Страница:
Пускай потом гадают, кто он такой. Наверное, решат, что он охотник или отставной солдат-наемник.
Пусть думают, что хотят, вспоминая свою смерть, оправдывая свое поражение.
Пусть…
Глеб усмехнулся, вспомнив, как расправился с тремя упырями. Первому вырвал глаза, свернул шею и сломал позвоночник. Второго насадил на подхваченный с земли кол, пригвоздил к земле. А третьему вывернул руку, сбил с ног, а потом размозжил его уродливую шипящую голову о шершавый серый камень, вросший в землю.
Он мало что понимал тогда, он был как пьяный. Но ведь и силы нашлись, и реакция не подвела — впрочем, после схватки он почувствовал себя опустошенным, выжатым, измочаленным. Едва не упал, привалился к дереву — голова гудела и перед глазами все плыло.
Но теперь он почти в полном порядке.
Теперь у него есть оружие.
И даже союзники…
Ирт с боевым молотом в руках встал справа от него. Рябой здоровяк с мечом и пожилой крестьянин с секирой держались чуть позади. Кажется, они были знакомы. А может, просто договорились прикрывать друг друга.
— Варвар! — выкрикнул имя человек в маске. — Сегодня ты первый!
Со скамьи поднялся мускулистый Двуживущий. Из одежды на нем были одни кожаные штаны. Голый торс пестрел цветными татуировками, длинные волосы были заплетены в тонкие косы, железный обруч охватывал правую щиколотку — амулет, который можно снять лишь отрубив ступню.
— Скольких мы должны победить, чтобы выйти на свободу? — негромко спросил Глеб.
— Всех, — ответил человек в маске.
— Хорошо, — сказал Глеб. — Тебя тоже?
Он не услышал ответа, потому что Варвар, зарычав, ринулся вперед. Песок и опилки полетели из-под его ног, словно из-под колес буксующего автомобиля. Взвизгнул рассеченный клинком воздух.
Ирт невольно отступил на шаг. Попятились рябой здоровяк и пожилой крестьянин.
Глеб не двинулся с места.
Варвар взревел, занося меч для сокрушительного удара, прыгнул на неподвижного, должно быть обмершего от страха Одноживущего. И увидел, как стремительно взвилось копье, устремилось ему навстречу, и уже не отвернуть, не уклониться, не отбить смертельный выпад.
Глеб вдруг вспомнил, как звали молодого гоблина, что когда-то учил его обращаться с копьем, выкрикнул:
— Уот! — короткое имя прозвучало словно боевой клич.
Острый наконечник вонзился в бок здоровяку, пробил кожу и мышцы, разорвал печень.
Глеб отшатнулся, выдернул копье, не позволяя ему застрять в теле врага, длинным скользящим шагом ушел в сторону.
Мертвое тело рухнуло на арену. Потемнели опилки с песком, напитавшись горячей кровью, потемнели и лица Двуживущих.
Глеб застыл, неловко опершись на копье, с притворным изумлением глядя на труп врага.
Пусть думают, что это случайность.
Пусть видят, что Одноживущий и сам испугался своего деяния, удивился своему везению.
— Пиранья! — рявкнул человек в маске, и со скамьи скатился невысокий круглый человечек с длинным кинжалом в каждой руке, в крепких сандалиях, на мысках и пятках которых сверкали отточенные лезвия, с шипастыми браслетами на запястьях. Двигался он быстро, текуче, обманчиво — делал вид, что сейчас бросится вправо, а кидался влево, показывал, что отступит, и наскакивал.
— Посторонитесь, — сказал Глеб своим невольным соратникам. И те послушно расступились, отошли.
Копью нужен простор.
Копье на просторе начинает танцевать.
— Истукан! — прокричал человек в маске смерти. — Бабочка!
Еще два человека сорвались со скамьи.
«Ах вот как, — зло ощерился Глеб. — Дошло наконец, что не на того нарвались. Увидели…»
Три человека наступали, прощупывали его оборону, примерялись к его манере боя, к его вязкому танцу. Они пытались окружить, обойти его, но Глеб не позволял — оттеснял, угрожал, манил и лавировал. Он держал их перед собой, в одной линии. И они, сами того не замечая, подчинялись ему.
Коротышка с двумя кинжалами. Могучий гигант с железной палицей. И длинноногая большеглазая девушка, вооруженная широкой изогнутой саблей-ятаганом, в льняной майке и в кожаных шортах.
Глеб знал, что убьет их всех.
И хотел сделать это одновременно.
Улучив мгновение, он бросил взгляд на Одноживущих. Те совсем растерялись, опустили оружие, прижались спинами к одной из колонн, словно надеялись спрятаться в ряду соломенных чучел. Они во все глаза смотрели на Глеба и трех его противников.
— Рыбак! Чертенок! — выкрикнул человек в маске, и еще две фигуры вышли на арену.
Гладиатор с сетью и трезубцем и чернокожий парнишка с изящной алебардой.
Глеб вновь оскалился. Неужели учитель засомневался в своих учениках? Или просто решил не рисковать понапрасну? Может, деньги еще с них не получил? Мертвецы за учебу не заплатят.
— Почему бы тебе самому не попробовать? — крикнул Глеб, на миг повернувшись к человеку в маске.
Тот никак не отреагировал. Скрестив руки на груди, расставив ноги, он стоял возле наполовину зашторенной ниши, в паре шагов от оружейных стеллажей, и внимательно следил за ходом поединка.
Он видел, что купленный за бесценок раб сражается, словно Двуживущий мастер. И недоумевал, как такое возможно.
— Самурай!
Желтолицый воин поднялся со скамьи, склонил голову, вытащил из ножен меч-катану.
— Бульдог!
Патлатый, заросший боец, больше похожий на оборотня, чем на человека, подхватил с пола небольшой щит и короткий меч-гладиус и, рыча, прыгнул вперед…
Семеро против одного.
Невиданное дело.
Что скажут об Ордене, если эта история выйдет наружу? Если отсюда выйдет этот странный Одноживущий?
Выйдет победителем…
Белая маска чуть качнулась.
Невозможно! Недопустимо!…
Глебу приходилось несладко. Противники все же окружили его и теперь непрерывно атаковали — не все сразу, чтобы не мешать друг другу, а по двое, по трое, но одновременно и с разных сторон.
Копье стегало воздух, кружилось, выписывало замысловатые петли, отражая выпады, удерживая врагов на дистанции. Глеб ни мгновения не стоял на месте, ноги его выделывали причудливые па, корпус раскачивался, скручивался, выпрямлялся пружиной, руки словно плели кокон — невидимый, эластичный и непроницаемый. И метался взгляд, прямой, словно копье, но еще более быстрый и острый.
