Впрочем, карета шла мягко, она словно по рельсам двигалась, а не по разбитой мостовой.
   — Мог ли я подумать… — пробормотал Ирт, чему-то улыбаясь.
   Дома убегали назад. Мелькали невысокие деревья. Редкие пешеходы, издалека заслышав цокот копыт, жались к обочинам, пропускали несущуюся карету. Компании ребятишек срывались с места, пытаясь хоть немного посоревноваться в скорости с тройкой лошадей. Одинокие старики снимали шапки, склоняли головы.
   До городской стены домчались быстро. Из окна было видно лишь малую ее часть, но и то немногое, что открылось друзьям, поражало, восхищало и подавляло. Величественная стена, подпирающая небо, словно нависала над всем, что прилепилось к ее подножью; она защищала и вместе с тем грозила раздавить. Глеб подумал, что стена эта — не что иное, как символ королевской власти, знак его могущества. Он вспомнил день, когда впервые увидел стену. Тогда вокруг Города не было никаких трущоб, лишь луга, поля и перелески, перечеркнутые множеством дорог. Стена уходила к самым облакам, пики ее острых башен терялись в дымке, острые зубцы словно бы грызли небо. Он стоял, завороженный, смотрел ввысь, и ему чудилось, что стена медленно заваливается на него, клонится, падает плавно, — от этого зрелища кружилась голова и обмирало сердце…
   Сколько же прошло времени…
   На мосту через гниющий ров карету остановили два ратника с королевским гербом на доспехах. Они что-то спросили у кучера, заглянули в окна. И махнули — проезжайте!
   Но за мостом, в воротах, их остановили еще раз. И снова охранники переговорили с кучером, посмотрели сквозь стекло на пассажиров. А потом знаками попросили открыть дверь. Горр покосился на Ирта, тот глянул на Богоборца. Глеб кивнул:
   — Открой, конечно.
   Честные люди королевских гвардейцев не боятся. Один из воинов, тот, на шлеме которого красовалось павлинье перо, встал на подножку.
   — Вы въезжаете в Старый Город, — строго сказал он, — Здесь запрещено убийство. Здесь запрещена магия. Здесь запрещено воровство. Король лично следит за порядком в своих владениях. Мы, гвардейцы, ему помогаем, а с нами принято считаться! — Он многозначительно посмотрел на Глеба и на его копье. — Не ввязывайтесь в драки! Не воруйте! И все будет в порядке… Вы впервые в Городе?
   — Нет, — поспешил ответить Глеб.
   — Хорошо… — Ратник соскочил с подножки. Некоторое время он стоял возле кареты, придерживая дверь, и оценивающе оглядывал пассажиров. Потом он опустил глаза и сказал: — Если же вы планируете нарушить закон, то не забудьте приобрести индульгенции. Купить их можно в любой Конторе Правосудия. — Он развернулся. Дверь захлопнулась словно сама собой. Гвардейцы отступили в тень. Медленно поднялся полосатый шлагбаум.
   — Индульгенции? — удивился Глеб,
   Хлопнул кнут, загремели подковы — и карета, протиснувшись сквозь арку южных ворот, въехала в Город.
 
4
 
   Стадион называли по разному: Стадиумом, Гладиа-ториумом, Файтодромом. Наверное, это было одно из популярнейших заведений Города. На трех аренах Стадиона каждый день проводились бои: гладиаторы сражались с добровольцами. На первой арене, застеленной войлочными матами, дрались врукопашную. На второй арене, зеленой, словно газон, соперники бились учебным оружием. А на третьей арене — самой популярной — бойцы выступали с оружием настоящим, боевым, смертельно опасным. Третья арена была желтая, как пустыня, — свежими опилками и сухим песком здесь засыпали пятна крови. Это было единственное место в Старом Городе, где разрешалось убивать и где убийцу провозглашали героем.
   Стать гладиатором мог любой человек — Двуживущий или Одноживущий. Достаточно было вступить в нужную гильдию и пройти обучение в одной из гладиаторских школ. Обучение в таких школах велось просто — новичок сражался с другими учениками. В день, когда он побеждал всех в своей группе, ему вручали выпускной диплом. Кто-то выходил из школы через неделю после поступления, а кто-то оставался учеником на протяжении многих лет. Но таковых было немного, поскольку ученики гибли так же часто, как настоящие гладиаторы…
   Карета остановилась на площади возле главных ворот Стадиона. Здесь кишели люди, желающие поглядеть на бои, а быть может, и поучаствовать в них. Букмекеры, разодетые будто клоуны, вышагивали на ходулях, выкрикивали имена гладиаторов, принимали ставки. К окошкам тотализатора выстроилась длинная очередь. Было шумно, словно в птичнике.
   Горр открыл дверцу, спрыгнул на брусчатку мостовой, подошел к вознице, стал отсчитывать в подставленную ладонь золотые монеты. На парнишку косились: еще бы, не часто увидишь бедно одетого подростка-Одноживущего, прикатившего к Стадиону на карете с королевской символикой и так легко расстающегося с солидными деньгами. Два воина в плохоньких железных кирасах переглянулись, перемигнулись и вышли из толпы. Со скучающим видом они направились к Горру. словно невзначай заглянули внутрь кареты.
   Глеб, заметив подозрительную пару, поспешил выбраться на улицу. Но его появление не произвело на Двуживущих никакого эффекта. Они равнодушно скользнули взглядами по его фигуре и тут же отвернулись. Их больше интересовал Горр.
   — Поделись деньгами, паренек, — сказал один из них, легко толкнув Горра железным плечом.
   — Что? — Горр обернулся, улыбаясь.
   — Дай пару монет, — оскалившись в ответ, повторил просьбу воин. — Ты не обеднеешь, а нам они пригодятся.
   — Нам они тоже еще пригодятся, — сказал Глеб, встав за спинами Двуживущих вымогателей. Он повернулся к ним боком, расставил ноги, чуть согнул их в коленях. Он точно вымерил дистанцию — вполне подходящую для копья, но не для мечей. Слева от Глеба, на полшага впереди, стоял Ирт.
   — Если судить по тому, как вы их тратите, — Двуживущий медленно повернул голову, посмотрел Глебу в лицо, — то можно сделать два вывода: либо у вас денег слишком много, и значит, вы не обеднеете, поделившись с нами, либо вы не умеете их тратить, а значит, нам они принесут куда больше пользы, чем вам… Всего пять монет — и можете спокойно идти дальше.
   Горр вопросительно глянул на Богоборца. Парнишке действительно не жалко было этих денег. Ведь Танк совсем рядом.
   Но Глеб покачал головой.
   — Нет…
   Они не могли драться. Они находились в Городе. Стоит лишь скрестить оружие — и тут же появятся патрули королевских гвардейцев, всех возьмут под арест.
   А Танк совсем рядом, он ждет…
   Глеб выругал себя за упрямство. Черт с ними, с деньгами, не это сейчас главное!
   — Ладно! Трех монет, думаю, будет достаточно.
   — Этого мало. Десять золотых, не меньше. И мирно разойдемся.
   — Сначала вы просили две.
   — Мы всегда сначала просим две.
   — Ладно, — Глеб скрипнул зубами. — Дай им, Горр.
   — У меня только восемь осталось.
