Страница:
Босх взглянул на доктора, и в его мозгу вспыхнула мысль, от которой все, что он знал, предстало перед ним в совершенно новом свете. Однако он ничего не сказал. Эта появившаяся мысль была слишком опасной, чтобы произносить ее вслух. Вместо этого Босх задал Локу вопрос:
– Но даже после того, как этот последователь ушел в подполье, у него ведь осталась та же самая, по вашему выражению, «эротическая программа», что и у Кукольника. Почему – если больше никто не должен был этого видеть? Вспомните, в случае с Кукольником мы полагали, что он специально оставляет тела своих жертв в людных местах и раскрашивает их лица, осуществляя некую часть своей эротической программы. Это была часть его превращений. Но зачем другому убийце копировать его, следуя той же программе, если тело никогда не должно было быть найдено?
Облокотившись о стол, Лок перенес свой вес на руки и задумался. Босху показалось, что из патио донесся какой-то звук. Он посмотрел через открытую стеклянную дверь, но увидел лишь темный крутой холм, поднимавшийся позади освещенного бассейна. Сам бассейн в форме человеческой почки был теперь спокоен. Босх перевел взгляд на свои часы. Наступила полночь.
– Хороший вопрос, – сказал Лок. – Но я не знаю на него ответа. Возможно, последователь предполагал, что со временем тело найдут. Может быть, он сам собирался открыть его местонахождение. Как видите, мы, вероятно, должны признать, что четыре года назад записки вам и в газету были отправлены именно последователем. Это свидетельствует о том, что в его программе присутствует элемент эксгибиционизма. У Черча, похоже, не было нужды дразнить таким образом тех, кто за ним охотился.
– Последователь подергал нас за нос и был таков?
– Совершенно верно. Что он делал? Забавлялся, издевался над своими преследователями, и все это – в то время, как вина за совершенные им преступления возлагалась на настоящего Кукольника. Улавливаете?
– Да.
– И что же происходит? Настоящий Кукольник, мистер Черч, убит вами. У последователя больше нет прикрытия. Что он делает? Продолжает действовать – убивает, но теперь уже хоронит свою жертву, прячет ее в цементном склепе.
– Из ваших слов получается, что он продолжает полностью следовать эротической программе – с косметикой и всем остальным, но теперь он хоронит жертву, чтобы никто ее не нашел?
– Чтобы никто не узнал. Да, он следует программе, потому что она поглотила его, заняла в его сознании лидирующее место. Однако теперь он уже не может позволить себе бросать тела в людных местах, поскольку в таком случае раскроет свою тайну.
– Зачем же тогда записка? Зачем подбрасывать полицейским записку, которая обнаруживает его?
Размышляя, Лок расхаживал вокруг обеденного стола.
– Уверенность, – наконец произнес он. – За последние четыре года последователь стал сильнее. Он считает себя неуязвимым. В процессе распада личности психопата это – неминуемая фаза. Чувство уверенности в себе и неуязвимости растет по мере того, как психопат совершает все больше и больше ошибок, разрушая игру, и это делает его уязвимым и досягаемым.
– Только потому, что он просидел в тине четыре года, он чувствует себя до такой степени в безопасности, что посылает еще одну записку, желая подергать нас за нос?
– Именно так, если не считать еще одного фактора – гордости, желания заявить о своем авторстве. Начался большой процесс над Кукольником, а он хочет, чтобы и на него обратили немного внимания. Вы должны понять: он намеренно привлекает внимание к своим действиям. В конце концов, не кто иной, как он, последователь, а не Черч, присылал все прежние записки. Поэтому, преисполненный гордости и чувствуя себя вне досягаемости полиции, – я думаю, это самый верный способ описать его самоощущение – он пишет на этой неделе еще одну записку.
– «Поймайте меня, если сможете», – примерно так?
– Именно так. Это одна из самых древних игр на свете. Наконец, он мог послать записку только потому, что до сих пор зол на вас.
– На меня?
Босх удивился. Такое никогда не приходило ему в голову.
– Да ведь это вы убрали Черча! Вы разрушили его идеальное прикрытие. Я уверен, что появление этой записки и упоминание о ней в прессе вряд ли поможет вам на процессе, не так ли?
