Страница:
– Ну, слава Богу, – Ронен усмехнулся. – А то на тебя словно столбняк какой-то напал.
Натаниэль засмеялся.
– Все в порядке, дружище. Я просто задумался. Ты спросил меня о чем-то?
– Я сказал, что хочу задать Белле Яновской несколько вопросов.
– Задавай, – произнес Розовски безразлично. – Прямо в аэропорту, – он протянул руку и взял документы, привезенные инспектором. – Что это за список?
– Где? – Алон привстал, заглянул в лист. – А… список банков, пострадавших от грабителей. Вернее, список их обменных пунктов в разных городах.
– Ясно… – Розовски пролистал остальное. – Это копии? Или оригиналы?
– Конечно, копии. Оригиналы в Управлении.
– Можешь оставить мне?
10
11
12
13
Натаниэль засмеялся.
– Все в порядке, дружище. Я просто задумался. Ты спросил меня о чем-то?
– Я сказал, что хочу задать Белле Яновской несколько вопросов.
– Задавай, – произнес Розовски безразлично. – Прямо в аэропорту, – он протянул руку и взял документы, привезенные инспектором. – Что это за список?
– Где? – Алон привстал, заглянул в лист. – А… список банков, пострадавших от грабителей. Вернее, список их обменных пунктов в разных городах.
– Ясно… – Розовски пролистал остальное. – Это копии? Или оригиналы?
– Конечно, копии. Оригиналы в Управлении.
– Можешь оставить мне?
10
Натаниэлю приснился совершенно идиотский сон: будто из России, очередным авиарейсом «Эль-Аль», вместе с репатриантами прилетел мессия и явился в его агентство. Мессия был как две капли воды похож на Наума Бройдера.
– Женись, – строго сказал мессия голосом Нахшона Михаэли. – Сделай своей маме чуть-чуть радости. – А ведь я видел нечто в этом роде, – громко сказал Натаниэль, и сам чуть испугался собственного голоса. – Да-да, – повторил он, чуть понизив голос, – видел, и совсем недавно. Где же?
– Скажи ему, скажи, – заявила невесть откуда появившаяся мать. – Мама для него уже никто.
– Мама, это не так, – отвечал Натаниэль, – но на ком же мне жениться?
– Это я тебе сделаю, – ласково пообещал мессия. – Я тебе дам невесту.
И в агентстве появилась Белла Яновская, с ослепительной улыбкой и револьвером в руке.
– Он согласен? – спросила она, обращаясь к мессии.
– Куда он денется? – ответил тот. – Он же знает, что если он не женится, то евреи не построят Третий Храм. А значит, моя репатриация не имеет смысла.
– А если женюсь? – спросил Розовски. Самое интересное, что он осознавал, что это сон, причем абсолютно нелепый, но, тем не менее, участвовал в нем.
– Если женишься на Белле, я поговорю с Яшей Левиным, и он нарисует твой портрет, – торжественно сообщил Бройдер-мессия. И добавил: – Бесплатно.
На этом месте сон стал уже совсем глупым, и Натаниэлю не оставалось ничего иного, кроме как проснуться. Что он и сделал.
В комнате было темно. Спросонок Розовски решил, что опущены жалюзи. Но через мгновение до него дошло: просто до утра еще далеко. Он щелкнул кнопкой настольной лампы. Часы показывали без четверти три.
Спать не хотелось. Он сел на постели, нашел пачку сигарет, привычно пробормотал что-то о вреде курения натощак и жадно затянулся дымом.
– Чертов сон… Мессия какой-то… Господи, что за чушь мне последнее время снится, – проворчал он.
Хотелось то ли есть, то ли пить. Он раздавил недокуренную сигарету в пепельнице и прошлепал в кухню. После невероятно душного дня холодные плитки пола доставляли некоторое облегчение.
Розовски с сожалением осмотрел почти пустой холодильник, со вздохом снял с верхней полки полупустую банку с хумусом – единственный съедобный продукт, остававшийся у него. Приготовил два маленьких бутерброда, стакан ледяного грейпфрутового сока. Подумав немного, достал из шкафчика бутылку «Кеглевич-Лимон», там еще оставалось граммов пятьдесят.
– Ну вот… – пробормотал он, наполняя высокую рюмку. – Будем считать, что это ранний завтрак. И выпьем за строительство Третьего Храма, – выпив водку, он откусил кусочек бутерброда. Легкое опьянение настроило его мысли на философский лад.
Говорят, что сон – особенно, тот, который запоминается – представляет собой мозаику воспоминаний различных событий. Что же, в таком случае может означать давешний сон?
Почему, например, именно Мессия, а не, скажем, вице-президент страховой компании «Байт ле-Ам»? Хотя да, этот Мессия говорил-таки голосом Нахшона Михаэли. А Мессия – это уж точно из-за Маркина. Нужно запретить ему читать всякую чушь в рабочее время.
– По-моему, только мы с Богом общаемся по-домашнему, – пробормотал Розовски. – Надо же – фантастический роман о приходе Мессии. Хотел бы я посмотреть на фантастический роман о втором пришествии Христа, написанный православным христианином. Или фантастический роман о Махди, принадлежащий перу кого-нибудь из наших двоюродных братьев. А мы – хоть бы что! – он покачал головой. – И что за идиотизм с этим художником, Яшей Левиным? Ну да, написал он портрет покойника… двух покойников. Где, кстати, эти портреты?
Он поднялся, прошел в кабинет. Походка была чуть неуверенной. Вернувшись в кухню, он положил оба портрета перед собой.
– Классная компания… Вернее, классическая. Питье на троих, – он попытался приставить оба портрета к стеночке, чтобы видеть глаза собутыльников. С портретом Ари это удалось сразу. С портретом Шмулика – нет, все время сворачивался в трубочку.
– Ну что ты, в самом деле, на ногах не стоишь… – сердито пробурчал Розовски. – Еще даже не пили. Берите пример с Ари. Крепко стоит, не то что некоторые… – он осекся. – Собственно, почему я сразу не заметил? Ну-ка… – он осторожно взял обеими руками портрет Розенфельда, приподнял его на уровне глаз.
В отличие от портрета Шмулика, этот был наклеен на планшет из очень плотного картона. Конечно, это мог сделать и художник. В конце концов, потрет Бройдера он рисовал в спешке, а тут…
Нет, вряд ли. Скорее, все-таки, бумагу на картон наклеил либо сам Ари, либо его супруга.
