Страница:
– Поскорее бы!
– Вот и дивно.
– А почему ты не на съемках? Ведь сейчас середина дня в Лос-Анджелесе.
– А ты почему не на уроках? – ответил он вопросом на вопрос.
– Полшестого. Я совершенно свободна.
– Тогда пойди куда-нибудь и разгуляйся вовсю.
Она хихикнула.
– Не могу. Будний день. Нас в эти дни не выпускают.
– Наплюй на одно-два правила, живи рискованно.
– Ты вроде не должен мне такое говорить, – заметила она, вспомнив тот единственный раз, когда она наплевала на правила, и что из этого вышло.
– Кончай вешать мне лапшу на уши. На твоем месте я так бы и поступил.
Как «так бы»? Друзей у нее не было. Сбежать из школы не с кем. Кроме того, в ней отсутствовала материнская черта – желание оборвать поводок. Бриджит уже поняла, какую высокую цену надо за это платить.
– Как там на съемках? – быстро сменила она тему.
Ленни застонал.
– Не порть мне день.
– А Лаки с тобой в Лос-Анджелесе?
Он разыграл возмущение.
– Зачем столько вопросов? Ты что ко мне пристаешь, больше заняться нечем?
Бриджит улыбнулась.
– А ты разве не знаешь? Нравится тебя заводить.
Он сказал, засмеявшись:
– Ладно, живи дальше, а я позвоню на той неделе и поговорим поподробнее. Договорились, пташка?
– Договорились, грязный старикашка.
Ленни всегда прекрасно на нее действовал. Особенно когда называл ее «пташкой», сокращенное от «тюремная пташка» note 2. Такое у него было для нее ласкательное имя. В ответ она всегда обзывала его «грязным старикашкой». Это стало их игрой, их способом сказать, что прошлое ничего не значит.
– Посмейся над чем-нибудь, и все пройдет, – часто говорил ей Ленни.
Может, он и прав, только это не означает, что она может расслабиться. Она – Бриджит Станислопулос. Личность. Наследница. Прежде всего – наследница. От этого никуда не уйдешь.
Вздохнув, она вернулась в спальню – тюремную камеру, которую она делила еще с тремя девушками. На столе рядом с кроватью возвышалась стопка домашних заданий, а на стене, с ее стороны, висел единственный плакат, изображающий застенчиво улыбающегося Бой Джорджа, при полном гриме и локонах. Ей нравилась его музыка, и еще ей нравилось, что, казалось, ему на все наплевать. Такие ей были по душе.
У других девушек висели многочисленные плакаты и портреты всех кого попало, начиная от Рода Лоу и кончая почти голым Ричардом Гиром. Ну и что? Бриджит не хотела больше никаких романтических привязанностей.
На какой-то момент она позволила себе вернуться в прошлое. Прежде всего вспоминалось злобное, ухмыляющееся лицо Сантино. Потом возникал Тим Вэлз. Молодой и красивый. Начинающий актер, которого угораздило ввязаться в историю с ней и ее братом Бобби. Газеты так и не связали убийство молодого актера с делом Боннатти.
«Боже милостивый», – подумала с содроганием Бриджит. Она любила Тима, а он попытался заманить ее в ловушку. И сожалению, ему пришлось поплатиться за это жизнью. Только ее вины в этом нет. Люди Боннатти выполнили приказ, а приказ гласил – убрать Тима Вэлза с дороги.
«Не думай об этом», – молча укорила себя Бриджит. Два месяца они таскали ее по психиатрам. Наконец один из них посоветовал: «Прекрати об этом думать». Единственный толковый совет. А все разговоры о том, что ее родной отец мертв и что мать тоже ушла в мир иной, и поэтому она должна чувствовать себя брошенной, сплошная ерунда.
Никто ее не бросал – она ощущала себя сильной. Сумевшей выжить. Бриджит Станислопулос никто не нужен.
7
Ленни всегда терпеть не мог давать интервью. Особенно если журналист проникал на съемочную площадку, подглядывал, подслушивал и все время что-то торопливо записывал.
Его уговорил Коротышка Роулингс, ответственный за рекламу фильма, хотя Ленни сопротивлялся изо всех сил. На этот раз статья предназначалась для «Пипл» или «Ас», Ленни точно не помнил, а интервью брала женщина с лошадиным лицом, ходившая опасно близкими кругами вокруг его личной жизни – темы, которую он никогда не обсуждал, о чем предупреждал заранее.
Не то чтобы в его личной жизни имелись какие-то тайны. Уже одно то, что он сначала женился на Олимпии Станислопулос, а потом на Лаки Сантанджело, не позволяло ему оставаться в тени. Но он не может позволить, черт возьми, давать ход сплетням. Лучше помолчать.
Лаки старалась держаться подальше от прессы, у нее это был просто пунктик. Она отказывалась давать интервью и, как отец, всячески избегала фотокорреспондентов.
– Я не люблю работать на публику, – предупредила она Ленни перед свадьбой, – и не собираюсь ничего в этом смысле менять.
«Что очень не просто, если ты выходишь замуж за кинозвезду, – хотел добавить он. – Особенно если твой первый муж был одним из самых богатых людей в мире, а имя отца в свое время постоянно мелькало в газетных заголовках».
Но, несмотря на все, Лаки каким-то образом удалось сохранить известную долю анонимности. Мало кто знал, как она выглядит, ее больше знали по имени.
– Как поживает ваша жена? – спросила журналистка с лошадиной мордой как бы невзначай, читая его мысли. – Говорят, вы разошлись?
Ленни пригвоздил ее к месту суровым взглядом зеленых глаз.
– Пошел-ка я работать, – заявил он, вставая с парусинового стула. Он был сыт по горло.
На репортера его демарш не произвел никакого впечатления.
– Лаки Сантанджело, что за женщина! Она в Лос-Анджелесе?
– Никогда об операции на языке не думали? – спросил он резко.
Женщина удивилась.
– Простите?
– Знаете, приделать такую защелку на конце. Чтобы не задавали тех вопросов, которые вам запретили задавать.
Прежде чем она успела отреагировать, появился Коротышка Роулингс, и Ленни удалился, так больше и не сказав ни слова.
– Надо же, – возбужденно сказала женщина, – я что, наступила на мозоль?
– Очень надеюсь, что нет, – забеспокоился Коротышка.
На этом фильме он заработает язву, это точно: Джой Фирелло тащит в койку все, что попадется, Злючка Фрипорт напивается до беспамятства, Мариса Берч спит не только с режиссером, но и со своей дублершей, а Ленни Голден ведет себя так, как будто ему не нужна реклама. И это у себя дома. Что же будет, когда они на пять недель поедут на натурные съемки в Акапулько?