Глеб уставал.
Но и противники теряли силы.
Первым упал Чертенок. Упал, накрыв собой алебарду, залив ее собственной кровью.
Через миг выронил катану смертельно раненный Самурай, скорчился, держа в охапке свои потроха.
Длинноногая Бабочка запнулась о тело, чуть замешкалась, и Глеб коротким точным ударом лишил ее правого глаза.
Бульдог взвизгнул, словно щенок, когда наконечник копья взрезал ему бедро. И заскулил, глядя, как кровь тугой струей наполняет круглую чашу перевернутого щита, слабеющими пальцами стараясь пережать вспоротую артерию.
Могучий Истукан покачнулся, потеряв опору, — древко копья подсекло ногу, резануло длинными ножами по икре. Он повалился вперед и напоролся грудью на острую сталь наконечника.
А потом Рыбак взмахнул сетью и сам удивился, зацепив-таки руку Глеба; завопил радостно, торопливо ткнул трезубцем пойманного врага.
Промахнулся.
Глеб уклонился, дернулся, спеша высвободиться, стараясь не запутаться еще больше.
Дико взревел почуявший близость победы Пиранья, оскалил подточенные треугольные зубы, бросился на попавшего в сеть опасного противника, плечом отбил неловкий выпад копья, полоснул кинжалами, ткнул врага в живот, в грудь, в шею, отскочил, кривя губы, уверенный, что сейчас противник рухнет на колени, — раны хоть и неглубокие, но болезненные, удары хоть и несильные, но точные.
Кровь проступила на грязной рубахе.
Расползлась вспоротая ткань.
Глеб опять рванулся, чувствуя, как нити крепкой сети срезают кожу. Длинная рубаха лопнула, развалилась окончательно.
Трезубец скользнул по голому плечу, оставив багровую, разом вспухшую полосу.
Двумя смертоносными винтами закрутились кинжалы в руках Пираньи.
Глеб задергался, затрепыхался, начиная понимать, что из сети ему уже не вырваться, догадываясь, что на этот раз он может проиграть. Может погибнуть…
Навсегда.
Навсегда?…
Невероятная догадка парализовала его. Страшное предположение оглушило сильнее любой палицы.
А что, если эти люди не ошиблись? Что, если он действительно Одноживущий?
Глеб зарычал, забился исступленно, бешено, не обращая внимания на боль, на раны, на кровь. Закружился, заметался, сам не заметил, как вырвал сеть из рук Рыбака, налетел на Пиранью, сбил его на землю — и, будто слепец, проскочил мимо. Он не видел, как машет руками человек в маске смерти, не слышал, как выкликает он имена и как поднимаются со скамеек испуганные Двуживущие, крадутся, нерешительно переглядываются…
А потом кто-то крикнул:
— Богоборец!
И Двуживущие попятились, а человек в костяной маске поперхнулся.
— Богоборец! — повторился радостный крик. — Это же он! Он!
Три фигуры отделились от колонны — казалось, ожили соломенные манекены.
— Богоборец! — возликовали три голоса.
Глеб покачнулся, теряя равновесие. Но три человека подхватили его, удержали, подперли с боков, прикрыли собой.
Ирт с боевым молотом, крестьянин с секирой и круглолицый здоровяк с мечом.
— Богоборец с нами!
Ноги Глеба подломились, и он осел на арену, не выпуская из рук копье, но понимая, что уже ничего не сможет сделать, даже если сейчас к его шее поднесут тупой нож и начнут медленно перепиливать горло.
Глеб закрыл глаза, ожидая смерти.
И провалился в черное беспамятство.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Пусть думают, что хотят, вспоминая свою смерть, оправдывая свое поражение.
Пусть…
Глеб усмехнулся, вспомнив, как расправился с тремя упырями. Первому вырвал глаза, свернул шею и сломал позвоночник. Второго насадил на подхваченный с земли кол, пригвоздил к земле. А третьему вывернул руку, сбил с ног, а потом размозжил его уродливую шипящую голову о шершавый серый камень, вросший в землю.
Он мало что понимал тогда, он был как пьяный. Но ведь и силы нашлись, и реакция не подвела — впрочем, после схватки он почувствовал себя опустошенным, выжатым, измочаленным. Едва не упал, привалился к дереву — голова гудела и перед глазами все плыло.
Но теперь он почти в полном порядке.
Теперь у него есть оружие.
И даже союзники…
Ирт с боевым молотом в руках встал справа от него. Рябой здоровяк с мечом и пожилой крестьянин с секирой держались чуть позади. Кажется, они были знакомы. А может, просто договорились прикрывать друг друга.
— Варвар! — выкрикнул имя человек в маске. — Сегодня ты первый!
Со скамьи поднялся мускулистый Двуживущий. Из одежды на нем были одни кожаные штаны. Голый торс пестрел цветными татуировками, длинные волосы были заплетены в тонкие косы, железный обруч охватывал правую щиколотку — амулет, который можно снять лишь отрубив ступню.
— Скольких мы должны победить, чтобы выйти на свободу? — негромко спросил Глеб.
— Всех, — ответил человек в маске.
— Хорошо, — сказал Глеб. — Тебя тоже?
Он не услышал ответа, потому что Варвар, зарычав, ринулся вперед. Песок и опилки полетели из-под его ног, словно из-под колес буксующего автомобиля. Взвизгнул рассеченный клинком воздух.
Ирт невольно отступил на шаг. Попятились рябой здоровяк и пожилой крестьянин.
Глеб не двинулся с места.
Варвар взревел, занося меч для сокрушительного удара, прыгнул на неподвижного, должно быть обмершего от страха Одноживущего. И увидел, как стремительно взвилось копье, устремилось ему навстречу, и уже не отвернуть, не уклониться, не отбить смертельный выпад.
Глеб вдруг вспомнил, как звали молодого гоблина, что когда-то учил его обращаться с копьем, выкрикнул:
— Уот! — короткое имя прозвучало словно боевой клич.
Острый наконечник вонзился в бок здоровяку, пробил кожу и мышцы, разорвал печень.
Глеб отшатнулся, выдернул копье, не позволяя ему застрять в теле врага, длинным скользящим шагом ушел в сторону.
Мертвое тело рухнуло на арену. Потемнели опилки с песком, напитавшись горячей кровью, потемнели и лица Двуживущих.
Глеб застыл, неловко опершись на копье, с притворным изумлением глядя на труп врага.
Пусть думают, что это случайность.
Пусть видят, что Одноживущий и сам испугался своего деяния, удивился своему везению.