   — Тогда гоните и ваши вещички, — взгляды Двуживущих сделались цепкими и колючими, словно репейник. — Что тут у вас? Ранцы? Замечательно, снимайте. Но сперва оружие…
   — Вы с самого начала хотели обобрать нас до нитки, — Глеб прищурился, крепче сжал копье. — Не правда ли?…
   — Ну что ты, парень, — холодно усмехнулся Двуживущий. — Мы берем ровно столько, сколько нам позволяют взять…
   Вокруг собралась приличная толпа. Людей всегда привлекают ссоры, а особенно такие, что могут перерасти в драку. Зеваки вели себя по-разному: кто-то подначивал готовых сцепиться людей, кто-то просто жадно смотрел, а кто-то недовольно хмурился и осуждающе качал головой. Не всем нравились новые порядки в Городе. Остались еще игроки, которые помнили старые времена; времена, когда в периметре крепостных стен каждый чувствовал себя в абсолютной безопасности, когда в Город приходили за спокойствием и защитой. А теперь и здесь приходится быть осмотрительным. Ведь может оказаться, что у нагловатого задиры лежит в кармане лицензия на убийство, загодя купленная индульгенция с королевской печатью. Конечно, Гильдия Правосудия внимательно следила за распределением индульгенций, не каждому человеку позволялось их приобретать, только тем, кто не был замечен в крупных правонарушениях, кто не состоял в Гильдии Наемных Убийц и кто не слишком часто использовал свои прежние права на убийство…
   Глеб покосился на толпу, посмотрел на каменную громаду Стадиона, оглянулся на карету. Он почти физически ощущал, как выходит время.
   Что делать?
   «Неввязывайтесь в драки… И все будет в порядке…»
   Бежать? Или спокойно отступить? Или просто не обращать внимания на Двуживущих, пройти мимо них, надеясь, что они не воткнут клинки в спину?
   Спина была его уязвимым местом. Глеб вспомнил, как кричал об этом Белиал. И снова посмотрел на толпу.
   А что, если маг там, среди людей? Может, Двуживущие эти не случайно затеяли ссору? А Танк совсем рядом… Что же делать?…
   — Ты чего, остолбенел от страха? — Двуживущий шагнул к Глебу, хотел было схватиться за копье, но вовремя увидел узкие ножи на конце древка и отдернул руку. — Говорю, отдай оружие!… — Если у него и было разрешение на убийство, то он не спешил его использовать. Индульгенция стоила больших денег. — И ранец снимай!…
   Толпа вдруг заколыхалась, зашумела недовольно. Кто-то невысокий, незаметный в толчее, пробирался вперед и бесцеремонно расталкивал ругающихся зевак.
   Белиал?!.
   Глеб окончательно растерялся.
   Двуживущие, ухмыляясь, вытянули мечи из ножен.
   — Прочь от господина! — Из толпы на открытое место вывалились два широкоплечих бородатых карлика в длинных до коленей кольчугах и с боевыми топорами в мощных руках. Пыхтя, словно маленькие паровозы, они подкатили к Двуживущим задирам, налетели на них, тесня грудью, толкая топорищами. Глеб узнал их — это были гномы, охранявшие торговца Дарила.
   — Эй, коротышки! — возмутился кто-то в толпе. — А ваше какое дело?
   Гномы-телохранители никак не отреагировали на обидное прозвище. Они подхватили под руки Горра, перетащили его к Глебу и Ирту, замерли, отдуваясь, с холодным прищуром глядя на растерявшихся Двуживущих и легко поигрывая тяжелыми топорами.
   — У нас три индульгенции, — объявил один.
   — У каждого, — добавил второй.
   — У меня только одна, — соврал Глеб и прокрутил над головой копье.
   Глаза Двуживущих потухли, клинки спрятались в ножнах. Над толпой пронесся вздох разочарования. Поняв, что драки не будет, люди начали расходиться — у каждого нашлось дело. Незаметно исчезли и вымогатели.
   — Вовремя вы подоспели, — сказал Глеб гномам. — А где Дарил, хозяин ваш?
   — Он уехал, — прозвучал громкий девичий голос. Глеб повернул голову и увидел улыбающуюся Фиву. Она привалилась плечом к чугунному фонарному столбу; рядом с ней стояла высокая, коротко остриженная женщина. Одежды на женщине было немного: холщовые шорты обтягивали могучие бедра, а выдающуюся грудь поддерживал объемный кожаный лиф. Взгляд Глеба невольно соскользнул на загорелые выпуклости — и будто прилип.
   — Это моя сестра Фаталия, — сказала Фива. — Я вам много про нее рассказывала.