Натаниэль положил портрет на стол, задумался. Что-то такое было еще в письме. Что-то, о чем он сейчас подумал совсем по-другому…
Натаниэль отыскал в ящике письменного стола письмо Розенфельда, быстро пробежал его глазами, потом еще раз прочел с самого начала.
Ага, вот:
«…Портрет, как и положено портрету, отражает не только внешнее подобие объекта, но и сохраняет некую тайну его внутреннего мира…»
Натаниэль отложил письмо, снова взялся за портрет. Осторожно ощупал пальцами поверхность. Вытащил «японский» нож для разрезания бумаги и попытался отделить рисунок от планшета. Ему удалось это сделать достаточно легко и почти без потерь для бумажной поверхности.
Он внимательно рассмотрел изнанку рисунка, исписанную четким крупным почерком. Он сравнил с письмом. Рука Розенфельда. Сверху стояло слово «Ари». Дальше два столбика – какие-то названия. Розовски обратил внимание, что названия в первом и втором столбиках были одними и теми же. Различия заключались в цифрах, проставленных рядом с названиями.
– Женись, – строго сказал мессия голосом Нахшона Михаэли. – Сделай своей маме чуть-чуть радости. – А ведь я видел нечто в этом роде, – громко сказал Натаниэль, и сам чуть испугался собственного голоса. – Да-да, – повторил он, чуть понизив голос, – видел, и совсем недавно. Где же?
– Скажи ему, скажи, – заявила невесть откуда появившаяся мать. – Мама для него уже никто.
– Мама, это не так, – отвечал Натаниэль, – но на ком же мне жениться?
– Это я тебе сделаю, – ласково пообещал мессия. – Я тебе дам невесту.
И в агентстве появилась Белла Яновская, с ослепительной улыбкой и револьвером в руке.
– Он согласен? – спросила она, обращаясь к мессии.
– Куда он денется? – ответил тот. – Он же знает, что если он не женится, то евреи не построят Третий Храм. А значит, моя репатриация не имеет смысла.
– А если женюсь? – спросил Розовски. Самое интересное, что он осознавал, что это сон, причем абсолютно нелепый, но, тем не менее, участвовал в нем.
– Если женишься на Белле, я поговорю с Яшей Левиным, и он нарисует твой портрет, – торжественно сообщил Бройдер-мессия. И добавил: – Бесплатно.
На этом месте сон стал уже совсем глупым, и Натаниэлю не оставалось ничего иного, кроме как проснуться. Что он и сделал.
В комнате было темно. Спросонок Розовски решил, что опущены жалюзи. Но через мгновение до него дошло: просто до утра еще далеко. Он щелкнул кнопкой настольной лампы. Часы показывали без четверти три.
Спать не хотелось. Он сел на постели, нашел пачку сигарет, привычно пробормотал что-то о вреде курения натощак и жадно затянулся дымом.
– Чертов сон… Мессия какой-то… Господи, что за чушь мне последнее время снится, – проворчал он.
Хотелось то ли есть, то ли пить. Он раздавил недокуренную сигарету в пепельнице и прошлепал в кухню. После невероятно душного дня холодные плитки пола доставляли некоторое облегчение.
Розовски с сожалением осмотрел почти пустой холодильник, со вздохом снял с верхней полки полупустую банку с хумусом – единственный съедобный продукт, остававшийся у него. Приготовил два маленьких бутерброда, стакан ледяного грейпфрутового сока. Подумав немного, достал из шкафчика бутылку «Кеглевич-Лимон», там еще оставалось граммов пятьдесят.
– Ну вот… – пробормотал он, наполняя высокую рюмку. – Будем считать, что это ранний завтрак. И выпьем за строительство Третьего Храма, – выпив водку, он откусил кусочек бутерброда. Легкое опьянение настроило его мысли на философский лад.
Говорят, что сон – особенно, тот, который запоминается – представляет собой мозаику воспоминаний различных событий. Что же, в таком случае может означать давешний сон?
Почему, например, именно Мессия, а не, скажем, вице-президент страховой компании «Байт ле-Ам»? Хотя да, этот Мессия говорил-таки голосом Нахшона Михаэли. А Мессия – это уж точно из-за Маркина. Нужно запретить ему читать всякую чушь в рабочее время.
– По-моему, только мы с Богом общаемся по-домашнему, – пробормотал Розовски. – Надо же – фантастический роман о приходе Мессии. Хотел бы я посмотреть на фантастический роман о втором пришествии Христа, написанный православным христианином. Или фантастический роман о Махди, принадлежащий перу кого-нибудь из наших двоюродных братьев. А мы – хоть бы что! – он покачал головой. – И что за идиотизм с этим художником, Яшей Левиным? Ну да, написал он портрет покойника… двух покойников. Где, кстати, эти портреты?
Он поднялся, прошел в кабинет. Походка была чуть неуверенной. Вернувшись в кухню, он положил оба портрета перед собой.
– Классная компания… Вернее, классическая. Питье на троих, – он попытался приставить оба портрета к стеночке, чтобы видеть глаза собутыльников. С портретом Ари это удалось сразу. С портретом Шмулика – нет, все время сворачивался в трубочку.
– Ну что ты, в самом деле, на ногах не стоишь… – сердито пробурчал Розовски. – Еще даже не пили. Берите пример с Ари. Крепко стоит, не то что некоторые… – он осекся. – Собственно, почему я сразу не заметил? Ну-ка… – он осторожно взял обеими руками портрет Розенфельда, приподнял его на уровне глаз.
В отличие от портрета Шмулика, этот был наклеен на планшет из очень плотного картона. Конечно, это мог сделать и художник. В конце концов, потрет Бройдера он рисовал в спешке, а тут…
Нет, вряд ли. Скорее, все-таки, бумагу на картон наклеил либо сам Ари, либо его супруга.
Натаниэль положил портрет на стол, задумался. Что-то такое было еще в письме. Что-то, о чем он сейчас подумал совсем по-другому…
Натаниэль отыскал в ящике письменного стола письмо Розенфельда, быстро пробежал его глазами, потом еще раз прочел с самого начала.
Ага, вот:
«…Портрет, как и положено портрету, отражает не только внешнее подобие объекта, но и сохраняет некую тайну его внутреннего мира…»
Натаниэль отложил письмо, снова взялся за портрет. Осторожно ощупал пальцами поверхность. Вытащил «японский» нож для разрезания бумаги и попытался отделить рисунок от планшета. Ему удалось это сделать достаточно легко и почти без потерь для бумажной поверхности.