— Пиранья! — рявкнул человек в маске, и со скамьи скатился невысокий круглый человечек с длинным кинжалом в каждой руке, в крепких сандалиях, на мысках и пятках которых сверкали отточенные лезвия, с шипастыми браслетами на запястьях. Двигался он быстро, текуче, обманчиво — делал вид, что сейчас бросится вправо, а кидался влево, показывал, что отступит, и наскакивал.
— Посторонитесь, — сказал Глеб своим невольным соратникам. И те послушно расступились, отошли.
Копью нужен простор.
Копье на просторе начинает танцевать.
— Истукан! — прокричал человек в маске смерти. — Бабочка!
Еще два человека сорвались со скамьи.
«Ах вот как, — зло ощерился Глеб. — Дошло наконец, что не на того нарвались. Увидели…»
Три человека наступали, прощупывали его оборону, примерялись к его манере боя, к его вязкому танцу. Они пытались окружить, обойти его, но Глеб не позволял — оттеснял, угрожал, манил и лавировал. Он держал их перед собой, в одной линии. И они, сами того не замечая, подчинялись ему.
Коротышка с двумя кинжалами. Могучий гигант с железной палицей. И длинноногая большеглазая девушка, вооруженная широкой изогнутой саблей-ятаганом, в льняной майке и в кожаных шортах.
Глеб знал, что убьет их всех.
И хотел сделать это одновременно.
Улучив мгновение, он бросил взгляд на Одноживущих. Те совсем растерялись, опустили оружие, прижались спинами к одной из колонн, словно надеялись спрятаться в ряду соломенных чучел. Они во все глаза смотрели на Глеба и трех его противников.
— Рыбак! Чертенок! — выкрикнул человек в маске, и еще две фигуры вышли на арену.
Гладиатор с сетью и трезубцем и чернокожий парнишка с изящной алебардой.
Глеб вновь оскалился. Неужели учитель засомневался в своих учениках? Или просто решил не рисковать понапрасну? Может, деньги еще с них не получил? Мертвецы за учебу не заплатят.
— Почему бы тебе самому не попробовать? — крикнул Глеб, на миг повернувшись к человеку в маске.
Тот никак не отреагировал. Скрестив руки на груди, расставив ноги, он стоял возле наполовину зашторенной ниши, в паре шагов от оружейных стеллажей, и внимательно следил за ходом поединка.
Он видел, что купленный за бесценок раб сражается, словно Двуживущий мастер. И недоумевал, как такое возможно.
— Самурай!
Желтолицый воин поднялся со скамьи, склонил голову, вытащил из ножен меч-катану.
— Бульдог!
Патлатый, заросший боец, больше похожий на оборотня, чем на человека, подхватил с пола небольшой щит и короткий меч-гладиус и, рыча, прыгнул вперед…
Семеро против одного.
Невиданное дело.
Что скажут об Ордене, если эта история выйдет наружу? Если отсюда выйдет этот странный Одноживущий?
Выйдет победителем…
Белая маска чуть качнулась.
Невозможно! Недопустимо!…
Глебу приходилось несладко. Противники все же окружили его и теперь непрерывно атаковали — не все сразу, чтобы не мешать друг другу, а по двое, по трое, но одновременно и с разных сторон.
Копье стегало воздух, кружилось, выписывало замысловатые петли, отражая выпады, удерживая врагов на дистанции. Глеб ни мгновения не стоял на месте, ноги его выделывали причудливые па, корпус раскачивался, скручивался, выпрямлялся пружиной, руки словно плели кокон — невидимый, эластичный и непроницаемый. И метался взгляд, прямой, словно копье, но еще более быстрый и острый.
Глеб уставал.
Но и противники теряли силы.
Первым упал Чертенок. Упал, накрыв собой алебарду, залив ее собственной кровью.
Через миг выронил катану смертельно раненный Самурай, скорчился, держа в охапке свои потроха.
Длинноногая Бабочка запнулась о тело, чуть замешкалась, и Глеб коротким точным ударом лишил ее правого глаза.
Бульдог взвизгнул, словно щенок, когда наконечник копья взрезал ему бедро. И заскулил, глядя, как кровь тугой струей наполняет круглую чашу перевернутого щита, слабеющими пальцами стараясь пережать вспоротую артерию.
Могучий Истукан покачнулся, потеряв опору, — древко копья подсекло ногу, резануло длинными ножами по икре. Он повалился вперед и напоролся грудью на острую сталь наконечника.
А потом Рыбак взмахнул сетью и сам удивился, зацепив-таки руку Глеба; завопил радостно, торопливо ткнул трезубцем пойманного врага.
Промахнулся.
Глеб уклонился, дернулся, спеша высвободиться, стараясь не запутаться еще больше.
Дико взревел почуявший близость победы Пиранья, оскалил подточенные треугольные зубы, бросился на попавшего в сеть опасного противника, плечом отбил неловкий выпад копья, полоснул кинжалами, ткнул врага в живот, в грудь, в шею, отскочил, кривя губы, уверенный, что сейчас противник рухнет на колени, — раны хоть и неглубокие, но болезненные, удары хоть и несильные, но точные.
Кровь проступила на грязной рубахе.
Расползлась вспоротая ткань.
Глеб опять рванулся, чувствуя, как нити крепкой сети срезают кожу. Длинная рубаха лопнула, развалилась окончательно.
Трезубец скользнул по голому плечу, оставив багровую, разом вспухшую полосу.
Двумя смертоносными винтами закрутились кинжалы в руках Пираньи.
Глеб задергался, затрепыхался, начиная понимать, что из сети ему уже не вырваться, догадываясь, что на этот раз он может проиграть. Может погибнуть…
Навсегда.
Навсегда?…
Невероятная догадка парализовала его. Страшное предположение оглушило сильнее любой палицы.
А что, если эти люди не ошиблись? Что, если он действительно Одноживущий?
Глеб зарычал, забился исступленно, бешено, не обращая внимания на боль, на раны, на кровь. Закружился, заметался, сам не заметил, как вырвал сеть из рук Рыбака, налетел на Пиранью, сбил его на землю — и, будто слепец, проскочил мимо. Он не видел, как машет руками человек в маске смерти, не слышал, как выкликает он имена и как поднимаются со скамеек испуганные Двуживущие, крадутся, нерешительно переглядываются…
А потом кто-то крикнул:
— Богоборец!
И Двуживущие попятились, а человек в костяной маске поперхнулся.
— Богоборец! — повторился радостный крик. — Это же он! Он!
Три фигуры отделились от колонны — казалось, ожили соломенные манекены.
— Богоборец! — возликовали три голоса.
Глеб покачнулся, теряя равновесие. Но три человека подхватили его, удержали, подперли с боков, прикрыли собой.
Ирт с боевым молотом, крестьянин с секирой и круглолицый здоровяк с мечом.
— Богоборец с нами!
