— Кто-нибудь идет с нами?
   Гномы тут же вскочили со своих мест. Перед тем как пуститься на арену, Глеб велел им во всем слушаться Ирта. Они и слушались, а что еще им оставалось? Кажется, гномы до сих пор не уразумели, что их подопечный в смертельной опасности. Осознали бы — бросились бы Богоборцу на выручку. Или же нет? Может, все они понимают — потому и не рискуют напрасно своей жизнью, зная, что служение кому-то не всегда предполагает безоглядное стремление к смерти.
   Ирт подхватил вещи Глеба и тяжело вздохнул.
   «…береги себя. Теперь ты мой душеприказчик…»
   — Я провожу вас, — сказала Фаталия. — Может, до выхода. Может, до городских ворот. Может, чуть дальше…
   Фива, посмотрев на сестру, осторожно опустила мышонка в плетеную коробку и нацепила ее на пояс.
   — Где ты его взяла? — Глаза Ирта вспыхнули. Он порывисто шагнул к девушке, схватил ее за руку, сжал крепко.
   — Горр подарил.
   — Где? — Ирт резко повернулся к пареньку. — Откуда у тебя эта мышь?
   — Подобрал на улице.
   — Здесь, в Городе? Когда?!
   — Сразу, как мы вывалились, — Горр выглядел совершенно растерянным. Он чувствовал, что натворил еще что-то, и не понимал, что именно. — Она смотрела на меня и совсем не боялась…
   — Дай ее мне! — Ирт требовательно протянул руку к Фиве.
   — Зачем? — подозрительно спросила девушка.
   — Дай!
   Несколько долгих секунд они с вызовом мерили друг друга взглядами. Потом Фива тихо ругнулась, опустила глаза, сунула руку в короб и достала мышонка. Она не сразу положила его Ирту на ладонь — сперва погладила мизинцем по головке, заглянула в глазки-бусинки, дунула ему в мордочку.
   Доверчивый мышонок вел себя смирно — даже оказавшись на широкой и жесткой мужской ладони.
   — Отвернись, — велел Ирт Фиве.
   Она дернула плечом и посмотрела на заполненные людьми трибуны…
   Ей показалось, что она слышала, как хрустнули тонкие косточки.
 
9
 
   Луна была зеленая, словно кошачий глаз.
   Словно плесневелый кусок сыра.
   Словно кожа гоблина…
   «…в день, когда вы посмотрите на солнце или луну…»
   Глеб не мог отвести от нее взгляд.
   «…сделаете жест и произнесете слово…»
   Он медленно, преодолевая боль и слабость, поднял правую руку над головой. На ней почти не осталось кожи — голые мышцы сочились кровью. Левая рука выглядела еще страшней.
   — Хох-шьеторр… — прошептал Глеб. Кажется, у него не было губ, а возможно, и всего лица. Чудо, что он еще хоть что-то видит, хоть как-то говорит.
   — Хох-шьеторр, — повторил он без особой надежды на чудо.
   Какое странное слово. Есть ли у него значение? Или это просто сочетание звуков, некая мантра, включающая какие-то магические механизмы?
   «…егоуслышат шаманы всего нашего народа по всему Миру…»
   Память работала как никогда ясно; Глеб отчетливо слышал голос старой гоблинши — в его голове словно диктофон включился.
   «…Отзовутся ли они на него — мне неизвестно. А даже если и отзовутся, то я не уверена, что вы обрадуетесь этому…»
   — Хох-шьеторр!… — крикнул Глеб в последний раз, крепче упираясь пальцами левой руки в подбородок и чувствуя, как ногти протыкают размягчившуюся плоть.
   Зеленая луна сорвалась с неба и стремительно полетела вниз, грохоча, будто шаманский бубен…
 