– Верно. Она может меня утопить.
– Вот именно. Так что вполне возможно, это – оружие, с помощью которого последователь решил рассчитаться с вами.
Босх размышлял над словами доктора. Он почти физически ощутил, как во все концы его тела устремился адреналин. Было уже за полночь, но Гарри не чувствовал ни малейшей усталости. Теперь у него была цель. Он больше не блуждал в потемках.
– Думаете, есть еще? – спросил он.
– Вы имеете в виду женщин в цементе и прочие захоронения? К сожалению, да. Именно так я и думаю. Причем боюсь, что их много.
– Как мне их найти?
– Вот этого я не знаю. Мой черед работать обычно наступает под конец – когда преступники оказываются схвачены. Или мертвы.
Босх кивнул, закрыл папки и сунул их под мышку.
– И все же скажу вам еще одно, – произнес Лок. – Присмотритесь повнимательнее к набору его жертв. Кем они были? Как он на них вышел? Трое мертвых и одна выжившая – как вы сами сказали, все они были заняты в порноиндустрии.
Босх положил папки обратно на стол и закурил еще одну сигарету.
– Да, и еще они работали по вызовам, – напомнил он.
– Верно. Таким образом, если Черч был убийцей-оппортунистом, для которого годились жертвы любого роста, возраста и расы, последователь оказался более привередливым в своих требованиях.
Босх быстро припомнил убитых порноактрис.
– Действительно, все жертвы последователя были белыми молодыми блондинками с большим бюстом.
– Явная схема. Эти женщины случайно не рекламировали свои услуги в газетах порнографического характера?
– Мне известно, что этим занимались двое из погибших и та, что уцелела. Последняя жертва тоже ездила по вызовам, но я не знаю, как она рекламировала себя.
– Печатались ли возле таких объявлений фотографии рекламируемых девиц?
Босху удалось вспомнить только рекламу Святой Наставницы, но там фотографии не было. Лишь псевдоним, телефон для вызова и посулы неземного наслаждения.
– Думаю, что нет. По крайней мере, в той рекламе, которую я помню, фото не было. Но там указывалось имя, под которым она снималась в порнофильмах, так что любой, кто был знаком с ее «творчеством», знал, как она выглядит.
– Очень хорошо. Мы с вами уже создаем психологический портрет последователя. Он использует порнографические фильмы, чтобы выбирать женщин для своей эротической программы. Затем вступает с ними в контакт с помощью секс-газет, находя там их имена или фотографии. Помог ли я вам, детектив Босх?
– Невероятно! Спасибо за время, которое вы мне уделили. И не говорите никому ни слова. Я думаю, все это пока рано обнародовать.
Босх снова взял папки и направился к двери, но Лок опять его остановил.
– Ведь мы еще не закончили, и вы это знаете.
Босх обернулся.
– То есть как?
– Вы ничего не сказали о том аспекте проблемы, который волнует вас больше всего. А волнует вас вопрос, откуда последователь знал абсолютно все о действиях убийцы. Следственная группа сообщала журналистам далеко не все детали, связанные с преступлениями Кукольника. По крайней мере, в то время. Эти детали держались в тайне, чтобы всякие психи, признававшиеся в том, что каждый из них – Кукольник, не знали точно, в чем конкретно признаваться. Это было нечто вроде страховки, с помощью которой следственная бригада могла моментально распознать ложные признания – самооговоры.
– Ну?
– Ну и вот вам вопрос: откуда последователь знал все детали?
– Я об этом не…
– Да будет вам! Именно об этом вы и думаете. Книга, написанная мистером Бреммером, сделала все детали достоянием гласности. Этим, конечно, можно объяснить «цементную блондинку». Но этим, как вы – уверен – понимаете, нельзя объяснить убийства под номерами семь и одиннадцать.
Лок был прав. Как раз это и пришло в голову Босху чуть раньше. Он старался об этом не думать, поскольку ему страшно было представить себе последствия.
