчина лет пятидесяти, одетый в белую рубашку, черные брюки и расшитый золотом жилет. Мужчина стоял, направив палец на публику. Сэм понял, что тот пересчитывает присутствующих. Возможно, ему платили и головы. Как говорят англичане – "по бобу[2]с рыла".
Через минуту Сэм закончил разговор, довольный тем, что сейчас в нью-йоркском офисе Джо Кейн тоже кладет трубку, удовлетворенный заявлением Сэма, что все нормально. Вскоре он затушит сигару и отправится к Верхней леди сообщить, что все идет гладко, и непонятно, почему они так разволновались и расстроились – один Господь знает.
Сэм нажал клавишу отбоя. Он заметил, что Зита, продолжав держать блокнот на коленях, тоже прижимает свой аппарат к уху. Он тихонько шепнул ей:
– Думаю, тот мужик в забавном жилете собирается начать беседу. Лучше выключить ваш мобильный.
– Вы, как всегда, правы, сэр. Мужик говорит уже почти минуту, к вашему сведению. Поэтому, если у вас есть сотовые телефоны, леди и джентльмены, то я был бы вам весьма благодарен, если бы вы их отключили до конца нашего представления.
Удивленный Сэм даже подскочил. Парень в жилете улыбался именно ему с самого дна амфитеатра, но при этом говорил голосом, почти не поднимающимся над уровнем шепота.
– Римляне кое-что понимали в акустике, сэр. В этом амфитеатре любой звук, даже шепот, доносится до самого дальнего ряда.
Как только мужчина заговорил, все присутствующие смолкли, хотя двое или трое из них продолжали фотографировать и снимать кинокамерами, причем треск затворов и стрекот моторов слышался до абсурда громко.
Человек в расшитом золотом жилете приятно улыбнулся и поднес к уху ладонь, сложенную чашечкой.
– Вы слышите? Каждый звук резко усиливается самой формой этого амфитеатра. В конце концов, если подумать хорошенько, то вы придете к пониманию, что мы сейчас находимся как бы в огромном мегафоне. – Он приосанился и одарил аудиторию радостной улыбкой. – Что ж, видя, как вы внимаете моим словам, я с открытой душой могу приступить к делу. Добрый день. Приветствую вас в Кастертоновском римском амфитеатре, который местные жители именуют Уотчет Хоул[3]по причинам, которых объяснить никто не берется. Мое имя Джером Кэмпбелл, но все зовут меня просто Джад. А теперь... – Он вплотную подошел к алтарю, а затем вытащил что-то из воротника своей рубашки. Сэм так и не разобрал, что это было. – Во время своих публичных выступлений или лекций я обычно обращаюсь к аудитории с вопросом, задаваемым на пределе моих голосовых связок: «А в задних рядах меня слышно?» На что слышу приглушенный хор голосов: «Да-а-а» Здесь я предложу нечто совсем другое. Услышите ли вы вот это?
И он уронил что-то (Сэм опять не увидел, что именно) на пол. Секундой позже Сэм услышал тихий звон.
– Это, леди и джентльмены, – продолжал лектор, – упала булавка. Не каждый день удается услышать такое. И это показывает вам, как громко раздается здесь самый тихий звук, например, стук упавшей булавки, причем он не только слышен, он еще усилен в несколько раз. Итак, вы его расслышали?
Со стороны зрительских скамей раздался гул многих голосов. Опыт произвел на присутствующих большое впечатление. Снова раздались невероятно громкие щелчки затворов фотоаппаратов и стрекотание моторов кинокамер. Лектор снова бросил булавку на пол. И опять Сэм услышал отчетливый звон, когда крошечный кусочек стали ударился о каменный пол амфитеатра. Сэм послал Зите улыбку. Мужик явно заигрывал с аудиторией, но Сэму это нравилось. Обязательно надо прислать сюда кинооператора, чтоб заснял этот кусок, который они потом вставят в программу. Да, акустика тут дай боже!