– Говорите, не стесняйтесь!
   – Мне кажется, они собирались помириться…
   – С чего вы взяли?
   – Он поставил ее фотографию на книжную полку.
   – Давно?
   – Точно сказать не могу, по-моему, месяца два назад.
   – Фотография и сейчас там? – спросил Натаниэль.
   – Нет, когда он… то есть, когда его убили… – она запнулась. – В общем, фотография стояла, вернее, лежала на письменном столе. Полицейские забрали ее. Вместе с письмом.
   Ага, понятно. Еще один довод в пользу версии самоубийства. Самоубийца перед выстрелом смотрит повлажневшими глазами на фотографию горячо любимой бывшей жены, потом пишет прочувствованное письмо и, наконец, стреляется. Девятнадцатый век, «Парижские тайны». Такое впечатление, что преступник мыслил исключительно штампами. Или вообще не мыслил.
   Розовски снова обратился к Эстер:
   – А других причин так думать у вас нет? Кроме появления фотографии, я имею в виду.
   – Я знаю, что он недавно отправлял ей письмо. Две недели назад. Он как раз задержался, чтобы рассчитаться со мной, и попросил по дороге отправить письмо. Он сказал, что уже не успевает заехать на почту, а ему важно, чтобы письмо ушло как можно скорее.
   – И это письмо было адресовано жене?
   – Да, я прочла на конверте.
   – Но ведь у них с женой разные фамилии!
   Эстер удивленно взглянула на него.
   – Но ведь до этого он упоминал свою жену. Он называл ее «Галя». А письмо было адресовано Галине Соколовой, в Москву. Я тогда же и решила, что они собираются помириться.
   – Почему?
   – Он сказал: «Письмо должно дойти поскорее. Галя получит его, приедет, и начнется новая жизнь, Эстер. Может быть, вам больше не придется убирать мою виллу». Ясно, что он имел в виду приезд жены. А если человек женат, значит, и приходящая уборщица ему не нужна.
   Розовски рассмеялся.
   – Потрясающая логика!
   Эстер тоже рассмеялась:
   – Нет, я не то имела в виду… Просто, все остальное уже будет определять хозяйка, а не хозяин.
   – Ясно. Вы могли бы показать мне кабинет?
   Ее минутная веселость прошла мгновенно.
   – Это очень нужно? – сухо спросила она. – Честно говоря, мне бы не хотелось заходить туда.
   – Очень нужно.
   Эстер с явной неохотой открыла дверь.
   – Покажите, где что было в тот момент, когда вы его увидели.
   Эстер немного подумала.
   – Вот, – сказала она. – Вот тут он лежал у стола.
   – Головой к окну?
   – К центру комнаты. Из-за стола я его не сразу увидела.
   – Сейф был раскрыт?
   – Да.
   – Где, говорите, раньше стояла фотография жены?
   – Вон там, на полке. Справа.
   – А где ее нашли в воскресенье?
   – На письменном столе.
   – А лежал он, говорите, вот так?
   – Да.
   – А письмо?
   – Там же, рядом с фотографией.
   – На нем не было крови?
   – Нет.
   – А вы случайно, не знаете содержания?
   – Нет.
   Оба «нет» были короткими, и в голосе Эстер Розовски услышал легкую неприязнь. Он сделал вид, что не заметил этого.
   – Угу… Хорошо, а теперь вспомните: может быть, были еще какие-то мелочи? Какие-то незначительные вещи, о которых вы забыли? И не рассказали полиции?
   – Да нет… вроде бы… – Эстер глубоко задумалась. Розовски терпеливо ждал. Вдруг глаза ее расширились.
   – Вот, – сказала она. – Сигареты.
   – Что вы имеете в виду?
   – Тут, на столе лежала пачка сигарет. «Данхилл».
   – Ну и что?
   – Я сначала не обратила внимания. Только сейчас сообразила, когда вы сказали. Я думала, что это сигареты Ари. Он курит «Данхилл».
   – Ну и?…
   – Это были не его сигареты. Ари курит… курил «Данхилл» с ментолом. В кабинете всегда пахло ментолом. А это были сигареты без ментола. Тоже «Данхилл», но другие.