Ноги Глеба подломились, и он осел на арену, не выпуская из рук копье, но понимая, что уже ничего не сможет сделать, даже если сейчас к его шее поднесут тупой нож и начнут медленно перепиливать горло.
Глеб закрыл глаза, ожидая смерти.
И провалился в черное беспамятство.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Конечно, Танк мог бы заранее прийти к указанному месту, чтоб установить там микрокамеру, прикрепить под скамьей диктофон. Но зачем?
Ведь камеру можно принести с собой.
На себе.
И можно устроить трансляцию прямо в сеть. На сервер, общий доступ ккоторому откроется через три часа. Если хозяин не даст о себе знать…
— Подозреваю, что вы записываете наш разговор, — это были первые слова человека в ярко-желтой футболке с синей цифрой 5 на груди.
— Своего рода страховка, — пожал плечами Танк, тоже решив обойтись без приветствий.
— Понимаю… Вам нечего бояться.
— Я не боюсь. Я остерегаюсь… — Танк демонстративно поскреб пальцами подмышечную кобуру, поддернул джинсы, сел на скамью, скрестил ноги. — Так что у вас за дело?
— Конфиденциальное… Может, все-таки выключите запись?
— На этот счет не волнуйтесь. Тайны клиентов я храню свято, вы должны это знать, если уж вышли на меня.
— Мы знаем… — Человек в желтой футболке просительно улыбнулся: — И все же…
— Как пожелаете, — Танк привстал, легонько щелкнул ногтем по пряжке ремня — сделал вид, что выключил аппаратуру. Старый, отработанный трюк, примитивный, но действенный.
— Хорошо, — удовлетворенно кивнул человек в желтой футболке. — Теперь перейдем к делу. Каким именем из четырех мне вас называть?
— О! — восхитился Танк. — Вы и это знаете? Давайте обойдемся вообще без имен. Пусть я буду Танком.
— А вы можете называть меня Посланцем. Я представляю корпорацию, о которой вы не могли не слышать. У нас возникли некоторые… гм… проблемы, и мы хотели бы воспользоваться вашими услугами.
— Должен предупредить, что я не занимаюсь ничем противозаконным.
— Мы знаем. Пять лет за вами не числится ничего… эээ… противоправного. Разве только несколько мелких… шалостей… О которых никто не знает. Вернее, никто не должен знать.
— Кто вы такие? — нахмурился Танк.
— Не торопите события, — человек в желтой футболке взмахнул рукой, и в его пальцах появился маленький белый прямоугольник. — Скоро узнаете все, что возможно. Но сейчас нам нужно принципиальное ваше согласие, Танк.
— Тогда несколько вопросов, Посланец.
— Конечно.
— Деньги?
— Не вопрос. Повышайте в два раза свой обычный гонорар.
— Риск?
— Никакого риска. Все законно. Ни вашей жизни, ни здоровью, ни благополучию ничто угрожать не будет.
— Обязательства?
— Никаких. Если сделаете дело — получите большие деньги. Если ничего не выйдет — мыоплатим вашепотраченное время и мирно разойдемся.
— Так в чем подвох? Что за мышеловка спряталась за этим гигантским куском сыра?
— Никакого подвоха. Нам рекомендовали вас как уникального профессионала, и мы решили вас нанять. — Человек в желтой футболке протянул Танку кусочек картона. Танк взял его, думая, что это обычная визитка.
— Здесь адрес сервера, — сказал Посланец. — Пароль для входа и ключи для доступа к закодированным разделам… Ну так что, вы беретесь за эту работу?
Танк помедлил. Спросил, осторожничая:
— Если мне что-то не понравится, я смогу выйти из игры?
— Да, — улыбнулся человек в ослепительно-желтой майке. — Из игры вы можете выйти в любой момент.
— Хорошо, — сказал Танк. — Я нанят.
— Рад слышать, — сказал человек в желтой майке и поднялся. — Через сутки карточка распадется. Так что поспешите… — Он не стал прощаться, отвернулся, словно потеряв всякий интерес к собеседнику, и шагнул на асфальтовую дорожку.
— Погодите, — сказал ему в спину Танк. — А зачем мы вообще встречались? Можно же было все решить через сеть.
— Считайте, что я просто хотел посмотреть на легенду, — не оборачиваясь, сказал Посланник.
Через минуту его желтая майка скрылась за деревьями.
А Танк еще долго сидел, крутил в пальцах картонный прямоугольник с написанными от руки буквами и цифрами и слушал, как щебечут в кронах птицы, как ветер перебирает листву, аза кустами шиповника, за высокими бетонными берегами шумит автомобильная река.
Он сам не заметил, как задремал, а очнувшись, вдруг понял, что совершенно не помнит, как выглядел тот человек.
В памяти осталась лишь ярко-желтая футболка с цифрой 5 на груди.
И коричневые стекла очков в золотой оправе.
В голове звонко стучали молоточки, скрежеща, вращались крохотные шестеренки и медленно раскручивалась тугая пружина, своими стальными витками распирающая череп.
— Кто я? — прошептал Глеб и открыл глаза.
Три лица склонились над ним. Три пары глаз смотрели на него.
А потолок был так высоко, что кружилась голова.
— Что произошло? — спросил Глеб, стараясь не замечать боль.
— Они сбежали, — ответил Ирт. — Решили не связываться. Ушли вон в ту дверь и больше не показывались.
— Почему? — Глеб застонал, приподнялся на локте, осмотрел себя. Вспомнил схватку и то, как острозубый Пиранья орудовал кинжалами.
— Ты — Богоборец. Человек в маске тоже узнал тебя. И увел учеников.
— Какой Богоборец? О чем ты? — Непонимание породило злость; злость, смешавшись со скопившимся страхом, превратилась в бешенство. — Что за ерунда?! Что тут творится?!
— Ты — отмеченный, — с достоинством сказал Ирт и отодвинулся. — Ты — Богоборец, Амнезия.
Глеб заскрежетал зубами.
— На твоей спине — Знак, — сказал пожилой крестьянин.
— Мы думали, это просто легенда, — добавил рябой здоровяк.
Глеб выругался и зажмурился.
Он не хотел ничего видеть. И не хотел ничего знать. Он боялся.
Боялся, что невозможное окажется правдой. Кто я? — прошептал он.
— Ты — неуязвим для оружия и магии. Ты — быстр, как щегол, силен, словно буйвол, верток, будто змея. Ты умеешь биться любым оружием и можешь драться голыми руками. Говорят, это ты дал богу его силу, а потом убил его.
Глеб ладонями зажал уши.
