И я помахала у нее перед носом распечаткой с кулинарного сайта.
— Гав? — скуксилась Лора.
— Да не, минут пятнадцать, не расстраивайся, — успокоила я ее и мы пошли на кухню. Дэн смеялся, что я не умею готовить? Сейчас мы это исправим!
Нацепив кружевной фартук, я принялась водить наманикюренным пальчиком по бумаге.
Лора же уселась на стул и следила за мной, свесив язык из пасти.
— В общем, Лора, я решила стать идеальной девушкой, — вещала я, доставая продукты согласно списку. — Лицо перекрою в клинике, стану красавицей, грудь уменьшу, вот только готовить надо научиться. Руки от поварихи мне не пришьют в клинике, верно?
Лора одобрительно гавкнула.
— Вот и я про то, — вздохнула я и развела кипятком сухое картофельное пюре. — Готовить, Лора, мне придется самой учиться, как это не прискорбно! Так что вот, нашла про-остенький рецепт, должно все получиться.
— Гав-гав, — благословила меня собеседница.
А я намазала картофельным пюре вафельные пласты, налила в широкую кастрюльку немножко молока и по очереди опустила туда коржи.
— Это чтобы вафли размокли чуток, — важно объяснила я Лоре. — Потому что их потом надо будет трубочкой заворачивать. А вообще, знаешь, если я стану вдруг красавицей, да еще и готовить научусь — никакой Дэн никогда от меня не сбежит! Верно, Лора?
Лора скучающе отвернулась и принялась рассматривать птичек за окном.
— Не, я заметила, что он тебе сразу же не понравится, — хмыкнула я и достала мисочку. В нее я разбила яйцо, капнула столовую ложку воды, посолила и включила миксер. — А вообще, у меня крайне дьявольский план отмщения! Лора, ты меня слышишь?
— Уу, — провыла она, заглушая жужжание миксера.
— Какая ты отличная собеседница, когда в волчьей шкуре! — восхитилась я. — В общем, вот стану я красавицей, умницей, и отменной кулинаркой, да и приворожу этого гада на семи соборах! Чтобы навек!!! Чтоб жить без меня ни минуточки не мог!!! — я аж глаза прикрыла от чудесных мечтаний.
Лора хмыкнула.
А я взяла вафельно-картофельный пласт, положила на край сосиску, завернула в рулетик и сообщила:
— И пусть он тогда настрадается. Ибо я его больше — не люблю! Вот так — то!
Рулетик я ожесточенно покромсала ножом на три части, обмакнула каждую во взбитое яйцо, потом в панировочные сухари и кинула на шкворчащую сковородку.
— Он мне сердце разбил, понимаешь? — вздохнула я. — Это больно, Лора. Очень. И знаешь — я хочу, чтобы он это понял на своем опыте, насколько это больно…
Лора сострадательно глядела на меня.
— Я его верну, не смотри на меня так, — жестко сказала ей я. — Только теперь наши отношения будут развиваться так, как мне хочется.
« Он меня боготворит», — раздался в душе холодный голос красавицы.
— И он будет меня боготворить, ясно? — поставила я точку и перевернула рулетики. — Только сначала я все же накажу тех, кто ему помогал — а он пусть мучается неопределенностью — что-то я ему готовлю! А знаешь, Лора, он ведь уже забегал! Начал звонить, с цветочками притащился! Он уже в курсе, что я его красавицу одолела! Ну вот и пусть сидит и думает — что с ней и что с ним будет! Вот так-то!
Из кармана донеслось: «Это суро-овый рэп!», я вытащила телефон и поглядела на экран. Легок на помине — определитель загрузил фото Самого Любимого парня.
— Привет!
— И вам того же! — с энтузиазмом ответила я.
— Чем занята? — чувствовалось, что он явно обескуражен моим эмоциональным настроем.
— Завтрак готовлю!
— Кому?!!
Я неторопясь достала рулетики со сковородки, кинула туда следующую порцию и любезно поинтересовалась:
— А ты чего хотел-то?
— Так кому завтрак готовишь? — не отставал он.
— Бойфренду новому, — с удовольствием ответила я. — С которым ты у меня дома встречался, ясно?
Он подышал в трубку и отключился не прощаясь.
— Это, Лора, он сообразил, что я все его ходы просчитала, — похвалилась я. — Надо же, придумать байку о том, что я якобы от него отказалась и другого парня завела! Да не с его счастьем!
Лора неодобрительно на меня посмотрела и тоскливо уставилась на рулетики. Бакс с холодильника тревожно мяукнул.
— Ах, завтрак! — спохватилась я, повязала волчице салфетку на шею и принялась кормить свой зоопарк.
— Нет, ты видела, как он забегал, видела? — настойчиво спрашивала я у Лоры. — Сразу же звонки, цветы… А с чего бы это?
«А с того, что ты его девушку в плену держишь», — отрезал голос.
— Кстати о девушке! — вскричала я, быстренько нагрузила поднос высококалорийной снедью и двинулась в Каморку.
«Ты же ее на диету хотела посадить!», — недоуменно воскликнул голос.
«Я пошутила, — терпеливо разъяснила я ему. — Какая диета, если у девушки талия тоньше моей? Нет уж! Пусть кушает!»
Девица сидела на раскладушке, и было ей неудобно. Ноги я в лодыжках связала, руки сковала за спиной — не до комфорта.
— Привет, — доброжелательно улыбнулась я ей, поставила поднос на стул, а сама осторожно отогнула краешек скотча.
— Чего тебе надо от меня? — немедленно вопросила она.
— Знаешь, я еще не определилась на самом деле, — пожала я плечами. — Поговорить по душам — точно хочу, да только я вижу, что девушка ты с норовом и разговора не получится.
— Не получится, — обронила она. — И дальше что?
— Ну поживи пока, там видно будет, — туманно сказала я.
— Мы тебя похороним.
— Много вас таких желающих было, — хмыкнула я. — Считай раз в квартал, как по графику — кому-то да надо, чтобы я померла. Только, милочка, я еще молода и почти красива, ясно? Другие обломались, а ты вообще сидишь у меня в плену и без волос, так что кто бы угрожал…
— Дэнни не в плену, — усмехнулась она.
— Ой-ей-ей! — всплеснула я руками. — Дэнни ни в плену… И что интересно мне твой Дэнни сделает? Замки я сменила, а сейчас еще и приворожу его на семи соборах — долго он тебя помнить после этого будет?!!
— А откуда в твоем городе семь соборов? — снова усмехнулась она.
Мда… В том и была вся сложность этого приворота.
В нашем немаленьком миллионном городе церквушек полно, а вот собор — собор всего один.
Такая же ситуация и по всем остальным городам, только в Москве наберется нужное количество соборов, ну да может в Питере.
— Найду, — пообещала я ей. — Ради такого дела и в Москву слетать недолго!
— Ну приворожишь, — терпеливо сказала она. — А я-то тебе зачем?
— А я вообще гостеприимная, — покривила я душой. — Даже завтрак тебе в постель принесла. Вот, погляди, ка-акой кусочек шпика! Сало розовое, с прожилочками, вкуснотища неописуемая…
— Я это не ем! — скривилась она.
— Дело твое, — согласилась я. — Но сейчас я снова заклею тебе рот, будешь сидеть голодной.
— Я это не ем! — упрямо повторила она.
— Не дело хозяйское, — вздохнула я, прилепила скотч на место и пошла звонить Галине.
По пути голос допытывался:
«Так чего с девицей делать будем?»
«Ой, да откуда я знаю?», — раздраженно отмахивалась я.
«Ты понимаешь, что нарвалась на войну?»
Я аж остановилась от неожиданности.
Ma Gooood…
«Думаешь?», — неуверенно спросила я.
«Думаю? — хмыкнул голос. — Говорю прямо! Она не из тех, кто простит тебе свои волосы! И знаешь — ты против нее как слон и моська».
Я аж застонала от своей тупости, подошла к стене и побилась об нее дурным лбом.
Голос был прав.
Я ведь полагала — придет ведьма, послушная мне и подчиненная заклятьями, мы и поговорим. Малость прокляну ее, малость рожу подпорчу — вот и все дела. И я совершенно не ожидала, что ведьма будет намного меня сильнее. Я думала, это кто-то из наших городских ведьм, примерно равных мне по силе, решил подзаработать и клюнул на денежки Дэна. А тут непонятно что и непонятно откуда…
Ну обстригла я ей волосы, ну пленила, и что дальше? А пес его знает… Но не отпускать ведь мне ее теперь. Голос прав — я нарвалась. С такой-то силищей она меня и без волос порвет как газетку. Ну не как газетку, но все равно нельзя ее отпускать…
Если честно, если бы я знала, что она такая сильная ведьма — я бы не стала с ней связываться. Да только знать бы где упасть — соломки бы подстелил…
В любом случае мне стало сразу дурно, когда я начала думать о перспективах наших отношений с красоткой. Потому что теперь у нас было всего два пути. Или кто—то из нас умрет, или нас ждет война. А войны среди Мастеров — вещь редкая, но очень, очень жестокая. И если кто—то из враждующих сторон не уверен изначально в своих силах (как я, например) — то лучше ему купить веревку, мыло и написать завещание. Завещание у меня есть, мыла полно, да и веревка в хозяйстве найдется…
Я помню, как Мастера, что приезжали к бабуле, шепотом рассказывали на кухне новости о большой войне, что случилось тогда меж двумя ведьмами из Рязани. Бабушка меня всегда выгоняла в такие моменты, но я не терялась и подслушивала.
В общем, воевали они жестоко, не на жизнь, а на смерть. Один за другим умирали их родственники, погибающие после жутких мучений, ибо каждая хотела сделать другой больнее, чем она сделала ей.
Сами же они, закутанные в обереги — жили, хоронили своих детей, мужей и родителей, и снова шли на тропу войны. Чтобы врагиня умылась кровью. Чтобы она сдалась и умерла. Чтобы были отомщены все дорогие люди.
Так думала каждая из ведьм.
Длилась эта война года два, и ни одна из ведьм не уступила и не пришла к другой с миром. Потом каким-то образом одна одолела другую, проследила за ее похоронами и ушла в монастырь.
Вот такой был итог ссоры между двумя ведьмами.
Два рода были истреблены, да и победа у оставшейся в живых была горькой. Всю жизнь ей замаливать грехи в темной келье. Всю жизнь ей помнить о своих детях, которых она пережила.
И вот теперь такая война ожидает и меня.
«Да может наша ведьма как-нибудь сама помрет? Поскользнется вот прям сейчас в каморке, упадет неловко, да шейку и свернет, а?», — с надеждой спросил внутренний голос.
«Да не с моим счастьем», — вздохнула я.
В задумчивости я взяла трубку и набрала номер Галины.
— Послушай, — сказала я ей после приветствий. — Ты мне опять нужна.
— А кончился мой срок сегодня, Марьюшка, — с неким ликованием в голосе сказала она. — Кончился!!! Ровно год прошел с того времени, как я вас об услуге попросила!
— Мда? — озадачилась я.
— Точно тебе говорю! — радостно воскликнула ведьма. — Ох, как же я ждала этого! Считай год только для вас и прожила!
— Послушай, — осторожно сказала я. — Так может быть, ты мне поможешь как коллега коллеге? Окажешь мне услугу, а там и я тебе помогу!
— Ну, Марьюшка, ты не сердчай, но откажу я тебе. Для себя теперь пожить хочу, устала я шибко!
— Совсем—совсем никак не согласишься? — уныло спросила я. — За мной бы не заржавело…
— Никак, — радостно отозвалась она.
В телефонной трубке слышались детские голоса, собачий лай, по всему видно было — человеку не до меня.
— Ну пока тогда, — печально сказала я ей и нажала на кнопку отбоя.
После чего тяжко задумалась.
Следовало разузнать — во что я опять влипла, из огня да в полымя? Кто есть эта ведьма, у которой я даже имени—то не знаю. Одежда на ней без карманов, к телу прилегает как вторая кожа, и никаких документов при ней явно нет. Как мне без имени на нее колдовать? Никак.
Возможно, это вообще коронованная ведьма, откуда—нибудь с Кавказа, и потому я ее не знаю. Если это так, то мне следует перестать барахтаться и искать веревку, благо мыло и завещание есть.
«Знаешь, я так понял, ты собиралась копнуть в этой истории поглубже?», — осведомился голос.
«Копнула уже на свою голову, — мрачно отозвалась я. — Ведь что мне стоило просто переписать завещание и сделать вид, что все пучком, я никого не подозреваю, всем довольна?»
«Тем более у тебя нет выхода. Или убей ведьму, или иди дальше и распутывай этот клубок. Более увязнуть, чем сейчас, все равно не сможешь. Так?»
«Так», — вздохнула я.
«Ищи мужиков из восьмерки, они ведь все из одной команды, глядишь и скажут тебе что—то про эту ведьму. Хотя бы имя, а это уже очень важно — сможешь ее проклянуть. Отрабатывай мужиков потщательнее — кто такие, чем дышат. Найди их и сразу не хватай за горло, последи. В общем, большая девочка, мне тебя что, учить как сморкаться?»
Подумав, я кивнула.
После чего достала из шкафа длинное платье с пуговицами спереди и шкатулку для рукоделия. Пришло время поработать ручками. Прежде всего я срезала с платья двенадцать пуговиц, а потом принялась их заново пришивать — но на этот раз с заклинанием на встречу. Не глядя, с закрытыми глазами я делала стежки, держа в голове лицо мужика, что меня душил в восьмерке, и читала заклинание.
— Иголка шей, зашивай, на встречу зазывай, по какой бы тропке он не шел — все бы меня на ней нашел, По какому бы пути не бежал — все меня на нем встречал, — шептали мои губы.
Около часа я творила свое колдовство. После чего помолилась, перекрестилась, одела заговоренное платье и пошла на улицу.
— Ууу? — вопросительно раздалось за спиной, когда я открывала дверь.
Я внимательно поглядела на Святошу, вспомнила, как она геройски повела себя недавно, прикрыв меня грудью и позвала:
— Идем!
Лора тут же выскользнула на лестничную площадку, вильнула хвостом и по лестнице побежала вниз. Я же вызвала лифт.
Когда я вышла из подъезда, волчица сидела на лавочке прямо как человек, болтала ногами и откровенно скучала. Сидящие по соседству бабульки боялись пошевелиться, в ужасе глядя на нее, а Святоша, как специально, иногда рассеянно им улыбалась во всю пасть.
— Лора! — закричала я и кинулась к ней, стащила с лавочки и принялась горячо лепетать:
— Бабушки, вы уж извините, Святоша у меня малость придурочная, но злого ничего не держала, вы не смотрите, что у нее зубов так много, на самом деле она у меня тихая, словно ягненочек!
— Какой же это ягненочек, — отмерла баба Лена. — Толь я в деревне не жила? Волк это! Самый натуральный волк!
— Волчица! — поправила я ее.
— Я ей под хвост не заглядывала! — кричала старушка.
— Да безобидная она, поверьте! — увещевала я ее.
— Ногу мне твоя безобидная отдавила — будь здоров! — взвизгнула Августа Никифоровна.
— Спасибо что сказали, я с ней поговорю, — лепетала я.
Лора смирно стояла около меня и виновато глядела на бабулек.
— А крест почто ты ему на шею повесила? — возопила третья бабулька.
И тут Лора не выдержала. Крест — это святое.
Она открыла свою пасть на пятьдесят четыре сантиметра и ка-ак рявкнула!
— Святоша, ну нельзя же так, — укоряюще сказала я, глядя на обмерших бабулек. — Тебя батюшка не поймет, если ты на исповеди ему расскажешь, что на старушек голос повышала.
Волчица жалобно заскулила, побила себя лапой по носу и опустила голову в жутком раскаянии.
— Прощения просит она у вас, — перевела я. — Как, простите ее? Она больше не будет.
— Простим, — судорожно кивнули бабульки.
— Ну, мы пойдем тогда?
— Ага, — снова кивнули они.
На их челах явственно было написано: «Ну когда же вы, ироды, уберетесь?»
Я их желание исполнила.
Около часа мы болтались со Святошей по городу. Жарища была просто ужасная, так что в конце концов мы купили по мороженке и уселись в парке на лавочку.
— Вот где этого мужика черти носят, а? — злобно выговаривала я, сдирая обертку с мороженки. Лора заскулила и выжидающе распахнула пасть. Я сунула в нее вафельный рожок, и пасть тут же захлопнулась.
— Слушай, — осенило меня. — Ты же у нас вроде как собачка теперь! Так понюхай вокруг — может, и учуешь вражеский запах, а?
Лора с минуту смотрела на меня долгим взглядом врача психушки, после чего покрутила лапой у виска и отвернулась.
— Ну и для чего я ее держу, а? — расстроено вопросила я пустоту, развернула свою мороженку, и в этот момент искомый мужик торопливо прошел по дорожке мимо меня.
Это был точно он. Небольшая козлиная бородка, нос крючком — все совпадало!
Я молниеносно отшвырнула рожок в сторону, подскочила и осторожно двинула за ним. Впрочем, мужик по сторонам и не смотрел. Он целенаправленно куда-то шел, и что странно — за спиной у него висела гитара в чехле. А может — и не гитара. Может, в футляре у него пиастры были на старость припрятаны. Или героин. О, добрый Боженька, сделай так, чтобы героин! Ну или еще что—нибудь противозаконное, чтобы можно было его схватить за руку и сдать родной милиции лет этак на надцать…
Следуя за мужиком, я не терялась. Достав пятисотенную, я на мгновение притормозила около уличного лотка, схватила какую-то старушечью панамку, очки с самыми темными стеклами, дешевую резинку—махрушку для волос и кинула продавщице купюру.
— Я тороплюсь очень, так что сдачи не надо, — пробормотала я и побежала нагонять мужика. Он, умница, так и шел по парковой дорожке, в кустах не прятался и не петлял. Я же, видя что он не оборачивается — совсем оборзела. Перекинула распущенные волосы вперед и принялась лихорадочно плести косу. Если бы он обернулся — он бы меня по ним в два счета опознал, ибо волосы длиной почти до колена встречаются, гм, не часто. И именно потому я и плела косу. Закончив, я закрепила ее махрушкой и затолкала в вырез платья на спине. Да уж, вид сзади у меня стал наверняка странный, зато спереди в глаза не бросается.
Вот так следом за убийцей я и вышла из парка, перешла через дорогу и вошла в здание налоговой инспекции.
Мужик подошел к охраннику около КПП. По другому я это сооружение назвать не могу — две панели высотой по пояс, образующие мини—коридорчик, и он перегораживался двумя створками. Так вот, мужик что—то сказал охраннику, что—то от него взял, и створки раздвинулись, пропуская его.
А вот меня охранник тормознул.
— Вы к кому? — железным тоном спросил он.
— Да я вон за тем мужиком, — нетерпеливо бросила я ему. — Открывай избушку!
— То есть вам пропуск не заказан? — уточнил парень.
— Нет, — слегка растерялась я.
— Тогда пропустить не могу, — сказал парень и отвернулся. Я посмотрела на него и поняла — точно не пропустит.
«О, черт!» — подумала я и достала сотовый. Самое смешное было то, что царствовал тут мой хороший знакомый, Семенецкий, и меня же сюда и не пускают!
— Здрасьте, Анатолий Юрьевич, — кисло сказала я.
— Магдалина Константиновна! — воскликнул Семенецкий, — Сколько лет! Ну, как дела?
Семенецкого, главу областной налоговой службы, я нежно люблю как человека. Дяденька он веселый, совершенно не задается, а главное — столько раз меня выручал просто по доброте душевной, что и не сосчитать… Меж нами нет никаких романтических отношений, он никогда не пользовался моими услугами как ведьмы, мы просто дружим.
— Анатолий Юрьевич, я тут у вас на ресепшене стою, меня не пускают, — пожаловалась я. — Вы за меня словечко не замолвите? Мне очень—очень надо к вам.
— Ну конечно! — сказал он. — Сейчас со своего телефона перезвоню охраннику. Ко мне зайдете?
— Как получится, — улыбнулась я. — Но в любом разе — созвонимся, ладно?
— Ну хорошо, — легко согласился он и я отключилась.
Я повернулась к охраннику и спросила:
— Послушайте, вы мне не скажете, мужчина, который передо мной прошел — он кто такой?
— Не могу знать, — обронил охранник.
— Ну вы же тут работаете, — я посмотрела на него самым умоляющим взглядом, на который была способна.
— Зато он тут не работает, — усмехнулся парень, и тут у него зазвонил телефон на столе. Переговорив, он подал мне бумажный квадратик и сказал: — Проходите.
— Ну а куда он тогда пошел, можете сказать? — в отчаянии спросила я парня.
Если он сейчас упрется, то мне остается только сесть на крылечке и караулить мужика с гитарой.
Охранник же заинтересованно на меня посмотрел и хохотнул:
— Понравился, что ли?
— Ну, — я скромненько опустила глаза, дабы не выдать взглядом обратного.
— Ну иди тогда в актовый зал на втором этаже, они там евангелизацию проводят.
— Еван… чего? — не поняла я.
— Богомольный твой мужик, — ухмылялся охранник. — Не передумала?
— Там разберемся, — туманно сказала я и двинула к лифту.
— Только с собаками сюда нельзя.
Я обернулась, и наткнулась взглядом на Лору, которая беспечно улыбалась охраннику так, что у меня и то мороз по коже прошел.
— Слышала, что дяденька говорит? — спросила я ее. — Иди в уголке посиди, меня подожди, ясно?
Святоша тяжко вздохнула, кивнула и пошла к стоявшим в холле стульям.
— Ух ты! — восхитился парень, — словно все поняла!
— Ну конечно поняла, — пожала я плечами. — Лора же хоть и собака, прости господи, но не олигофренка.
Оставив охранника пялиться на мою коллегу, я поднялась на второй этаж, и обнаружила, что этаж настолько длинен и огромен, что я аж растерялась. Однако не сдалась, потыкалась — помыкалась, и наконец я нашла актовый зал. И думаете как? А потому что там очень громко пели, и главное — под гитару. Перед этим я с минуту бродила по этажу, вглядываясь в таблички и поражаясь, какой идиот распевает на всю налоговую среди бела дня песенки, а потом меня как током дернуло — черт возьми! Песенки под гитару! А ведь мой мужик как раз шел сюда с гитарой!
Тут с лестничной площадки в коридор шагнули три тетеньки с дяденькой, и направились к широким двустворчатым дверям в конце коридора. Я, не будь дура, надвинула панамку поглубже и пристроилась за ними в хвост.
Народа в зале было немного, но и немало — человек двадцать. А на сцене в это время мой давешний знакомый пел песенку.
— В моей жизни — славься, Господь, славься Господь…
В моей жизни — славься, великий Бог…
Песенка была на диво мелодичная и красивая, да и голос у мужика оказался что надо — сильный и бархатистый. Кроме него на сцене сидели на стульях несколько девушек и солидный дяденька в костюме.
«Это что такое?», — в недоумении спросил голос.
Если бы я знала!
Присев в уголке, я принялась вникать в ситуацию.
А мужик тем временем допел песню, и его место около микрофона заняла одна из девушек. Она улыбнулась, и словно солнышко засияло, настолько тепла и добра была ее улыбка. И даже ее курносенькое и конопатое личико стало вмиг — нет, не красивым, — но чудесным своей открытостью и доброжелательностью. С такими людьми, как эта девочка, хочется дружить.
— Приветствую вас, — просто сказала она. — Меня зовут Таней. Я пришла сюда, чтобы рассказать вам про свои отношения с Господом. Тут до меня брат Сергей рассказывал, что был наркоманом, пока Господь не исцелил его от пагубного пристрастия. Ну а я не была ни наркоманкой, ни алкоголичкой. У меня была хорошая семья, у папы был серьезный бизнес, а мама все силы отдала на мое воспитание. Но три месяца назад они…
Она запнулась, глубоко вздохнула, выдохнула и тихо закончила:
— Они разбились на машине. Насмерть.
Женщины около меня ахнули и с жалостью уставились на Таню.
— И мне было очень трудно преодолеть свое горе, — медленно, с трудом продолжала девушка. — Я была в жесточайшей депрессии, я не хотела жить и постоянно размышляла над тем, каким образом мне лучше уйти из жизни.
Она снова помолчала, а люди в зале смотрели, как по ее личику медленно стекает слеза. Наконец, Таня взяла себя в руки, вскинула поникшую было голову и снова улыбнулась сквозь слезы:
— Но Господь не допустил, чтобы я совершила грех. Я случайно попала на богослужение в нашей церкви, и слово Божие коснулось моего сердца. Пастор читал проповедь о том, что Господь послал Сына своего в наш мир, зная, что он умрет за наши грехи — но послал. Самое дорогое от себя оторвал, не пожалел.
У меня нет дара красноречия, и я не могу так же проникновенно пересказать ту проповедь, простите меня. Но каждое слово тогда падало в мою душу, словно зерно на плодородную пашню. Я остро, всем сердцем поняла — насколько же велика любовь Господа к нам… И я как-то очень по человечески пожалела Христа, которого унизили перед смертью те, кого он любил и за кого он умер. А еще я поняла, что на самом деле я не одна в этой жизни. Что мои папочка и мамочка сейчас в лучшем мире, и мне надо не плакать по ним, а радоваться. И что хотя они не со мной, но Господь, мой Отец — он всегда рядом, он тут, и я его чувствую всей душой. Правда, чувствую. Он рядом — и оттого в душе моей какой-то тихий и благостный мир. Знаете, я сейчас словно на островке посреди бушующего моря. Шторм, ветер, волны — а над моим островком небо безмятежно синее и волны о его берег словно разбиваются. Нет, мои проблемы никуда не делись, Господь не золотая рыбка, и жизненный путь розами не усыпает! Но он со мной, он ведет меня за руку. Почти три месяца как я во Христе. И ни одного дня я не пожалела. Ни одной минуты я не была несчастна. Вот такая вот моя история. Простите, если говорила сумбурно.
Она ушла от микрофона, а на ее место снова встал мужик, что душил меня. Он снова запел песню о Христе, и снова она была чудесной, как и прежняя. После чего мужчина в костюме читал проповедь о блудном сыне и о том, как его ждет дома отец.
И я видела, как лица людей, что сидят в зале — становились мягче, что они ловят каждое слово, и оно проникает им прямо в сердце.
Я только не понимала одного — какое отношение имеет мой душитель к христианам? Я сама баптистка, моя церковь находится в бабушкиной деревеньке. Далековато, но другой мне не надо. Оттого и редко хожу на службы, а потом грешу, ибо некому меня на путь истинный наставить. А после того, как Дэн завелся, и вовсе дорогу забыла. Ибо в церкви не поймут то, что мы живем вместе невенчанные.
— Гав? — скуксилась Лора.
— Да не, минут пятнадцать, не расстраивайся, — успокоила я ее и мы пошли на кухню. Дэн смеялся, что я не умею готовить? Сейчас мы это исправим!
Нацепив кружевной фартук, я принялась водить наманикюренным пальчиком по бумаге.
Лора же уселась на стул и следила за мной, свесив язык из пасти.
— В общем, Лора, я решила стать идеальной девушкой, — вещала я, доставая продукты согласно списку. — Лицо перекрою в клинике, стану красавицей, грудь уменьшу, вот только готовить надо научиться. Руки от поварихи мне не пришьют в клинике, верно?
Лора одобрительно гавкнула.
— Вот и я про то, — вздохнула я и развела кипятком сухое картофельное пюре. — Готовить, Лора, мне придется самой учиться, как это не прискорбно! Так что вот, нашла про-остенький рецепт, должно все получиться.
— Гав-гав, — благословила меня собеседница.
А я намазала картофельным пюре вафельные пласты, налила в широкую кастрюльку немножко молока и по очереди опустила туда коржи.
— Это чтобы вафли размокли чуток, — важно объяснила я Лоре. — Потому что их потом надо будет трубочкой заворачивать. А вообще, знаешь, если я стану вдруг красавицей, да еще и готовить научусь — никакой Дэн никогда от меня не сбежит! Верно, Лора?
Лора скучающе отвернулась и принялась рассматривать птичек за окном.
— Не, я заметила, что он тебе сразу же не понравится, — хмыкнула я и достала мисочку. В нее я разбила яйцо, капнула столовую ложку воды, посолила и включила миксер. — А вообще, у меня крайне дьявольский план отмщения! Лора, ты меня слышишь?
— Уу, — провыла она, заглушая жужжание миксера.
— Какая ты отличная собеседница, когда в волчьей шкуре! — восхитилась я. — В общем, вот стану я красавицей, умницей, и отменной кулинаркой, да и приворожу этого гада на семи соборах! Чтобы навек!!! Чтоб жить без меня ни минуточки не мог!!! — я аж глаза прикрыла от чудесных мечтаний.
Лора хмыкнула.
А я взяла вафельно-картофельный пласт, положила на край сосиску, завернула в рулетик и сообщила:
— И пусть он тогда настрадается. Ибо я его больше — не люблю! Вот так — то!
Рулетик я ожесточенно покромсала ножом на три части, обмакнула каждую во взбитое яйцо, потом в панировочные сухари и кинула на шкворчащую сковородку.
— Он мне сердце разбил, понимаешь? — вздохнула я. — Это больно, Лора. Очень. И знаешь — я хочу, чтобы он это понял на своем опыте, насколько это больно…
Лора сострадательно глядела на меня.
— Я его верну, не смотри на меня так, — жестко сказала ей я. — Только теперь наши отношения будут развиваться так, как мне хочется.
« Он меня боготворит», — раздался в душе холодный голос красавицы.
— И он будет меня боготворить, ясно? — поставила я точку и перевернула рулетики. — Только сначала я все же накажу тех, кто ему помогал — а он пусть мучается неопределенностью — что-то я ему готовлю! А знаешь, Лора, он ведь уже забегал! Начал звонить, с цветочками притащился! Он уже в курсе, что я его красавицу одолела! Ну вот и пусть сидит и думает — что с ней и что с ним будет! Вот так-то!
Из кармана донеслось: «Это суро-овый рэп!», я вытащила телефон и поглядела на экран. Легок на помине — определитель загрузил фото Самого Любимого парня.
— Привет!
— И вам того же! — с энтузиазмом ответила я.
— Чем занята? — чувствовалось, что он явно обескуражен моим эмоциональным настроем.
— Завтрак готовлю!
— Кому?!!
Я неторопясь достала рулетики со сковородки, кинула туда следующую порцию и любезно поинтересовалась:
— А ты чего хотел-то?
— Так кому завтрак готовишь? — не отставал он.
— Бойфренду новому, — с удовольствием ответила я. — С которым ты у меня дома встречался, ясно?
Он подышал в трубку и отключился не прощаясь.
— Это, Лора, он сообразил, что я все его ходы просчитала, — похвалилась я. — Надо же, придумать байку о том, что я якобы от него отказалась и другого парня завела! Да не с его счастьем!
Лора неодобрительно на меня посмотрела и тоскливо уставилась на рулетики. Бакс с холодильника тревожно мяукнул.
— Ах, завтрак! — спохватилась я, повязала волчице салфетку на шею и принялась кормить свой зоопарк.
— Нет, ты видела, как он забегал, видела? — настойчиво спрашивала я у Лоры. — Сразу же звонки, цветы… А с чего бы это?
«А с того, что ты его девушку в плену держишь», — отрезал голос.
— Кстати о девушке! — вскричала я, быстренько нагрузила поднос высококалорийной снедью и двинулась в Каморку.
«Ты же ее на диету хотела посадить!», — недоуменно воскликнул голос.
«Я пошутила, — терпеливо разъяснила я ему. — Какая диета, если у девушки талия тоньше моей? Нет уж! Пусть кушает!»
Девица сидела на раскладушке, и было ей неудобно. Ноги я в лодыжках связала, руки сковала за спиной — не до комфорта.
— Привет, — доброжелательно улыбнулась я ей, поставила поднос на стул, а сама осторожно отогнула краешек скотча.
— Чего тебе надо от меня? — немедленно вопросила она.
— Знаешь, я еще не определилась на самом деле, — пожала я плечами. — Поговорить по душам — точно хочу, да только я вижу, что девушка ты с норовом и разговора не получится.
— Не получится, — обронила она. — И дальше что?
— Ну поживи пока, там видно будет, — туманно сказала я.
— Мы тебя похороним.
— Много вас таких желающих было, — хмыкнула я. — Считай раз в квартал, как по графику — кому-то да надо, чтобы я померла. Только, милочка, я еще молода и почти красива, ясно? Другие обломались, а ты вообще сидишь у меня в плену и без волос, так что кто бы угрожал…
— Дэнни не в плену, — усмехнулась она.
— Ой-ей-ей! — всплеснула я руками. — Дэнни ни в плену… И что интересно мне твой Дэнни сделает? Замки я сменила, а сейчас еще и приворожу его на семи соборах — долго он тебя помнить после этого будет?!!
— А откуда в твоем городе семь соборов? — снова усмехнулась она.
Мда… В том и была вся сложность этого приворота.
В нашем немаленьком миллионном городе церквушек полно, а вот собор — собор всего один.
Такая же ситуация и по всем остальным городам, только в Москве наберется нужное количество соборов, ну да может в Питере.
— Найду, — пообещала я ей. — Ради такого дела и в Москву слетать недолго!
— Ну приворожишь, — терпеливо сказала она. — А я-то тебе зачем?
— А я вообще гостеприимная, — покривила я душой. — Даже завтрак тебе в постель принесла. Вот, погляди, ка-акой кусочек шпика! Сало розовое, с прожилочками, вкуснотища неописуемая…
— Я это не ем! — скривилась она.
— Дело твое, — согласилась я. — Но сейчас я снова заклею тебе рот, будешь сидеть голодной.
— Я это не ем! — упрямо повторила она.
— Не дело хозяйское, — вздохнула я, прилепила скотч на место и пошла звонить Галине.
По пути голос допытывался:
«Так чего с девицей делать будем?»
«Ой, да откуда я знаю?», — раздраженно отмахивалась я.
«Ты понимаешь, что нарвалась на войну?»
Я аж остановилась от неожиданности.
Ma Gooood…
«Думаешь?», — неуверенно спросила я.
«Думаю? — хмыкнул голос. — Говорю прямо! Она не из тех, кто простит тебе свои волосы! И знаешь — ты против нее как слон и моська».
Я аж застонала от своей тупости, подошла к стене и побилась об нее дурным лбом.
Голос был прав.
Я ведь полагала — придет ведьма, послушная мне и подчиненная заклятьями, мы и поговорим. Малость прокляну ее, малость рожу подпорчу — вот и все дела. И я совершенно не ожидала, что ведьма будет намного меня сильнее. Я думала, это кто-то из наших городских ведьм, примерно равных мне по силе, решил подзаработать и клюнул на денежки Дэна. А тут непонятно что и непонятно откуда…
Ну обстригла я ей волосы, ну пленила, и что дальше? А пес его знает… Но не отпускать ведь мне ее теперь. Голос прав — я нарвалась. С такой-то силищей она меня и без волос порвет как газетку. Ну не как газетку, но все равно нельзя ее отпускать…
Если честно, если бы я знала, что она такая сильная ведьма — я бы не стала с ней связываться. Да только знать бы где упасть — соломки бы подстелил…
В любом случае мне стало сразу дурно, когда я начала думать о перспективах наших отношений с красоткой. Потому что теперь у нас было всего два пути. Или кто—то из нас умрет, или нас ждет война. А войны среди Мастеров — вещь редкая, но очень, очень жестокая. И если кто—то из враждующих сторон не уверен изначально в своих силах (как я, например) — то лучше ему купить веревку, мыло и написать завещание. Завещание у меня есть, мыла полно, да и веревка в хозяйстве найдется…
Я помню, как Мастера, что приезжали к бабуле, шепотом рассказывали на кухне новости о большой войне, что случилось тогда меж двумя ведьмами из Рязани. Бабушка меня всегда выгоняла в такие моменты, но я не терялась и подслушивала.
В общем, воевали они жестоко, не на жизнь, а на смерть. Один за другим умирали их родственники, погибающие после жутких мучений, ибо каждая хотела сделать другой больнее, чем она сделала ей.
Сами же они, закутанные в обереги — жили, хоронили своих детей, мужей и родителей, и снова шли на тропу войны. Чтобы врагиня умылась кровью. Чтобы она сдалась и умерла. Чтобы были отомщены все дорогие люди.
Так думала каждая из ведьм.
Длилась эта война года два, и ни одна из ведьм не уступила и не пришла к другой с миром. Потом каким-то образом одна одолела другую, проследила за ее похоронами и ушла в монастырь.
Вот такой был итог ссоры между двумя ведьмами.
Два рода были истреблены, да и победа у оставшейся в живых была горькой. Всю жизнь ей замаливать грехи в темной келье. Всю жизнь ей помнить о своих детях, которых она пережила.
И вот теперь такая война ожидает и меня.
«Да может наша ведьма как-нибудь сама помрет? Поскользнется вот прям сейчас в каморке, упадет неловко, да шейку и свернет, а?», — с надеждой спросил внутренний голос.
«Да не с моим счастьем», — вздохнула я.
В задумчивости я взяла трубку и набрала номер Галины.
— Послушай, — сказала я ей после приветствий. — Ты мне опять нужна.
— А кончился мой срок сегодня, Марьюшка, — с неким ликованием в голосе сказала она. — Кончился!!! Ровно год прошел с того времени, как я вас об услуге попросила!
— Мда? — озадачилась я.
— Точно тебе говорю! — радостно воскликнула ведьма. — Ох, как же я ждала этого! Считай год только для вас и прожила!
— Послушай, — осторожно сказала я. — Так может быть, ты мне поможешь как коллега коллеге? Окажешь мне услугу, а там и я тебе помогу!
— Ну, Марьюшка, ты не сердчай, но откажу я тебе. Для себя теперь пожить хочу, устала я шибко!
— Совсем—совсем никак не согласишься? — уныло спросила я. — За мной бы не заржавело…
— Никак, — радостно отозвалась она.
В телефонной трубке слышались детские голоса, собачий лай, по всему видно было — человеку не до меня.
— Ну пока тогда, — печально сказала я ей и нажала на кнопку отбоя.
После чего тяжко задумалась.
Следовало разузнать — во что я опять влипла, из огня да в полымя? Кто есть эта ведьма, у которой я даже имени—то не знаю. Одежда на ней без карманов, к телу прилегает как вторая кожа, и никаких документов при ней явно нет. Как мне без имени на нее колдовать? Никак.
Возможно, это вообще коронованная ведьма, откуда—нибудь с Кавказа, и потому я ее не знаю. Если это так, то мне следует перестать барахтаться и искать веревку, благо мыло и завещание есть.
«Знаешь, я так понял, ты собиралась копнуть в этой истории поглубже?», — осведомился голос.
«Копнула уже на свою голову, — мрачно отозвалась я. — Ведь что мне стоило просто переписать завещание и сделать вид, что все пучком, я никого не подозреваю, всем довольна?»
«Тем более у тебя нет выхода. Или убей ведьму, или иди дальше и распутывай этот клубок. Более увязнуть, чем сейчас, все равно не сможешь. Так?»
«Так», — вздохнула я.
«Ищи мужиков из восьмерки, они ведь все из одной команды, глядишь и скажут тебе что—то про эту ведьму. Хотя бы имя, а это уже очень важно — сможешь ее проклянуть. Отрабатывай мужиков потщательнее — кто такие, чем дышат. Найди их и сразу не хватай за горло, последи. В общем, большая девочка, мне тебя что, учить как сморкаться?»
Подумав, я кивнула.
После чего достала из шкафа длинное платье с пуговицами спереди и шкатулку для рукоделия. Пришло время поработать ручками. Прежде всего я срезала с платья двенадцать пуговиц, а потом принялась их заново пришивать — но на этот раз с заклинанием на встречу. Не глядя, с закрытыми глазами я делала стежки, держа в голове лицо мужика, что меня душил в восьмерке, и читала заклинание.
— Иголка шей, зашивай, на встречу зазывай, по какой бы тропке он не шел — все бы меня на ней нашел, По какому бы пути не бежал — все меня на нем встречал, — шептали мои губы.
Около часа я творила свое колдовство. После чего помолилась, перекрестилась, одела заговоренное платье и пошла на улицу.
— Ууу? — вопросительно раздалось за спиной, когда я открывала дверь.
Я внимательно поглядела на Святошу, вспомнила, как она геройски повела себя недавно, прикрыв меня грудью и позвала:
— Идем!
Лора тут же выскользнула на лестничную площадку, вильнула хвостом и по лестнице побежала вниз. Я же вызвала лифт.
Когда я вышла из подъезда, волчица сидела на лавочке прямо как человек, болтала ногами и откровенно скучала. Сидящие по соседству бабульки боялись пошевелиться, в ужасе глядя на нее, а Святоша, как специально, иногда рассеянно им улыбалась во всю пасть.
— Лора! — закричала я и кинулась к ней, стащила с лавочки и принялась горячо лепетать:
— Бабушки, вы уж извините, Святоша у меня малость придурочная, но злого ничего не держала, вы не смотрите, что у нее зубов так много, на самом деле она у меня тихая, словно ягненочек!
— Какой же это ягненочек, — отмерла баба Лена. — Толь я в деревне не жила? Волк это! Самый натуральный волк!
— Волчица! — поправила я ее.
— Я ей под хвост не заглядывала! — кричала старушка.
— Да безобидная она, поверьте! — увещевала я ее.
— Ногу мне твоя безобидная отдавила — будь здоров! — взвизгнула Августа Никифоровна.
— Спасибо что сказали, я с ней поговорю, — лепетала я.
Лора смирно стояла около меня и виновато глядела на бабулек.
— А крест почто ты ему на шею повесила? — возопила третья бабулька.
И тут Лора не выдержала. Крест — это святое.
Она открыла свою пасть на пятьдесят четыре сантиметра и ка-ак рявкнула!
— Святоша, ну нельзя же так, — укоряюще сказала я, глядя на обмерших бабулек. — Тебя батюшка не поймет, если ты на исповеди ему расскажешь, что на старушек голос повышала.
Волчица жалобно заскулила, побила себя лапой по носу и опустила голову в жутком раскаянии.
— Прощения просит она у вас, — перевела я. — Как, простите ее? Она больше не будет.
— Простим, — судорожно кивнули бабульки.
— Ну, мы пойдем тогда?
— Ага, — снова кивнули они.
На их челах явственно было написано: «Ну когда же вы, ироды, уберетесь?»
Я их желание исполнила.
Около часа мы болтались со Святошей по городу. Жарища была просто ужасная, так что в конце концов мы купили по мороженке и уселись в парке на лавочку.
— Вот где этого мужика черти носят, а? — злобно выговаривала я, сдирая обертку с мороженки. Лора заскулила и выжидающе распахнула пасть. Я сунула в нее вафельный рожок, и пасть тут же захлопнулась.
— Слушай, — осенило меня. — Ты же у нас вроде как собачка теперь! Так понюхай вокруг — может, и учуешь вражеский запах, а?
Лора с минуту смотрела на меня долгим взглядом врача психушки, после чего покрутила лапой у виска и отвернулась.
— Ну и для чего я ее держу, а? — расстроено вопросила я пустоту, развернула свою мороженку, и в этот момент искомый мужик торопливо прошел по дорожке мимо меня.
Это был точно он. Небольшая козлиная бородка, нос крючком — все совпадало!
Я молниеносно отшвырнула рожок в сторону, подскочила и осторожно двинула за ним. Впрочем, мужик по сторонам и не смотрел. Он целенаправленно куда-то шел, и что странно — за спиной у него висела гитара в чехле. А может — и не гитара. Может, в футляре у него пиастры были на старость припрятаны. Или героин. О, добрый Боженька, сделай так, чтобы героин! Ну или еще что—нибудь противозаконное, чтобы можно было его схватить за руку и сдать родной милиции лет этак на надцать…
Следуя за мужиком, я не терялась. Достав пятисотенную, я на мгновение притормозила около уличного лотка, схватила какую-то старушечью панамку, очки с самыми темными стеклами, дешевую резинку—махрушку для волос и кинула продавщице купюру.
— Я тороплюсь очень, так что сдачи не надо, — пробормотала я и побежала нагонять мужика. Он, умница, так и шел по парковой дорожке, в кустах не прятался и не петлял. Я же, видя что он не оборачивается — совсем оборзела. Перекинула распущенные волосы вперед и принялась лихорадочно плести косу. Если бы он обернулся — он бы меня по ним в два счета опознал, ибо волосы длиной почти до колена встречаются, гм, не часто. И именно потому я и плела косу. Закончив, я закрепила ее махрушкой и затолкала в вырез платья на спине. Да уж, вид сзади у меня стал наверняка странный, зато спереди в глаза не бросается.
Вот так следом за убийцей я и вышла из парка, перешла через дорогу и вошла в здание налоговой инспекции.
Мужик подошел к охраннику около КПП. По другому я это сооружение назвать не могу — две панели высотой по пояс, образующие мини—коридорчик, и он перегораживался двумя створками. Так вот, мужик что—то сказал охраннику, что—то от него взял, и створки раздвинулись, пропуская его.
А вот меня охранник тормознул.
— Вы к кому? — железным тоном спросил он.
— Да я вон за тем мужиком, — нетерпеливо бросила я ему. — Открывай избушку!
— То есть вам пропуск не заказан? — уточнил парень.
— Нет, — слегка растерялась я.
— Тогда пропустить не могу, — сказал парень и отвернулся. Я посмотрела на него и поняла — точно не пропустит.
«О, черт!» — подумала я и достала сотовый. Самое смешное было то, что царствовал тут мой хороший знакомый, Семенецкий, и меня же сюда и не пускают!
— Здрасьте, Анатолий Юрьевич, — кисло сказала я.
— Магдалина Константиновна! — воскликнул Семенецкий, — Сколько лет! Ну, как дела?
Семенецкого, главу областной налоговой службы, я нежно люблю как человека. Дяденька он веселый, совершенно не задается, а главное — столько раз меня выручал просто по доброте душевной, что и не сосчитать… Меж нами нет никаких романтических отношений, он никогда не пользовался моими услугами как ведьмы, мы просто дружим.
— Анатолий Юрьевич, я тут у вас на ресепшене стою, меня не пускают, — пожаловалась я. — Вы за меня словечко не замолвите? Мне очень—очень надо к вам.
— Ну конечно! — сказал он. — Сейчас со своего телефона перезвоню охраннику. Ко мне зайдете?
— Как получится, — улыбнулась я. — Но в любом разе — созвонимся, ладно?
— Ну хорошо, — легко согласился он и я отключилась.
Я повернулась к охраннику и спросила:
— Послушайте, вы мне не скажете, мужчина, который передо мной прошел — он кто такой?
— Не могу знать, — обронил охранник.
— Ну вы же тут работаете, — я посмотрела на него самым умоляющим взглядом, на который была способна.
— Зато он тут не работает, — усмехнулся парень, и тут у него зазвонил телефон на столе. Переговорив, он подал мне бумажный квадратик и сказал: — Проходите.
— Ну а куда он тогда пошел, можете сказать? — в отчаянии спросила я парня.
Если он сейчас упрется, то мне остается только сесть на крылечке и караулить мужика с гитарой.
Охранник же заинтересованно на меня посмотрел и хохотнул:
— Понравился, что ли?
— Ну, — я скромненько опустила глаза, дабы не выдать взглядом обратного.
— Ну иди тогда в актовый зал на втором этаже, они там евангелизацию проводят.
— Еван… чего? — не поняла я.
— Богомольный твой мужик, — ухмылялся охранник. — Не передумала?
— Там разберемся, — туманно сказала я и двинула к лифту.
— Только с собаками сюда нельзя.
Я обернулась, и наткнулась взглядом на Лору, которая беспечно улыбалась охраннику так, что у меня и то мороз по коже прошел.
— Слышала, что дяденька говорит? — спросила я ее. — Иди в уголке посиди, меня подожди, ясно?
Святоша тяжко вздохнула, кивнула и пошла к стоявшим в холле стульям.
— Ух ты! — восхитился парень, — словно все поняла!
— Ну конечно поняла, — пожала я плечами. — Лора же хоть и собака, прости господи, но не олигофренка.
Оставив охранника пялиться на мою коллегу, я поднялась на второй этаж, и обнаружила, что этаж настолько длинен и огромен, что я аж растерялась. Однако не сдалась, потыкалась — помыкалась, и наконец я нашла актовый зал. И думаете как? А потому что там очень громко пели, и главное — под гитару. Перед этим я с минуту бродила по этажу, вглядываясь в таблички и поражаясь, какой идиот распевает на всю налоговую среди бела дня песенки, а потом меня как током дернуло — черт возьми! Песенки под гитару! А ведь мой мужик как раз шел сюда с гитарой!
Тут с лестничной площадки в коридор шагнули три тетеньки с дяденькой, и направились к широким двустворчатым дверям в конце коридора. Я, не будь дура, надвинула панамку поглубже и пристроилась за ними в хвост.
Народа в зале было немного, но и немало — человек двадцать. А на сцене в это время мой давешний знакомый пел песенку.
— В моей жизни — славься, Господь, славься Господь…
В моей жизни — славься, великий Бог…
Песенка была на диво мелодичная и красивая, да и голос у мужика оказался что надо — сильный и бархатистый. Кроме него на сцене сидели на стульях несколько девушек и солидный дяденька в костюме.
«Это что такое?», — в недоумении спросил голос.
Если бы я знала!
Присев в уголке, я принялась вникать в ситуацию.
А мужик тем временем допел песню, и его место около микрофона заняла одна из девушек. Она улыбнулась, и словно солнышко засияло, настолько тепла и добра была ее улыбка. И даже ее курносенькое и конопатое личико стало вмиг — нет, не красивым, — но чудесным своей открытостью и доброжелательностью. С такими людьми, как эта девочка, хочется дружить.
— Приветствую вас, — просто сказала она. — Меня зовут Таней. Я пришла сюда, чтобы рассказать вам про свои отношения с Господом. Тут до меня брат Сергей рассказывал, что был наркоманом, пока Господь не исцелил его от пагубного пристрастия. Ну а я не была ни наркоманкой, ни алкоголичкой. У меня была хорошая семья, у папы был серьезный бизнес, а мама все силы отдала на мое воспитание. Но три месяца назад они…
Она запнулась, глубоко вздохнула, выдохнула и тихо закончила:
— Они разбились на машине. Насмерть.
Женщины около меня ахнули и с жалостью уставились на Таню.
— И мне было очень трудно преодолеть свое горе, — медленно, с трудом продолжала девушка. — Я была в жесточайшей депрессии, я не хотела жить и постоянно размышляла над тем, каким образом мне лучше уйти из жизни.
Она снова помолчала, а люди в зале смотрели, как по ее личику медленно стекает слеза. Наконец, Таня взяла себя в руки, вскинула поникшую было голову и снова улыбнулась сквозь слезы:
— Но Господь не допустил, чтобы я совершила грех. Я случайно попала на богослужение в нашей церкви, и слово Божие коснулось моего сердца. Пастор читал проповедь о том, что Господь послал Сына своего в наш мир, зная, что он умрет за наши грехи — но послал. Самое дорогое от себя оторвал, не пожалел.
У меня нет дара красноречия, и я не могу так же проникновенно пересказать ту проповедь, простите меня. Но каждое слово тогда падало в мою душу, словно зерно на плодородную пашню. Я остро, всем сердцем поняла — насколько же велика любовь Господа к нам… И я как-то очень по человечески пожалела Христа, которого унизили перед смертью те, кого он любил и за кого он умер. А еще я поняла, что на самом деле я не одна в этой жизни. Что мои папочка и мамочка сейчас в лучшем мире, и мне надо не плакать по ним, а радоваться. И что хотя они не со мной, но Господь, мой Отец — он всегда рядом, он тут, и я его чувствую всей душой. Правда, чувствую. Он рядом — и оттого в душе моей какой-то тихий и благостный мир. Знаете, я сейчас словно на островке посреди бушующего моря. Шторм, ветер, волны — а над моим островком небо безмятежно синее и волны о его берег словно разбиваются. Нет, мои проблемы никуда не делись, Господь не золотая рыбка, и жизненный путь розами не усыпает! Но он со мной, он ведет меня за руку. Почти три месяца как я во Христе. И ни одного дня я не пожалела. Ни одной минуты я не была несчастна. Вот такая вот моя история. Простите, если говорила сумбурно.
Она ушла от микрофона, а на ее место снова встал мужик, что душил меня. Он снова запел песню о Христе, и снова она была чудесной, как и прежняя. После чего мужчина в костюме читал проповедь о блудном сыне и о том, как его ждет дома отец.
И я видела, как лица людей, что сидят в зале — становились мягче, что они ловят каждое слово, и оно проникает им прямо в сердце.
Я только не понимала одного — какое отношение имеет мой душитель к христианам? Я сама баптистка, моя церковь находится в бабушкиной деревеньке. Далековато, но другой мне не надо. Оттого и редко хожу на службы, а потом грешу, ибо некому меня на путь истинный наставить. А после того, как Дэн завелся, и вовсе дорогу забыла. Ибо в церкви не поймут то, что мы живем вместе невенчанные.