И вскоре я уснула, не ведая еще тогда, что наступит завтра — и я увижу плоды всех предсказаний и предчувствий.
И что завтра я встречусь со смертью.
— Большая ты у меня уже стала, Магдалина, — приговаривала она.
А я жмурилась, как котенок и ластилась к ней.
— Бабуль, мне без тебя очень плохо, — жаловалась я. — Мать меня совсем не любит, слова доброго от нее не слышу. Я очень, очень по тебе скучаю.
— Не печалься, внученька, — улыбалась она. — Скоро вместе будем. Димка, охламон, весь извелся — тебя ждет.
— Ммм…, — неопределенно промычала я в глубокой задумчивости. Дело в том, что Димка меня скорее всего для начала отлупит за Дэна.
— Не бери в голову, — усмехнулась бабуля, каким-то образом считав мои мысли. — Что в мире живых с тобой было — мертвых никоим образом не касается. Ладно, пошла я. А ты собирайся, готовься. В течение этой недели Господь тебя приберет.
— Дэн!!!
Никто не отозвался.
— Дэн! — что было силы завопила я.
На лестнице послышались шаги и на пороге показалась маменька. Она отряхнула руки от муки и недовольно спросила:
— Ты чего разоралась с утра пораньше?
— Где Дэн? — снова закричала я.
— За сигаретами он вышел. Травит себя, хоть бы ты ему сказа…
— Мама, откуда эти ромашки?!! — перебила я ее, изо всех сил стараясь не сорваться на истерику.
— Дэн принес, — пожала плечами мать. — С утра в парке полянку оборвал.
— Он принес мне эти цветы? — медленно, неверяще спросила я.
— Ну да, — кивнула мать.
Я села и заревела.
Почему-то мне было неприятно, что бабушка, которая звала меня умирать, пахла этими ромашками.
— Да что с тобой сегодня такое?!! — раздраженно вскричала мать. — Давай, иди в кухню, я завтрак приготовила. Ты-то у меня косорукая, сроду у плиты не стояла!
— Сейчас приду, — несчастно сказала я.
За завтраком я переглянулась с Дэном, прокашлялась и начала:
— Мать, тут такое дело. Мы с Дэном решили пожениться, ну, ты в курсе…
— Ой как здорово, — воскликнула Сонька, простая душа, все принявшая за чистую монету.
— Доченька…, — тут же разулыбалась мать. — И когда?
— Скоро, — туманно пообещала я. — Но тут понимаешь какое дело. Хочется, чтобы первенец был именно мальчишка.
— Но ведь ты знаешь, у нас одни девочки рождаются, — скептически сказала мать.
И это была истинная правда. Уж что за доминантные — рецессивные гены бродят в нашей родне — я не в курсе, но рождаются только девчонки и все тут. У моей бабушки родилась только одна дочь, у матери — я, у материной двоюродной сестры, тети Раи — Сонька. Ну не рождаются парни, вот хоть ты тресни!
— Мам, в курсе, — кивнула я. — Дело в том, что есть новые генетические методики, которые могут спроектировать пол младенца, но для этого надо провериться у врачей и тебе.
— А я при чем? — удивилась она. — Вы же ребенка заводить будете.
— Мам, для выявления наследственно-причинных связей тебе тоже надо пройти обследование.
— Ну знаешь…, — начала она.
— Мам, ты внучонка хочешь? — скучным голосом осведомилась я.
— Хочу, — вздохнула она. — Как представлю, что около меня малыш бегает — прям сердце щемит.
— Тогда сегодня в одиннадцать нам назначено, — твердо оповестила я.
Мать задумалась, после чего неуверенно сказала:
— У меня ведь работа…
— Отпросишься, — постановила я.
— А я у вас буду шофером, — вставил Дэн.
Мать посмотрела на нас и добродушно рассмеялась:
— Ладно, куда вас девать! Уговорили! Чего ради внучонка не сделаешь!
«Отличная работа», — одобрил меня внутренний голос.
Сонька тем временем отодвинула от себя тарелку, улыбнулась нам на прощание ангельской улыбкой и была такова.
А я сидела, ковырялась ложкой в мюслях и озабоченно хмурилась.
Ну не походила маменька на вчерашнюю неадекватную дамочку. И вообще — меня очень мучил сам факт, что я родную мать веду на прием к психиатру. Звучало это так, словно я ее уже в сумасшедший дом сдаю.
«У шизофреников это, говорят, периодами, — вздохнул голос. — И вчера было обострение. Так что провериться все равно надо».
Я вздохнула и скрепя сердце согласилась.
По дороге в больницу мать лезла под руку к Дэну и изо всех сил советовала ему, как вести машину.
— Что машину трясет так? — поджимала она губы. — Не дрова везешь!
Я внутренне ахала — новенький Крайслер футуристического дизайна двигался настолько плавно, что можно было на сиденье ставить стакан с водой и ехать, не расплескав по дороге ни капли.
— Да, Ольга Алексеевна, понял, — соглашался Дэн на ее нелепые претензии, внимательно следя за дорогой.
— И чего так быстро едешь? — снова приставала она. — Угробить нас хочешь?
— Никоим образом, — учтиво говорил ей Дэн и сбрасывал скорость с шестидесяти километров до пятидесяти.
Поерзав, мать молчала до тех пор, пока не придумала снова, к чему бы придраться:
— Вот, буржуи, такие деньжищи в машины вкладывают, а детям в детдомах есть нечего. Не по-христиански это. А, Денис Евгеньевич?
И при этом она красноречиво осматривала салон Крайслера.
— Мать, — печально произнесла я. — Ты меня, кажись, замуж не так давно все мечтала выдать?
— А что? — настороженно отозвалась она.
— Так не лезь тогда будущему зятю под шкуру, хотя бы до тех пор, пока он на мне не женится! — укоряюще воскликнула я.
— Ну вот еще! — недовольно отозвалась она. — А что я такого сказала?
— Я с тобой помру старой девой, — раздельно сказала я. — Понимаешь ты это?
Мать налилась краской, яростно на меня посмотрела, но тут вмешался Дэн.
Пряча ухмылку, он сказал:
— Ольга Алексеевна, на самом деле давно хочу вас поблагодарить.
— За что? — растерялась она.
— За то, что дочку воспитали именно такой, какая она есть, — серьезно сказал Дэн.
— А какой меня воспитали? — живо заинтересовалась я.
— Ты искренняя…
— Что признак неумности, — буркнула мать.
— Добрая…
— Ага, простота — хуже воровства.
— И очень обаятельная, — закончил Дэн.
— Приехали, — железным тоном громко сказала я, заглушая комментарии маменьки по этому поводу.
Та недовольно на меня уставилась, но все же вылезла из машины без скандалов.
Я переглянулась с Дэном, и он, все поняв, пошел к крыльцу клиники, а я повернулась к матери.
— Послушай, — решительно начала я, — Дэна я люблю. Не могла бы ты меня перед ним не позорить?
— И как это я тебя позорю, интересно? — поджала она губы.
— Не говори ему про меня плохо, ладно? Мало того, что мне неприятно это слышать, так еще создается впечатление, что родная мать меня ненавидит.
— Да с чего бы это? — с апломбом отозвалась она. — Я просто указываю тебе на твои недостатки. Добра тебе желаю.
— Мать, — вздохнула я. — Тех, кого любят — ласкают, а не бьют.
И я, не дожидаясь ее ответа, развернулась и пошла к Дэну, который внимательно наблюдал за нами издали. Мать молча шла за мной следом.
— Все в порядке? — слегка обеспокоено спросил он.
— Да, — кивнула я, и, поднявшись на цыпочки, чмокнула его в ямочку на подбородке.
— Хоть бы на людях постеснялась, — буркнула сзади мать.
— А я его люблю! — глядя на нее в упор, сообщила я.
— Говори мне это почаще, — усмехнулся Дэн.
— Да ну вас, — махнула мать рукой. — Пошлите к вашему врачу, чего стоим? Меня всего на подня отпустили с работы, имейте в виду.
Мы согласно кивнули, зашли в клинику и пошли по коридору, глядя на таблички.
— О, я вижу! — наконец вскричал Дэн, указывая на дверь впереди.
Я не смотрела ни на него, ни на дверь. Я смотрела на мать, которая прижалась к стене и с трясущимися губами глядела на парня, что шел с какой-то девушкой по коридору. Парочка о чем-то беседовала, не обращая на нее ровно никакого внимания, до тех пор, пока мать не схватила парня за рукав.
— Простите? — обернулся он.
— Ты зачем, подлец этакий, фату напялил, да в моем доме на кровати валялся? — почти жалобно спросила она.
— Простите? — повторил парень, нахмурившись и глядя на мать ничего не понимающим взглядом. — Вы о чем?
— Мать! — кинулась я к ней, и хватая ее в охапку.
— Вы ошиблись, Ольга Алексеевна! — Дэн кинулся с другой стороны и встал между парнем и матерью. — Это был не он.
— Да как не он, если он! — жалобно лепетала мать. — Вот и родинка на левой руке, я заметила ее, когда он поправлял фату.
Чувствовалось, что она отчаянно желает поверить в то, что это дурной сон. Что сейчас она проснется и все будет как прежде. И никаких мальчиков в фате…
— Мать, не пори чушь! — зло прошипела я. Черт возьми! На нас уже народ оборачиваться стал!
— Ты как со мной разговариваешь? — возмутилась мать.
— А чего ты к незнакомым людям пристаешь?!!
— Как это к незнакомым? Я должна выяснить, что он делал на моей кровати и в фате! А ну отвечай!!!
— В какой фате? — совершенно заморочено спросил парень?
— В розовой и с цветочками! — запальчиво крикнула мать. — Я тебя, оболтуса, очень даже хорошо запомнила, и не надейся, что у меня склероз! Денис Евгеньевич, хватайте его, а то убежит! А ты, Маняша, звони в милицию, пусть с ним разберутся!
К нам по коридору уже спешили врачи. Я нервно переглянулась с Дэном и он понятливо распахнул дверь в кабинет Крамского.
— Что случилось? — спросил нас подошедший врач.
— Нам у Крамского назначено, — отмахнулась я. — Мам, пошли, пожалуйста!
Врач покачал головой и встал в сторонке, глядя на нас.
Я же тем временем ловко впихнула в кабинет порядком взбешенную матушку, однако та сделала шаг в кабинет и замерла, не давая мне захлопнуть дверь.
— Мам, ну проходи, а? — попросила я, чувствуя, что сейчас точно зареву.
— Та-аак! — уперла она руки в боки. — Вижу, вижу теперь, где бесовское гнездо! Не врач это, Маняша!
— С чего бы это? — спросила я, глядя на представительного мужчину за сорок, сидевшего за столом и вопросительно на нас смотревшего.
— Это, доча, тот самый мужик с заячьими ушами, что у меня на кухне борщ наворачивал, — злобно поведала мать. — Тут, похоже, милицией не обойтись. Святой водой все надо окропить, а после бензинчиком, да сжечь во славу Божию!
Я беспомощно посмотрела на Дэна и услышала, как врач за спиной тихо говорит медсестре:
— Светка, живо санитаров покрепче!
На душе было гадко. Мать сначала, в кабинете Крамского, ругалась, качала права, пыталась у врача получить ответ, зачем он, собака, все мясо из борща вытаскал. Пыталась позвонить в свою церковь и мобилизовать всех прихожан на борьбу с нечистью. Но когда за ней пришли санитары, то мать растерялась и заплакала. Как вспомню, как она тянула ко мне руки и рыдала: «Манечка, доченька, не отдавай меня им, пожалуйста», — так до того муторно становится, кто бы знал…
Потом, правда, когда ей сделали укол, она впала в безучастное состояние и лишь бормотала, что падет на меня кара Божия за то, что я с ней сделала.
Я пыталась говорить с врачами — мол, я дома обеспечу матери уход, необязательно ее класть в психушку. Те лишь отмахивались и говорили, что матери нужна усиленная медицинская помощь, которая невозможна в домашних условиях. Да и небезопасна мать сейчас для окружающих.
Последний аргумент меня убедил. Ибо мать действительно кидалась на людей.
Мы молча поднялись на лифте на наш этаж, Дэн достал карту-ключ и сунул в щель.
— Чего Соньке скажем? — тихо спросила я его.
— А что? — воззрился на меня Дэн.
— Так ведь теперь Даниил на ней теперь точно не женится.
— Ну и пошел он тогда, — жестко ответил любимый.
— Не дело, — решительно отозвалась я. — Она его любит.
— Разлюбит, — мрачно ответил он. — Я поговорю с ним, Магдалина. Я решу это, не переживай хоть из-за этого, ладно?
И он, склонившись, легко коснулся губами моей щеки.
— Тогда пошли в дом, — слабо улыбнулась я.
Дома было непривычно тихо и пусто. Лишь Бакс кинулся нам навстречу, сел копилкой у моих ног и с непонятным укором посмотрел в мои глаза.
— Сонь, — позвала я с порога.
Никто не отозвался.
Я скинула туфельки и побежала на кухню включать чайник.
Внимание сразу же привлек бумажный лист на обеденном столе. Я взяла его, пробежалась глазами и в полной прострации позвала:
— Дэн…
— Что такое? — отозвался он.
— Иди сюда.
Он явился и в глазах его читался немой вопрос.
— А наша Сонька замуж вышла, — задумчиво поведала я ему.
— Чего? — не понял он.
— Читай, — протянула я ему листок.
— « Дорогие Магдалина и дядя Денис, — принялся он читать. — Сегодня мы с утра с Даниилом поговорили. И он признался, что вчера из-за тети Оли сказал вам, что сомневается, возможен ли наш брак. Но за эту ночь он понял, насколько сильно он меня любит, и что никакие тети Оли не могут стать преградой нашему счастью. Он сделал мне предложение, мы пошли в ЗАГС и расписались. Сейчас вот забежала собрать вещи — мы уезжаем в свадебное путешествие. Я вам позвоню и все подробно объясню, извините, что все так быстро, некогда было нам большую свадьбу делать, главное для меня — стать женой любимого.
Я очень — очень счастлива!
Ваша Соня».
«А свадьба все-таки состоялась, — в отчаянии сказал голос. — И болезнь… Сбывается гадание, Марья!!! Сбывается!!!»
Закончив читать, Денис поднял на меня полные изумления глаза, а я горько спросила:
— Ну что за денек сегодня, а?!!
Дэн подумал, после чего поднялся:
— Поеду-ка я в ЗАГС съезжу.
— Зачем? — насторожилась я.
— Так, — неопределенно ответил он.
— Я с тобой! — тут же вызвалась я.
«Дура, сиди дома, отчитывай беду, пей аспирин!», — вопил голос. Мне было не до него — я боялась. Очень.
Я видела, насколько неумолимо сбывается пророчество.
Свадьба.
Болезнь.
И я инстинктивно жалась ближе к Дэну, такому большому и сильному, который меня любит. Который укроет меня от беды…
Он помолчал, после чего кивнул:
— Ладно.
И мы поехали. В дороге я тихо спросила:
— Думаешь, он ее обманул?
— Всякое бывает, — пожал он плечами.
Я тоже думала: тут что-то нечисто. Однако тетенька, встретившая нас в загсе, спокойно подтвердила:
— Да, Сегодня произошла регистрация брака Потемкиной Софии Николаевны с Переваловым Даниилом Александровичем.
— То есть все по закону? — не поверила я.
— Абсолютно, — отрезала тетка.
— Простите, леди, — кашлянул Дэн, встал, закрыл дверь в коридор и снова обратил взор на тетеньку. — А можно узнать, отчего их расписали за один день? Я так понимаю, заявления должны подаваться за месяц до регистрации?
Голос его был тих, задумчив, а красота его тембра отдавалась в душе некоей тоской по чему-то невыразимо чудесному.
— Между нами, — слегка склонился Дэн над ее столом и повторил: — Отчего вы их расписали?
И тетенька сломалась перед таким обаянием.
— Денег дал, — расстроено призналась она тихим голосом.
Видно было, что она глубоко раскаивается в совершенном поступке.
— Спасибо, леди, вы нас очень выручили, — тепло улыбнулся ей Дэн, взял меня под руку и мы пошли прочь.
— Может, к Корабельникову съездить? — озабоченно вздохнула я на высоком крыльце ЗАГСа.
— Зачем? — удивился он.
— В розыск подать, — жалобно ответила я. — Не, ну ты сам посуди — ведь это ненормально! Раз — и вышла замуж! Мы его совсем не знаем! И вообще, она совсем еще ребенок.
— Магдалина, — серьезно взглянул на меня Дэн. — Понимаешь, она уже по закону взрослая. И может выходить замуж, нас не спросив, понимаешь?
— А вдруг с ней что случилось?
— С ней — ее муж, пойми это. У них — семья. Все. Мы больше к ней лезть не имеем права.
Я лишь вздохнула.
Дэн тем временем кинул мне ключи от машины, сам побежал в магазин неподалеку за сигаретами, а я медленно побрела к нашему крайслеру.
— Тетенька, тетенька, купите у нас что-нибудь! — подбежали ко мне две девчонки лет десяти, и одна из них держала полиэтиленовый кулек с пирожками.
Я не покупаю пирожки на улице, даже такие, как эти — румяные, а уж запах какой от них шел — слюнки текли! Только вот где гарантия, что начинка в них не из собачатины, а?
Но девочки смотрели так умоляюще:
— Тетенька, ну купите, мамка домой не пустит, пока не продадим, — заканючила одна из девчонок.
— Эх, девчонки, и вам с матерью не повезло, — вздохнула я, достала кошелек и купила все пирожки. Двойная польза — и девчонок выручу, и бродячих псов подкормлю.
— Ой спасибо! — обрадовались девчонки, схватили деньги и умчались, только их и видели.
А я пошла кормить бродячих собак. Ближайшие обитали совсем недалеко — прямо за Дворцом бракосочетания было старое заброшенное кладбище, вот там барбосов было полным полно.
— Соба-ачки! — позвала я, подойдя к ограде.
— Гав-гав! — недобро поприветствовали они меня.
— А я тут вот чего вам принесла, — заискивающе глядя на их оскаленные пасти, я достала пирожок и покрутила перед ними. — Мир?
Собачки втянули воздух и крышу у них попросту сорвало.
«Затопчут!»— в панике взвизгнул внутренний голос.
— Ааа! — закричала я, глядя как они ринулись на меня. И тут, откуда не возьмись, огромный пес с порванным ухом встал между мной и сворой.
— Рры! — рявкнул он и собачки призадумались. Пес был уж больно отчаянного вида. Маленькая, но вредная дворняжка попыталась было прорваться мимо него к пирожкам, но барбос, недолго думая, поймал ее за хвост и жестоко отлупил. После этого собачкам тут же расхотелось обедать и они слиняли, а я осталась наедине с этим терминатором, изо всех сил кляня себя за доброту. Накормить, значит, собак решила? Так вот этот товарищ сейчас мной и пообедает. Что ему пирожки?
Однако я попыталась спастись. Я, кидая ему пирожки, потихоньку отступала. Барбос смотрел на меня совершенно бешеным взглядом, пирожки он ловил на лету и глотал не жуя.
— Собачка, хорошая такая собачка, — лихорадочно шептала я, кидая последний пирожок и встряхивая рукой, шепча заклинание. Надо бы его фризом заморозить, да у меня от страха в голове помутилось, слова путались.
Барбос коротко взрыкнул, требуя подачки. И когда не получил, все же кинулся на меня.
— Мама! — закричала я и побежала от него во всю прыть. Метров через пять я оглянулась — барбос и не думал за мной гнаться. Он лежал на заросшей тропинке и умоляюще глядел на меня. Лапы его как-то странно подергивало, словно их сводила судорога.
— Ты чего? — недоверчиво спросила я.
«Не ведись на это шоу! — сурово предостерег меня голос — Это у него такая военная хитрость».
Барбос тем временем вздрогнул всем телом и затих, глядя неподвижными глазами на меня.
«Военная хитрость», — неуверенно сказал голос.
На зрачок барбоса села муха, а он даже и не моргнул.
«Ой, чего-то мне нехорошо, — умирающе простонал голос, — это ведь пирожки твои его доконали!»
Мне тоже было нехорошо.
Очень.
Я вспомнила, какими румяными и душистыми были пирожки, так и просились они в рот, и медленно побрела с кладбища. Ангел-хранитель в очередной раз не дал мне умереть.
И вот так шла я в глубокой задумчивости, шла осторожно, ибо справа были колючие кусты, слева — обрыв метров семь над рекой. Барбос ухитрился загнать меня на противоположный конец кладбища, и я пыталась сообразить, как мне теперь отсюда выбраться. Параллельно я думала, а не отравленные ль пирожки имела в виду бабуля, когда намекала на скорую смерть? И могу ли я считать, что меня это уже миновало и опасаться больше нече… Ой!
Из кустов снизу, на уровне моей лодыжки, высунулась палка и сильно ударила меня по ногам.
От шока и неожиданности я с визгом подпрыгнула, отскочила, и с ужасом почувствовала, как земля ушла из-под моих ног…
«Вот сейчас и встретишься ты и с бабулей, и с Димкой», — задумчиво сообщил мне голос, пока я, истошно визжа, летела в реку. В диком ужасе я ждала, что сейчас я ударюсь о скрытый под водой берег — и все, аста ла виста, бэби. Была ведьма Марья, хорошая такая девчонка, и нет ее!
Дальнейшее я помню смутно, все как—то смазалось от шока.
Помню, что река жестко ударила меня своей поверхность. Я словно со всего размаха врезалась в металлический лист. Помню, что я камнем пошла ко дну, совершенно оглушенная болью и шоком, а вода мгновенно хлынула в нос и рот, заливая легкие.
Но вот дно было чуть меньше моего роста, и это меня спасло. И не утонуть на такой глубине, и об каменистое дно не разбиться. Отфыркиваясь, я выплыла на поверхность, ощущая противную слабость и панику.
«Не стой, давай выбираться», — нетерпеливо подопнул меня голос.
Я помотала головой и уяснила две печальные для себя истины: ближайший берег повсюду, куда хватало глаз, представлял собой отвесную высоченную стену. Не взобраться. А противоположный берег был далеко. На горизонте виднелся ажурный мост, там ездят машины, там люди, но до него также надо еще добраться. «Так добирайся, чего стоишь? — резонно сказал внутренний голос. — Кроме тебя никто тебя не спасет, кладбище безлюдно, а я уже есть хочу! Давай, родная, лапками-то дрыгай!»
Я кивнула и поплыла вдоль берега. Вернее, только я устало сделала пару гребков, как сверху просвистел увесистый гранитный каменище и даже почти в меня попал. Во всяком случае, предплечье ожгло невыносимой болью.
— Мама!!! — закричала я и погребла от берега с такой скоростью, что, не сомневаюсь, побила все олимпийские рекорды. Движения рук просто сливались от быстроты, окрашенная моей кровью вода бурлила, и не прошло и полгодика, как я выбралась на пляж противоположного берега. Выбралась, без сил свалилась на песок, и приготовилась все же помереть. Ибо ни ногой, ни рукой после такого заплыва я двинуть просто не могла.
Молодняк, отдыхающий неподалеку, помялся, после чего все же направился ко мне.
— Слышь, ты чё, бухая? — вопросил меня тощенький пацанчик.
— Сам такой, — утомленно буркнула я.
— Ты чё грубишь?
— Дай помереть спокойно, а? — очень по-человечески попросила я.
— Вроде и правда не бухая, — вынес вердикт крепкий, коротко стриженный парень и спросил: — А чего в одежде-то тогда плавала?
— Да меня как-то не спросили, — поведала я ему.
— Слышь, ты и правда, чего грубишь? — осуждающе сказал третий парень. — Мы же к тебе по-человечески, видим, что хреново тебе, да и рука вон поранена. Может, тебе помочь? В больницу там отвезти?
— Лучше д-домой, — дрожа от холода, отозвалась я. — Правда, парни, если вам не т-трудно, отвезите меня домой, а? Я на Кирова живу. Тысячу вам заплачу, если от-твезете.
— Да иди ты, — обиделся бритоголовый. — Я тебе что, таксист?
«Ну вот, не могла ты к нему по-человечески, что ли? — окрысился на меня внутренний голос. — Вот где сейчас машину брать будем? Кто тебя, чучундру мокрую, в машину посадит?!!»
Я закрыла глаза и приготовилась помереть, так худо мне было. О том, чтобы встать и пойти дальше себя спасать — не могло быть и речи.
Тем временем неподалеку взрыкнул мотор, молодняк быстренько собрал свои вещи с пляжа, и я неожиданно услышала:
— Слышь, красавица, тебе что, отдельное приглашение надо?
Я открыла один глаз, недоуменно посмотрела на бритоголового, восседающего за рулем Рэндж Ровера и отозвалась:
— Так ведь ты сказал, что ты мне не таксист!
— Верно, — кивнул он. — За деньги девчонок не вожу. Садись давай, и не выкобенивайся.
Я тут же птичкой вспорхнула с песка, откуда только силы взялись, втиснулась четвертой на заднее сидение, кое-как прикрыла дверь и принялась горячо благодарить:
— Ой, ребята, вы даже сами не представляете, как вы меня выручили! Да если бы не вы…
— Ой, да ты сама не представляешь, как тебе повезло, что ты сейчас на мокрую кошку похожа, — передразнил меня бритоголовый. — Да если бы ты была чуток посимпатичней — уж мы бы тебя приласкали! Правда, парни?
— А то! — заржали они.
— Ой! — пискнула я, постаралась отодвинуться от них и всю дорогу молчала как партизан на допросе, настороженно следя — не собираются ль они все же, вопреки обещанию, меня эээ… приласкать?
Как выяснилось, привлекательность свою я все же переоценила, парни спокойно довезли меня до дома, не обращая на меня ровно никакого внимания, высадили у кованных ворот и на прощание посоветовали:
— Слышь, в следующий раз плавай в купальнике.
— Или без оного, — противно засмеялся тощенький.
— Ага, щаз, — буркнула я и пошла во двор. Джип побибикал мне на прощание и унесся. А я сделала пару шагов по двору и замерла.
Около своего крайслера стоял Дэн. Лучи закатного солнца вычерчивали его сильное тело на фоне неба, ложились отблеском на безумно красивые черты лица, ветер трепал темные пряди волос надо лбом, а глаза его холодно смотрели на меня в упор.
— Эээ… здравствуй, — нервно поежившись, пискнула я.
Он молча рассматривал меня, словно какую-то букашку.
— Знаешь, а у меня проблемы были, — торопливо принялась вещать я. — В речку упала, парни меня и подвезли.
И что завтра я встречусь со смертью.
* * *
Бабуля, моя милая бабуля стояла около моей кровати и ласково гладила меня по волосам рукой, пахнущей ромашками.— Большая ты у меня уже стала, Магдалина, — приговаривала она.
А я жмурилась, как котенок и ластилась к ней.
— Бабуль, мне без тебя очень плохо, — жаловалась я. — Мать меня совсем не любит, слова доброго от нее не слышу. Я очень, очень по тебе скучаю.
— Не печалься, внученька, — улыбалась она. — Скоро вместе будем. Димка, охламон, весь извелся — тебя ждет.
— Ммм…, — неопределенно промычала я в глубокой задумчивости. Дело в том, что Димка меня скорее всего для начала отлупит за Дэна.
— Не бери в голову, — усмехнулась бабуля, каким-то образом считав мои мысли. — Что в мире живых с тобой было — мертвых никоим образом не касается. Ладно, пошла я. А ты собирайся, готовься. В течение этой недели Господь тебя приберет.
* * *
Я непонимающе таращилась на букет ромашек, что лежали на моей подушке. Потом, взвизгнув, я вскочила и закричала:— Дэн!!!
Никто не отозвался.
— Дэн! — что было силы завопила я.
На лестнице послышались шаги и на пороге показалась маменька. Она отряхнула руки от муки и недовольно спросила:
— Ты чего разоралась с утра пораньше?
— Где Дэн? — снова закричала я.
— За сигаретами он вышел. Травит себя, хоть бы ты ему сказа…
— Мама, откуда эти ромашки?!! — перебила я ее, изо всех сил стараясь не сорваться на истерику.
— Дэн принес, — пожала плечами мать. — С утра в парке полянку оборвал.
— Он принес мне эти цветы? — медленно, неверяще спросила я.
— Ну да, — кивнула мать.
Я села и заревела.
Почему-то мне было неприятно, что бабушка, которая звала меня умирать, пахла этими ромашками.
— Да что с тобой сегодня такое?!! — раздраженно вскричала мать. — Давай, иди в кухню, я завтрак приготовила. Ты-то у меня косорукая, сроду у плиты не стояла!
— Сейчас приду, — несчастно сказала я.
За завтраком я переглянулась с Дэном, прокашлялась и начала:
— Мать, тут такое дело. Мы с Дэном решили пожениться, ну, ты в курсе…
— Ой как здорово, — воскликнула Сонька, простая душа, все принявшая за чистую монету.
— Доченька…, — тут же разулыбалась мать. — И когда?
— Скоро, — туманно пообещала я. — Но тут понимаешь какое дело. Хочется, чтобы первенец был именно мальчишка.
— Но ведь ты знаешь, у нас одни девочки рождаются, — скептически сказала мать.
И это была истинная правда. Уж что за доминантные — рецессивные гены бродят в нашей родне — я не в курсе, но рождаются только девчонки и все тут. У моей бабушки родилась только одна дочь, у матери — я, у материной двоюродной сестры, тети Раи — Сонька. Ну не рождаются парни, вот хоть ты тресни!
— Мам, в курсе, — кивнула я. — Дело в том, что есть новые генетические методики, которые могут спроектировать пол младенца, но для этого надо провериться у врачей и тебе.
— А я при чем? — удивилась она. — Вы же ребенка заводить будете.
— Мам, для выявления наследственно-причинных связей тебе тоже надо пройти обследование.
— Ну знаешь…, — начала она.
— Мам, ты внучонка хочешь? — скучным голосом осведомилась я.
— Хочу, — вздохнула она. — Как представлю, что около меня малыш бегает — прям сердце щемит.
— Тогда сегодня в одиннадцать нам назначено, — твердо оповестила я.
Мать задумалась, после чего неуверенно сказала:
— У меня ведь работа…
— Отпросишься, — постановила я.
— А я у вас буду шофером, — вставил Дэн.
Мать посмотрела на нас и добродушно рассмеялась:
— Ладно, куда вас девать! Уговорили! Чего ради внучонка не сделаешь!
«Отличная работа», — одобрил меня внутренний голос.
Сонька тем временем отодвинула от себя тарелку, улыбнулась нам на прощание ангельской улыбкой и была такова.
А я сидела, ковырялась ложкой в мюслях и озабоченно хмурилась.
Ну не походила маменька на вчерашнюю неадекватную дамочку. И вообще — меня очень мучил сам факт, что я родную мать веду на прием к психиатру. Звучало это так, словно я ее уже в сумасшедший дом сдаю.
«У шизофреников это, говорят, периодами, — вздохнул голос. — И вчера было обострение. Так что провериться все равно надо».
Я вздохнула и скрепя сердце согласилась.
По дороге в больницу мать лезла под руку к Дэну и изо всех сил советовала ему, как вести машину.
— Что машину трясет так? — поджимала она губы. — Не дрова везешь!
Я внутренне ахала — новенький Крайслер футуристического дизайна двигался настолько плавно, что можно было на сиденье ставить стакан с водой и ехать, не расплескав по дороге ни капли.
— Да, Ольга Алексеевна, понял, — соглашался Дэн на ее нелепые претензии, внимательно следя за дорогой.
— И чего так быстро едешь? — снова приставала она. — Угробить нас хочешь?
— Никоим образом, — учтиво говорил ей Дэн и сбрасывал скорость с шестидесяти километров до пятидесяти.
Поерзав, мать молчала до тех пор, пока не придумала снова, к чему бы придраться:
— Вот, буржуи, такие деньжищи в машины вкладывают, а детям в детдомах есть нечего. Не по-христиански это. А, Денис Евгеньевич?
И при этом она красноречиво осматривала салон Крайслера.
— Мать, — печально произнесла я. — Ты меня, кажись, замуж не так давно все мечтала выдать?
— А что? — настороженно отозвалась она.
— Так не лезь тогда будущему зятю под шкуру, хотя бы до тех пор, пока он на мне не женится! — укоряюще воскликнула я.
— Ну вот еще! — недовольно отозвалась она. — А что я такого сказала?
— Я с тобой помру старой девой, — раздельно сказала я. — Понимаешь ты это?
Мать налилась краской, яростно на меня посмотрела, но тут вмешался Дэн.
Пряча ухмылку, он сказал:
— Ольга Алексеевна, на самом деле давно хочу вас поблагодарить.
— За что? — растерялась она.
— За то, что дочку воспитали именно такой, какая она есть, — серьезно сказал Дэн.
— А какой меня воспитали? — живо заинтересовалась я.
— Ты искренняя…
— Что признак неумности, — буркнула мать.
— Добрая…
— Ага, простота — хуже воровства.
— И очень обаятельная, — закончил Дэн.
— Приехали, — железным тоном громко сказала я, заглушая комментарии маменьки по этому поводу.
Та недовольно на меня уставилась, но все же вылезла из машины без скандалов.
Я переглянулась с Дэном, и он, все поняв, пошел к крыльцу клиники, а я повернулась к матери.
— Послушай, — решительно начала я, — Дэна я люблю. Не могла бы ты меня перед ним не позорить?
— И как это я тебя позорю, интересно? — поджала она губы.
— Не говори ему про меня плохо, ладно? Мало того, что мне неприятно это слышать, так еще создается впечатление, что родная мать меня ненавидит.
— Да с чего бы это? — с апломбом отозвалась она. — Я просто указываю тебе на твои недостатки. Добра тебе желаю.
— Мать, — вздохнула я. — Тех, кого любят — ласкают, а не бьют.
И я, не дожидаясь ее ответа, развернулась и пошла к Дэну, который внимательно наблюдал за нами издали. Мать молча шла за мной следом.
— Все в порядке? — слегка обеспокоено спросил он.
— Да, — кивнула я, и, поднявшись на цыпочки, чмокнула его в ямочку на подбородке.
— Хоть бы на людях постеснялась, — буркнула сзади мать.
— А я его люблю! — глядя на нее в упор, сообщила я.
— Говори мне это почаще, — усмехнулся Дэн.
— Да ну вас, — махнула мать рукой. — Пошлите к вашему врачу, чего стоим? Меня всего на подня отпустили с работы, имейте в виду.
Мы согласно кивнули, зашли в клинику и пошли по коридору, глядя на таблички.
— О, я вижу! — наконец вскричал Дэн, указывая на дверь впереди.
Я не смотрела ни на него, ни на дверь. Я смотрела на мать, которая прижалась к стене и с трясущимися губами глядела на парня, что шел с какой-то девушкой по коридору. Парочка о чем-то беседовала, не обращая на нее ровно никакого внимания, до тех пор, пока мать не схватила парня за рукав.
— Простите? — обернулся он.
— Ты зачем, подлец этакий, фату напялил, да в моем доме на кровати валялся? — почти жалобно спросила она.
— Простите? — повторил парень, нахмурившись и глядя на мать ничего не понимающим взглядом. — Вы о чем?
— Мать! — кинулась я к ней, и хватая ее в охапку.
— Вы ошиблись, Ольга Алексеевна! — Дэн кинулся с другой стороны и встал между парнем и матерью. — Это был не он.
— Да как не он, если он! — жалобно лепетала мать. — Вот и родинка на левой руке, я заметила ее, когда он поправлял фату.
Чувствовалось, что она отчаянно желает поверить в то, что это дурной сон. Что сейчас она проснется и все будет как прежде. И никаких мальчиков в фате…
— Мать, не пори чушь! — зло прошипела я. Черт возьми! На нас уже народ оборачиваться стал!
— Ты как со мной разговариваешь? — возмутилась мать.
— А чего ты к незнакомым людям пристаешь?!!
— Как это к незнакомым? Я должна выяснить, что он делал на моей кровати и в фате! А ну отвечай!!!
— В какой фате? — совершенно заморочено спросил парень?
— В розовой и с цветочками! — запальчиво крикнула мать. — Я тебя, оболтуса, очень даже хорошо запомнила, и не надейся, что у меня склероз! Денис Евгеньевич, хватайте его, а то убежит! А ты, Маняша, звони в милицию, пусть с ним разберутся!
К нам по коридору уже спешили врачи. Я нервно переглянулась с Дэном и он понятливо распахнул дверь в кабинет Крамского.
— Что случилось? — спросил нас подошедший врач.
— Нам у Крамского назначено, — отмахнулась я. — Мам, пошли, пожалуйста!
Врач покачал головой и встал в сторонке, глядя на нас.
Я же тем временем ловко впихнула в кабинет порядком взбешенную матушку, однако та сделала шаг в кабинет и замерла, не давая мне захлопнуть дверь.
— Мам, ну проходи, а? — попросила я, чувствуя, что сейчас точно зареву.
— Та-аак! — уперла она руки в боки. — Вижу, вижу теперь, где бесовское гнездо! Не врач это, Маняша!
— С чего бы это? — спросила я, глядя на представительного мужчину за сорок, сидевшего за столом и вопросительно на нас смотревшего.
— Это, доча, тот самый мужик с заячьими ушами, что у меня на кухне борщ наворачивал, — злобно поведала мать. — Тут, похоже, милицией не обойтись. Святой водой все надо окропить, а после бензинчиком, да сжечь во славу Божию!
Я беспомощно посмотрела на Дэна и услышала, как врач за спиной тихо говорит медсестре:
— Светка, живо санитаров покрепче!
* * *
Домой мы с Дэном вернулись в тот день поздно, и оба совершенно расстроенные. Мать положили в невропатологический диспансер, проще говоря — в сумасшедший дом. Предварительный диагноз был действительно — шизофрения.На душе было гадко. Мать сначала, в кабинете Крамского, ругалась, качала права, пыталась у врача получить ответ, зачем он, собака, все мясо из борща вытаскал. Пыталась позвонить в свою церковь и мобилизовать всех прихожан на борьбу с нечистью. Но когда за ней пришли санитары, то мать растерялась и заплакала. Как вспомню, как она тянула ко мне руки и рыдала: «Манечка, доченька, не отдавай меня им, пожалуйста», — так до того муторно становится, кто бы знал…
Потом, правда, когда ей сделали укол, она впала в безучастное состояние и лишь бормотала, что падет на меня кара Божия за то, что я с ней сделала.
Я пыталась говорить с врачами — мол, я дома обеспечу матери уход, необязательно ее класть в психушку. Те лишь отмахивались и говорили, что матери нужна усиленная медицинская помощь, которая невозможна в домашних условиях. Да и небезопасна мать сейчас для окружающих.
Последний аргумент меня убедил. Ибо мать действительно кидалась на людей.
Мы молча поднялись на лифте на наш этаж, Дэн достал карту-ключ и сунул в щель.
— Чего Соньке скажем? — тихо спросила я его.
— А что? — воззрился на меня Дэн.
— Так ведь теперь Даниил на ней теперь точно не женится.
— Ну и пошел он тогда, — жестко ответил любимый.
— Не дело, — решительно отозвалась я. — Она его любит.
— Разлюбит, — мрачно ответил он. — Я поговорю с ним, Магдалина. Я решу это, не переживай хоть из-за этого, ладно?
И он, склонившись, легко коснулся губами моей щеки.
— Тогда пошли в дом, — слабо улыбнулась я.
Дома было непривычно тихо и пусто. Лишь Бакс кинулся нам навстречу, сел копилкой у моих ног и с непонятным укором посмотрел в мои глаза.
— Сонь, — позвала я с порога.
Никто не отозвался.
Я скинула туфельки и побежала на кухню включать чайник.
Внимание сразу же привлек бумажный лист на обеденном столе. Я взяла его, пробежалась глазами и в полной прострации позвала:
— Дэн…
— Что такое? — отозвался он.
— Иди сюда.
Он явился и в глазах его читался немой вопрос.
— А наша Сонька замуж вышла, — задумчиво поведала я ему.
— Чего? — не понял он.
— Читай, — протянула я ему листок.
— « Дорогие Магдалина и дядя Денис, — принялся он читать. — Сегодня мы с утра с Даниилом поговорили. И он признался, что вчера из-за тети Оли сказал вам, что сомневается, возможен ли наш брак. Но за эту ночь он понял, насколько сильно он меня любит, и что никакие тети Оли не могут стать преградой нашему счастью. Он сделал мне предложение, мы пошли в ЗАГС и расписались. Сейчас вот забежала собрать вещи — мы уезжаем в свадебное путешествие. Я вам позвоню и все подробно объясню, извините, что все так быстро, некогда было нам большую свадьбу делать, главное для меня — стать женой любимого.
Я очень — очень счастлива!
Ваша Соня».
«А свадьба все-таки состоялась, — в отчаянии сказал голос. — И болезнь… Сбывается гадание, Марья!!! Сбывается!!!»
Закончив читать, Денис поднял на меня полные изумления глаза, а я горько спросила:
— Ну что за денек сегодня, а?!!
Дэн подумал, после чего поднялся:
— Поеду-ка я в ЗАГС съезжу.
— Зачем? — насторожилась я.
— Так, — неопределенно ответил он.
— Я с тобой! — тут же вызвалась я.
«Дура, сиди дома, отчитывай беду, пей аспирин!», — вопил голос. Мне было не до него — я боялась. Очень.
Я видела, насколько неумолимо сбывается пророчество.
Свадьба.
Болезнь.
И я инстинктивно жалась ближе к Дэну, такому большому и сильному, который меня любит. Который укроет меня от беды…
Он помолчал, после чего кивнул:
— Ладно.
И мы поехали. В дороге я тихо спросила:
— Думаешь, он ее обманул?
— Всякое бывает, — пожал он плечами.
Я тоже думала: тут что-то нечисто. Однако тетенька, встретившая нас в загсе, спокойно подтвердила:
— Да, Сегодня произошла регистрация брака Потемкиной Софии Николаевны с Переваловым Даниилом Александровичем.
— То есть все по закону? — не поверила я.
— Абсолютно, — отрезала тетка.
— Простите, леди, — кашлянул Дэн, встал, закрыл дверь в коридор и снова обратил взор на тетеньку. — А можно узнать, отчего их расписали за один день? Я так понимаю, заявления должны подаваться за месяц до регистрации?
Голос его был тих, задумчив, а красота его тембра отдавалась в душе некоей тоской по чему-то невыразимо чудесному.
— Между нами, — слегка склонился Дэн над ее столом и повторил: — Отчего вы их расписали?
И тетенька сломалась перед таким обаянием.
— Денег дал, — расстроено призналась она тихим голосом.
Видно было, что она глубоко раскаивается в совершенном поступке.
— Спасибо, леди, вы нас очень выручили, — тепло улыбнулся ей Дэн, взял меня под руку и мы пошли прочь.
— Может, к Корабельникову съездить? — озабоченно вздохнула я на высоком крыльце ЗАГСа.
— Зачем? — удивился он.
— В розыск подать, — жалобно ответила я. — Не, ну ты сам посуди — ведь это ненормально! Раз — и вышла замуж! Мы его совсем не знаем! И вообще, она совсем еще ребенок.
— Магдалина, — серьезно взглянул на меня Дэн. — Понимаешь, она уже по закону взрослая. И может выходить замуж, нас не спросив, понимаешь?
— А вдруг с ней что случилось?
— С ней — ее муж, пойми это. У них — семья. Все. Мы больше к ней лезть не имеем права.
Я лишь вздохнула.
Дэн тем временем кинул мне ключи от машины, сам побежал в магазин неподалеку за сигаретами, а я медленно побрела к нашему крайслеру.
— Тетенька, тетенька, купите у нас что-нибудь! — подбежали ко мне две девчонки лет десяти, и одна из них держала полиэтиленовый кулек с пирожками.
Я не покупаю пирожки на улице, даже такие, как эти — румяные, а уж запах какой от них шел — слюнки текли! Только вот где гарантия, что начинка в них не из собачатины, а?
Но девочки смотрели так умоляюще:
— Тетенька, ну купите, мамка домой не пустит, пока не продадим, — заканючила одна из девчонок.
— Эх, девчонки, и вам с матерью не повезло, — вздохнула я, достала кошелек и купила все пирожки. Двойная польза — и девчонок выручу, и бродячих псов подкормлю.
— Ой спасибо! — обрадовались девчонки, схватили деньги и умчались, только их и видели.
А я пошла кормить бродячих собак. Ближайшие обитали совсем недалеко — прямо за Дворцом бракосочетания было старое заброшенное кладбище, вот там барбосов было полным полно.
— Соба-ачки! — позвала я, подойдя к ограде.
— Гав-гав! — недобро поприветствовали они меня.
— А я тут вот чего вам принесла, — заискивающе глядя на их оскаленные пасти, я достала пирожок и покрутила перед ними. — Мир?
Собачки втянули воздух и крышу у них попросту сорвало.
«Затопчут!»— в панике взвизгнул внутренний голос.
— Ааа! — закричала я, глядя как они ринулись на меня. И тут, откуда не возьмись, огромный пес с порванным ухом встал между мной и сворой.
— Рры! — рявкнул он и собачки призадумались. Пес был уж больно отчаянного вида. Маленькая, но вредная дворняжка попыталась было прорваться мимо него к пирожкам, но барбос, недолго думая, поймал ее за хвост и жестоко отлупил. После этого собачкам тут же расхотелось обедать и они слиняли, а я осталась наедине с этим терминатором, изо всех сил кляня себя за доброту. Накормить, значит, собак решила? Так вот этот товарищ сейчас мной и пообедает. Что ему пирожки?
Однако я попыталась спастись. Я, кидая ему пирожки, потихоньку отступала. Барбос смотрел на меня совершенно бешеным взглядом, пирожки он ловил на лету и глотал не жуя.
— Собачка, хорошая такая собачка, — лихорадочно шептала я, кидая последний пирожок и встряхивая рукой, шепча заклинание. Надо бы его фризом заморозить, да у меня от страха в голове помутилось, слова путались.
Барбос коротко взрыкнул, требуя подачки. И когда не получил, все же кинулся на меня.
— Мама! — закричала я и побежала от него во всю прыть. Метров через пять я оглянулась — барбос и не думал за мной гнаться. Он лежал на заросшей тропинке и умоляюще глядел на меня. Лапы его как-то странно подергивало, словно их сводила судорога.
— Ты чего? — недоверчиво спросила я.
«Не ведись на это шоу! — сурово предостерег меня голос — Это у него такая военная хитрость».
Барбос тем временем вздрогнул всем телом и затих, глядя неподвижными глазами на меня.
«Военная хитрость», — неуверенно сказал голос.
На зрачок барбоса села муха, а он даже и не моргнул.
«Ой, чего-то мне нехорошо, — умирающе простонал голос, — это ведь пирожки твои его доконали!»
Мне тоже было нехорошо.
Очень.
Я вспомнила, какими румяными и душистыми были пирожки, так и просились они в рот, и медленно побрела с кладбища. Ангел-хранитель в очередной раз не дал мне умереть.
И вот так шла я в глубокой задумчивости, шла осторожно, ибо справа были колючие кусты, слева — обрыв метров семь над рекой. Барбос ухитрился загнать меня на противоположный конец кладбища, и я пыталась сообразить, как мне теперь отсюда выбраться. Параллельно я думала, а не отравленные ль пирожки имела в виду бабуля, когда намекала на скорую смерть? И могу ли я считать, что меня это уже миновало и опасаться больше нече… Ой!
Из кустов снизу, на уровне моей лодыжки, высунулась палка и сильно ударила меня по ногам.
От шока и неожиданности я с визгом подпрыгнула, отскочила, и с ужасом почувствовала, как земля ушла из-под моих ног…
«Вот сейчас и встретишься ты и с бабулей, и с Димкой», — задумчиво сообщил мне голос, пока я, истошно визжа, летела в реку. В диком ужасе я ждала, что сейчас я ударюсь о скрытый под водой берег — и все, аста ла виста, бэби. Была ведьма Марья, хорошая такая девчонка, и нет ее!
Дальнейшее я помню смутно, все как—то смазалось от шока.
Помню, что река жестко ударила меня своей поверхность. Я словно со всего размаха врезалась в металлический лист. Помню, что я камнем пошла ко дну, совершенно оглушенная болью и шоком, а вода мгновенно хлынула в нос и рот, заливая легкие.
Но вот дно было чуть меньше моего роста, и это меня спасло. И не утонуть на такой глубине, и об каменистое дно не разбиться. Отфыркиваясь, я выплыла на поверхность, ощущая противную слабость и панику.
«Не стой, давай выбираться», — нетерпеливо подопнул меня голос.
Я помотала головой и уяснила две печальные для себя истины: ближайший берег повсюду, куда хватало глаз, представлял собой отвесную высоченную стену. Не взобраться. А противоположный берег был далеко. На горизонте виднелся ажурный мост, там ездят машины, там люди, но до него также надо еще добраться. «Так добирайся, чего стоишь? — резонно сказал внутренний голос. — Кроме тебя никто тебя не спасет, кладбище безлюдно, а я уже есть хочу! Давай, родная, лапками-то дрыгай!»
Я кивнула и поплыла вдоль берега. Вернее, только я устало сделала пару гребков, как сверху просвистел увесистый гранитный каменище и даже почти в меня попал. Во всяком случае, предплечье ожгло невыносимой болью.
— Мама!!! — закричала я и погребла от берега с такой скоростью, что, не сомневаюсь, побила все олимпийские рекорды. Движения рук просто сливались от быстроты, окрашенная моей кровью вода бурлила, и не прошло и полгодика, как я выбралась на пляж противоположного берега. Выбралась, без сил свалилась на песок, и приготовилась все же помереть. Ибо ни ногой, ни рукой после такого заплыва я двинуть просто не могла.
Молодняк, отдыхающий неподалеку, помялся, после чего все же направился ко мне.
— Слышь, ты чё, бухая? — вопросил меня тощенький пацанчик.
— Сам такой, — утомленно буркнула я.
— Ты чё грубишь?
— Дай помереть спокойно, а? — очень по-человечески попросила я.
— Вроде и правда не бухая, — вынес вердикт крепкий, коротко стриженный парень и спросил: — А чего в одежде-то тогда плавала?
— Да меня как-то не спросили, — поведала я ему.
— Слышь, ты и правда, чего грубишь? — осуждающе сказал третий парень. — Мы же к тебе по-человечески, видим, что хреново тебе, да и рука вон поранена. Может, тебе помочь? В больницу там отвезти?
— Лучше д-домой, — дрожа от холода, отозвалась я. — Правда, парни, если вам не т-трудно, отвезите меня домой, а? Я на Кирова живу. Тысячу вам заплачу, если от-твезете.
— Да иди ты, — обиделся бритоголовый. — Я тебе что, таксист?
«Ну вот, не могла ты к нему по-человечески, что ли? — окрысился на меня внутренний голос. — Вот где сейчас машину брать будем? Кто тебя, чучундру мокрую, в машину посадит?!!»
Я закрыла глаза и приготовилась помереть, так худо мне было. О том, чтобы встать и пойти дальше себя спасать — не могло быть и речи.
Тем временем неподалеку взрыкнул мотор, молодняк быстренько собрал свои вещи с пляжа, и я неожиданно услышала:
— Слышь, красавица, тебе что, отдельное приглашение надо?
Я открыла один глаз, недоуменно посмотрела на бритоголового, восседающего за рулем Рэндж Ровера и отозвалась:
— Так ведь ты сказал, что ты мне не таксист!
— Верно, — кивнул он. — За деньги девчонок не вожу. Садись давай, и не выкобенивайся.
Я тут же птичкой вспорхнула с песка, откуда только силы взялись, втиснулась четвертой на заднее сидение, кое-как прикрыла дверь и принялась горячо благодарить:
— Ой, ребята, вы даже сами не представляете, как вы меня выручили! Да если бы не вы…
— Ой, да ты сама не представляешь, как тебе повезло, что ты сейчас на мокрую кошку похожа, — передразнил меня бритоголовый. — Да если бы ты была чуток посимпатичней — уж мы бы тебя приласкали! Правда, парни?
— А то! — заржали они.
— Ой! — пискнула я, постаралась отодвинуться от них и всю дорогу молчала как партизан на допросе, настороженно следя — не собираются ль они все же, вопреки обещанию, меня эээ… приласкать?
Как выяснилось, привлекательность свою я все же переоценила, парни спокойно довезли меня до дома, не обращая на меня ровно никакого внимания, высадили у кованных ворот и на прощание посоветовали:
— Слышь, в следующий раз плавай в купальнике.
— Или без оного, — противно засмеялся тощенький.
— Ага, щаз, — буркнула я и пошла во двор. Джип побибикал мне на прощание и унесся. А я сделала пару шагов по двору и замерла.
Около своего крайслера стоял Дэн. Лучи закатного солнца вычерчивали его сильное тело на фоне неба, ложились отблеском на безумно красивые черты лица, ветер трепал темные пряди волос надо лбом, а глаза его холодно смотрели на меня в упор.
— Эээ… здравствуй, — нервно поежившись, пискнула я.
Он молча рассматривал меня, словно какую-то букашку.
— Знаешь, а у меня проблемы были, — торопливо принялась вещать я. — В речку упала, парни меня и подвезли.