   – Вы брали пачку в руки? – спросил Натаниэль. – И не почувствовали запаха ментола?
   Эстер засмеялась:
   – Да нет же! Просто у ментолового «Данхилла» пачка зеленая, а у обычного – красная. А рисунок одинаков. Я тогда прочла: «Данхилл», – и не обратила внимания на цвет. Знаете, я вообще чуть сознание не потеряла.
   – Конечно, конечно.
   – Вот. А сейчас сообразила.
   – Та-ак… – несколько растерянно произнес Розовски. – Значит, без ментола. Интересно. Но, может быть, он просто не купил заранее с ментолом, в магазине не оказалось, и он купил обычные?
   – Вот еще! – возразила Эстер. – В кухонном шкафчике целый блок ментоловых. Могу показать.
   Она вышла из кабинета и тут же вернулась с блоком ярко-зеленого цвета.
   – Вот, полный блок, – она заглянула внутрь. – Нет, одной пачки не хватает… Ну, неважно, сигарет более чем достаточно.
   – Хорошо, а он не мог изменить свои привычки?
   – Ну нет, вот в этом-то он, по-моему, был очень постоянным. Сигареты, напитки, манера одеваться.
   – Да, действительно, я тоже слышал о нем нечто подобное… Что-нибудь еще вспомнили?
   – Нет, больше ничего.
   – Ну что же, спасибо, – Розовски улыбнулся. – Мне пора. Поедете с нами?
   – Да спасибо. Только переоденусь.
   – Хорошо, ждем вас в машине.
   Уже подъезжая к дому, в котором жили Борис и Эстер, Розовски спросил:
   – Скажите, Эстер, так все-таки – были у вашего покойного хозяина какие-нибудь увлечения? Кроме ментоловых сигарет?
   – Что вы имеете в виду?
   – Женщины. Была у него любовница или нет?
   – Я же говорю, что очень редко его видела.
   – Но вы ведь можете определить – по каким-то признакам – бывает ли в доме женщина. Разве нет?
   – Да, пожалуй… – она задумалась. – Похоже, что была. Но недолго.
   – То есть?
   – Если у него и были какие-то увлечения, то очень редкие.
   – Почему вы так думаете? – поинтересовался Розовски.
   – Вы же сами сказали – косвенные признаки, – Эстер засмеялась.
   – И какие же признаки?
   – Запах духов. Иногда он чувствовался в доме. Запах хороших духов, дорогих и стойких. Может быть, французских. Но, повторяю, это бывало редко.
   – Борис, – проникновенно сказал Розовски. – Вашей жене следовало бы работать не уборщицей, а сыщиком. Эстер, если вы вспомните еще и название духов, я сегодня же пришлю вам домой роскошный букет роз.
   – Присылайте, – торжественно сказала Эстер. – По-моему, это были «Клема».
   Машина остановилась возле подъезда.
   – Цветы будут сегодня, – пообещал Натаниэль. И добавил: – Вы мне очень помогли, ребята, – он раскрыл бумажник, вытащил две стошекелевых купюры. – Держите, Борис. Пятнадцать шекелей минута.
   Эстер переводила взгляд с мужа на детектива.
   – Что это? – спросила она.
   – Так, неважно. Оплата потраченного времени, – Розовски улыбнулся. – На всякий случай – вдруг вы вспомните что-нибудь еще – позвоните мне. Вот телефоны, – он протянул супругам Фельдман две визитные карточки.
   – Так вы не из страховой компании! – воскликнула Эстер, прочитав надпись. – Вы нас обманули! Вы частный детектив!
   – Что вы говорите? – изумился Розовски. – Надо же… Ай-я-яй, а я и не знал!

10

   Вернувшись после обеда к себе в офис, Натаниэль застал в нем только Офру. Ни помощника, ни стажера не было.