– Ответ на этот вопрос, – продолжал Лок, – заключается в том, что последователем является кто-то, имеющий доступ к этим деталям. Именно эти детали и подтолкнули его к действиям. Вы должны помнить, что тот, с кем мы имеем дело, это человек, в котором происходила жестокая внутренняя борьба, когда он наткнулся на эротическую программу, отвечавшую его собственным потребностям. У него уже были проблемы – неважно, проявились они к тому времени в совершенных им преступлениях или нет. Это был больной ребенок, Гарри, он увидел эротическую оболочку Кукольника и понял: «Да ведь это я! Это как раз то, чего я хочу, что мне нужно, чтобы стать личностью». После этого он принял программу Кукольника и стал действовать в соответствии с ней – вплоть до мельчайших деталей. Вопрос в том, откуда он их знал? А ответ таков: он имел к ним доступ.
В течение какого-то времени они молча смотрели друг на друга, наконец Босх заговорил:
– Вы говорите о полицейском. О ком-то из членов следственной бригады. Но это невозможно. Я сам в ней был. Мы все стремились накрыть этого парня. Никто не… отлынивал от работы.
– Возможно, и полицейский, Гарри. Только возможно. Но помните: круг тех, кому было известно о программе, был гораздо шире вашей следственной группы. Там были медэксперты, следователи, патрульные полицейские, фотографы, репортеры, патологоанатомы, прохожие, находившие тела… Очень много людей имело доступ к деталям, о которых явно знал последователь.
Босх попробовал быстро мысленно нарисовать портрет того, кого они вычисляли. Лок сразу же его раскусил.
– Им должен быть кто-то, связанный с расследованием, Гарри. Необязательно человек, игравший в нем ключевую роль или занимавшийся им все время. Но обязательно – человек, который пересекся с расследованием в момент, когда он мог узнать обо всей программе. Узнать больше, чем к тому времени было известно широкой публике.
Босх молчал, пока Лок не стал его подгонять:
– Ну же, Гарри! Постарайтесь сузить круг.
– Левша.
– Возможно, но необязательно. Черч был левшой. Последователь мог просто использовать левую руку, чтобы получались стопроцентные копии преступлений Черча.
– Это так, но есть же еще записки. Даже подозрительные обычно специалисты заявили, что их писал левша. Они, правда, не могли дать стопроцентную гарантию, но эти ребята вообще ее никогда не дают.
– Ну, допустим. Пусть будет левша. Что еще?
Босх на секунду задумался.
– Возможно, курильщик. В цементе была найдена пачка из-под сигарет. Камински – жертва – не курила.
– Так, очень хорошо. Вот такие вещи и нужны, чтобы постепенно сужать круг поиска. Все дело в деталях, Гарри, я в том уверен.
Холодный ветер с холма ворвался сквозь открытые двери из патио, и Босх вздрогнул. Пора было уходить. Пора было остаться наедине со всем этим.
– Благодарю вас еще раз, – сказал он и снова сделал попытку направиться к двери.
– Что вы предпримете? – окликнул его Лок.
– Пока не знаю.
– Гарри!
Босх остановился и оглянулся на Лока, позади которого в темноте жутковато поблескивал бассейн.
– Этот последователь… Он, должно быть, неординарный человек, если так долго смог продержаться в одиночку.
– Потому что он – полицейский?
– Потому что ему, по-видимому, известно о деле все, что известно и вам.
Босх выехал на Вудро Вильсон-драйв и, оказавшись у своего маленького домика на двух сваях, посмотрел в сторону Кахуэнга Пасс. Он не оставил в доме света, поскольку при их с Сильвией жизни никогда не знал, через сколько времени сюда вернется.
Первую бутылку пива Босх открыл сразу же после того, как «каприс» был припаркован у тротуара возле дома. Фары машины погасли, оставив его в темноте. Босх видел, как луч от одного из прожекторов на стадионе Юниверсал Сити разрезал облака прямо над крышей его дома. Через несколько секунд вслед за первым метнулся еще один луч. От пива, текущего в горло, поначалу было хорошо, но затем в желудке появилась тяжесть, и Босх перестал пить. Початую бутылку он сунул обратно в упаковку.
