Коллинз Джеки. Леди Босс

   Сьюзи хихикнула.
   – Почему нет? – Она кокетливо склонила голову набок.
   Он не мог не заметить тонкой сети морщинок вокруг ее глаз водянисто-голубого цвета, а также двух глубоких полосок между бровями. Да, уже далеко не молода, приходилось только удивляться, какие чудеса умеют творить свет и камера.
   – Мы оба связаны, Сьюзи. Нельзя об этом забывать. – Микки по возможности старался, чтобы это звучало искренне.
   Она слегка погладила его кулак.
   – Не надо так напрягаться, Микки. Расслабься, это же только я.
   Дело заходило слишком далеко, лучше поскорее вернуться на деловой уровень.
   – Я очень даже женат, Сьюзи, – напомнил он ей. И добавил, чтобы польстить: – Вот будь я холост, кто знает…
   Она похлопала его по кулаку и убрала руку.
   – Знаешь что, Микки?
   – Что?
   – Несмотря на твою бурную репутацию, ты на самом деле очень милый и преданный человек. – Сьюзи одарила его приторной улыбкой.
   Микки Столпи обзывали по-разному, но «милым» и «преданным» – точно впервые. Он от всей души понадеялся, что никто не подслушивает. «Милый» и «преданный» могут нанести непоправимый вред его репутации.
   – Давай поговорим о сценарии, – предложил он, решительно меняя тему.
   – Каком сценарии? – удивилась Сьюзи, изящными движениями обрывая лепестки с артишока и макая их в жирный соус.
   – «Солнечный свет».
   – Я не хочу сниматься в «Солнечном свете», – неожиданно резко заявила она. – Если бы ты слушал, что я говорю, то понял бы, что я никогда и не собиралась там сниматься. – Она выдержала драматическую паузу. – Я хочу главную роль в «Бомбочке».
   Микки рассмеялся. Что было ошибкой. Сьюзи гневно взглянула на него.
   – Что такого смешного?
   – Ничего смешного. В «Бомбочке» будет сниматься Венера Мария.
   – Она еще не подписала контракта.
   – Подпишет.
   Взгляд Сьюзи стал жестким.
   – Дай мне шанс получить эту роль, Микки. Иначе я сильно рассержусь.
   Он изо всех сил постарался отшутиться.
   – Да ладно, детка. О чем мы тут говорим? «Бомбочка» совсем не твоя картина, не твой образ. Ты в ней публике не придешься по вкусу. Ты же Сьюзи Раш, американская душечка. И держись этого. На сегодня твои фильмы – самые кассовые.
   Сказанное не совсем соответствовало действительности. Последний ее фильм оказался неудачным, на нем студия заработала только шестьдесят миллионов против обычных для таких фильмов ста.
   – Мне нужно изменить амплуа, – по-деловому заметила Сьюзи.
   «Куда только подевалось все это держание за руки?» – горько подумал Микки, запоздало сообразивший, что весь ее натиск за последние недели ни хрена не стоил. Она вовсе не хотела залезать к нему в ширинку, она хотела пробраться в фильм.
   Он устало вздохнул. Все они одним миром мазаны, эти актрисы. Не важно, звезда она или старлетка, за хорошую роль она тут же готова сбросить трусики.
   Все знали, что «Бомбочка» – его любимое детище. Сценарий написан с его подачи, и он сам собирался ставить фильм. «Бомбочка» – потрясающая история голливудской секс-бомбы. Он уже мысленно видел афиши на бульваре Сансет, предпочтительнее над «Спаго». Если главную роль будет играть Венера Мария, фильм получится замечательный. Венера Мария сейчас самая модная актриса в Америке. Она обладала свойствами хамелеона и яркой сексапильностью, действующей без промаха на каждого. Молодежь подражала ей в манере одеваться, женщины постарше копировали ее привычку высовывать язык во время разговора. И все мужчины, от мала до велика, ощущали исходящий от нее пряный жар. И самое главное – она была актрисой на сегодня. Настоящая девочка месяца.
   – Ну? – спросила, поджав губы, Сьюзи, ожидавшая его реакции.
   – Ты для этой роли не годишься, – повторил Микки.
   – Я готова пробоваться, – упрямо заявила Сьюзи.
   Микки отрицательно покачал головой.
   Она уставилась на него. Никто не сравнится с актрисой в умении гневаться.
   – Я согласна пробоваться, и ты мне отказываешь?
   – Радость моя, не надо тебе этого. С Венерой Марией все решено. Обо всем уже договорились.
   – У нее откровенно дешевый вид.
   У Микки хватало ума не выступать, если одна женщина начинала поносить другую. Общение с Абигейль научило его этому. Он безразлично пожал плечами.
   Сьюзи вздохнула, глубоко и театрально, и пошла с козырной карты.
   – Зеппо Уайт хочет дать мне сценарий фильма, который собираются снимать на студии «Орфей». Я не хочу изменять студии, но, думаю, мне стоит взглянуть. Что ты по этомуповоду думаешь?
   «Ядумаю, что ты шлюха и шантажистка».
   – Валяй, Сьюзи, если это доставит тебе удовольствие. Но я на твоем месте всерьез бы подумал о «Солнечном свете».
   Деланная улыбка.
   – Спасибо, дорогой. Я знала, что ты не будешь возражать.
 
   Во второй половине дня Олив позвонила Лаки трижды. В первый раз она поблагодарила ее за внимание к ее проблемам. Во второй раз она заявила, что решила обязательно попросить разрешения, чтобы Люс заменила ее на пару дней на следующей неделе, а она могла съездить в Бостон и встретиться с женихом. В третий раз она звонила в полном унынии.
   – Мистер Столли в ужасном настроении, – сообщила она. – Я боюсь рассказывать ему о своих планах, пока он не отойдет.
   – А что с ним такое? – с любопытством спросила Лаки.
   – Да все Сьюзи Раш, – шепотом призналась Олив. – Она отказывается подписать контракт на фильм, который мистер Столли для нее запланировал. – Олив стала говорить еще тише. – И она грозится, что перейдет в «Орфей».
   – В самом деле?
   – Он очень расстроен. Только никому не говорите, Люс.
   – Ну разумеется.
   – Должна бежать. Еще нужно отправить шампанское его жене.
   – Она что, не может купить его в винном магазине?
   Олив неодобрительно хмыкнула.
   – Три дюжины «Кристалла». Если она получит их со студии, ей не придется платить.
   И здесь воруют.
   – В самом деле?
   – Ох, Господи, – забеспокоилась Олив. – Не надо было мне вам об этом говорить.
   – Не волнуйтесь. Кому я могу рассказать?
   – Спасибо, Люс. Вы – хороший друг, раз так долго терпите мое нытье. Может быть, завтра снова пообедаем вместе?
   – С удовольствием, – охотно согласилась Лаки.
   Вскоре после последнего звонка Олив она тоже ушла.
   Жара стояла непереносимая, и ей не терпелось уйти из душного маленького офиса и поскорее сбросить с себя все эти ужасные тряпки вместе с париком и очками и снова стать самой собой.
   Гарри Браунинг ждал на автостоянке.
   Гарри Браунинг следил за ней.

21

   Виргиния Венера Мария Сьерра уставилась на свое отражение в зеркальной стене целиком белого гимнастического зала, расположенного рядом с белой спальней в ее доме на Голливуд-Хиллз. Она упражнялась на «Стейрмастере», жутком тренажере, имитирующем восхождение по ступенькам. Венера Мария, одетая в бледно-голубой спортивный костюм, прилежно работала ногами. Ее волосы платинового цвета были перехвачены широкой лентой.
   Стереоколонки, спрятанные в потолке, развлекали ее с помощью последних европейских новинок. Хотя ей и очень нравилась Анни Леннокс, она почти не слушала. Ей было о чем подумать.
   Например, о Роне.
   Или об Эмилио, одном из ее братьев.
   Или о Купере.
   И об этом идиотском приеме у Столли, на который она сдуру согласилась прийти.
   О Господи! До чего же она ненавидела эти голливудские приемы! Такая тоска зеленая! И еще надо мило улыбаться чете Столли, особенно Микки, самому мистеру Императору.
   Они с Роном сразу же окрестили Микки Столли Императором, стоило только его увидеть. Он был типичным главой голливудской студии. Те, кто там, наверху, распределяет роли, здесь попали в десятку. Он выглядел как император. Голос имел императорский. И соответствующий шарм.
   Она сильно подозревала, что шарм этот предназначался только для тех, кто сегодня в моде.
   Венера Мария не дура. Напротив, она сообразительная и сметливая. Она даже умела считать собственные деньги. Ее нельзя взять всей этой трескотней насчет «я возьму только двадцать процентов твоих доходов», которой ей пытались задурить голову всякие импресарио. Венера Мария точно знала, куда ушел каждый доллар, и сама, вместе с Роном, подписывала свои чеки. Еще раньше они с Роном организовали компанию, в которой оба стали равноправными партнерами. Они называли ее «МАРО продакшнз», и тогда это казалось им блестящей идеей. Двое добрых друзей, навеки вместе. Теперь же у Рона появился новый близкий дружок, которого звали Кеном, и этот дружок всячески старался вбить между ними клин.
   Да нет, она не ревновала. Бог свидетель, Рон за их три года в Голливуде сменил достаточно дружков. Но этот определенно как заноза в заднице. Красивый, если вам нравятся взвинченные типы, всезнайки, работающий в доме моделей. Она за глаза называла его «Кукленок Кен». В двадцать восемь лет Кен ведет себя как пятидесятилетний.
   Рон определенно влюбился. Он покупал Кукленку Кену костюмы и куртки, скульптуры и картины, драгоценности и, наконец, «мерседес». «Мерседес», мать твою! Даже у нее не было «мерседеса».
   Венера Мария со злостью нажимала педали «Стейрмастера». Она уже решила уйти из компании. Хотя она и понимала, что это – самое разумное, что можно сделать, ей все равно становилось больно. Рон – ее семья, ее духовный брат, она любила его. Но не могла же Венера Мария сидеть молча и разрешать ему тратить ее деньги на какого-то неудачника, которого ему захотелось затащить в постель. Она обратилась за советом к Куперу Тернеру.
   – Правильно решила, – поддержал он ее. – Да и вообще, все это глупость. Он прилично зарабатывает, так что без тебя не пропадет.
   То было правдой. Прекрасный хореограф, Рон пользовался огромным спросом, после того как поставил танцевальную часть «Быстрого танца», фильма, имевшего потрясающий успех. И он работал на съемках всех видеоклипов, включая ее собственные. Денег у него куча, и если ему хочется потратить их на Кукленка Кена, то это его личное дело. До тех пор пока он покупал все подарки на свои деньги, у нее не было оснований для возражений.
   Теперь оставалось поставить Рона в известность. Следующая проблема. Неожиданно, без всякого предупреждения, на ее пороге возник брат Эмилио, которого она никогда не приглашала.
   – Я приехал в Голливуд, чтобы стать звездой, как и ты, сестренка.
   Сестренка! И это тот самый Эмилио, который вечно орал на нее. Брат, который давал ей по физиономии каждый раз, когда он собирался на свидание, а его выходная рубашка оказывалась, по его мнению, недостаточно тщательно выглаженной. Тот самый Эмилио, который обзывал ее крысой в присутствии друзей и не уставал повторять, что уродливее и дерьмовее шлюхи ему видеть не приходилось.
   Да, это был тот самый Эмилио. В тридцать лет слишком толстый, чтобы стать кем-либо, кроме бездельника.
   – Убирайся с глаз долой, – приказала она ему. – Поезжай домой. Я ничем не могу тебе помочь.
   Но он все равно протиснулся в дом, обошел его сверху донизу и устроился перед большим телеэкраном, заявив:
   – Я поживу у тебя всего несколько дней, пока не найду работу, сестренка.
   Как же, как же! Прошло пять недель, а он все так же с удобствами смотрел телевизор и не собирался двигаться с места.
   Рано или поздно ей придется что-то предпринять.
   Дело в том, что Венера Мария до смерти не любила ссориться. И не умела. Еще маленькой девочкой она предпочитала спрятаться, а не вступать в пререкания, считала это недостатком, с которым пыталась бороться.
   К счастью, фильм с Купером получался удачным. Венера Мария просматривала черновой материал и нравилась себе, поскольку выглядела лучше, чем в предыдущих двух фильмах. Помогли школа актерского мастерства и усиленные физические тренировки.
   Ей интересно видеть себя на экране рядом с Купером Тернером. Она отчетливо помнила, хоть и не говорила об этом Куперу, относящемуся болезненно к вопросам возраста, как впервые увидела его в кино. Тогда еще была жива ее мать, а самой ей было одиннадцать. Мать обожала Купера и как-то взяла дочь на один из его ранних фильмов.
   Уже тогда Венера Мария сочла его ужасно сексапильным. Придя домой, она под одеялом мечтала о встрече с героем, созданным Купером на экране.
   Куперу бы это понравилось, расскажи она ему, но она не собиралась доставлять ему это удовольствие.
   Сейчас у Купера появились диктаторские замашки. Он полагал, что знает все, но с профессиональной точки зрения Венера Мария обладала большим чутьем, точно зная, что надо делать в следующий момент, и никто не мог этому помешать, даже Купер Тернер.
   – Смягчи немного, – советовал он ей во время съемок. – Ты чересчур стилизована. Меньше красься. Сделай волосы потемнее. Не дави так на публику.
   У нее хватало сообразительности не слушаться его. Она чувствовала, что правильно играет эту роль. И если все пойдет no-задуманному, то она станет центральной фигурой в фильме.
   Купер был недоволен. Они часто ссорились. Для своего возраста Венера Мария отлично соображала. Она прекрасно его понимала. Женщины обожали Купера, но он старел, это его раздражало. В свои сорок пять он на двадцать лет старше Венеры Марии, что на экране становилось заметно. Сознательно или бессознательно, но он старался уменьшить производимый ею эффект.
   Тем хуже для него. Она знала, чего ожидали от Венеры Марии ее поклонники, и не собиралась подводить их. Во всяком случае, не на этой стадии своей карьеры.
   Закончив упражнение, она соскочила с тренажера, сбросила пропотевший тренировочный костюм и встала под ледяной душ на добрые десять минут. Холодная вода укрепляет кожу. После душа она смазала драгоценное тело лосьоном «Кларинз», стараясь не пропустить ни миллиметра.
   Как раз в этот момент дверь ее личной ванной комнаты распахнулась, и появился Эмилио. Она, совершенно голая, аккуратно растирала лосьоном ногу, поставленную на табуретку.
   – Вот это да! Извиняй, сестренка! – воскликнул Эмилио, пожирая ее глазами.
   Венера Мария не пошевелилась. Не доставит она ему удовольствие, не схватит полотенце и не попытается прикрыться. Вместо этого она уничтожающе посмотрела на брата и с угрозой в голосе холодно проговорила:
   – Убирайся отсюда к едрене фене!
   Он хотел было сказать что-нибудь остроумное, потом передумал и, как следует разглядев ее всю, от груди до пят, медленно вышел.
   Она была вне себя от гнева. Тут он перегнул палку.
   Решено, она выставит Эмилио.
   Однажды, много лет назад, другой ее брат, пьяный в стельку, забрался среди ночи к ней в постель с амурными притязаниями. Венера Мария дала ему ногой в пах с такой силой, что он несколько дней после этого хромал. А еще через неделю она сбежала из дома с Роном, своим спасителем. Без Рона у нее бы недостало мужества проехать всю страну и добраться до Голливуда автостопом. Она многим обязана Рону. Но половину своих денег она ему не должна.
   Когда Эмилио ушел, Венера Мария подошла к двери, захлопнула ее и закрыла на задвижку. Вся пылая гневом, она решила, что пяти недель более чем достаточно. Пусть Эмилио катится прочь, больше она со всем этим дерьмом мириться не желает.
   Зазвонил телефон. Венера Мария быстро схватила трубку. У Эмилио появилась привычка брать трубку первым и беседовать с друзьями сестры. Как-то она слышала его разговор с ее импресарио.
   – Привет, я – Эмилио, брат Венеры. – Пауза, наверное, импресарио говорит что-то вежливое. Потом снова голос Эмилио. – Да, я красивый. Конечно, талантливый. Послушай, приятель, да у меня больше таланта, чем у нее в…
   Она вырвала телефон из его жирной руки.
   – Не смей подходить к телефону!
   Но это его не остановило.
   – Кто говорит? – спросила Венера Мария, постаравшись изменить голос.
   – Привет, детка. Это Джонни. Откуда такой забавный акцент?
   Ха! Оказывается, он умеет говорить!
   И почему она вечно попадает в такое положение? Джонни Романо просто одноклеточный. И почему он не хочет смириться с тем, что у нее нет желания иметь с ним дело?
   – Джонни, я тебе перезвоню. Я тут говорю по другому телефону, – соврала она.
   – Не надо со мной так, детка. Повесь другую трубку. Это же я, лично.
   Она постаралась, чтобы голос звучал почтительно.
   – Я говорю с Майклом Джексоном.
   В голосе Романо появилась уважительная нотка.
   – С Майклом? Как там наш затворник?
   – Вот узнаю и перезвоню тебе.
   – Когда?
   – Скоро.
   – Как скоро?
   – Скорее, чем ты думаешь.
   – Эй, детка. Нам с тобой… пора двигаться дальше.
   – И двинемся.
   – Когда?
   – Пока, Джонни.
   Его бесит, что она не мчится по первому призыву, она это знала. А ей-то он зачем? Жеребец, которому все равно кто, абы шевелилась.
   Венера Мария надеялась, что Джонни сообразит и оставит ее в покое. Таких, как он, в Голливуде пруд пруди, просто Джонни был звездой покрупнее, чем другие.
   Пора собираться на прием к Столли. Наложив на лицо белый как алебастр тон, она подвела глаза и накрасила губы ярко-красной помадой. Затем заколола наверх свои платиновые волосы и прошла к гардеробу посмотреть, что можно надеть. Как сказала секретарша Столли, мужчины должны быть при галстуках, а женщины – очаровательны. Блин, и что это может значить?
   Венера Мария выбрала черный в узкую полоску костюм мужского покроя с жилеткой, которая едва прикрывала ей грудь. Довершали туалет белые чулки и высокие сапоги со шнуровкой в бабушкином стиле.
   Она аккуратно выбрала украшения, остановившись на серебряных кольцах в добавление к трем маленьким бриллиантикам в каждое ухо и восьми тонким серебряным с золотом браслетам на каждое запястье. Так должна выглядеть Венера Мария.
   Звезда готова встретиться с миром.

22

   Дорога у подъезда дома Эйба Пантера не освещалась. Как-то неуютно. Лаки темноты не боялась, но, наверное, старик может позволить себе зажечь несколько фонарей?
   Она решила не брать с собой Боджи, иначе бы ему пришлось весь вечер сидеть в машине и ждать.
   Из студии Лаки поехала прямо к дому, который сняла для себя, мимо тоскливой квартиры Шейлы, где Боджи установил автоответчик с дистанционным управлением, так что если кто позвонит ей туда, Олив или Гарри Браунинг, она будет знать.
   Приехав домой, Лаки тут же сбросила ненавистный парик, тяжелые очки и отвратительное одеяние и с наслаждением нырнула в бассейн, чтобы немного поплавать и взбодриться.
   Проплыв двадцать раз бассейн вдоль, она побежала собираться на ужин к старине Эйбу. У нее даже не нашлось времени, чтобы позвонить Джино.
   Дверь дома Эйба на Миллер-драйв открыла Инга. Костлявая Инга с коротко стриженными волосами и кислым выражением лица.
   – Добрый вечер, – вежливо поздоровалась Лаки.
   Инга ограничилась коротким кивком и пошла в глубь дома, по всей видимости ожидая, что Лаки последует за ней, – та так и сделала.
   Они пришли в столовую, где во главе резного дубового стола восседал Эйб.
   – Ты опоздала, – резко бросил он, жестом указывая на стул рядом с собой.
   – Я и не знала, что мы живем по строгому расписанию, – заметила Лаки.
   Постучав скрюченными пальцами по столу, он сказал:
   – Я всегда ем в шесть часов.
   Она взглянула на часы.
   – Сейчас только двадцать минут седьмого.
   – Это означает, что я торчу здесь уже двадцать минут, – сердито проворчал он.
   – Да ладно, Эйб, бросьте хмуриться, – Лаки попыталась развеять его плохое настроение. – Это же не катастрофа, поужинать на несколько минут позже. И честно говоря, я бы ничего не имела против, если бы мне предложили выпить.
   – А что ты пьешь, девонька?
   – Виски «Джек Дэниелс». А вы что предпочитаете? – спросила она с вызовом.
   Ему нравилось, как она себя ведет.
   – То, что мне в данный момент хочется, черт побери.
   – А чего вам в данный момент хочется?
   – Я присоединюсь к тебе. Два виски со льдом. Быстро, быстро! – Последние слова были обращены к суровой Инге, которая молча выскочила из комнаты.
   – Раньше дом был полон слуг, – объяснил Эйб. – Ненавижу! И не посрешь, чтобы кто-нибудь не унюхал.
   Лаки рассмеялась. Как это приятно – смеяться. Ей пришло в голову, что слишком уж серьезно она относится к этой сделке насчет студии «Пантер». Самое время расслабиться. Не слишком, просто забыть все на один вечер.
   – Вы ведь Джино, моего отца, знаете? Так он в городе. Мне бы очень хотелось когда-нибудь привести его сюда. – Лаки подумала о том, как бы хорошо старики поладили.
   – Почему? – огрызнулся Эйб. – Мы с ним знакомы, или что?
   – Возможно. Он строил одну из первых гостиниц в Лос-Анджелесе, «Мираж».
   – Да помню я «Мираж», – проворчал Эйб. – Как-то спустил там десять кусков в карты. Давно это было, тогда десять тысяч были большие деньги. Сегодня за десять тысяч ни хрена не купишь.
   – Ну вы и не собираетесь ничего покупать. Вы ведь не выходите из дому.
   – А чего я там не видел? – спросил он задиристо. – Ты думаешь, я рехнулся? Я вполне в курсе, что сейчас происходит на улице. Ты думаешь, я хочу, чтобы мне дали по башке или пристрелили? Нет уж, спасибо, девонька. Большое тебе спасибо.
   Появилась Инга с бокалами и с недовольным видом поставила их на стол.
   Эйб хрипло хихикнул.
   – Не любит, когда я пью, – сказал он, делая большой глоток. – Думает, я слишком стар. Считает, моей старой машинке это вредно. Я верно говорю, Инга?
   – Делай что хочешь, – мрачно ответила та. – Все равно мне тебя не остановить.
   – И даже не пытайся, – предупредил он, грозя ей костлявым пальцем.
   – Человеку столько лет, на сколько он себя чувствует, – бодро заметила Лаки. – Так мой отец говорит. Сам он решил остановиться на сорока пяти, а на самом деле емусемьдесят девять, но вы этого никогда не скажете. Он просто потрясающе хорошо выглядит.
   – Семьдесят девять еще не старость, – проворчал Эйб. – Я в эти годы заправлял студией. – Сообразив, что Инга все еще стоит рядом, он отослал ее, махнув тощей рукой. – Кыш! Кыш! Иди и принеси еду. Я голодный старый динозавр, и я хочу есть немедленно! Шевелись, женщина.
   Инга еще раз вышла, чтобы выполнить его указание.
   – Гм… А как она относится к нашей сделке? – полюбопытствовала Лани.
   Эйб пожал плечами.
   – А какая разница?
   – Должна быть разница, – настаивала Лаки. – Ведь Инга с вами давно ухаживает за вами. Вы же от нее зависите, правда? Я здесь никого не видела, кто бы мог овас позаботиться.
   – У меня работают два садовника, две горничные и два раза в неделю приходит человек присмотреть за бассейном, – с гордостью пояснил Эйб. – Так что Инга весь деньсидит на своей шведской заднице и ничего не делает. Да она мне жопу должна лизать за такую жизнь.
   Лаки решила больше не ходить кругами.
   – Понятно. Но вы ей доверяете? Мы же не хотим, чтобы она меня разоблачила. Похоже, я ей не очень нравлюсь.
   Эйб засмеялся.
   – Инга делает то, что приносит ей пользу, – с трудом выговорил он сквозь смех. – Она соображает хорошо. Инга все продумала и решила, что для нее будет лучше, если япродам студию, прежде чем умру, и она сможет наложить лапу на деньги. Если я не продам студию, ей придется зубами и когтями вырывать все у моих внучек. Эта парочказатаскает ее по судам.
   – Почему?
   – А от жадности. Наша фамильная черта. Хотят заполучить все, что у меня есть. Никакой дележки.
   – Но ведь они и так унаследуют все ваши деньги.
   Он склонил голову набок – эдакий старый хитрец, что-то задумавший.
   – Возможно. А может, и нет. Я ведь могу уехать к чертовой матери и завещать все кошачьему приюту.
   – Вот тогда вам действительно придется с ними сражаться.
   – Ничего подобного, девонька. Надо мной уже будетдесять футов земли. И плевать я на все хотел. – Он постучал пальцами по столу. – Теперь давай к делу. Хочу услышать все, до малейшей подробности, черт побери.
 
   Микки Столли собирался уйти со студии пораньше.
   – Если позвонит жена, скажите, у меня важное совещание и меня нельзя беспокоить, – проинструктировал он Олив. – В любом случае не говорите ей, что я ушел.
   – Слушаюсь, мистер Столли.
   Настроение у Микки было скверное, и у него хватало ума сообразить, что надо с этим что-то поделать до идеального приема Абигейль. Черт! До чего же он ненавидел эти приемы. Насквозь фальшивые разговоры. Чересчур обильная еда. И в глубине души всем так же скучно, как и ему.
   Зачем ей все это надо? Только чтобы прочитать свое имя в статье Джорджа Кристи? Ну и что? Он всю неделю пашет на студии, как вол. Не лучше ли было бы, если, придя домой, он мог бы отдохнуть и расслабиться?
   Вечером Купер Тернер начнет приставать к нему насчет фильма. И Венера Мария тоже. Они оба постоянно на что-то жалуются.
   Откуда он это знает?
   Кинозвезды. Все одинаковые. Роль вечно недостаточно хороша. Платят мало. И слишком мало кадров с крупным планом.
   Зеппо Уайт тоже захочет поговорить о деле. Чтоб он провалился, этот карабкающийся наверх по общественной лестнице бывший импресарио. Зеппо воображал, что управляет студией «Орфей». Да он годится только в курьеры. Микки с сожалением вспоминал о том времени, когда на студии заправлял Говард Соломон. Человек сложный, с ним было трудно, особенно после того, как он пристрастился к кокаину, но настоящий киношник. Он знал все и обо всем. И самое главное – как делать деньги, а не терять время на идиотские приемы.
   Он уже собирался уходить, но его перехватил Эдди Кейн.