«Мне разрешили ведь, так?», — с сомнением спросила я у внутреннего голоса.
Он подумал и наконец отозвался:
«Знаешь, я думаю что рисковать не стоит. Витька-то на тебя злой, мог с парнями договориться».
Я тяжко вздохнула — ну все, все норовят меня обидеть! — и уверенно зашла в комнату, из которой на моих глазах пару минут назад вышла санитарка. Как я и думала, это оказалось подсобное помещение. В углу стояла ржавая ванна, забитая тюками, рядом громоздились коробки, ведра, швабры.
Полчаса ушло на то, чтобы расшатать намертво залитые белой краской шпингалеты. Пот струился по лбу, я дико устала, но каждый раз, когда я собиралась присесть и подумать над общемировыми проблемами, внутренний голос тут же командовал с интонациями заправского надсмотрщика: «Паши, негр, паши, солнце еще высоко!»
Наконец последний шпингалет поддался моим усилиям и со скрипом двинулся вверх.
Я спрыгнула с подоконника, расшибив коленку на асфальте, и услышала женский голос:
— Девушка, а что, дверей вам мало?
На лавочке метрах в двух сидела тетенька лет пятидесяти и недоуменно на меня смотрела.
— Там муж ждет, — брякнула я, помахав в сторону официального входа.
— А ты, значит, к любовнику? — понимающе улыбнулась тетенька.
— Как вы проницательны, — опустила я глазки долу. — Есть такой грех.
— Эх, молодежь-молодежь!
— Ну, я пойду? — спросила я у нее.
— Беги уж! — махнула она. — Если что — я тебя не видела.
— Сделайте милость! Спасибо большое! — горячо поблагодарила я ее и ринулась в огромным кованым воротам. Добежав до дороги, я подняла руку и принялась ловить машину. Как бы не так! Все водители как один категорически не хотели останавливаться около девицы, одетой в тапочки и халат.
«Сереге позвонить не судьба была?», — укоряюще сказал внутренний голос.
«Если такой умный, мог бы раньше сказать, — огрызнулась я. — А то — бегом отсюда, скорей!»
И тут остановилась восьмерка с двумя мужичошками на передних сидениях.
— Вам ехать, девушка? — спросил меня один.
Я с сомнением посмотрела на них. С одной стороны — никогда не сяду в машину, где двое мужчин, с другой стороны, видно, что данные экземпляры простые и беззлобные.
«Садись, давай, нужна ты им больно, — нетерпеливо сказал голос. — Кроме них кто еще тебя подвезет?»
— У меня с собой денег нет, — вздохнула я. — До дома доедем, там расплачусь.
Водитель крякнул и вроде как с сомнением посмотрел на меня.
— Точно расплачусь, — пожала я плечами.
— А вас там что, с деньгами встречают? — полюбопытствовал он.
— Да нет, довезете, схожу домой да вынесу, сколько скажете.
— А ехать куда?
— На Кирова.
— Сто пятьдесят устроит?
Я кивнула.
— И Микола с вами сходит за деньгами, а то знаю я, довезешь — и все, поминай как звали, — слегка нахмурился мужик.
— Хорошо, — снова кивнула я.
— Ну, тогда, Микола, вставай, да усаживай даму на заднее сиденье, — велел он второму мужику.
Тот так и сделал, откинул свое сиденье и я кое-как туда залезла. До чего же неудобная машина!
— Устроились, все нормально? — осведомился второй мужик, откидывая свое сиденье.
— Да, спасибо, — поблагодарила я.
Он уселся, перегнулся ко мне назад, пошарил глазами, приговаривая:
— А где же та бутылка-то, где бутылка с пивом?
— Что-то ищете?
— Типа того, — прокряхтел он, резко подался вперед и едко пахнущая тряпка полетела мне в лицо.
— Поосторожнее! — вскричала я.
И тогда мужик принялся меня душить.
Руки у него были необычайно сильные, он сжал мое горло так, что мне казалось — еще чуть-чуть, и душа из меня полезет, словно зубная паста из тюбика. Я изо всех сил пыталась отодрать его руки от моего горла, но он, похоже, моих усилий попросту не замечал.
— Ты что, едрить твою, идиот, что ли? — раздался крик водителя. — А ну живо девку отпусти!
«Спаситель!», — в приливе благодарности подумала я, почувствовав, что горло мое свободно.
— Выпустите меня, никуда я с вами не поеду, — прохрипела я.
— Вот как надо, едрить твою, нечего следы оставлять! — нравоучительно сказал водитель, перегнулся ко мне и ловко облепил мое лицо мокрой тряпкой. Да еще и ладошкой придержал.
Я гневно забрыкалась, вдохнула, — и почувствовала, что мир резко сузился до размера одной черной точки. А потом и ее не стало.
— И вам здравствуйте, — нежно улыбнулась я. Последний раз подснежники я видела много лет назад, когда жила в деревне у бабушки.
И я снова побежала по каменной дорожке, отчего-то зная, что я теперь буду приходить сюда и любоваться этими нежными цветами. Бежала, с удовольствием ощущая неимоверную легкость, босые ноги лишь слегка касались земли. Такое я последний раз тоже испытывала только в детстве, когда была еще слишком мала, чтобы пресловутые девять же заставляли меня твердо ступать по земле.
Отчего-то в моей душе был такой мир, какого я еще никогда не испытывала. Я до краев была полна нежным и безмятежным счастьем.
Впереди послышался стук шагов по камню, и я пугливо ринулась за куст белой сирени. Мало ли кто там. Капля росы, пахнущей свежестью, упала мне на щеку, я дернулась от холода, и с потревоженных веток упало еще несколько капелек. А из-за поворота вышел Димка.
— Магдалина, — тихо позвал он.
Я отчего-то молчала, жадно рассматривая строгие черты его лица. Такие похожие на черты Дэна. Только вот Димка, а не Дэн — моя половинка.
На лицо упала еще одна капелька.
Теплая.
— Магдалина, — снова позвал он, обогнул куст и принялся стирать с моего лица слезинки.
И я уткнулась в его плечо, настоящее, твердое — и заплакала.
А он ждал, пока я успокоюсь, и гладил меня по голове.
— Я теперь всегда буду с тобой? — подняла я на него мокрые глаза.
— Не совсем, — печально улыбнулся он. — Не время пока. Спаситель тебе послан сверху.
И он поднял глаза на предрассветное небо.
Я поглядела — и обомлела.
На фоне зари отчетливо виделся волк с двумя ангельскими крылами за спиной. То, что крылья были ангельские — я поняла сразу. Ибо ни у кого в подлунном мире не может быть крыльев столь белоснежных в своей чистоте. Словно хрустальная вода горного ручья. Словно лик Христа. Словно бесконечная нежность истинной любви.
Димка осторожно коснулся губами моей щеки и я прикрыла глаза.
