В глазах ее плеснулось крайнее изумление, и она, не сдержавшись, воскликнула:
   — Так он же старый!
   Я внимательно посмотрела на нее и спросила:
   — А тебе — то сколько?
   — Восемнадцать на днях стукнуло! — призналась она.
   — Тогда может и правда старый, — задумчиво согласилась я. — Ну ладно, Сонь, я тебя честно предупредила. Если чего замечу — пеняй на себя. Хотя вообще — я девушка добрая, и жить ты у меня будешь как у Христа за пазухой.
   — Не, ничего не заметите! — тут же двусмысленно поклялась она.
   — Смотри, — я поднялась с кровати.
   — Тетя Магдалина, — неуверенно спросила она. — А если он сам ко мне начнет приставать? У нас в деревне девчонок мало было, так я от наших мужиков не знала, куда и спрятаться. Хотя честно — честно я их никак не завлекала. А если и тут так получится?
   «Убийство тогда получится», — злобно подумала я, а вслух ответила:
   — А вот как начнет приставать — сразу ко мне с докладом. Ясно?
   Она покивала головой.
   — В общем, Сонь — вон там за дверью ванная комната, мойся, приводи себя в порядок, мы с Дэном сейчас ненадолго уйдем, вернусь — обед приготовлю. Пока уж бутербродами тебя накормить придется, извини.
   — Я и сама могу все приготовить! — тут же вызвалась Сонька.
   — Да? — с сомнением посмотрела я на нее.
   — Я люблю готовить! — уверила она меня. — И вообще — приятно будет вам помочь, все не нахлебницей у вас буду жить.
   — Ты — не нахлебница, а родственница, — наставительно сказала я.
   — Тогда тем более говорите, где кухня! — улыбнулась она.
   — Из холла одна из дверей ведет на кухню. Вернее, это столовая, кухня дальше, смежная с ней, но думаю, что разберешься.
   — Найду! — кивнула она.
* * *
   Дэн дожевывал на кухне круассан и с интересом читал Men\'s Health.
   — Послушай, — я села напротив него и вздохнула, — как тебе Сонька?
   — Да ничего, вроде, но вот медовый месяц она нам подпортит, — отозвался он. — Впрочем, я уже продумал. Будем снимать номер для новобрачных в отеле несколько раз в неделю. Так даже романтичнее, верно?
   — Верно, — с облегчением улыбнулась я. — Только имей в виду — не дай Боже на Соньку взглянешь с интересом…
   Он отложил в сторону журнал, посмотрел на меня долгим взглядом и, наконец, сказал:
   — Ну ты вообще…
   — Наше дело — предупредить, — пожала я плечами. — Я с тобой честна. И прямо говорю — что не переживу, если ты еще кем — то увлечешься.
   — Ты чего, ревнива? — удивился он.
   Глаза его при этом смеялись.
   — Не то слово, — мрачно ответила я.
   — А почему я этого раньше не замечал? — слегка разочарованно спросил он. — Я уже стал склоняться к мысли, что тебе все равно.
   — Так раньше повода не было!
   — Ну ты и дурочка! — радостно заявил он и полез целоваться.
   — Теть Магдалин… ой!
   Мы резко отпрянули друг от друга и покосились на дверь. Там, вся пунцовая, стояла Сонька и пялилась в пол.
   — Что, София? — слегка кашлянув, спросил Дэн.
   — Да я в ванную пошла, а там ни шампуня, ни мыла, — тихо проговорила она.
   — Сонь, там все в шкафчиках лежит, неужели ты их не заметила? — жалобно сказала я.
   — Заметила, — прошептала она. — Только рыться не стала — чужой ведь дом, еще чего…
   Я аж застонала от такой простоты.
   — Соня!!! Все что в комнате и в ванной — все твое, ясно? И, надеюсь, ты у меня не будешь спрашивать, можно ли включить телевизор или лечь в кровать, ладно?
   — Ладно, — пискнула она и исчезла.
   Мы с Дэном переглянулись.
   — Намечаются непредвиденные трудности, — заметил он. — Может, переселимся в мой коттедж?
   — А Соньку одну тут оставим? — мрачно ответила я. — Не выход. Девчонка еще одна жить не умеет.
   — Тогда, может быть, мать твоя ее к себе возьмет? — осторожно предложил он.
   Я посмотрела на него как на идиота, ей-богу.
   — Ясно, — без слов понял он.
   — Слушай, я вот одного понять не могу — как молодые семьи живут с родителями в одной квартире? — задумчиво произнесла я.
   — Скоро мы нечто подобное выясним, — скрипнул он зубами.
   — Собирайся, чадо, — вздохнула я, вставая. — Пошли погуляем.
   Гулять мы с ним любили. Было в этом нечто чудесное — взяться за ручки и бродить по улицам, беседуя при этом. Дэн обычно брал с собой фотоаппарат и приставал к прохожим — сфотографируйте нас. Те никогда не отказывались, видя наши счастливые рожицы. Он постоянно тыкал — мол, ты обратила внимание, как на нас люди смотрят? Голос его был исполнен гордости, я же лишь дипломатично кивала. Я бы тоже пялилась во все глаза, увидев предмет своих девичьих грез, двухметрового парня, от красоты которого перехватывает дыхание — рядом с невзрачной простушкой, даром что коса до колен.
   Я так и не поняла — сам он меня любит — или действует мой приворот? Не знаю… Во всяком случае, я после приворота его не разлюбила, как обычно бывает в таких случаях. С каждым днем он мне все дороже и дороже. Но я — здравая девушка, и понимаю, что я просто не соответствую Дэну. Что же его держит тогда около меня? Хотела бы я знать ответ на этот вопрос…
   Очень бы хотела…
   Около книжного магазина сидел дед Минька, местный нищий и наш подопечный. Мы бросили ему в кепку денежки, присели около него и я спросила:
   — Ну что, дед Минь, как дела?
   — Да ничо, — в его седой бороде мелькала хитрая улыбка, пока он ловко выхватывал наши купюры из кепки, оставляя там медяки. — Сама как?
   — Сама трудится, — пожала я плечами и достала из сумки собственноручно приготовленную ватрушку.
   — Опять? — скривился он.
   — Дед Минь, ну ты же знаешь, что ничего злого тебе это не принесет, — заверила я его.
   На эту ватрушку была сведена нелюбовь мужа к жене, что заказала мне этот обряд, и ее непременно надо было дать нищему милостыней.
   — Да знаю я, что мне ничего с нее плохого не будет, — вздохнул дед. — Но очень ты, Марья, готовишь погано, уж прости за правду.
   Дэн заржал.
   Я хмуро на него посмотрела.
   — А чего? — сквозь смех сказал он. — Дед правду говорит. Вот только круассаны у тебя классные, да и те покупные.
   — Нынче девушке у плиты стоять — негламурно, — пристыжено заявила я. — Быть кухаркой — это отстой!
   — Ладно, дочка, не печалься, — похлопал меня дед Миня по плечу и храбро принялся жевать ватрушку.
   — Если что — визит к стоматологу оплачу, — тревожно глядя на него, пообещала я.
   — Да ладно тебе, — отмахнулся он. — С утра не жрамши, не до хорошего. Попить будет?
   — Дэн, — посмотрела я на любимого.
   Тот без слов понял, сбегал на угол и принес большую бутылку коки.
   — Лучше бы пивка взял, — тревожно косясь на меня, прошептал ему дедок.
   — Я слышу, — заметила я. — Дед, ты конечно большой, но ведь знаешь, как я к алкоголю отношусь.
   — Эх, Марья, — укоряюще посмотрел на меня дедок. — Жизня — то у меня не сахер, вот беленькой сугреюсь с вечерка — глядишь, и повеселей стало!
   Мы с Дэном переглянулись и он спросил:
   — Опять из дома выгнали, что ли?
   Денис у меня очень ответственно подошел к вопросу попечительства над дедом Миней. Побеседовал с его дочерью, от которой дед однажды и сбежал в вольное плаванье, ну и та после беседы с ним была готова хоть черта с рогами приютить — Дэн у меня обаятельный! Материальную помощь опять же подкидывает. Самого дедка устроил лифтером, только тот в первую же смену напился до поросячьего визга, и больше его к честному труду не потянуло.
   — Не, Клавка моя за ум взялась, — радостно сообщил дед. — Ко мне как к родному относится.
   — Еще бы, ты же ей отец, — усмехнулся Дэн.
   — Не, сынок, ты же знаешь как она меня раньше гоняла, — вздохнул дед Миня. — А чичас по головке гладит, горемычным называет да котлетами кормит. Аж не знаю, куда сбежать от такой заботы.
   — Ты у нее побывал, что ли? — недоуменно посмотрела я на Дэна.
   Хотя… Котлетками Клавдия своего отца даже после визита Дэна не кормила. Да и Дэн все по вечерам вспоминает, что вторую неделю уже как собирается Клавдию навестить, но никак не выберется, все время я да работа отнимают.
   — Не, не был, — помотал он головой. Темная челка взметнулась и снова упала, занавешивая от меня его серые прозрачные глаза.
   — В секту попала моя Клавка, тама ей мозги и прочистили, — авторитетно пояснил дед. — Хоть и бесовская секта, а отца везде велят почитать.
   — Что за секта? — насторожилась я.
   — Да энти… баптисты, — почесал дед седую бороденку.
   Я лишь вздохнула. И чего бедных баптистов, к коим я и сама почти принадлежу, некоторые отсталые элементы считают сборищем сатанистов? Непонятно. У нас наркоманы перестают колоться, мужья — гулять от жен, а налоговые инспектора так и вовсе пачками каются во взятках. Положительные результаты — налицо! Зато тот же дед Миня, православный — сидит у книжного магазина с кепкой и по вечерам сугревается беленькой.
   Нет, я не хочу сказать что какая-то деноминация хуже, а какая-то лучше! Везде есть истинно верующие, а есть и фарисеи. Но перекрасить всех баптистов в сектантов…
   — Ладно, деда, — встала я. — Деньги наши пропить не вздумай — сам знаешь, что будет.
   — Злая ты, Марья, — печально ответил дед. — Злая.
   — Какой уж уродилась, — ехидно улыбнулась я.
   После дяди Мини мы завернули в книжный магазин, я набрала себе новинок, ухитрилась хорошенько поцеловать Дэна между стеллажами и под дикий взгляд молоденькой продавщицы (неужто видела?) мы, смеясь, выбежали на улицу.
   — Так чего с дедом нашим будет, если он деньги пропьет? — спросил Дэн, наконец просмеявшись.
   — Жесточайшая диарея, — стыдливо призналась я.
   — А это чего такое?
   — Потом в словаре посмотришь, — потупилась я.
   — Это то, что я думаю? — медленно осведомился Дэн.
   — Ага, — кивнула я и мы снова заржали.
   — Сволочь ты у меня все-таки, Магдалиночка, — утирая слезы, пожурил Дэн.
   Я усердно поковыряла носком туфельки асфальт и заметила:
   — Видели глазки, кого брали.
   Он чмокнул меня в макушку и задумчиво сказал:
   — Надо Клавдию все же навестить.
   — Конечно надо, — поддержала я его. — Вот завтра и сходим.
   Это была классная идея — насчет деда. Однажды я где-то вычитала, что самые крепкие отношения получаются тогда, когда людей связывают общие интересы. Ну, например, свечной заводик или дрессировка тушканчиков. Я долго ломала голову — что же это может быть в нашем случае? Я работаю ведьмой, у Дэна — сотовая компания, несколько веток городских телефонов, интернет и спутниковое телевидение. Ну что, что у нас может быть общего? Если собачку завести — так у меня Бакс, матерый котяра, ее порвет как газетку. Котенка постигнет та же участь, Баксюша у меня ревнивый. Он на Дэна — то до сих пор шипит.
   И тогда мы завели деда Миню, который и стал связующим звеном меж нами. Ибо теперь нам приходится его контролировать, читать книги по педагогике и жарко обсуждать методы его перевоспитания.
   Получилось это случайно. В тот день мы с Дэном сидели на лавочке, ели мороженки, а в нескольких метрах от нас, привалившись к стене здания, сидел нищий старичок с кепочкой у ног.
   Я невольно к нему приглядывалась. Уж больно сильно кашлял он на июльской жаре. Заваливался куда-то вбок, словно ноги его не держали. Практически не открывал глаз. И чувствовалось, что не пьян он. А уж когда он не отреагировал на то, что мальчишки неторопясь выгребли всю милостыню из кепки — я встревожилась.
   — Слышь, — толкнула я Дэна. — Ты как хочешь, но деда мне жалко. Смотри, какой он больной.
   — Да придуривается, чтобы денег дали, — пожал он плечами.
   Я посмотрела на него долгим взглядом, в котором сквозило беспредельное разочарование, и любимый тут же сорвался с лавочки, чуть ли не на цырлах поскакав к нищему.
   — Дед, — потряс он привалившегося к стене старичка. — Дед! Пьяный, что ли?
   Дед с трудом открыл красные глаза и очень по-человечески его попросил:
   — Мужик, иди нахрен, а? Худо мне.
   Тут уж включилась я.
   — «Худо» — с чего? С перепою, водкой отравился, еще что — то?
   — Да не, — простонал дед, — повадился на свою голову на стройке ночевать, да видать простыл на холодных плитах.
   Мы с Дэном переглянулись, после чего он неуверенно спросил:
   — А чего это тебя на стройку понесло? Чего дома не спалось?
   Дед посмотрел на него в крайнем изумлении и сердито ответил:
   — Да я уж забыл, что такое дом.
   И тут Дэн повел себя как настоящий мужчина. Я, если честно, хотела просто положить купюру побольше в кепку, да и все, но Дэн устроил деда в больницу. И вовремя: у деда было двустороннее воспаление легких. Врачи вообще любят говорить — мол, еще немного — и пациента бы не спасти, сказали они так и в этот раз. Только вот почему-то в этом случае я им поверила. Ну, а пока дед поправлялся, Корабельников, друг детства и стопроцентный мент, пробил нам по своей базе дедка, и мы сходили в гости к его дочери. Я скромно молчала во время визита, предоставив первую скрипку Дэну, а уж тот сделал все как нужно. Он терпеливо выслушал жалобы Клавдии на то, что отец не просыхал, пока здесь жил, и слава богу что убрался (1 час 47 минут), на правительство (32 мин) и на бешеные цены в магазинах (48 мин). Он сочувственно кивал, а потом произнес прочувственную речь в стиле пастора Тима о том, что родители у нас одни и их надо беречь.
   Клавдия в конце его речи утирала слезы передником и рвалась из дома — искать заблудшего папеньку. А уж когда Дэн недвусмысленно намекнул на то, что будет ходить в гости — и вовсе растаяла.
   После этой истории я, честно говоря, здорово задумалась. Раз уж обаяние Дэна таково, что он вполне может уговорить курочку нанизаться на вертел — мои дела плохи. Сколько он со мной будет? Еще день? Неделю?
   И вот тогда, дабы укрепить эээ… отношения, я и завела пресловутую трехлитровую банку. Хорошенечко, до хрустального блеска ее вымыла, после чего взяла ножницы, ручку, и достала из Каморки свидетельство своего позора — толстенную, словно Библия, книгу в роскошном кожаном переплете. Эту пакость мне подарили подружки на двадцативосьмилетие, что б им не чихалось, собакам этаким. На черной обложке золотыми витыми буквами было начертано: «Откровения Св. Магдалины», а чуть ниже пояснялось — «Самый полный список моих любовных побед с подробными комментариями, а также ВСЕ, что я знаю о сексе». Замирая от сладкого ужаса — книга была ОЧЕНЬ толстой, и я представляла, сколько выдуманных и смешных историй я в ней увижу, но ведь обо мне, любимой (ай да молодцы подружки), — я открыла книгу и увидела тончайший белоснежный лист. Чистый. Я перелистнула — и там не было текста!
   «А, это для заметок пустые страницы!» — догадалась я и принялась листать дальше. Через пару минут я поняла горькую истину. Книга была чиста, как ванна после доместоса.
   Так вот, я взяла эту так называемую книгу, варварски выдрала из нее несколько листов и принялась их кромсать пополам. Внутрь половинок писала задание. Чепуху всякую. Типа — попытаться склеить меня в баре, делая вид что мы незнакомы. Потом сворачивала квадратиком и сверху писала «Магдалина» или «Дэн» — в зависимости от задания. Несколько листиков оставила пустыми — подразумевалось, что испытуемый должен проявить креатив. Через пару часов книга здорово похудела, зато банка радовала глаз несметным количеством свернутых бумажек.
   В общем, я не знаю, что мне помогло — банка или взятый нами на поруки дед, но пока мой драгоценный от меня убегать не собирается.
   Но я все равно настороже!
   — Пошли-ка домой, душа моя, — тяжко вздохнула я от таких мыслей и мы, покрепче взявшись за руки, развернулись на сто восемьдесят градусов.
* * *
   Не успели мы выйти из лифта, как я насторожилась.
   — Слышишь? — шепотом спросила я у Дэна.
   — Ага, — кивнул он.
   Из моей квартиры доносился чистый, хрустальный голос. «Аве Мария», красивейшая католическая молитва, я порой пытаюсь ее изобразить, когда никого дома нет. Мне это доставляет удовольствие, а остальные про мои потуги и не в курсе — так что чего стесняться? Да и вообще: «Аве Мария» — не для обычных голосов!
   — Maaa Goood, красиво-то как…, — мечтательно улыбалась я, открывая дверь. — Ты с инета скачал?
   — Нее, — помотал головой любимый.
   — Диск купил? — рассеянно спросила я.
   — Да нет же!
   — Значит, Сонька привезла, умничка.
   Мы зашли в дом, я повела носом и рысцой, не разуваясь, ринулась на кухню.
   Картина, что мне предстала, была достойна кисти Репина.
   Сонька помешивала что-то в сковородке, выводя голосом сложнейшие рулады. На стуле около окна сидел Серега, сосед и давний поклонник, и откровенно любовался моей племянницей. Но больше всего меня добил Бакс. Он копилкой сидел на холодильнике, растопыренными ушами явно ловя звуки, а глазами алчно заглядывал в сковородку. Бакс у меня вообще не дурак — дело в том, что пахло на кухне просто божественно.
   «Девочка поет как ангел и готовит как шеф-повар», — скорбно подвел итог внутренний голос.
   Через месяц Дэн на ней женится.
   Любимый подошел сзади, обхватил меня за плечи и шепнул на ушко:
   — Вот это голос у девочки…
   «Через неделю», — печально скорректировал итог моих размышлений внутренний голос.
   Damn!!!
   Я слегка кашлянула и нехорошим голосом оповестила:
   — А вот и мы. Серега, привет!
   Троица на кухне дружно вздрогнула.
   — Привет, — кивнул сосед и мрачно посмотрел на моего официального бойфренда.
   Бакс посмотрел на меня, и в его желтых глазищах явственно виделся укор: «Ну чего приперлися, все обломали?»
   Сонька испуганно посмотрела на меня и залепетала:
   — Ой, извините…
   — За что извиняемся? — с металлом в голосе поинтересовалась я.
   Та молчала, как обычно покраснев до корней волос.
   — София, а чего это ты в сковородке помешиваешь? — вылез из-за моего плеча Дэн.
   — Грибной соус, — не поднимая глаз, ответила девица. — Я рулет мясной запекла, к нему самое то будет.
   — Уже все готово? — поднял бровь любимый.
   — Готово, — робко ответила Сонька.
   — Так давай я тебе помогу накрыть на стол!
   — Я тоже помогу! — решительно подала я голос.
   — Дорогая! — Дэн ловко усадил меня на табуретку. — Не суетись. Отдохни немного!
   И мне пришлось как идиотке сидеть и смотреть, как эти двое сноровисто накрывают на стол. Обмениваются словами, соприкасаются локтями, о чем-то договариваются. Интересно, это уже можно рассматривать как связующее совместное звено?
   Черт знает…
   Но раньше мы с Дэном любили вместе готовить. На соседних досочках строгали овощи, и болтали, болтали. А пока в кастрюльках уютно что-то булькало, доходя до кондиции, мы не теряли время попусту и целовались на угловом диванчике.
   А теперь приехала Сонька, и я чувствую себя лишней.
   Damn!
   Рулет был действительно выше всяких похвал. Нежный изнутри, сверху он был покрыт румяной зажаристой корочкой. А грибной соус и вовсе придавал ему божественный вкус.
   Парни слопали по кусочку и дружно закатили глаза.
   — Сонька, я на тебе женюсь! — промычал Серега.
   «Чего?!! — завопил внутренний голос. — Это же наш поклонник!!!»
   — Эх, Магдалина, чего же ты как София готовить не научишься? — укоризненно сказал любимый.
   Это был и вовсе удар ниже пояса.
   «Ты заметила — он ее называет не Софкой, не Сонькой, а исключительно Софией?», — меланхолично сказал внутренний голос.
   «Это ничего не значит, — с трудом переводя дыхание, ответила я. — Меня вон тоже все Марьей да Маней зовут, а он полным именем — Магдалиной. И вообще — девушек он называет девушками, а не девками, телками и прочим. Воспитан он так».
   «Тебе видней», — явно жалея меня, дипломатично ответил внутренний голос и заткнулся.
   Я молча хватала ртом воздух, пытаясь прийти в себя и не сорваться, а Сонька в это время алела как маков цвет от похвал.
   — Милые мои, пейте чай и выметайтесь, ко мне через полчаса клиент придет, — хмуро проинформировала я общественность.
   Сонька от моего тона побледнела.
   Серега внимательно на меня посмотрел и участливо спросил:
   — Магдалин, у тебя что, неприятности?
   — Слушай, чувак, — лениво заметил Дэн. — А давай я свою девушку сам пожалею, если надо будет?
   — Хорошо! — тоном, который говорил что все очень даже нехорошо, буркнул Серега.
   Я встала, налила всем чай в кружки — обыкновенный липтон, нечего их сваренным кофе баловать — выставила на стол и задумчиво спросила:
   — А чего это я лишнюю кружку налила?
   — Это не лишняя, — пояснил Дэн, — это София ушла к себе.
   Я посмотрела на ее почти нетронутую порцию и тяжко вздохнула. Девочка смолоду бережет фигуру, не то что я. Ем как мамонт, скоро разжирею и Дэн меня бросит.
   Подумав, я налила себе минералки.
   Дэн внимательно посмотрел на мои действия, после чего со вздохом спросил:
   — Чего на этот раз на чай наговорила? Надеюсь, не жесточайшую, гм, диарею?
   — Чего? — воззрилась я на него.
   — Но ты же пить не стала! Значит, дело нечисто!
   Я посмотрела в его подозрительные глаза, подумала, и наконец злорадно улыбнулась:
   — Пей. Я же знаю, от чего ты помрешь.
   — Цианистый калий? — поднял бровь Дэн.
   — Не понимаешь ты ее! — победно сказал Серега. — Там приворот! Магдалина всех привораживает!
   Он небрежно чокнулся с кружкой Дэна, словно говоря: мы теперь повязаны, и в мгновение ока выдул свой чай.
   Любимый, нахмурясь, внимательно посмотрел на Серегу и перевел глаза на меня и медленно выпил свой чай.
   Я блаженно улыбалась.
   — Что, милый, — ехидно сказала я, — это поменяло дело, да?
   — Ну, я подумал что ты у меня девушка совестливая, добрая, и не бросишь того, кого приручила, — ответил милый, не отрывая изучающего взгляда от Сереги.
   — Да я тебя и так не брошу, — пообещала я.
   — Минуточку! — Серегина кружка со стуком опустилась на стол. — Я вообще-то тоже пил заговоренный чай!
   — Ну все, — скорбно подвела я итог. — Придется вам, други мои, меж собой договариваться…
   — О чем? — холодно спросил Дэн.
   — Ну как? — похлопала я ресницами. — Дни делить. Я ведь и вправду девушка совестливая и добрая. Тебе, допустим, понедельник, среда и пятница. Сереге — вторник, четверг и суббота. А в воскресенье у меня выходной и я иду в парикмахерскую!
   — А может, я Сереге прямо сейчас карточку отфотошоплю? — задумался Дэн.
   — Но-но! — задиристо вскричал Серега и вдруг схватился за сердце и побледнел.
   — Что такое? — всполошилась я.
   — Кажется, начинает действовать, — тоном умирающего лебедя проговорил он.
   — Я тебе сейчас так подействую! — рявкнул выведенный из себя Денис.
   — Брейк! — жестко сказала я. — Чай вы попили, так что руки в ноги и валите отсюда. Дэн, если узнаю что ты на Серегу в мое отсутствие наезжал — поругаемся. Все ясно?
   — Вернусь — поговорим, — холодно уронил любимый, вставая со своей табуретки.
   Я промолчала, позволив ему оставить последнее слово за собой.
   Когда мы вышли в холл, дверь за Сонькой уже закрывалась. Входная. А так же и выходная. Как она умудрилась проскользнуть мимо столовой незамеченной — неясно. Но тем не менее вот она — уже стоит на лестничной площадке, в руке здоровенная дорожная сумка и пытается ногой осторожно закрыть дверь.
   — Сонька, — растерянно позвала я. — Ты куда?
   Она вздрогнула, обернулась и посмотрела на меня своим котеночьим взглядом, у меня аж сердце защемило.
   Парни подскочили к ней и наперебой принялись заводить ее обратно в дом. Та на удивление успешно упиралась, но наконец, не выдержав, подняла на меня отчаянный взгляд и попросила:
   — Тетя Магдалина! Ну скажите вы им!
   — Чего сказать? — недоуменно спросила я. — Ты куда вообще собралась?
   — Так вы же меня выгнали, — тихонько пояснила она, низко-низко наклоняя голову.
   — Когда я тебя выгнала? — не поверила я.
   По Сонькиным щекам уже вовсю катились слезы, но она нашла в себе силы спокойно ответить:
   — Вы же сами сказали — мол, пей чай и катись отсюда.
   — Да я с тобой помру, Сонь, если ты каждое мое слово будешь так интерпретировать! — закричала я, хватаясь за голову. — Заходи в дом. Я всего лишь имела в виду, что пока у меня клиент — вы все ВТРОЕМ, а не ты одна, посидите в кафе внизу или погуляете по улицам.
   — А я предлагаю — в кино!
   Домофон заверещал, и я не глядя ткнула кнопку на аппарате.
   — Ну все, други мои, это точно клиент, — подтолкнула я троицу к двери, — задачи всем ясны — так что ариведерчи, и до новых встреч! Дэн — ты через минут сорок можешь возвращаться.
   — Через час, — ухмыльнулся он.
   — Сорок пять минут — и ищу тебе замену! — нежно улыбнулась я ему.
   — Учту, — кивнул он и чмокнул меня в макушку.
   Тут раскрылись двери лифта, на ковровое покрытие ступил аристократичного вида старичок, сухонький, седенький, и несмотря на жару — в сером дорогом костюме. Он сделал неуверенный шаг вперед и вопросительно посмотрел на нашу честную компанию.
   — Александр Васильевич? — улыбнулась я ему.
   — Да-да, Машенька, — учтиво склонил он голову. — Простите что я не вовремя, у вас гости…
   — Вовремя, вовремя, они уже уходят, — сказала я, выразительно глядя на народ.
   — Ваши родственники? — так же вежливо спросил старичок.
   — Родственница у меня тут одна — София! — указала я на девушку. — Прошу любить и жаловать, горячо любимая сестричка, если помру — все ей одной достанется.
   Сонька вскинула на меня глаза, полные беспредельной благодарности, мне аж неловко стало. Ну да ничего, девчонку надо было поддержать, дать ей раз и навсегда понять, что мы — семья. И нечего чемоданы взад-вперед таскать.