Страница:
– Потому, мисс Чэндлер, что значительную часть своей взрослой жизни Карпс провел в местах лишения свободы. Там сохранились целые тома, посвященные лечению и изучению психики этого человека. В отношении же Черча не осталось ничего. Раньше он никогда не оказывался в переделках. Он являлся аномалией.
Взглянув в свой желтый блокнот, Чэндлер перевернула страницу. Ощущение того, что она только что заработала еще одно очко, повисло в притихшем зале, словно облако сигаретного дыма.
– Но хотя бы предварительные справки о Нормане Черче вы наводили?
Прежде чем ответить, Лок некоторое время колебался.
– Да, я навел справки, но лишь самые поверхностные. Все закончилось на том, что я вступил в контакт с его семьей и спросил у жены, не сможет ли она ответить на мои вопросы. Она меня выставила. Поскольку сам человек был мертв, и никаких данных о нем не сохранилось – помимо деталей убийств, которые мне и самому были известны, – я не стал настаивать, удовлетворившись Карпсом из Техаса.
Босх увидел, как Чэндлер зачеркнула ряд вопросов в своем блокноте, а затем, перелистнув несколько страниц, открыла новую подборку вопросов. «Меняет тактику», – решил он.
– В то время, как вы работали со следственной бригадой, – сказала она, – вы составили психологический портрет убийцы, не так ли?
– Да, – нерешительно ответил Лок. Он поудобнее устроился на стуле, приготовившись к тому, что, как он понимал, сейчас произойдет.
– На чем основывался этот портрет?
– На анализе мест преступлений и методов убийства, с учетом того, как мало нам известно о нарушенной психике. Я оперировал обычной косметикой, с помощью которой, как мне казалось, можно было нарисовать портрет нашего подозреваемого. Извините за каламбур.
Никто в зале не засмеялся. Оглянувшись вокруг, Босх заметил, что на зрительских рядах уже яблоку негде упасть. «По-видимому, лучшее шоу во всем здании, – подумал он. – А может, и во всем городе».
– Психологический портрет у вас получился не особенно хорошо. Это в том случае, если Норман Черч был Кукольником.
– Да уж, особого успеха я не добился. Но такое случается. В такой работе очень многое строится на догадках и предположениях. Это даже не столько свидетельство моего провала, сколько признак того, как плохо мы знаем людей. Поведение этого человека никому не бросалось в глаза – не считая, конечно, женщин, которых он убивал, – до той ночи, когда он был застрелен.
– Вы говорите так, словно то, что Норман Черч был убийцей. Кукольником, доказанный факт. У вас есть какие-нибудь неопровержимые доказательства того, что это правда?
– Ну, я знаю, что это правда. Так мне сказали в полиции.
– А если подойти к этому с противоположной стороны, доктор? Если начать с того, что вам известно о Нормане Черче сейчас, и абстрагироваться от того, что вам было сказано в полиции о так называемых вещественных доказательствах, поверили бы вы хоть на секунду, что он виновен в приписываемых ему злодеяниях?
Белк уже собрался вскочить и заявить протест, но Босх сильно придавил ему руку и удержал толстяка на месте. Белк повернулся и зло посмотрел на него, но в тот момент Лок уже начал отвечать.
– Я не смог бы ни подозревать его, ни снять с него подозрений. Мы знаем о нем крайне мало. Нам вообще мало что известно о человеческом сознании. Единственное, что я знаю, заключается в следующем: любой человек способен на любой поступок. Я мог бы быть убийцей и сексуальным маньяком. Даже вы, мисс Чэндлер, могли бы. Каждый из нас обладает эротической оболочкой, но у большинства она – нормальная. У некоторых она может принимать необычные, но тем не менее достаточно невинные формы. У других – формы крайностей. Они выясняют, что могут достигать сексуального возбуждения и удовлетворения, только причиняя боль, даже убивая своих партнеров. У таких людей эта оболочка черна и глубоко спрятана.
Когда доктор закончил говорить, Чэндлер смотрела в свой блокнот и что-то там писала. Она не задала следующий вопрос, и доктор, которого никто не прерывал, продолжил:
– К сожалению, люди не нашивают эмблему черного сердца на свой рукав. А жертвы, которым довелось увидеть это сердце, обычно погибают и уже не могут рассказать об увиденном.
– Спасибо, доктор, – сказала Чэндлер. – У меня больше нет вопросов.
Белк принялся за дело без всяких вступительных и разминочных вопросов. Босх никогда прежде не видел, чтобы на его красной физиономии лежала печать такой сосредоточенности.
– Доктор, как выглядят люди с этой так называемой парафилией?
– Как и все прочие. Они ничем не выделяются из общей массы.
– Можно ли сказать, что они всегда – на охоте, пытаясь воплотить в жизнь свои анормальные фантазии и таким образом удовлетворить их?
– Нет. Исследования показали, что эти люди обычно осознают, что их вкусы сильно отличаются от общепринятых, и потому стараются держать их под контролем. Те, кому хватает мужества признаться в своих проблемах, благодаря медикаментозной и психологической терапии часто начинают вести совершенно нормальный образ жизни. Те, у кого для этого смелости не хватает, периодически уступают искушению, поддаются своим желаниям, которые толкают их на преступления.
Убийцы-маньяки с психосексуальной мотивацией часто действуют по одинаковому сценарию, так что полиция, выслеживая их, может с точностью до нескольких дней предсказать, где они нанесут свой следующий удар. Это происходит в связи с тем, что нарастание стресса, желания совершить некое действие всегда развивается по одной и той же схеме. Часто бывает так, что интервалы между этими периодами неуклонно сокращаются и непреодолимое желание с каждым разом возвращается все быстрее и быстрее.
Белк всем своим весом навалился на стойку.
– Понятно. Но как живет такой человек в интервалах между этими моментами искушений – нормальной жизнью или, допустим, он стоит в углу с текущей изо рта слюной?