   — Да… — Глеб смущенно кашлянул. — Наслышаны…
   — А теперь насмотреться хотите? — хмыкнула Фаталия и повела плечами, отчего ее прелести сделались еще прелестней.
   — Теперь я понимаю, как ты мужиков одолеваешь, — пробормотал Ирт, тоже не зная, куда девать глаза.
   — Вы сами себя одолеваете, — пренебрежительно сказала Фаталия. — С похотью своей справиться не можете.
   Глеб дернул головой и заставил себя посмотреть на гномов. Бородатые карлики теперь казались ему смешными жалкими уродцами.
   — Почему вы не с хозяином?
   — А он оставил их тебе, Богоборец, — ответила за гномов Фива.
   — Как это?
   — Решил, что они тебе пригодятся, велел им отыскать тебя и охранять. А сам отправился назад, в деревню, где оставил обоз.
   Гномы молчали, лишь кивали согласно, слушая Фиву.
   — Когда ты его видела? — спросил Глеб. — Как вы встретились? Он ничего не говорил про Белиала?
   — Я Дарила не видела, — ответила девушка. — Это гномы меня нашли. Уже здесь. После того, как уехал Горр.
   — Ладно вам попусту болтать, — вмешалась в разговор Фаталия. И снова взгляды мужчин приклеились к ее телу. Лишь гномы оставались равнодушны к женским чарам — у подземного народца были другие представления о привлекательности. — Берите свои размякшие ноги в свои трясущиеся руки и двигайте за мной!… Сзади Фаталия выглядела не менее потрясающе.
 
5
 
   Гнома с сивой бородой звали Тартлом. Чернобородого гнома звали Гвиртом. Они были дальними родственниками, но кто кем кому приходится — точно не знали. Они даже не могли разобраться, кто из них старше. Охранниками гномы стали очень давно, а последние семь лет они работали исключительно с Дарилом. Торговец им нравился веселостью и щедростью, а еще тем, что с телохранителями своими держался как с равными. Первое время гномов это даже немного смущало. Работа была непыльная, серьезные драки случались редко, все больше приходилось пьяных забулдыг кулаками урезонивать. А если когда-то и доводилось пускать в ход топоры, то обычно не против людей, а против зверей: медведей, волков, василисков. Конечно, всякое бывало — и лихие люди подстерегали на лесных дорогах, и полудикие кочевники налетали на обоз в степях, и молодые Двуживущие искали легкой поживы на узких темных улочках. Не раз коренастые телохранители спасали жизнь своему хозяину. Дарила они слушались во всем. И когда торговец, едва вывалившись из портала, велел гномам разыскать Богоборца и охранять его, пока не кончится срок контракта — а возможно и дольше, — они тут же отправились выполнять приказ. Дарил знал, кому поручить столь ответственное дело. Гномы не стали бродить по округе, разглядывая прохожих в надежде встретить Богоборца или кого-нибудь из его компании. Гномы обратились за помощью к своим соплеменникам.
   Подгорный народец очень дружен — это известно каждому. И эта дружба тем крепче, чем дальше от родины находятся гномы.
   Просьба о помощи не могла остаться без ответа.
 
   В один час по всему Городу закрылись десятки лавочек и мастерских, и сотни гномов вышли на улицы.
   Вскоре Тартлу и Гвирту стало известно, что уважаемый старец Диртс, работающий уборщиком в школе гладиаторов при Стадионе, встретил девушку, назвавшуюся Фивой. Гномы тотчас отправились на место, убедились, что слепнущий старец не ошибся, познакомились с пышногрудой Фаталией, а потом отыскали и самого Богоборца…
   Все это Глеб узнал от Фивы, когда они дружной компанией шагали по направлению к служебному входу Стадиона.
   — И когда же у вас заканчивается контракт? — спросил Глеб у бородатых телохранителей, семенящих рядом.
   — Через два года, — ответила за них Фива.