10
 
   Ирт швырнул на арену смятый серый комочек и вытер ладонь о штаны.
   Озадаченная Фаталия проследила падение мертвой мыши и громко фыркнула, выражая свое отношение к странностям некоторых представителей противоположного пола.
   Фива все еще смотрела на трибуны. Горр стоял рядом с ней — он пребывал в нерешительности: с одной стороны, ему очень хотелось хоть как-то поддержать девушку, с другой стороны, он боялся проявлять к ней участие. Боялся и стеснялся. Ему казалось, что любые его действия покажутся смешными и нелепыми.
   Одни только гномы были спокойны. Сейчас они походили на умных выдрессированных животных, которым чужды переживания и сомнения, которые знают определенный набор команд и во всем полагаются на хозяина.
   — А теперь уходим! — распорядился Ирт.
 
11
 
   Странного вида зеленый туман колыхался вокруг. Глеб тонул в нем, медленно опускался в бездну, но — удивительно! — чем глубже он погружался, тем светлей становилась зеленая муть. Откуда-то снизу наплывали призрачные голоса, невнятные и пугающие. Постепенно они приближались, и уже можно было разобрать отдельные фразы.
   — Человек? Невероятно!
   — Кто дал ему ключ?
   — Чего он хочет?…
   Слова были незнакомые, но каким-то образом Глеб понимал, что они значат. Гортанная речь будила воспоминания, картины прошлого оживали и шевелились тенями в зеленой мгле. Дымка слоилась, превращаясь в лица старых товарищей, похожие на стеклянные маски. В полный рост поднимались знакомые фигуры, вылепленные из тумана, медленно двигались и медленно таяли…
   А в голове словно черви шевелись, в его мозгу словно кто-то ковырялся длинными тонкими пальцами. Глеб догадывался, что его сознание сейчас открыто для тех, кто находится на дне зеленой пучины. Он предполагал, что его изучают, и старался этому не сопротивляться.
   Впрочем, он мало что мог. Он не ощущал своего тела, он не видел ничего, кроме текучего марева.
   Можно было попытаться управлять своими мыслями — но станет ли от этого лучше?
   А голоса все крепли:
   — Он ищет себя. Это достойно.
   — Ему препятствуют.
   — И он просит помощи.
   Голосов было много, но они не мешали друг другу. Говорящие словно соблюдали очередность — один останавливался, другой тут же продолжал:
   — Он жил с нами.
   — Его учили танцу копья.
   — Он был на Большой Охоте.
   — Он кормил Солнце.
   — Лина привела его…
   В какой-то момент Глеб подумал о том, что и это странное место — да место ли? — ничем не отличается от остального Мира. Все это — высокотехнологический мираж. Но интересно, кто из Двуживущих проникал сюда? Что, если никто? И много ли еще таких потайных пространств, необычных и загадочных измерений, созданных, возможно, безо всякой цели, только потому, что команде безымянных разработчиков захотелось оставить в Мире свой след, создать маленькую тайну?…
   Голоса тотчас отреагировали на его мысли:
   — Он странный.
   — Он чужой.
   — Он мучается от пустоты.
   — Его разум страдает.
   — Он борется с собой…
   Туман все редел. Глеб смотрел вниз, надеясь разглядеть говорящих. Вдруг он осознал, что не видит собственного тела. Не было ни ног, ни туловища, ни рук — в мутной зелени плавало лишь его сознание.
   — Он понимает! — возликовал кто-то из расположившихся внизу.
   — Он на полпути к пониманию, — холодно поправил другой голос.
   — А полпути — это лишь начало…
   Боль вместе с телом остались в большом мире, на арене. Здесь были только их призраки, воспоминания о них.
   — У него чужая память.
   — У него не свое тело.
   — Он очень странный…
   Теперь голоса звучали невыносимо громко. Они бились в несуществующие уши, едва не раскалывая несуществующий череп. Будь у Глеба руки, он обхватил бы ими голову и крепко бы ее стиснул. Будь у него ноги, он подтянул бы их к груди и спрятал бы в коленях лицо.