   – Привет, девочка, как дела? – весело спросил он. – Скучаем в одиночестве? Что у нас новенького? Кто сегодня жаждал воспользоваться услугами гениального сыщика Натаниэля? Израильского Шерлока Холмса? – Есть, успокойся. Я оставил конверт – на столе в кабинете. В конверте – чек на десять тысяч. Вложи на счет агентства. С них и заплатим. У тебя же есть подписанные мной чеки? – и быстро вышел, весьма довольный эффектом, произведенным на Офру внушительной суммой.
   Офра подозрительно посмотрела на шефа.
   – Ты что, опять пил с утра какую-то гадость? – спросила она.
   – Ничего, кроме кофе. Кстати, – он остановился на пороге своего кабинета, – с чего ты взяла, что я вообще пью?
   – Интуиция, – коротко ответила Офра. – И дедукция. Я, между прочим, работаю в детективном агентстве.
   – Ах, да, я совсем забыл. Тем не менее, вынужден тебе сказать, что ты ошибаешься. Твой шеф не пьет.
   – Теоретически, – уточнила Офра. – А практически?
   – Алекс насплетничал? – мрачно заметил Розовски. – Кстати, где он шляется?
   – Он не шляется, ты сам отправил его с утра по делам.
   – Да? – он озадаченно посмотрел на секретаря. – Ах, да, верно. Похоже, у меня ранний склероз.
   – Не такой уж и ранний, – сердито заметила Офра. Ее тонкие пальчики порхали по клавишам компьютера.
   – Ладно-ладно, не дуйся, – сказал Натаниэль. – Ну, наорал, подумаешь! Это когда было. Уже сутки прошли, можно было бы и забыть.
   – Офра промолчала.
   – На меня за мою жизнь орал каждый, кому не лень, – Розовски тяжело вздохнул. – Ну, ладно. С меня шоколадка. Договорились?
   – Две, – тотчас поправила Офра. – И пирожное.
   – Согласен.
   – И еще один выходной.
   Натаниэль направился в кабинет.
   – И поездка в Эйлат за счет фирмы! – крикнула Офра вдогонку.
   Он прикрыл за собой дверь и облегченно вздохнул. Итак, что же он, все-таки, выяснил в результате поездки в Ор-Акива?
   Во-первых, осмотрел место происшествия. Не слишком тщательно, но все-таки. Достаточно для того, чтобы окончательно отмести версию самоубийства. Во-вторых… Розовски вспомнил показания Эстер Фельдман. Во-вторых, версия случайного ограбления тоже трещала по швам. Если и ограбление, то уж никак не случайное, а тщательно подготовленное. Но кем?
   Розовски нахмурился. Что-то не сходилось ни в одной из версий. И сам покойный выглядел по-разному в глазах разных людей. Амос, например, из «Байт ле-Ам», считал Ари Розенфельда то ли монахом, то ли импотентом. О том же говорил и Алекс вчера вечером. Хотя не исключено, что они пользовались одним и тем же источником информации. Кстати, не мешало бы выяснить, что это за источник. Но, с другой стороны, по словам той же Фельдман, Ари вовсе не был монахом. Во всяком случае, два месяца назад. Два месяца?… Амос тоже говорил что-то об этих месяцах. Да, о визите к сексопатологу. А Эстер связывала перемены с возможным приездом жены и примирением супругов… Как она назвала духи? Французские духи… Он быстрыми шагами вернулся в приемную и сел напротив Офры, в кресло для посетителей.
   Офра оторвалась от компьютера и удивленно на него посмотрела.
   – Что это ты на меня так уставился?
   Розовски потянул носом и отрывисто спросил:
   – «Клема»?
   Офра подпрыгнула.
   – Перегрелся? – озабоченно спросила она. – Вызвать скорую?
   – Значит, нет, – констатировал Натаниэль. – А какие?
   – Что – какие?
   – Какими духами ты пользуешься, а? – и строго добавил: – При ответе смотреть в глаза!
   – Точно, перегрелся. Не твое дело.
   – Скажи пожалуйста, духи «Клема» дорогие? – уже обычным тоном спросил Натаниэль.
   – С каких это пор ты стал интересоваться женской парфюмерией?
   – С сегодняшнего утра.