Но настырные молоточки отбивали ритм, а свернувшаяся змеей пружина вращала шестеренки памяти. И они цеплялись друг за друга и проворачивались, проворачивались, проворачивались…
Глеб помнил дом. Свою квартиру — большую, трехкомнатную. И еще одну, другую — маленькую, темную, запущенную. Он помнил двор, вид из окон, березу, растущую у подъезда, кусты возле гаражей, где подростки вечерами распивали спиртное, теплотрассу, на которой любили спать бродячие собаки. Он помнил день операции. Была весна, с крыш сбрасывали снег, с карнизов сбивали сосульки, а он шел по улице мимо трепыхающихся флажков ограждения и думал… О чем он тогда думал?… А у хирурга дрожали руки, а потом бабушка-сиделка баюкала, напевала что-то, и в голове работал целый завод, что-то щелкало, гремело, стучало…
Нейроконтактер.
Дыра в голове. Зубастая гребенка контактов, запустившая щупальца в мозг, укоренившаяся в нем.
Мост в виртуальный мир…
Глеб не мог вспомнить, когда в последний раз он подключался к сети.
Нет, он помнил подключения, но все они были одинаково близки. Вернее, одинаково далеки. Какое из них было последним — он не мог определить.
Его память сделалась плоской. В его воспоминаниях не было времени. На них остались лишь отметки — словно даты в углах фотографий.
Да и сами события уподобились фотографиям — кусочки прошлых жизней, выхваченные вспышкой, пойманные объективом.
— Что со мной?
Вся жизнь — череда фотографий. А между ними — зияющая пустота. Затягивающая. Гулкая. Гипнотическая.
— Что произошло? — Глеб схватил Ирта за грудки, дернул на себя: — Что со мной произошло? Вы можете объяснить? Вы знаете?
— Ты существуешь, — сказал Ирт. Кажется, он сам не мог в это поверить.
Но перед тем, как уйти, они освободили всех узников.
Орудуя боевым молотом, сея искры, Глеб разбил замок, вырвал скобы засова, ударом ноги распахнул дверь с маленьким зарешеченным оконцем в центре, крикнул:
— Выходите!
Десятки пар глаз испуганно смотрели на него. Скорченные фигуры жались к стенам и друг к другу, медленно отползали в тень.
— Вы свободны, — сказал Глеб. Но люди не поняли, не поверили ему. И лишь когда в проеме показался Ирт, когда он, широко улыбаясь, повторил слова Глеба, заключенные рабы ожили, задвигались, зашумели — все громче, все радостней.
Глеб вывел освобожденных людей на восьмиугольную арену, поднял руки, призывая к тишине, требуя внимания. Когда шум унялся, когда все лица повернулись к нему, он указал на нишу, где стояли оружейные стеллажи, и велел вооружиться.
Он подозревал, что Двуживущие вернутся. И, возможно, это будут не ученики, а учителя. Люди в костяных масках, мастера Ордена Смерти.
Ирт, кажется, верил, что могучий Богоборец способен справиться с любыми противниками. Глеб был настроен куда более скептически. Ведь кинжалы Пираньи оставили на нем болезненные отметины…
Выход они нашли не сразу. Одинаковые коридоры никуда не вели, неотличимые двери открывались в небольшие комнаты, больше похожие на монашеские кельи. В каждой стояли двухъярусные нары, грубо сколоченный стол и два стула. В каждой крохотное окно было занавешено багряным флагом с черепом, нарисованным желтой краской. В одной из комнат оказался человек.
Наверное, он ничего не знал, возможно, спал, но тог множества ног разбудил его. И Глеб едва не напорол на клинок, когда приоткрыл дверь и сунул факел во тьму тесного помещения.
Удар был слабый, Глеб отразил его древком копья, шагнул через порог, плечом сшиб Двуживущего, но добивать не стал, лишь наступил на руку, держащую меч смял кулак, раздавил пальцы. И спросил, глядя на занавеску с черепом, помахивая гудящим факелом:
— Где выход?
По стенам коридора ползали тени, вооруженные рабы теснились у двери, заглядывали в комнату, но войти не решались.
— Где здесь выход? — повторил Глеб.
— Направо, — простонал Двуживущий, даже не пытаясь вырваться. — В семи шагах. За поворотом.
— Спасибо, — сказал Глеб и бросил факел на застеленные нары…
Двуживущий не соврал.
На улице была ночь, теплая, словно летнее море, черная, словно закопченное стекло. Дурманяще пахло травой, стрекотали цикады, где-то неподалеку журчала вода.
А впереди горели факелы.
И за ними смутно белели пятна страшных неподвижных лиц.
— Что? — Ирт стоял рядом и не мог не услышать.
— Бегите, — повторил Глеб чуть громче.
— Нет, Богоборец, — покачал головой Ирт. — Мы не оставим тебя.
— Я побегу тоже.
Из открытой двери потянуло дымом. Высветило маленькое окошко в семи шагах от толпы вооруженных рабов.
В деревянном здании Ордена Смерти разгорался пожар.
— Ты зря пришел сюда, Богоборец, — прокричали из тьмы.
— Я здесь оказался случайно, — крикнул Глеб.
— Случайно? Второй раз?
— Я впервые здесь.
— Видно, память тебя подводит.
— Возможно, — Глеб стиснул древко, оглянулся. Рабы выполнили его короткие команды, погасили и выбросили факелы, рассредоточились, присели, опустили оружие к земле, спрятали сталь в траве. Тьма укрыла толпу, но надолго ли?
Со звоном лопнуло стекло. Из оконного проема вырвался лепесток рыжего пламени.
— Пришло время поквитаться, Богоборец, — объявил голос.
— Чем же я вам насолил?
Ответа не последовало, а Глеб так на него рассчитывал. Он надеялся, что эти Двуживущие как-то подтолкнут его память, помогут вспомнить то, о чем он забыл, хоть чуть-чуть прояснят, кто он такой, что с ним случилось.
— Давайте поговорим по-человечески, — крикнул Глеб, борясь с искушением отшвырнуть копье, поднять руки и шагнуть к линии факелов, к людям — настоящим людям! — спрятавшим лица за масками. — Я просто хочу разобраться…
Осветился дверной проем, порозовел текущий на крыльцо дым.
— Слышите?! Я никакой не Богоборец, меня зовут Глеб, я Двуживущий. Я простой игрок, как и вы. Но что-то произошло, и я не вполне понимаю, что именно. Я лишь хочу узнать кое-что… Слышите меня?
— Ты идиот, Богоборец! Запрограммированный болван! Надеешься нас провести? Тогда выдумай что-нибудь новенькое! Выдумай, если сумеешь!…
Отчаяние захлестнуло Глеба. Эти люди могли знать нечто важное. Эти люди могли помочь. Но он не мог выйти к ним, не мог с ними переговорить. Они собирались его убить, поквитаться за что-то, о чем он не помнил.
