Страница:
— Бедя, мне кажется, теперь у тебя будет.
55.
сын.
Готовый в любой момент броситься на выручку и пустить в ход нужные связи — без них ПУПИК не смог бы появиться на свет, — Доктор целый год отклонял все приглашения лично ознакомиться с училищем. Должность, о высоте которой можно было судить по уровню его знакомств, очевидно, отнимала у него столько времени и сил, что он с большим трудом изыскивал возможность посещать Акции, а как-то раз даже деликатно попросил немного оттянуть начало обработки, если ему придется задержаться. И поспел буквально к шапочному разбору, когда Шимса, в ту пору еще новоиспеченный вице-мастер, уже не мог без риска для своей репутации продолжать делать вид, что у него запутался узел. Поэтому Лизинка долго оставалась для Доктора чем-то сугубо абстрактным: он интересовался в основном ее отметками в четверти, чтобы доложить Нестору. С большим любопытством он стал относиться к ней только после «казуса» на границе.
— Поздравляю, — сказал он Влку на третий день после поездки. — Я всегда болел за вас, а теперь еще и завидую.
Как обычно, они с Влком договорились ненадолго встретиться в середине дня в маленьком винном погребке с уютными кабинетами. Неяркое освещение и задрапированные двери располагали к интимным свиданиям, но захаживали сюда исключительно люди, одеждой, поведением, да и чертами лица походившие друг на друга, как супруги после многолетней совместной жизни. Дело в том, что на соседней улице были сосредоточены центральные органы полиции, в том числе и тайной. И хотя посетители старались не замечать друг друга, от Влка не укрылось, что, завидев Доктора, все они невольно вытягивались по струнке.
— Вы завидуете, — удивился Влк, — той унизительной сцене?
— Я завидую, — уточнил Доктор, — той поразительной силе, которая сделала вас участником этой сцены. Как ваш ровесник я могу это оценить. Но не будет ли какого подвоха со стороны этой, — спросил Доктор, явно обеспокоенный, — девочки?
— Подвоха? Какого? — не понял Влк.
— А вдруг она подзалетит? Или, — спросил Доктор, ошеломленный собственным предположением, — уже подзалетела и впутает в это дело вас? Свидетелей-то у нее полно!
— А для чего, — спросил Влк, тоже встревожившись, — ей это делать?
— А почему бы, — спросил Доктор, — и нет?! Разве вы не идеальная партия? Да она была бы за вами, как у Христа за пазухой! Это все равно что актрисе выскочить за интенданта. А вы знаете, где сгинула бездна талантов? Не в войнах и даже не на плахе. В постели, вот где! Сколько подававших надежды поэтов, перспективных ученых… наконец, сколько нашего брата, исполнителей, променяли свой талант на аппетитные ножки, пока в один прекрасный день не поняли, что очутились в коварной ловушке, где мягко стелют, да жестко спать? А вы так вообще в буквальном смысле угодили в западню! И если она уже через час отпустила вас, то это — перст судьбы, так что бегите от нее куда глаза глядят. Иначе очень скоро убедитесь, что бархатная подстилка поистерлась и осталась голая мышеловка. А вам и дальше придется расплачиваться за минуту блаженства, причем всем — и преходящим, и вечным, до тех пор, пока мышеловка не проржавеет. Тогда вы выйдете на свободу, но будет поздно: ваш карман и ваша душа будут пусты. Неужели вам себя не жалко, — впервые за все эти годы обратился к нему Доктор по имени.
— Бедржих?
— Но я, — возразил Влк, — уже двадцать пять лет благополучно женат и счастлив.
— Счастлив! — изумился Доктор. — Господи, зачем же тогда вы искушаете судьбу, путаясь с неопытной малолеткой?
— А вы, — не сдержался Влк, — видели ее, Доктор?
И вот теперь он ее увидел. На председателя она, по понятной причине, эффекта не произвела, но Доктору пришлось сделать над собой усилие — не поцеловать ей ручку, а всего лишь протянуть шляпу. Перемешивая билеты, он вытащил из-за подкладки предназначавшиеся для Лизинки белую и розовую бумажки, которые запрятал туда еще дома после откровенного разговора с Влком. Выслушав в погребке его мужественную исповедь, Доктор был восхищен блестящим планом, с помощью которого тот собирался разбить любовный треугольник. Он безошибочно уловил главную тревогу Влка и решил пойти ему навстречу: взвесив все «за» и «против», он предупредил его, что сам выберет для Лизинки вопросы. Он непременно подыщет парочку полегче — чтобы ответить на них, конечно, нужны определенные знания, но не обязательно иметь хорошо подвешенный язык, заверил он Влка. Тем самым будет соблюдена fair play [66]по отношению к остальным ученикам, а совесть обоих — и Влка-педагога, и Влка-любовника — останется чиста. И все-таки Влк не мог справиться с волнением: если раньше дело касалось главным образом училища, то теперь речь шла о его жизни. Поэтому он опять сжал кулак.
По «Клаке» Лизинке досталось колесование, и у Влка на секунду потемнело в глазах. Или Доктор сошел с ума, пронеслось в его мозгу, или он предал нас! О колесе написаны целые диссертации, кол по сравнению с ним — сущая безделица! У него немного отлегло от сердца, когда Доктор, до сих пор требовавший от учеников устного изложения, на этот раз указал на стоявший в углу человеческий скелет и распорядился:
— Изобразите-ка нам его на доске.
Лизинка была не особенно сильна в рисовании, но, к счастью, отметка за него на выпускных экзаменах не выставлялась. За пару минут она нацарапала на доске человечка, отдаленно напоминающего Кощея Бессмертного.
— Браво, — сказал Доктор. Влк с удовлетворением отметил, что своей похвалой он помог девушке почувствовать себя увереннее и в то же время оказал некоторое психологическое давление на председателя. — Ну а теперь, милая коллега, обозначьте нам цифрами от одного до девяти, в каком порядке вы будете ломать кости.
Влк молил Бога, чтобы она вспомнила о неудачном ответе Рихарда Машина, — с каким ребяческим легкомыслием тот исправил свою ошибку. Влк перевел дух только после того, как она, немного поколебавшись — рука с мелком блуждала над рисунком, как над шахматной доской, — вывела единичку и двойку, совсем по-детски, в форме кнутика и лебедя, обозначив ими обе голени; но, когда она добралась до шеи, сердце у него снова куда-то провалилось: что же дальше?
— Браво! — сказал Доктор, когда она опустила мелок и перевела на него доверчивый взгляд, — bon!