   – Вот как? И что же это за таинственная красотка?
   – Кроме шуток, Офра, ты можешь ответить на мой вопрос?
   – «Клема»… – Офра пожала плечами. – Духи как духи. Французские. Одно время были в моде. И тогда, естественно, стоили дорого.
   – А сейчас?
   – Сейчас уже нет.
   – Понятно, – протянул Натаниэль. – Смотри-ка… Ну хорошо, а как насчет моей вчерашней просьбы?
   – Ты о чем?
   – Я просил тебя проверить, не проходил ли у нас когда-нибудь Ари Розенфельд.
   – Я все проверила, – ответила она все еще сердитым тоном. – Перерыла все старые файлы.
   – И что же? Ничего нет?
   – Как тебе сказать… И есть, и нет.
   Розовски удивленно поднял брови.
   – То есть, как это? Есть или нет?
   – Понимаешь, есть несколько файлов. Вернее, было несколько файлов, они перечислены в каталоге. Вот, – она поднесла к глазам листок бумаги и зачитала: – «ROS», «ROSEN» «A-R». Возможно, какой-нибудь из них и содержал информацию о Розенфельде.
   – «ROS»… Да, это похоже. Я же помню, черт возьми. И что же в этом файле? Почему ты говоришь – содержал? Куда делась информация?
   – Ее нет, – ответила Офра, виновато улыбаясь. – То есть, этих файлов нет. Все стерто. Остались только названия в каталоге.
   – Та-ак… И как же это понимать?
   – Я спрашивала у Габи.
   – Он что, звонил?
   – Да, утром. Просил передать, что все дела закончит, доложит завтра все подробности.
   – Почему – завтра?
   – Ему сегодня нужно в университет.
   – В университет?… Ах, да, – вспомнил Розовски. – Видимо, Алекс передал ему просьбу профессора Гофмана. Понятно. Так что он тебе сказал насчет этих файлов?
   – Он сказал, что ты давал ему указание навести порядок в архиве, и он убрал все, что, на его взгляд, было малозначительным.
   Настроение Натаниэля мгновенно испортилось. Чертов идиот, ну, да, он давал стажеру такое указание, с полгода назад. Теперь вспомнил. Его в какой-то момент начало раздражать невероятное количество записей в архиве относительно молодого агентства. Конечно, прежде, чем стирать, надо было сдублировать все в дискеты, но об этом он, конечно, забыл распорядиться. А Габи сам не додумался.
   – Об этих файлах Габи ничего определенного сказать не может, – добавила Офра, – но, похоже, их постигла та же участь. Кстати, он сказал, что консультировался с тобой по каждому случаю. Ты тогда был в отпуске, так он регулярно звонил тебе домой.
   – Да? – Розовски огорченно нахмурился. – Я же говорю – ранний склероз. Будем надеяться, что Габи вспомнит хотя бы что-нибудь.
   – Это не склероз, – великодушно сказала Офра. – Просто файлов было несколько сотен. Не мог же ты обо всех помнить. И, к тому же, кто знал, что тебе понадобиться именно этот.
   – Не успокаивай меня, Офра, я старый осел, и… – он махнул рукой и вернулся в кабинет. Сейчас ему хотелось немного отдохнуть от утренних дел. Может быть даже, отправиться неторопливым шагом к морю и постоять, глядя на сине-зеленые волны.
   Натаниэль прошелся по кабинету, подошел к окну. Сквозь полуопущенные жалюзи он задумчиво смотрел в двор, где стайки детей беспечно носились от одного подъезда к другому, неожиданно останавливались перед вечно спешащими взрослыми, сбивая их с толку своими короткими и, в общем-то, достаточно простыми вопросами.
   Парадоксальная мысль пришла ему в голову. Из детей вообще могли бы получаться классные сыщики. Не потому, что дети умеют анализировать, а потому, что умеют задавать парадоксальные (с точки зрения взрослых) вопросы. И вот, ты стоишь, глядя на десятилетнего ехидину, пытаясь отвлечься от собственных, весьма важных, мыслей, пытаясь понять заданный вопрос и ответить на него, а он смотрит на тебя широко раскрытыми глазами.