   — Помогите мне! — крикнул он, пытаясь заглушить голоса.
   И они стихли…
   Долгие секунды длилось молчание. Все ярче становилось свечение — вскоре от тумана не осталось и следа, он полностью растворился в слепящем сиянии.
   — Должны ли мы помочь ему? — нарушил тишину неуверенный голос.
   — Он почти прошел сквозь Туман Тысячи Отражений, и разум его остался цел.
   — Это потому, что он стремится к знанию.
   — И все же надо подождать.
   — Он проделал только часть пути.
   — А часть пути — это лишь начало.
   — Дорогу нужно пройти до конца…
   Свет сделался нестерпимо ярким. Теперь он мало чем отличался от абсолютной тьмы — он ослеплял точно так же. И Глеб подумал, что его необычный полет из темноты сквозь туман к свету может быть неким замысловатым символом.
   Тьма — это незнание. Туман, полный смутных образов, — знание частичное. А ослепляющий свет — знание полное, абсолютное.
   Эти сомнительные сравнения показались ему очень верными и очень точными. За ними чудилась некая совершенная истина, они будили мысль и увлекали сознание в глубочайший водоворот неясных идей и образов.
   Глеб чувствовал, что еще чуть-чуть — и ему откроются все тайны мироздания.
   «Наверное, именно это ощущают обкурившиеся наркоманы», — подумал он.
   «Наверное, именно так Будда стал просветленным», — словно извне пришла в его голову еще одна мысль.
   — Я помогу ему, — произнес кто-то за плечом.
   — Я поделюсь с ним силой, — донеслось снизу.
   — Я тоже.
   — Я дам ему то, что он хочет…
   Сияние погасло, и на короткий миг Глебу почудилось, что он видит странных существ, лишь отдаленно похожих на гоблинов. Раскинув огромные крылья, они парили в воздухе и с любопытством его разглядывали.
   Боль вернула Глеба в реальность.
   Реальность была столь осязаема, что сперва Глеб решил, будто он оказался в мире, куда так долго стремился.
   Он задохнулся от радости.
   А потом его едва не задушило разочарование.
   Ничего не изменилось: он стоял на коленях, под руками был залитый кровью войлок, кругом струилась колючая тьма — и только над самой головой был виден неровный кусочек звездного неба и краешек желто-серой луны.
   Впрочем, нет — кое-что поменялось.
   Глеб ощущал, что внутри его клокочет могучая сила. Она распирала его, грозя разорвать на части. Она требовала выхода, а Глеб пока не знал, как ее использовать.
   Осторожно встал он на ноги, держа на плечах тяжесть, что обрушил на него Белиал.
   Медленно поднял он руку, протянул ее к глянцевой тьме — и тьма с треском расползлась под его пальцами.
   Он уперся пальцами в радужную пленку — и она лопнула, словно мыльный пузырь.
   Белиал был рядом. Кажется, он здорово удивился, увидев истерзанного, но живого Богоборца.
   Глеб улыбнулся магу. Он не знал, насколько страшной получилась его улыбка, — от его лица мало что осталось.
   — Кто я такой? Говори! — Глеба едва не вывернуло наизнанку, с такой силой рвались наружу слова.
   Белиал рассмеялся. Но в смехе его чувствовалась неуверенность.
   Глеб переступил границу своего круга. Арена показалось ему маленькой, почти игрушечной. Он был на ней, словно огромный шагающий робот из мультфильмов-аниме. Земля стонала под его ногами, небо дрожало от его шагов — а в груди пульсировал, готовясь ко взрыву, перегревшийся реактор.
   — Я хочу знать! — Глеб вытащил мага из радужного кокона, словно улитку из раковины. — Ты называешься моим другом, но ведешь себя, как заклятый враг!
   Они вцепились друг в друга. В каждом клокотала сила, недоступная обычным людям.
   Они давно не были обычными людьми…
 
12
 
   Ирт остановился у самого выхода, обернулся, глянул на ярко освещенную арену. И схватил Фаталию за руку:
   — Он вышел из круга!…
   Белиал и Богоборец сцепились намертво. Воздух вокруг них колыхался, словно знойное марево, по войлоку расходились волны, и было видно, что это не серое покрытие колышется, а сама земля.
   Что именно там происходило, Ирт не понимал. Возможно, Белиал, заметив ускользающих спутников Богоборца, бросился за ними в погоню, но обретший свободу Глеб повис на маге, давая друзьям шанс на спасение.
   Если так, то надо уходить как можно скорей.
   Но если Богоборец нашел способ победить Белиала?…
   — Они борются? — недоверчиво спросила Фаталия. — Вне кругов? Это невозможно!
   Небо провисло над головами противников, позеленевшая луна вытянулась словно капля, звезды дрожали, будто готовясь сорваться со своих мест.
   Необычное зрелище привлекло внимание всех зевак. Люди поднимались со скамей, лезли вперед — к самому ограждению, как можно ближе к арене. Теснились, толкались, поругиваясь; обсуждали происходящее, делились предположениями о личностях бойцов, о способе их борьбы.
   — А ведь он действительно Богоборец, — сказала Фаталия.
   Ее услышали — и имя Богоборца покатилось над людскими головами…
 
13
 
   Страшная боль ожгла спину. Глеб покачнулся, но Белиала не выпустил. Напротив, сдавил его изо всех сил, поняв внезапно, что допустил оплошность.
   «…Бейте в спину! Цельтесь меж лопаток! Там он уязвим!…»
   Как же он мог забыть! Ведь совсем недавно писал об этом, предостерегал сам себя!
   Перекошенное лицо Белиала будто озарилось изнутри. Его разбитые губы шевельнулись — но Глеб не сразу услышал слова мага:
   — …мне всегда было интересно, ты чувствуешь боль так же сильно, как Одноживущие, или же она лишь обозначена, как у нас, настоящих людей?…
   Пальцы Белиала терзали спину. Глеб отчаянно пытался раздавить противника и тем самым избавить себя от дикой боли.
   — Я предусмотрел все, Богоборец, — глаза Белиала были похожи на раскаленные угли. — И пусть я где-то в чем-то ошибся — у меня есть возможность исправить мои ошибки. Ты же не можешь ничего.
   — Нет! — Глеб лбом ударил мага в переносицу. — Я могу все!
   Они оба упали на колени.
   — Я! Могу! Все!
   Они повалились в обнимку.
   Белиал со всей мочи давил руками меж лопаток Богоборца и не понимал, почему тот еще жив.
   А ослепший, обезумевший от боли Глеб пытался переломить магу хребет.
   Он не заметил момента, когда это ему удалось, поскольку в этот самый миг он умер…
 
14
 
   Ирт со смешанными чувствами смотрел на затихших противников и думал о том, насколько же быстро и незаметно исполнение долга может превратиться в предательство.
   Трибуны молчали; притихшие зрители наблюдали за тем, как мальчишка в оранжевой рубахе и белых штанах осторожно подкрадывается к телам, лежащим на истерзанном войлоке. Вот он приблизился к ним вплотную, присел на корточки, коснулся переплетенных рук, тронул изуродованные лица… Белый платок взлетел в воздух. Следом — еще один.
   — Они мертвы, — сказала Фаталия. — Оба… Мальчик торопливо убежал. Ирт отвернулся. Происходящее на аренах его уже не интересовало.
   — Вряд ли мы узнаем, что у них там случилось, — сказал он. — Но это не важно. Главное теперь — опередить Белиала.
   — Думаешь, он вернется? — спросила Фаталия.
   — Он Двуживущий, — сказал Ирт. — А они всегда возвращаются…
   Выход был похож на пасть огромного чудовища. Его темная, сморщившаяся ступенями глотка уходила наклонно вниз.
   — Нам потребуются деньги. Попробуем все же отыскать настоящего Танка.
   — А если мы не успеем? — спросил Горр. — Если Белиал встретит Богоборца раньше нас — что тогда?
   Ирт пожал плечами:
   — Поговорю с ним… Отдам ему бумаги…
   — Ну, а если Белиал будет рядом? Если мы потеряем бумаги, а поговорить не представится возможности?
   — Тогда… — Ирт задумался, глядя в дыру выхода. Он знал ответ, он не раз размышлял на эту тему и пришел к определенным выводам. Но нужно ли посвящать Горра во все это? Надо ли?…
   — Я не знаю, — сказал он, и сам почувствовал, насколько фальшиво прозвучали его слова. — Чего мы ждем? — Он засуетился, замахал руками. — Пошли же быстрей! Фаталия, ты, кажется, обещала нас проводить. Показывай дорогу! Фива, не злись на меня и перестань горевать о мыши. Это через нее нас выследил Белиал, ты разве еще не поняла? Вот выберемся отсюда — я тебе целый десяток лично наловлю…
   Фаталия покосилась на Ирта, хмыкнула и первой шагнула на стертые ступени, ведущие в Город. Фива, не проронив ни слова, последовала за сестрой.
   — Ты не хочешь говорить? — тихо спросил Горр. — Ты мне не доверяешь?
   — Я? — растерялся Ирт. — Конечно, доверяю! — Он тряхнул головой, украдкой глянул на гномов-телохранителей, наклонился к Горру и зашептал быстро: — Просто не хотел, чтобы слышали другие. Но тебе, конечно, скажу. Если у нас не будет иного выхода, если Богоборец станет служить Белиалу, если он забудет о своем предназначении, тогда… — Ирт кашлянул, опустил глаза. — Тогда нам придется его убить… Чтобы все начать заново…
   Бог творит все как хочет, а человек — как может.
Григорий Богослов

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ЖИЗНЬ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