И он пустился в пространные рассуждения, из которых явствовало, во-первых, что Лизинке выпал вопрос из разряда "на засыпку", а она блестяще раскрыла его. Во-вторых, Доктор сам привел массу подробностей, начиная от количества спиц в кованом колесе — девяти, упоминающихся в древнейших (фризских) судебных книгах, и до двенадцати — по мере укрепления костных тканей у представителей рода человеческого. Далее он напомнил об особом "maniere francaise", [67]когда кости перебивали железной палкой, и под конец о наиболее жестоком варианте, когда перед завершающим ударом вырезали сердце, отрезали гениталии и все это засовывали клиенту в рот. Так поступили в 1692 году с рыцарем Гранвалем, за неудачное — сам виноват, кивнул Доктор, словно это Лизинка ему подсказывает, за удачное он получил бы орден! — покушение на Вильгельма III. Таким образом Доктор практически исчерпал содержание целой главы учебника.
Влк, сам бывший учитель, понял, что присутствует при исполнении ловкого трюка: педагог выручает на экзамене своего любимчика, причем проделывает это так искусно, что члены комиссии ничего не замечают, — точь-в-точь как зрители на выступлении иллюзиониста. Тут Доктор неожиданно остановился и, прикрыв рукой записную книжку, поставил в ней оценку. Заметив вопросительный взгляд председателя, он сохранил абсолютную невозмутимость.
— Что, вопросов не будет? — удивился бывший прокурор.
— По-моему, — удивился в свою очередь Доктор, — все было сказано. Или нет?..
Председателю, не слишком разбирающемуся в тонкостях, не оставалось ничего иного, как строго кивнуть ученице:
— Теперь "Совка"!
Лизинка вытащила вопрос "Всемирный атлас казней", и Влку осталось лишь уповать, что пани Тахеци правильно поняла в среду его тонкий намек.
— Раз уж, — внезапно посуровев, сказал Доктор, — у вас в руках мел, напишите-ка нам на доске только исключения в следующем порядке: а) государства, где высшая мера… и упаси вас Бог говорить нам здесь, — он пригрозил ей пальцем, — «вышка»! За эту дурную привычку будем снижать оценки! Так вот: а) государства, где высшая мера была временно отменена в законодательном порядке, и б) государства, где она предусмотрена законом, но не применяется. А что касается государств, в которых ее применяют, то вы только назовите общее число. Мы не намерены сидеть тут до вечера. Начинайте!
В отличие от председателя комиссии, которому брюзгливый тон Доктора явно импонировал, Влк догадывался, что Доктор максимально упростил задание. Но он все равно чуть не плакал, глядя на одинокую фигурку у доски, — Лизинка уже писала названия государств. А чтобы лучше думалось, она приняла типично школярскую позу: пальцы левой руки прижаты ко лбу. Лизинка впилась в них глазами. На указательном, среднем и безымянном пальцах, а также на мизинце были написаны государства из групп «а» и «б», которых, к счастью, было немного. Ладонь же была вся усеяна названиями остальных государств. Она бойко строчила на доске, и камень с души Влка уже готов был свалиться, но на лету остановился и взгромоздился на прежнее место. Идиот! — мысленно заорал Влк в адрес Доктора, впервые в жизни нарушая субординацию. Когда он заметил роковую ошибку, то сразу догадался, что девушку в ней винить нельзя: она списывала статистические данные ООН, как те давались в учебнике, а Доктор — умышленно?! — поменял порядок. Так что в пункте «а» Лизинка не к месту перечислила Бельгию, Люксембург и Никарагуа, которые должны стоять в пункте «б», а в «б» она, наоборот, неправильно записала Коста-Рику, Доминиканскую Республику, Эквадор, Финляндию, Исландию, Колумбию, Федеративную Республику Германии, Австрию, Швецию, Швейцарию, Уругвай и Венесуэлу, которым самое место в «а». Затем она обернулась и взглянула на Влка, как обычно делала на уроке.
Не имея возможности на виду у членов комиссии подать ей даже малейший знак, он лихорадочно обдумывал, как будет действовать, когда эти двое выставят ее за дверь. Единственный выход, который пришел в голову за какую-то долю секунды, поразил его своей гениальностью: он представит все дело так, будто решается вопрос о доверии и к самому Влку, и вообще к училищу!..
— Браво! — сказал Доктор к его изумлению и без паузы продолжил: — На первый взгляд это соотношение, конечно, не очень утешительно, но при более тщательном анализе выясняется, и тут я с вами согласен, что во многих странах исполнители и сегодня отнюдь не умирают с голоду, но прежде всего необходимо отметить, что в основную группу, «б», входят государства с самой большой в мире численностью населения. В заключение напишите число государств, где порядочный человек еще может чувствовать себя в безопасности. Кстати, пора бы нам, — добавил Доктор, взглянув на председателя, словно говорил и от его имени, — пообедать!
Боже, не мог опомниться Влк, они что же, не заметили? У председателя вся статистика ООН лежит перед носом, ну да ладно, для него это темный лес. Но Доктор?! Единственно верное объяснение пришло Влку в голову, когда она начала отвечать на вопрос по «Клаке»: Доктор помогал Лизинке сознательно! Он поступился своими железными принципами, что могло означать одно из двух: либо он действует с ведома Нестора, либо пошел на подлог… Неужели это из-за меня? — усомнился Влк. Пришлось сознаться самому себе, что все делается исключительно из-за нее, но он почему-то не знал, как к этому отнестись. Если его коробила подростковая развязность ее одноклассника, а ненасытное мужское либидо ближайшего коллеги и подавно вызывало холодную ненависть, то неприкрытый интерес Доктора — ведь такой интерес мог перейти в стариковскую похоть — был ему даже как бы и лестен. С чего бы это? — терялся он в догадках, и вдруг осенило, словно вспышка света озарила мрак подземелья: истинная любовь желает быть узнанной и признанной, вспомнил он свое наблюдение, сделанное когда-то давно, — его навели на эту мысль бывший прокурор и его почивший друг; поэтому во время инцидента на границе он чувствовал себя скорее вознесенным, чем униженным, поэтому он и не подумал ревновать к Доктору, почти в открытую выказывающему Лизинке свои симпатии. В конце концов это признание правильности его выбора, а значит, признание и его самого! Насколько лучше, подумалось ему, будут относиться ко мне окружающие, в том числе и начальство, если и в трудовой деятельности плечом к плечу со мной встанет это феноменальное создание, а не та женщина, которая так никогда и не смогла преодолеть отвращения к нашему делу…
— А вот и неправильно! — прервал его размышления скрипучий голос председателя. — Это уже ни в какие ворота!