Коротышка нахмурился. Черт побери, этот Ленни Голден вовсе не Николсон или Редфорд. Всего-то-навсего новенький везунчик, сделавший пару кассовых фильмов, и ничего больше.
Роулингсу уже пятьдесят два года. Он видел, как эти звезды всходили и как они исчезали – раз и нету. Хорошая реклама помогает удержаться, и чем скорее Ленни Голден это поймет, тем лучше.
Коротышка обнял журналистку за плечи. Это была высокая женщина с сальными волосами и носом, которому не помогла бы и пластическая операция. Возможно, неудавшаяся актриса, ими в Голливуде пруд пруди, все находят себе какую-нибудь работу.
– Пойдем, радость моя, – пригласил он ее широким жестом. – Выпьешь что-нибудь. «И, может, сделаешь мне минет», – подумал он про себя. – В конце концов, это Голливуд, у каждой работы есть свои положительные стороны.
– Что происходит, приятель? – спросил Джой Фирелло, перехватив Ленни на пути к трейлеру.
Ленни безразлично пожал плечами.
– Да там глупая корова-журналистка.
– Трахни ее, – предложил Джой, всегда готовый услужить даме.
– Нет уж, трахай ее сам, – возразил Ленни.
Джою эта мысль приглянулась.
– А какая она?
Ленни не удержался и рассмеялся, Джой готов перепихнуться со столом, если тому удастся состроить ему глазки.
– Я пошел домой, – сказал он. – До завтра.
– Домой. – Джой повторил это слово так, как будто это было грязное ругательство. – А моя вечеринка?
– Я же тебе говорил, не могу.
– Теряешь возможность до упаду повеселиться.
Ленни не хотел с ним спорить.
– Я уже навеселился на несколько жизней, так что спасибо.
– Не знаешь, от чего отказываешься.
– Да нет, Джой, потому и отказываюсь, что знаю.
По дороге к машине он столкнулся с Кристи. Она была классной калифорнийской девчонкой – бронзовые от загара руки и ноги, светлые волосы и сверкающие белизной зубы. Он не мог не заметить, что ноги у нее кончались там, где начиналась шея.
– Спокойной ночи, мистер Голден, – вежливо попрощалась она.
«Мистер Голден!» Неужели он такой старый?
Забираясь в свой «феррари», он вдруг понял, что не просто скучает по Лаки, она нужна ему позарез. Лаки обещала провести с ним пару недель во время съемок в Акапулько, и у него уже лопалось терпение.
Быть вместе. Разве не для этого люди женятся? Они женаты уже полтора года, а большую часть этого времени провели врозь. Ладно, невооруженным взглядом видно, что Лаки не та женщина, которая все бросит ради мужа. На ее шее было дело ценой в несколько миллиардов долларов, и к тому же сын и отец, которым она тоже должна уделить время. Только Ленни раньше казалось, что его это не будет так задевать. Но за последнее время он осознал, что ситуация выходит из-под его контроля. Он безумно по ней скучал. И обычный, традиционный брак представлялся Ленни все более привлекательным. Ему нравилось быть женатым. Брак давал чувство уверенности, вносил смысл в жизнь. А после его сумасшедшего детства такая уверенность просто необходима. С Олимпией, безусловно, ничего не вышло. Он ждал этого от Лаки.
Наверное, пришла пора подумать и о ребенке. Маленький Голден с внешностью Лаки и чувством юмора Ленни. Он пытался несколько раз заговорить на эту тему, но Лаки быстро переводила разговор на другое. Тан они ничего и не решили.
«Акапулько, – подумал он, – как раз то, что надо» Чем больше он об этом думал, тем решительнее настраивался. Приятно провести время под мексиканским солнцем, уговорить жену завести ребенка, а после окончания съемок взять отпуск на все лето и вместе с Бриджит и Бобби поболтаться по Европе.
Он вспомнил, как они с Лаки в первый раз занимались любовью. На всю жизнь запомнил. Конец дня в Сен-Тропезе, пустынный пляж, великолепная погода. Такого не забудешь.
Черт! При одном только воспоминании он ощутил желание.
Он резко остановил «феррари» на красный свет и неожиданно понял, что ему срочно требуется холодный душ.
– Привет! – Рядом с ним остановилась девушка в белой машине с откидным верхом. На ней была алая блузка и козырек в тон.
Прежде чем он успел решить, знакомы они с ней или нет, девушка сама ответила на его вопрос.
– Я обожаю ваши фильмы, – промурлыкала она. – Вы так-о-ой забавный и сенсуальный.
Если бы Ленни захотел, закадрить ее не стоило бы труда. Вполне подходящая девушка.
Но те дни прошли. Он – счастливый семьянин, ждущий ребенка. Или… почти ждущий.
Сверкнув улыбкой и пробормотав «спасибо», он вдавил педаль газа в пол и быстро умчался прочь.
8
9
– Ты что-то дергаешься последние три дня, – заметила Мэри Лу, массируя левую ступню Стивена. – В чем дело, милый? Ты расскажешь, или мне так и придется ходить на цыпочках вокруг твоего плохого настроения, подобно призраку?
Стивен оторвался от монолога Джонни Карсона.
– О каком это плохом настроении ты говоришь?
Мэри Лу отпустила ногу и обреченно вздохнула.
– Или ты расскажешь, или нет. Похоже, что нет, так что кончай с короткими ответами и длинными паузами, иначе я уйду. – Она повысила голос. – Ты меня слышишь, Стивен? УЙДУ!
Это его несколько позабавило.
– И куда ты пойдешь?
– Куда? Я? Я – звезда, милый мой, куда хочу, туда и пойду. Понял?
Он лениво потянулся к ней.
– С этим большим брюшком?
Она отодвинулась.
– И не пытайся меня задобрить. Слишком поздно.
Его руки добрались до ее налившихся грудей и там задержались.
Она не шевелилась. Хороший признак. Может, удастся избежать перепалки и погреться около нее. Черт возьми, ему сейчас нужно, чтобы его кормили и утешали, а не спорили с ним.
– Стивен, – пробормотала она тихо, не отказываясь, но и не соглашаясь.
С натренированной легкостью он продолжал ласкать ее грудь, освободил одну из плена ночной рубашки и, наклонившись, принялся целовать.
– Стивен Беркли, – вздохнула она, задыхаясь, – я тебя просто ненавижу.
Больше они не разговаривали. Два года женаты, а все так же способны завести друг друга с пол-оборота.
Джонни Карсон продолжал развлекать зрителей с телевизионного экрана.
В доме Беркли телевизор никто не смотрел.
На следующее утро Мэри Лу встала первой. Она приняла душ, оделась в удобный дорожный костюм и села на край кровати, дожидаясь, когда Стивен проснется.
Он начал потихоньку просыпаться, с трудом соображая, что сегодня суббота, его любимый день недели.
Не успел он открыть глаза, как Мэри Лу нанесла первый удар.
– Давай-ка продолжим тот разговор, что мы вчера так и не кончили. Самое время, любовь моя, – заметила она небрежно.
И она понемногу вытащила из него всю историю. А что он мог поделать? По умению вытягивать информацию ей равных не было.
Он рассказал ей о Дине Свенсон и об их странной встрече. И о Джерри тоже, дурачке, превратившем все в шутку, и уверял, что они имеют дело с сумасшедшей и что он ни за что не вернет аванс в миллион долларов, пусть его застрелят.
– Может, и правда, она с приветом, – задумчиво сказала Мэри Лу. – Иначе зачем ей вам рассказывать, что она собирается кого-то убить. Уверена, она вас разыграла.
– Прекрасно. Просто великолепно. Значит, по-твоему, она нас разыграла, – с сарказмом произнес Стивен, вылезая из кровати. – Вот все и решили. Теперь я со спокойной совестью могу заняться текущими делами. – Он направился в ванную комнату. – А о возможной жертведавай и думать забудем, верно? – бросил он через плечо.
– Так нет никакой жертвы, – рассудительно сказала Мэри Лу.
– Пока, – зловеще заметил Стивен.
– И не будет.
Стивен рассердился.
– Черт побери, Мэри Лу. Не выступай с таким видом, будто знаешь, о чем говоришь.
Захлопнув дверь ванной, он уставился на себя в зеркало. «Доволен? – спросил его внутренний голос. – Нарушил тайну, обязательную в отношениях между клиентом и адвокатом и к тому же обидел свою беременную жену. Ивсе в одно утро. Умно, ничего не скажешь!»
К тому времени как он вышел из ванной, Мэри Лу уже исчезла, оставив суровую записку, что вернется поздно.
Это было последней каплей. Они всегда проводили субботние дни вместе, ходили за продуктами, заглядывали в кино, сидели в кафе, а когда возвращались домой, и она начинала возиться на кухне, он мог себе позволить завалиться на диван и посмотреть по телевизору спортивную передачу.
Теперь благодаря миссис Дине Свенсон день полностью испорчен.
Он прикинул: может, стоит позвонить Джерри и сказать ему, куда он может засунуть миллион Дины. Но, с другой стороны, может, Джерри и прав: оставить деньги и ждать – авось ничего не случится. Дина Свенсон мало напоминала опасную убийцу. Просто очень богатая женщина, имеющая на кого-то зуб, и, разумеется, ни о каком идеальном убийстве не может идти и речи.
Да и вообще, они-то с Джерри что могут сделать? Все только одни разговоры, которые они обязаны хранить в тайне.
Так почему тогда он все выложил Мэри Лу и испоганил такой хороший день?
Потому что его грызло беспокойство. Не нравилась ему эта история. Стивену казалось, что его поймали в ловушку.
Но, с другой стороны, он абсолютно ничего не мог сделать.
Внезапно Стивен взял телефон и набрал номер Лаки. Он не видел ее уже несколько недель, так что неплохо бы с ней поболтать. Она близкий человек, сводная сестра. Потрясающая женщина, много привнесшая в его жизнь, особенно после смерти Кэрри, его матери, тихо умершей во сне от сердечного приступа.
– Вот и дивно.
– А почему ты не на съемках? Ведь сейчас середина дня в Лос-Анджелесе.
– А ты почему не на уроках? – ответил он вопросом на вопрос.
– Полшестого. Я совершенно свободна.
– Тогда пойди куда-нибудь и разгуляйся вовсю.
Она хихикнула.
– Не могу. Будний день. Нас в эти дни не выпускают.
– Наплюй на одно-два правила, живи рискованно.
– Ты вроде не должен мне такое говорить, – заметила она, вспомнив тот единственный раз, когда она наплевала на правила, и что из этого вышло.
– Кончай вешать мне лапшу на уши. На твоем месте я так бы и поступил.
Как «так бы»? Друзей у нее не было. Сбежать из школы не с кем. Кроме того, в ней отсутствовала материнская черта – желание оборвать поводок. Бриджит уже поняла, какую высокую цену надо за это платить.
– Как там на съемках? – быстро сменила она тему.
Ленни застонал.
– Не порть мне день.
– А Лаки с тобой в Лос-Анджелесе?
Он разыграл возмущение.
– Зачем столько вопросов? Ты что ко мне пристаешь, больше заняться нечем?
Бриджит улыбнулась.
– А ты разве не знаешь? Нравится тебя заводить.
Он сказал, засмеявшись:
– Ладно, живи дальше, а я позвоню на той неделе и поговорим поподробнее. Договорились, пташка?
– Договорились, грязный старикашка.
Ленни всегда прекрасно на нее действовал. Особенно когда называл ее «пташкой», сокращенное от «тюремная пташка» note 2. Такое у него было для нее ласкательное имя. В ответ она всегда обзывала его «грязным старикашкой». Это стало их игрой, их способом сказать, что прошлое ничего не значит.
– Посмейся над чем-нибудь, и все пройдет, – часто говорил ей Ленни.
Может, он и прав, только это не означает, что она может расслабиться. Она – Бриджит Станислопулос. Личность. Наследница. Прежде всего – наследница. От этого никуда не уйдешь.
Вздохнув, она вернулась в спальню – тюремную камеру, которую она делила еще с тремя девушками. На столе рядом с кроватью возвышалась стопка домашних заданий, а на стене, с ее стороны, висел единственный плакат, изображающий застенчиво улыбающегося Бой Джорджа, при полном гриме и локонах. Ей нравилась его музыка, и еще ей нравилось, что, казалось, ему на все наплевать. Такие ей были по душе.
У других девушек висели многочисленные плакаты и портреты всех кого попало, начиная от Рода Лоу и кончая почти голым Ричардом Гиром. Ну и что? Бриджит не хотела больше никаких романтических привязанностей.
На какой-то момент она позволила себе вернуться в прошлое. Прежде всего вспоминалось злобное, ухмыляющееся лицо Сантино. Потом возникал Тим Вэлз. Молодой и красивый. Начинающий актер, которого угораздило ввязаться в историю с ней и ее братом Бобби. Газеты так и не связали убийство молодого актера с делом Боннатти.
«Боже милостивый», – подумала с содроганием Бриджит. Она любила Тима, а он попытался заманить ее в ловушку. И сожалению, ему пришлось поплатиться за это жизнью. Только ее вины в этом нет. Люди Боннатти выполнили приказ, а приказ гласил – убрать Тима Вэлза с дороги.
«Не думай об этом», – молча укорила себя Бриджит. Два месяца они таскали ее по психиатрам. Наконец один из них посоветовал: «Прекрати об этом думать». Единственный толковый совет. А все разговоры о том, что ее родной отец мертв и что мать тоже ушла в мир иной, и поэтому она должна чувствовать себя брошенной, сплошная ерунда.