Однако он понимал, что на самом деле его беспокоит вовсе не пиво. Рэй Мора – вот кто беспокоил Босха. Из всех людей, находившихся к делу достаточно близко, чтобы знать все детали, именно Мора не давал Босху покоя. Три жертвы последователя снимались в порнографических фильмах, а это было коньком Моры. Он, наверное, знал их всех. Теперь в мозгу Босха начал биться вопрос: не он ли их всех убил? Гарри было тошно даже думать об этом, но он знал, что обязан. Если исходить из рассуждений Лока, Мора являлся наиболее подходящей отправной точкой для поисков последователя. Коп из отдела нравов был тем человеком, который естественным образом пересекался с обоими мирами: миром порнобизнеса и миром Кукольника, точнее, следствием по его делу. Простое совпадение или этого достаточно, чтобы считать Мору подозреваемым? Босх не знал. Он понимал лишь, что с невинным человеком должен быть столь же осторожен, как и с виновным.
На автоответчике мигала цифра 3. Босх нажал на кнопку и закурил. Первый голос принадлежал Сильвии: «Я только хотела пожелать тебе доброй ночи, милый. Я люблю тебя. Будь осторожен».
Следующим был Джерри Эдгар: «Гарри, это Эдгар. Хочу тебя сообщить, что меня сняли с дела. Ирвинг позвонил мне домой и велел передать утром все, что у меня есть, отделу по грабежам и убийствам. Лейтенанту Ролленбергеру. Будь осторожен, старик. И смотри шестерку».
«Смотри шестерку», – повторил Босх. Это означало: «Опасность сзади». Он не слышал этого выражения со времен Вьетнама. И знал, что Эдгар никогда там не был.
«Это Рэй, – сказал последний голос. – Я тут думал по поводу твоей „цементной блондинки“, и у меня появились кое-какие мысли, которые могут тебя заинтересовать. Позвони мне утром – потолкуем».
Глава 15
– Но даже после того, как этот последователь ушел в подполье, у него ведь осталась та же самая, по вашему выражению, «эротическая программа», что и у Кукольника. Почему – если больше никто не должен был этого видеть? Вспомните, в случае с Кукольником мы полагали, что он специально оставляет тела своих жертв в людных местах и раскрашивает их лица, осуществляя некую часть своей эротической программы. Это была часть его превращений. Но зачем другому убийце копировать его, следуя той же программе, если тело никогда не должно было быть найдено?
Облокотившись о стол, Лок перенес свой вес на руки и задумался. Босху показалось, что из патио донесся какой-то звук. Он посмотрел через открытую стеклянную дверь, но увидел лишь темный крутой холм, поднимавшийся позади освещенного бассейна. Сам бассейн в форме человеческой почки был теперь спокоен. Босх перевел взгляд на свои часы. Наступила полночь.
– Хороший вопрос, – сказал Лок. – Но я не знаю на него ответа. Возможно, последователь предполагал, что со временем тело найдут. Может быть, он сам собирался открыть его местонахождение. Как видите, мы, вероятно, должны признать, что четыре года назад записки вам и в газету были отправлены именно последователем. Это свидетельствует о том, что в его программе присутствует элемент эксгибиционизма. У Черча, похоже, не было нужды дразнить таким образом тех, кто за ним охотился.
– Последователь подергал нас за нос и был таков?
– Совершенно верно. Что он делал? Забавлялся, издевался над своими преследователями, и все это – в то время, как вина за совершенные им преступления возлагалась на настоящего Кукольника. Улавливаете?
– Да.
– И что же происходит? Настоящий Кукольник, мистер Черч, убит вами. У последователя больше нет прикрытия. Что он делает? Продолжает действовать – убивает, но теперь уже хоронит свою жертву, прячет ее в цементном склепе.
– Из ваших слов получается, что он продолжает полностью следовать эротической программе – с косметикой и всем остальным, но теперь он хоронит жертву, чтобы никто ее не нашел?
– Чтобы никто не узнал. Да, он следует программе, потому что она поглотила его, заняла в его сознании лидирующее место. Однако теперь он уже не может позволить себе бросать тела в людных местах, поскольку в таком случае раскроет свою тайну.
– Зачем же тогда записка? Зачем подбрасывать полицейским записку, которая обнаруживает его?
Размышляя, Лок расхаживал вокруг обеденного стола.