   Опасность Танк почувствовал за несколько минут до того, как все случилось. Он не мог cказать, что именно его насторожило. Вроде бы всебыло как обычно — вечер, фонари, густые тени за деревьями, редкие прохожие, идущие навстречу, старик, выгуливающий пекинеса, гул невидимой дороги, проблески фар… Малыш вел себя спокойно, обнюхивал знакомые кусты, привычно задирал лапу. Странные люди, старающиеся быть незаметными, тоже находились где-то поблизости, но Танк уже свыкся с их постоянным присутствием.
   Если корпорация не разобралась с соглядатаями, значит, они на нее работают.
   Он тоже работал на нее.
   Пока что…
   И все же неясная тревога заставила его замедлить шаг и сунуть свободную руку в карман, где болтался увесистый пистолет. Невесть откуда взявшееся чувство близкой опасности заставляло всматриваться во тьму за стволами деревьев, приглядываться к контурам теней и напряженно вслушиваться в окружающие звуки…
   Только благодаря этому он заметил, как во мраке шевельнулась темная фигура; только поэтому он услышал тихий острый щелчок.
   Танк остановился.
   Поводок натянулся, и Малыш недоуменно оглянулся на хозяина.
   Фигура шагнула на свет. Это был высокий мужчина в кожаной куртке. Он смотрел себе под ноги, нижнюю часть его лица закрывал поднятый воротник, на глаза спадали темные волосы. Двигался он легко и стремительно; в его действиях чудилось нечто механическое и неживое.
   Танк выхватил пистолет.
   Человек вскинул правую руку.
   Малыш фыркнул — он так лаял — и рванулся вперед, на незнакомца, от которого исходила угроза.
   Тусклая вспышка была не страшней огонька зажигалки. Хлопок выстрела был похож на звук, с которым перегорает лампочка, когда внутрь колбы попадает воздух.
   Пуля прошла около виска Танка — он почувствовал ее и понял, что, если бы не пес, если бы не его мощный рывок, лежать ему с дыркой во лбу.
   Газовый пистолет слабо трепыхнулся в руке. Потом еще раз и еще.
   Человек в кожаной куртке словно запнулся.
   Еще одна пуля свистнула рядом, ударилась в фонарный столб. Неудавшийся убийца выругался, схватился левой рукой за лицо, чихнул.
   Танк что было силы дернул поводок и бросился в кусты, волоча за собой Малыша.
   Последняя пуля срезала над ними тяжелую ветку…
   Далеко Танк не убежал — сгрузным Малышом это было невозможно. Сразу за кустами он метнулся в сторону, нырнул за ствол тополя и затаился в траве, подтянув к себе пса и крепко сжав ему челюсти.
   За кустами нарастал шум. По кронам деревьев скакал луч ручного фонаря. Прорычал двигателем автомобиль, взвизгнул тормозами.
   Танк не выдержал неизвестности, пополз вперед, приподнялся, чтоб осмотреться…
   Обезоруженный убийца, хрипя, глухо ругаясь и отплевываясь, катался по земле. Его руки были заломлены за спину, на запястьях блестели наручники. Три человека стояли над ним; один держал в руках пластиковый пакет с пистолетом, другой разговаривал по телефону, третий легко помахивал блестящими нунчаками. Этого — с нунчаками — Танк узнал. Он несколько раз встречал его на лестнице, а однажды видел в магазине. Да и другие казались смутно знакомыми. Старичок с пекинесом исчез, зато появилось много новых действующих лиц. Танк не успел их как следует рассмотреть — Малыш заворчал, и в ту же секунду позади треснула ветка. Танк резко повернулся, держа перед собой пистолет.
   — Не стреляйте. Мы на вашей стороне… — От ствола тополя отделилась тень, шагнула вперед. Ярким глазом вспыхнул фонарь, тонкий луч прыгнул вверх, подсветил снизу незнакомое лицо. — Все в порядке, не волнуйтесь. Можете возвращаться домой. Если хотите, мы вас проводим.
   — Спасибо, не надо… — Танк уже справился с собой, даже рука с пистолетом почти не дрожала. — А что будет с этим?… — Он большим пальцем показал себе за спину.
   — Не берите в голову… Им займемся мы…
 
1
 
   Он вылез из земли, подобно червю. Он был столь же безмозгл — но лишь первые секунды своей новой жизни. Потом появились ощущения и разбудили дремлющий разум.
   Он произнес первое слово.
   Потом он поднялся на ноги и сделал первый шаг.
   Он чувствовал, что болен, но пока не понимал, в чем заключается его болезнь. Он ощущал себя странно, и что-то не в порядке было с его памятью.
   Но главное — имя своего врага — он помнил…
   Теперь он спешил. У него было то, ради чего стоило жить, к чему можно было стремиться.
   И он ушел — не заметив проходящей рядом дороги, он углубился в лес.
 
2
 
   Лес был жуткий — тихий, сырой, темный. Искореженные деревья больше походили на изуродованных злой магией людей; они поскрипывали и постанывали, когда Глеб проходил рядом. С корявых сучьев лохмами свисала какая-то белесая плесень. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять, что от плесени этой лучше держаться подальше.
   Ни одной зверушки не встретил Глеб за время своего блуждания. Он не слышал птиц, и даже насекомые не донимали его. Здесь водились лишь пауки да древесные пиявки — первые обитали в кронах деревьев, вторые ползали по корням и прятались на стволах в неровностях коры. Чем они питались? Наверное, друг другом.
   И забредшими путниками…
   Впрочем, жил здесь и еще кто-то. Глеб то и дело натыкался на разнообразные следы, оставленные местными обитателями. Таких следов он не видел никогда раньше: глубокие, идеально круглые ямы, полные зеленоватой слизи, взрытый будто культиватором дерн, поваленные и изодранные когтями деревья, клочья шерсти, больше похожей на проволоку…
   Иногда лес менялся — на смену угрюмой чаще приходили светлые пространства, заросшие невысокими кустами и чахлым березняком. Это были болота — почва под ногами покачивалась, потрескивали сплетенные корни, порой подо мхом вдруг всхлюпывала маслянистая жижа, и тогда от земли поднимался удушающий запах гнили…
   Глеб стремительно уставал. Он думал, что это один из симптомов его странной болезни, и сердился на собственную слабость.
   Ему казалось, что каждый раз, когда он опускает ногу на землю, она отбирает у него толику силы.
   Он не подозревал, что так это и есть.
 
3
 
   На небольшой поляне, окруженной замшелыми дубами, Глеб столкнулся с врагами. Он не сразу их опознал, сперва ему показалось, что это обычные люди. Они тесным кругом сидели на краю поляны, словно бы грелись у костра.
   Но костра не было — Глеб заметил это несколько позже. Обрадовавшись встрече, он вышел на открытое место и крикнул:
   — Эй! Я никак не выберусь из этого леса…
   Они повернулись к нему, приподнялись. В их движениях была странная, нечеловеческая пластика.
   Глеб похолодел.
   Черные лица словно раскололись пополам — упыри распахнули пасти.
   — Вот черт, — Глеб понял, что без драки не обойтись, и неожиданно ощутил, как улетучивается слабость. Он быстро наклонился, вывернул из земли увесистую валежину, подкинул ее, перехватил обеими руками.
   Упыри зарычали.
   Глеб не стал терять времени. Он первым перешел в наступление, рассчитывая уложить хотя бы одного, прежде чем остальные навалятся на него всей кучей.
   И тут случилось то, что удивило его и заставило остановиться.
   Упыри пронзительно завизжали, их рожи перекосились. Миг — и они, толкаясь, сорвались с мест. Но бросились они не на Глеба, как тот ожидал, а в лес.
   Они исчезли за деревьями — но вопли и треск валежника были слышны еще несколько минут…
   Глеб мог поклясться, что упыри перепугались.
   Это он их напугал.
 
4
 
   Схватка не состоялась, но Глеб чувствовал себя обессиленным. Усталость навалилась в тот самый момент, когда он осознал, что опасность миновала.
   Он выронил вмиг потяжелевшую валежину, прислонился к дереву.
   Кружилась голова, немного подташнивало.
   Хотелось лечь на землю, закрыть глаза и просто дышать — тяжело, как измученная бегом собака.
   Но нельзя. Сперва надо выбраться из опасного леса…
   Он огляделся в поисках чего-то, хоть немного напоминающего оружие. Полутораметровая валежина, конечно, вполне бы его устроила, но он сомневался, что сможет еще раз ее поднять.
   Взгляд его остановился на остром сосновом сучке, на вид довольно крепком, похожем на штык. Если таким ткнуть в глаз, то врага можно не только зрения лишить, но и жизни.
   В руку сучок лег удобно. Он казался теплым, поверхность его была гладкая, словно отполированная.
   Глеб кольнул острием ладонь — убедился в его прочности и остроте. Укол немного привел его в чувство, и он, чуть поколебавшись, ткнул сучком в ногу. Капелька крови выступила на коже, вспухла шариком — Глеб раздавил ее пальцем.
   Определенно, боль придавала ему сил…
   Первый шаг дался нелегко. Второй был еще тяжелей.
   Но теперь он знал, как бороться со слабостью.
   Да, земля отнимала у него силу.
   Но боль и злость придавали ему сил.
 
5
 
   К концу дня Глеб едва держался на ногах. Он потерял счет времени, мысли его были вялы и рассеянны, он уже мало что замечал из происходящего вокруг.
   Он не видел двух косматых чудищ, поспешивших убраться в бурелом при его приближении. Он прошел мимо черной дыры, ведущей в подземелье, и не обратил внимания на доносящееся из темноты глухое рычание. Он не заметил, как по макушкам деревьев, сгибая их и ломая ветви, проскакал всадник с медвежьей головой, оседлавший крылатого коня.