А когда я их открыла — ни сада, ни Димки не было.
Я еще раз окинула окрестности зорким взглядом и заметила кой-какие несущественные детали.
Лежала я на рельсах, которые отчего-то ощутимо подрагивали, а из леса ко мне трусил волк, правда без крыльев. Я утомленно прикрыла глаза.
Матрица имеет меня.
Волк внимательно меня обнюхал, лизнул и сел рядом, напряженно глядя на меня.
— Ты бы хоть зубы чистил иногда, — сварливо выговорила я ему.
Вернее, я попыталась это сделать. Но не смогла.
«Матрица», — отрешенно подумала я и прикрыла глаза.
«Какая к черту тебе Матрица, ты же под фризом, дура!», — рявкнул внутренний голос.
«Под фризом?», — лениво удивилась я и пустила вдоль тела Силу. Через мгновение меня словно холодной водой окатили, аж зубы застучали бы, если бы они могли это делать. Увы, под фризом человек может только видеть и слышать. Все остальные функции недоступны.
Рельсы дрожали все ощутимее и ощутимее, и я уже слышала некий шум.
«Ну чего же ты, корова, разлеглась-то, — рыдал внутренний голос, — ползи, родная, ползи!»
«А кто мне глаза открыл, что я под фризом? — злобно осведомилась я. — Ты под фризом умеешь двигаться? Я — нет!»
«Ну так сделай что-нибудь!!! — заверещал голос. — Что, долго фриз снять, что ли?!!»
«Без водки, Силой снимать — минимум полчаса!», — отрезала я.
«Ну так хоть попробуй!!!»
Я закрыла глаза, прислушалась к шуму крови в венах и стуку сердца, открыла дверцу в душе и выпустила Силу, наказав ей убрать все зерна фриза из моего тела. И она потекла, медленно, но верно разъедая сковавшую мое тело заморозку. Очень медленно…
«Доволен? — холодно осведомилась я, — А теперь не мешай мне!»
«Ты что-то придумала? — с надеждой, больше смахивающей на подобострастие, спросил голос».
«Помолиться надо перед смертью, — вздохнула я и деловито забубнила: — Отче наш, иже еси на небесех…».
«Maa God, — подвывал голос. — За что, Господи! Я же еще молод и почти красив!»
«Погоди, — изумилась я. — Ты что, парень?»
«А … ну не знаю, — смутился голос».
«А чего тогда от мужского имени вещаешь?»
Голос явственно шмыгнул носом и возмутился:
«Слушай, мы тут помираем, а ты пол мой выясняешь. Совсем сбрендила, да?»
Я скосила глаза вправо — damn, поезд-то уже показался!
«Все, отстань! — твердо сказала я. — Ибо настал час последней молитвы».
И тут волк, до того спокойно сидевший рядом, решил меня съесть. Он раскрыл свою пасть, сроду не чищенную колгейтом, и вцепился зубами в мое плечо.
Господь милосерден, под фризом не чувствуется боли. Я услышала лишь, как треснула ткань халата под его зубами, он глухо зарычал и трусцой побежал вдоль меня.
«Кусочек послаще ищет», — понял внутренний голос.
Волк тем временем ухватился за лодыжку и принялся тащить меня в лес. Разумное желание, я бы тоже не захотела обедать на пути у мчащегося поезда. Однако шло у него это дело с трудом, он пыхтел, ворчал, скулил, и периодически посматривал мне в глаза с некоей укоризной.
Последнего я совершенно не понимала, ибо дело двигалось.
«Поднажми, родной, — лихорадочно взывал к нему голос. — Немного уж осталось!»
«Странный ты, — осудила я его. — Ну вытащит он меня из-под поезда, так все равно это из огня да в полымя!»
«Там посмотрим», — туманно сказал голос, косясь на приближающийся поезд.
Тут волк дернул меня в последний раз, и мы с ним кубарем полетели с насыпи. И надо же было мне приземлиться в аккурат поперек волчьей спины! Волк хрюкнул от неожиданности и пугливым зайцем ломанулся в лес.
«Иго-го, лошадка! — радостно кричал голос. — Выноси, родная!!!»
Я же изо всех сил сжимала веки и пыталась защитить глаза от веток — к счастью, руки уже начали меня слушаться.
Долго ли, коротко, а вынес он меня на чудесную полянку посреди сосен, одним движением скинул на землю и сосредоточенно завыл, вытянув мордочку кверху.
Я пошевелила руками-ногами, все работало. Села, принюхалась, и поняла: это же лес за Колосовкой! Только здесь так пахнет нечистью.
«А Колосовский лес мы с тобой как свои пять пальцев знаем!», — удовлетворенно сказал голос.
И он был прав. Ибо только тут мы, ведьмы, проводили свои шабаши. Только сюда мы ходили за травами — от дорог далеко, и простой народ траву не топчет, уж сильно дурная слава идет об этом месте.
Зато отсюда выбраться мне, ведьме — пара пустяков, хотя и чувствую, что я в самой чаще. А сама не смогу, так мертвых заставлю помочь, мертвых тут много.
Тут волк выдал особо жалостливую ноту, я вздрогнула от надрыва в его голосе и повернулась. Он сидел около пня и с непонятной надеждой смотрел на меня.
А во пне были воткнуты… ножи!!!
Мать честная!!!
Вскочив, я подбежала к пню и лихорадочно пересчитала — одиннадцать!!!
— Вытащил кто-то нож, что ли? — растерянно спросила я у волка.
Он усердно закивал.
— Так ты что, собака серая, человек?!! — в полной прострации я села рядом с пнем.
Волк шмыгнул носом и кивнул на черную тряпичную кучу около кустика. Я подошла, схватила ткань, потянула, развернула — и предо мной оказалось длинное платье. Черное, простого фасона, плотное. В траве блеснул здоровенных размеров крест. А кто у нас ходит как пугало зимой и летом одним цветом? А кто у нас крест по все пузо носит?
— Святоша, зараза! Ты?!! — укоризненно спросила я у волка.
Волк понурился. Вернее, понурилась, раз это Святоша.
— В общем так! — постановила я. — Искать того, кто у тебя ножик вытащил, мне некогда. Сейчас кругом очерчу, чтобы никто оставшиеся не утащил, и домой. Ты со мной или тут останешься?
Святоша возмущенно зарычала.
— Не буду я твой ножик искать! — железным тоном еще раз повторила я. — И не надо мне напоминать, что ты меня из-под поезда вытащила! Проблем у самой выше крыши!
Я демонстративно наложила на ножи в пне заклятие, подобрала одежду и не оглядываясь пошла прочь.
Лора подумала и потрусила следом.
По дороге я злобно разглагольствовала:
— Вообще, Лора, тебе повезло что ты на меня наткнулась. Я добрая, и не скажу тебе всего того, что сказала бы тебе Прасковья, Ольга, Галина, да любая другая ведьма! Я тебе не скажу — чего же ты, зараза старая, поперлась в лес экспериментировать, если оборотничество ересь, а? Фарисейка ты, Лора! Попа тащишь к нам с проверкой, а сама втихушку тут же в лес шмыгнула проверять обряд, ну как это называется? Да еще и такую глупость сделать, ножи не заговорить от покражи! Лора, ты меня конечно извини, но ты вообще из ума выжила.
Святоша заскулила. Наверно от стыда.
— Да ладно, не плачь, я добрая, и потому я тебе этого ничего не скажу! Хотя тянет, Лора, ох как тянет все тебе высказать, — подвела я итог.
Дальше мы шли почти молча, как собеседница Лора всегда была отвратительной. В прошлом — излишне многословной, теперь вот наоборот.
Несколько раз я присаживалась на пеньки и коряги, переводила дух и шла дальше.
Отмахав километров двадцать, мы наконец вышли к околице Колосовки я возрадовалась и прибавила прыти. Скоро, скоро я окажусь дома! Первым делом понежусь в ванной, потом попью чайку с жасмином, а потом — в свою постельку, мягчайшую и чудеснейшую постельку в мире!
Лора нервно рявкнула и прошлась глазами по мне сверху вниз. Я посмотрела на себя вслед за ней и охнула. Весь халат в грязи, в дырах, рукав полуоторван — Лора постаралась, когда меня за плечо решила тащить. Лодыжка в крови, все же прокусила мне ее чуть Святоша, пока спасала, ну да я человек разумный и не в обиде.
— Гран мерси, мадам, за запасную одежку, — сделала я книксен волку, развернула Лорин балахон и махом скинула дырявый халат.
Волчица сдавлено хрюкнула, напряженно разглядывая мои прелести.
— Лор, ты уж меня прости, но у тебя с ориентацией все в порядке? — хмыкнула я, напяливая на себя ее платье.
Мы, ведьмы, друг друга не стесняемся. Порой ведь и в бане обряды приходится делать, есть обряды, где ведьма должна быть полностью обнажена. Это не распутство, ведь никто, никто этого не увидит кроме ведьмы и, если требуется, ее товарок.
Но Лорин взгляд мне не понравился.
И потому я в отместку надела на нее пояс от халата вместо ошейника и поводка. А сверху — ее крест, не в руках же мне его тащить, пусть сама о своем имуществе заботится!
Лора кресту обрадовалась, а вот поводку не очень. Она рявкнула и нехорошо на меня поглядела.
— В городе иначе нельзя, родная, — мстительно сказала я. — Отловят тебя без ошейника и на мыло сдадут!
«Врешь!», — взглядом сказала она.
— Да с чего? — удивилась я. — Давным-давно такой закон — всех бродячих собак собирают и типа в питомник, да только кто его содержать будет? На мыло их и сдают!
Лора трагично завыла и я поняла, что после обращения в человека она станет другом всех бродячих собак.
— А пока, милая, домой! — ласково сказала я ей и пошла в деревню.
Там я достаточно быстро нашла почти трезвого дедка, который сослепу принял меня за монашку (спасибо Лориному балахону), и охотно согласился меня подбросить до города на мотоцикле с коляской.
— Какая у вас, матушка, собачка-то умная, — кричал он мне сквозь свист ветра, уважительно поглядывая на чинно сидящую в коляске Святошу.
— Дрессированная! — кричала в ответ я, изо всех сил вцепившись в его спину.
— А так вообще как, злая? — снова орал он.
— Загрызет насмерть, коль ее разозлить! — хвасталась я. — Как охранница — лучше не сыскать. Вот, матери везу, пусть ей дом сторожит!
— А ест много?
— Да вы что, у нее же пост вечно! Мясо вообще не ест, кашку жиденькую похлебает и довольно.
Последний аргумент мужика сразил.
— Продай, — алчно закричал он и просительно поглядел мне в глаза, — ну зачем тебе в монастыре собака, матушка?
Я, перепугавшись, тут же развернула его голову и рявкнула:
— А за дорогой кто смотреть будет? Путин?
Дед честно уставился на дорогу и заканючил:
— Ну продай, а? У нас в деревне жрать особо нечего, но вот крупы всегда найдем. Давно собаку хочу, пусть мой жигуль сторожит, да на нее же мяса не напасешься! Жигуль мой хоть и старенький, семьдесят первого года, да и не ездит давно, а тока вся деревня на него зарится! Уволокут его у меня однажды!
Святоша нервно следила за ходом переговоров.
— Ну не знаю, — задумалась я. — Она ведь у меня еще и мышей ловить умеет!
Дед застонал:
— Продай! Спасу нет от мышей!!!
— Еще она грядки страсть как полоть любит! — прокричала я ему в ухо.
— Чего-чего? — не понял он.
Я опомнилась.
— Душевная, говорю, она у меня к хозяевам. В огонь и воду за хозяином пойдет! Сама живот положит, а хозяина в обиду не даст!
— Продай! — взмолился мужик. — Я ведь знаю, Николашка Бирюков давно примеривается, как бы меня половчее со свету сжить! Вот прямо хожу и чую — недолго мне с ним по одной земле ходить, сгубит меня он, чертяка.
— А за что хоть? — с сочувствием прокричала ему я.
— Да он меня с жинкой своей лет тридцать назад тому на сеновале застал, — довольно крякнул дедок. — Вот с тех пор и таит на меня черную думку. Мне твоя собака во как нужна!
— Ну чего, Святоша, надо дедушке помочь, — посмотрела я на волчицу.
Та задрала нос к небу и принялась безостановочно выть.
— Чего это с ней? — не понял мужик.
— Да вредная она у меня да капризная, — пояснила я. — Сейчас домой приеду, отлуплю, да и будет как шелковая.
— Вот это я понимаю — дрессировка, — уважительно сказал мужик.
Так мы и доехали до дома. Он встал у ворот, а я побежала за деньгами.
— Собачку-то в залог оставьте, — хитро прищурился дедок. — А то вдруг с концами убежите.
Я внимательно на него посмотрела и поняла — ага, только я в подъезд зайду — дедок вместе с собачкой же и свалит.
— Собачку не оставлю, — твердо сказала я. — Она у меня слегка бешеная, может и покусать без меня. Так что уж извините. Пошли, Лора!
— Продайте, а? — тоскливо взвыл мужик.
Я развернулась:
— Вас как зовут?
— Дядя Толя, — оживился он.
Я обернулась к волчице и наставительно сказала:
— Будешь себя плохо вести — дяде Толе продам. Ясно?
Та лишь тяжко вздохнула и понурилась. К дяде Толе она не хотела.
У подъезда я встретила Серегу.
— Ты откуда? — вытаращил он глаза, в изумлении глядя на меня и на волчицу.
— Слушай, дай двести рублей, надо заплатить дедушке, он нас довез, — попросила я. — А то домой подниматься да потом спускаться не хочется.
Серега беспрекословно вынул деньги, я вручила ему пояс от халата, в данный момент — Лорин поводок, и понеслась к воротам.
— Так как, продашь собачку? — уныло вопрошал дедок, пряча деньги. Он уже понимал, что ничего ему тут не обломится, и скорбел всей душой.
— Да я бы рада, да собачка против, — покаянно улыбнулась я и побежала снова к подъезду. Серега так и стоял с поясом в руках, опасливо глядя на Лору.
— Ты где ЭТО взяла?
— Где взяла, там уже нет, — отмахнулась я. — Мне, Сереженька, еще бы ключ!
— Да конечно, какие проблемы? — заулыбался Серега, мигом смекнув, что теперь я наверняка его приглашу в гости.
И мне стало стыдно. Ибо, ясен пончик, бедному парню никакие гости не обломятся — мне же надо ванну принять, чайку попить, потом и в постельку!
Итак, мы загрузились в лифт, доехали до Серегиного этажа, взяли карту от двери и пешочком пошли по лестнице вверх.
У дверей я замялась.
Вставила ключ и быстро сказала:
— Знаешь, ты извини, но мне надо побыть одной.
— А какие у тебя планы? — несчастно спросил он.
Я чуть приоткрыла дверь, впихнула туда Святошу, нырнула сама и только после этого высунула нос:
— Первым делом, Сереженька, мы сейчас примем ванну. Потом попьем чайку, хряпнем коньячку от нервов — и в постельку! День тяжелый был, расслабиться надо!
Он вздохнул и молча развернулся к лестнице.
— Первым делом, значит, ванну? — раздался сзади меня голос.
Сердце провалилось в пятки, я медленно развернулась и увидела Дэна. Он стоял, привалившись к косяку в столовую, и холодно смотрел на меня.
— Ну и видок у вас, леди, — с некой печалью добавил он. — Да ты не стесняйся, Серегу-то зови, я вам не помешаю! Только вещи соберу и уйду.
Лора просеменила к дивану, уселась на него и принялась нехорошим взглядом рассматривать Дэна.
— Кончай концерты, — устало сказала я. — Вот что за люди? Услышат обрывок фразы — и все, сделают выводы. Ты вообще как тут оказался?
Он несколько удивлено поднял бровь:
— Не знал, что я уже зайти сюда не имею права. Нет, я понимаю, что развод неизбежен, но официально меня об этом никто не предупреждал!
— Я спрашиваю о совершенно другой вещи, — раздельно сказала я. — Один ключ был у Сереги, второй у меня. Как ты зашел?!!
«Вот теперь ты правильные вопросы задаешь, — одобрил голос. — Прижми мерзавца! Запасной ключ у него есть, это очевидно! Вот кто тебе героин вколол!»
— Я перед тобой обязан оправдываться? — холодно спросил он.
— Ответь, пожалуйста, — просительно сказала я.
Взгляд его оттаял — правда, не более чем на градус, и он отрывисто сказал:
— Я карту от двери я взял на столе, когда скорая за тобой приехала.
— А что ты делал тут, когда скорая приехала? — тихо спросила я. — Ты ведь отдал мне ключ и дал понять что все кончено…
Он окинул меня взглядом и молча принялся обуваться.
— Что ты тут делал?!! — закричала я. — Отвечай!!!
— Слушай, мне твои истерики надоели, ясно? — спокойно сказал он. — Я понимаю, что ты не ожидала меня тут увидеть. Я, собственно, за вещами пришел, извини. Сложи их в сумку, потом пришлю за ней кого—нибудь. Или себе оставь на память. А я тут больше оставаться не желаю.
Я встала около двери, раскинула руки крестом, и твердо сказала:
— Я тебя никуда не пущу. Все суета, но дороже тебя для меня никого нет. Я без тебя — ничто.
Дэн посмотрел мне в глаза долгим взглядом, и я ответила тем же. Когда ему надоело играть в гляделки, он подошел ко мне, поцеловал намертво прижатую к дверному косяку ладошку и притянул ее к себе.
— Скажи хорошее, — сразу оттаяла я.
Сейчас он мне скажет что любит меня. Или нет, он скажет что он — старый солдат и не знает слов любви, но его сердце разрывается от нежности, когда он видит меня… Или нет, он…
— Тебе новый бойфренд все скажет, — криво усмехнулся Дэн, легко меня отодвинул и вышел из квартиры.
Минуту я молчала в ошеломлении, после чего повернулась к Лоре:
— За ним!!!
Волчица демонстративно зевнула.
— Для чего я тебя держу! — злобно выговорила я ей и ринулась вслед за Дэном. Он не стал ждать лифта, пошел по лестнице, как всегда скачками через несколько ступенек. Ну, да адреналин придал мне сил. Я догнала его на третьем этаже, вцепилась в его тишотку мертвой хваткой и сказала:
— Пожалуйста, не бросай меня. Пошли домой и поговорим.
— Уже поговорили, — бесстрастно указал он.
— Плохо поговорили! Я знаю, ты злишься из-за той записки, но понимаешь, я ее не писала!! Как ты мог подумать, что про тебя, самого дорогого мне человека — я могу такое написать, а?
— Я в курсе, кто твой любимый человек, — жестко сказал он и сделал попытку вырваться.
— Не пущу! — решительно сказала я.
— Магдалина, оставь меня в покое, — равнодушно сказал он. — Я твоего нового бойфренда видел в твоей квартире. Переговорили мы с ним, и я в ваши отношения вмешиваться не желаю. А если он тебя бросил, да ты теперь снова ко мне решила вернуться, то извини, я такое прощать не умею.
— Что ты несешь?!! — недоуменно воззрилась я на него. — Какой бойфренд в моей квартире?
— И не вздумай идти за мной, — раздельно сказал он, грубо вырвал из моих пальцев ткань тишотки и пошел вниз.
И я не выдержала.
Я заплакала, запричитала ему в спину:
— Денис, не бросай меня, пожалуйста! Я не знаю, что происходит, но меня ведь убивают, понимаешь?
Его спина на мгновение напряглась, и он бросил:
— Кто?
— Я не знаю, — обрадовалась я его реакции затараторила: — Кто-то убивает меня и пытается это обстряпать под несчастный случай, понимаешь? То отравить пытались, то утопить, сейчас вот героин мне вкололи, и даже записку написали…
Он подумал и наконец отозвался:
«Знаешь, я думаю что рисковать не стоит. Витька-то на тебя злой, мог с парнями договориться».
Я тяжко вздохнула — ну все, все норовят меня обидеть! — и уверенно зашла в комнату, из которой на моих глазах пару минут назад вышла санитарка. Как я и думала, это оказалось подсобное помещение. В углу стояла ржавая ванна, забитая тюками, рядом громоздились коробки, ведра, швабры.
Полчаса ушло на то, чтобы расшатать намертво залитые белой краской шпингалеты. Пот струился по лбу, я дико устала, но каждый раз, когда я собиралась присесть и подумать над общемировыми проблемами, внутренний голос тут же командовал с интонациями заправского надсмотрщика: «Паши, негр, паши, солнце еще высоко!»
Наконец последний шпингалет поддался моим усилиям и со скрипом двинулся вверх.
Я спрыгнула с подоконника, расшибив коленку на асфальте, и услышала женский голос:
— Девушка, а что, дверей вам мало?
На лавочке метрах в двух сидела тетенька лет пятидесяти и недоуменно на меня смотрела.
— Там муж ждет, — брякнула я, помахав в сторону официального входа.
— А ты, значит, к любовнику? — понимающе улыбнулась тетенька.
— Как вы проницательны, — опустила я глазки долу. — Есть такой грех.
— Эх, молодежь-молодежь!
— Ну, я пойду? — спросила я у нее.
— Беги уж! — махнула она. — Если что — я тебя не видела.
— Сделайте милость! Спасибо большое! — горячо поблагодарила я ее и ринулась в огромным кованым воротам. Добежав до дороги, я подняла руку и принялась ловить машину. Как бы не так! Все водители как один категорически не хотели останавливаться около девицы, одетой в тапочки и халат.
«Сереге позвонить не судьба была?», — укоряюще сказал внутренний голос.
«Если такой умный, мог бы раньше сказать, — огрызнулась я. — А то — бегом отсюда, скорей!»
И тут остановилась восьмерка с двумя мужичошками на передних сидениях.
— Вам ехать, девушка? — спросил меня один.
Я с сомнением посмотрела на них. С одной стороны — никогда не сяду в машину, где двое мужчин, с другой стороны, видно, что данные экземпляры простые и беззлобные.
«Садись, давай, нужна ты им больно, — нетерпеливо сказал голос. — Кроме них кто еще тебя подвезет?»
— У меня с собой денег нет, — вздохнула я. — До дома доедем, там расплачусь.
Водитель крякнул и вроде как с сомнением посмотрел на меня.
— Точно расплачусь, — пожала я плечами.
— А вас там что, с деньгами встречают? — полюбопытствовал он.
— Да нет, довезете, схожу домой да вынесу, сколько скажете.
— А ехать куда?
— На Кирова.
— Сто пятьдесят устроит?
Я кивнула.
— И Микола с вами сходит за деньгами, а то знаю я, довезешь — и все, поминай как звали, — слегка нахмурился мужик.
— Хорошо, — снова кивнула я.
— Ну, тогда, Микола, вставай, да усаживай даму на заднее сиденье, — велел он второму мужику.
Тот так и сделал, откинул свое сиденье и я кое-как туда залезла. До чего же неудобная машина!
— Устроились, все нормально? — осведомился второй мужик, откидывая свое сиденье.
— Да, спасибо, — поблагодарила я.
Он уселся, перегнулся ко мне назад, пошарил глазами, приговаривая:
— А где же та бутылка-то, где бутылка с пивом?
— Что-то ищете?
— Типа того, — прокряхтел он, резко подался вперед и едко пахнущая тряпка полетела мне в лицо.
— Поосторожнее! — вскричала я.
И тогда мужик принялся меня душить.
Руки у него были необычайно сильные, он сжал мое горло так, что мне казалось — еще чуть-чуть, и душа из меня полезет, словно зубная паста из тюбика. Я изо всех сил пыталась отодрать его руки от моего горла, но он, похоже, моих усилий попросту не замечал.
— Ты что, едрить твою, идиот, что ли? — раздался крик водителя. — А ну живо девку отпусти!
«Спаситель!», — в приливе благодарности подумала я, почувствовав, что горло мое свободно.
— Выпустите меня, никуда я с вами не поеду, — прохрипела я.
— Вот как надо, едрить твою, нечего следы оставлять! — нравоучительно сказал водитель, перегнулся ко мне и ловко облепил мое лицо мокрой тряпкой. Да еще и ладошкой придержал.
Я гневно забрыкалась, вдохнула, — и почувствовала, что мир резко сузился до размера одной черной точки. А потом и ее не стало.
* * *
Вокруг был нежный весенний сад, залитый неверными предрассветными лучами. Я шла по каменной узкой тропинке и безотчетно улыбалась — настолько чудесным было все, что меня окружало. Цветущие яблоньки и черемуха, а вот и кустик сирени за поворотом. Ой! — а это что? Под кустом можжевельника сохранился островок снега, искрящегося своей белизной, и прямо из него росли подснежники. Я присела около них, зябко поежилась, когда крупинки снега коснулись босых ног. Легкий ветерок коснулся бледно-золотых венчиков, и цветы приветственно кивнули мне.— И вам здравствуйте, — нежно улыбнулась я. Последний раз подснежники я видела много лет назад, когда жила в деревне у бабушки.
И я снова побежала по каменной дорожке, отчего-то зная, что я теперь буду приходить сюда и любоваться этими нежными цветами. Бежала, с удовольствием ощущая неимоверную легкость, босые ноги лишь слегка касались земли. Такое я последний раз тоже испытывала только в детстве, когда была еще слишком мала, чтобы пресловутые девять же заставляли меня твердо ступать по земле.
Отчего-то в моей душе был такой мир, какого я еще никогда не испытывала. Я до краев была полна нежным и безмятежным счастьем.
Впереди послышался стук шагов по камню, и я пугливо ринулась за куст белой сирени. Мало ли кто там. Капля росы, пахнущей свежестью, упала мне на щеку, я дернулась от холода, и с потревоженных веток упало еще несколько капелек. А из-за поворота вышел Димка.
— Магдалина, — тихо позвал он.
Я отчего-то молчала, жадно рассматривая строгие черты его лица. Такие похожие на черты Дэна. Только вот Димка, а не Дэн — моя половинка.
На лицо упала еще одна капелька.
Теплая.
— Магдалина, — снова позвал он, обогнул куст и принялся стирать с моего лица слезинки.
И я уткнулась в его плечо, настоящее, твердое — и заплакала.
А он ждал, пока я успокоюсь, и гладил меня по голове.
— Я теперь всегда буду с тобой? — подняла я на него мокрые глаза.
— Не совсем, — печально улыбнулся он. — Не время пока. Спаситель тебе послан сверху.
И он поднял глаза на предрассветное небо.
Я поглядела — и обомлела.
На фоне зари отчетливо виделся волк с двумя ангельскими крылами за спиной. То, что крылья были ангельские — я поняла сразу. Ибо ни у кого в подлунном мире не может быть крыльев столь белоснежных в своей чистоте. Словно хрустальная вода горного ручья. Словно лик Христа. Словно бесконечная нежность истинной любви.
Димка осторожно коснулся губами моей щеки и я прикрыла глаза.
А когда я их открыла — ни сада, ни Димки не было.
* * *
Я огляделась по сторонам и поняла — вот теперь я точно сплю. The Matrix has you. На самом деле я лежу в своей чудесной кроватке, и мне всего лишь снится сон о том, что я лежу на земле в лесу. Ну как я могла там оказаться, сами подумайте? С логикой у меня вроде неплохо, поэтому ответ был очевиден — я сплю.Я еще раз окинула окрестности зорким взглядом и заметила кой-какие несущественные детали.
Лежала я на рельсах, которые отчего-то ощутимо подрагивали, а из леса ко мне трусил волк, правда без крыльев. Я утомленно прикрыла глаза.
Матрица имеет меня.
Волк внимательно меня обнюхал, лизнул и сел рядом, напряженно глядя на меня.
— Ты бы хоть зубы чистил иногда, — сварливо выговорила я ему.
Вернее, я попыталась это сделать. Но не смогла.
«Матрица», — отрешенно подумала я и прикрыла глаза.
«Какая к черту тебе Матрица, ты же под фризом, дура!», — рявкнул внутренний голос.
«Под фризом?», — лениво удивилась я и пустила вдоль тела Силу. Через мгновение меня словно холодной водой окатили, аж зубы застучали бы, если бы они могли это делать. Увы, под фризом человек может только видеть и слышать. Все остальные функции недоступны.
Рельсы дрожали все ощутимее и ощутимее, и я уже слышала некий шум.
«Ну чего же ты, корова, разлеглась-то, — рыдал внутренний голос, — ползи, родная, ползи!»
«А кто мне глаза открыл, что я под фризом? — злобно осведомилась я. — Ты под фризом умеешь двигаться? Я — нет!»
«Ну так сделай что-нибудь!!! — заверещал голос. — Что, долго фриз снять, что ли?!!»
«Без водки, Силой снимать — минимум полчаса!», — отрезала я.
«Ну так хоть попробуй!!!»
Я закрыла глаза, прислушалась к шуму крови в венах и стуку сердца, открыла дверцу в душе и выпустила Силу, наказав ей убрать все зерна фриза из моего тела. И она потекла, медленно, но верно разъедая сковавшую мое тело заморозку. Очень медленно…
«Доволен? — холодно осведомилась я, — А теперь не мешай мне!»
«Ты что-то придумала? — с надеждой, больше смахивающей на подобострастие, спросил голос».
«Помолиться надо перед смертью, — вздохнула я и деловито забубнила: — Отче наш, иже еси на небесех…».
«Maa God, — подвывал голос. — За что, Господи! Я же еще молод и почти красив!»
«Погоди, — изумилась я. — Ты что, парень?»
«А … ну не знаю, — смутился голос».
«А чего тогда от мужского имени вещаешь?»
Голос явственно шмыгнул носом и возмутился:
«Слушай, мы тут помираем, а ты пол мой выясняешь. Совсем сбрендила, да?»
Я скосила глаза вправо — damn, поезд-то уже показался!
«Все, отстань! — твердо сказала я. — Ибо настал час последней молитвы».
И тут волк, до того спокойно сидевший рядом, решил меня съесть. Он раскрыл свою пасть, сроду не чищенную колгейтом, и вцепился зубами в мое плечо.
Господь милосерден, под фризом не чувствуется боли. Я услышала лишь, как треснула ткань халата под его зубами, он глухо зарычал и трусцой побежал вдоль меня.
«Кусочек послаще ищет», — понял внутренний голос.
Волк тем временем ухватился за лодыжку и принялся тащить меня в лес. Разумное желание, я бы тоже не захотела обедать на пути у мчащегося поезда. Однако шло у него это дело с трудом, он пыхтел, ворчал, скулил, и периодически посматривал мне в глаза с некоей укоризной.
Последнего я совершенно не понимала, ибо дело двигалось.
«Поднажми, родной, — лихорадочно взывал к нему голос. — Немного уж осталось!»
«Странный ты, — осудила я его. — Ну вытащит он меня из-под поезда, так все равно это из огня да в полымя!»
«Там посмотрим», — туманно сказал голос, косясь на приближающийся поезд.
Тут волк дернул меня в последний раз, и мы с ним кубарем полетели с насыпи. И надо же было мне приземлиться в аккурат поперек волчьей спины! Волк хрюкнул от неожиданности и пугливым зайцем ломанулся в лес.
«Иго-го, лошадка! — радостно кричал голос. — Выноси, родная!!!»
Я же изо всех сил сжимала веки и пыталась защитить глаза от веток — к счастью, руки уже начали меня слушаться.
Долго ли, коротко, а вынес он меня на чудесную полянку посреди сосен, одним движением скинул на землю и сосредоточенно завыл, вытянув мордочку кверху.
Я пошевелила руками-ногами, все работало. Села, принюхалась, и поняла: это же лес за Колосовкой! Только здесь так пахнет нечистью.
«А Колосовский лес мы с тобой как свои пять пальцев знаем!», — удовлетворенно сказал голос.
И он был прав. Ибо только тут мы, ведьмы, проводили свои шабаши. Только сюда мы ходили за травами — от дорог далеко, и простой народ траву не топчет, уж сильно дурная слава идет об этом месте.
Зато отсюда выбраться мне, ведьме — пара пустяков, хотя и чувствую, что я в самой чаще. А сама не смогу, так мертвых заставлю помочь, мертвых тут много.
Тут волк выдал особо жалостливую ноту, я вздрогнула от надрыва в его голосе и повернулась. Он сидел около пня и с непонятной надеждой смотрел на меня.
А во пне были воткнуты… ножи!!!
Мать честная!!!
Вскочив, я подбежала к пню и лихорадочно пересчитала — одиннадцать!!!
— Вытащил кто-то нож, что ли? — растерянно спросила я у волка.
Он усердно закивал.
— Так ты что, собака серая, человек?!! — в полной прострации я села рядом с пнем.
Волк шмыгнул носом и кивнул на черную тряпичную кучу около кустика. Я подошла, схватила ткань, потянула, развернула — и предо мной оказалось длинное платье. Черное, простого фасона, плотное. В траве блеснул здоровенных размеров крест. А кто у нас ходит как пугало зимой и летом одним цветом? А кто у нас крест по все пузо носит?
— Святоша, зараза! Ты?!! — укоризненно спросила я у волка.
Волк понурился. Вернее, понурилась, раз это Святоша.
— В общем так! — постановила я. — Искать того, кто у тебя ножик вытащил, мне некогда. Сейчас кругом очерчу, чтобы никто оставшиеся не утащил, и домой. Ты со мной или тут останешься?
Святоша возмущенно зарычала.
— Не буду я твой ножик искать! — железным тоном еще раз повторила я. — И не надо мне напоминать, что ты меня из-под поезда вытащила! Проблем у самой выше крыши!
Я демонстративно наложила на ножи в пне заклятие, подобрала одежду и не оглядываясь пошла прочь.
Лора подумала и потрусила следом.
По дороге я злобно разглагольствовала:
— Вообще, Лора, тебе повезло что ты на меня наткнулась. Я добрая, и не скажу тебе всего того, что сказала бы тебе Прасковья, Ольга, Галина, да любая другая ведьма! Я тебе не скажу — чего же ты, зараза старая, поперлась в лес экспериментировать, если оборотничество ересь, а? Фарисейка ты, Лора! Попа тащишь к нам с проверкой, а сама втихушку тут же в лес шмыгнула проверять обряд, ну как это называется? Да еще и такую глупость сделать, ножи не заговорить от покражи! Лора, ты меня конечно извини, но ты вообще из ума выжила.
Святоша заскулила. Наверно от стыда.
— Да ладно, не плачь, я добрая, и потому я тебе этого ничего не скажу! Хотя тянет, Лора, ох как тянет все тебе высказать, — подвела я итог.
Дальше мы шли почти молча, как собеседница Лора всегда была отвратительной. В прошлом — излишне многословной, теперь вот наоборот.
Несколько раз я присаживалась на пеньки и коряги, переводила дух и шла дальше.
Отмахав километров двадцать, мы наконец вышли к околице Колосовки я возрадовалась и прибавила прыти. Скоро, скоро я окажусь дома! Первым делом понежусь в ванной, потом попью чайку с жасмином, а потом — в свою постельку, мягчайшую и чудеснейшую постельку в мире!
Лора нервно рявкнула и прошлась глазами по мне сверху вниз. Я посмотрела на себя вслед за ней и охнула. Весь халат в грязи, в дырах, рукав полуоторван — Лора постаралась, когда меня за плечо решила тащить. Лодыжка в крови, все же прокусила мне ее чуть Святоша, пока спасала, ну да я человек разумный и не в обиде.
— Гран мерси, мадам, за запасную одежку, — сделала я книксен волку, развернула Лорин балахон и махом скинула дырявый халат.
Волчица сдавлено хрюкнула, напряженно разглядывая мои прелести.
— Лор, ты уж меня прости, но у тебя с ориентацией все в порядке? — хмыкнула я, напяливая на себя ее платье.
Мы, ведьмы, друг друга не стесняемся. Порой ведь и в бане обряды приходится делать, есть обряды, где ведьма должна быть полностью обнажена. Это не распутство, ведь никто, никто этого не увидит кроме ведьмы и, если требуется, ее товарок.
Но Лорин взгляд мне не понравился.
И потому я в отместку надела на нее пояс от халата вместо ошейника и поводка. А сверху — ее крест, не в руках же мне его тащить, пусть сама о своем имуществе заботится!
Лора кресту обрадовалась, а вот поводку не очень. Она рявкнула и нехорошо на меня поглядела.
— В городе иначе нельзя, родная, — мстительно сказала я. — Отловят тебя без ошейника и на мыло сдадут!
«Врешь!», — взглядом сказала она.
— Да с чего? — удивилась я. — Давным-давно такой закон — всех бродячих собак собирают и типа в питомник, да только кто его содержать будет? На мыло их и сдают!
Лора трагично завыла и я поняла, что после обращения в человека она станет другом всех бродячих собак.
— А пока, милая, домой! — ласково сказала я ей и пошла в деревню.
Там я достаточно быстро нашла почти трезвого дедка, который сослепу принял меня за монашку (спасибо Лориному балахону), и охотно согласился меня подбросить до города на мотоцикле с коляской.
— Какая у вас, матушка, собачка-то умная, — кричал он мне сквозь свист ветра, уважительно поглядывая на чинно сидящую в коляске Святошу.
— Дрессированная! — кричала в ответ я, изо всех сил вцепившись в его спину.
— А так вообще как, злая? — снова орал он.
— Загрызет насмерть, коль ее разозлить! — хвасталась я. — Как охранница — лучше не сыскать. Вот, матери везу, пусть ей дом сторожит!
— А ест много?
— Да вы что, у нее же пост вечно! Мясо вообще не ест, кашку жиденькую похлебает и довольно.
Последний аргумент мужика сразил.
— Продай, — алчно закричал он и просительно поглядел мне в глаза, — ну зачем тебе в монастыре собака, матушка?
Я, перепугавшись, тут же развернула его голову и рявкнула:
— А за дорогой кто смотреть будет? Путин?
Дед честно уставился на дорогу и заканючил:
— Ну продай, а? У нас в деревне жрать особо нечего, но вот крупы всегда найдем. Давно собаку хочу, пусть мой жигуль сторожит, да на нее же мяса не напасешься! Жигуль мой хоть и старенький, семьдесят первого года, да и не ездит давно, а тока вся деревня на него зарится! Уволокут его у меня однажды!
Святоша нервно следила за ходом переговоров.
— Ну не знаю, — задумалась я. — Она ведь у меня еще и мышей ловить умеет!
Дед застонал:
— Продай! Спасу нет от мышей!!!
— Еще она грядки страсть как полоть любит! — прокричала я ему в ухо.
— Чего-чего? — не понял он.
Я опомнилась.
— Душевная, говорю, она у меня к хозяевам. В огонь и воду за хозяином пойдет! Сама живот положит, а хозяина в обиду не даст!
— Продай! — взмолился мужик. — Я ведь знаю, Николашка Бирюков давно примеривается, как бы меня половчее со свету сжить! Вот прямо хожу и чую — недолго мне с ним по одной земле ходить, сгубит меня он, чертяка.
— А за что хоть? — с сочувствием прокричала ему я.
— Да он меня с жинкой своей лет тридцать назад тому на сеновале застал, — довольно крякнул дедок. — Вот с тех пор и таит на меня черную думку. Мне твоя собака во как нужна!
— Ну чего, Святоша, надо дедушке помочь, — посмотрела я на волчицу.
Та задрала нос к небу и принялась безостановочно выть.
— Чего это с ней? — не понял мужик.
— Да вредная она у меня да капризная, — пояснила я. — Сейчас домой приеду, отлуплю, да и будет как шелковая.
— Вот это я понимаю — дрессировка, — уважительно сказал мужик.
Так мы и доехали до дома. Он встал у ворот, а я побежала за деньгами.
— Собачку-то в залог оставьте, — хитро прищурился дедок. — А то вдруг с концами убежите.
Я внимательно на него посмотрела и поняла — ага, только я в подъезд зайду — дедок вместе с собачкой же и свалит.
— Собачку не оставлю, — твердо сказала я. — Она у меня слегка бешеная, может и покусать без меня. Так что уж извините. Пошли, Лора!
— Продайте, а? — тоскливо взвыл мужик.
Я развернулась:
— Вас как зовут?
— Дядя Толя, — оживился он.
Я обернулась к волчице и наставительно сказала:
— Будешь себя плохо вести — дяде Толе продам. Ясно?
Та лишь тяжко вздохнула и понурилась. К дяде Толе она не хотела.
У подъезда я встретила Серегу.
— Ты откуда? — вытаращил он глаза, в изумлении глядя на меня и на волчицу.
— Слушай, дай двести рублей, надо заплатить дедушке, он нас довез, — попросила я. — А то домой подниматься да потом спускаться не хочется.
Серега беспрекословно вынул деньги, я вручила ему пояс от халата, в данный момент — Лорин поводок, и понеслась к воротам.
— Так как, продашь собачку? — уныло вопрошал дедок, пряча деньги. Он уже понимал, что ничего ему тут не обломится, и скорбел всей душой.
— Да я бы рада, да собачка против, — покаянно улыбнулась я и побежала снова к подъезду. Серега так и стоял с поясом в руках, опасливо глядя на Лору.
— Ты где ЭТО взяла?
— Где взяла, там уже нет, — отмахнулась я. — Мне, Сереженька, еще бы ключ!
— Да конечно, какие проблемы? — заулыбался Серега, мигом смекнув, что теперь я наверняка его приглашу в гости.
И мне стало стыдно. Ибо, ясен пончик, бедному парню никакие гости не обломятся — мне же надо ванну принять, чайку попить, потом и в постельку!
Итак, мы загрузились в лифт, доехали до Серегиного этажа, взяли карту от двери и пешочком пошли по лестнице вверх.
У дверей я замялась.
Вставила ключ и быстро сказала:
— Знаешь, ты извини, но мне надо побыть одной.
— А какие у тебя планы? — несчастно спросил он.
Я чуть приоткрыла дверь, впихнула туда Святошу, нырнула сама и только после этого высунула нос:
— Первым делом, Сереженька, мы сейчас примем ванну. Потом попьем чайку, хряпнем коньячку от нервов — и в постельку! День тяжелый был, расслабиться надо!
Он вздохнул и молча развернулся к лестнице.
— Первым делом, значит, ванну? — раздался сзади меня голос.
Сердце провалилось в пятки, я медленно развернулась и увидела Дэна. Он стоял, привалившись к косяку в столовую, и холодно смотрел на меня.
— Ну и видок у вас, леди, — с некой печалью добавил он. — Да ты не стесняйся, Серегу-то зови, я вам не помешаю! Только вещи соберу и уйду.
Лора просеменила к дивану, уселась на него и принялась нехорошим взглядом рассматривать Дэна.
— Кончай концерты, — устало сказала я. — Вот что за люди? Услышат обрывок фразы — и все, сделают выводы. Ты вообще как тут оказался?
Он несколько удивлено поднял бровь:
— Не знал, что я уже зайти сюда не имею права. Нет, я понимаю, что развод неизбежен, но официально меня об этом никто не предупреждал!
— Я спрашиваю о совершенно другой вещи, — раздельно сказала я. — Один ключ был у Сереги, второй у меня. Как ты зашел?!!
«Вот теперь ты правильные вопросы задаешь, — одобрил голос. — Прижми мерзавца! Запасной ключ у него есть, это очевидно! Вот кто тебе героин вколол!»
— Я перед тобой обязан оправдываться? — холодно спросил он.
— Ответь, пожалуйста, — просительно сказала я.
Взгляд его оттаял — правда, не более чем на градус, и он отрывисто сказал:
— Я карту от двери я взял на столе, когда скорая за тобой приехала.
— А что ты делал тут, когда скорая приехала? — тихо спросила я. — Ты ведь отдал мне ключ и дал понять что все кончено…
Он окинул меня взглядом и молча принялся обуваться.
— Что ты тут делал?!! — закричала я. — Отвечай!!!
— Слушай, мне твои истерики надоели, ясно? — спокойно сказал он. — Я понимаю, что ты не ожидала меня тут увидеть. Я, собственно, за вещами пришел, извини. Сложи их в сумку, потом пришлю за ней кого—нибудь. Или себе оставь на память. А я тут больше оставаться не желаю.
Я встала около двери, раскинула руки крестом, и твердо сказала:
— Я тебя никуда не пущу. Все суета, но дороже тебя для меня никого нет. Я без тебя — ничто.
Дэн посмотрел мне в глаза долгим взглядом, и я ответила тем же. Когда ему надоело играть в гляделки, он подошел ко мне, поцеловал намертво прижатую к дверному косяку ладошку и притянул ее к себе.
— Скажи хорошее, — сразу оттаяла я.
Сейчас он мне скажет что любит меня. Или нет, он скажет что он — старый солдат и не знает слов любви, но его сердце разрывается от нежности, когда он видит меня… Или нет, он…
— Тебе новый бойфренд все скажет, — криво усмехнулся Дэн, легко меня отодвинул и вышел из квартиры.
Минуту я молчала в ошеломлении, после чего повернулась к Лоре:
— За ним!!!
Волчица демонстративно зевнула.
— Для чего я тебя держу! — злобно выговорила я ей и ринулась вслед за Дэном. Он не стал ждать лифта, пошел по лестнице, как всегда скачками через несколько ступенек. Ну, да адреналин придал мне сил. Я догнала его на третьем этаже, вцепилась в его тишотку мертвой хваткой и сказала:
— Пожалуйста, не бросай меня. Пошли домой и поговорим.
— Уже поговорили, — бесстрастно указал он.
— Плохо поговорили! Я знаю, ты злишься из-за той записки, но понимаешь, я ее не писала!! Как ты мог подумать, что про тебя, самого дорогого мне человека — я могу такое написать, а?
— Я в курсе, кто твой любимый человек, — жестко сказал он и сделал попытку вырваться.
— Не пущу! — решительно сказала я.
— Магдалина, оставь меня в покое, — равнодушно сказал он. — Я твоего нового бойфренда видел в твоей квартире. Переговорили мы с ним, и я в ваши отношения вмешиваться не желаю. А если он тебя бросил, да ты теперь снова ко мне решила вернуться, то извини, я такое прощать не умею.
— Что ты несешь?!! — недоуменно воззрилась я на него. — Какой бойфренд в моей квартире?
— И не вздумай идти за мной, — раздельно сказал он, грубо вырвал из моих пальцев ткань тишотки и пошел вниз.
И я не выдержала.
Я заплакала, запричитала ему в спину:
— Денис, не бросай меня, пожалуйста! Я не знаю, что происходит, но меня ведь убивают, понимаешь?
Его спина на мгновение напряглась, и он бросил:
— Кто?
— Я не знаю, — обрадовалась я его реакции затараторила: — Кто-то убивает меня и пытается это обстряпать под несчастный случай, понимаешь? То отравить пытались, то утопить, сейчас вот героин мне вкололи, и даже записку написали…