   Глеб присвистнул, не зная, радоваться этому или печалиться…
   Величественный Стадион, очень похожий на римский Колизей, заслонил полнеба. Он гудел, словно гигантский улей, а над ним, над его огромной чашей колыхалось и плыло зарево множества огней.
   — Бои прекратятся только глубокой ночью, — не оборачиваясь, сказала Фаталия.
   — А ты когда выступаешь? — спросила у сестры Фива.
   — Уже выступила. Два боя было утром.
   — Ну и как? — поинтересовался Ирт. Фаталия хмыкнула, дернула плечом:
   — Как видишь, ни единой царапины…
   Служебный вход охранялся здоровенным одноглазым гладиатором в набедренной повязке и сандалиях. Он сидел на несоразмерно маленькой лавочке и железной дубиной утрамбовывал землю под ногами.
   — Привет, Леопард! — поздоровалась Фаталия. Гладиатор поднял на нее глаза и отчего-то покраснел.
   — Привет, — буркнул он.
   — Мы пройдем.
   — Знаешь же — не положено.
   — Знаешь же — мне плевать.
   — А эти все с тобой?
   — Да. Сестра и ее друзья. Один из них, не поверишь, Богоборец.
   — Да ну? — скривился одноглазый. — И кто?
   — Вот этот, — Фаталия ткнула пальцем в сторону Глеба.
   — Видал я как-то одного Богоборца… Тот был больше похож, здоровее и выше… А твой какой-то… щуплый…
   Глебу не понравилось, что о нем говорят в таком тоне, да еще так, будто его здесь нет, и он, вскинув голову, громко заметил:
   — Зато у меня оба глаза на месте.
   — Что? — Гладиатор покраснел еще больше. Он начал было подниматься со скамьи, но Фаталия положила руку ему на плечо:
   — Успокойся, Лео. Возможно, это настоящий Богоборец.
   Одноглазый фыркнул, дернул плечом:
   — Они все настоящие, пока их за горло не возьмешь да не сожмешь покрепче.
   — А ты попробуй! — Глеб разозлился. От этого одноглазого Леопарда просто разило высокомерием.
   — Эй-эй! — прикрикнула на них Фаталия. — Уж не из-за меня ли вы распетушились?! Так я не курочка!
   Ирт хмыкнул. Кажется, он был готов поспорить с Фаталией.
   — Ну что за норов у вас, мужиков! Только и ищете повода для ссоры… — Фаталия впилась тонкими пальцами в мускулистое плечо Леопарда, и гладиатор охнул, скривился от боли. — Так мы пройдем, — сказала ему Фаталия и ударом ноги отшвырнула железную дубинку далеко в сторону. — Значит, договорились!…
   Теперь уже и гномы смотрели на нее с большим интересом.
 
6
 
   Они проследовали длинным узким коридором, похожим на подземный ход. Чадящие факелы располагались Далеко друг от друга, и люди гуськом шли от одного освещенного пятачка к другому, погружаясь в такую плотную тьму, что невольно хотелось набрать полную грудь воздуха и затаить дыхание. Откуда-то доносились призрачные голоса, невнятный гул накатывал волнами — порой стены начинали резонировать, и тогда казалось, что это ревет и стонет сам Стадион, впитавший чувства и эмоции многих тысяч людей. Здесь было зябко, с потолка сочилась вода, под ногами хлюпало что-то скользкое и вязкое, пахло гнилым железом и перепревшим навозом.
   — По этому ходу выводят на арену диких зверей, — поделилась Фаталия. — Обычно львов и тигров, грифонов и волколаков. Иногда орков и гоблинов. А бывает, что и вовсе… — Она замолчала, словно подавилась непроизнесенным словом Потом продолжила: — Ходят слухи, один как-то сбежал и теперь прячется тут…
   Никто не решался поддержать разговор — уж очень жутко звучали здесь голоса. Никто не поинтересовался, кто же тут, сбежав, прячется, — и без того было неуютно.,.
