Клугер Даниэль. Смерть в Кесарии

   – «После службы в Армии Обороны Израиля, поступил в полицию, где проработал до 1991 года, последние восемь лет – инспектором в отделе по расследованию убийств, – продолжила Ривка монотонным голосом. – В 1991 году уволился из полиции, имея разрешение на самостоятельное проведение следственных действий и открыл частное сыскное агентство „Натаниэль“, специализирующееся, главным образом, на расследовании различных дел, так или иначе связанных с новыми репатриантами из бывшего Советского Союза.
   – Это вы классно придумали. Хорошая идея, – заметил Амос. – На этом рынке услуг вы оказались первым. Практически, без конкурентов. Можно позавидовать.
   – Ну, – скромно ответил Розовски, – особой моей заслуги в этом нет. Чтобы открыть частное детективное агентство, нужно поработать в полиции и после увольнения получить разрешение на ведение самостоятельных расследований. А среди офицеров полиции, в мое время, выходцев из Союза было не так уж много. Как и сейчас, впрочем.
   – Судя по всему, вы работаете вполне прилично, – сообщил Нахшон Михаэли недовольным тоном. Видимо, ему не хотелось делать комплиментов нахальному сыщику. – Число неудачных расследований, проведенных вашим агентством, в общем-то, оказалось в пределах допустимой статистической ошибки.
   – Вы мне льстите, – сказал Натаниэль. – Тем не менее, я бы хотел знать, что вам нужно? И объясните, кстати, что такое «в пределах статистической ошибки»?
   – Нам нужно добросовестно проведенное следствие, – сказал вице-президент «Байт ле-Ам», игнорируя последний вопрос. – И чтобы проводил его человек, не имеющий на глазах полицейских шор.
   – В самую точку, – Натаниэль рассмеялся. – Перед вами – именно такой человек. Смотрящий на мир широко раскрытыми глазами. Но, если серьезно: мне кажется, вы готовы надеть на этого человека другие шоры?
   – Что вы имеете в виду? – Нахшон Михаэли воинственно выставил вперед острый подбородок.
   – Мне кажется, вам нужно не расследование, а подбор доказательств для вашей версии. Может быть, я ошибаюсь? – Розовски выжидательно уставился на Михаэли.
   – Вы ошибаетесь, – проворчал тот. – Прежде всего нас интересует объективное расследование.
   «Дай-то Бог!» – Розовски почесал в затылке, улыбнулся.
   – Ладно, я попробую, – сказал он. – Чем вы можете мне помочь? Какой информацией располагаете?
   – Амос, – сказал вице-президент громиле. – Дай господину Розовски все, что у тебя есть. А вот это, – он протянул Натаниэлю конверт, – это чек на десять тысяч. Аванс. Остальное получите по окончанию следствия.
   Натаниэль внимательно рассмотрел конверт с фирменной эмблемой страховой компании «Байт ле-Ам» – стилизованной башней, над которой всходило солнце. Вынул из конверта чек, нерешительно покрутил его в пальцах.
   – Что-то не так? – насторожился Нахшон Михаэли.
   – А если результаты, полученные мной, совпадут с выводами полиции? – спросил Розовски. – Получится пустая трата денег.

5

   Стоя на автобусной остановке, рядом с центральным офисом «Байт ле-Ам», Натаниэль никак не мог решить, ехать ли ему в контору или отправляться домой. В конце концов, после субботне-воскресных дел он вполне мог себе позволить немного отдохнуть. К тому же… Розовски покосился на папку, полученную от Амоса. К тому же в конторе ему просто не дадут заняться документами.
   С другой стороны, Офра могла отыскать какой-то след Ари Розенфельда в старых делах агентства. А Алекс мог уже подготовить начальную информацию о компании «Интер». Вообще, реклама, которую ему создал сосед (теперь уже – бывший) намного превосходила ту, что иногда появлялась в газетах. А у самого Владимира дела постепенно пошли в гору. Видимо, какие-то задатки бизнесмена у него, все-таки, имелись.