Никто ее не бросал – она ощущала себя сильной. Сумевшей выжить. Бриджит Станислопулос никто не нужен.
7
Ленни всегда терпеть не мог давать интервью. Особенно если журналист проникал на съемочную площадку, подглядывал, подслушивал и все время что-то торопливо записывал.
Его уговорил Коротышка Роулингс, ответственный за рекламу фильма, хотя Ленни сопротивлялся изо всех сил. На этот раз статья предназначалась для «Пипл» или «Ас», Ленни точно не помнил, а интервью брала женщина с лошадиным лицом, ходившая опасно близкими кругами вокруг его личной жизни – темы, которую он никогда не обсуждал, о чем предупреждал заранее.
Не то чтобы в его личной жизни имелись какие-то тайны. Уже одно то, что он сначала женился на Олимпии Станислопулос, а потом на Лаки Сантанджело, не позволяло ему оставаться в тени. Но он не может позволить, черт возьми, давать ход сплетням. Лучше помолчать.
Лаки старалась держаться подальше от прессы, у нее это был просто пунктик. Она отказывалась давать интервью и, как отец, всячески избегала фотокорреспондентов.
– Я не люблю работать на публику, – предупредила она Ленни перед свадьбой, – и не собираюсь ничего в этом смысле менять.
«Что очень не просто, если ты выходишь замуж за кинозвезду, – хотел добавить он. – Особенно если твой первый муж был одним из самых богатых людей в мире, а имя отца в свое время постоянно мелькало в газетных заголовках».
Но, несмотря на все, Лаки каким-то образом удалось сохранить известную долю анонимности. Мало кто знал, как она выглядит, ее больше знали по имени.
– Как поживает ваша жена? – спросила журналистка с лошадиной мордой как бы невзначай, читая его мысли. – Говорят, вы разошлись?
Ленни пригвоздил ее к месту суровым взглядом зеленых глаз.
– Пошел-ка я работать, – заявил он, вставая с парусинового стула. Он был сыт по горло.
На репортера его демарш не произвел никакого впечатления.
– Лаки Сантанджело, что за женщина! Она в Лос-Анджелесе?
– Никогда об операции на языке не думали? – спросил он резко.
Женщина удивилась.
– Простите?
– Знаете, приделать такую защелку на конце. Чтобы не задавали тех вопросов, которые вам запретили задавать.
Прежде чем она успела отреагировать, появился Коротышка Роулингс, и Ленни удалился, так больше и не сказав ни слова.
– Надо же, – возбужденно сказала женщина, – я что, наступила на мозоль?
– Очень надеюсь, что нет, – забеспокоился Коротышка.
На этом фильме он заработает язву, это точно: Джой Фирелло тащит в койку все, что попадется, Злючка Фрипорт напивается до беспамятства, Мариса Берч спит не только с режиссером, но и со своей дублершей, а Ленни Голден ведет себя так, как будто ему не нужна реклама. И это у себя дома. Что же будет, когда они на пять недель поедут на натурные съемки в Акапулько?
Коротышка нахмурился. Черт побери, этот Ленни Голден вовсе не Николсон или Редфорд. Всего-то-навсего новенький везунчик, сделавший пару кассовых фильмов, и ничего больше.
Роулингсу уже пятьдесят два года. Он видел, как эти звезды всходили и как они исчезали – раз и нету. Хорошая реклама помогает удержаться, и чем скорее Ленни Голден это поймет, тем лучше.
Коротышка обнял журналистку за плечи. Это была высокая женщина с сальными волосами и носом, которому не помогла бы и пластическая операция. Возможно, неудавшаяся актриса, ими в Голливуде пруд пруди, все находят себе какую-нибудь работу.
– Пойдем, радость моя, – пригласил он ее широким жестом. – Выпьешь что-нибудь. «И, может, сделаешь мне минет», – подумал он про себя. – В конце концов, это Голливуд, у каждой работы есть свои положительные стороны.
– Что происходит, приятель? – спросил Джой Фирелло, перехватив Ленни на пути к трейлеру.
Ленни безразлично пожал плечами.
– Да там глупая корова-журналистка.
– Трахни ее, – предложил Джой, всегда готовый услужить даме.
– Нет уж, трахай ее сам, – возразил Ленни.
Джою эта мысль приглянулась.
– А какая она?
Ленни не удержался и рассмеялся, Джой готов перепихнуться со столом, если тому удастся состроить ему глазки.
– Я пошел домой, – сказал он. – До завтра.
– Домой. – Джой повторил это слово так, как будто это было грязное ругательство. – А моя вечеринка?
– Я же тебе говорил, не могу.
– Теряешь возможность до упаду повеселиться.
Ленни не хотел с ним спорить.
– Я уже навеселился на несколько жизней, так что спасибо.
– Не знаешь, от чего отказываешься.
– Да нет, Джой, потому и отказываюсь, что знаю.
По дороге к машине он столкнулся с Кристи. Она была классной калифорнийской девчонкой – бронзовые от загара руки и ноги, светлые волосы и сверкающие белизной зубы. Он не мог не заметить, что ноги у нее кончались там, где начиналась шея.
– Спокойной ночи, мистер Голден, – вежливо попрощалась она.
«Мистер Голден!» Неужели он такой старый?
Забираясь в свой «феррари», он вдруг понял, что не просто скучает по Лаки, она нужна ему позарез. Лаки обещала провести с ним пару недель во время съемок в Акапулько, и у него уже лопалось терпение.
Быть вместе. Разве не для этого люди женятся? Они женаты уже полтора года, а большую часть этого времени провели врозь. Ладно, невооруженным взглядом видно, что Лаки не та женщина, которая все бросит ради мужа. На ее шее было дело ценой в несколько миллиардов долларов, и к тому же сын и отец, которым она тоже должна уделить время. Только Ленни раньше казалось, что его это не будет так задевать. Но за последнее время он осознал, что ситуация выходит из-под его контроля. Он безумно по ней скучал. И обычный, традиционный брак представлялся Ленни все более привлекательным. Ему нравилось быть женатым. Брак давал чувство уверенности, вносил смысл в жизнь. А после его сумасшедшего детства такая уверенность просто необходима. С Олимпией, безусловно, ничего не вышло. Он ждал этого от Лаки.
Наверное, пришла пора подумать и о ребенке. Маленький Голден с внешностью Лаки и чувством юмора Ленни. Он пытался несколько раз заговорить на эту тему, но Лаки быстро переводила разговор на другое. Тан они ничего и не решили.
«Акапулько, – подумал он, – как раз то, что надо» Чем больше он об этом думал, тем решительнее настраивался. Приятно провести время под мексиканским солнцем, уговорить жену завести ребенка, а после окончания съемок взять отпуск на все лето и вместе с Бриджит и Бобби поболтаться по Европе.