– Уверенность, – наконец произнес он. – За последние четыре года последователь стал сильнее. Он считает себя неуязвимым. В процессе распада личности психопата это – неминуемая фаза. Чувство уверенности в себе и неуязвимости растет по мере того, как психопат совершает все больше и больше ошибок, разрушая игру, и это делает его уязвимым и досягаемым.
– Только потому, что он просидел в тине четыре года, он чувствует себя до такой степени в безопасности, что посылает еще одну записку, желая подергать нас за нос?
– Именно так, если не считать еще одного фактора – гордости, желания заявить о своем авторстве. Начался большой процесс над Кукольником, а он хочет, чтобы и на него обратили немного внимания. Вы должны понять: он намеренно привлекает внимание к своим действиям. В конце концов, не кто иной, как он, последователь, а не Черч, присылал все прежние записки. Поэтому, преисполненный гордости и чувствуя себя вне досягаемости полиции, – я думаю, это самый верный способ описать его самоощущение – он пишет на этой неделе еще одну записку.
– «Поймайте меня, если сможете», – примерно так?
– Именно так. Это одна из самых древних игр на свете. Наконец, он мог послать записку только потому, что до сих пор зол на вас.
– На меня?
Босх удивился. Такое никогда не приходило ему в голову.
– Да ведь это вы убрали Черча! Вы разрушили его идеальное прикрытие. Я уверен, что появление этой записки и упоминание о ней в прессе вряд ли поможет вам на процессе, не так ли?
– Верно. Она может меня утопить.
– Вот именно. Так что вполне возможно, это – оружие, с помощью которого последователь решил рассчитаться с вами.
Босх размышлял над словами доктора. Он почти физически ощутил, как во все концы его тела устремился адреналин. Было уже за полночь, но Гарри не чувствовал ни малейшей усталости. Теперь у него была цель. Он больше не блуждал в потемках.
– Думаете, есть еще? – спросил он.
– Вы имеете в виду женщин в цементе и прочие захоронения? К сожалению, да. Именно так я и думаю. Причем боюсь, что их много.
– Как мне их найти?
– Вот этого я не знаю. Мой черед работать обычно наступает под конец – когда преступники оказываются схвачены. Или мертвы.
Босх кивнул, закрыл папки и сунул их под мышку.
– И все же скажу вам еще одно, – произнес Лок. – Присмотритесь повнимательнее к набору его жертв. Кем они были? Как он на них вышел? Трое мертвых и одна выжившая – как вы сами сказали, все они были заняты в порноиндустрии.
Босх положил папки обратно на стол и закурил еще одну сигарету.
– Да, и еще они работали по вызовам, – напомнил он.
– Верно. Таким образом, если Черч был убийцей-оппортунистом, для которого годились жертвы любого роста, возраста и расы, последователь оказался более привередливым в своих требованиях.
Босх быстро припомнил убитых порноактрис.
– Действительно, все жертвы последователя были белыми молодыми блондинками с большим бюстом.
– Явная схема. Эти женщины случайно не рекламировали свои услуги в газетах порнографического характера?
– Мне известно, что этим занимались двое из погибших и та, что уцелела. Последняя жертва тоже ездила по вызовам, но я не знаю, как она рекламировала себя.
– Печатались ли возле таких объявлений фотографии рекламируемых девиц?
Босху удалось вспомнить только рекламу Святой Наставницы, но там фотографии не было. Лишь псевдоним, телефон для вызова и посулы неземного наслаждения.
– Думаю, что нет. По крайней мере, в той рекламе, которую я помню, фото не было. Но там указывалось имя, под которым она снималась в порнофильмах, так что любой, кто был знаком с ее «творчеством», знал, как она выглядит.
– Очень хорошо. Мы с вами уже создаем психологический портрет последователя. Он использует порнографические фильмы, чтобы выбирать женщин для своей эротической программы. Затем вступает с ними в контакт с помощью секс-газет, находя там их имена или фотографии. Помог ли я вам, детектив Босх?
– Невероятно! Спасибо за время, которое вы мне уделили. И не говорите никому ни слова. Я думаю, все это пока рано обнародовать.
Босх снова взял папки и направился к двери, но Лок опять его остановил.
– Ведь мы еще не закончили, и вы это знаете.
Босх обернулся.
– То есть как?
– Вы ничего не сказали о том аспекте проблемы, который волнует вас больше всего. А волнует вас вопрос, откуда последователь знал абсолютно все о действиях убийцы. Следственная группа сообщала журналистам далеко не все детали, связанные с преступлениями Кукольника. По крайней мере, в то время. Эти детали держались в тайне, чтобы всякие психи, признававшиеся в том, что каждый из них – Кукольник, не знали точно, в чем конкретно признаваться. Это было нечто вроде страховки, с помощью которой следственная бригада могла моментально распознать ложные признания – самооговоры.
– Ну?
– Ну и вот вам вопрос: откуда последователь знал все детали?
– Я об этом не…
– Да будет вам! Именно об этом вы и думаете. Книга, написанная мистером Бреммером, сделала все детали достоянием гласности. Этим, конечно, можно объяснить «цементную блондинку». Но этим, как вы – уверен – понимаете, нельзя объяснить убийства под номерами семь и одиннадцать.
Лок был прав. Как раз это и пришло в голову Босху чуть раньше. Он старался об этом не думать, поскольку ему страшно было представить себе последствия.
– Ответ на этот вопрос, – продолжал Лок, – заключается в том, что последователем является кто-то, имеющий доступ к этим деталям. Именно эти детали и подтолкнули его к действиям. Вы должны помнить, что тот, с кем мы имеем дело, это человек, в котором происходила жестокая внутренняя борьба, когда он наткнулся на эротическую программу, отвечавшую его собственным потребностям. У него уже были проблемы – неважно, проявились они к тому времени в совершенных им преступлениях или нет. Это был больной ребенок, Гарри, он увидел эротическую оболочку Кукольника и понял: «Да ведь это я! Это как раз то, чего я хочу, что мне нужно, чтобы стать личностью». После этого он принял программу Кукольника и стал действовать в соответствии с ней – вплоть до мельчайших деталей. Вопрос в том, откуда он их знал? А ответ таков: он имел к ним доступ.
В течение какого-то времени они молча смотрели друг на друга, наконец Босх заговорил:
– Вы говорите о полицейском. О ком-то из членов следственной бригады. Но это невозможно. Я сам в ней был. Мы все стремились накрыть этого парня. Никто не… отлынивал от работы.
– Возможно, и полицейский, Гарри. Только возможно. Но помните: круг тех, кому было известно о программе, был гораздо шире вашей следственной группы. Там были медэксперты, следователи, патрульные полицейские, фотографы, репортеры, патологоанатомы, прохожие, находившие тела… Очень много людей имело доступ к деталям, о которых явно знал последователь.
Босх попробовал быстро мысленно нарисовать портрет того, кого они вычисляли. Лок сразу же его раскусил.
– Им должен быть кто-то, связанный с расследованием, Гарри. Необязательно человек, игравший в нем ключевую роль или занимавшийся им все время. Но обязательно – человек, который пересекся с расследованием в момент, когда он мог узнать обо всей программе. Узнать больше, чем к тому времени было известно широкой публике.
Босх молчал, пока Лок не стал его подгонять:
– Ну же, Гарри! Постарайтесь сузить круг.
– Левша.
– Возможно, но необязательно. Черч был левшой. Последователь мог просто использовать левую руку, чтобы получались стопроцентные копии преступлений Черча.
– Это так, но есть же еще записки. Даже подозрительные обычно специалисты заявили, что их писал левша. Они, правда, не могли дать стопроцентную гарантию, но эти ребята вообще ее никогда не дают.
– Ну, допустим. Пусть будет левша. Что еще?
Босх на секунду задумался.
– Возможно, курильщик. В цементе была найдена пачка из-под сигарет. Камински – жертва – не курила.
– Так, очень хорошо. Вот такие вещи и нужны, чтобы постепенно сужать круг поиска. Все дело в деталях, Гарри, я в том уверен.
Холодный ветер с холма ворвался сквозь открытые двери из патио, и Босх вздрогнул. Пора было уходить. Пора было остаться наедине со всем этим.
– Благодарю вас еще раз, – сказал он и снова сделал попытку направиться к двери.
– Что вы предпримете? – окликнул его Лок.
– Пока не знаю.
– