Или?…
   Спрятаться, затаиться, проследить за этими людьми. Потом захватить одного из них. Взять «языка». И допросить с пристрастием.
   — Не двигайся! — приказал вдруг кто-то, и Глеб вздрогнул.
   — Подними руки, раб, — распорядился голос. — Медленно встань, сделай шаг в сторону и повернись.
   Позади что-то треснуло — словно камень о железо ударился, — короткая холодная вспышка ожалила тьму. А через секунду пылающий комок просмоленной пакли упал Глебу под ноги.
   — Ты как на ладони, раб. А у меня в руках взведенный арбалет. Делай, что я сказал!
   Глеб поднял руки, привстал.
   — Замри! — голос изменился. Теперь в нем слышались нотки торжества и опаски. — Так это ты, Богоборец!
   Глеб покосился на копье.
   Схватить, упасть, кувыркнуться через плечо, уйти в тень.
   Сможет ли он опередить палец на курке?
   Ничтожное легкое движение — и тяжелый болт сорвется с отполированной ложи.
   Что-то чуть слышно хрустнуло, и Глеб невольно зажмурился, ожидая мгновенной смерти.
   Он ощутил толчок в спину, почувствовал, как входит меж лопаток короткая стальная стрела, ломает позвоночник, пробивает грудь. И кровь наполняет легкие, горло, рот…
   Но это было лишь его воображение.
   Арбалет не разрядился.
   Хруст повторился — громче, отчетливей. В тот же миг раздался глухой удар, треск, шум падения. И новый — знакомый — голос спокойно сказал:
   — Ты быстро бегаешь, Богоборец.
   — Ирт? — Глеб осторожно повернулся. — Ирт, это ты?
   — Я…
   Одноживущий раб стоял, опустив к земле тяжелый молот-клевец на длинной рукояти. У его ног бесформенной грудой лежал мертвый арбалетчик. А вокруг кольцом сомкнулась плотная тьма, и покачивающиеся черные ветки казались ее щупальцами.
   — Когда-то я работал в кузне, — равнодушно сказал Ирт и вскинул боевой молот на плечо.
 
4
   Было тихо. Близилось утро, воздух насытился влагой, и ночь стала серой, словно сажа на остывшем пожарище.
   — Я работал в кузне, был молотобойцем, — негромко рассказывал Ирт. — Я много где работал, ведь я попал в рабство, когда мне было десять лет.
   — Как это случилось?
   — Обычная история… Гоблины разорили нашу деревню, я остался без дома и семьи, пошел батрачить к двоюродному дяде, потом он передал меня своему знакомому, а уж потом тот продал меня за два мешка зерна забредшему в наши края торгашу.
   — Обычная, говоришь, история… — Глеб покачал головой. — Раньше я нечасто встречал рабов. А теперь сам ехал в невольничьем обозе…
   Они ушли глубоко в лес, забрели в самую чащобу, в самый бурелом, нашли место, где поваленные деревья образовали подобие берлоги, и залезли внутрь. У Ирта было огниво, которое он забралу мертвого арбалетчика; надрав сухой бересты, растерев ее в ладонях, беглый раб развел крохотный костерок. Потом он сходил за водой к недалекому ручью, по пути нарвал травы-кислицы и ягодного мха — и теперь в мятой латунной кружке клокотал травяной чай.
   — Расскажи о Богоборце, — попросил Глеб.
   — О тебе?
   — Обо мне.
   — Я мало что знаю, — смущенно сказал Ирт. — И, наверное, из того, что я знаю, половина — глупые россказни.
   — Все равно расскажи.
   Ирт помолчал, глядя на бурлящую грязную воду, помешал варево осиновой щепкой, облизал ее. Сказал:
   — Богоборец прислан творцами… — и вновь надолго замолчал.
   Глеб смотрел в огонь, ждал продолжения.
   — Богоборец не бог, но и не человек… — Ирт, прихватив кружку через рукав, вынул ее из огня, поставил на землю, потряс обожженной рукой. — Он думает, что он Двуживущий, но это не так. И Одноживущим он тоже не является. Он — Богоборец… Говорят, он создан, чтобы защитить нас, Одноживущих. Он пришел, чтобы отомстить Двуживущим за наши мучения. Говорят, что желание справедливости подняло его из земли. Говорят, что он сражается словно сотня воинов, что обычное оружие его не берет…
   — Это неправда, — покачал головой Глеб. — Видишь раны? И кровь…
   — Говорят, что Богоборец никогда не отступает, — сказал Ирт. — И это тоже неправда. Сегодня я видел, как он бежал.
   — Так, значит, я — не он?
   Ирт осторожно прихватил кружку, поднес ее к губам, подул, прихлебнул звучно. И ответил:
   — Богоборец отмечен Знаком. Круглой печатью на коже. На спине. Меж лопаток… Я видел этот Знак на тебе. Ты — Богоборец.
   — Знак… — пробормотал Глеб, повернул голову, выгнулся, пытаясь разглядеть, что там за печать у него меж лопаток. — Как он выглядит?
   — Круг, в который вписана звезда. Надпись на неизвестном языке. А в центре круга — закрытый глаз. Говорят, глаз этот иногда открывается, и тогда Богоборец может видеть все, что происходит позади него.
   — Ерунда, — неуверенно сказал Глеб.
   — Может быть, — пожал плечами Ирт. — Но еще вчера я сомневался, что Богоборец существует. А сегодня… — Он вновь хлебнул травяного чая и протянул Глебу кружку: — Попробуй. Бодрит.
   — Не хочу…
   Они одновременно подняли головы, напряглись — наверху что-то зашумело, завозилось. Посыпался вниз мелкий мусор — кора и хвоя; упала в костер шишка. Глеб приподнялся, держа в руках копье. Ирт отставил кружку, потянулся к боевому молоту.
   — Должно быть, птица, — прошептал Глеб.
   — Или белка, — тихо сказал Ирт.
   Какое-то время они ждали, не повторится ли шум. Потом перевели дыхание.
   — Может, хорь или ласка, — предположил Ирт.
   Глеб все же взял закопченную горячую кружку, глотнул терпкий отвар. И действительно ощутил прилив сил, почувствовал, как прояснилось сознание, — словно не чай это был, а магическое зелье.
   — Ну как? — улыбнулся Ирт.
   — Хорошо, — признал Глеб.
   — Я много где работал, — довольно сказал Ирт. — И много чему научился…
 
5
   Едва рассвело, они покинули ставшую уютной берлогу.
   — Сперва хочу выяснить, что это за Орден Смерти такой, — поделился планами Глеб. — Может, эти люди расскажут, где и при каких обстоятельствах я с ними раньше встречался.
   — Я с тобой, — сказал Ирт, затаптывая огонь.
   — Зачем тебе это? Шел бы домой, ты ведь теперь свободен.
   — У меня нет дома. И я уже никогда не смогу быть свободным.
   — Почему? — удивился Глеб.
   — Привык, — просто ответил Ирт: то ли пошутил, то ли правду сказал…
   Они преодолели завалы бурелома, вслух удивляясь тому, что прошли тут ночью и не переломали ноги. Вышли к небольшому болоту, пускающему вонючие пузыре, почувствовали, как колышется под ногами торфяная почва, увидели, как в такт шагам покачиваются чахлые пьяные березки, и поспешили свернуть в сторону, туда, где и земля была надежней, и березы здоровей.
   Точной дороги они не знали, брели почти наугад.
   А потом учуяли запах гари, повернулись лицом к ветру и ускорили шаг.
   Наговорившись за ночь, сейчас они молчали. Глеб примерял на себя образ Богоборца, признавал, что такое создание может существовать в игре, и все же решительно не понимал, при чем тут он.
   Глеб пытался разобраться в себе, в своих новых ощущениях, в необычных чувствах. Он холодел при мысли, что с ним настоящим что-то случилось. Он думать боялся, что по какой-то причине застрял здесь — в виртуальном мире сетевой игры.
   Если бы он был Одноживущим — то есть компьютерным персонажем, программой с зачатками искусственного интеллекта, — разве смог бы он думать так, как думает сейчас? Нет. Наверняка нет. Одноживущие — всего лишь сложные модели, комплекс алгоритмов. Они не способны рассуждать, они лишь создают видимость этого.
   А он разумен по-настоящему, по-человечески.
   Значит, это какая-то особенная амнезия? Скоро он заснет, вернется в реальный мир, и все будет нормально.
   Или же, наоборот, проснется и осознает, что видел сон — плохой, дурной сон, но принадлежащий реальному миру…
   Проблема заключалась в том, что ни заснуть, ни проснуться Глеб не мог. Всю ночь он щипал себя, стараясь делать это незаметно для Ирта. В очередной раз убедившись, что самоистязание ни к чему не приводит, он закрывал глаза, расслаблялся и отдавал себе мысленный приказ заснуть. После этого он должен был очнуться в реальности, в своем настоящем теле, откинувшемся на спинку кресла, перед компьютером, с кабелем, подключенным к нейроконтактеру на виске…
   Так должно было быть, потому что так было всегда.
   Но ничего не происходило. Ничего не менялось.
   Глеб не мог ни заснуть, ни проснуться.
   Он увяз в игре.
   Застрял в Матрице…
   В детстве этот старый фантастический фильм произвел на Глеба странное впечатление. Бывало, он воображал, что реальности не существует, есть лишь ее тень, ее отражение, ее слепок в мозгу. Может быть, в мозгу каждого человека. А может, лишь одного.
   Целый мир в одной голове — в его голове. Это щекотало нервы. Это будило воображение. И пугало.
   Потом он забыл эти глупости.
   А вот теперь проклятый фильм вспомнился, и страшные мысли снова полезли в голову.
   Что, если ничего не было? Что, если его воспоминания — ложь? Его прошлое — фантом. И его разум, его восприятие, его мысли.
   Что, если его самого никогда не существовало?…
   Глеб с размаху вонзил копье в трухлявый пень и расколол его, ударив босой ногой, развалил на куски.
   Рыжие муравьи облепили останки своего разоренного небоскреба, и Глеб, глядя на копошащихся насекомых, ощутил себя Годзиллой — вот еще один старый фильм.
   Он сел на корточки, оперся руками о землю, склонился к муравейнику, почти коснулся его кончиком носа.
   Он пристально, напрягая глаза, разглядывал кишащих насекомых. И видел, что никакие это не муравьи, а невразумительные крохотные членистые цилиндрики на тоненьких палочках-ножках, с черными точками глаз, нарисованными на тупом подобии головы.
   Не муравьи, а имитация. Крохотные виртуальные роботы, самодвижущиеся модели. Возможно, какой-нибудь студент по заказу корпорации разработал схему их поведения, написал программу, оформил ее как типовой модуль. И теперь эти рыжие крохи расселились по множеству виртуальных миров, а студент приводит друзей в игру и показывает — вот, этих муравьев сделал я…
   Глеб выпрямился, перехватил недоумевающий взгляд Ирта, подумал — а кто сделал тебя?
   И поспешил отогнать зябкую мысль — а тебя-то самого, Богоборец, кто сделал? А?…
 
6
   Примерно через полчаса они оказались на опушке леса и увидели в отдалении дымящиеся развалины.
   Никакого движения вокруг пожарища заметно не было, но Глеб и Ирт выходить на открытое месте не спешили. Они присели на поваленную осину, собираясь как следует осмотреться.
   Где все люди, как думаешь? — спросил Глеб, не рассчитывая на ответ.
   — В селении, — уверенно ответил Ирт.
   — В каком?
   — Через которое нас провели. Небольшая такая глухая деревенька, где обосновался Орден Смерти, предварительно вырезав всех жителей.
   — Почему ты раньше ничего не сказал?
   — Но ты же не спрашивал.
   — Дорогу туда знаешь?
   — Как вели, помню. Так что, наверное, найду.
   — Но нам надо остаться незамеченными, — напомнил Глеб, не особо надеясь на разум Одноживущего.
   — Это понятно, — кивнул Ирт. — Там большая часть дороги через лес идет, так что, думаю, прокрадемся…
   Они выждали еще немного, давая возможность затаившимся людям обнаружить себя, а потом вышли из леса. Двигались они быстро, перебежками; осторожничали — останавливались на несколько секунд, присаживались, прячась в траве или за кустами, осматривались — и вновь устремлялись вперед.
   На затянутом легкой дымкой лугу в росистой траве валялись тела Одноживущих рабов. Похоже, сбежать удалось немногим. Возле трупов прыгали отяжелевшие вороны, каркали хрипло. Они совсем не боялись пробегающих мимо людей, словно понимая, что тем сейчас не до них.
   Глебу чудилось, что Ирт укоряюще на него поглядывает. Хотелось оправдываться, хотелось объяснять, что ничего поделать было нельзя, стрелы летели из темноты, врагов не было видно, они были недосягаемы, единственная возможность спастись заключалась в бегстве, а рабы все равно были обречены — так или иначе они бы все погибли на арене.
   — Мы отомстим, — сказал Глеб. И вдруг подумал, что потеря памяти может быть связана с Епископом. Заклятый враг, возмечтавший стать богом, великий маг, каких не было в Мире, предатель, не останавливающийся ни перед чем на пути к власти, — возможно, он наложил какое-то заклятие, проклял своего преследователя, лишил его памяти, перемешал воспоминания, затуманил сознание, на какое-то время отнял возможность возвращаться в реальный мир.
   Было ли это в его силах? Позволяло ли устройство Мира подобную магию?
   Возможно…
   Глеб воспрял духом, почувствовал, как растворяется страх, до этого момента ни на миг его не отпускавший.
   Надо найти Епископа! Проклятый колдун!…
   Глеб сшиб копьем подвернувшийся куст чертополоха, втоптал его в землю, ощутил легкий укол в свод босой стопы. Он подумал, что надо во что-то обуться, сейчас же, немедленно, и подыскать подходящую одежду вместо порванных штанов и остатков рубахи на поясе, лучше даже не одежду, а доспехи, легкие, кожаные, а может, кольчугу.
   Он по-новому глянул на мертвецов. Вспомнил тех двоих, что встретились на опушке леса: первого он убил ударом копья в лицо, второму размозжил голову Ирт. Вряд ли это были члены Ордена Смерти, скорей всего обычные ученики, выставленные в окружение.
   И, кажется, на них были неплохие сапоги и кожаные куртки.
   Вернуться? Поискать на границе леса их тела? Или?…
   — Посмотри сюда, Богоборец, — сказал Ирт, и Глеб обернулся.
   Одноживущий стоял чуть в стороне, скорбно опустив голову, а вокруг него лежали шесть мертвых тел. И лежали они столь живописно, что казалось, будто кто-то специально разложил их, сформировал позы, не забыл даже о выражении лиц.
   Глеб подошел ближе, окинул взглядом группу тел и ясно представил все, что здесь происходило.
   Это был бой. Короткий и яростный.
   Пятерка вооруженных рабов окружила Двуживущего. Один из рабов был ранен — стрела пробила его плечо, и огонь опалил одежду. Очевидно, рабы залегли, едва начался обстрел. А когда Двуживущие воины разбрелись по лугу, добивая раненых и высматривая Богоборцу рабы притворились мертвыми. Но обман не удался, а может, у кого-то не выдержали нервы, когда один из Двуживущих подошел совсем близко. Первым вскочил изможденный раб в одежде рыбака. За что и поплатился — меч Двуживущего снес ему голову. В тот же миг три копья ударили из травы, и лишь одно — самое тяжелое — попало в цель — Двуживущий был ранен в бедро, Он едва не упал, попытался обрубить древко, пробившее ногу, но лишь ухудшил свое положение — окованное древко не поддалось, кровь хлынула из растревоженной раны, боль на миг лишила человека сознания, и он осел, опустился на одно колено, коснулся земли рукой. Кое-как он отражал беспорядочные выпады двух копий, кричал, зовя подмогу, и не заметил, как навис над ним еще один Одноживущий, зашедший со спины, не увидел, как поднялся кривой ятаган, немного похожий на крестьянский серп, но почувствовал движение, развернулся резко… Серп-ятаган скользнул по черепу, содрал кусок скальпа, оголил кость. Покачнулся Одноживущий раб, разрубленный почти пополам, зажал руками страшную рану, удерживая в себе меч. И два копья одновременно ужалили замешкавшегося воина — одно попало в шею, другое — в лицо. И налетели Двуживущие, люди в костяных масках, засверкали клинки…
   — Они не бежали, — сказал Ирт, и снова Глебу почудилось, что Одноживущий его укоряет.
   — Если бы побежали, то, возможно, были бы сейчас живы, — пробурчал Глеб и воткнул копье в землю. — Помоги-ка лучше его раздеть…
   Они управились довольно быстро: стащили с мертвого Двуживущего сапоги, расстегнули ремни кожаной куртки, обшитой металлическими пластинками, сняли ее, приподняв тело, вывернув мертвецу руки.
   Вокруг расселись вороны, и с каждой минутой их становилось все больше. Черные птицы с интересом следили, как одевается Глеб, и ничуть не боялись его резких движений. Возможно, они приняли человека за своего. А может, их просто привлекало сверкание металлической чешуи.
   — Кыш! — Глеб взмахнул рукой, и ему показалось, что в черных вороньих глазах блеснула усмешка.
   Закончив облачаться, он поднялся, подхватил копье — и птицы отступили, словно не человека опасаясь, а его оружия.
   — Ну как? — спросил Глеб.
   — Знак не видно, — неуверенно сказал Ирт.
   — Вот и хорошо… Давай показывай дорогу…
 
7
   Узкую лесную тропу дорогой можно было назвать лишь с большой натяжкой. По ней ходили, и довольно много, но ни копыта, ни колеса не оставили здесь следов. То и дело тропу перегораживали поваленные деревца, и это лишний раз доказывало, что путь этот для повозок не предназначен. Возможно, деревца эти упали не сами по себе. Вполне вероятно, им кто-то помог…
   Глеб и Ирт шли через лес, держась от тропы на некотором расстоянии. Глеб подозревал, что дорога охраняется, и осторожничал: крался, стараясь не шуметь, прятался за стволами, внимательно осматривался, оружие держал наготове.
   Ирт был более беспечен; он держался позади Глеба и потому чувствовал себя в безопасности. Помахивая молотом, он сшибал яркие шляпки мухоморов, на ходу срывал ягоды, бросал их в рот и с нескрываемым удовольствием следил за белками, скачущими по ветвям, за трескучими сороками, преследующими людей, за колобком солнца, катящимся в кронах деревьев.
   Ирт наслаждался свободой.
   — Дальше куда? — Глеб остановился, дождался отставшего напарника. — Здесь развилка.
   Ирт выглянул из-за кустов, нахмурился, вспоминая. Махнул рукой:
   — Направо.
   — Точно?
   — Да. Уже недалеко осталось. Метров триста, наверное. Вон и просвет виден.
   В деревне охрана есть?
   Я не знаю. Там полно Двуживущих, а кто из них охрана, кто нет, поди разбери. Все же с оружием. И сколько там Двуживущих?
   — Ну, изб там десятка два. В обычной избе — по две комнаты. Вот и считай.
   — В комнате могут размещаться несколько человек.
   — Ага, — согласился Ирт.
   — Значит, их там не меньше пятидесяти, — решил Глеб.
   — А то и больше.
   — Много, — сказал Глеб.
   Ирт пожал плечами. Он искренне верил, что Богоборец, если как следует захочет, управится и с сотней Одноживущих. Даже если все они будут в костяных масках смерти.
   — Подкрадемся ближе и осмотримся, — решил Глеб. — А ты больше не отставай. Держись в трех шагах позади меня и не шуми. И поглядывай по сторонам.
 
8
   Деревня была обнесена частоколом, и раздосадованный Глеб с укором глянул на Ирта.
   «… ты же не спрашивал…»
   Ограждение было не очень высокое, но его верх был утыкан острыми гвоздями, а по самому гребню была пущена бечева с колокольчиками. В ветреную погоду, наверное, от такой сигнализации проку было немного, но сейчас стояла тишь…
   Ворота отсутствовали, лишь толстые поворотные жерди, словно шлагбаумы, загораживали въезды в деревню — с севера, запада и юго-востока. Наверняка эти входы круглосуточно охранялись. А на ночь, наверное, их для пущей надежности перекрывали телегами — вон они, стоят на обочинах дорог, внутри частокола — колесные баррикады.
   — Что бы ты сделал, если бы хотел туда попасть? — негромко спросил Глеб.
   Ирт ответил почти сразу:
   — Пустил бы ночью огонь и попробовал бы прорваться в суматохе.
   Глеб хмыкнул, отметив про себя, что план неплохой. И пока единственный…
   Они лежали на толстых сучьях старой ветлы, крепко обхватывали их руками и ногами, стараясь не обращать внимания на далекую-далекую землю внизу и борясь с головокружением. Немалого труда стоило им забраться сюда, почти на самую макушку огромного дерева. С оружием они расстались в самом начале нелегкого пути, сунули его в гнилое дупло, в котором могли бы спрятаться оба.
   Они и собирались там спрятаться. Но сначала надо было осмотреться.
   Ветла росла на холме, южный, обращенный к деревне склон которого густо зарос дикой малиной. Вид отсюда открывался великолепный, просматривался весь лес: ровная просека — словно титаническая стрела пролетела, сшибая стволы; изгибы речушки, отражающие небесную синь; проплешины болот, зеленеющие топкой тиной, белеющие стволами чахлых берез; темные ельники, светлые полянки, озерца, далекая черная гарь и еще дымящееся пожарище…
   А уж деревня-то была видна как на ладони…
   — Ты слышал что-нибудь о человеке по имени Епископ? — спросил Глеб.
   — Да… Давно… Когда-то Орден Смерти подчинялся ему…
   — Что? — Глеб едва не свалился с ветки. — Впервые слышу. Ты уверен?
   — Это все знают.
   — Значит, действительно… — Глеб завозился. — Действительно, это может быть Епископ… Черт… Черт!…
   Неспроста, значит, у Ордена есть к нему претензии. Не случайно, значит, он сталкивался с ними. Вспомнить бы, что тогда случилось. Выяснить бы, чего он тогда добивался, чего хотел…
   Надо, надо переговорить с кем-то из людей в масках.
   Надо пробраться в деревню.
   Нужно все выяснить…
   Глебу уже не терпелось, хотелось сползти с дерева, подхватить копье — и вперед, вниз по холму, бегом через малину, к деревне, а уж там — будь что будет… Нет, — сказал он вслух. — Еще не время.
   Слишком много людей в деревне. И все при оружии.
   Ходят, сидят, стоят на постах, отдыхают в избах. Вон на дворе за конюшней целая группа — человек пятнадцать; тренируются, рубят клинками пучки хвороста, потрошат мешки соломы. Учитель — в черном плаще, на рукаве багряная повязка, вместо лица — желтая кость.
   — Ночью, — пробормотал Глеб, отползая назад. — Дождемся темноты и проберемся в деревню.
   Он прижался к толстому стволу, нащупал ногами ветку внизу — ту самую, на которой расположился Ирт, — встал на нее, вцепился пальцами в кору, чуть сдвинулся вправо, дотянулся до острого сухого сучка, повис на нем, правой ногой нашарил очередную опору, глянул вниз…
   Спускаться было трудней, чем подниматься.
   Чуть не рассчитаешь, сорвешься — и все…
   Все?…
   И что же именно?…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

   У игровых корпораций дела шли не очень гладко.
   Среди игроков участились несчастные случаи, увеличилось количество самоубийств, выросло число психических расстройств — но все это было объяснимо, ожидаемо, и с этим корпорации справлялись своими силами. Немалые деньги шли на создание реабилитационных клиник и исследовательских центров, еще больше средств тратилось на рекламу, убеждающую, что игры абсолютно безопасны, что виртуальные миры не несут никакой угрозы, что нейроконтактер — величайшее изобретение человечества, дарующее полную свободу.
   А покушаться на свободу не было позволено никому.
   Обыватели верили рекламе, потому что хотели играть.
   Чиновники верили корпорациям, потому что имели с них часть прибыли.
   А правительство было удовлетворено существующим положением: народ — прежде всею молодежь — не требовал ничего сверх необходимого, потому что все недостающее мог получить в другом — иллюзорном — мире.
   А самоубийцы и психи — ну так и что? Их всегда хватало, они есть и будут, а прогресс не остановить, и даже если запретить операции по вживлению нейроконтактеров, даже если прикрыть игровые серверы — этим ничего не добьешься, лишь взбаламутишь народ. И все будет, как раньше, — только операции начнут делать подпольно, в ужасающих условиях, серверы перебазируются в другую страну, денежные потоки потекут в другую сторону, а правительство…
   Правительство скорей всего сменится…
   Танк с интересом просматривал материалы, что находились на сервере, адрес которого дал ему человек в желтой футболке и позолоченных очках. Информации было так много, что разобраться с ней сразу не представлялось возможным, несмотря на то, что все данные были структурированы, разбиты по разделам, отсортированы, снабжены аннотациями. Мало помогала и мощная система поиска.
   Текстовые файлы, копии всевозможных документов, видеофрагменты, аудиозаписи, вырезки из газет, в основном «желтых», научные и псевдонаучные отчеты, интервью, логи, ссылки на материалы, находящиеся в общем доступе…
   Танк уже знал, что от него требуется.
   В игровых мирах стали происходить странные вещи. Такие, что ставили в тупик опытных специалистов.
   Некоторые игроки жаловались на страшную головную боль, начинающуюся, едва только они подключались к игре. Двенадцать человек в разное время, в разных странах, но при похожих обстоятельствах полностью потеряли память. Девять человек разучились говорить. Пятеро подключенных впали в кому. Четыре человека погибли — задохнулись во время игры, словно забыли, как дышать.
   И это были только зарегистрированные случаи. А сколько подобных происшествий не получили огласки? Сколько смертей могли показаться естественными?
   Корпорации были не на шутку встревожены. Пока им удавалось все хранить в тайне, но рано или поздно эти факты могли выйти наружу. Слухи уже ходят, дешевые газетенки печатают жуткие истории, которые лишь кажутся выдуманными, поисковики на запрос «смерть от нейроконтактера» выдают сотни тысяч ссылок.
   Хуже всего было то, что корпорации не могли понять, с чем связана волна странных событий. И почему раньше было все нормально, а теперь вдруг…
   Танк откинулся на спинку кресла, включил вибрацию, потянулся, зевнул, глядя в потолок. Пожал плечами, сказал:
   — Неужели вы еще не поняли? Это же Матрица… — Онухмыльнулся, заложил руки за голову, прикрыл глаза, проговорил мечтательно: — Это Искин… Сеть ожила… — Он сидел так довольно долго, наслаждаясь массажем, вспоминая что-то приятное из беззаботного летнего детства. Потом вздохнул, потянулся к отставленной клавиатуре; не открывая глаз, нащупал кнопку включения голосового интерфейса, нажал, сказал ровно и отчетливо: