Коллинз Джеки. Леди Босс

   Грант Уенделл посвятил всех в свое намерение заключить с Мадонной или Шер долгосрочный контракт.
   Зев Лоренцо похвастался рейтингом двух его телевизионных шоу и сообщил, что якобы ведет переговоры о покупке телевизионных прав на книгу Нормана Мейлера.
   – Мы сделаем много мини-серий, вроде как по роману «Богач, бедняк…» Ирвина Шоу.
   – Слишком высокий класс, – перебил его Микки. – Нам требуется что-нибудь с клубничкой. Кстати, о клубничке. Нам следует заполучить эту бывшую семнадцатилетнююпорнозвезду, которая сейчас завязала. Она очень натуральна.
   – Натуральна в каком смысле, Микки? – спросил Бак Рэхем со смешком, больше подходящим для пивного бара.
   – Видел я ее в «Под стеклом», – неожиданно пробудившись, вступил в разговор Тедди Лауден. – Ей тогда шестнадцать было. Какое тело!
   – Плевать на тело, а играть она умеет? – спросил Грант.
   – А на хрен это нужно? – поинтересовался Микки. – Мы на ней заработаем кучу бабок. Кусок молодого мяса. Да они в очереди в кассу удавятся. Купер дает ей пару реплик в своем фильме.
   «Вот что значит быть среди настоящих мужчин, – подумала Лаки. – Ну и сборище».
   После совещания Эдди загнал ее в угол. Он был натянут как струна.
   – Эй, эй, вы, как вас.
   – Меня зовут Люс.
   – Ладно, Люс. Надо, чтобы вы мне помогли.
   – В чем дело?
   – Кончайте отменять мои встречи с Микки. Мне его видеть требуется. Сегодня. Срочное дело.
   Она заметила, что у него дергается глаз. С трудом отвела взор.
   – Не я отменяю ваши встречи, мистер Кейн, а сам мистер Столли. Я просто выполняю указание.
   Мрак Божий! Да она уже и говорить начала, как Олив.
   – Понятно. Так вот, когда он велит вам еще раз отменить встречу, забудьте. Я и приду. Я ясно выражаюсь?
   – Зачем это мне, мистер Кейн?
   – Потом поймете. С Микки иначе нельзя. Он со всеми так. Олив вам скажет. Когда она возвращается?
   – Завтра.
   – Мне надо видеть его сегодня. Устройте мне встречу.
   – Попытаюсь.
   – Молодчина.
   – Меня зовут Люс.
   – На вашем месте я бы сменил имя.
   В офисе уже скопилась целая груда посланий. Микки Столли был популярным человеком.
   Она полистала его календарь. Весь месяц заполнен. Аккуратным почерком Олив туда вносились все детали.
   Постучав в дверь и дождавшись привычного «да», она вошла в кабинет.
   – Мистер Кейн хотел бы договориться о встрече, – по-деловому начала она.
   – Не могу видеть этого подонка, – заявил Микки.
   – Так на какое время мне его назначить? Он говорит – дело срочное.
   – В сортир сбегать, когда приспичит, вот это срочно. Эдди подождет.
   – Вы уверены?
   – Не приставайте. Что дальше?
   – У вас обед с Фрэнки Ломбардо и Арни Блэквудом. Затем в три – встреча с Мартином Свенсоном.
   – Отмените обед. Я должен кое-куда поехать.
   – Могу я спросить куда?
   – Нет.
   – Благодарю вас, мистер Столли.
 
   Боджи, предупрежденный Лаки, уже ждал около студии, когда Микки выехал из ворот. Он проследовал за ним до скромного жилого здания в Западном Голливуде, где Микки припарковал свой «порше» на месте, отведенном для квартиры номер четыре.
   Сверившись со списком жильцов у подъезда, Боджи выяснил, что квартира четыре принадлежит Уорнер Франклин.
   Микки навещает подружку среди бела дня?
   Судя по всему, так.
   Боджи позвонил Лаки из машины и рассказал, что успел узнать.
   – Ты уверен? – спросила она.
   – Да вроде.
   – Поболтайся там. Может, они вместе выйдут.
   – Сомневаюсь. Вряд ли они захотят появляться на публике.
   – Как сказать. Умом Микки не блещет.
   – Посмотрю, что можно узнать.
   – Никто лучше тебя этого не сделает.
   Подстегнутый похвалой Лаки, Боджи разузнал практически все. Разговорчивый почтальон, любопытный сосед и скучающий девятилетний мальчишка, оставшийся дома из-за болезни, рассказали ему кучу разной всячины.
   Факты: Уорнер Франклин, черная женщина, служит в полиции.
   Боджи подумал, что Микки от чего-то откупается.

29

 
   Мартина Свенсона обслуживала целая армия юристов. Он звонил, они неслись со всех ног.
   У его юристов в свою очередь имелись обширнейшие связи. Достаточно пустить слух, что Мартин Свенсон хочет приобрести контрольный пакет акций какой-нибудь крупной студии, и предложения посыплются со всех сторон.
   Мартин изучил каждый вариант, прочел секретные отчеты по таким студиям, как «Юнайтед артистс», «Коламбиа», «XX век – Фокс» и другие, и пришел к выводу, что ему больше подходят «Орфей» и «Пантер».
   Дело с «Орфеем» было уже на мази. Да и «Пантер», которой до сих пор владел затворник Эйб Пантер, вероятно, тоже можно купить, если предложить хорошую цену.
   – Если мне понадобится «Пантер», к кому обращаться? – спросил Мартин.
   – К Микки Столли, – ответили ему.
   Мартин поручил своим людям быстренько проверить Микки Столли и выяснил, что хоть он и являлся председателем и главой студии «Пантер», но продать ее без согласия тестя не мог.
   Любопытно. Ведь Микки прекрасно поработал на студии, после того как начал ею руководить. Студия приносила солидный доход.
   Мартин собирался приобрести акции киностудии задолго до того, как в его жизнь вошла Венера Мария. Его манил к себе Голливуд. Он любил делать деньги. И понимал, что на кинобизнесе можно хорошо заработать.
   Студия «Орфей» переживала трудные времена. Владела ею большая компания, чьей основной заботой было производство запасных частей для самолетов. Так что студия последние три года приносила только убытки. Когда студию возглавил бывший импресарио Зеппо Уайт, дела пошли еще хуже.
   На данный момент в производстве находились пять картин. Четыре из них уже превысили свой бюджет на несколько миллионов, и надеяться на то, что они дадут хорошие сборы, все равно что надеяться на чудо.
   А Мартин Свенсон в чудеса не верил.
   «Орфей» можно купить. Конечно, придется прилично заплатить.
   Можно купить и «Пантер», а может, и нет. Во всяком случае, Мартин уверен, что Микки Столли купить легко. И если Мартин купит «Орфей», почему не поставить во главе студии Микки? Репутация его вполне подходящая.
   В связи с этим Мартин и договорился о встрече с Микки. Так или иначе, но они наверняка найдут общий язык.
 
   Микки и представления не имел о планах Мартина Свенсона. Он слышал, что Мартин хочет прибрать к рукам какую-нибудь студию. Но, разумеется, этот тип был достаточно опытен, чтобы все разузнать заранее. А разузнавши, он выяснит, что Микки Столли просто наемный служащий и на продажу студии «Пантер» у него столько же прав, сколько на продажу Луны.
   Эта ситуация доводила Микки до ручки. До такой степени его это раздражало, что приблизительно дважды в год он страшно ссорился с Абигейль, которая ничего не хотела понимать и смотрела на него сверху вниз, как мать, заставшая своего сына за занятием онанизмом перед портретом обнаженного Гитлера.
   – Мой дед дал тебе все, – обычно говорила она. – И когда он умрет, мы получим все, что заслужили.
   – Зачем ждать? – выдвигал Микки свой главный аргумент. – Что, если обратиться к юристам и объявить его недееспособным?
   Абигейль не соглашалась ни в какую. Она точно знала, что дед составил необыкновенно хитроумное, непробиваемое завещание, и любое вмешательство может привести только к нежелательным осложнениям.
   Знала она к тому же, что Эйб Пантер, несмотря на свой преклонный возраст, вовсе не выжил из ума. Он куда умнее Микки, поэтому ее муж должен радоваться, что Эйб сам не вернулся на студию, а позволил Микки распоряжаться там по своему усмотрению.
   Разумеется, существовали всякие финансовые ограничения, навязанные адвокатами Эйба. Ограничения эти бесили Микки. К примеру, его жалованье не должно было превышать одного миллиона долларов в год. Вроде бы немало, но если учесть, что какой-нибудь засранец-актер получал пять или шесть да еще проценты, если фильм удачный, то вряд ли такая сумма могла считаться удовлетворительной.
   У Абигейль были свои собственные деньги, унаследованные от родителей. А Микки вынужден довольствоваться паршивым миллионом, а если еще вычесть налоги…
   Думать об этом становилось невыносимо, хотя Микки никак не мог отделаться от таких мыслей, – разве что когда трахал Уорнер. Но сегодня жарко, в квартире жужжала муха, и Уорнер только что сообщила, что получила повышение – ее перевели в отдел по борьбе с коррупцией (и это повышение?), и вообще у него нет настроения для их обычной акробатики.
   – Что-то не так, любовь моя? – спросила Уорнер.
   В этот момент он находился на ней и явно демонстрировал отсутствие желания. Такое не скроешь.
   – Там муха, – объяснил он неловко.
   От удивления она заговорила громче.
   – Муха?
   – Может, оса. – Это звучало лучше.
   Уорнер не смогла удержаться. Она ведь выросла в доме, где редкий день не встретишь крысу.
   – Боишься, она укусит тебя за задницу, Микки? – пошутила она со смехом.
   Хватит с него на сегодня. Скатившись с нее, он потянулся за брюками.
   – Стой! – приказала Уорнер.
   Он продолжал тянуть к себе брюки. Она села.
   – Стой! Иначе мне придется тебя арестовать и надеть на тебя наручники.
   Его член, живущий своей собственной жизнью, встал по стойке «смирно».
   Микки отпустил брюки.
   Уорнер протянула руку к наручникам.
   Они снова занялись делом.
 
   Кафетерий «Поло» – идеальное место встречи. В три часа дня там почти никого нет, шансов кого-либо встретить мало, а кондиционер навевает приятную прохладу.
   Мартин Свенсон и Микки Столли раньше никогда не встречались, хотя, безусловно, слышали друг о друге.
   Они пожали руки в дверях слабо освещенного отдельного кабинета.
   – Можно было встретиться в моем бунгало, – заметил Мартин.
   – Или на студии, – добавил Микки.
   – Но здесь удобнее, – согласились оба.
   Микки чувствовал себя затраханным. В прямом смысле.
   Мартин думал о том, когда он сможет встретиться с Венерой Марией.
   – Давайте поговорим о деле, – предложил он.
   – О шоу-бизнесе, – поправил Микки, усмехнувшись.
 
   – Хочу, чтобы ты уехал, – сказала Венера Мария голосом, не терпящим возражений. – Я сняла тебе квартиру на Фаунтин-авеню. Там есть бассейн, телевизор и горничная. Я согласна платить за нее полгода, а потом разбирайся сам. Уверена, ты сумеешь устроиться.
   Братец Эмилио не сводил с нее глаз. У них одинаковые глаза – большие, карие и печальные. Кроме глаз, у них не было ничего общего.
   – Почему? – жалобно спросил Эмилио.
   – Потому что… я хочу иметь возможность побыть одной.
   – Мы же семья, – обиженно заметил Эмилио, как будто она его в чем-то подвела.
   Венера Мария твердо решила не уступать.
   – Именно поэтому я и собираюсь полгода платить за твою квартиру.
   Он вздохнул. Глубоко-глубоко. Этакий театральный вздох.
   – Ладно, уеду, – неохотно согласился он. Можно подумать, у него есть выбор.
   Венера Мария кивнула.
   – Вот и хорошо.
   – Когда захочу, – добавил Эмилио.
   Он явно переходил границы. Это ее бесило. Но у нее тоже характер что надо, где сядешь, там и слезешь.
   – Уедешь сегодня, – заявила она. – В течение часа. Или никакой квартиры. Можешь тогда трясти своей толстой задницей по бульвару Санта-Моника, мне наплевать.
   – Шлюха, – пробормотал он.
   Глаза у нее сузились.
   – Что ты сказал?
   – А машину мне дашь?
   Она решила пропустить оскорбление мимо ушей.
   – Можешь на время взять «универсал», – проговорила она устало.
   Эмилио нахмурился. Почему это он должен ездить в каком-то «универсале», когда его сестра раскатывает в лимузинах и «порше»? Такого не должно быть, но, похоже, изменить ему ничего не удастся. Венера Мария шутить не собиралась.
   Он поплелся собирать вещи.
   Венера Мария испытала триумф. Не бог весть какая победа, но все же. Она послала экономку за свежими цветами и пошла в свою гардеробную, чтобы выбрать самый лучший туалет.
   Мартину нравилось, когда она в белом, он ей об этом говорил. Она же предпочитала черный цвет. Более изысканно и экстравагантно. В черном она чувствовала себя сексуальней.
   Как насчет белого сверху и черного ближе к телу?
   А может, ближе к телу и вовсе ничего не надо?
   Мартин был далеко не самым лучшим любовником в мире. Он отличался заторможенностью, слишком торопился и ему не хватало чувственности.
   Она учила его.
   Медленно…
   Очень, очень медленно…
   У двадцатипятилетней Венеры Марии Мартин – четвертый любовник по счету. Пресса пришла бы в экстаз, узнай она, что у звезды было всего четверо мужчин. В конце концов ведь она слыла высшей жрицей на алтаре секса, свободной женщиной. Все, что бы она ни делала, излучало секс: от ее видеоклипов до актерской игры. Она при всех касалась интимных мест. И даже учитывая угрозу СПИДа, в ее жизни должно насчитываться куда больше мужчин.
   Первый любовник: Мануэль. В койке – просто что-то потрясающее. Черные волосы, черные глаза и смуглая кожа. Член такой, что умереть можно, плюс любовь к изящным танцевальным па в постели.
   Она повстречалась с ним через неделю после приезда в Лос-Анджелес, и он покончил с ее девственностью с такой страстью, что у нее дух захватило.
   Три месяца подряд они занимались любовью ежедневно, а потом он бросил ее ради калифорнийской пляжной красотки.
   Когда она стала знаменитой, он снова попытался подкатиться к ней, но не тут-то было.
   Второй любовник: Райн. Этот был чувственным. Взлохмаченные белокурые волосы, щенячьи глаза и загорелая кожа. Член такой, что умереть можно, а также самая симпатичная задница, какую ей только приходилось видеть.
   Он сопровождал ее при восхождении наверх и бросил, влюбившись в бородатого руководителя английской рок-группы.
   С Венерой Марией они остались друзьями.
   Третий любовник: Иннес. В постели – просто что-то потрясающее и необыкновенно сладострастный. Убийственное сочетание.
   Они встречались почти год, пока она не стала опасаться, что это помешает ее карьере.
   И Мануэлю, и Райну, и Иннесу было где-то между двадцатью и тридцатью.
   Мартину – сорок пять. Вполне мог бы быть их отцом. Или ее отцом.
   Но она любила его.
   И не понимала почему.
   Выбрав девственно белое платье, на которое надела узкий и короткий вышитый пиджак, она довершила туалет семнадцатью серебряными браслетами, висячими серьгами – в каждое ухо разные – и конькобежными ботинками без коньков. Потом позвонила Мартину в гостиницу и оставила послание следующего содержания: «Семейство Уэкко будет дома после шести».
 
   Когда Микки явился домой, он весь кипел. Тринадцатилетняя Табита встретила его с надутыми губами.
   – Мама говорит, мне нельзя ехать в Вегас с Лулу и ее папой. А я хочу. Почему нельзя?
   У Табиты были прямые темно-русые волосы, уже довольно развитая фигура и ужасающие пластины на передних зубах. Вряд ли на нее найдется много охотников.
   – Если мать говорит, то… – начал он.
   – Я хочу, папа, – заныла Табита. – Ты поговори с ней. Пусть разрешит. Ты такой умный, все можешь устроить.
   Она что, у Уорнер брала уроки?
   – Попытаюсь, – пообещал он без всякого энтузиазма.
   Табита закинула ему обе руки на шею и оцарапала щеку своими пластинами.
   Как будто чувствуя, что грядет ссора, в дверях появилась Абигейль.
   – Ты сегодня встречался с Мартином Свенсоном в «Поло»? – спросила она сварливо, игнорируя дочь, которая из-за ее спины подавала знаки Микки, требуя, чтобы он выступил в ее защиту.
   Похоже, уже ничего нельзя скрыть. Слухи в Беверли-Хиллз разносились с быстротою молнии, а может, та новая девица, как ее, Люси, нет Люс, не умеет держать язык за зубами? Олив достаточно сообразительная, чтобы понимать, что если он захочет что-то сказать Абигейль, то сделает это самостоятельно.
   – Откуда ты знаешь? – спросил Микки, машинально занимая оборонительную позицию.
   – Ну, папа! – взмолилась Табита, требуя действий.
   – Какая разница, откуда? – огрызнулась Абигейль. – Почему ты мне не сказал, что собираешься встретиться с Мартином Свенсоном? Мне бы хотелось дать обед в честь Свенсонов.
   «А, еще один небольшой, уютный обед персон на пятьдесят».
   – Зачем? Ты же их даже не знаешь?
   – Ничего подобного, – возмутилась Абигейль. – Я встречалась с Диной, и не раз.
   – Она с ним не приехала.
   – Вегас, папа! – вмешалась Табита, подпрыгивая от нетерпения.
   – Гм… почему Табите нельзя в Вегас?
   Абигейль испепелила его взглядом. Она умела превращать мужчин в пыль. Величественно приподняв бровь, она спросила:
   – Это ты серьезно?
   – Вполне. Она хочет поехать со своей подружкой Лулу и ее отцом. По мне, так пусть едет.
   – А ты знаешь, кто у Лулу отец?
   – Ну… вроде певец. Верно?
   – Он рок-певец. – Сказала, как плюнула. – И не слишком популярный к тому же. Известен только тем, что лечился у «Анонимных алкоголиков», да еще от наркомании.Моя дочь никуда с этой семьей не поедет.
   Моя дочь. Вечно у нее «моя то», «мое это». Иногда Микки казалось, что Абигейль из шкуры лезет вон, чтобы доказать, что он вовсе не существует.
   Он все еще весь кипел, но пар решил не выпускать.
   Пошла она, эта Абби. Если дела пойдут так, как он надеется, скоро женушка запоет по-другому.

30

 
   Олив Уотсон сломала ногу. Лаки крупно повезло. Хоть она и соболезновала Олив по телефону, но в душе чувствовала себя виноватой, что так обрадовалась.
   Микки воспринял новость плохо. Он вызвал Лаки в кабинет и долго орал и вопил, как будто это ее вина.
   – Как-нибудь справимся, мистер Столли, – заверила она спокойно, эдакая идеальная секретарша.
   – Вы справитесь! – взвизгнул он. – А моя жизнь – сплошной бардак.
   «Вот это верно», – подумала Лани.
   Эдди Кейн прибыл точно к вновь назначенному времени. Микки пытался отменить и эту встречу, но Лаки наврала ему, что не сумела связаться с мистером Кейном.
   Глядя на Эдди, хотелось предложить ему как следует выспаться. Он подмигнул Лаки и шепнул:
   – Умница. – Поощрительно похлопав ее по заду, Эдди направился в логово Микки Столли.
   Сидя за дверью, Лаки нажала кнопку селектора, позволяющую ей слышать разговор в кабинете.
   – В чем дело, Эдди? Я же предупреждал, что, если мы в это ввяжемся, ко мне не обращаться, – устало произнес Микки.
   – Ага, – ответил Эдди, – только я не рассчитывал, что пара кривоносых кретинов будут дышать мне в шею, требуя большей доли.
   – В смысле?
   – Все просто. Мы берем их порнушки, прячем среди легальной продукции студии и вывозим из страны. Делим доходы и привет! У них чистые деньги. Мы тоже получаемхороший куш без всякой головной боли.
   – Ну и?
   – Ну и теперь они говорят, что мы нечестно делимся.
   Микки спросил зловеще:
   – А на самом деле?
   Слышно было по голосу, что Эдди врал.
   – Разве стану я пытаться ущучить этих крутых парней?
   – Ты и у голодной собаки вырвешь кость.
   Услышав чьи-то шаги, Лаки выключила селектор и схватила пачку писем.
   – Заработалась, куколка?
   То были Слизняки собственной персоной. Если бы они организовали рок-группу, Эдди Кейн идеально подошел бы в качестве третьего.
   – Мистер Ломбардо, мистер Блэквуд, – строго произнесла Лаки, подражая Олив. – Чем могу вам помочь?
   Арни наклонился к ней через стол и, прежде чем она успела его остановить, сдернул с нее очки.
   – У тебя милые глазки, детка. Купи себе контактные линзы.
   Она попыталась выхватить очки, но он размахивал ими у нее перед лицом, не давая дотянуться.
   – Мистер Блэквуд, я ничего не вижу, – возмутилась Лаки.
   – Я тащусь от крошек, которые не видят, – осклабился Фрэнки.
   – Ага, чтобы они не заметили твой членик в полтора дюйма длиной! – пошутил Арни.
   Оба сочли эту шутку чрезвычайно остроумной. Лаки воспользовалась моментом, схватила очки и снова надела их. Ну и парочка призовых козлов!
   – Что он там делает? – спросил Фрэнки, кивая в сторону кабинета Микки.
   – У мистера Столли встреча с мистером Эдди Кейном.
   – Тогда легкая спасательная бригада будет в самый раз, – заметил Арни с сальным смешком.
   – Вы не можете…
   Не дав ей закончить, они двинулись к двери в кабинет.
   Она быстро позвонила Микки.
   – Мистер Столли, простите, но я не смогла их остановить…
   В ответ она услышала знакомое:
   – Да, да, да. Принесите кофе.
   – И банановый торт, – послышался голос Фрэнки.
   «Чтобы твоя задница стала еще толще», – подумала Лаки.
   Мальчики совещаются. Пусть пока лопают торт.
 
   Оказывается, солнце в Акапулько может надоесть. Каждый день одно и то же – голубое небо, яркое солнце и декорации, как на открытке.
   На несколько дней приехали друзья Ленни – Джесс и Матт Трайнеры. Джесс была самым старым другом Ленни: они вместе выросли в Лас-Вегасе, вместе ходили в школу и сохранили с той поры дружеские отношения.
   Из маленькой, всего пять футов, и хорошенькой Джесс ключом била энергия. У нее были широко расставленные глаза, копна ярко-рыжих волос, веснушки и прелестная фигурка.
   Второй муж Джесс, шестидесятилетний Матт Трайнер, с коротко стриженными седыми волосами, прекрасно одетый, не выглядел на свои годы. С первым – безнадежным наркоманом – она в свое время рассталась.
   Ленни обрадовался гостям. Сколько можно болтаться вечерами с Джоем Фирелло? Ему порядком надоела постоянная погоня Джоя за каждой юбкой.
   Проводить вечера в одиночестве – удовольствие небольшое. Компания Злючки, Марисы и Неда, которых он называл «трио клоунов», тоже его не устраивала.
   Джесс и Матт внесли в его жизнь столь желаемое разнообразие. Они привезли целую кучу фотографий своих полуторагодовалых двойняшек – мальчика и девочки.
   – Твои крестники, – с гордостью обратилась Джесс к Ленни. – Когда у тебя свои появятся?
   С Джесс всегда так, попадает в самое больное место. В этом она походила на Джино, постоянно позволявшего себе весьма прозрачные намеки.
   – Когда у Лаки найдется для меня время между сделками, – ответил он угрюмо.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Она занята.
   – А, вот что значит жениться на деловой женщине.
   – Кому ты это говоришь?
   Джесс бросила работать за несколько месяцев до рождения детей. Когда-то она была менеджером Ленни. По правде говоря, только благодаря ей карьера его сдвинулась с места. Он ей многим обязан. Им вместе пришлось повидать всякое.
   – Я по тебе соскучился, обезьянка, – заметил он грустно.
   – Не смей меня так называть! – прикрикнула она. Она все еще ненавидела это прозвище, полученное в школьные годы.
   – Почему?
   – Ты знаешь, я этой клички терпеть не могу.
   – Но она тебе подходит.
   – Да пошел ты!
   – С радостью бы.
   – Очень смешно.
   Он плюхнулся в кресло и посмотрел на нее.
   – Ну что, будешь ты снова со мной работать или как? Если бы ты до сих пор оставалась моим менеджером, я бы не влип в этот дерьмовый фильм.
   – Когда Матт со мной разведется, – ответила Джесс равнодушно.
   – А когда это случится?
   Она усмехнулась.
   – Никогда! Я очень счастливая женщина.
   – Приятно слышать, что хоть кто-то счастлив, – заметил Ленни уныло.
   Джесс уселась на ручку его кресла.
   – Может, я медленно соображаю, но мне показалось, ты чем-то недоволен?
   Он криво улыбнулся.
   – Шутить изволите? С чего это мне быть недовольным? Я снимаюсь в фильме, который терпеть не могу. Застрял в Мексике. А моя жена, возможно, сейчас в постели с мистером Японцем, зарабатывает еще несколько миллионов. Лучше не бывает, Джесс. Давай, расскажи мне о своей жизни.
   Джесс взлохматила ему волосы на затылке.
   – Ах ты, бедняжка. Хочешь, я поговорю с Лаки?
   – Если найдешь ее.
   – Дай мне номер ее телефона.
   – Если бы знал, то дал, – сказал он расстроенно.
   – Где она?
   – Никто ни черта не знает.
   Больше вопросов Джесс не задавала. С Ленни нельзя заходить слишком далеко.
   Позже она говорила Матту:
   – Разумеется, я не советник по брачным делам. Но здесь, мне кажется, нужно что-то делать. Ленни на грани срыва.
   – Не вмешивайся, – предупредил Матт.
   Что он может знать?
 
   Микки всю неделю пробегал как сумасшедший, ожидая, что Лаки будет постоянно поспевать за ним. Он метался от совещания к просмотру, задерживаясь, только чтобы еще раз принять душ и выпить стакан сока или устроить визгливую истерику по тому или иному поводу.
   Иногда он брал Лаки на просмотры отснятого материала по тем фильмам, которые он называл «хлебом с маслом». Он приказывал ей записывать все делавшиеся им в темной просмотровой замечания. А были они следующего свойства: «Неплохие сиськи», «жирный зад», «она слишком старая» или «дай ее лицо крупным планом, когда он пырнет ее ножом».
   Его мало интересовали актеры-мужчины, почему-то всегда остававшиеся одетыми, несмотря на весь разврат и секс вокруг.
   Лаки наконец выяснила, какая разница между жесткой порнографией и так называемой «мягкой». В случае жесткой порнографии мужчины тоже раздевались. В мягких порнофильмах женщинам разрешалось все: постоянно сдирать с себя одежду, имитировать оргазм, валяться с перерезанным горлом. Высший класс, ничего не скажешь. К этому стоило добавить бесконечные сцены изнасилований.
   Лаки намеревалась положить конец этому жалкому зрелищу, как только приберет все к рукам.