И, похоже, они не сомневались, что он Одноживущий…
Там, за линией факелов что-то тихо заскрипело. Глеб насторожился, нахмурился.
Он знал этот опасный звук, помнил его…
— Луки! — понял он и распластался в траве. — Все на землю!
Свет факелов на миг чуть померк, а потом сделался ярче, чем был, и Глеб догадался, что это значит: лучники поднесли к факелам оголовки зажигательных стрел и просмоленная пакля на них вспыхнула.
— Уходите! — крикнул он рабам. — Отползайте и разбегайтесь!
Тихие щелчки освобожденных тетив — и огненные росчерки прошили ночь, прогудели над головой, ударили в бревенчатую стену, вонзились в землю, разбрызгивая горячие алые капли.
Кто-то закричал.
Глеб повернул голову.
Один из рабов тянул засевшую в боку стрелу, схватившись за полыхающую паклю. А огонь уже перекинулся на его одежду, огонь пожирал плотную ткань и пробовал на вкус человеческую кожу.
Вновь зловеще скрипнули выгибаемые луки. И снова весело подмигнули далекие факелы.
Ухнуло пламя, вырвавшись из разбитого окна.
Сорвались стрелы.
— Бежим! — во весь голос крикнул Глеб, вскочил, дернул кого-то, поднимая, о кого-то запнулся, через кого-то перепрыгнул: — Бежим! — Он увидел, как люди зашевелились, крикнул им, чтобы они поторапливались. И помчался во тьму, не слыша, но чувствуя, угадывая, как снова скрипят поспешно натягиваемые луки.
Он пытался убедить себя, что не отвечает за этих людей.
Он спасался сам и не был обязан спасать их…
Загоралась трава — огненные лужи медленно растекались, и ночь отступала от них. Затлела дранка на крыше — окрепший ветер вмиг раздул пламя, взвил искры, рассеял их среди звезд.
Глеб мчался прочь от огня. Бежал в спасительную тьму.
Кто-то увязался следом — топал, сопел, задыхался.
А вокруг кричали люди — одни азартно, словно загоняющие зверя охотники, другие дико — будто раненые животные. Среди пламени, в искрах и дыму метались тени, огненные стрелы беспорядочно полосовали тьму, поблескивало оружие — алое от крови и огня.
«Здесь каждый сам за себя, — мысленно разговаривал с совестью Глеб. — И я ничего не могу сделать. Теперь каждый сам за себя…»
Какая-то фигура встала на пути — враг, потому что друзья остались за спиной.
«Не друзья, — поспешно поправил себя Глеб. — Просто люди, попавшие в одну обойму, в один переплет. И даже не люди. Одноживущие».
Он махнул копьем, вышиб клинок из руки противника, ударил врага обратной стороной древка, проскочил мимо. И налетел на дерево.
Деревьев было много.
Они прятались во тьме, но ветер шумел в кронах, а под ногами мягко пружинила старая листва, и Глеб понял, что оказался на опушке леса.
Ушел…
Он обернулся.
Рыжее пламя рвалось в небо, красный дым стелился по земле, черные силуэты двигались на фоне огня, и даже отсюда Глеб видел, что лица этих людей закрыты костяными масками.
Он не сомневался, что это Орден Смерти ищет его тело.
— А вот хрен вам, — сказал он по-русски, воткнул копье в землю и присел на подвернувшуюся корягу.
Организуют ли они погоню, когда убедятся, что среди мертвых его нет?
В любом случае, маленькую передышку можно позволить. Чуть отдохнуть, а потом — уносить ноги…
Ведь камеру можно принести с собой.
На себе.
И можно устроить трансляцию прямо в сеть. На сервер, общий доступ ккоторому откроется через три часа. Если хозяин не даст о себе знать…
— Подозреваю, что вы записываете наш разговор, — это были первые слова человека в ярко-желтой футболке с синей цифрой 5 на груди.
— Своего рода страховка, — пожал плечами Танк, тоже решив обойтись без приветствий.
— Понимаю… Вам нечего бояться.
— Я не боюсь. Я остерегаюсь… — Танк демонстративно поскреб пальцами подмышечную кобуру, поддернул джинсы, сел на скамью, скрестил ноги. — Так что у вас за дело?
— Конфиденциальное… Может, все-таки выключите запись?
— На этот счет не волнуйтесь. Тайны клиентов я храню свято, вы должны это знать, если уж вышли на меня.
— Мы знаем… — Человек в желтой футболке просительно улыбнулся: — И все же…
— Как пожелаете, — Танк привстал, легонько щелкнул ногтем по пряжке ремня — сделал вид, что выключил аппаратуру. Старый, отработанный трюк, примитивный, но действенный.
— Хорошо, — удовлетворенно кивнул человек в желтой футболке. — Теперь перейдем к делу. Каким именем из четырех мне вас называть?
— О! — восхитился Танк. — Вы и это знаете? Давайте обойдемся вообще без имен. Пусть я буду Танком.
— А вы можете называть меня Посланцем. Я представляю корпорацию, о которой вы не могли не слышать. У нас возникли некоторые… гм… проблемы, и мы хотели бы воспользоваться вашими услугами.
— Должен предупредить, что я не занимаюсь ничем противозаконным.
— Мы знаем. Пять лет за вами не числится ничего… эээ… противоправного. Разве только несколько мелких… шалостей… О которых никто не знает. Вернее, никто не должен знать.
— Кто вы такие? — нахмурился Танк.
— Не торопите события, — человек в желтой футболке взмахнул рукой, и в его пальцах появился маленький белый прямоугольник. — Скоро узнаете все, что возможно. Но сейчас нам нужно принципиальное ваше согласие, Танк.
— Тогда несколько вопросов, Посланец.
— Конечно.
— Деньги?
— Не вопрос. Повышайте в два раза свой обычный гонорар.
— Риск?
— Никакого риска. Все законно. Ни вашей жизни, ни здоровью, ни благополучию ничто угрожать не будет.
— Обязательства?
— Никаких. Если сделаете дело — получите большие деньги. Если ничего не выйдет — мыоплатим вашепотраченное время и мирно разойдемся.
— Так в чем подвох? Что за мышеловка спряталась за этим гигантским куском сыра?
— Никакого подвоха. Нам рекомендовали вас как уникального профессионала, и мы решили вас нанять. — Человек в желтой футболке протянул Танку кусочек картона. Танк взял его, думая, что это обычная визитка.
— Здесь адрес сервера, — сказал Посланец. — Пароль для входа и ключи для доступа к закодированным разделам… Ну так что, вы беретесь за эту работу?
Танк помедлил. Спросил, осторожничая:
— Если мне что-то не понравится, я смогу выйти из игры?