– Нет, ничего похожего. Если, конечно, интервалы не стали такими короткими, что вообще перестали существовать. В таком случае действительно можно говорить о человеке, который, говоря вашими словами, постоянно находится на охотничьей тропе. Но во время интервалов человек нормален. Неестественный половой акт – изнасилование с одновременным удушением, вуайеризм и т д. – позволяет субъекту получить воспоминание для того, чтобы конструировать фантазии. Впоследствии он сможет их использовать, чтобы стимулировать свое половое возбуждение во время мастурбации или обычного полового акта.
– Вы имеете в виду, что он каждый раз будет вновь и вновь прокручивать в своем мозгу преступление, чтобы возбудиться в одиночку или заняться нормальным сексом, скажем, со своей женой?
Чэндлер заявила протест, и Белку пришлось сформулировать вопрос по-новому – так, чтобы в нем не содержалось заведомой подсказки.
– Да, он будет прокручивать в сознании абнормальный половой акт для того, чтобы ему удалось закончить акт общественно приемлемый.
– Значит, в таких случаях жена может и не знать об истинных желаниях своего мужа?
– Правильно. Именно так очень часто и бывало.
– И такого рода личность может ходить на работу, общаться с друзьями, не раскрывая этой своей стороны, верно?
– И это правильно. Среди сексуальных садистов-убийц примеров подобного рода – сколько угодно. Тед Баунди вел двойную жизнь, имея документы на все случаи. То же самое – с Рэнди Крафтом, убившим несколько десятков девушек, голосовавших на дороге здесь, в Южной Калифорнии. Я могу назвать очень и очень многих. Видите ли, именно по этой причине им обычно удается лишить жизни так много жертв прежде, чем их, наконец, поймают, а это, в свою очередь, чаще всего случается из-за допущенных ими незначительных ошибок.
– Вроде той, которую допустил Норман Черч?
– Да.
– Как вы уже сообщили, вам не удалось найти или собрать достаточное количество информации относительно прежней жизни и поведения Нормана Черча, чтобы включить ее в книгу. Вызывает ли у вас этот факт сомнения в том, что он являлся убийцей, каковым его объявила полиция?
– Ни в малейшей степени. Как я уже сказал, подобного рода желания могут быть легко замаскированы нормальным повседневным поведением. Эти люди осознают, что их желания не принимаются обществом. Поверьте, они прилагают большие усилия, чтобы скрывать их. Мистер Черч был не единственным человеком, которого я собирался использовать в книге, но впоследствии отказался из-за недостатка информации. Я провел предварительное изучение по крайней мере еще трех убийц-маньяков – либо мертвых, либо тех, кто не хотел со мной сотрудничать, – но также бросил их из-за недостатка информации и знаний об их прошлом.
– Раньше вы упомянули, что корни всех этих проблем закладываются в детские годы. Каким образом это происходит?
– Мне следовало бы сказать «могут» – могут закладываться в детстве. Это – непростая наука, и в ней никогда ничего нельзя знать наверняка. Что касается вашего вопроса, то если бы у меня имелся однозначный ответ на него, я скорее всего был бы сейчас безработным. Но я, как и многие другие психоаналитики, считаю, что парафилия может возникнуть как следствие эмоциональной или физической травмы – а возможно, в результате обеих. Обычно она является продуктом слияния некой биологической детерминанты и социально приобретенных рефлексов. Трудно сказать точнее, но мы полагаем, что это возникает очень рано – в возрасте между пятью и восемью годами. К одному из объектов моих исследований, когда мальчику было три года, приставал с сексуальными притязаниями его дядя. Мой тезис, мое убеждение – можете назвать это как угодно – заключается в том, что эта травма в итоге привела его на скамью подсудимых: когда он вырос, он стал убивать гомосексуалистов. В большинстве случаев после убийства преступник оскоплял свои жертвы.
Во время показаний Лока в зале суда царила такая тишина, что Босх услышал легкий стук одной из дверей. Он оглянулся и увидел, как на один из задних рядов усаживается Джерри Эдгар. Эдгар кивнул Гарри, а тот посмотрел на часы. Было четверть пятого, через пятнадцать минут в судебном заседании будет объявлен перерыв до завтра. Босх решил, что Эдгар заехал сюда на обратном пути со вскрытия.
– Должна ли травма, полученная человеком в детстве, быть крайне болезненной, чтобы сделать его в зрелом возрасте преступником? Иными словами, должна она быть настолько болезненной, как, к примеру, сексуальные приставания к ребенку?
– Необязательно. Ребенка могут травмировать и более традиционные эмоциональные стрессы. Например, деспотическое отношение к нему со стороны родителей, требующих, чтобы он достиг жизненного успеха, плюс еще что-нибудь в этом роде. Такие вещи сложно обсуждать в гипотетической форме, поскольку существует множество измерений человеческой сексуальности.
Прежде чем закончить, Белк задал еще несколько общих вопросов, касающихся исследований Лока. Еще пару перекрестных вопросов задала Чэндлер, но Босх уже утратил к этому интерес. Он знал, что Эдгар не приехал бы в зал суда, если бы у него не было чего-то интересного. Он дважды оглядывался на циферблат настенных часов и дважды смотрел на свои собственные. Наконец, после того, как Белк сказал, что у него больше вопросов нет, судья Кейс объявил перерыв до завтрашнего дня.
Босх смотрел, как Лок выходит из-за стойки и направляется к дверям. За ним последовало несколько репортеров. Затем поднялись с мест и покинули зал присяжные.
Повернувшись к Босху, Белк предупредил:
– Советую тебе приготовиться к завтрашнему дню. У меня такое чувство, что завтра настанет твоя очередь сушиться на солнышке.
– Твоя машина у Паркер-центра?
– Да.
– И моя там же. Пошли.
Они встали на эскалатор, но разговаривать не торопились, поскольку рядом ехала толпа зрителей, вышедшая из зала суда. Только выйдя наружу и двинувшись по тротуару, когда рядом с ними никого не осталось, Эдгар вытащил из кармана пиджака белый сложенный бланк и протянул Босху.
– Все точно, мы установили. Отпечатки Ребекки Камински, которые раскопал для нас Мора, совпадают с теми, что мы сняли с цемента. Кроме того, я только что с вскрытия, и татуировка на месте – прямо над задницей. Йосмайт Сэм.
Босх развернул бумагу. Это была фотокопия стандартного рапорта об исчезновении человека.
– Это копия рапорта на Ребекку Камински, известную также как Магна Громко Кончаю. Пропала двадцать два месяца и три дня назад.
Босх смотрел на документ.
– У меня сомнений не вызывает, – сказал он.
– Да какие уж там сомнения. Это она. Вскрытие также определило, что причиной смерти явилось удушение. Узел туго затянут на правой стороне. Скорее всего, левша.
Полквартала они прошли в молчании. Босх с удивлением думал, какая теплая погода стоит, несмотря на то, что день уже близился к концу. Наконец Эдгар заговорил:
– Таким образом, мы со всей очевидностью подтвердили следующее: она вполне может быть одной из куколок Черча, но лично он никоим образом не мог провернуть это, если только не восстал из мертвых… Еще я навел кое-какие справки в книжном магазине возле Юнион Стэйшн. Книга Бреммера «Кукольник», со всеми деталями, которые понадобились бы подражателю, была выпущена в твердой обложке семнадцать месяцев спустя после того, как ты уложил Черча в могилу. Бекки Камински исчезла примерно через четыре месяца после выхода книги. Так что наш убийца мог купить книгу и использовать ее в качестве учебного пособия, чтобы имитировать преступления Кукольника.
Посмотрев на Босха, Эдгар улыбнулся.
– Ты чистенький, Гарри.
Босх кивнул, но улыбаться не стал. Эдгар еще ничего не знал о видеозаписи.
Они дошли по Темпл до улицы Лос-Анджелес. Босх не замечал ни сновавших вокруг людей, ни бездомных, что трясли на углах своими кружками. Он чуть было не стал переходить улицу прямо под носом у проезжавших машин, и только Эдгар остановил его, придержав за руку. Дожидаясь зеленого света на пешеходной дорожке, Босх вновь пробежал глазами бумагу. Документ был лаконичен: Ребекка Камински просто ушла на «свидание» и не вернулась. Она собиралась встретиться с незнакомым мужчиной в отеле «Хиатт» на улице Сансет. Вот и все. Ни последующего расследования, ни дополнительной информации. Заявление об исчезновении было подано человеком по имени Том Черроне, который был назван в рапорте соседом Камински в Студио-Сити. Зажегся зеленый свет. Они перешли Лос-Анджелес и свернули направо к Паркер-центру.
– Ты не хочешь поговорить с этим парнем – Черроне, ее соседом? – спросил Эдгара Босх.
– Даже не знаю. Может, и придется. Меня больше интересует, что обо всем этом думаешь ты, Гарри. Какой у нас теперь план действий? Книга Бреммера, чтоб он сдох, была бестселлером. В качестве подозреваемого может рассматриваться любой, кто ее читал.
Босх молчал до тех пор, пока они не остановились возле контрольной будки автостоянки, чтобы разойтись каждый к своей машине. Босх посмотрел на рапорт, который продолжал держать в руках, затем перевел взгляд на Эдгара.
– Могу я оставить это у себя? Я бы сам заскочил к этому парню.
– Да ради Бога. И вот еще что, Гарри.
Эдгар полез во внутренний карман пиджака и вытащил оттуда еще какую-то бумагу – на сей раз желтого цвета. Босх сразу понял, что это такое. Повестка.
– Я находился в конторе коронера. Просто не представляю, откуда она узнала, где я.
– Когда ты должен явиться в суд?
– Завтра в десять. Поскольку я не имел никакого отношения к следственной бригаде по Кукольнику, мы с тобой оба знаем, о чем она будет спрашивать. О «цементной блондинке».
Глава 12
Взглянув в свой желтый блокнот, Чэндлер перевернула страницу. Ощущение того, что она только что заработала еще одно очко, повисло в притихшем зале, словно облако сигаретного дыма.
– Но хотя бы предварительные справки о Нормане Черче вы наводили?
Прежде чем ответить, Лок некоторое время колебался.
– Да, я навел справки, но лишь самые поверхностные. Все закончилось на том, что я вступил в контакт с его семьей и спросил у жены, не сможет ли она ответить на мои вопросы. Она меня выставила. Поскольку сам человек был мертв, и никаких данных о нем не сохранилось – помимо деталей убийств, которые мне и самому были известны, – я не стал настаивать, удовлетворившись Карпсом из Техаса.
Босх увидел, как Чэндлер зачеркнула ряд вопросов в своем блокноте, а затем, перелистнув несколько страниц, открыла новую подборку вопросов. «Меняет тактику», – решил он.
– В то время, как вы работали со следственной бригадой, – сказала она, – вы составили психологический портрет убийцы, не так ли?
– Да, – нерешительно ответил Лок. Он поудобнее устроился на стуле, приготовившись к тому, что, как он понимал, сейчас произойдет.
– На чем основывался этот портрет?
– На анализе мест преступлений и методов убийства, с учетом того, как мало нам известно о нарушенной психике. Я оперировал обычной косметикой, с помощью которой, как мне казалось, можно было нарисовать портрет нашего подозреваемого. Извините за каламбур.
Никто в зале не засмеялся. Оглянувшись вокруг, Босх заметил, что на зрительских рядах уже яблоку негде упасть. «По-видимому, лучшее шоу во всем здании, – подумал он. – А может, и во всем городе».
– Психологический портрет у вас получился не особенно хорошо. Это в том случае, если Норман Черч был Кукольником.
– Да уж, особого успеха я не добился. Но такое случается. В такой работе очень многое строится на догадках и предположениях. Это даже не столько свидетельство моего провала, сколько признак того, как плохо мы знаем людей. Поведение этого человека никому не бросалось в глаза – не считая, конечно, женщин, которых он убивал, – до той ночи, когда он был застрелен.
– Вы говорите так, словно то, что Норман Черч был убийцей. Кукольником, доказанный факт. У вас есть какие-нибудь неопровержимые доказательства того, что это правда?
– Ну, я знаю, что это правда. Так мне сказали в полиции.