Он внимательно рассмотрел изнанку рисунка, исписанную четким крупным почерком. Он сравнил с письмом. Рука Розенфельда. Сверху стояло слово «Ари». Дальше два столбика – какие-то названия. Розовски обратил внимание, что названия в первом и втором столбиках были одними и теми же. Различия заключались в цифрах, проставленных рядом с названиями.
11
Поднявшись на четвертый этаж, Розовски подошел к двери с номером 23. Под номером, по-русски и на иврите было написано: «Семья Бройдер. Шмуэль и Хана».
– Ну-ну, – пробормотал он, нажимая кнопку звонка. – Посмотрим, как жили счастливые молодожены. – Моше, – сказал он и печально покачал головой. – Мне следовало догадаться, что она немедленно позвонит вам. После моего звонка.
После мелодичной трели за дверью послышались торопливые шаги, дверь отворилась. На пороге стояла женщина в голубых джинсах и легкой кофточке. Она с настороженным вниманием осмотрела сыщика. Розовски вежливо улыбнулся:
– Хана Бройдер?
Она кивнула.
– Это я вам звонил. Меня зовут Натаниэль Розовски. Разрешите войти?
Хана Бройдер, молча посторонилась, пропуская его в дом.
Розовски остановился на пороге салона. Обстановка была достаточно скромной, во всяком случае – мебель не блистала новизной, да и телевизор, стоявший на передвижном столике, был отнюдь не последней марки. На диване валялась груда вещей.
– Проходите, садитесь, – сказала Хана, входя следом. – У меня не очень прибрано, но вы настаивали на встрече, – она неторопливо собрала вещи.
– Прошу извинить, – собственно, за двое суток с момента их телефонного разговора можно было бы и прибрать. Розовски сел в продавленное кресло у журнального столика. – К сожалению, дело не терпит отлагательств, – сказал он и сам усмехнулся напыщенно-канцелярскому стилю последней фразы.
– Слушаю вас, – Хана не обратила внимания на его усмешку.
– По поручению руководства фирмы «Интер» я провожу расследование обстоятельств смерти бывшего президента компании Ари Розенфельда. Вы были знакомы с ним?
– Нет, – быстро ответила Хана.
– Странно, вы даже не удивились моему вопросу, – заметил Натаниэль. – Ну, хорошо… Скажите, как погиб ваш муж?
– Он поздно возвращался из Иерусалима – ездил туда по своим делам, я не знаю, по каким именно. Предполагают, что заснул за рулем. Машина остановилась на мосту в очень неудачном месте, там, обычно, проезжают тяжелогрузы, целыми колоннами. Один из таких грузовиков, доверху забитый ящиками с «Пепси-колой», сбил машину моего мужа. Возможно, он уснул, потому что был пьян.
Натаниэль заметил, что Хана произносила эти слова механически, как хорошо заученную, но неотрепетированную роль.
– Вы всегда так говорите? – спросил он.
– Как?
– «Мой муж», «моего мужа»… Вы никогда не называли его по имени?
– Почему? – Хана несколько растерянно улыбнулась. – Это просто… Просто так получилось, не знаю… – она замолчала.
– У полиции есть серьезные основания полагать, что смерть вашего мужа была отнюдь неслучайна, – сказал Розовски после паузы.
– Мне об это ничего неизвестно, – ответила Хана. Голос ее звучал напряженно. – Впервые слышу от вас.
– Ваш муж был застрелен, – тихо сказал Розовски. – Из того же револьвера, что и Ари Розенфельд – до него – и Галина Соколова, жена Розенфельда – после. И поскольку у меня есть основания подозревать вас в причастности к смерти мужа, думаю, и на остальные печальные события вы могли бы пролить свет.
Ни одна черточка не дрогнула в лице Ханы Бройдер, когда она услышала эти слова. Натаниэль даже на мгновение усомнился в том, что она, действительно, слышала их.
– Вы поняли меня? – осторожно спросил он.
– Я поняла, – сухо ответила она. – Вы обуяны чрезмерной фантазией. Какие-то убийства… Что вы имеете в виду? Мой муж погиб в автокатастрофе. Что же до всех остальных, то я впервые услышала о них от вас. Только что.
– Ваш муж был застрелен Габи Гольдбергом, – повторил Розовски. – И вы его инструктировали. По телефону.
– Кто такой Габи Гольдберг?
– Человек, признавшийся полиции в совершении названных мною преступлений.
– Это он вам сказал? – насмешливо спросила Хана. – Что я его инструктировала?
Розовски вздохнул.
– Хотите убедиться в том, что я располагаю доказательствами?
Хана равнодушно пожала плечами. Но в глазах ее – Натаниэль заметил это – промелькнула тень испуга. Он положил на журнальный столик диктофон и рядом – три кассеты. Хозяйка квартиры молча следила за его действиями. Розовски некоторое время помедлил, выжидательно глядя на нее. Она по-прежнему не выразила ни малейшего желания как-то помочь ему.
– Что ж, давайте послушаем, – сказал он и вставил в диктофон первую кассету. После непродолжительного потрескивания из динамика послышалось:
«Я только позавчера прилетела в Израиль». – «Только позавчера? И ваш адвокат рекомендует вам… Простите, а как вас зовут?» – «Меня зовут Галина Соколова. Я жена… Вдова Ари Розенфельда».
– Узнаете голос? – спросил Розовски, останавливая воспроизведение.
– Чей?
Он, не отвечая, вытащил кассету, вставил другую.
«Как вас зовут?» – «Галина Соколова». – «А мужа?» – «Ари Розенфельд. Его вилла находится в Кесарии.»
– Ну что? – Розовски снова выключил диктофон. – Хотите послушать третью запись?
– Не понимаю, – раздраженно заявила Хана Бройдер, – какое отношение все эти разговоры имеют ко мне? Я – не Галина Соколова и мой муж – не Ари Розенфельд, я…
– Послушаем третью кассету, – предложил Натаниэль.
Щелчок. Розовски выключил диктофон.
«– Это опять я. Частный детектив Натаниэль Розовски. Мне нужно с вами встретиться. – Опять вы? Послушайте, у меня нет желания с вами встречаться. Не могу понять, чего вы от меня хотите…»
– Ну вот, – сказал он. – Любая экспертиза, думаю, подтвердит идентичность всех трех голосов. А это значит, вас обвинят в совершении одного и организации двух убийств. Подумайте, Хана! Этой записи и показаний Габриэля Гольдберга для суда может оказаться достаточно, чтобы обеспечить вам пожизненное заключение.
Никакой реакции. Розовски снова засомневался в том, что Хана Бройдер понимает смысл сказанных им слов.
– Где похоронен ваш муж? – спросил он.
– Возле Беер-Шевы, на новом кладбище, – ответила вдова.