Он вспомнил, как они с Лаки в первый раз занимались любовью. На всю жизнь запомнил. Конец дня в Сен-Тропезе, пустынный пляж, великолепная погода. Такого не забудешь.
Черт! При одном только воспоминании он ощутил желание.
Он резко остановил «феррари» на красный свет и неожиданно понял, что ему срочно требуется холодный душ.
– Привет! – Рядом с ним остановилась девушка в белой машине с откидным верхом. На ней была алая блузка и козырек в тон.
Прежде чем он успел решить, знакомы они с ней или нет, девушка сама ответила на его вопрос.
– Я обожаю ваши фильмы, – промурлыкала она. – Вы так-о-ой забавный и сенсуальный.
Если бы Ленни захотел, закадрить ее не стоило бы труда. Вполне подходящая девушка.
Но те дни прошли. Он – счастливый семьянин, ждущий ребенка. Или… почти ждущий.
Сверкнув улыбкой и пробормотав «спасибо», он вдавил педаль газа в пол и быстро умчался прочь.
8
По возвращении в Нью-Йорк Лаки решила, что выполнит просьбу старика. Черт бы все побрал, если нет другого способа завладеть студией «Пантер», она сделает это. Возьмет другое имя и выяснит для старика Эйба все, что он хочет знать. Честно говоря, хоть Лаки и не собиралась признаваться в этом Эйбу, его затея стала казаться ей потрясающей. Ведь когда она получит студию, она уже будет знать все, и это даст ей огромное преимущество.
Сразу после встречи с Эйбом Лаки улетела в Нью-Йорк. Мортон Шарки провожал ее в аэропорт и всю дорогу твердил, насколько вздорна идея Эйба, что ничего путного из этого не выйдет и что вполне очевидно, что Эйб Пантер выживает из ума.
Она молчала, и Мортон не мог этого не заметить.
– Вы же не собираетесь пойти у него на поводу? – спросил он недоверчиво.
Лаки лениво улыбнулась.
– Я дам тебе знать, Мортон.
Теперь она могла ответить утвердительно. Да, она согласна.
Разумеется, Мортон Шарки впадет в истерику. У юристов вечные проблемы: то это юридически не так, то на другом можно погореть.
Ну и что? Лани Сантанджело всегда делает то, что хочет. И авантюра как раз ей по душе. Она уже начала придумывать, как бы изменить внешность, чтобы никто ее не узнал. Поскольку она дочь Джино, вдова Димитрия Станислопулоса и жена Ленни Голдена, ее фотографии нет-нет да и появлялись в газетах, хотя и не слишком часто. Она никогда не шла навстречу прессе, не позировала для фотографий, так что были только случайные снимки.
Волосы она спрячет под париком. А глаза – за очками. Бесформенная одежда и унылое выражение лица. Это будет ужасно интересно. Шесть недель игры – и студия ее!
Оставалась, однако, одна трудность. Как вырвать шесть недель из своей нормальной жизни? И что сказать Ленни?
Сначала Лаки решила все рассказать Джино.
Сантанджело: черноглазый Джино и его дочь, на которую нет удержу. Они через многое прошли вместе, другим семьям хватило бы на десяток жизней. Лани любила его горячо и беззаветно.
Позвонив, она сказала, что срочно должна с ним встретиться. К сожалению, им пришлось отменить последнюю встречу, поскольку она улетала в Лос-Анджелес.
– Пейж в городе, – объяснил ей Джино. – Подождать нельзя?
Лаки настаивала.
– Срочно – значит срочно.
– Раз Пейж в городе, значит, старику чертовски хорошо.
– Будет хорошо попозже. Можно потерпеть.
– Лаки, Лаки, как же с тобой трудно.
– Можно подумать, ты этого раньше не знал.
– Слушай, может, я возьму Пейж с собой? – предложил он.
Но Лани была тверда.
– Ни в коем случае.
Она не ревновала отца, но ей совсем не нужно, чтобы Пейж была в курсе ее планов. Как знать, может, она не умеет держать язык за зубами? В конце концов, ее муж – голливудский продюсер. Одно слово не тому человеку, и все полетит к чертям.
Лаки твердо решила, что все пройдет как надо. Слишком важна для нее эта сделка. Нельзя допустить, чтобы что-нибудь помешало.
Они встретились в небольшом итальянском ресторанчике. Только отец и дочь. Темноволосая и темноглазая Лаки, отличающаяся особой, экзотической красотой, и Джино, сохранивший бодрость и упругую походку, с которой ничего не смогли поделать годы.
«Все еще при нем, – с одобрением подумала Лаки, наблюдая, как он подходит к столику. – В молодости ему, наверно, удержу не было».
Она понаслушалась всяких историй об отце от дяди Косты, самого близкого и старого друга Джино. Коста Дзеннокотти, старый, почтенный джентльмен на пенсии, живущий в Майами, был когда-то адвокатом Джино.
Ах… можно было заслушаться, когда Коста начинал рассказывать о старых временах. Если верить Косте, никто не мог сравниться с Жеребцом Джино. Ну и прозвище! Лаки невольно улыбнулась.
– Чему ты улыбаешься? – спросил Джино, усаживаясь за стол и подмигивая знакомой официантке, крупной угрюмой женщине, жаловавшей только его.
– Да вспоминаю о твоем увлекательном прошлом.
– Радость моя, ты же ничего не знаешь.
– Хренушки.
– И это моя дочь, еще леди называется.
– Так ты того и хотел, так ведь?
Они обменялись теплым взглядом, Джино подозвал официантку и заказал свое любимое красное вино и белый хрустящий хлеб, попросив принести немедленно.
– Уже несу, – радостно объявила официантка.
Он ущипнул ее за широкий зад, обеспечив ей хорошее настроение на целый день.
– Ну и баба! – восхитился Джино, поворачиваясь к Лаки. – Как Бобби? И самое главное – когда я его увижу?
Джино обожал своего внука и постоянно ворчал по поводу того, что тот учится в Англии.
– С Бобби все нормально, – ответила Лаки. – Я звоню ему каждый день. Передает тебе привет. Как ты знаешь, он тебя больше всех любит.
– Мальчишке было бы лучше в Нью-Йорке, – проворчал Джино. – Он американец, значит, должен быть здесь. Все эти английские школы с выкрутасами, чему они его там научат?
Ей показалось не к месту напоминать Джино, что Роберто наполовину грек.
– Хорошим манерам, – сказала она.
– Ха! – пришел в восторг Джино. – Я тебя в Швейцарию посылал учиться манерам, а глянь, что вышло.
– Ага, глянь, что вышло. Ничего путного, ты это хочешь сказать?
Официантка налила немного вина в бокал Джино на пробу. Он сделал глоток и утвердительно кивнул.
– Ты настоящая Сантанджело, черт побери. – Он глядел Лаки в лицо. – У тебя мои мозги, шик твоей матери, да к тому же ты у нас красотка что надо. Мы над тобой неплохо потрудились, детка, а?
– Премного благодарна. А моей заслуги тут нет? – спросила Лаки, улыбаясь.
– Это все гены, детка.
– Ну, разумеется.
Оторвав кусок свежевыпеченного хлеба и запивая его вином, Джино оглядел ресторан.
– Итак, – сказал он медленно, – что же такое важное случилось, что мне пришлось бросить Пейж? Она думает, у меня еще где-то бабенка припрятана.
– В твоем-то возрасте? – Лаки скептически приподняла бровь.
– Слушай, детка. Возраст тут ни при чем. Запомни это. В душе тебе столько, сколько хочется. Так что я остановился на сорока пяти. Capisce?
«Необыкновенный мужик мой отец, – подумала Лани. – Он, возможно, на этом деле и помрет. Протрахает себе дорогу на небеса!»
– Опять ты ухмыляешься, – заметил Джино. – Ну, в чем дело? Ты что, беременна? Наконец-то вы с Ленни запустили точно в мишень? Ты это мне хочешь сказать?
– Ни за что в жизни!
– Ладно, ладно, не разоряйся. Пора бы Бобби получить сестренку или братишку. Я ж только спросил.
– Нет, но ты скажи мне, почему, если у женщины появляется тайна, все моментально решают, что она беременна?
– Ладно, зарежь меня, если хочешь, просто попал пальцем в небо.
Глубоко вздохнув, она возвестила:
– Я собираюсь купить студию.
– Ты собираешься купить чего?
– Я покупаю студию «Пантер», – возбужденно продолжила Лаки. – Ту студию, где Ленни завяз на три года по контракту. – Глаза у нее сверкали. – Понимаешь, он там все ненавидит, и эту картину, в которой снимается. Он хочет все бросить. Я ему устрою – не бросить, а все взять в свои руки. Все, что пожелает. Разве не здорово я придумала? У меня будет студия, а у него – свобода.
– Погоди, притормози, детка. И поправь меня, если я чего не так понял. Значит, ты тут говоришь, что собираешься купить студию, потому что твой муженек там от чего-то нос воротит? Я правильно усек?
– Абсолютно! – Лаки не могла остановиться. Воодушевлялась все больше и больше. Такой кайф рассказывать обо всем Джино. Когда она на свои деньги построила гостиницу «Маджириано» в Лас-Вегасе, это был настоящий триумф. Но покупка студии еще увлекательней!
Джино насмешливо рассмеялся.
– Да ты ж ни черта не знаешь о том, как делать фильмы, – заметил он.
– А ты знал, как управлять гостиницами, когда открыл «Мираж» в тысяча девятьсот втором году? – возразила она.
– Во-первых, то было в пятьдесят первом, так что не умничай, и я знал порядочно.
– Например? – спросила она.
– Например, куда больше, чем ты знаешь о треклятом кинобизнесе.
– Чего не знаю, узнаю. Окружу себя профессионалами. Только посмотри, какие кретины возглавляют студии, так что не такое уж это трудное дело. «Пантер» сейчас держится наплаву за счет дешевеньких порнофильмов и громких имен звезд. Я хочу все вывернуть наизнанку и вернуть студии доброе имя.
Джино пожал плечами, отпил вина и покачал головой.
– Да уж, ты моя дочь, тут никуда не денешься. Сантанджело.
Она обезоружила его улыбкой.
– У тебя что, были сомнения?
Тремя часами позже они выпили две бутылки вина, расправились с горой макарон с креветочным соусом, уговорили большое блюдо печенья и приступили к кофе по-ирландски, сдобренному виски.
– Раздолье для холестерина! – с восторгом пробормотала Лаки. – Ты уверен, что в твоем возрасте тебе все это можно?
Он подмигнул ей.
– Мне сорок пять, забыла?
Она наклонилась и поцеловала его в щеку.
– Я ужасно тебя люблю, Джино… гм… папа. – Папой она его называла в исключительных случаях.
Растроганный ее словами, Джино сказал:
– Взаимно, детка. Ты в этом не сомневалась, а?
«Сомневалась, и часто, – хотелось ей сказать. – Когда убили маму и ты отошел от нас, своих детей. Или когда ты заплатил, чтобы этот придурочный сын сенатора Ричмонда на мне женился, а мне и было-то всего шестнадцать. Или когда пытался не пустить меня в семейное дело. И относился ко мне так, как будто женщины – люди низшего сорта. И когда женился на этой сучке Сьюзан из Беверли-Хиллз и почти усыновил ее поганых взрослых детей…»
Да, плохих воспоминаний хватало. Но сейчас все складывалось великолепно. Они составляли одну команду. И она нутром чувствовала, что так теперь будет всегда.
Сразу после встречи с Эйбом Лаки улетела в Нью-Йорк. Мортон Шарки провожал ее в аэропорт и всю дорогу твердил, насколько вздорна идея Эйба, что ничего путного из этого не выйдет и что вполне очевидно, что Эйб Пантер выживает из ума.
Она молчала, и Мортон не мог этого не заметить.
– Вы же не собираетесь пойти у него на поводу? – спросил он недоверчиво.
Лаки лениво улыбнулась.
– Я дам тебе знать, Мортон.
Теперь она могла ответить утвердительно. Да, она согласна.
Разумеется, Мортон Шарки впадет в истерику. У юристов вечные проблемы: то это юридически не так, то на другом можно погореть.
Ну и что? Лани Сантанджело всегда делает то, что хочет. И авантюра как раз ей по душе. Она уже начала придумывать, как бы изменить внешность, чтобы никто ее не узнал. Поскольку она дочь Джино, вдова Димитрия Станислопулоса и жена Ленни Голдена, ее фотографии нет-нет да и появлялись в газетах, хотя и не слишком часто. Она никогда не шла навстречу прессе, не позировала для фотографий, так что были только случайные снимки.
Волосы она спрячет под париком. А глаза – за очками. Бесформенная одежда и унылое выражение лица. Это будет ужасно интересно. Шесть недель игры – и студия ее!
Оставалась, однако, одна трудность. Как вырвать шесть недель из своей нормальной жизни? И что сказать Ленни?
Сначала Лаки решила все рассказать Джино.
Сантанджело: черноглазый Джино и его дочь, на которую нет удержу. Они через многое прошли вместе, другим семьям хватило бы на десяток жизней. Лани любила его горячо и беззаветно.
Позвонив, она сказала, что срочно должна с ним встретиться. К сожалению, им пришлось отменить последнюю встречу, поскольку она улетала в Лос-Анджелес.
– Пейж в городе, – объяснил ей Джино. – Подождать нельзя?
Лаки настаивала.
– Срочно – значит срочно.
– Раз Пейж в городе, значит, старику чертовски хорошо.
– Будет хорошо попозже. Можно потерпеть.
– Лаки, Лаки, как же с тобой трудно.
– Можно подумать, ты этого раньше не знал.
– Слушай, может, я возьму Пейж с собой? – предложил он.
Но Лани была тверда.
– Ни в коем случае.
Она не ревновала отца, но ей совсем не нужно, чтобы Пейж была в курсе ее планов. Как знать, может, она не умеет держать язык за зубами? В конце концов, ее муж – голливудский продюсер. Одно слово не тому человеку, и все полетит к чертям.
Лаки твердо решила, что все пройдет как надо. Слишком важна для нее эта сделка. Нельзя допустить, чтобы что-нибудь помешало.
Они встретились в небольшом итальянском ресторанчике. Только отец и дочь. Темноволосая и темноглазая Лаки, отличающаяся особой, экзотической красотой, и Джино, сохранивший бодрость и упругую походку, с которой ничего не смогли поделать годы.
«Все еще при нем, – с одобрением подумала Лаки, наблюдая, как он подходит к столику. – В молодости ему, наверно, удержу не было».
Она понаслушалась всяких историй об отце от дяди Косты, самого близкого и старого друга Джино. Коста Дзеннокотти, старый, почтенный джентльмен на пенсии, живущий в Майами, был когда-то адвокатом Джино.
Ах… можно было заслушаться, когда Коста начинал рассказывать о старых временах. Если верить Косте, никто не мог сравниться с Жеребцом Джино. Ну и прозвище! Лаки невольно улыбнулась.
– Чему ты улыбаешься? – спросил Джино, усаживаясь за стол и подмигивая знакомой официантке, крупной угрюмой женщине, жаловавшей только его.
– Да вспоминаю о твоем увлекательном прошлом.
– Радость моя, ты же ничего не знаешь.
– Хренушки.
– И это моя дочь, еще леди называется.
– Так ты того и хотел, так ведь?
Они обменялись теплым взглядом, Джино подозвал официантку и заказал свое любимое красное вино и белый хрустящий хлеб, попросив принести немедленно.
– Уже несу, – радостно объявила официантка.
Он ущипнул ее за широкий зад, обеспечив ей хорошее настроение на целый день.
– Ну и баба! – восхитился Джино, поворачиваясь к Лаки. – Как Бобби? И самое главное – когда я его увижу?
Джино обожал своего внука и постоянно ворчал по поводу того, что тот учится в Англии.
– С Бобби все нормально, – ответила Лаки. – Я звоню ему каждый день. Передает тебе привет. Как ты знаешь, он тебя больше всех любит.
– Мальчишке было бы лучше в Нью-Йорке, – проворчал Джино. – Он американец, значит, должен быть здесь. Все эти английские школы с выкрутасами, чему они его там научат?
Ей показалось не к месту напоминать Джино, что Роберто наполовину грек.
– Хорошим манерам, – сказала она.
– Ха! – пришел в восторг Джино. – Я тебя в Швейцарию посылал учиться манерам, а глянь, что вышло.
– Ага, глянь, что вышло. Ничего путного, ты это хочешь сказать?
Официантка налила немного вина в бокал Джино на пробу. Он сделал глоток и утвердительно кивнул.
– Ты настоящая Сантанджело, черт побери. – Он глядел Лаки в лицо. – У тебя мои мозги, шик твоей матери, да к тому же ты у нас красотка что надо. Мы над тобой неплохо потрудились, детка, а?
– Премного благодарна. А моей заслуги тут нет? – спросила Лаки, улыбаясь.
– Это все гены, детка.
– Ну, разумеется.
Оторвав кусок свежевыпеченного хлеба и запивая его вином, Джино оглядел ресторан.
– Итак, – сказал он медленно, – что же такое важное случилось, что мне пришлось бросить Пейж? Она думает, у меня еще где-то бабенка припрятана.
– В твоем-то возрасте? – Лаки скептически приподняла бровь.
– Слушай, детка. Возраст тут ни при чем. Запомни это. В душе тебе столько, сколько хочется. Так что я остановился на сорока пяти. Capisce?
«Необыкновенный мужик мой отец, – подумала Лани. – Он, возможно, на этом деле и помрет. Протрахает себе дорогу на небеса!»
– Опять ты ухмыляешься, – заметил Джино. – Ну, в чем дело? Ты что, беременна? Наконец-то вы с Ленни запустили точно в мишень? Ты это мне хочешь сказать?
– Ни за что в жизни!
– Ладно, ладно, не разоряйся. Пора бы Бобби получить сестренку или братишку. Я ж только спросил.
– Нет, но ты скажи мне, почему, если у женщины появляется тайна, все моментально решают, что она беременна?
– Ладно, зарежь меня, если хочешь, просто попал пальцем в небо.
Глубоко вздохнув, она возвестила:
– Я собираюсь купить студию.
– Ты собираешься купить чего?
– Я покупаю студию «Пантер», – возбужденно продолжила Лаки. – Ту студию, где Ленни завяз на три года по контракту. – Глаза у нее сверкали. – Понимаешь, он там все ненавидит, и эту картину, в которой снимается. Он хочет все бросить. Я ему устрою – не бросить, а все взять в свои руки. Все, что пожелает. Разве не здорово я придумала? У меня будет студия, а у него – свобода.
– Погоди, притормози, детка. И поправь меня, если я чего не так понял. Значит, ты тут говоришь, что собираешься купить студию, потому что твой муженек там от чего-то нос воротит? Я правильно усек?
– Абсолютно! – Лаки не могла остановиться. Воодушевлялась все больше и больше. Такой кайф рассказывать обо всем Джино. Когда она на свои деньги построила гостиницу «Маджириано» в Лас-Вегасе, это был настоящий триумф. Но покупка студии еще увлекательней!
Джино насмешливо рассмеялся.
– Да ты ж ни черта не знаешь о том, как делать фильмы, – заметил он.
– А ты знал, как управлять гостиницами, когда открыл «Мираж» в тысяча девятьсот втором году? – возразила она.
– Во-первых, то было в пятьдесят первом, так что не умничай, и я знал порядочно.
– Например? – спросила она.
– Например, куда больше, чем ты знаешь о треклятом кинобизнесе.
– Чего не знаю, узнаю. Окружу себя профессионалами. Только посмотри, какие кретины возглавляют студии, так что не такое уж это трудное дело. «Пантер» сейчас держится наплаву за счет дешевеньких порнофильмов и громких имен звезд. Я хочу все вывернуть наизнанку и вернуть студии доброе имя.
Джино пожал плечами, отпил вина и покачал головой.
– Да уж, ты моя дочь, тут никуда не денешься. Сантанджело.
Она обезоружила его улыбкой.
– У тебя что, были сомнения?
Тремя часами позже они выпили две бутылки вина, расправились с горой макарон с креветочным соусом, уговорили большое блюдо печенья и приступили к кофе по-ирландски, сдобренному виски.
– Раздолье для холестерина! – с восторгом пробормотала Лаки. – Ты уверен, что в твоем возрасте тебе все это можно?
Он подмигнул ей.
– Мне сорок пять, забыла?
Она наклонилась и поцеловала его в щеку.
– Я ужасно тебя люблю, Джино… гм… папа. – Папой она его называла в исключительных случаях.
Растроганный ее словами, Джино сказал:
– Взаимно, детка. Ты в этом не сомневалась, а?
«Сомневалась, и часто, – хотелось ей сказать. – Когда убили маму и ты отошел от нас, своих детей. Или когда ты заплатил, чтобы этот придурочный сын сенатора Ричмонда на мне женился, а мне и было-то всего шестнадцать. Или когда пытался не пустить меня в семейное дело. И относился ко мне так, как будто женщины – люди низшего сорта. И когда женился на этой сучке Сьюзан из Беверли-Хиллз и почти усыновил ее поганых взрослых детей…»
Да, плохих воспоминаний хватало. Но сейчас все складывалось великолепно. Они составляли одну команду. И она нутром чувствовала, что так теперь будет всегда.
9
– Ты что-то дергаешься последние три дня, – заметила Мэри Лу, массируя левую ступню Стивена. – В чем дело, милый? Ты расскажешь, или мне так и придется ходить на цыпочках вокруг твоего плохого настроения, подобно призраку?
Стивен оторвался от монолога Джонни Карсона.
– О каком это плохом настроении ты говоришь?
Мэри Лу отпустила ногу и обреченно вздохнула.
– Или ты расскажешь, или нет. Похоже, что нет, так что кончай с короткими ответами и длинными паузами, иначе я уйду. – Она повысила голос. – Ты меня слышишь, Стивен? УЙДУ!
Это его несколько позабавило.
– И куда ты пойдешь?
– Куда? Я? Я – звезда, милый мой, куда хочу, туда и пойду. Понял?
Он лениво потянулся к ней.
– С этим большим брюшком?
Она отодвинулась.
– И не пытайся меня задобрить. Слишком поздно.
Его руки добрались до ее налившихся грудей и там задержались.
Она не шевелилась. Хороший признак. Может, удастся избежать перепалки и погреться около нее. Черт возьми, ему сейчас нужно, чтобы его кормили и утешали, а не спорили с ним.
– Стивен, – пробормотала она тихо, не отказываясь, но и не соглашаясь.
С натренированной легкостью он продолжал ласкать ее грудь, освободил одну из плена ночной рубашки и, наклонившись, принялся целовать.
– Стивен Беркли, – вздохнула она, задыхаясь, – я тебя просто ненавижу.
Больше они не разговаривали. Два года женаты, а все так же способны завести друг друга с пол-оборота.
Джонни Карсон продолжал развлекать зрителей с телевизионного экрана.
В доме Беркли телевизор никто не смотрел.
На следующее утро Мэри Лу встала первой. Она приняла душ, оделась в удобный дорожный костюм и села на край кровати, дожидаясь, когда Стивен проснется.
Он начал потихоньку просыпаться, с трудом соображая, что сегодня суббота, его любимый день недели.
Не успел он открыть глаза, как Мэри Лу нанесла первый удар.
– Давай-ка продолжим тот разговор, что мы вчера так и не кончили. Самое время, любовь моя, – заметила она небрежно.
И она понемногу вытащила из него всю историю. А что он мог поделать? По умению вытягивать информацию ей равных не было.
Он рассказал ей о Дине Свенсон и об их странной встрече. И о Джерри тоже, дурачке, превратившем все в шутку, и уверял, что они имеют дело с сумасшедшей и что он ни за что не вернет аванс в миллион долларов, пусть его застрелят.
– Может, и правда, она с приветом, – задумчиво сказала Мэри Лу. – Иначе зачем ей вам рассказывать, что она собирается кого-то убить. Уверена, она вас разыграла.
– Прекрасно. Просто великолепно. Значит, по-твоему, она нас разыграла, – с сарказмом произнес Стивен, вылезая из кровати. – Вот все и решили. Теперь я со спокойной совестью могу заняться текущими делами. – Он направился в ванную комнату. – А о возможной жертведавай и думать забудем, верно? – бросил он через плечо.
– Так нет никакой жертвы, – рассудительно сказала Мэри Лу.
– Пока, – зловеще заметил Стивен.
– И не будет.
Стивен рассердился.
– Черт побери, Мэри Лу. Не выступай с таким видом, будто знаешь, о чем говоришь.
Захлопнув дверь ванной, он уставился на себя в зеркало. «Доволен? – спросил его внутренний голос. – Нарушил тайну, обязательную в отношениях между клиентом и адвокатом и к тому же обидел свою беременную жену. Ивсе в одно утро. Умно, ничего не скажешь!»
К тому времени как он вышел из ванной, Мэри Лу уже исчезла, оставив суровую записку, что вернется поздно.
Это было последней каплей. Они всегда проводили субботние дни вместе, ходили за продуктами, заглядывали в кино, сидели в кафе, а когда возвращались домой, и она начинала возиться на кухне, он мог себе позволить завалиться на диван и посмотреть по телевизору спортивную передачу.
Теперь благодаря миссис Дине Свенсон день полностью испорчен.
Он прикинул: может, стоит позвонить Джерри и сказать ему, куда он может засунуть миллион Дины. Но, с другой стороны, может, Джерри и прав: оставить деньги и ждать – авось ничего не случится. Дина Свенсон мало напоминала опасную убийцу. Просто очень богатая женщина, имеющая на кого-то зуб, и, разумеется, ни о каком идеальном убийстве не может идти и речи.
Да и вообще, они-то с Джерри что могут сделать? Все только одни разговоры, которые они обязаны хранить в тайне.
Так почему тогда он все выложил Мэри Лу и испоганил такой хороший день?
Потому что его грызло беспокойство. Не нравилась ему эта история. Стивену казалось, что его поймали в ловушку.
Но, с другой стороны, он абсолютно ничего не мог сделать.
Внезапно Стивен взял телефон и набрал номер Лаки. Он не видел ее уже несколько недель, так что неплохо бы с ней поболтать. Она близкий человек, сводная сестра. Потрясающая женщина, много привнесшая в его жизнь, особенно после смерти Кэрри, его матери, тихо умершей во сне от сердечного приступа.