– А если подойти к этому с противоположной стороны, доктор? Если начать с того, что вам известно о Нормане Черче сейчас, и абстрагироваться от того, что вам было сказано в полиции о так называемых вещественных доказательствах, поверили бы вы хоть на секунду, что он виновен в приписываемых ему злодеяниях?
Белк уже собрался вскочить и заявить протест, но Босх сильно придавил ему руку и удержал толстяка на месте. Белк повернулся и зло посмотрел на него, но в тот момент Лок уже начал отвечать.
– Я не смог бы ни подозревать его, ни снять с него подозрений. Мы знаем о нем крайне мало. Нам вообще мало что известно о человеческом сознании. Единственное, что я знаю, заключается в следующем: любой человек способен на любой поступок. Я мог бы быть убийцей и сексуальным маньяком. Даже вы, мисс Чэндлер, могли бы. Каждый из нас обладает эротической оболочкой, но у большинства она – нормальная. У некоторых она может принимать необычные, но тем не менее достаточно невинные формы. У других – формы крайностей. Они выясняют, что могут достигать сексуального возбуждения и удовлетворения, только причиняя боль, даже убивая своих партнеров. У таких людей эта оболочка черна и глубоко спрятана.
Когда доктор закончил говорить, Чэндлер смотрела в свой блокнот и что-то там писала. Она не задала следующий вопрос, и доктор, которого никто не прерывал, продолжил:
– К сожалению, люди не нашивают эмблему черного сердца на свой рукав. А жертвы, которым довелось увидеть это сердце, обычно погибают и уже не могут рассказать об увиденном.
– Спасибо, доктор, – сказала Чэндлер. – У меня больше нет вопросов.
Белк принялся за дело без всяких вступительных и разминочных вопросов. Босх никогда прежде не видел, чтобы на его красной физиономии лежала печать такой сосредоточенности.
– Доктор, как выглядят люди с этой так называемой парафилией?
– Как и все прочие. Они ничем не выделяются из общей массы.
– Можно ли сказать, что они всегда – на охоте, пытаясь воплотить в жизнь свои анормальные фантазии и таким образом удовлетворить их?
– Нет. Исследования показали, что эти люди обычно осознают, что их вкусы сильно отличаются от общепринятых, и потому стараются держать их под контролем. Те, кому хватает мужества признаться в своих проблемах, благодаря медикаментозной и психологической терапии часто начинают вести совершенно нормальный образ жизни. Те, у кого для этого смелости не хватает, периодически уступают искушению, поддаются своим желаниям, которые толкают их на преступления.
Убийцы-маньяки с психосексуальной мотивацией часто действуют по одинаковому сценарию, так что полиция, выслеживая их, может с точностью до нескольких дней предсказать, где они нанесут свой следующий удар. Это происходит в связи с тем, что нарастание стресса, желания совершить некое действие всегда развивается по одной и той же схеме. Часто бывает так, что интервалы между этими периодами неуклонно сокращаются и непреодолимое желание с каждым разом возвращается все быстрее и быстрее.
Белк всем своим весом навалился на стойку.
– Понятно. Но как живет такой человек в интервалах между этими моментами искушений – нормальной жизнью или, допустим, он стоит в углу с текущей изо рта слюной?
– Нет, ничего похожего. Если, конечно, интервалы не стали такими короткими, что вообще перестали существовать. В таком случае действительно можно говорить о человеке, который, говоря вашими словами, постоянно находится на охотничьей тропе. Но во время интервалов человек нормален. Неестественный половой акт – изнасилование с одновременным удушением, вуайеризм и т д. – позволяет субъекту получить воспоминание для того, чтобы конструировать фантазии. Впоследствии он сможет их использовать, чтобы стимулировать свое половое возбуждение во время мастурбации или обычного полового акта.
– Вы имеете в виду, что он каждый раз будет вновь и вновь прокручивать в своем мозгу преступление, чтобы возбудиться в одиночку или заняться нормальным сексом, скажем, со своей женой?
Чэндлер заявила протест, и Белку пришлось сформулировать вопрос по-новому – так, чтобы в нем не содержалось заведомой подсказки.
– Да, он будет прокручивать в сознании абнормальный половой акт для того, чтобы ему удалось закончить акт общественно приемлемый.
– Значит, в таких случаях жена может и не знать об истинных желаниях своего мужа?
– Правильно. Именно так очень часто и бывало.
– И такого рода личность может ходить на работу, общаться с друзьями, не раскрывая этой своей стороны, верно?
– И это правильно. Среди сексуальных садистов-убийц примеров подобного рода – сколько угодно. Тед Баунди вел двойную жизнь, имея документы на все случаи. То же самое – с Рэнди Крафтом, убившим несколько десятков девушек, голосовавших на дороге здесь, в Южной Калифорнии. Я могу назвать очень и очень многих. Видите ли, именно по этой причине им обычно удается лишить жизни так много жертв прежде, чем их, наконец, поймают, а это, в свою очередь, чаще всего случается из-за допущенных ими незначительных ошибок.
– Вроде той, которую допустил Норман Черч?
– Да.
– Как вы уже сообщили, вам не удалось найти или собрать достаточное количество информации относительно прежней жизни и поведения Нормана Черча, чтобы включить ее в книгу. Вызывает ли у вас этот факт сомнения в том, что он являлся убийцей, каковым его объявила полиция?
– Ни в малейшей степени. Как я уже сказал, подобного рода желания могут быть легко замаскированы нормальным повседневным поведением. Эти люди осознают, что их желания не принимаются обществом. Поверьте, они прилагают большие усилия, чтобы скрывать их. Мистер Черч был не единственным человеком, которого я собирался использовать в книге, но впоследствии отказался из-за недостатка информации. Я провел предварительное изучение по крайней мере еще трех убийц-маньяков – либо мертвых, либо тех, кто не хотел со мной сотрудничать, – но также бросил их из-за недостатка информации и знаний об их прошлом.
– Раньше вы упомянули, что корни всех этих проблем закладываются в детские годы. Каким образом это происходит?
– Мне следовало бы сказать «могут» – могут закладываться в детстве. Это – непростая наука, и в ней никогда ничего нельзя знать наверняка. Что касается вашего вопроса, то если бы у меня имелся однозначный ответ на него, я скорее всего был бы сейчас безработным. Но я, как и многие другие психоаналитики, считаю, что парафилия может возникнуть как следствие эмоциональной или физической травмы – а возможно, в результате обеих. Обычно она является продуктом слияния некой биологической детерминанты и социально приобретенных рефлексов. Трудно сказать точнее, но мы полагаем, что это возникает очень рано – в возрасте между пятью и восемью годами. К одному из объектов моих исследований, когда мальчику было три года, приставал с сексуальными притязаниями его дядя. Мой тезис, мое убеждение – можете назвать это как угодно – заключается в том, что эта травма в итоге привела его на скамью подсудимых: когда он вырос, он стал убивать гомосексуалистов. В большинстве случаев после убийства преступник оскоплял свои жертвы.
Во время показаний Лока в зале суда царила такая тишина, что Босх услышал легкий стук одной из дверей. Он оглянулся и увидел, как на один из задних рядов усаживается Джерри Эдгар. Эдгар кивнул Гарри, а тот посмотрел на часы. Было четверть пятого, через пятнадцать минут в судебном заседании будет объявлен перерыв до завтра. Босх решил, что Эдгар заехал сюда на обратном пути со вскрытия.
– Должна ли травма, полученная человеком в детстве, быть крайне болезненной, чтобы сделать его в зрелом возрасте преступником? Иными словами, должна она быть настолько болезненной, как, к примеру, сексуальные приставания к ребенку?
– Необязательно. Ребенка могут травмировать и более традиционные эмоциональные стрессы. Например, деспотическое отношение к нему со стороны родителей, требующих, чтобы он достиг жизненного успеха, плюс еще что-нибудь в этом роде. Такие вещи сложно обсуждать в гипотетической форме, поскольку существует множество измерений человеческой сексуальности.
Прежде чем закончить, Белк задал еще несколько общих вопросов, касающихся исследований Лока. Еще пару перекрестных вопросов задала Чэндлер, но Босх уже утратил к этому интерес. Он знал, что Эдгар не приехал бы в зал суда, если бы у него не было чего-то интересного. Он дважды оглядывался на циферблат настенных часов и дважды смотрел на свои собственные. Наконец, после того, как Белк сказал, что у него больше вопросов нет, судья Кейс объявил перерыв до завтрашнего дня.
Босх смотрел, как Лок выходит из-за стойки и направляется к дверям. За ним последовало несколько репортеров. Затем поднялись с мест и покинули зал присяжные.
Повернувшись к Босху, Белк предупредил:
– Советую тебе приготовиться к завтрашнему дню. У меня такое чувство, что завтра настанет твоя очередь сушиться на солнышке.
* * *
– Ну, что там у тебя, Джерри? – спросил Босх, встретившись с Эдгаром в вестибюле, ведущем к эскалатору.– Твоя машина у Паркер-центра?
– Да.
– И моя там же. Пошли.
Они встали на эскалатор, но разговаривать не торопились, поскольку рядом ехала толпа зрителей, вышедшая из зала суда. Только выйдя наружу и двинувшись по тротуару, когда рядом с ними никого не осталось, Эдгар вытащил из кармана пиджака белый сложенный бланк и протянул Босху.
– Все точно, мы установили. Отпечатки Ребекки Камински, которые раскопал для нас Мора, совпадают с теми, что мы сняли с цемента. Кроме того, я только что с вскрытия, и татуировка на месте – прямо над задницей. Йосмайт Сэм.
Босх развернул бумагу. Это была фотокопия стандартного рапорта об исчезновении человека.
– Это копия рапорта на Ребекку Камински, известную также как Магна Громко Кончаю. Пропала двадцать два месяца и три дня назад.
Босх смотрел на документ.
– У меня сомнений не вызывает, – сказал он.
– Да какие уж там сомнения. Это она. Вскрытие также определило, что причиной смерти явилось удушение. Узел туго затянут на правой стороне. Скорее всего, левша.
Полквартала они прошли в молчании. Босх с удивлением думал, какая теплая погода стоит, несмотря на то, что день уже близился к концу. Наконец Эдгар заговорил:
– Таким образом, мы со всей очевидностью подтвердили следующее: она вполне может быть одной из куколок Черча, но лично он никоим образом не мог провернуть это, если только не восстал из мертвых… Еще я навел кое-какие справки в книжном магазине возле Юнион Стэйшн. Книга Бреммера «Кукольник», со всеми деталями, которые понадобились бы подражателю, была выпущена в твердой обложке семнадцать месяцев спустя после того, как ты уложил Черча в могилу. Бекки Камински исчезла примерно через четыре месяца после выхода книги. Так что наш убийца мог купить книгу и использовать ее в качестве учебного пособия, чтобы имитировать преступления Кукольника.
Посмотрев на Босха, Эдгар улыбнулся.
– Ты чистенький, Гарри.
Босх кивнул, но улыбаться не стал. Эдгар еще ничего не знал о видеозаписи.
Они дошли по Темпл до улицы Лос-Анджелес. Босх не замечал ни сновавших вокруг людей, ни бездомных, что трясли на углах своими кружками. Он чуть было не стал переходить улицу прямо под носом у проезжавших машин, и только Эдгар остановил его, придержав за руку. Дожидаясь зеленого света на пешеходной дорожке, Босх вновь пробежал глазами бумагу. Документ был лаконичен: Ребекка Камински просто ушла на «свидание» и не вернулась. Она собиралась встретиться с незнакомым мужчиной в отеле «Хиатт» на улице Сансет. Вот и все. Ни последующего расследования, ни дополнительной информации. Заявление об исчезновении было подано человеком по имени Том Черроне, который был назван в рапорте соседом Камински в Студио-Сити. Зажегся зеленый свет. Они перешли Лос-Анджелес и свернули направо к Паркер-центру.
– Ты не хочешь поговорить с этим парнем – Черроне, ее соседом? – спросил Эдгара Босх.
– Даже не знаю. Может, и придется. Меня больше интересует, что обо всем этом думаешь ты, Гарри. Какой у нас теперь план действий? Книга Бреммера, чтоб он сдох, была бестселлером. В качестве подозреваемого может рассматриваться любой, кто ее читал.
Босх молчал до тех пор, пока они не остановились возле контрольной будки автостоянки, чтобы разойтись каждый к своей машине. Босх посмотрел на рапорт, который продолжал держать в руках, затем перевел взгляд на Эдгара.
– Могу я оставить это у себя? Я бы сам заскочил к этому парню.
– Да ради Бога. И вот еще что, Гарри.
Эдгар полез во внутренний карман пиджака и вытащил оттуда еще какую-то бумагу – на сей раз желтого цвета. Босх сразу понял, что это такое. Повестка.
– Я находился в конторе коронера. Просто не представляю, откуда она узнала, где я.
– Когда ты должен явиться в суд?
– Завтра в десять. Поскольку я не имел никакого отношения к следственной бригаде по Кукольнику, мы с тобой оба знаем, о чем она будет спрашивать. О «цементной блондинке».
Глава 12
Босх швырнул сигарету в фонтан, являвшийся частью мемориала павшим на посту полицейским, и сквозь стеклянные двери вошел в Паркер-центр. Показав свой значок одному из стоявших за стойкой у входа полицейских, он направился к лифтам. На черном кафельном полу была нарисована красная линия. По ней должны были следовать посетители, направлявшиеся в комнаты полицейской комиссии для собеседования. Там же была проведена желтая черта – для тех, кто шел в отдел внутренних расследований, и синяя – для тех, кто, желая стать копами, приходил наниматься на работу. По традиции, полицейские в ожидании лифта всегда становились на желтую линию, заставляя тем самым граждан, приходивших в отдел внутренних расследований – обычно для того, чтобы жаловаться на копов, – обходить их. Во время выполнения гражданским визитером этого маневра его неотступно сопровождали мрачные взгляды полицейских, стоявших на желтой линии.
Каждый раз, дожидаясь лифта, Босх вспоминал номер, который они с дружком выкинули еще во время учебы в полицейской академии. Оба пьяные, они пришли в четыре часа утра в Паркер-центр, старательно пряча под куртками кисти и банки с желтой и черной краской. Напарник Босха торопливо замазал черной краской желтую линию на полу, а Босх нарисовал новую желтую черту, проведя ее мимо лифтов, через холл в мужской туалет и – прямиком к писсуару. После этой проделки к ним стали относиться буквально как к живым легендам, причем не только соученики, но даже преподаватели.
Босх вышел из лифта на третьем этаже и пошел в отдел по расследованию убийств и грабежей. Там никого не оказалось. Большинство копов из этого отдела работали строго с семи до трех. Таким образом, работа не мешала полицейским подхалтуривать на стороне. Сыщики из отдела убийств и ограблений считались сливками полицейского управления, поэтому им всегда доставалась самая лучшая «халтура»: они выступали в роли шоферов для заезжих саудовских принцев, обеспечивали безопасность боссам киностудий, охраняли шишек из Лас-Вегаса. Полицейское управление Лас-Вегаса не разрешало своим сотрудникам подрабатывать на стороне, так что вся наиболее высокооплачиваемая «левая» работа доставалась копам из Лос-Анджелеса.
Когда Босха назначили в отдел убийств и грабежей, там все еще трудились трое детективов третьего класса, работавших телохранителями у Говарда Хьюза. Они рассказывали об этом так, словно служба в полицейском управлении была их побочным занятием, а основным – работа у чокнутого миллиардера, которому и телохранители-то были не нужны, поскольку он никуда не выходил.
Войдя в заднюю комнату, Босх включил один из стоявших там компьютеров. Пока монитор нагревался, он закурил сигарету и взял рапорт, перекочевавший к нему из кармана Эдгара. Рапорт был ничего не значащей бумажкой. В него никогда не заглядывали, по нему не предпринимали никаких действий, и всем было на него наплевать.
Он заметил на рапорте приписку: Том Черроне пришел в голливудское отделение полиции и подал заявление дежурному. Это означает, что рапорт был написан либо новичком, проходившим испытательный срок, либо погоревшим ветераном, которому не было на все насрать. В любом случае этот документ составляли не просто для того, чтобы прикрыть чью-то задницу.
Черроне представился как сосед Камински. Согласно скупым строчкам документа, за два дня до того, как он был составлен, она сказала Черроне, что идет на встречу с неизвестным ей человеком в «Хиатт» на Сансет-Стрип и надеется, что он – не псих. Больше она не вернулась. Черроне разволновался и пошел в полицию. Составленный рапорт был отправлен сыщикам Северного Голливуда, которые даже не почесались, затем его переслали в отдел пропавших без вести. Там работало четверо детективов, на которых лежала обязанность разыскивать примерно шестьдесят человек, еженедельно пропадавших в городе.
Вот так и вышло, что рапорт был засунут в кипу подобных бумажек и никто даже не заглянул в него, пока его не обнаружил Эдгар со своим приятелем Моргом. Любой, потративший хоть пару минут на чтение рапорта, сразу определил бы, что Черроне был не тем, за кого пытался себя выдать. Однако Босха волновало вовсе не это. Он полагал, что задолго до того момента, когда сочинялся этот рапорт, Камински была уже мертва и находилась в цементном саркофаге.
И к тому времени никто ничего уже не смог бы поделать.
Босх ввел имя Томаса Черроне в компьютер и стал искать его через информационную сеть калифорнийского управления юстиции. Как он и ожидал, поиск принес результаты. Компьютерное досье на Черроне, которому оказалось сорок лет, поведало, что тот привлекался к ответственности девять раз в течение девяти лет за пособничество проституции и дважды – за сводничество.
Он был сутенером, Босх так и знал. Сутенером у Камински. После того, как Черроне был арестован в последний раз, его приговорили к трем годам условно. Вытащив из кармана черную записную книжку, Босх, не вставая с кресла, подкатился к столу с телефоном и набрал номер окружного отдела по надзору за отбывающими условное наказание. Ответившей ему служащей он назвал имя Черроне и номер его досье в архивах управления юстиции. После этого девушка сообщила Босху нынешний адрес Черроне. С тех пор, как Камински ушла в «Хиатт» и больше не вернулась, сутенер, видимо, скатился еще ниже по социальной лестнице, поскольку переехал из Студио-Сити в Ван-Найс.
Повесив трубку, Босх задумался, звонить ли Сильвии с сообщением, что завтра, по всей видимости, Чэндлер вызовет его для дачи показаний. Однако Гарри вовсе не хотел, чтобы, присутствуя там, Сильвия видела, как Денежка Чэндлер распинает его в загоне для свидетелей, и потому решил не звонить.
Босх припарковал машину напротив многоквартирного здания Ван Эйр, где, по словам офицера, который опекал условно осужденного Черроне, тот проживал. От номера дома отвалилось несколько цифр, но его все равно можно было прочесть, поскольку там, где прежде находились эти цифры, стена была бежевой, тогда как все остальное здание давно почернело от смога. Здание нуждалось в покраске, новых козырьках, заделке трещин на фасаде и, вероятно, в новых хозяевах.
«А вообще-то его давно следовало снести и построить заново», – думал Босх, переходя улицу. Имя Черроне и вправду значилось в списке жильцов, вывешенном на входной двери, однако на звонки Босха по домофону никто не ответил. Босх закурил и решил немного послоняться вокруг. В списке жильцов он насчитал двадцать восемь семей. Часы показывали шесть вечера. Скоро народ станет расходиться по домам на ужин. Может, и сюда кто-нибудь зайдет.
Он отошел от двери и встал на тротуаре, исписанном черной краской. Клички местных шалопаев. С противоположной стороны к входной железной двери во двор дома приближалась женщина с двумя маленькими детьми. Босх тоже направился к двери, рассчитывая оказаться рядом в тот момент, когда женщина распахнет ее.
– Не видали тут Томми Черроне? – спросил он, поравнявшись с ней.
Женщина была слишком занята с детьми и не ответила. Тогда Босх вошел во двор дома, решив взглянуть на дверь квартиры под номером 6 – именно там, если верить списку жильцов, обитал Черроне. Бетонный пол двора был также исписан черной краской – какая-то хулиганская тарабарщина, которую Босх не смог расшифровать. Шестая квартира находилась на первом этаже в глубине двора. Возле двери стояла заржавевшая жаровня, а к стене под окном был прислонен детский велосипед с двумя дополнительными страховочными колесиками.
Велосипед тут был как-то некстати. Босх попытался заглянуть внутрь, но шторы были плотно задернуты. Между ними оставалась лишь темная щель сантиметров в пять, сквозь которую ничего не было видно. Босх постучал в дверь и по привычке отступил чуть в сторону. Открыла ему мексиканка месяце на восьмом беременности, в выцветшем розовом халате. Позади невысокой женщины Босх разглядел мальчика, сидевшего на полу перед черно-белым телевизором, настроенным на какой-то испаноязычный канал.
– Hola. Senor Tom Cerrone aqui?[14] – по-испански спросил ее Босх.
Женщина смотрела на него перепуганными глазами. Словно пытаясь стать еще меньше, она как-то съежилась и обхватила руками свой огромный живот.
– No migra. Policia. Tomas Cerrone. Aqui?[15] – сказал Босх.
Женщина отрицательно затрясла головой и начала закрывать дверь. Подняв руку, Босх помешал ей. Отчаянно сражаясь с испанским языком, он стал спрашивать, знает ли она Черроне и где его можно найти. Женщина ответила, что он появляется лишь раз в неделю, чтобы забрать почту и получить с нее деньги за аренду квартиры. Отступив на шаг, она указала на карточный стол, где валялась небольшая пачка корреспонденции. Босх разглядел, что сверху лежал счет от «Американ Экспресс». Золотая карточка.
Каждый раз, дожидаясь лифта, Босх вспоминал номер, который они с дружком выкинули еще во время учебы в полицейской академии. Оба пьяные, они пришли в четыре часа утра в Паркер-центр, старательно пряча под куртками кисти и банки с желтой и черной краской. Напарник Босха торопливо замазал черной краской желтую линию на полу, а Босх нарисовал новую желтую черту, проведя ее мимо лифтов, через холл в мужской туалет и – прямиком к писсуару. После этой проделки к ним стали относиться буквально как к живым легендам, причем не только соученики, но даже преподаватели.
Босх вышел из лифта на третьем этаже и пошел в отдел по расследованию убийств и грабежей. Там никого не оказалось. Большинство копов из этого отдела работали строго с семи до трех. Таким образом, работа не мешала полицейским подхалтуривать на стороне. Сыщики из отдела убийств и ограблений считались сливками полицейского управления, поэтому им всегда доставалась самая лучшая «халтура»: они выступали в роли шоферов для заезжих саудовских принцев, обеспечивали безопасность боссам киностудий, охраняли шишек из Лас-Вегаса. Полицейское управление Лас-Вегаса не разрешало своим сотрудникам подрабатывать на стороне, так что вся наиболее высокооплачиваемая «левая» работа доставалась копам из Лос-Анджелеса.
Когда Босха назначили в отдел убийств и грабежей, там все еще трудились трое детективов третьего класса, работавших телохранителями у Говарда Хьюза. Они рассказывали об этом так, словно служба в полицейском управлении была их побочным занятием, а основным – работа у чокнутого миллиардера, которому и телохранители-то были не нужны, поскольку он никуда не выходил.
Войдя в заднюю комнату, Босх включил один из стоявших там компьютеров. Пока монитор нагревался, он закурил сигарету и взял рапорт, перекочевавший к нему из кармана Эдгара. Рапорт был ничего не значащей бумажкой. В него никогда не заглядывали, по нему не предпринимали никаких действий, и всем было на него наплевать.
Он заметил на рапорте приписку: Том Черроне пришел в голливудское отделение полиции и подал заявление дежурному. Это означает, что рапорт был написан либо новичком, проходившим испытательный срок, либо погоревшим ветераном, которому не было на все насрать. В любом случае этот документ составляли не просто для того, чтобы прикрыть чью-то задницу.
Черроне представился как сосед Камински. Согласно скупым строчкам документа, за два дня до того, как он был составлен, она сказала Черроне, что идет на встречу с неизвестным ей человеком в «Хиатт» на Сансет-Стрип и надеется, что он – не псих. Больше она не вернулась. Черроне разволновался и пошел в полицию. Составленный рапорт был отправлен сыщикам Северного Голливуда, которые даже не почесались, затем его переслали в отдел пропавших без вести. Там работало четверо детективов, на которых лежала обязанность разыскивать примерно шестьдесят человек, еженедельно пропадавших в городе.
Вот так и вышло, что рапорт был засунут в кипу подобных бумажек и никто даже не заглянул в него, пока его не обнаружил Эдгар со своим приятелем Моргом. Любой, потративший хоть пару минут на чтение рапорта, сразу определил бы, что Черроне был не тем, за кого пытался себя выдать. Однако Босха волновало вовсе не это. Он полагал, что задолго до того момента, когда сочинялся этот рапорт, Камински была уже мертва и находилась в цементном саркофаге.
И к тому времени никто ничего уже не смог бы поделать.
Босх ввел имя Томаса Черроне в компьютер и стал искать его через информационную сеть калифорнийского управления юстиции. Как он и ожидал, поиск принес результаты. Компьютерное досье на Черроне, которому оказалось сорок лет, поведало, что тот привлекался к ответственности девять раз в течение девяти лет за пособничество проституции и дважды – за сводничество.
Он был сутенером, Босх так и знал. Сутенером у Камински. После того, как Черроне был арестован в последний раз, его приговорили к трем годам условно. Вытащив из кармана черную записную книжку, Босх, не вставая с кресла, подкатился к столу с телефоном и набрал номер окружного отдела по надзору за отбывающими условное наказание. Ответившей ему служащей он назвал имя Черроне и номер его досье в архивах управления юстиции. После этого девушка сообщила Босху нынешний адрес Черроне. С тех пор, как Камински ушла в «Хиатт» и больше не вернулась, сутенер, видимо, скатился еще ниже по социальной лестнице, поскольку переехал из Студио-Сити в Ван-Найс.
Повесив трубку, Босх задумался, звонить ли Сильвии с сообщением, что завтра, по всей видимости, Чэндлер вызовет его для дачи показаний. Однако Гарри вовсе не хотел, чтобы, присутствуя там, Сильвия видела, как Денежка Чэндлер распинает его в загоне для свидетелей, и потому решил не звонить.
* * *
Квартира Черроне находилась на бульваре Сепульведа – в районе, где проститутки не особенно церемонились, зазывая клиентов. На улице было еще светло, и Босх насчитал четырех молодых женщин, занявших позиции на протяжении двух кварталов. На них были мало что скрывающие топики и коротенькие шорты. Завидев подъезжающие машины, девицы поднимали большие пальцы рук – наподобие путешествующих автостопом. Однако было очевидно: они заинтересованы лишь в путешествии за угол – до ближайшей автостоянки, где могли бы вплотную заняться своим бизнесом.Босх припарковал машину напротив многоквартирного здания Ван Эйр, где, по словам офицера, который опекал условно осужденного Черроне, тот проживал. От номера дома отвалилось несколько цифр, но его все равно можно было прочесть, поскольку там, где прежде находились эти цифры, стена была бежевой, тогда как все остальное здание давно почернело от смога. Здание нуждалось в покраске, новых козырьках, заделке трещин на фасаде и, вероятно, в новых хозяевах.
«А вообще-то его давно следовало снести и построить заново», – думал Босх, переходя улицу. Имя Черроне и вправду значилось в списке жильцов, вывешенном на входной двери, однако на звонки Босха по домофону никто не ответил. Босх закурил и решил немного послоняться вокруг. В списке жильцов он насчитал двадцать восемь семей. Часы показывали шесть вечера. Скоро народ станет расходиться по домам на ужин. Может, и сюда кто-нибудь зайдет.
Он отошел от двери и встал на тротуаре, исписанном черной краской. Клички местных шалопаев. С противоположной стороны к входной железной двери во двор дома приближалась женщина с двумя маленькими детьми. Босх тоже направился к двери, рассчитывая оказаться рядом в тот момент, когда женщина распахнет ее.
– Не видали тут Томми Черроне? – спросил он, поравнявшись с ней.
Женщина была слишком занята с детьми и не ответила. Тогда Босх вошел во двор дома, решив взглянуть на дверь квартиры под номером 6 – именно там, если верить списку жильцов, обитал Черроне. Бетонный пол двора был также исписан черной краской – какая-то хулиганская тарабарщина, которую Босх не смог расшифровать. Шестая квартира находилась на первом этаже в глубине двора. Возле двери стояла заржавевшая жаровня, а к стене под окном был прислонен детский велосипед с двумя дополнительными страховочными колесиками.
Велосипед тут был как-то некстати. Босх попытался заглянуть внутрь, но шторы были плотно задернуты. Между ними оставалась лишь темная щель сантиметров в пять, сквозь которую ничего не было видно. Босх постучал в дверь и по привычке отступил чуть в сторону. Открыла ему мексиканка месяце на восьмом беременности, в выцветшем розовом халате. Позади невысокой женщины Босх разглядел мальчика, сидевшего на полу перед черно-белым телевизором, настроенным на какой-то испаноязычный канал.
– Hola. Senor Tom Cerrone aqui?[14] – по-испански спросил ее Босх.
Женщина смотрела на него перепуганными глазами. Словно пытаясь стать еще меньше, она как-то съежилась и обхватила руками свой огромный живот.
– No migra. Policia. Tomas Cerrone. Aqui?[15] – сказал Босх.
Женщина отрицательно затрясла головой и начала закрывать дверь. Подняв руку, Босх помешал ей. Отчаянно сражаясь с испанским языком, он стал спрашивать, знает ли она Черроне и где его можно найти. Женщина ответила, что он появляется лишь раз в неделю, чтобы забрать почту и получить с нее деньги за аренду квартиры. Отступив на шаг, она указала на карточный стол, где валялась небольшая пачка корреспонденции. Босх разглядел, что сверху лежал счет от «Американ Экспресс». Золотая карточка.