– Позавчера в Израиль прилетел старший брат Шмуэля Бройдера, Наум. Он был крайне удивлен, узнав, что его брат – ваш муж – похоронен не на еврейском кладбище. В «Хевра Кадиша» ему объяснили, что Шмуэль Бройдер оказался необрезанным и, следовательно, не евреем. Поэтому его хоронила амута «Эзра». А Наум Бройдер утверждает, что они оба из религиозной семьи, и что его младшему брату сделали обрезание в восьмидневном возрасте, как и положено еврейскому младенцу. Как вы думаете, что бы это значило?
– Ничего не думаю.
– Это означает, что ваш муж, по-видимому, не Шмуэль Бройдер. Наум Бройдер не опознал его по фотографии. Зато опознали в Москве, в Главном управлении уголовного розыска… Но если ваш муж – не Шмуэль Бройдер, то и вы – не Хана Бройдер, – закончил Розовски. – Вы – Анна Ведерникова. И ваш муж – покойный муж – Александр Ведерников. В консульстве считают, что вы погибли в автокатастрофе. Но это не так, правда? Вы купили документы у Бройдеров. И это они погибли в автокатастрофе, два года назад. Кто организовал ту катастрофу? Тоже вы? Или у вас узкая специализация – телефонный инструктаж?
Хана опустила голову.
– Послушайте, – снова заговорил Розовски. – Я знаю, кто в действительности все затеял. Кто организовал и, в конце концов, получил максимальные выгоды. Для этого потребовалось совсем немного – найти необходимые свидетельства. Документальные свидетельства. И я их нашел, но мне…
Он слишком поздно заметил внезапно изменившееся выражение лица Ханы, сидевшей лицом к двери.
Хорошо поставленный голос нового действующего лица насмешливо произнес:
– Очень интересно. Просто дух захватывает.
Одновременно в затылок детективу уперся ствол револьвера.
– Встаньте, Натан, только, пожалуйста, без резких движений, – жестко сказал голос. – И поднимите руки вверх.
Некто быстро и не очень внимательно ощупал куртку Натаниэля, похлопал по карманам брюк и остался доволен осмотром.
– Теперь можете опустить руки и пересесть на диван.
Натаниэль повернулся.
– Ну-ну, – пробормотал он, нажимая кнопку звонка. – Посмотрим, как жили счастливые молодожены. – Моше, – сказал он и печально покачал головой. – Мне следовало догадаться, что она немедленно позвонит вам. После моего звонка.
После мелодичной трели за дверью послышались торопливые шаги, дверь отворилась. На пороге стояла женщина в голубых джинсах и легкой кофточке. Она с настороженным вниманием осмотрела сыщика. Розовски вежливо улыбнулся:
– Хана Бройдер?
Она кивнула.
– Это я вам звонил. Меня зовут Натаниэль Розовски. Разрешите войти?
Хана Бройдер, молча посторонилась, пропуская его в дом.
Розовски остановился на пороге салона. Обстановка была достаточно скромной, во всяком случае – мебель не блистала новизной, да и телевизор, стоявший на передвижном столике, был отнюдь не последней марки. На диване валялась груда вещей.
– Проходите, садитесь, – сказала Хана, входя следом. – У меня не очень прибрано, но вы настаивали на встрече, – она неторопливо собрала вещи.
– Прошу извинить, – собственно, за двое суток с момента их телефонного разговора можно было бы и прибрать. Розовски сел в продавленное кресло у журнального столика. – К сожалению, дело не терпит отлагательств, – сказал он и сам усмехнулся напыщенно-канцелярскому стилю последней фразы.
– Слушаю вас, – Хана не обратила внимания на его усмешку.
– По поручению руководства фирмы «Интер» я провожу расследование обстоятельств смерти бывшего президента компании Ари Розенфельда. Вы были знакомы с ним?
– Нет, – быстро ответила Хана.
– Странно, вы даже не удивились моему вопросу, – заметил Натаниэль. – Ну, хорошо… Скажите, как погиб ваш муж?
– Он поздно возвращался из Иерусалима – ездил туда по своим делам, я не знаю, по каким именно. Предполагают, что заснул за рулем. Машина остановилась на мосту в очень неудачном месте, там, обычно, проезжают тяжелогрузы, целыми колоннами. Один из таких грузовиков, доверху забитый ящиками с «Пепси-колой», сбил машину моего мужа. Возможно, он уснул, потому что был пьян.
Натаниэль заметил, что Хана произносила эти слова механически, как хорошо заученную, но неотрепетированную роль.
– Вы всегда так говорите? – спросил он.
– Как?
– «Мой муж», «моего мужа»… Вы никогда не называли его по имени?
– Почему? – Хана несколько растерянно улыбнулась. – Это просто… Просто так получилось, не знаю… – она замолчала.
– У полиции есть серьезные основания полагать, что смерть вашего мужа была отнюдь неслучайна, – сказал Розовски после паузы.
– Мне об это ничего неизвестно, – ответила Хана. Голос ее звучал напряженно. – Впервые слышу от вас.
– Ваш муж был застрелен, – тихо сказал Розовски. – Из того же револьвера, что и Ари Розенфельд – до него – и Галина Соколова, жена Розенфельда – после. И поскольку у меня есть основания подозревать вас в причастности к смерти мужа, думаю, и на остальные печальные события вы могли бы пролить свет.
Ни одна черточка не дрогнула в лице Ханы Бройдер, когда она услышала эти слова. Натаниэль даже на мгновение усомнился в том, что она, действительно, слышала их.
– Вы поняли меня? – осторожно спросил он.
– Я поняла, – сухо ответила она. – Вы обуяны чрезмерной фантазией. Какие-то убийства… Что вы имеете в виду? Мой муж погиб в автокатастрофе. Что же до всех остальных, то я впервые услышала о них от вас. Только что.
– Ваш муж был застрелен Габи Гольдбергом, – повторил Розовски. – И вы его инструктировали. По телефону.
– Кто такой Габи Гольдберг?
– Человек, признавшийся полиции в совершении названных мною преступлений.
– Это он вам сказал? – насмешливо спросила Хана. – Что я его инструктировала?
Розовски вздохнул.
– Хотите убедиться в том, что я располагаю доказательствами?
Хана равнодушно пожала плечами. Но в глазах ее – Натаниэль заметил это – промелькнула тень испуга. Он положил на журнальный столик диктофон и рядом – три кассеты. Хозяйка квартиры молча следила за его действиями. Розовски некоторое время помедлил, выжидательно глядя на нее. Она по-прежнему не выразила ни малейшего желания как-то помочь ему.