   Натаниэль вздохнул и пробормотал:
   – Самая большая проблема – проблема выбора.
   Правильно ли он сделал, взявшись за это расследование? Деньги деньгами, но, как ни крути, возможности частного детектива куда как ограничены по сравнению с возможностями полиции. Особенно в Израиле. Натаниэль с завистью подумал о лихих американских сыщиках, позволявших себе все, что угодно и неизменно оставлявших недотеп-полицейских с носом. И тут же сам фыркнул: похоже, он уже попался на собственную удочку. Нет в мире сыщиков, способных заменить полицию. Это только в книгах… Так что же у них есть на этого банкира? Ладно, попробуем разобраться. Хотя… это, конечно, не слежка за кобелем-мужем или за вороватыми рабочими на фабрике. Натаниэль вздохнул и распахнул дверцу автомобиля.
   – Шалом, Натан!
   Розовски обернулся и не сразу узнал во владельце притормозившего рядом с остановкой роскошного темно-вишневого «вольво» своего бывшего соседа Владимира Баренбойма.
   – А, это ты…
   – Как дела, бэсэдэр? – Баренбойм говорил по-русски, пересыпая речь ивритскими словами. За несколько лет жизни в стране в его голосе уже появилась характерную напевность, рано или поздно появлявшаяся у всех русских. – Что твое агентство?
   – Порядок, порядок… Что у тебя?
   – А, – Баренбойм махнул рукой. – Что у меня? Крутимся, крутимся…
   – Классная машина, – Розовски кивнул на «вольво».
   – Да, ничего.
   Владимир Баренбойм был первым клиентом Натаниэля. Вернее было бы сказать – нулевым, потому что решение об открытии частного детективного агентства возникло у Розовски не до, а после знакомства с Баренбоймом.
   Дело было так.
   Приехав в Израиль, Владимир Баренбойм с женой сняли квартиру в одном доме с Розовски и даже на одной лестничной площадке. Первое время они только раскланивались по утрам и вечерам – при встречах. Но однажды, вернувшись со службы, Розовски обнаружил Баренбойма возле своей двери, в нетерпении переминавшимся с ноги на ногу и то и дело поглядывавшего на часы. Поскольку во всех квартирах туалеты работали одинаково, Розовски, несмотря на переминания соседа с ноги на ноги, сразу же отмел подозрения о естественных причинах визита.
   – Что случилось? – спросил он.
   Баренбойм живо обернулся на его вопрос, и лицо его прояснилось.
   – Слава Богу! – сказал он. – А я уж подумал, что вы можете не прийти сегодня домой, – говорил он, естественно, по-русски.
   – Вполне мог бы не прийти, – согласился Розовски, отпирая дверь. – Дел столько, что впору ночевать на службе… Проходите, – сказал он. – Что у вас случилось?
   Видимо, Баренбойм уже несколько раз репетировал свой монолог, поэтому изложил все достаточно связно. Суть дела заключалась в следующем.
   Как многие новые репатрианты, Баренбойм, почему-то, считал, что на исторической родине нет никакого смысла заниматься обычной работой, и что здесь просто ждут не дождутся, когда он развернет во всю ширь свои деловые способности. Розовски никак не мог понять, почему большинство бывших советских людей считало, что на учителя нужно учиться, а вот на бизнесмена – нет. Его новый сосед относился именно к этому большинству.
   Словом, прочитав в рекламном приложении к одной из еженедельных русскоязычных газет о большой партии эфирных масел из СНГ, предлагаемых задешево («Дешевле грязи, – заметил Баренбойм. – Конечно, не той, что с Мертвого моря, а той, что под ногтями»), он решил выступить посредником, тем более, что в той же газете, правда, под другой рубрикой, было объявление о поиске точно такого же сырья. Представить себе, что покупатель и продавец в состоянии сами прочесть оба объявления и договориться между собой без посредников, он, естественно, не мог. Позвонил по одному телефону, заказал всю партию, потом – по другому, и тут же ее предложил. Приехал по указанному адресу («Очень приличный офис, понимаете, Натан. Компьютер, длинноногая секретарша – ни слова по-русски – мягкие кресла, в общем – солидная фирма») и подписал контракт, оговорив себе пятнадцать процентов от суммы сделки.
   – Приличная сумма. Не миллион, конечно, но все же… – Баренбойм вскочил со стула, на котором сидел и нервно забегал по комнате. – Можно, я закурю? – спросил он.
   – Валяйте, – Розовски слушал его историю без особого интереса. Он уже догадывался, чем все закончилось, но ждал, пока Баренбойм расскажет все сам. – А почему, собственно, эфирные масла? Вы разбираетесь в парфюмерии?
   – Конечно, нет, боже мой. Какая парфюмерия, я же инженер-строитель. Ну, покупал жене на восьмое марта духи, я знаю…
   – Почему же эфирные масла?
   – Если бы предлагали чугунные болванки, я бы продавал чугунные болванки, – объяснил Баренбойм. – Но предлагали эфирные масла… – он несколько раз затянулся, закашлялся.
   – Трижды бросал курить, – проворчал он. – И трижды начинал. От этой жизни…
   – Хорошо, что было дальше? – нетерпеливо спросил Натаниэль. – Вы извините, Баренбойм, я вам сочувствую, но сегодня вечером моя мама возвращается от родственников, я хочу приготовить праздничный ужин.
   – А где живут ваши родственники? – поинтересовался Баренбойм.
   – В Беер-Шеве, а что?
   – Нет, ничего, говорят, там дешевые квартиры.
   – Говорят.
   – Но климат очень тяжелый, это правда?
   – Кому как. Вы собираетесь рассказывать или нет? Что было дальше?
   Дальше Баренбойм гулял по Тель-Авиву, разглядывал витрины, приценивался к самым дорогим квартирам в самых престижных районах, к автомобилям и прочему, и ждал, когда же ему, наконец, сообщат о прибытии заказанных масел в Хайфский или Ашдодский порт.
   Вместо этого, через три дня, ему позвонил поставщик, извинился и сообщил, что партию перехватили, поэтому сделка не состоится. Баренбойм перестал мечтать и позвонил покупателю.
   – Вот тут-то все и началось, – мрачно сказал он.
   Услышав, что Баренбойм вынужден отказаться от сделки, покупатель немного помолчал, а потом сказал:
   – А кто оплатит мои издержки?
   Баренбойм чуть не выронил телефонную трубку.
   – Какие издержки?! Я же ни шекеля…
   – Зато я, и не один.
   Покупатель объяснил, что, в ожидании товара он взял кредит («Под приличный процент»), снял склад («На очень жестких условиях») и прочее.
   – Либо ты все это оплатишь, – сказал он, – либо… – и повесил трубку.
   – Что мне теперь делать?
   Розовски хотел послать Баренбойма подальше, посоветовав впредь думать получше и не пытаться лезть в неизвестное. Но у соседа был настолько беззащитный взгляд, что Натаниэль, тяжело вздохнув, потянулся к телефону.
   – У вас сохранились номера телефонов? – буркнул он.
   – Конечно, вот, – Баренбойм с готовностью протянул ему бумажку.
   Розовски позвонил сначала по одному номеру, потом по другому. Его предположения подтвердились. Тогда он позвонил к себе в управление.
   И «покупатель», и «продавец» оказались одним и тем же лицом, неким Марком Копштейном, бывшим жителем Киева. Он уже не первый раз проделывал эту операцию. Давал объявление о наличии дешевого товара и объявление о готовности приобрести его, потом сообщал, в качестве «продавца», что, к сожалению, не может поставить товар, и, в качестве «покупателя» брал с простаков, попавшихся на удочку, некую компенсацию за издержки от несостоявшейся сделки. Судя по его цветущему виду, число бывших сограждан, не желающих отказаться от мысли разбогатеть ни за что, увеличивалось пропорционально росту алии.
   – Согласись, я вел себя вполне порядочно, – сказал он полицейскому следователю. – Оба объявления – и о продаже, и о покупке – я давал на одной и той же странице газеты. Любой мало-мальски думающий человек обратил бы на это внимание и не стал бы звонить. Но мне попадались одни идиоты. Я даже не думал, что Горбачев выпустит в Израиль такое количество идиотов…
   – А почему именно эфирные масла? – поинтересовался присутствовавший на допросе Розовски.
   – Приятный запах, – мечтательно зажмурившись, сказал Копштейн. – Оч-чень приятный.
   После чего отправился в суд, а потом – в тюрьму.
   Правда, Баренбойм, все-таки, кое чему научился. Но главное – именно после этого случая Розовски окончательно утвердился в намерении открыть частное сыскное агентство.
   И первых клиентов ему привел все тот же Баренбойм.

6

   – Ты, случайно, не домой? – спросил Баренбойм. – Мне в ту же сторону, могу подвезти.
   Проблемы выбора больше не существовало.

  На другом конце стола — Тот, с которым я была, Тот, с которым провела Лучшие года, лучшие года…  

Темно-вишневый автомобиль мягко умчался в сторону Рамат-Авива. Натаниэль постоял немного у подъезда, словно раздумывая, стоит ли идти домой. Потом неторопливо поднялся к себе на третий этаж.
   – Домой, – сказал Розовски. Баренбойм распахнул дверцу. – Прошу!
   Некоторое время ехали молча. Баренбойм включил магнитофон. Из стереоколонок, укрепленных в глубине салона, послышалось:
   Женский голос с легкой хрипотцой выводил нехитрую мелодию с нехитрыми словами, от которых Натаниэль, почему-то немного разомлел. Баренбойм заметил это, улыбнулся:
   – Нравится? Люба Успенская, слышал?
   – Слышал.
   – Жила в Америке, пела на Брайтоне, сейчас, в основном, в Москве.
   … А потом мосты сожгла.
   Навсегда…
   – У тебя, случайно, нет «Битлз»? – неожиданно спросил Розовски.
   – Почему нет? Есть. Возьми в бардачке, там на любой вкус… Любишь вспоминать молодость?
   – Молодость… Нет, просто мне под «Битлз», почему-то, хорошо думается.
   – Есть о чем?
   – Еще бы.
   Баренбойм поменял кассету. Они снова замолчали.
   – Послушай, а ты так и не купил себе машину? – спросил Баренбойм. Они, как раз, проезжали по улице Ха-Масгер, сплошь заставленной автосалонами разных фирм. Плотно прижавшись друг к другу, предлагали свой товар «Вольво», «Мицубиси», «Субару», «Ровер». Даже «Лада», скромно примостившаяся рядом с именитыми соседями. Видимо, искрящиеся никелем, нарядные новенькие автомобили подсказали вопрос.
   – Не купил.
   – Почему?
   Натаниэль пожал плечами.
   – Не люблю железа. Идиосинкразия, наверное. Могу я иметь какую-нибудь странность? Эркюль Пуаро любит хвастаться, Шерлок Холмс играет на скрипке. Ниро Вульф непрерывно что-нибудь ест. А я терпеть не могу автомобилей.
   – От скромности ты, пожалуй, тоже не умрешь, – Баренбойм засмеялся.
   – Я и не собирался… – лениво сказал Натаниэль. – Обрати внимание, я сравнивал себя только с литературными героями.
   – Я обратил. А чего ты не собирался?
   – Помирать от скромности. Да и от другого тоже не собираюсь.
   Баренбойм усмехнулся, искоса глянул на невозмутимого Натаниэля.
   – Ну-ну…
   – Володя, ты был знаком с Розенфельдом?
   Баренбойм немного подумал.
   – С каким? С Ари? Президентом «Интера»?
   Натаниэль кивнул.
   – Он же застрелился, – сказал Баренбойм. – Так мне говорили.
   – Ты как моя бабушка. Ее спрашивали: «Сколько у вас было детей?» Она начинала считать: Циля, Роза, Миша. Трое! Ей говорят: «Как же трое? А Мулик?» – «Какой Мулик?» – «Который умер в двадцатом». – «Так он же умер!» – Розовски усмехнулся. – Так и ты. Я спрашиваю: «Ты был знаком с Розенфельдом?» А ты отвечаешь: «Так он же застрелился».
   Баренбойм рассмеялся.
   – Был, был знаком, – сказал он. – Не очень хорошо, но был.
   – Чтоб ты знал, – нехотя сказал Розовски, – он не стрелялся. Его застрелили. Ты что, газет не читаешь?
   Баренбойм помотал головой.
   – Наши газеты… – сказал он. – Пусть наши газеты читает кто-нибудь другой. Ветераны Второй мировой войны, дай им Бог здоровья. Им уже нечего терять… Нет, не читал. По радио слышал. Надо же! Убили. Ай-я-яй, а как круто стоял… – он покачал головой. – Надо же… Это точно?
   – Точно, точно, – проворчал Розовски. – Точнее не бывает.
   – Да, дела. Так что ты скажешь? Надо человеку после этого иметь много денег?
   Вопрос не требовал ответа.
   – А что ты? – осторожно спросил Баренбойм. – Занимаешься этим делом, да?
   Розовски ответил не сразу.
   – Я еще сам не знаю – занимаюсь или нет. Между прочим, один мой знакомый полчаса назад утверждал, что это все разборки «русской» мафии.
   – Ой, они везде русскую мафию сейчас видят. Какая там мафия! Ты бы у Шмулика Бройдера поинтересовался, как мафия такие дела делает.
   – Шмулик Бройдер… – Розовски попытался вспомнить, где он уже слышал это имя. – Чем он занимается?
   – Тем же, чем все мы будем заниматься, рано или поздно, – философски заметил Баренбойм. – Беседует со своими родителями.
   – При чем тут его родители?
   – Они умерли пять лет назад, – пояснил Баренбойм. – Шмулик тоже лежит на кладбище. Третий день.
   – Почему?
   Баренбойм огорченно вздохнул.
   – На выезде из Тель-Авива ужасное движение, – сказал он. – На эстакаде. Три дня назад от Шмулика остались одни воспоминания. И безутешная вдова.
   – Прямо эпидемия какая-то, – сказал Розовски. – Интересно, на каком месте в списке рискованных профессий находится профессия «русский бизнесмен»?
   – Смотря где, – резонно заметил Баренбойм. – В Израиле, по-моему, довольно низко, а, скажем, в России – думаю, в самом начале списка. Где-то между альпинистом и космонавтом.
   – При чем тут Россия? – Розовски пожал плечами. – Я говорю об Израиле. То Шмулик, то Розенфельд.
   – Да, Розенфельд… К сожалению, я его почти не знал. Нечего рассказывать. О Шмулике кое-что знал, но вряд ли тебя это может заинтересовать, – сказал Баренбойм.
   – Я сейчас сам не знаю, что меня может заинтересовать, – честно признался Натаниэль.
   – Только не рассказывай мне сказки, – заявил Баренбойм. – Он не знает. Когда меня спрашивают, почем сейчас доллар, я тоже говорю, что не знаю.
   – А кстати, почем сейчас доллар? – спросил Натаниэль.
   – Я не знаю, – ответил Баренбойм. – Между нами, – он нахмурился, – я его конечно, под машину не толкал, но… – он запнулся.
   – Но?
   – Иной раз руки, честно говоря, чесались. Не удивлюсь, если это тоже не случайность, – мрачно сообщил Баренбойм. – Хотя, конечно, все может быть, но связи Шмулика и его привычки, это… – он не договорил, с сокрушенным видом покрутил головой. – Мафия… Скажут тоже. Будет тебе киллер изображать самоубийство! Нет, Розенфельд – это не мафия.
   Больше они не разговаривали. Розовски думал о своем, Баренбойм – о своем.
   «Вольво» остановилась у подъезда.
   – Может, зайдешь? – спросил Розовски из вежливости.
   – Рад бы, но… – Баренбойм постучал по циферблату своего «Ролекса». – Некогда. Тетя Сарра дома?
   – Нет, как всегда, у родственников.
   – В Беер-Шеве?
   – На этот раз – в Цфате. У моей мамы пол-Израиля в родственниках.
   – Будешь звонить – передай привет, – вдруг Баренбойм оживился: – Слушай, ты так и не женился?
   – Нет, а что?
   – Давай познакомлю тебя с одной женщиной, – предложил Баренбойм. – Очень приличная женщина, тоже в разводе, детей нет. Бывшая москвичка, недавно приехала. С высшим образованием. Видная такая. А?
   Розовски вздохнул.
   – Зэев, – сказал он. – У моей мамы есть две хрустальные мечты: купить новую квартиру и женить меня вторично.
   – Ну вот! – обрадовался Баренбойм. – Я же говорю! Записывай телефон. Скажешь: от меня.
   – Ты не понял, – Натаниэль открыл дверцу. – Это мамина хрустальная мечта. Не моя.
   Баренбойм пожал плечами.
   – А-а… – разочарованно протянул он. – Ну ладно. Конечно, дело твое. Просто трудно одному… Так передай привет, хорошо?
   Он уже собирался отъехать, когда Натаниэль снова наклонился к окошку и спросил:
   – А кто сейчас стал президентом «Интера»?
   – Левински, – не задумываясь, ответил Баренбойм. – Думаю, что Моше Левински. Он был вице-президентом компании при жизни Ари.
   – Тоже из России?
   – Мы с ним прилетели одним самолетом.
   – Ясно… Ну, пока. Обязательно передам маме привет. Спасибо, Зэев.
   – Не о чем говорить.

8

   Приняв душ и наскоро перекусив, Натаниэль подсел к письменному столу и разложил документы из папки Амоса. При этом ему пришло в голову, что очень кстати он сегодня один дома. Мать все еще гостила у родственников в Цфате – он сам, в очередной раз одолжив машину у покладистого Алекса, отвез ее. Он очень любил мать, после развода ему была необходима забота и поддержка близкого человека, потому он и пришел жить к матери, в тесную амидаровскую квартиру, ни разу не подумав об отдельном жилье. Но даже искренняя большая любовь нуждается в небольших перерывах. И материнская забота, случается, может наскучить. Одной из психологических причин разрыва с женой Натаниэль, в глубине души, считал сложившуюся в семье схему отношений: жена-мать и муж-сын. А может, и нет. Может, действительно, все дело в несходстве характеров. Во всяком случае, иногда ему хотелось остаться в полном одиночестве. Увы, это невозможно.
   За это время ему могли звонить домой. Маркин некоторое время смотрел на шефа, ожидая продолжения. Продолжения не последовало. Розовски полулежал в кресле, задумчиво глядя в потолок и явно не собирался посвящать своего помощника в подробности дела.
   Наверняка, кто-то звонил. И, конечно, должен был позвонить из Америки сын. Натаниэль покосился на фотографию пятнадцатилетнего Йосефа, стоявшую рядом с телевизором. Сейчас парню уже восемнадцать, он обещал приехать домой после Песаха. Натаниэль и ждал этого приезда, и чуть-чуть опасался его.
   Розовски отставил в сторону чашку с недопитым кофе и включил автоответчик. После первых звуковых сигналов, он услышал:
   – Натаниэль, у меня все в порядке. Дело закончил, могу доложить, как только скажешь, – Габи, стажер. – Пока.
   Отбой. Новый сигнал. Мама.
   – Натанчик, если сможешь, забери меня в конце недели.
   («Смогу, – подумал Натаниэль. – В конце недели – это опять одалживать машину. Алекс, в конце концов, пошлет меня. И будет прав»), тут все хорошо. Ты сегодня обедал? Я убеждена, что нет. Целую.
   Отбой. Снова Габи.
   – Извини, что звоню опять, но Офра сказала, будто ты обещал что-то выяснить насчет работы для меня. Еще раз извини, это я просто напоминаю на всякий случай. Пока.
   Действительно, как же он забыл? Натаниэль отставил чашку, набрал номер лаборатории Давида, глянув, на всякий случай, на часы. Начало девятого. Гофман обычно задерживался на работе до девяти – половины десятого.
   Услыхав голос друга, сказал:
   – Привет, Дуду, мне передавали, что ты звонил. Как дела, что слышно?
   Гофман обрадовался:
   – Натаниэль? Очень кстати. В общем, все нормально, я тебя разыскивал для одной консультации.
   – Весь внимание, – сказал Натаниэль.
   – Послушай, Лея решила навестить родственников, в Москве. Сам понимаешь, двадцать лет не виделись. И вот я хотел с тобой посоветоваться. Как там сейчас?
   Лея была женой Давида, приехавшей в Израиль из Союза, как и Натаниэль, двадцать лет назад.
   – В Москве? – Натаниэль задумался. – Черт его знает, Давид. Рассказывают по-разному.
   – Но ты же имеешь дело с только прибывшими.
   – Так-то оно так, но, знаешь, мой контингент, все-таки, специфический. Собственно, в чем проблема?
   – Ее могут не выпустить обратно? – спросил Давид, зачем-то понизив голос. – Как ты думаешь?
   Натаниэль рассмеялся:
   – Ну, нет, такого, конечно, не произойдет. А в остальном – думаю, нужно просто быть осторожной. Как, впрочем, в любом другом незнакомом городе.
   – Да? – в голосе Гофмана послышалось сомнение. – А антисемиты?
   – Антисемиты? – озадаченно переспросил Розовски. – Вот как-то не задумывался… По-моему, они мало интересуются израильтянами. Они выискивают скрытых евреев среди своих. Насколько я помню репортажи о визите Ицхака Рабина в Москву, тамошние антисемиты вообще на него не прореагировали. С их точки зрения истиными сионистами являются, например, Ельцин и Гайдар, а вовсе не Рабин. С тем же успехом наш премьер мог оказаться французом.
   Гофман некоторое время обдумывал услышанное.
   – Ты ничего не путаешь? – осторожно спросил он. – Насчет сиониста Ельцина и француза Рабина?
   – Нет, я не путаю. Это у них там, по-моему, в мозгах все перепуталось. Так что не волнуйся: на Лею будут реагировать, думаю, как на какую-нибудь, скажем, француженку.
   – Ясно… – Гофман вздохнул. – Все равно я буду волноваться… А я тебе зачем понадобился? Я звонил к тебе на службу, мне секретарь сказала.
   – Видишь ли, у меня есть стажер, хороший парень, зовут Габриэль Гольдберг. Он хочет от нас уходить, и я его понимаю: что за работа для парня – выслеживать чужих жен и вороватых продавцов. К тому же, он должен готовиться к психотесту. Собирается поступать в университет. У тебя ничего подходящего нет?
   – Есть, – сразу же ответил Гофман. – Мне в лабораторию нужен еще один лаборант. Пусть завтра же приезжает.
   – Спасибо, я ему так и передам. Пока, Давид, приезжайте – вместе с Леей. Буду рад, – он положил трубку, вернулся к письменному столу и вновь обратился к документам.
   Собственно, ничего принципиально нового, по сравнению с тем, что уже было известно, в них не было. Страховой полис, подробная – относительно – биография Ари Розенфельда, акт медицинского заключения о смерти – копия – и еще несколько малозначащих бумажек. Больше ничего в папке, переданной Амосом, или, во всяком случае, в той ее части, которую Натаниэль успел просмотреть, не было. Впрочем, ни на что особенное Розовски и не рассчитывал. Вряд ли за неделю можно собрать стоящие материалы – кому бы-то ни было. Спасибо и на том, не придется собирать по крупицам жизнеописание покойного и его семьи. Он вздохнул, почувствовал легкое чувство голода и вспомнил о закипевшем чайнике. Хоть и перекусил, а все равно хотелось есть. Похоже на рефлекс. Неподвижное состояние вызывает аппетит. Так сказать, генерирует. Национальный вид спорта.