Он очнулся, когда катастрофа уже разразилась. В среду пани Люция достаточно верно поняла намек Влка, но, увы, ей не пришло в голову сосчитать государства, где сохранялась высшая мера. И вот сейчас Лизинка, опять воздев ко лбу руку с растопыренными пальцами, пыталась совершить невозможное: сокращения плясали у нее перед глазами, и в какой-то момент ей показалось, что она прибавила лишний десяток. Поэтому Лизинка на всякий случай его вычла и обвела остаток:
— Государств, где есть «вышка», — сказал председатель ехидно, хотя сам наверняка точно не знал, но ему-то что, ведь он держал список перед глазами, — сто восемнадцать. Можете идти.
Лизинка поклонилась и вышла из класса с мелком в руке. Когда она опустила голову, Влк похолодел, представив себе ее слезы (он ни разу не видел, как она плачет). Нетрудно подыскать предлог и выйти вслед за ней, но в данный момент он нужнее здесь. К сожалению, председатель, чья активность до сих пор была близка к нулю, сейчас словно пытался наверстать упущенное, и именно за счет Лизинки. Влку опять, как много лет назад, отчаянно захотелось заполучить в свои руки этого мерзавца, который — nota bene — не перенял от своих «голубых» собратьев хотя бы их хваленую лощеность и, более того, позволил себе произнести в присутствии ученицы слово «вышка», — заполучить его вполне официально; однако Влк твердо усвоил, что человек, сумевший вернуться на свой пост, невзирая на числящуюся за ним добрую дюжину безвинно осужденных на смерть, уязвим не более, чем ископаемые останки трилобита. И когда этот женоненавистник предложил выставить двойку, Влк вместо протеста отправился стирать с доски, поскольку легко было представить, как бы прозвучал вердикт, узнай председатель еще и о первой ошибке.
— Пока что, — тотчас же подал голос Доктор, листая блокнот и пропустив мимо ушей слова председателя, — мы, стало быть, поставили одну пятерку, две четверки, двойку и… кол. Если добавить тройку, результат будет — хоть на выставку посылай. Я знаю, вы, — обратился Доктор к Влку, — подходите к оценкам с максимальной строгостью, и именно благодаря этому вам удалось поднять профессию исполнителя на уровень третьего тысячелетия. Но, может быть, коллега Влк, вняв нашей, — повернулся Доктор к председателю, — просьбе, сможет один разок сделать послабление и согласится на тройку?
— Пожалуй… — промямлил Влк; на самом деле он едва удержался, чтобы не запеть. Теперь, когда опасность чудесным образом миновала, вспоминать о ней было отчасти даже приятно. Ведь, решившись ради Лизинки поставить на карту репутацию и дело всей жизни, он впервые подверг свою любовь настоящему испытанию. Окрыленный великодушием Доктора, он с нетерпением стал дожидаться вечера, чтобы с триумфом завершить свой гениальный план.
Бывший прокурор, надувшись, как индюк, с важным видом выставил Лизинке тройку. Хотя сам он сыграл в судьбе Влка роль рокового манипулятора, до него так и не дошло, что сейчас манипулируют им.
— Это безобразие, — вскипел Влк. — Я по инстанциям пойду, я такой скандал закачу, какой вам и не снился!
— О господи, пан доктор! — бросился на защиту.
56.
вахтер. — Да он сейчас вернется! Да по Вонясеку у нас часы сверять можно, одна беда — зубами мается…
— Это его проблема, — раздраженно проворчал Влк. — У меня сегодня судебное заседание, и надо…
Его прервал телефон, старомодный, как и само здание: он дребезжал, словно будильник.
— Алле, — в такой же старомодной манере отозвался вахтер, — кто у аппарата?
При этом он умоляюще вытягивал губы трубочкой, делая Влку знак потерпеть. Внезапно лицо его прояснилось.
— Вонясек! — воскликнул он с облегчением. — Вы где? Здесь пан доктор…
— Пан Вонясек, — властно проговорил Влк, завладев трубкой, — сегодня я уже второй раз прихожу за копией свидетельства о браке. Может, мне обратиться к председателю суда? Мы с ним знакомы!
— Я вот, — сказал голос на том конце провода, — с зубами тут…
— Я, — прервал его Влк, — в зубах тоже кое-что понимаю. Если не явитесь к половине шестого, гарантирую официальную проверку вашей истории болезни за последние десять лет, ясно?
— Но присутствие уже закроется… — робко возразил голос.
— Вот в этом можете не сомневаться, — отрезал Влк. — Если я вас тут не найду, присутствие для вас закроется навсегда. Вы меня поняли?
— Да, — сказал голос уныло. — Пожалуйста… Но Влк уже спешил к автомобилю. Где я слышал этот голос? — он силился вспомнить, но вскоре бросил. Самое неприятное было еще впереди. Единственное утешение — реакция Лизинки: когда он разыскал ее после экзамена, она вовсе не рыдала, а играла вместе со всеми в «самцовке» в любимое «мясо». Игра проходила с особым азартом — видимо, потому, что все вместе они собрались в последний раз. Так что даже она не отказалась. Роль «отбивной» исполнял, естественно, Шимон; когда же их позвали в класс и огласили результаты, выяснилось, что Шимон, казавшийся таким толстокожим, до крайности чувствителен к неудачам: он заревел в голос, сокрушаясь об утраченных шансах на будущую карьеру, и не мог остановиться, пока все, нарушив церемониал, не принялись хором его утешать. Лишь когда Лизинка уходила в стайке учеников на прощальный обед в «Каперс», Влк воспользовался случаем и взглядом задал ей единственный вопрос, волновавший его, — о «кавалерии»; она помотала головой, и тогда он послал ей еще один взгляд, в котором можно было прочесть поздравление и пожелание удачи.
— Слетаю в центр — и назад, — предупредил он остальных членов комиссии. — Могу подбросить кого-нибудь.
— Покорно благодарим, — сказал Доктор, — вы и так нас заездили. Мы уж лучше где-нибудь неподалеку перехватим по бифштексу с кровью и по бокалу красного — надо же психологически подготовиться к экзамену по мастерству.
— Это я вас должен благодарить! — прошептал Влк, пожимая ему руку, когда бывший прокурор отправился в туалет.
— Не стоит, — тоже шепотом ответил Доктор и заговорщицки подмигнул, но тут же озабоченно спросил: — А с кофром все в порядке?
— А как же?! Конечно, — ответил Влк. — Карличек железный парень, заберет вовремя!
Для верности он всю дорогу повторял своему помощнику инструкции на сей счет. Перед зарешеченным окошком они раскрыли свои пропуска и миновали бронированные ворота, открывавшиеся и закрывавшиеся гармошкой.
— Слушаюсь, шеф… — сказал Карличек, но в его по-собачьи преданных глазах стояла просьба.
— С веревками сегодня туго, — сказал Влк, — сам понимаешь: мастерство сдаем! Но на худой конец хоть кофр заберешь.
— Спасибо, шеф! — просиял Карличек и поспешно бросился открывать Влку дверцу.
Наверху все шло как по маслу: темы для экзамена по мастерству распределили заранее, и уже не надо было зубрить по учебникам, требовалась лишь ловкость, а тут ни списать, ни схалтурить, ни вызубрить за пару дней нельзя. Весь июнь, за исключением святой недели перед Иваном Купалой, все отшлифовывалось до блеска; к настоящему моменту сцена была проверена-перепроверена, реквизит осмотрен, костюмы надеты… Не хватало лишь одного: публики.
Концепцию экзамена по мастерству Влк разрабатывал еще вместе с Шимсой, но окончательный блеск ей придала, как ни странно, именно приключившаяся с ним авария. Утром в понедельник, 24 марта, Влк опознал у плотины спортивный автомобиль Шимсы, и в погребок, куда его экстренно вызвал Доктор, примчался буквально в невменяемом состоянии. Узнав от Доктора сногсшибательные подробности, он поначалу растерялся, затем рассвирепел и, наконец, ощутил прилив творческого вдохновения. Перед ним вдруг отчетливо до мелочей предстала концовка экзамена по мастерству. Для новой эры палачества более славной гала-премьеры и придумать было нельзя. Однако в то время он даже в самых смелых фантазиях не мог себе представить, что с главной героиней этой истории его свяжут не только ниточки общих интересов или взаимных симпатий, но и куда более прочные узы.
Случай, этот режиссер истории и человеческих судеб, на сей раз подбросил драматическую развязку. Наутро после их чудесного примирения Маркета со слезами на глазах объявила ему, что к ней прискакала, как она выразилась, научившись у него, "красная кавалерия". Влк был удручен не меньше ее. Выбившись из привычного школьного распорядка, он несколько часов бродил как потерянный по городу, пока, поддавшись внезапному порыву, не остановил первое попавшееся такси. Вскоре он звонил в дверь квартиры, где жили Тахеци. Конечно, девушка вполне могла уже все рассказать родителям, но робости он не испытывал, уповая на то же, на что когда-то уповал и Шимса: мол, что было, то было, и он не аферист какой-нибудь, чтобы позвонить в дверь и удрать, он серьезный человек и пришел держать ответ за все.
Мать Лизинки поздоровалась с ним почти торжественно. На какую-то долю секунды он вообразил, будто она приветствует его как будущего зятя, но тут же понял, что она ничего не знает. Ему было невдомек, что он очаровал ее уже при первой, до сегодняшнего дня единственной встрече в прошлом году, вскоре после Пасхи. Она частенько вспоминала его, да и нелепая история с недалеким Шимсой была, как она теперь понимала, спровоцирована подсознательным желанием сблизиться именно с этим неотразимым мужчиной. У нее перехватило дыхание; по милости Влка незримая стрелочница-судьба вновь передвинула невидимую стрелку, и произошло это именно сегодня, хотя лодка-диван в квартире Оскара отправится в плавание только завтра днем.
— Пан профессор… — выдохнула она, жалея, что и на этот раз на ней нет модного платья из Парижа или на худой конец пикантного полупрозрачного халатика. — Вы ко мне?
— Милая пани, я никогда бы не осмелился прийти лично к вам без специального приглашения, — сказал он несколько растерянно, ибо не был готов к такому повороту событий; правда, он снял шляпу и галантно поцеловал ей руку. — Я просто обхожу учеников перед экзаменом. Вот, пришел узнать, не повредила ли занятиям вашей дочери поездка.
Будучи неисправимым правдоискателем, он в то же время допускал и "ложь во спасение" (как он это называл) в тех случаях, когда правда доставила бы больше неприятностей, чем пользы. Он даже обязательный осмотр клиентов — Шимса прозвал его "примеркой воротничка" — проводил в белом халате, пахнущем Маркетиной дезинфекцией. Тем более не следовало с места в карьер огорошивать ее: "Пани, я кинул палку вашей дочке!" Хамства он не выносил — ни на работе, ни в быту.
— Лизинка, — сказала ему пани Тахеци трагическим голосом, — слегла.
— Слегла?! — перепугался Влк; последней девственницей, с которой он спал, была несчастная коллега Ярошова, и воспоминание о том, чем он ей отплатил, заслонило все остальное, он просто не помнил, как она пережила утрату невинности. Правда, он понимал — это не освобождает его от ответственности, и ругал себя, что не догадался справиться о девушке раньше — бедняжка уже целых два дня мучилась из-за него.
— Ничего страшного, пан профессор, — поспешно прибавила пани Тахеци, решив, что он так близко к сердцу принял ее слова из-за патетического тона, который она то и дело пускала в ход, пытаясь расшевелить апатичного мужа, — это просто обычные, — продолжала она, вспыхнув от того, что говорит об этом именно с ним, — женские дела. Лизинка все никак не привыкнет. Да вы сами взгляните — лежит, бедняжка, пластом.
Лизинка читала "Гиту и Батула" и угощалась с блюдечка орешками с изюмом, она их отыскала в кладовке, пока мать ходила по магазинам. Через каждые пять страниц она разгрызала орешек. Через каждые десять — совала в рот изюминку и сосала ее, а разжевывала уже вместе со следующим орешком.
— Лизинка, посмотри-ка, кто к тебе пришел… Ну, наконец-то, — обрадовалась пани Люция, — болеешь как все нормальные люди. Я ведь ее от учебников просто оторвать не могла!
Но Влка провести было не так-то просто. Оглядевшись, он увидел на откидном столике у окна, прямо под большой клеткой для птиц, купленной в супермаркете, учебники. Ясно, что она с самого приезда не прикасалась к ним. Это говорило о ее самочувствии больше, чем консультации с дюжиной врачей.
— Если вы не возражаете, — обратился он к матери как можно непринужденнее, — я бы хотел устроить ей небольшую проверку.
— Пожалуйста, как вам будет угодно! — воскликнула пани Люция с искренней сердечностью, однако не выдержала и испуганно спросила: — У нашей Лизинки какие-нибудь проблемы?
55.
сын.
Готовый в любой момент броситься на выручку и пустить в ход нужные связи — без них ПУПИК не смог бы появиться на свет, — Доктор целый год отклонял все приглашения лично ознакомиться с училищем. Должность, о высоте которой можно было судить по уровню его знакомств, очевидно, отнимала у него столько времени и сил, что он с большим трудом изыскивал возможность посещать Акции, а как-то раз даже деликатно попросил немного оттянуть начало обработки, если ему придется задержаться. И поспел буквально к шапочному разбору, когда Шимса, в ту пору еще новоиспеченный вице-мастер, уже не мог без риска для своей репутации продолжать делать вид, что у него запутался узел. Поэтому Лизинка долго оставалась для Доктора чем-то сугубо абстрактным: он интересовался в основном ее отметками в четверти, чтобы доложить Нестору. С большим любопытством он стал относиться к ней только после «казуса» на границе.
— Поздравляю, — сказал он Влку на третий день после поездки. — Я всегда болел за вас, а теперь еще и завидую.
Как обычно, они с Влком договорились ненадолго встретиться в середине дня в маленьком винном погребке с уютными кабинетами. Неяркое освещение и задрапированные двери располагали к интимным свиданиям, но захаживали сюда исключительно люди, одеждой, поведением, да и чертами лица походившие друг на друга, как супруги после многолетней совместной жизни. Дело в том, что на соседней улице были сосредоточены центральные органы полиции, в том числе и тайной. И хотя посетители старались не замечать друг друга, от Влка не укрылось, что, завидев Доктора, все они невольно вытягивались по струнке.
— Вы завидуете, — удивился Влк, — той унизительной сцене?
— Я завидую, — уточнил Доктор, — той поразительной силе, которая сделала вас участником этой сцены. Как ваш ровесник я могу это оценить. Но не будет ли какого подвоха со стороны этой, — спросил Доктор, явно обеспокоенный, — девочки?
— Подвоха? Какого? — не понял Влк.
— А вдруг она подзалетит? Или, — спросил Доктор, ошеломленный собственным предположением, — уже подзалетела и впутает в это дело вас? Свидетелей-то у нее полно!
— А для чего, — спросил Влк, тоже встревожившись, — ей это делать?
— А почему бы, — спросил Доктор, — и нет?! Разве вы не идеальная партия? Да она была бы за вами, как у Христа за пазухой! Это все равно что актрисе выскочить за интенданта. А вы знаете, где сгинула бездна талантов? Не в войнах и даже не на плахе. В постели, вот где! Сколько подававших надежды поэтов, перспективных ученых… наконец, сколько нашего брата, исполнителей, променяли свой талант на аппетитные ножки, пока в один прекрасный день не поняли, что очутились в коварной ловушке, где мягко стелют, да жестко спать? А вы так вообще в буквальном смысле угодили в западню! И если она уже через час отпустила вас, то это — перст судьбы, так что бегите от нее куда глаза глядят. Иначе очень скоро убедитесь, что бархатная подстилка поистерлась и осталась голая мышеловка. А вам и дальше придется расплачиваться за минуту блаженства, причем всем — и преходящим, и вечным, до тех пор, пока мышеловка не проржавеет. Тогда вы выйдете на свободу, но будет поздно: ваш карман и ваша душа будут пусты. Неужели вам себя не жалко, — впервые за все эти годы обратился к нему Доктор по имени.
— Бедржих?
— Но я, — возразил Влк, — уже двадцать пять лет благополучно женат и счастлив.
— Счастлив! — изумился Доктор. — Господи, зачем же тогда вы искушаете судьбу, путаясь с неопытной малолеткой?
— А вы, — не сдержался Влк, — видели ее, Доктор?
И вот теперь он ее увидел. На председателя она, по понятной причине, эффекта не произвела, но Доктору пришлось сделать над собой усилие — не поцеловать ей ручку, а всего лишь протянуть шляпу. Перемешивая билеты, он вытащил из-за подкладки предназначавшиеся для Лизинки белую и розовую бумажки, которые запрятал туда еще дома после откровенного разговора с Влком. Выслушав в погребке его мужественную исповедь, Доктор был восхищен блестящим планом, с помощью которого тот собирался разбить любовный треугольник. Он безошибочно уловил главную тревогу Влка и решил пойти ему навстречу: взвесив все «за» и «против», он предупредил его, что сам выберет для Лизинки вопросы. Он непременно подыщет парочку полегче — чтобы ответить на них, конечно, нужны определенные знания, но не обязательно иметь хорошо подвешенный язык, заверил он Влка. Тем самым будет соблюдена fair play [66]по отношению к остальным ученикам, а совесть обоих — и Влка-педагога, и Влка-любовника — останется чиста. И все-таки Влк не мог справиться с волнением: если раньше дело касалось главным образом училища, то теперь речь шла о его жизни. Поэтому он опять сжал кулак.
По «Клаке» Лизинке досталось колесование, и у Влка на секунду потемнело в глазах. Или Доктор сошел с ума, пронеслось в его мозгу, или он предал нас! О колесе написаны целые диссертации, кол по сравнению с ним — сущая безделица! У него немного отлегло от сердца, когда Доктор, до сих пор требовавший от учеников устного изложения, на этот раз указал на стоявший в углу человеческий скелет и распорядился:
— Изобразите-ка нам его на доске.
Лизинка была не особенно сильна в рисовании, но, к счастью, отметка за него на выпускных экзаменах не выставлялась. За пару минут она нацарапала на доске человечка, отдаленно напоминающего Кощея Бессмертного.
— Браво, — сказал Доктор. Влк с удовлетворением отметил, что своей похвалой он помог девушке почувствовать себя увереннее и в то же время оказал некоторое психологическое давление на председателя. — Ну а теперь, милая коллега, обозначьте нам цифрами от одного до девяти, в каком порядке вы будете ломать кости.
Влк молил Бога, чтобы она вспомнила о неудачном ответе Рихарда Машина, — с каким ребяческим легкомыслием тот исправил свою ошибку. Влк перевел дух только после того, как она, немного поколебавшись — рука с мелком блуждала над рисунком, как над шахматной доской, — вывела единичку и двойку, совсем по-детски, в форме кнутика и лебедя, обозначив ими обе голени; но, когда она добралась до шеи, сердце у него снова куда-то провалилось: что же дальше?
— Браво! — сказал Доктор, когда она опустила мелок и перевела на него доверчивый взгляд, — bon!
И он пустился в пространные рассуждения, из которых явствовало, во-первых, что Лизинке выпал вопрос из разряда "на засыпку", а она блестяще раскрыла его. Во-вторых, Доктор сам привел массу подробностей, начиная от количества спиц в кованом колесе — девяти, упоминающихся в древнейших (фризских) судебных книгах, и до двенадцати — по мере укрепления костных тканей у представителей рода человеческого. Далее он напомнил об особом "maniere francaise", [67]когда кости перебивали железной палкой, и под конец о наиболее жестоком варианте, когда перед завершающим ударом вырезали сердце, отрезали гениталии и все это засовывали клиенту в рот. Так поступили в 1692 году с рыцарем Гранвалем, за неудачное — сам виноват, кивнул Доктор, словно это Лизинка ему подсказывает, за удачное он получил бы орден! — покушение на Вильгельма III. Таким образом Доктор практически исчерпал содержание целой главы учебника.
Влк, сам бывший учитель, понял, что присутствует при исполнении ловкого трюка: педагог выручает на экзамене своего любимчика, причем проделывает это так искусно, что члены комиссии ничего не замечают, — точь-в-точь как зрители на выступлении иллюзиониста. Тут Доктор неожиданно остановился и, прикрыв рукой записную книжку, поставил в ней оценку. Заметив вопросительный взгляд председателя, он сохранил абсолютную невозмутимость.
— Что, вопросов не будет? — удивился бывший прокурор.
— По-моему, — удивился в свою очередь Доктор, — все было сказано. Или нет?..
Председателю, не слишком разбирающемуся в тонкостях, не оставалось ничего иного, как строго кивнуть ученице:
— Теперь "Совка"!
Лизинка вытащила вопрос "Всемирный атлас казней", и Влку осталось лишь уповать, что пани Тахеци правильно поняла в среду его тонкий намек.
— Раз уж, — внезапно посуровев, сказал Доктор, — у вас в руках мел, напишите-ка нам на доске только исключения в следующем порядке: а) государства, где высшая мера… и упаси вас Бог говорить нам здесь, — он пригрозил ей пальцем, — «вышка»! За эту дурную привычку будем снижать оценки! Так вот: а) государства, где высшая мера была временно отменена в законодательном порядке, и б) государства, где она предусмотрена законом, но не применяется. А что касается государств, в которых ее применяют, то вы только назовите общее число. Мы не намерены сидеть тут до вечера. Начинайте!
В отличие от председателя комиссии, которому брюзгливый тон Доктора явно импонировал, Влк догадывался, что Доктор максимально упростил задание. Но он все равно чуть не плакал, глядя на одинокую фигурку у доски, — Лизинка уже писала названия государств. А чтобы лучше думалось, она приняла типично школярскую позу: пальцы левой руки прижаты ко лбу. Лизинка впилась в них глазами. На указательном, среднем и безымянном пальцах, а также на мизинце были написаны государства из групп «а» и «б», которых, к счастью, было немного. Ладонь же была вся усеяна названиями остальных государств. Она бойко строчила на доске, и камень с души Влка уже готов был свалиться, но на лету остановился и взгромоздился на прежнее место. Идиот! — мысленно заорал Влк в адрес Доктора, впервые в жизни нарушая субординацию. Когда он заметил роковую ошибку, то сразу догадался, что девушку в ней винить нельзя: она списывала статистические данные ООН, как те давались в учебнике, а Доктор — умышленно?! — поменял порядок. Так что в пункте «а» Лизинка не к месту перечислила Бельгию, Люксембург и Никарагуа, которые должны стоять в пункте «б», а в «б» она, наоборот, неправильно записала Коста-Рику, Доминиканскую Республику, Эквадор, Финляндию, Исландию, Колумбию, Федеративную Республику Германии, Австрию, Швецию, Швейцарию, Уругвай и Венесуэлу, которым самое место в «а». Затем она обернулась и взглянула на Влка, как обычно делала на уроке.
Не имея возможности на виду у членов комиссии подать ей даже малейший знак, он лихорадочно обдумывал, как будет действовать, когда эти двое выставят ее за дверь. Единственный выход, который пришел в голову за какую-то долю секунды, поразил его своей гениальностью: он представит все дело так, будто решается вопрос о доверии и к самому Влку, и вообще к училищу!..
— Браво! — сказал Доктор к его изумлению и без паузы продолжил: — На первый взгляд это соотношение, конечно, не очень утешительно, но при более тщательном анализе выясняется, и тут я с вами согласен, что во многих странах исполнители и сегодня отнюдь не умирают с голоду, но прежде всего необходимо отметить, что в основную группу, «б», входят государства с самой большой в мире численностью населения. В заключение напишите число государств, где порядочный человек еще может чувствовать себя в безопасности. Кстати, пора бы нам, — добавил Доктор, взглянув на председателя, словно говорил и от его имени, — пообедать!
Боже, не мог опомниться Влк, они что же, не заметили? У председателя вся статистика ООН лежит перед носом, ну да ладно, для него это темный лес. Но Доктор?! Единственно верное объяснение пришло Влку в голову, когда она начала отвечать на вопрос по «Клаке»: Доктор помогал Лизинке сознательно! Он поступился своими железными принципами, что могло означать одно из двух: либо он действует с ведома Нестора, либо пошел на подлог… Неужели это из-за меня? — усомнился Влк. Пришлось сознаться самому себе, что все делается исключительно из-за нее, но он почему-то не знал, как к этому отнестись. Если его коробила подростковая развязность ее одноклассника, а ненасытное мужское либидо ближайшего коллеги и подавно вызывало холодную ненависть, то неприкрытый интерес Доктора — ведь такой интерес мог перейти в стариковскую похоть — был ему даже как бы и лестен. С чего бы это? — терялся он в догадках, и вдруг осенило, словно вспышка света озарила мрак подземелья: истинная любовь желает быть узнанной и признанной, вспомнил он свое наблюдение, сделанное когда-то давно, — его навели на эту мысль бывший прокурор и его почивший друг; поэтому во время инцидента на границе он чувствовал себя скорее вознесенным, чем униженным, поэтому он и не подумал ревновать к Доктору, почти в открытую выказывающему Лизинке свои симпатии. В конце концов это признание правильности его выбора, а значит, признание и его самого! Насколько лучше, подумалось ему, будут относиться ко мне окружающие, в том числе и начальство, если и в трудовой деятельности плечом к плечу со мной встанет это феноменальное создание, а не та женщина, которая так никогда и не смогла преодолеть отвращения к нашему делу…
— А вот и неправильно! — прервал его размышления скрипучий голос председателя. — Это уже ни в какие ворота!
Он очнулся, когда катастрофа уже разразилась. В среду пани Люция достаточно верно поняла намек Влка, но, увы, ей не пришло в голову сосчитать государства, где сохранялась высшая мера. И вот сейчас Лизинка, опять воздев ко лбу руку с растопыренными пальцами, пыталась совершить невозможное: сокращения плясали у нее перед глазами, и в какой-то момент ей показалось, что она прибавила лишний десяток. Поэтому Лизинка на всякий случай его вычла и обвела остаток:
— Государств, где есть «вышка», — сказал председатель ехидно, хотя сам наверняка точно не знал, но ему-то что, ведь он держал список перед глазами, — сто восемнадцать. Можете идти.
Лизинка поклонилась и вышла из класса с мелком в руке. Когда она опустила голову, Влк похолодел, представив себе ее слезы (он ни разу не видел, как она плачет). Нетрудно подыскать предлог и выйти вслед за ней, но в данный момент он нужнее здесь. К сожалению, председатель, чья активность до сих пор была близка к нулю, сейчас словно пытался наверстать упущенное, и именно за счет Лизинки. Влку опять, как много лет назад, отчаянно захотелось заполучить в свои руки этого мерзавца, который — nota bene — не перенял от своих «голубых» собратьев хотя бы их хваленую лощеность и, более того, позволил себе произнести в присутствии ученицы слово «вышка», — заполучить его вполне официально; однако Влк твердо усвоил, что человек, сумевший вернуться на свой пост, невзирая на числящуюся за ним добрую дюжину безвинно осужденных на смерть, уязвим не более, чем ископаемые останки трилобита. И когда этот женоненавистник предложил выставить двойку, Влк вместо протеста отправился стирать с доски, поскольку легко было представить, как бы прозвучал вердикт, узнай председатель еще и о первой ошибке.
— Пока что, — тотчас же подал голос Доктор, листая блокнот и пропустив мимо ушей слова председателя, — мы, стало быть, поставили одну пятерку, две четверки, двойку и… кол. Если добавить тройку, результат будет — хоть на выставку посылай. Я знаю, вы, — обратился Доктор к Влку, — подходите к оценкам с максимальной строгостью, и именно благодаря этому вам удалось поднять профессию исполнителя на уровень третьего тысячелетия. Но, может быть, коллега Влк, вняв нашей, — повернулся Доктор к председателю, — просьбе, сможет один разок сделать послабление и согласится на тройку?
— Пожалуй… — промямлил Влк; на самом деле он едва удержался, чтобы не запеть. Теперь, когда опасность чудесным образом миновала, вспоминать о ней было отчасти даже приятно. Ведь, решившись ради Лизинки поставить на карту репутацию и дело всей жизни, он впервые подверг свою любовь настоящему испытанию. Окрыленный великодушием Доктора, он с нетерпением стал дожидаться вечера, чтобы с триумфом завершить свой гениальный план.
Бывший прокурор, надувшись, как индюк, с важным видом выставил Лизинке тройку. Хотя сам он сыграл в судьбе Влка роль рокового манипулятора, до него так и не дошло, что сейчас манипулируют им.
— Это безобразие, — вскипел Влк. — Я по инстанциям пойду, я такой скандал закачу, какой вам и не снился!
— О господи, пан доктор! — бросился на защиту.
56.
вахтер. — Да он сейчас вернется! Да по Вонясеку у нас часы сверять можно, одна беда — зубами мается…
— Это его проблема, — раздраженно проворчал Влк. — У меня сегодня судебное заседание, и надо…
Его прервал телефон, старомодный, как и само здание: он дребезжал, словно будильник.
— Алле, — в такой же старомодной манере отозвался вахтер, — кто у аппарата?
При этом он умоляюще вытягивал губы трубочкой, делая Влку знак потерпеть. Внезапно лицо его прояснилось.
— Вонясек! — воскликнул он с облегчением. — Вы где? Здесь пан доктор…
— Пан Вонясек, — властно проговорил Влк, завладев трубкой, — сегодня я уже второй раз прихожу за копией свидетельства о браке. Может, мне обратиться к председателю суда? Мы с ним знакомы!
— Я вот, — сказал голос на том конце провода, — с зубами тут…
— Я, — прервал его Влк, — в зубах тоже кое-что понимаю. Если не явитесь к половине шестого, гарантирую официальную проверку вашей истории болезни за последние десять лет, ясно?
— Но присутствие уже закроется… — робко возразил голос.
— Вот в этом можете не сомневаться, — отрезал Влк. — Если я вас тут не найду, присутствие для вас закроется навсегда. Вы меня поняли?
— Да, — сказал голос уныло. — Пожалуйста… Но Влк уже спешил к автомобилю. Где я слышал этот голос? — он силился вспомнить, но вскоре бросил. Самое неприятное было еще впереди. Единственное утешение — реакция Лизинки: когда он разыскал ее после экзамена, она вовсе не рыдала, а играла вместе со всеми в «самцовке» в любимое «мясо». Игра проходила с особым азартом — видимо, потому, что все вместе они собрались в последний раз. Так что даже она не отказалась. Роль «отбивной» исполнял, естественно, Шимон; когда же их позвали в класс и огласили результаты, выяснилось, что Шимон, казавшийся таким толстокожим, до крайности чувствителен к неудачам: он заревел в голос, сокрушаясь об утраченных шансах на будущую карьеру, и не мог остановиться, пока все, нарушив церемониал, не принялись хором его утешать. Лишь когда Лизинка уходила в стайке учеников на прощальный обед в «Каперс», Влк воспользовался случаем и взглядом задал ей единственный вопрос, волновавший его, — о «кавалерии»; она помотала головой, и тогда он послал ей еще один взгляд, в котором можно было прочесть поздравление и пожелание удачи.
— Слетаю в центр — и назад, — предупредил он остальных членов комиссии. — Могу подбросить кого-нибудь.
— Покорно благодарим, — сказал Доктор, — вы и так нас заездили. Мы уж лучше где-нибудь неподалеку перехватим по бифштексу с кровью и по бокалу красного — надо же психологически подготовиться к экзамену по мастерству.
— Это я вас должен благодарить! — прошептал Влк, пожимая ему руку, когда бывший прокурор отправился в туалет.
— Не стоит, — тоже шепотом ответил Доктор и заговорщицки подмигнул, но тут же озабоченно спросил: — А с кофром все в порядке?
— А как же?! Конечно, — ответил Влк. — Карличек железный парень, заберет вовремя!
Для верности он всю дорогу повторял своему помощнику инструкции на сей счет. Перед зарешеченным окошком они раскрыли свои пропуска и миновали бронированные ворота, открывавшиеся и закрывавшиеся гармошкой.
— Слушаюсь, шеф… — сказал Карличек, но в его по-собачьи преданных глазах стояла просьба.
— С веревками сегодня туго, — сказал Влк, — сам понимаешь: мастерство сдаем! Но на худой конец хоть кофр заберешь.
— Спасибо, шеф! — просиял Карличек и поспешно бросился открывать Влку дверцу.
Наверху все шло как по маслу: темы для экзамена по мастерству распределили заранее, и уже не надо было зубрить по учебникам, требовалась лишь ловкость, а тут ни списать, ни схалтурить, ни вызубрить за пару дней нельзя. Весь июнь, за исключением святой недели перед Иваном Купалой, все отшлифовывалось до блеска; к настоящему моменту сцена была проверена-перепроверена, реквизит осмотрен, костюмы надеты… Не хватало лишь одного: публики.
Концепцию экзамена по мастерству Влк разрабатывал еще вместе с Шимсой, но окончательный блеск ей придала, как ни странно, именно приключившаяся с ним авария. Утром в понедельник, 24 марта, Влк опознал у плотины спортивный автомобиль Шимсы, и в погребок, куда его экстренно вызвал Доктор, примчался буквально в невменяемом состоянии. Узнав от Доктора сногсшибательные подробности, он поначалу растерялся, затем рассвирепел и, наконец, ощутил прилив творческого вдохновения. Перед ним вдруг отчетливо до мелочей предстала концовка экзамена по мастерству. Для новой эры палачества более славной гала-премьеры и придумать было нельзя. Однако в то время он даже в самых смелых фантазиях не мог себе представить, что с главной героиней этой истории его свяжут не только ниточки общих интересов или взаимных симпатий, но и куда более прочные узы.
Случай, этот режиссер истории и человеческих судеб, на сей раз подбросил драматическую развязку. Наутро после их чудесного примирения Маркета со слезами на глазах объявила ему, что к ней прискакала, как она выразилась, научившись у него, "красная кавалерия". Влк был удручен не меньше ее. Выбившись из привычного школьного распорядка, он несколько часов бродил как потерянный по городу, пока, поддавшись внезапному порыву, не остановил первое попавшееся такси. Вскоре он звонил в дверь квартиры, где жили Тахеци. Конечно, девушка вполне могла уже все рассказать родителям, но робости он не испытывал, уповая на то же, на что когда-то уповал и Шимса: мол, что было, то было, и он не аферист какой-нибудь, чтобы позвонить в дверь и удрать, он серьезный человек и пришел держать ответ за все.
Мать Лизинки поздоровалась с ним почти торжественно. На какую-то долю секунды он вообразил, будто она приветствует его как будущего зятя, но тут же понял, что она ничего не знает. Ему было невдомек, что он очаровал ее уже при первой, до сегодняшнего дня единственной встрече в прошлом году, вскоре после Пасхи. Она частенько вспоминала его, да и нелепая история с недалеким Шимсой была, как она теперь понимала, спровоцирована подсознательным желанием сблизиться именно с этим неотразимым мужчиной. У нее перехватило дыхание; по милости Влка незримая стрелочница-судьба вновь передвинула невидимую стрелку, и произошло это именно сегодня, хотя лодка-диван в квартире Оскара отправится в плавание только завтра днем.
— Пан профессор… — выдохнула она, жалея, что и на этот раз на ней нет модного платья из Парижа или на худой конец пикантного полупрозрачного халатика. — Вы ко мне?
— Милая пани, я никогда бы не осмелился прийти лично к вам без специального приглашения, — сказал он несколько растерянно, ибо не был готов к такому повороту событий; правда, он снял шляпу и галантно поцеловал ей руку. — Я просто обхожу учеников перед экзаменом. Вот, пришел узнать, не повредила ли занятиям вашей дочери поездка.
Будучи неисправимым правдоискателем, он в то же время допускал и "ложь во спасение" (как он это называл) в тех случаях, когда правда доставила бы больше неприятностей, чем пользы. Он даже обязательный осмотр клиентов — Шимса прозвал его "примеркой воротничка" — проводил в белом халате, пахнущем Маркетиной дезинфекцией. Тем более не следовало с места в карьер огорошивать ее: "Пани, я кинул палку вашей дочке!" Хамства он не выносил — ни на работе, ни в быту.
— Лизинка, — сказала ему пани Тахеци трагическим голосом, — слегла.
— Слегла?! — перепугался Влк; последней девственницей, с которой он спал, была несчастная коллега Ярошова, и воспоминание о том, чем он ей отплатил, заслонило все остальное, он просто не помнил, как она пережила утрату невинности. Правда, он понимал — это не освобождает его от ответственности, и ругал себя, что не догадался справиться о девушке раньше — бедняжка уже целых два дня мучилась из-за него.
— Ничего страшного, пан профессор, — поспешно прибавила пани Тахеци, решив, что он так близко к сердцу принял ее слова из-за патетического тона, который она то и дело пускала в ход, пытаясь расшевелить апатичного мужа, — это просто обычные, — продолжала она, вспыхнув от того, что говорит об этом именно с ним, — женские дела. Лизинка все никак не привыкнет. Да вы сами взгляните — лежит, бедняжка, пластом.
Лизинка читала "Гиту и Батула" и угощалась с блюдечка орешками с изюмом, она их отыскала в кладовке, пока мать ходила по магазинам. Через каждые пять страниц она разгрызала орешек. Через каждые десять — совала в рот изюминку и сосала ее, а разжевывала уже вместе со следующим орешком.
— Лизинка, посмотри-ка, кто к тебе пришел… Ну, наконец-то, — обрадовалась пани Люция, — болеешь как все нормальные люди. Я ведь ее от учебников просто оторвать не могла!
Но Влка провести было не так-то просто. Оглядевшись, он увидел на откидном столике у окна, прямо под большой клеткой для птиц, купленной в супермаркете, учебники. Ясно, что она с самого приезда не прикасалась к ним. Это говорило о ее самочувствии больше, чем консультации с дюжиной врачей.
— Если вы не возражаете, — обратился он к матери как можно непринужденнее, — я бы хотел устроить ей небольшую проверку.
— Пожалуйста, как вам будет угодно! — воскликнула пани Люция с искренней сердечностью, однако не выдержала и испуганно спросила: — У нашей Лизинки какие-нибудь проблемы?