— Да, — улыбнулся человек в ослепительно-желтой майке. — Из игры вы можете выйти в любой момент.
— Хорошо, — сказал Танк. — Я нанят.
— Рад слышать, — сказал человек в желтой майке и поднялся. — Через сутки карточка распадется. Так что поспешите… — Он не стал прощаться, отвернулся, словно потеряв всякий интерес к собеседнику, и шагнул на асфальтовую дорожку.
— Погодите, — сказал ему в спину Танк. — А зачем мы вообще встречались? Можно же было все решить через сеть.
— Считайте, что я просто хотел посмотреть на легенду, — не оборачиваясь, сказал Посланник.
Через минуту его желтая майка скрылась за деревьями.
А Танк еще долго сидел, крутил в пальцах картонный прямоугольник с написанными от руки буквами и цифрами и слушал, как щебечут в кронах птицы, как ветер перебирает листву, аза кустами шиповника, за высокими бетонными берегами шумит автомобильная река.
Он сам не заметил, как задремал, а очнувшись, вдруг понял, что совершенно не помнит, как выглядел тот человек.
В памяти осталась лишь ярко-желтая футболка с цифрой 5 на груди.
И коричневые стекла очков в золотой оправе.
1
Он был жив.В голове звонко стучали молоточки, скрежеща, вращались крохотные шестеренки и медленно раскручивалась тугая пружина, своими стальными витками распирающая череп.
— Кто я? — прошептал Глеб и открыл глаза.
Три лица склонились над ним. Три пары глаз смотрели на него.
А потолок был так высоко, что кружилась голова.
— Что произошло? — спросил Глеб, стараясь не замечать боль.
— Они сбежали, — ответил Ирт. — Решили не связываться. Ушли вон в ту дверь и больше не показывались.
— Почему? — Глеб застонал, приподнялся на локте, осмотрел себя. Вспомнил схватку и то, как острозубый Пиранья орудовал кинжалами.
— Ты — Богоборец. Человек в маске тоже узнал тебя. И увел учеников.
— Какой Богоборец? О чем ты? — Непонимание породило злость; злость, смешавшись со скопившимся страхом, превратилась в бешенство. — Что за ерунда?! Что тут творится?!
— Ты — отмеченный, — с достоинством сказал Ирт и отодвинулся. — Ты — Богоборец, Амнезия.
Глеб заскрежетал зубами.
— На твоей спине — Знак, — сказал пожилой крестьянин.
— Мы думали, это просто легенда, — добавил рябой здоровяк.
Глеб выругался и зажмурился.
Он не хотел ничего видеть. И не хотел ничего знать. Он боялся.
Боялся, что невозможное окажется правдой. Кто я? — прошептал он.
— Ты — неуязвим для оружия и магии. Ты — быстр, как щегол, силен, словно буйвол, верток, будто змея. Ты умеешь биться любым оружием и можешь драться голыми руками. Говорят, это ты дал богу его силу, а потом убил его.
Глеб ладонями зажал уши.
Но настырные молоточки отбивали ритм, а свернувшаяся змеей пружина вращала шестеренки памяти. И они цеплялись друг за друга и проворачивались, проворачивались, проворачивались…
Глеб помнил дом. Свою квартиру — большую, трехкомнатную. И еще одну, другую — маленькую, темную, запущенную. Он помнил двор, вид из окон, березу, растущую у подъезда, кусты возле гаражей, где подростки вечерами распивали спиртное, теплотрассу, на которой любили спать бродячие собаки. Он помнил день операции. Была весна, с крыш сбрасывали снег, с карнизов сбивали сосульки, а он шел по улице мимо трепыхающихся флажков ограждения и думал… О чем он тогда думал?… А у хирурга дрожали руки, а потом бабушка-сиделка баюкала, напевала что-то, и в голове работал целый завод, что-то щелкало, гремело, стучало…
Нейроконтактер.
Дыра в голове. Зубастая гребенка контактов, запустившая щупальца в мозг, укоренившаяся в нем.
Мост в виртуальный мир…
Глеб не мог вспомнить, когда в последний раз он подключался к сети.
Нет, он помнил подключения, но все они были одинаково близки. Вернее, одинаково далеки. Какое из них было последним — он не мог определить.
Его память сделалась плоской. В его воспоминаниях не было времени. На них остались лишь отметки — словно даты в углах фотографий.
Да и сами события уподобились фотографиям — кусочки прошлых жизней, выхваченные вспышкой, пойманные объективом.
— Что со мной?
Вся жизнь — череда фотографий. А между ними — зияющая пустота. Затягивающая. Гулкая. Гипнотическая.
— Что произошло? — Глеб схватил Ирта за грудки, дернул на себя: — Что со мной произошло? Вы можете объяснить? Вы знаете?
— Ты существуешь, — сказал Ирт. Кажется, он сам не мог в это поверить.
2
Они решили здесь не задерживаться.Но перед тем, как уйти, они освободили всех узников.
Орудуя боевым молотом, сея искры, Глеб разбил замок, вырвал скобы засова, ударом ноги распахнул дверь с маленьким зарешеченным оконцем в центре, крикнул:
— Выходите!
Десятки пар глаз испуганно смотрели на него. Скорченные фигуры жались к стенам и друг к другу, медленно отползали в тень.
— Вы свободны, — сказал Глеб. Но люди не поняли, не поверили ему. И лишь когда в проеме показался Ирт, когда он, широко улыбаясь, повторил слова Глеба, заключенные рабы ожили, задвигались, зашумели — все громче, все радостней.
Глеб вывел освобожденных людей на восьмиугольную арену, поднял руки, призывая к тишине, требуя внимания. Когда шум унялся, когда все лица повернулись к нему, он указал на нишу, где стояли оружейные стеллажи, и велел вооружиться.
Он подозревал, что Двуживущие вернутся. И, возможно, это будут не ученики, а учителя. Люди в костяных масках, мастера Ордена Смерти.
Ирт, кажется, верил, что могучий Богоборец способен справиться с любыми противниками. Глеб был настроен куда более скептически. Ведь кинжалы Пираньи оставили на нем болезненные отметины…
Выход они нашли не сразу. Одинаковые коридоры никуда не вели, неотличимые двери открывались в небольшие комнаты, больше похожие на монашеские кельи. В каждой стояли двухъярусные нары, грубо сколоченный стол и два стула. В каждой крохотное окно было занавешено багряным флагом с черепом, нарисованным желтой краской. В одной из комнат оказался человек.
Наверное, он ничего не знал, возможно, спал, но тог множества ног разбудил его. И Глеб едва не напорол на клинок, когда приоткрыл дверь и сунул факел во тьму тесного помещения.