– Что ж, давайте послушаем, – сказал он и вставил в диктофон первую кассету. После непродолжительного потрескивания из динамика послышалось:
«Я только позавчера прилетела в Израиль». – «Только позавчера? И ваш адвокат рекомендует вам… Простите, а как вас зовут?» – «Меня зовут Галина Соколова. Я жена… Вдова Ари Розенфельда».
– Узнаете голос? – спросил Розовски, останавливая воспроизведение.
– Чей?
Он, не отвечая, вытащил кассету, вставил другую.
«Как вас зовут?» – «Галина Соколова». – «А мужа?» – «Ари Розенфельд. Его вилла находится в Кесарии.»
– Ну что? – Розовски снова выключил диктофон. – Хотите послушать третью запись?
– Не понимаю, – раздраженно заявила Хана Бройдер, – какое отношение все эти разговоры имеют ко мне? Я – не Галина Соколова и мой муж – не Ари Розенфельд, я…
– Послушаем третью кассету, – предложил Натаниэль.
Щелчок. Розовски выключил диктофон.
«– Это опять я. Частный детектив Натаниэль Розовски. Мне нужно с вами встретиться. – Опять вы? Послушайте, у меня нет желания с вами встречаться. Не могу понять, чего вы от меня хотите…»
– Ну вот, – сказал он. – Любая экспертиза, думаю, подтвердит идентичность всех трех голосов. А это значит, вас обвинят в совершении одного и организации двух убийств. Подумайте, Хана! Этой записи и показаний Габриэля Гольдберга для суда может оказаться достаточно, чтобы обеспечить вам пожизненное заключение.
Никакой реакции. Розовски снова засомневался в том, что Хана Бройдер понимает смысл сказанных им слов.
– Где похоронен ваш муж? – спросил он.
– Возле Беер-Шевы, на новом кладбище, – ответила вдова.
– Позавчера в Израиль прилетел старший брат Шмуэля Бройдера, Наум. Он был крайне удивлен, узнав, что его брат – ваш муж – похоронен не на еврейском кладбище. В «Хевра Кадиша» ему объяснили, что Шмуэль Бройдер оказался необрезанным и, следовательно, не евреем. Поэтому его хоронила амута «Эзра». А Наум Бройдер утверждает, что они оба из религиозной семьи, и что его младшему брату сделали обрезание в восьмидневном возрасте, как и положено еврейскому младенцу. Как вы думаете, что бы это значило?
– Ничего не думаю.
– Это означает, что ваш муж, по-видимому, не Шмуэль Бройдер. Наум Бройдер не опознал его по фотографии. Зато опознали в Москве, в Главном управлении уголовного розыска… Но если ваш муж – не Шмуэль Бройдер, то и вы – не Хана Бройдер, – закончил Розовски. – Вы – Анна Ведерникова. И ваш муж – покойный муж – Александр Ведерников. В консульстве считают, что вы погибли в автокатастрофе. Но это не так, правда? Вы купили документы у Бройдеров. И это они погибли в автокатастрофе, два года назад. Кто организовал ту катастрофу? Тоже вы? Или у вас узкая специализация – телефонный инструктаж?
Хана опустила голову.
– Послушайте, – снова заговорил Розовски. – Я знаю, кто в действительности все затеял. Кто организовал и, в конце концов, получил максимальные выгоды. Для этого потребовалось совсем немного – найти необходимые свидетельства. Документальные свидетельства. И я их нашел, но мне…
Он слишком поздно заметил внезапно изменившееся выражение лица Ханы, сидевшей лицом к двери.
Хорошо поставленный голос нового действующего лица насмешливо произнес:
– Очень интересно. Просто дух захватывает.
Одновременно в затылок детективу уперся ствол револьвера.
– Встаньте, Натан, только, пожалуйста, без резких движений, – жестко сказал голос. – И поднимите руки вверх.
Некто быстро и не очень внимательно ощупал куртку Натаниэля, похлопал по карманам брюк и остался доволен осмотром.
– Теперь можете опустить руки и пересесть на диван.
Натаниэль повернулся.
12
– Вот уж не ожидал от вас такой беспечности, – сказал новый президент компании «Интер», держа револьвер на уровне груди Натаниэля. – Я думал, вы предусмотрите какие-то страховочные варианты. Но, в конце концов, чему быть, того не миновать… Перестань так волноваться, он просто брал тебя на пушку, – сказал Левински, обращаясь к хозяйке дома. – Ни один суд всерьез не примет какие-то три диктофонные кассеты в качестве доказательств. Лучшее тому подтверждение – его визит сюда. Иначе он просто отдал бы все полиции.
– Или вам. Вы ведь оплачиваете расследование. Кстати, – спросил Розовски, – зачем вам это понадобилось? – Ч-черт, Хана, надо же смотреть, что делаешь… – слова замерли на его устах, когда револьвер, оброненный им, оказался в руках женщины. – Не глупи, Хана, это не игрушки… – сказал он, медленно поднимаясь из кресла. – Дай сюда… – он осторожно протянул руку к оружию. Хана опередила его. Сухо щелкнул выстрел, и Моше Левински тяжело осел на пол.
– Видите ли, Натаниэль, проводя расследование по моему заказу, вы, до поры до времени, не обращали внимания на меня. Правда?
Розовски промолчал. Левински принял это молчание за согласие.
– Ну вот, – удовлетворенно продолжил он. – Конечно, до поры до времени. Рано или поздно вы должны были что-то заподозрить. Но я надеялся упредить ваши действия. И, как видите, это получилось.
– Можно подумать, я один веду расследование, – заметил Розовски. – Или вы столь низкого мнения о полиции?
– Ну что вы! Я очень высоко ценю нашу полицию. Но ведь вы с ними – конкуренты. И, следовательно, кое-что вы, непременно будете утаивать от своих бывших коллег. Кроме того, своим расследованием вы косвенно защищали меня от подозрений полиции. Разумеется не до конца. Но все в нашем мире относительно, – философски закончил Левински.
– Послушайте, – раздраженно сказал Натаниэль. – Вы можете не размахивать револьвером перед моим носом? В конце концов, он и так убедительно выглядит. Держите его спокойнее и ближе к себе.
Левински посмотрел на свою руку, сжимавшую револьвер.
– Да, – сказал он. – Я не привык и не люблю пользоваться огнестрельным оружием. Но ведь это несложно? Направить в нужную сторону и нажать на курок, – он вновь направил револьвер на Натаниэля.
– Вы могли бы сразу застрелить меня, – сказал Розовски. – Как только вошли. Но не сделали этого. Почему?
– Вы мне нравитесь, Натаниэль, – сказал Моше Левински. – И мне очень жаль, что так получилось.
– О Господи, – пробормотал Натаниэль, – ну что за банальности – симпатяга-преступник, дружески расположенный к сыщику…
Моше рассмеялся.
– Вся наша жизнь – цепь сплошных банальностей, – заметил он. – Когда вы догадались о моем участии в этом деле?
Розовски откинулся на спинку дивана и невесело улыбнулся.
– Мог бы догадаться сразу, – сказал он. – Вы ведь дважды проговорились. При нашей первой встрече.
Левински нахмурился.
– Что вы имеете в виду?
– Вы сказали: «Найдите этих мерзавцев», – напомнил Розовски. – Не «мерзавца», а «мерзавцев». Во множественном числе. Но ведь тогда еще никто не мог с точностью сказать, что убийца действовал не один – ни я, ни полиция.
– Но вы говорите: я проговорился дважды. Когда же вторично?
– Я спросил, были ли вы знакомы с Шмуэлем Бройдером, – Натаниэль покосился на Хану. – А вы ответили: да, еще по Москве. Правда, я обратил внимание на эти ваши слова не сразу. Но, как только стало известно о том, что настоящий Бройдер исчез, по меньшей мере, два года назад, когда стало известно настоящее имя человека, застреленного в машине на мосту, когда, наконец, мы узнали, что именно по вашему приглашению прибыли в страну Александр Ведерников с супругой. Собственно, только после этого мне стала окончательно ясна ваша роль в деле с финансовой компанией «Ари»… – Натаниэль замолчал. Потом добавил: – Должен сделать вам комплимент, Моше. Вы избрали очень удачную тактику. Сами подбрасывали против себя улики – и тут же их опровергали. Револьвер ваш – но вы заявили о его пропаже официально, задолго до преступления. Вы приходили к Галине в отель – но покинули ее до времени, когда, по мнению полиции, было совершено убийство. После смерти Розенфельда вы становитесь во главе компании – но никаких выгод это перемещение принести не может, поскольку «Интер» на грани банкротства». И, в довершение ко всему, сами готовы оплатить дополнительное расследование обстоятельств гибели бывшего шефа. Психологически такой метод рискован, но действенен. А для чего вам понадобилось подставлять Беллу Яновскую?
– Полиция, рано или поздно, узнала бы, что в деле замешана женщина, – ответил Левински. – Бросая тень на Яновскую, я уводил следствие от Ханы… или, если хотите, Анны Ведерниковой, – Левински немного помрачнел. – Да, – сказал он. – Впредь надо быть внимательнее. Черт принес сюда этого пейсатого американца… Впрочем, неважно, все это уже в прошлом. Вы неплохо поработали, Натаниэль, молодец. Я хочу сделать вам деловое предложение.
– Спасибо за комплимент, – Розовски усмехнулся. – Весь внимание.
– Вы передаете мне тот документ, о котором упоминали только что, перед моим приходом. И я отпускаю вас. Целым и невредимым.
– А гарантии? – спросил Натаниэль.
– Сами посудите, – Левински улыбнулся. – Я лично никаких убийств не совершал. Даже этот ваш Гольдберг не может меня обвинить в них. Он меня вообще не знает…
– Знает.
– Откуда?
– Но вы ведь встречались.
Моше немного подумал.
– Не думаю, что он вспомнит. Если ему, конечно, не напомнят.
– А если напомнят?
– Вы? – Левински усмехнулся. – Вряд ли. Если вы отдадите документы мне, то станете моим сообщником и не станете этого делать. А если не отдадите – то просто не сможете, – он выразительно посмотрел на револьвер.
– Да, – сказал Розовски. – Вы правы.
Левински удовлетворенно кивнул.
– Ну вот. Получив от вас документ, я буду полностью огражден. Ведь ваши слова – это психология, не более того. Знакомство с Бройдером? Ерунда, не было этого знакомства. Ну, приходил в контору такой человек. Вы больше не будете опасны для меня. Правда, вам придется провести около суток в этой квартире. Согласитесь это не то же самое, что получить пулю.
– Собираетесь за границу? – спросил Натаниэль.
– Неважно. Итак?
– Я должен подумать, – ответил Розовски. И повернувшись к Хане, не проронившей за все это время ни слова, попросил: – Вы не могли бы сварить мне кофе? Все-таки, я у вас в гостях.
Она кивнула и прошла на кухню.
– И мне тоже! – крикнул вдогонку Левински. – Без молока и без сахара.
– Моше, – сказал Розовски. – Допустим, я отдам вам документ. И допустим даже, что в этом случае я окажусь обезоруженным и, следовательно, для вас безопасным. Но ведь, кроме меня, есть и еще свидетели.
– Кто? – лицо Левински приобрело настороженное выражение.
– Наша очаровательная хозяйка, – лениво произнес Розовски. – Собственно, полиция уже установила ее личность. Поэтому, я думаю, в отличие от вас, ей не так легко будет покинуть страну. И, кроме того, эти кассеты, – он кивнул на стол, где все еще лежали диктофон и три кассеты, – сами понимаете – это копии.
– А оригиналы? – быстро спросил Левински.
– В моем офисе, в сейфе, – сказал Розовски. – И получить их без меня вам будет нелегко. Во всяком случае, это займет очень много времени.
– А документ? – спросил Моше. – Кстати, что за документ? И где вы его нашли, все-таки?
– В портрете, – ответил Розовски. – В портрете Ари Розенфельда, привезенном Галиной.
– Ч-черт, – Моше озадаченно посмотрел на сыщика. – Я же видел его, в номере… Ай-я-яй… И что это было?
– Список учредителей компании «Ари» с российской стороны.
– Н-да… – Моше сделался мрачен. – Я был прав. Он, все-таки, начал копать…
– Начал, – Натаниэль кивнул. – Поэтому к первому списку был приписан и второй.
– Естественно, – Моше покачал головой. – Вот видите, Натаниэль, у нас просто не было другого выхода. Где сейчас этот документ?
– Там же, где и оригиналы кассет, в моем сейфе. Я вовсе не собирался предъявлять его нашей хозяйке. Ей он ни к чему.
Левински немного подумал, потом спросил Натаниэля:
– Кто сейчас в вашем офисе?
– Мой помощник, Алекс Маркин.
– Хорошо, – решительно сказал Моше. – Подойдите к телефону. Позвоните ему, пусть привезет документ сюда. И оригинальные кассеты тоже. И без шуток, Натаниэль, у меня мало шансов, но у вас и того меньше, – добавил он с угрозою в голосе.
Розовски неторопливо поднялся, подошел к телефону. Левински с револьвером тотчас встал у него за спиной.
– Моше, не давите мне на лопатку, – сердито заметил Розовски. – В конце концов, вы попадете и с одного метра тоже. Что за киношные выходки?
– Звоните, – Левински подтолкнул его револьвером. Натаниэль набрал номер агентства.
– Офра? Позови Алекса… Привет, Алекс. Послушай, мне срочно нужны кое-какие документы. Они лежат в сейфе, возьми ключи у Офры. Там, во-первых, конверт из плотной бумаги, на нем написано оРозенфельдп… Нашел? Очень хорошо. Возьми его и три диктофонные кассеты. Да, они лежат там же. И привези их ко мне. Где я нахожусь? – Натаниэль оглянулся на Левински, напряженно слушавшего разговор. Моше кивнул, и Натаниэль сказал: – Запиши адрес: улица Шаараим, тринадцать, квартира двадцать три. Все, жду, – он положил трубку и снова повернулся к Левински. – Что дальше?
– Сядьте на место. Что, ваш помощник не знает, где и зачем вы сейчас находитесь?
– Мы с утра не виделись, – неохотно ответил Натаниэль. – Кроме того, это расследование я проводил, в основном, самостоятельно. У него хватало других забот.
– Понятно… – брови Левински сошлись у переносицы. Чувствовалось, что мысли его уже далеко от агентства «Натаниэль». – В конце концов, все нити сходятся к одному человеку, – произнес он задумчиво. – Если документ будет у меня… И если этот человек не сможет дать показания…
– Меня вы в расчет не принимаете? – полюбопытствовал Розовски нейтрально.
– Вас? А что вы сможете сделать? – Левински усмехнулся. – У вас масса комплексов, Натан, вам нельзя было выбирать профессию частного сыщика. Вы самолюбивы, вы не захотите признаться в поражении. Следовательно, будете молчать…
Вошла Хана с подносом, на котором стояли чашки и высокая узкогорлая джезва. Когда она наклонилась над столиком, поднос дрогнул, и кипящий кофе из джезвы пролился точно на руки Левински.
– Или вам. Вы ведь оплачиваете расследование. Кстати, – спросил Розовски, – зачем вам это понадобилось? – Ч-черт, Хана, надо же смотреть, что делаешь… – слова замерли на его устах, когда револьвер, оброненный им, оказался в руках женщины. – Не глупи, Хана, это не игрушки… – сказал он, медленно поднимаясь из кресла. – Дай сюда… – он осторожно протянул руку к оружию. Хана опередила его. Сухо щелкнул выстрел, и Моше Левински тяжело осел на пол.
– Видите ли, Натаниэль, проводя расследование по моему заказу, вы, до поры до времени, не обращали внимания на меня. Правда?
Розовски промолчал. Левински принял это молчание за согласие.
– Ну вот, – удовлетворенно продолжил он. – Конечно, до поры до времени. Рано или поздно вы должны были что-то заподозрить. Но я надеялся упредить ваши действия. И, как видите, это получилось.
– Можно подумать, я один веду расследование, – заметил Розовски. – Или вы столь низкого мнения о полиции?
– Ну что вы! Я очень высоко ценю нашу полицию. Но ведь вы с ними – конкуренты. И, следовательно, кое-что вы, непременно будете утаивать от своих бывших коллег. Кроме того, своим расследованием вы косвенно защищали меня от подозрений полиции. Разумеется не до конца. Но все в нашем мире относительно, – философски закончил Левински.
– Послушайте, – раздраженно сказал Натаниэль. – Вы можете не размахивать револьвером перед моим носом? В конце концов, он и так убедительно выглядит. Держите его спокойнее и ближе к себе.
Левински посмотрел на свою руку, сжимавшую револьвер.
– Да, – сказал он. – Я не привык и не люблю пользоваться огнестрельным оружием. Но ведь это несложно? Направить в нужную сторону и нажать на курок, – он вновь направил револьвер на Натаниэля.
– Вы могли бы сразу застрелить меня, – сказал Розовски. – Как только вошли. Но не сделали этого. Почему?
– Вы мне нравитесь, Натаниэль, – сказал Моше Левински. – И мне очень жаль, что так получилось.
– О Господи, – пробормотал Натаниэль, – ну что за банальности – симпатяга-преступник, дружески расположенный к сыщику…
Моше рассмеялся.
– Вся наша жизнь – цепь сплошных банальностей, – заметил он. – Когда вы догадались о моем участии в этом деле?
Розовски откинулся на спинку дивана и невесело улыбнулся.
– Мог бы догадаться сразу, – сказал он. – Вы ведь дважды проговорились. При нашей первой встрече.
Левински нахмурился.
– Что вы имеете в виду?
– Вы сказали: «Найдите этих мерзавцев», – напомнил Розовски. – Не «мерзавца», а «мерзавцев». Во множественном числе. Но ведь тогда еще никто не мог с точностью сказать, что убийца действовал не один – ни я, ни полиция.
– Но вы говорите: я проговорился дважды. Когда же вторично?
– Я спросил, были ли вы знакомы с Шмуэлем Бройдером, – Натаниэль покосился на Хану. – А вы ответили: да, еще по Москве. Правда, я обратил внимание на эти ваши слова не сразу. Но, как только стало известно о том, что настоящий Бройдер исчез, по меньшей мере, два года назад, когда стало известно настоящее имя человека, застреленного в машине на мосту, когда, наконец, мы узнали, что именно по вашему приглашению прибыли в страну Александр Ведерников с супругой. Собственно, только после этого мне стала окончательно ясна ваша роль в деле с финансовой компанией «Ари»… – Натаниэль замолчал. Потом добавил: – Должен сделать вам комплимент, Моше. Вы избрали очень удачную тактику. Сами подбрасывали против себя улики – и тут же их опровергали. Револьвер ваш – но вы заявили о его пропаже официально, задолго до преступления. Вы приходили к Галине в отель – но покинули ее до времени, когда, по мнению полиции, было совершено убийство. После смерти Розенфельда вы становитесь во главе компании – но никаких выгод это перемещение принести не может, поскольку «Интер» на грани банкротства». И, в довершение ко всему, сами готовы оплатить дополнительное расследование обстоятельств гибели бывшего шефа. Психологически такой метод рискован, но действенен. А для чего вам понадобилось подставлять Беллу Яновскую?
– Полиция, рано или поздно, узнала бы, что в деле замешана женщина, – ответил Левински. – Бросая тень на Яновскую, я уводил следствие от Ханы… или, если хотите, Анны Ведерниковой, – Левински немного помрачнел. – Да, – сказал он. – Впредь надо быть внимательнее. Черт принес сюда этого пейсатого американца… Впрочем, неважно, все это уже в прошлом. Вы неплохо поработали, Натаниэль, молодец. Я хочу сделать вам деловое предложение.
– Спасибо за комплимент, – Розовски усмехнулся. – Весь внимание.
– Вы передаете мне тот документ, о котором упоминали только что, перед моим приходом. И я отпускаю вас. Целым и невредимым.
– А гарантии? – спросил Натаниэль.
– Сами посудите, – Левински улыбнулся. – Я лично никаких убийств не совершал. Даже этот ваш Гольдберг не может меня обвинить в них. Он меня вообще не знает…
– Знает.
– Откуда?
– Но вы ведь встречались.
Моше немного подумал.
– Не думаю, что он вспомнит. Если ему, конечно, не напомнят.
– А если напомнят?
– Вы? – Левински усмехнулся. – Вряд ли. Если вы отдадите документы мне, то станете моим сообщником и не станете этого делать. А если не отдадите – то просто не сможете, – он выразительно посмотрел на револьвер.
– Да, – сказал Розовски. – Вы правы.
Левински удовлетворенно кивнул.
– Ну вот. Получив от вас документ, я буду полностью огражден. Ведь ваши слова – это психология, не более того. Знакомство с Бройдером? Ерунда, не было этого знакомства. Ну, приходил в контору такой человек. Вы больше не будете опасны для меня. Правда, вам придется провести около суток в этой квартире. Согласитесь это не то же самое, что получить пулю.
– Собираетесь за границу? – спросил Натаниэль.
– Неважно. Итак?
– Я должен подумать, – ответил Розовски. И повернувшись к Хане, не проронившей за все это время ни слова, попросил: – Вы не могли бы сварить мне кофе? Все-таки, я у вас в гостях.
Она кивнула и прошла на кухню.
– И мне тоже! – крикнул вдогонку Левински. – Без молока и без сахара.
– Моше, – сказал Розовски. – Допустим, я отдам вам документ. И допустим даже, что в этом случае я окажусь обезоруженным и, следовательно, для вас безопасным. Но ведь, кроме меня, есть и еще свидетели.
– Кто? – лицо Левински приобрело настороженное выражение.
– Наша очаровательная хозяйка, – лениво произнес Розовски. – Собственно, полиция уже установила ее личность. Поэтому, я думаю, в отличие от вас, ей не так легко будет покинуть страну. И, кроме того, эти кассеты, – он кивнул на стол, где все еще лежали диктофон и три кассеты, – сами понимаете – это копии.
– А оригиналы? – быстро спросил Левински.
– В моем офисе, в сейфе, – сказал Розовски. – И получить их без меня вам будет нелегко. Во всяком случае, это займет очень много времени.
– А документ? – спросил Моше. – Кстати, что за документ? И где вы его нашли, все-таки?
– В портрете, – ответил Розовски. – В портрете Ари Розенфельда, привезенном Галиной.
– Ч-черт, – Моше озадаченно посмотрел на сыщика. – Я же видел его, в номере… Ай-я-яй… И что это было?
– Список учредителей компании «Ари» с российской стороны.
– Н-да… – Моше сделался мрачен. – Я был прав. Он, все-таки, начал копать…
– Начал, – Натаниэль кивнул. – Поэтому к первому списку был приписан и второй.
– Естественно, – Моше покачал головой. – Вот видите, Натаниэль, у нас просто не было другого выхода. Где сейчас этот документ?
– Там же, где и оригиналы кассет, в моем сейфе. Я вовсе не собирался предъявлять его нашей хозяйке. Ей он ни к чему.
Левински немного подумал, потом спросил Натаниэля:
– Кто сейчас в вашем офисе?
– Мой помощник, Алекс Маркин.
– Хорошо, – решительно сказал Моше. – Подойдите к телефону. Позвоните ему, пусть привезет документ сюда. И оригинальные кассеты тоже. И без шуток, Натаниэль, у меня мало шансов, но у вас и того меньше, – добавил он с угрозою в голосе.
Розовски неторопливо поднялся, подошел к телефону. Левински с револьвером тотчас встал у него за спиной.
– Моше, не давите мне на лопатку, – сердито заметил Розовски. – В конце концов, вы попадете и с одного метра тоже. Что за киношные выходки?
– Звоните, – Левински подтолкнул его револьвером. Натаниэль набрал номер агентства.
– Офра? Позови Алекса… Привет, Алекс. Послушай, мне срочно нужны кое-какие документы. Они лежат в сейфе, возьми ключи у Офры. Там, во-первых, конверт из плотной бумаги, на нем написано оРозенфельдп… Нашел? Очень хорошо. Возьми его и три диктофонные кассеты. Да, они лежат там же. И привези их ко мне. Где я нахожусь? – Натаниэль оглянулся на Левински, напряженно слушавшего разговор. Моше кивнул, и Натаниэль сказал: – Запиши адрес: улица Шаараим, тринадцать, квартира двадцать три. Все, жду, – он положил трубку и снова повернулся к Левински. – Что дальше?
– Сядьте на место. Что, ваш помощник не знает, где и зачем вы сейчас находитесь?
– Мы с утра не виделись, – неохотно ответил Натаниэль. – Кроме того, это расследование я проводил, в основном, самостоятельно. У него хватало других забот.
– Понятно… – брови Левински сошлись у переносицы. Чувствовалось, что мысли его уже далеко от агентства «Натаниэль». – В конце концов, все нити сходятся к одному человеку, – произнес он задумчиво. – Если документ будет у меня… И если этот человек не сможет дать показания…
– Меня вы в расчет не принимаете? – полюбопытствовал Розовски нейтрально.
– Вас? А что вы сможете сделать? – Левински усмехнулся. – У вас масса комплексов, Натан, вам нельзя было выбирать профессию частного сыщика. Вы самолюбивы, вы не захотите признаться в поражении. Следовательно, будете молчать…
Вошла Хана с подносом, на котором стояли чашки и высокая узкогорлая джезва. Когда она наклонилась над столиком, поднос дрогнул, и кипящий кофе из джезвы пролился точно на руки Левински.
13
– Это была самооборона, – сказала Хана Бройдер, опуская револьвер. – Я надеюсь, вы подтвердите, Натан? Вы ведь слышали, он собирался убить меня.