– Итак? – повторила Яновская. – кстати, если курите – курите, не стесняйтесь, – она пододвинула детективу хрустальную пепельницу. – Может быть, выпьете что-нибудь?
   – Да, колу, если можно, – пробормотал Розовски, выуживая сигарету из полупустой пачки.
   Яновская неторопливо поднялась со своего места и направилась к маленькому холодильнику в углу кабинета. Вернувшись с изящным подносом, на котором стояла запотевшая бутылочка и высокий стакан, она поставила все это перед Натаниэлем, сама отошла в сторону и присела на небольшой диванчик.
   – Что это вы курите? – с любопытством спросила она, глядя на ярко-красную пачку.
   – «Соверен», – ответил Розовски. – Английские, с минимальным содержанием солей свинца.
   – Интересно!
   – И потому – наименее вредные для окружающих, – он поднес язычок зажигалки к сигарете.
   – Вы так много думаете о пользе окружающих? – Яновская с неподдельным интересом смотрела на сыщика, и Натаниэль почувствовал легкое неудобство. Умение вести светскую беседу – о погоде, сигаретах и охране окружающей среды – не относилось к числу его достоинств, о чем он не раз уже жалел.
   – Собственно, у меня всего несколько вопросов, – сказал Розовски. – И не очень значительных, но все-таки.
   – Сколько угодно, – Белла развела руками. – Но, прошу вас, поторопитесь. Сегодня я улетаю в командировку, в Москву.
   – Вот как? Скоро?
   Яновская взглянула на часы.
   – Ну, не прямо с работы, – она вновь улыбнулась, – но сегодня. Самолет в двадцать один тридцать. А я еще не все собрала. Я вообще человек безалаберный.
   Розовски с откровенным недоверием окинул ее безукоризненный наряд и тщательно уложенные золотистые волосы.
   – Да-да, – сказала Яновская. – Поверьте, я массу вещей откладываю на последний момент.
   – Хорошо, – сказал он. – В таком случае, я постараюсь быть кратким. Скажите, вы были знакомы с Ари Розенфельдом до приезда в Израиль?
   – Да, мы были знакомы еще по Москве. И с Галочкой – тоже. Мы с ней одно время были подругами. Потом, правда, немного отошли друг от друга. Просто – жизнь так сложилась. У каждой была своя семья, дети. Свой круг общения.
   – А с Шмуэлем Бройдером вы познакомились уже в Израиле?
   – С Шмуэлем Бройдером? – она чуть нахмурилась, отрицательно качнула головой. – Нет, по-моему, я не знаю такого. Имя знакомое, видимо, где-то слышала, но лично… Нет, – сказала она решительно. – С ним я незнакома.
   Натаниэль вычеркнул в блокноте одну строку.
   – Скажите, Белла, кто из руководства вашей компании принимал участие в создании и работе компании «Ари»? – спросил он.
   – Компания «Ари» создавалась по личной инициативе Розенфельда, – ответила Яновская. – Так мне кажется, во всяком случае. Не могу ответить, кто именно этим занимался. Думаю, все понемногу. И Ари, и Моше. Кое-что делала я.
   – Что именно?
   – Чисто техническую работу – готовила проекты документов. Уставных, лицензионных. Я, все-таки, юрист по образованию.
   – Простите мне мою дремучесть, – сказал Натаниэль, – но я не могу понять, что означает «финансовая компания»? И чем она отличается от просто банка?
   – Во-первых, объемом уставного капитала, – ответила Яновская.
   – В большую или меньшую сторону?
   – В меньшую, разумеется. Очень трудно создать частный банк, особенно в нынешней России и особенно – с иностранным участием. Рынок давно поделен разными наследниками прежних государственных банков. Трудно влезть.
   – А во-вторых?
   – А во-вторых – более мягким уставом. Так сказать – не только финансовые операции. Но в первую очередь, как и любое другое финансовое учреждение – деньгами. Если говорить точнее – мы заключили целый ряд договоров о поставках с некоторыми российскими фирмами. Имея компанию «Ари», мы получали возможность существенно облегчить расчеты с ними. Но – увы! По-моему, она лопнула раньше, чем мы оценили преимущества этого обстоятельства. Вот – вкратце. Честное слово, – она извиняюще улыбнулась, – вам лучше поговорить об этом с Левински.
   – Поговорю, поговорю, Белла, непременно, но – скажите, вам известны причины ее закрытия?
   – Нет. У меня есть только личные догадки, не более.
   – Поделитесь ими со мной, – попросил Розовски.
   – Ничего особенного, из России часто сообщают о подобных историях. Знаете, внезапно открывшаяся возможность оперировать большими денежными массами заставляет некоторых людей терять головы и совершать ошибки. Вкладывать деньги в заведомо нереальные проекты. В действия, находящиеся на грани афер, – она замолчала.
   – Вы имеете в виду Ари Розенфельда? – с интересом спросил Натаниэль.
   – Нет, что вы. Тамошних представителей. Наших партнеров. Они ринулись в приватизационную компанию, и… Словом, – она развела руками, – компания закрылась, где находятся ее активы – неизвестно, где находятся директора – тоже. К счастью, мы вложили не так много денег. Хотя, безусловно, этот проект тяжело отразился и на нашем финансовом положении. Это все, что я могу вам рассказать, – Белла улыбнулась и отпила колу из своей бутылочки. Когда она ее поднимала, казалось – принцесса пьет волшебный напиток из хрустального кубка.
   Натаниэль моргнул, видение исчезло. Просто красивая женщина, с трудом удерживающаяся от легкой зевоты в присутствии осточертевшего зануды. Но он вынужден был продолжать занудствовать:
   – Вы могли бы сообщить мне, кто именно выступал учредителями компании «Ари» с российской стороны?
   – К сожалению, не сейчас. Обратитесь к Моше. Когда он вернется.
   – Хотя бы примерно – частные лица? Фирмы?
   Белла немного подумала.
   – Думаю, среди учредителей был, по меньшей мере, один российский банк. Возможно, и не один.
   – Какой именно?
   – Не знаю. Но, поскольку мы не обращались к Центральному банку за лицензией на проведение банковских операций, видимо, компания собиралась пользоваться уже существующей. А это могла быть только лицензия одного из соучредителей. Подробности – увы! – мне неизвестны.
   Розовски вздохнул и поднялся.
   – Вы уже уходите? – удивление Яновской при этом было несколько искусственным.
   – Да, представьте себе, – Розовски остановился рядом с ней. Вот, пожалуй, и все. Я же говорил: несколько совершенно незначительных вопросов. Честно говоря, я мог бы их и не задавать, – он и сам не знал, искренне ли говорил. – Мне просто захотелось с вами увидеться еще один раз.
   Яновская засмеялась:
   – Впервые слышу комплимент от сыщика. Спасибо, Натаниэль. Скажите, как продвигается ваше расследование? Или это секрет?
   – Какой там секрет… – Розовски помрачнел. – Полиция уже арестовала непосредственного исполнителя.
   – Исполнителя? – Яновская нахмурилась. – Вы хотите сказать – убийцу?
   – Именно так. Человека, который непосредственно стрелял в Ари Розенфельда и в Шмуэля Бройдера.
   – Опять Шмуэль Бройдер… Вы хотите сказать, что эти преступления связаны между собой?
   – Выходит, что так. Если верить показаниям арестованного… Собственно, его нельзя назвать арестованным, он добровольно сдался полиции.
   – Вот как? – Белла, прищурившись, посмотрела на детектива. – Я думала, такое случается только в кино. Причем, преимущественно, в старом советском кино. Или в старой классической литературе: мучимый угрызениями совести, преступник чистосердечно признается во всем суровому, но справедливому следователю, после чего честным трудом искупает прошлые прегрешения.
   Натаниэль засмеялся.
   – Впрочем, – продолжила Белла, – я полагаю, это произошло не без вашей помощи?
   – Ошибаетесь, – Розовски шутливо поднял руки. – Мне, конечно, лестно услышать столь высокую оценку скромных способностей, особенно от вас, но – честное слово – я не имею к сему факту никакого отношения. Не считая того, конечно, что он сделал заявление о своем добровольном признании, находясь у меня дома.
   – У вас дома? – взгляд Яновской стал недоверчив. – Почему, Натаниэль?
   – Как вам сказать… – нехотя произнес Натаниэль. – К большому сожалению, преступник оказался из числа моих знакомых. Более того – мой бывший сотрудник.
   – И после этого вы продолжаете утверждать, что вы ни при чем? – насмешливо спросила Яновская.
   – Честное слово. Я могу рассказать, как все это произошло… – начал было Розовски, но менеджер «Интера» радостно перебила его:
   – О, Натаниэль, было бы чудесно, но, – она с сожалением взглянула на часы, – у меня, правда, почти не осталось времени. Какая жалость. Давайте встретимся, когда я прилечу, хорошо? Мне очень хочется услышать, как это произошло.
   – Буду рад. Когда вы возвращаетесь?
   – Через несколько дней. А сейчас мне пора.
   – Что ж, счастливого полета, – Розовски вежливо улыбнулся и направился к двери. Уже взявшись за ручку, он остановился и спросил:
   – Скажите, Белла, как называются ваши духи?
   – О, вы хотите сделать мне подарок? – она шутливо погрозила ему пальцем. – Право, не стоит. Я женщина дорогая.
   – И все-таки?
   – «Клема».

3

   Если бы кто-нибудь когда-нибудь включил профессию частного детектива в список ста самых романтичных профессий, Розовски, наверняка, принял бы такого человека за пациента сумасшедшего дома. Девяносто процентов времени занимает рутинная работа, точнее – бухгалтерия: оплата счетов, взаимоотношения с налоговым управлением и тому подобное. Правда, оставшиеся десять процентов заполняются занятиями, которые можно было бы с большой натяжкой назвать романтичными. Ну действительно, что может быть романтичного, например, в доставке в суд необязательного должника? Будучи природным романтиком, Розовски справедливо (с его точки зрения) рассудил: рутинная работа может выполняться человеком, сама внешность которого с избытком обеспечит его (ее) романтикой. А именно – своего очаровательного секретаря. Поэтому, заскочив на несколько секунд в офис, он быстро разложил по стопкам скопившиеся бумаги, черкнул несколько листов на огрызке бумаги и сказал, заранее виновато улыбаясь:
   – Офра, девочка, я тут написал тебе кое-какие поручения, выполни, пожалуйста. А я… – Инспектор Алон сказал, что мы могли бы и не темнить с машиной, поскольку этот «ситроен» фигурирует в показаниях Габи Гольдберга, – сообщил Маркин. – И что вообще – нам следовало бы передать в его распоряжение всю имеющуюся у нас по этому делу информацию. А уж он бы сам разобрался.
   – А ты будешь сидеть в кабинете и ждать Маркина, – заявила Офра. – Я обещала ему, что ты никуда не денешься из конторы до его прихода.
   Увы, спорить с Офрой начальник не умел и не любил. Пришлось, скрепя сердце, подчиниться. Больше всего на свете Розовски не любил сидеть в конторе. Он утверждал, что лучше всего думается за рулем и в кафе, за чашкой кофе. Услышав это в очередной раз, сердобольная Офра сварила ему десятую за сегодня порцию крепчайшего кофе по-турецки, и Натаниэль принялся его пить с несчастным видом, то и дело поглядывая на часы и отрывая Офру от дел бессмысленными мелочами. Когда ее терпение вот-вот готово было лопнуть, дверь в приемную отворилась, и на пороге появился сияющий Маркин.
   – Наконец-то, – сказала Офра. – Он сейчас лопнет от нетерпения… или от избытка кофе.
   Словно в подтверждение, из кабинета послышалось восклицание:
   – Офра, сколько еще ждать?!
   – Убедился? – спокойно спросила Офра. – Давай, не стой на пороге.
   Увидев Маркина, Розовски перестал третировать своего секретаря и превратился вновь в собранного и энергичного детектива – каким он, собственно, и был.
   – Что у тебя? – спросил он нетерпеливо. – Давай, не тяни. Что тебе удалось выяснить?
   – Во-первых, я не тяну, – поправил Маркин. – Во-вторых, можно, я сяду?
   – Садись, комедиант, – проворчал Розовски. – Хватит меня мариновать.
   Но Маркин решил до конца «держать паузу».
   – В-третьих, – сказал он, – в отличие от тебя, я еще не пил кофе. В-четвертых…
   – В-четвертых я сейчас вызову «Хевра Кадиша», если ты немедленно не перейдешь к делу, – свирепо заявил Розовски. – Ты понял?
   Алекс быстро оценил серьезность угрозы и сообщил деловитым тоном:
   – Интересующая нас машина – белый ситроен номер «37-451-200» принадлежит очаровательному менеджеру фирмы «Интер».
   – Белле Яновской? – хмуро уточнил Натаниэль.
   – Именно. И что же из этого следует? – торжественно вопросил Маркин.
   Розовски хмыкнул и ничего не ответил.
   – Из этого следует, что организатором всех трех преступлений и исполнителем, как минимум, одного из них, была Белла Яновская, – сказал Маркин. – А ты, как будто, не очень рад этому? – спросил он тоном ниже.
   Натаниэль шумно втянул носом воздух.
   – Из чего же это следует, по-твоему?
   – Во-первых, машина, – Алекс загнул указательный палец. – В багажник которой Габи, как ему было велено, положил револьвер. После всего.
   – Во-вторых?
   – Во-вторых – мы знаем, что в деле замешана женщина, – он загнул второй палец. – Звонки по телефону. Ему и тебе.
   – Дама в гостинице «Мацада», представившаяся сотрудницей Министерства абсорбции, – добавил Розовски.
   – Что за дама? – Алекс непонимающе взглянул на шефа.
   – Я не говорил? В день убийства Соколовой в «Мацаде» была сотрудница Министерства абсорбции. Якобы навещала вновь прибывших репатриантов. Показания соседей Соколовой, – пояснил тот. – Чушь собачья. Сотрудники министерства абсорбции по гостиницам не ходят, делать им больше нечего. Они и так еле управляются. Кто, в таком случае, там был? И зачем представилась таким образом?
   – Тем более. В-третьих – женщина в гостинице. Мало?
   – Да еще и духи «Клема», коими пользуется очаровательная Белла, – задумчиво произнес Натаниэль. – Тоже в пользу твоей теории.
   – Что за духи? – спросил Алекс.
   – Эстер Фельдман, уборщица на вилле Розенфельда, показала, что месяца за два до убийства ее хозяина посещала женщина, пользовавшаяся названными мною духами, – сказал Натаниэль меланхоличным голосом. – Как мне сообщила сегодня госпожа Яновская, она тоже пользуется французскими духами «Клема». Что в них такого особенного?
   Маркин выразительно развел руками.
   – Вот видишь, – сказал он. – Тут и пальцев не хватит.
   – Купи калькулятор, – посоветовал Розовски. – Все-таки, конец двадцатого века.
   – Плати больше, тогда мне будет на что купить… Так что? – спросил Алекс. – Ты тоже так думаешь?
   Розовски с сомнением покачал головой.
   – Понимаешь, все эти доказательства очень странные, – медленно произнес он. – Смотри. Ты говоришь: звонки по телефону? Но они все еще не идентифицированы. Это во-первых, – словно подражая Алексу, Натаниэль тоже загнул палец. – И даже в случае идентификации, можно сказать: «Ничего не знаю, двоюродная сестра бывшего мужа попросила позвонить и сказать то-то и то-то».
   – Ну…
   – Или, того лучше – сказать: «Нет, это действительно звонила Галина Соколова. У нас очень похожи голоса». Запись, между прочим, не лучшего качества. Что же до содержания, то, – Розовски хмыкнул, – ничего преступного в нем нет.
   – Как? А указания Габи насчет Бройдера и револьвера?
   – Ты все перепутал, – Розовски вздохнул. – Об этом говорится в показаниях Габи. А на записи – ну, хочет встретиться со мной. Ну, подозревает, что муж изменяет. Все? Любой адвокат из таких, с позволения сказать, доказательств приготовит рагу и еще спляшет веселый каннибальский танец с нашими черепами. И с черепом инспектора Алона, если тот захочет присоединиться к такой тупоумной компании.
   Лоб Маркина прорезала глубокая морщина. Чувствовалось, что ему не приходили в голову аргументы «против» версии. Что же до аргументов «за», то и ему они вдруг начали казаться несерьезными и мелковатыми.
   – Это насчет твоего «во-первых», – подытожил Натаниэль. – Теперь рассмотрим твое «во-вторых». Женщина в гостинице.
   – Это твое «во-вторых», – огрызнулся Маркин. Впрочем, голос его звучал уже весьма неуверенно.
   – Неважно. Пусть мое. Мне скажут: «Мало ли кто мог прийти в гостиницу». И, в сущности, будут правы. Может, какая-то женщина назначила там свидание. А с перепугу, увидев идущего по коридору свирепого мужа, влетела в первый попавшийся номер и, обнаружив в нем свеженьких репатриантов, назвалась сотрудницей Министерства абсорбции. Реальная ситуация?
   – Больше ей, конечно, ничего не могло придти в голову? – Маркин хмыкнул и недоверчиво покрутил головой.
   – А что еще могло ей придти в голову при виде родных перепуганных русских лиц? – Розовски удивленно поднял брови. – Ну-ка, быстро: какие ассоциации возникают в твоем мозгу при словах: оновые репатрианты».
   – Министерство абсорбции, корзина абсорбции, машканта, никайон, пособие, – отбарабанил Алекс. – Ну… – он на мгновение задумался.
   – Мафия, проститутки, купленные дипломы, – подхватил Натаниэль. – Еще?
   – Все.
   – Ладно, – сказал Розовски. – Достаточно. Понял теперь?
   – Нет, – упрямо заявил Маркин. – Ты что, не видишь: это же все нужно рассматривать в связи! – чувствовалось, что он расстроился из-за почти мгновенной гибели столь стройной цепочки доказательств.
   – Вижу, – Розовски с сомнением покачал головой. – Вижу, мой юный друг, но не люблю, когда накапливается обилие мелких косвенных улик. И ни одной прямой. Ни одной действительно серьезной. Плюс отсутствие мотива. Что такое косвенные улики – это я тебе, как будто, только что показал… Что-то мне во всем этом не нравится, – признался он.
   Алекс пожал плечами.
   – Это потому, – сказал он упрямо, – что тебе в этом нравится кто-то. Не следует привносить личные отношения в столь щекотливые дела. Цитата. Натаниэль Розовски, краткие афоризмы, том двенадцатый.
   – Зря иронизируешь, упрямец… Послушай, нам дадут в этом доме кофе или нет? Офра! – рявкнул он. – Где обещанный кофе?
   – Несу! – Офра медленно вплыла в кабинет с подносом. – Между прочим, – сообщила она, – я где-то читала, что один великий писатель умер от чрезмерного увлечения кофе. Но он хоть романы сочинял по ночам, ему нужно было, а ты-то чего? Не помню, как его звали…
   – Его звали Оноре де Бальзак, – сказал Маркин. – Он любил одну польскую графиню и по ночам писал письма, полные любви и нежности.
   – Вот! – заявила Офра. – Вот это мужчина. Ему бы я варила кофе сутками.
   – Но, в этом случае, кофе ему бы просто не понадобился, – заметил Алекс. – Чего писать письма, если адресат – рядом, с кофеваркой в руке.
   Офра задумалась.
   – Как ее звали? – спросила она, наконец.
   – Кого?
   – Графиню.
   – Спроси у Натана. Он у нас бывший гуманитарий. Учился на филолога.
   – Ну да, – мрачно сказал Розовски. – Я уже тогда путал дактиль с птеродактилем. А амфибрахий с бронхитом.
   – Мой рабочий день закончен, – объявила Офра. – До свидания, господа.
   – Не торопись, – сказал Маркин. – Если немного подождешь, мы тебя подвезем.
   На лице Офры появилась торжествующая улыбка – видимо, она долго ждала такого момента.
   – Не беспокойтесь, – сообщила она злорадным тоном. – Сегодня меня будет кому подвезти, – и, произнеся эту сакраментальную фразу, удалилась.
   Маркин и Розовски уставились друг на друга.
   – А ты говоришь… – неизвестно к чему протянул Алекс. – Лучшие годы проходят, а тут – сиди и соображай: кто прикончил Розенфельда? Кто прикончил Бройдера?
   – Габи, – буркнул Розовски. – Габи их прикончил.
   – Ну, это я в переносном смысле.
   Розовски вместе с креслом отъехал к стенке и с наслаждением уложил ноги прямо на письменный стол.
   – Воспользуемся отсутствием Офры, – пояснил он. – Единственный тип транспорта, не вызывающий во мне протеста – кресло на колесиках… Как ты думаешь, почему всю жизнь мне приходится следить за тем, что могут подумать обо мне женщины? То мама, то жена, то – теперь вот – Офра?
   – Наверное, по психотипу ты относишься к так называемым мальчикам-мужчинам, – серьезно пояснил Алекс. – И в каждой женщине ищешь, прежде всего, мать.
   Розовски с некоторым обалдением посмотрел на помощника.
   – Ну, ты даешь!.. – сказал он восхищенно. – Я, между прочим, тоже об этом думал. Особенно глядя на Офру.
   – Надо вести здоровый образ жизни, – посоветовал Маркин. – Ходить в бассейн, ездить за границу. Очень помогает.
   – Ты пробовал?
   – Нет, но мне рассказывали… Послушай, может быть, вернемся к Яновской?
   – Да, пожалуй, – нехотя согласился Натаниэль, со вздохом возвращая свои ноги в нормальное положение. – Что еще сообщил инспектор Алон?
   – Н-да… – Розовски побарабанил пальцами по столу. – Может, и разобрался бы… Знаешь, почему я стал сыщиком, Алекс? Можешь мне не верить, но в юности я был убежден в полном отсутствии преступников среди евреев. Во всяком случае, в Минске, где я родился и вырос, не слышно было о евреях-убийцах, евреях-насильниках и тому подобных. Конечно, существовали евреи-аферисты, евреи-мошенники. Или, скажем, цеховики. Или диссиденты… Впрочем, о диссидентах я впервые услышал гораздо позже… Ну вот, а оказавшись в Израиле, я вдруг обнаружил: есть! И убийцы, и насильники, и воры… Так что, мне кажется, в полицию я пошел, потому что почувствовал себя оскорбленным в лучших чувствах. Понимаешь? Я начал азартно ловить тех, кто разрушил мою наивную детскую легенду. – Да? Очень интересно, – пробормотал Розовски с задумчивым видом. – Осталось узнать, в скольких городах нашего северного соседа имеются отели под таким названием.
   – Так ведь это еще кто-то из отцов-основателей сказал: оЕврейское государство будет нормальным государством, со своими еврейскими ворами и проститутками», – ехидно заметил Маркин. – Только я не помню, кто именно сие изрек: то ли Теодор Герцль, то ли Бен-Гурион. За что боролись?
   – Честно говоря, я бы предпочел ненормальное государство, – проворчал Натаниэль. – Без первого и второго. Вечно мы стараемся не выделяться из других.
   – Кто – мы?
   – Евреи, кто же еще. У других мафия – и у нас мафия. У других наркотики – и у нас наркотики. У других убийцы – и нам непременно подавай убийц.
   – Ты идеалист, – объявил Маркин и снова рассмеялся.
   – В чем дело? – недовольно спросил Розовски. – Что ты все время хохочешь? Не вижу повода для радости.
   – Вспомнил слова инспектора Алона о твоей склонности к философствованию в плохом настроении, – пояснил Алекс.
   – А, – Натаниэль махнул рукой, словно перечеркивая слова помощника. – Это не философствование, а богатый жизненный опыт. Что же касается сформулированных тобой доказательств, то… Скажи, пожалуйста, а почему она не распорядилась, чтобы Габи просто избавился от револьвера? Зачем ей понадобилось, чтобы он непременно положил его в машину?
   – Ну, одно из двух, – задумчиво произнес Маркин. – Либо она уже тогда задумала убийство Галины Соколовой. И ей понадобился револьвер, уже использованый по назначению…
   – Дважды.
   – Дважды. Либо… – Алекс замолчал. – Не знаю, – признался он после короткой паузы. – А ты как думаешь?
   – Чтобы задумать убийство Галины Соколовой и осуществить его именно так, как осуществила, она должна была знать, как минимум, две вещи, – заметил Натаниэль. – Что Галина наверняка приедет в ближайшие дни и что я буду заниматься этим делом. О дате приезда Галины точно не знал даже адвокат. Но тут, возможно, еще был шанс выяснить заранее. А вот обо мне – я тогда и сам не знал, что буду заниматься этим делом. «Байт ле-Ам» пригласила меня после убийства Бройдера. После, а не до.
   – Верно, – чуть обескуражено сказал Маркин. – Я как-то не сопоставил даты. Но тогда, что же получается? Зачем кому-то понадобилось, чтобы Габи запомнил именно эту машину?
   – Ну, – усмехнулся Розовски, – это уж совсем – вопрос для 22-го профиля. У тебя, кстати, какой?
   – 97-й, – с гордостью ответил Алекс.
   – Да? Что-то не похоже, – с деланным сомнением произнес Натаниэль. Но, заметив, что Маркин готов не на шутку обидеться его шуткам, сказал уже серьезно: – Естественно, для того, чтобы Габи запомнил. Как раз для случая, подобного нашему. Так что… – он посмотрел на часы. – О, уже восемь. Хватит на сегодня… А вопрос не в том, зачем понадобилось, а в том, кому понадобилось. Ты считаешь – Белле Яновской? Очень сомневаюсь.
   – А как же улики? – спросил Маркин совсем уж потеряным голосом.
   – Улики? – Розовски вдруг рассмеялся.
   – Ты чего?
   – Вспомнил одну очень поучительную историю, – пояснил Натаниэль. – Насчет улик. Недавно в Иерусалиме у одной шишки угнали машину. И об этом одновременно появились статьи в «Едиот ахронот» и в «Гаарец».
   – Скажите пожалуйста! – удивился Маркин. – Вот уж не думал, что они сообщают о каждом угоне.
   – Я же говорю: угнали у какой-то шишки. И, видимо, обнаружили очень быстро. Или еще что. Это неважно. Так вот, заметки в обеих газетах были похожи друг на друга как близнецы. Разница только в мелких деталях. В «Едиот ахронот» сказано было следующее: «На месте происшествия полиция не обнаружила никаких улик, кроме пустой банки из-под „Диет-кола“.
   – А в «Гаареце»?
   – Все тоже, только вместо банки из-под «Диет-кола» фигурировала «пустая банка из-под растворимого кофе „Маэстро“.
   Алекс тоже рассмеялся.
   – Как ты сам понимаешь, из этих заметок можно узнать только о предпочтениях читателей обеих газет в части напитков, – сказал Натаниэль. – Но уж никак не о деталях преступления. А ты говоришь – улики… А что это у тебя глаза остекленели?