   В этот момент ты перед ним, как на ладони. Он читает твои мысли.
   Впрочем, нет, такие качества больше нужны следователю, чем сыщику. Хотя сыщик тоже должен уметь задать нужный вопрос.
   Он крикнул:
   – Офра, как думаешь, из моих детей могли бы получиться классные сыщики?
   – Ты собираешься жениться? – тотчас откликнулась секретарь. – Кто же она, эта загадочная особа?
   Розовски озадаченно уставился в закрытую дверь.
   – Жениться? – переспросил он. – С чего ты взяла?
   – Как с чего? – дверь приоткрылась стриженая голова Офры просунулась в кабинет. – А с чего ты вдруг задумался, какими могут стать твои дети?
   – Да, просто так… – Натаниэль, действительно, не знал что ответить. – Смотрел в окно и подумал. А что?
   – Просто так? – насмешливо повторила Офра. – Интерес к женской косметике тоже «просто так»? И задумчивое пьянство по вечерам, вдвоем с помощником? Молчи уж, конспиратор…
   Она исчезла.
   Вот тебе и неожиданный вопрос. Натаниэль расхохотался.
   – Ты великолепный аналитик! – крикнул он. – Я просто недооценивал твои возможности…
   Закончить комплимент ему не удалось. Зазвонил телефон. Офра сняла трубку.
   – Да, минутку. Тебя, – она протянула трубку Натаниэлю. Он поднялся, неторопливо подошел.
   – Алло?
   – Мне нужен Натаниэль Розовски, – сказал женский голос по-русски.
   – Я слушаю.
   – Здравствуйте, господин Розовски. Мой адвокат порекомендовал мне непременно встретиться с вами.
   – Очень мило с его стороны, – сказал Розовски. – Я буду на месте до конца дня. Но если ваше дело не очень срочное, приходите завтра утром. Извините, но я очень занят.
   – Мое дело срочное, – сказала женщина. – Но я не могу приехать к вам. Я прошу вас приехать ко мне в отель.
   «Да что они все, сговорились? Эта тоже боится компрометации?» – с досадой подумал Натаниэль. Вслух сказал: – Ничем не могу помочь, мадам. Еще раз повторяю – я очень занят, и…
   – Я только позавчера прилетела в Израиль, – сказала женщина, не дослушав.
   Розовски замер.
   – Только позавчера? – переспросил он. – И ваш адвокат рекомендует вам… Простите, а как вас зовут?
   – Меня зовут Галина Соколова. Я жена… – женщина запнулась. – Вдова Ари Розенфельда.
   Натаниэль посмотрел на часы. Было пятнадцать минут третьего.
   – Хорошо, – сказал он. – Я сейчас приеду. В каком отеле вы остановились? И в каком номере? Триста двенадцатом? Ждите.
   Положив трубку, он посмотрел на Офру отсутствующим взглядом.
   – Что? – спросила та. – Опять уезжаешь?
   – Увы, девочка, – рассеянно ответил Розовски. – Странное что-то происходит.
   Офра улыбнулась.
   – С тобой всегда происходит что-нибудь странное, – сказала она.
   – Да, это верно… Значит, Алекса сегодня не будет?
   – Нет.
   – Тогда передай ему, что вечером я жду его дома.
   – Опять?
   – Опять.
   – По-моему, это уже вошло в привычку. Почему бы тебе не перенести офис домой? И платить придется меньше. Кстати, пришли счета, – она помахала в воздухе солидной пачкой бумаг. – Вода, змельный налог, телефон, электричество. Будем платить? Или как обычно?
   Розовски замахал руками:
   – Не сейчас, ради Бога, Офра! Утром, хорошо?
   – Мне все равно, когда. А есть, чем платить?
   Натаниэль вспомнил о чеке, полученном в «Байт ле-Ам».

11

   Галина Соколова остановилась в отеле «Мацада». Видимо, владельцы отеля считали, что романтичность названия вполне компенсирует, мягко говоря, невысокий уровень сервиса. А может быть, название родилось от архитектурного стиля – мрачноватый четырехэтажный дом, действительно, напоминал старинную – или просто старую – крепость. На фасаде вывеска сообщала о том, что это «Малон Мацада», вывеска была неновая и явно нуждалась в реставрации или замене. Да и само здание казалось то ли дряхловатым, то ли просто пыльным. Во всяком случае, Натаниэль, после долгого кружения в окрестностях А-Масгер, с трудом обнаруживший махонькую улочку с табличкой «А-Шомер» и увидевший, наконец, гостиницу, подумал что ни за что не стал бы ночевать в отеле такого вида. Впрочем, постояльцев – главным образом, туристов и репатриантов из бывшего Союза – вполне устраивали и вид, и расположение, и сервис «Мацады» главным образом потому, что цены здесь были, по нынешним временам, терпимы.
   Розовски посмотрел на часы, огорченно нахмурился. Обещанные полчаса превратились чуть ли не в час. Следовало бы, еще с дороги, по крайней мере, позвонить Соколовой. Хоть и поздно, но стоит позвонить сейчас, сказать, что он уже приехал, а заодно позвонить в офис, выяснить, что новенького от Алекса и Габи. Но сначала Соколовой. Он вынул из поясного футляра сотовый телефон. Рука его повисла над кнопками. Даже стоя у двери Натаниэль заметил выражение легкого удивления, сохранявшееся на лице убитой. Длинные каштановые волосы разметались по подушке. Женщина была мертва. Над удивленными глазами, посередине открытого лба чернела маленькая аккуратная дырочка. Не нужно было быть специалистом, чтобы узнать в этом след от пули.
   – О, черт, я даже не спросил номер телефона, – ругнулся Розовски. – Определенно, я нуждаюсь в отдыхе, с такой рассеянностью нечего заниматься расследованиями. И насчет склероза Офра права… – продолжая бормотать в собственный адрес нелестные слова, он набрал номер офиса. Услышав: «Шалом, вы позвонили в агентство „Натаниэль“, – пропетое мелодичным голосом Офры, спросил:
   – Есть новости от Габи?
   – Никаких.
   – От Алекса?
   – Есть, он появлялся. Сказал, что вся информация, которую можно было собрать, будет в твоем распоряжении сегодня вечером.
   – Замечательно. Что еще?
   – Да, тебе звонил некто Баренбойм.
   – Да? – Розовски неопределенно хмыкнул. – И что же он хотел?
   – Он не сказал. Только просил передать, что с этими делами не так все просто.
   – С какими делами?
   – Не знаю. Это я цитирую, – объяснила Офра. – «Вы, деточка, передайте Натаниэлю, что с этими делами не все так просто», – продекламировала она с выражением, стараясь повторить непередаваемый акцент Баренбойма.
   – Очень похоже… – пробормотал Розовски. – То есть, я имею в виду, что он, похоже, прав.
   – Этого я не знаю. И еще он сказал, что утром непременно у тебя появится.
   – Где?
   – В офисе, где же еще.
   – Ладно, Офра, спасибо. Мне пора. Я еще позвоню.
   – А что говорить, где ты сейчас и когда появишься? – поинтересовалась Офра. – Ты с такой скоростью вылетел из агентства, что я даже не успела спросить.
   – Где я? – Натаниэль плотнее прижал к уху аппарат, пытаясь одной рукой вывернуть руль так, чтобы не столкнуться с нахальным жучком-»фольксвагеном. Ему это удалось почти чудом. – Я… Послушай, Офра, мне некогда. Я спешу на встречу с клиентом.
   – Или клиенткой.
   – Угадала.
   – Значит, я была права! – торжествующе сказала Офра.
   – Не болтай глупостей, – посоветовал Натаниэль и отключился. Во время всего разговора он бестолково кружил по пятачку перед «Мацадой», пытаясь найти место для стоянки. Среди тесно прижавшихся друг к другу автомобилей выделялись несколько маршрутных такси, с тюками и чемоданами, – видимо, недавно доставили репатриантов из аэропорта «Бен-Гурион».
   Наконец, решившись, Натаниэль ринулся в довольно узкий промежуток между маршрутками, немного поругался с таксистами – те крыли его лениво: то ли из-за жары неохота было скандалить всерьез, то ли ругались просто по привычке. Выключив, со вздохом облегчения, двигатель, Розовски хлопнул дверцей и направился в высокую вращающуюся дверь.
   Вестибюль отеля встретил его ровным сдержанным гулом столь плотным, что Натаниэль в первую секунду оторопел. Его толкнули в спину, буркнули что-то, похожее на извинения, он поспешно отошел в сторону и осмотрелся. Относительно просторный и комфортабельный – при внешней неказистости здания – вестибюль был настолько полон людьми, что казался, скорее, залом ожидания аэропорта в нелетную погоду.
   – Фима, где наши вещи?! У нас было шесть мест – пять сумок и Тимошка! – услышал он истошный крик прямо над ухом и испуганно отскочил в сторону, едва не опрокинув пирамиду из доброго десятка разномастных чемоданов.
   – Массовая эвакуация евреев, – пробормотал он. – Скорая помощь имени Теодора Герцля…
   Конечно, было интересно узнать, кто такой Тимошка: попугай, котенок или внук? Он покачал головой и направился к стойке.
   Слава Богу, у стойки царило относительное спокойствие. Натаниэль дождался, пока очередной репатриант, с ошалевшими от резкой перемены обстановки глазами, заполнит необходимые документы, и протиснулся к портье.
   Портье, мужчина лет тридцати, смуглый, с такими же ошалевшими, как у его клиентов, глазами, уставился на Розовски.
   – Мне нужно в триста двенадцатый номер, – сказал он портье.
   – Даркон! Паспорт! – сказал тот, явно не понимая нормального иврита.
   – Послушайте, – терпеливо начал объяснять Натаниэль. – Я не репатриант. У меня здесь встреча. Мне нужно в триста двенадцатый номер. На каком это этаже?
   В глазах портье мелькнуло что-то человеческое, его взор прояснился.
   – Еще раз, пожалуйста, – сказал он.
   – Триста двенадцатый номер, – внятно произнес Розовски. – Где он расположен? У меня там встреча.
   Портье молча указал рукой в сторону лифта:
   – Третий этаж.
   – Госпожа не выходила? – спросил Розовски на всякий случай.
   – Кто?
   – Женщина, живущая в нем.
   – По-моему, нет.
   – Так… Скажите, пожалуйста, у нее сегодня были гости? Может быть, кто-нибудь спрашивал? Ну, там… – Натаниэль сделал неопределенный жест рукой. – Не помните?
   Портье посмотрел на него с невероятным изумлением.
   – Вы с ума сошли! – сказал он.
   – Разве? – Натаниэль удивился.
   – Вы бы по сторонам смотрели, – посоветовал портье.
   – А в чем дело? – Розовски энергично повертел головой. – Я что, перехожу через мостовую?
   – Вы думаете, я могу хоть что-то запомнить в этом балагане? – с отчаянием в голосе произнес портье. – Дай Бог с приезжающими разобраться. Тут одних русских понаехало!
   Розовски еще раз огляделся. Представитель гостиницы «Мацада» был, безусловно, прав.
   – Это только сегодня или всегда? – спросил он.
   – Можно сказать, что всегда, – ответил портье. Он явно обрадовался передышке и возможностью переброситься парой слов с нормальным человеком. – Министерство абсорбции арендует у нас часть номеров.
   – Значит, не помните, – грустно заключил Розовски. – Ну, что ж…
   – Если у меня никто не спрашивал… – портье задумался. – Какой номер вы назвали?
   – Триста двенадцатый, – с надеждой в голосе повторил Розовски. – Дама недавно приехала.
   – Триста двенадцатый… Триста двенадцатый… – лицо портье прояснилось.
   – Правильно, был у нее гость, – оживленно сказал он. – Это еще до прибытия машин из Аэропорта, поэтому я запомнил. Высокий такой, очень приличного вида.