Удар был слабый, Глеб отразил его древком копья, шагнул через порог, плечом сшиб Двуживущего, но добивать не стал, лишь наступил на руку, держащую меч смял кулак, раздавил пальцы. И спросил, глядя на занавеску с черепом, помахивая гудящим факелом:
— Где выход?
По стенам коридора ползали тени, вооруженные рабы теснились у двери, заглядывали в комнату, но войти не решались.
— Где здесь выход? — повторил Глеб.
— Направо, — простонал Двуживущий, даже не пытаясь вырваться. — В семи шагах. За поворотом.
— Спасибо, — сказал Глеб и бросил факел на застеленные нары…
Двуживущий не соврал.
На улице была ночь, теплая, словно летнее море, черная, словно закопченное стекло. Дурманяще пахло травой, стрекотали цикады, где-то неподалеку журчала вода.
А впереди горели факелы.
И за ними смутно белели пятна страшных неподвижных лиц.
3
— Теперь бегите, — тихо сказал Глеб.— Что? — Ирт стоял рядом и не мог не услышать.
— Бегите, — повторил Глеб чуть громче.
— Нет, Богоборец, — покачал головой Ирт. — Мы не оставим тебя.
— Я побегу тоже.
Из открытой двери потянуло дымом. Высветило маленькое окошко в семи шагах от толпы вооруженных рабов.
В деревянном здании Ордена Смерти разгорался пожар.
— Ты зря пришел сюда, Богоборец, — прокричали из тьмы.
— Я здесь оказался случайно, — крикнул Глеб.
— Случайно? Второй раз?
— Я впервые здесь.
— Видно, память тебя подводит.
— Возможно, — Глеб стиснул древко, оглянулся. Рабы выполнили его короткие команды, погасили и выбросили факелы, рассредоточились, присели, опустили оружие к земле, спрятали сталь в траве. Тьма укрыла толпу, но надолго ли?
Со звоном лопнуло стекло. Из оконного проема вырвался лепесток рыжего пламени.
— Пришло время поквитаться, Богоборец, — объявил голос.
— Чем же я вам насолил?
Ответа не последовало, а Глеб так на него рассчитывал. Он надеялся, что эти Двуживущие как-то подтолкнут его память, помогут вспомнить то, о чем он забыл, хоть чуть-чуть прояснят, кто он такой, что с ним случилось.
— Давайте поговорим по-человечески, — крикнул Глеб, борясь с искушением отшвырнуть копье, поднять руки и шагнуть к линии факелов, к людям — настоящим людям! — спрятавшим лица за масками. — Я просто хочу разобраться…
Осветился дверной проем, порозовел текущий на крыльцо дым.
— Слышите?! Я никакой не Богоборец, меня зовут Глеб, я Двуживущий. Я простой игрок, как и вы. Но что-то произошло, и я не вполне понимаю, что именно. Я лишь хочу узнать кое-что… Слышите меня?
— Ты идиот, Богоборец! Запрограммированный болван! Надеешься нас провести? Тогда выдумай что-нибудь новенькое! Выдумай, если сумеешь!…
Отчаяние захлестнуло Глеба. Эти люди могли знать нечто важное. Эти люди могли помочь. Но он не мог выйти к ним, не мог с ними переговорить. Они собирались его убить, поквитаться за что-то, о чем он не помнил.
И, похоже, они не сомневались, что он Одноживущий…
Там, за линией факелов что-то тихо заскрипело. Глеб насторожился, нахмурился.
Он знал этот опасный звук, помнил его…
— Луки! — понял он и распластался в траве. — Все на землю!
Свет факелов на миг чуть померк, а потом сделался ярче, чем был, и Глеб догадался, что это значит: лучники поднесли к факелам оголовки зажигательных стрел и просмоленная пакля на них вспыхнула.
— Уходите! — крикнул он рабам. — Отползайте и разбегайтесь!
Тихие щелчки освобожденных тетив — и огненные росчерки прошили ночь, прогудели над головой, ударили в бревенчатую стену, вонзились в землю, разбрызгивая горячие алые капли.
Кто-то закричал.
Глеб повернул голову.
Один из рабов тянул засевшую в боку стрелу, схватившись за полыхающую паклю. А огонь уже перекинулся на его одежду, огонь пожирал плотную ткань и пробовал на вкус человеческую кожу.
Вновь зловеще скрипнули выгибаемые луки. И снова весело подмигнули далекие факелы.
Ухнуло пламя, вырвавшись из разбитого окна.
Сорвались стрелы.
— Бежим! — во весь голос крикнул Глеб, вскочил, дернул кого-то, поднимая, о кого-то запнулся, через кого-то перепрыгнул: — Бежим! — Он увидел, как люди зашевелились, крикнул им, чтобы они поторапливались. И помчался во тьму, не слыша, но чувствуя, угадывая, как снова скрипят поспешно натягиваемые луки.
Он пытался убедить себя, что не отвечает за этих людей.
Он спасался сам и не был обязан спасать их…
Загоралась трава — огненные лужи медленно растекались, и ночь отступала от них. Затлела дранка на крыше — окрепший ветер вмиг раздул пламя, взвил искры, рассеял их среди звезд.
Глеб мчался прочь от огня. Бежал в спасительную тьму.
Кто-то увязался следом — топал, сопел, задыхался.
А вокруг кричали люди — одни азартно, словно загоняющие зверя охотники, другие дико — будто раненые животные. Среди пламени, в искрах и дыму метались тени, огненные стрелы беспорядочно полосовали тьму, поблескивало оружие — алое от крови и огня.
«Здесь каждый сам за себя, — мысленно разговаривал с совестью Глеб. — И я ничего не могу сделать. Теперь каждый сам за себя…»
Какая-то фигура встала на пути — враг, потому что друзья остались за спиной.
«Не друзья, — поспешно поправил себя Глеб. — Просто люди, попавшие в одну обойму, в один переплет. И даже не люди. Одноживущие».
Он махнул копьем, вышиб клинок из руки противника, ударил врага обратной стороной древка, проскочил мимо. И налетел на дерево.
Деревьев было много.
Они прятались во тьме, но ветер шумел в кронах, а под ногами мягко пружинила старая листва, и Глеб понял, что оказался на опушке леса.
Ушел…
Он обернулся.
Рыжее пламя рвалось в небо, красный дым стелился по земле, черные силуэты двигались на фоне огня, и даже отсюда Глеб видел, что лица этих людей закрыты костяными масками.
Он не сомневался, что это Орден Смерти ищет его тело.
— А вот хрен вам, — сказал он по-русски, воткнул копье в землю и присел на подвернувшуюся корягу.
Организуют ли они погоню, когда убедятся, что среди мертвых его нет?
В любом случае, маленькую передышку можно позволить. Чуть отдохнуть, а потом — уносить ноги…