   Лязгнула отброшенная щеколда. Пронзительно заскрежетала проржавевшая дверь, натужно заскрипела старая пружина.
   — Сюда, — Фаталия сняла со стены факел. — Это выход на трибуны.
   Они свернули в боковой отнорок и шли еще довольно долго, прежде чем впереди замаячило светлое пятно…

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

   В полицейском отчете было написано, что Глеб Истомин умер не сразу. Он приставил ствол пистолета к виску и спустил курок в тот самый миг, когда патрульные ворвались в квартиру близнецов Лопес…
   Танк видел схемы той квартиры, он просматривал фотографии с места преступления, читал газетные статьи, заключения криминалистов и отчеты следователей. Он закрывал глаза, и ему четко представлялось, как именно все происходило: подъехавший на такси Глеб заходит в дом; он проходит мимо консьержа и по широкой лестнице поднимается к двери с номером 214. Дверь не заперта, поскольку один из близнецов — Феникс Лопесрешил сбегать в магазин. Глеб Истомин входит в квартиру, в его руке пистолет. В просторной комнате, заваленной разным хламом, перед компьютером сидит Кортни Лопес. Он ничего не замечает — сейчас он находится в виртуальности. Он видит, осязает, обоняет то, чего нет на самом деле; то, что называется Миром — Миром с большой буквы. Пистолетный выстрел возвращает его в реальность — первая пуля попадает в работающий компьютер. Они смотрят друг на друга — новоявленный бог Мира и личный враг бога. Их виртуальная вражда переросла в настоящую ненависть. О чем они успели поговорить? О чем в этот миг думал каждый?… Лопес кидается на Глеба, получает две пули в живот и падает. Глеб не торопится уходить, возможно, он в оторопи, возможно, он только сейчас осознал в полной мере, что же он натворил. И тут из магазина возвращается Феникс Лопес. Он запирает дверь квартиры, заходит в комнату и видит брата, лежащего на полу, дымящийся компьютер и незнакомого человека с пистолетом в руке. Глеб стреляет трижды. Две пули крошат стену, одна попадает Фениксу в голову. А на улице уже воют полицейские машины и мчатся автомобили «Скорой помощи». Консьерж встречает полисменов. Тяжелые ботинки грохочут по лестнице. Бьют в дверь крепкие кулаки. Глеб сует ствол пистолета в рот, оцарапывает нёбо. Тогда он подносит дуло к виску… О чем он думает в этот момент?… Сорванная с петель дверь падает. Выстрел!
   Полисмен, вбежавший в комнату первым, утверждает, что Глеб улыбался, нажимая на спуск.
   Пуля вдребезги разбивает нейроконтактер.
   Глеб падает. В его черепе дыра, но он еще дышит. Квартира наполняется полицейскими. Они тушат компьютер, открывают окна, ругаются и ждут санитаров.
   Глеб еще дышит.
   Медики появляются через несколько минут. Сперва они обследуют братьев Лопес. Только потом берутся за Глеба.
   Он дышит.
   Они кладут его на носилки и несут к машине. Их останавливает полисмен, требует какие-то документы. Санитары ругаются с ним.
   Глеб все еще дышит.
   Его загружают в машину и везут в больницу. В больнице опять начинается ругань — Глеб здесь никому не нужен.
   Но он все равно дышит…
   Он будет дышать еще две недели. А потом исчезнет. Если верить официальным бумагам — умрет и, ввиду невостребованности тела, станет собственностью некоего Международного научного центра исследований мозга.
   Вроде бы все. Конец.
   Но Танк пришел к выводу, что Глеб дышит и сейчас, спустя много лет после случившейся трагедии. Где-то, в какой-нибудь стерильной лаборатории лежит на кровати накрытое простыней отвратительно бледное тело с отверстием в голове, и в отверстие это уходит лапша разноцветных проводов. Бежит по пластиковым трубкам алая кровь, вздымаются мехи аппарата вентиляции легких, серебрятся пузырьки воздуха в многочисленных капельницах…
   Глеб дышит в этом мире. Но его поврежденное сознание — сознание Богоборца — пребывает в мире виртуальном.
   И кто-то безликий осторожно ковыряется в изуродованном мозге, ставит некие опыты с известной только ему целью. Кто-то, назвавший себя Белиалом…
   Танк очень ясно представлял эту картину. Она была похожа на рисунок из фантастического комикса, но Танка это не смущало. Ему казалось, что головоломка сложилась. Все кусочки мозаики теперь были на своих местах.
   Виртуальный Богоборец должен вывести Танка к телу Глеба. И тогда станет ясно, кто такой этот загадочный Белиал…
 
1
 
   На каждой арене Стадиона велось сразу несколько боев. Глебу потребовалось некоторое время, чтобы разобраться, кто с кем сражается. Фаталия, видя внимание Богоборца, комментировала происходящее:
   — Сегодня интересных боев нет, идет обычное «мясо». Вон, видишь, две фигуры стоят неподвижно? Это маги меряются силой. Там, за ними — на зеленой арене — три ученика дерутся с Двуживущим. А в дальнем углу Эш Коротышка борется с Громовым Змеем. Они оба гладиаторы. Вчера поспорили, чья школа рукопашного боя сильней, теперь выясняют… — Фаталия усмехнулась. — Обычно я бьюсь на желтой арене. Иногда на войлочной. Но на зеленой… — Она пренебрежительно фыркнула. — На этот газон и нога моя не ступит!…
   Они сидели на первом ряду, возле самого ограждения. Внизу два гладиатора, один с сетью и трезубцем, другой с мечом и прямоугольным щитом, пытались одолеть огра. Людоед, похоже, устал, а может, просто был болен. Он хрипло взрыкивал, помахивал дубиной, не давая людям приблизиться, но сам на рожон не лез.
   — Это Людовиг, — сказала Фаталия.
   — Кто из двоих? — спросил Глеб.
   — Огр. Он у нас уже месяц. Патруль отловил его в какой-то деревне, он там трех бычков задавил. Привезли к нам. А что? Кормежку он отрабатывает…
   Позади круто поднимались заполненные людьми трибуны. Свободных мест почти не было, но зеваки на каменных скамьях-ступенях долго не засиживались — поглядев на бои, поднимались и направлялись к выходу. Их места тотчас занимали другие.
   — Игроки, — пояснила Фаталия. — Пытаются зарабатывать на ставках. Некоторым удается.
   — Еще как удается! — прогремел веселый голос, и кто-то большой, словно туча, навис над Глебом.
   — Танк? — Глеб повернул голову.
   — Это не Танк, — негромко сказал Ирт.
   — Муромец мое имя, ребята! И можете меня поздравить — я только что выиграл две сотни золотых монет!
   — Поздравляю, — неуверенно сказал Глеб.
   — Не прячь свои чувства, мужик! Мы здесь для того, чтобы развлекаться и получать удовольствие! А вы сидите какие-то… зажатые… — Он подмигнул Фаталии. — Кроме тебя, цыпочка.
   Фаталия фыркнула:
   — Я тебе не цыпочка, толстяк.
   — Как же не цыпочка, детка, если утром ты принесла мне сотню монет! Определенно, сегодня мой день!
   — Ты ставил на меня?
   — Ну разве мог я на тебя не поставить?! Ты же такая прелесть!
   — Спасибо, малыш. Не хочешь завтра выйти со мной на арену, развлечемся?
   — Нет, детка, не хочу. Я видел, что ты сегодня вытворяла… А вы тут все гладиаторы, ребята?
   — Нет, — сказал Глеб. — А ты, Муромец, не Илья случайно?
   — Ага, угадал!
   — Русский?
   — Ну, на три четверти.
   — А откуда?
   — Из Троеполья, триста километров от Москвы.
   — Мы почти земляки.
   — Да ну?! — фыркнул Муромец. — А ты весельчак, хоть и угрюм на вид. Надо же — Одноживущий земляк!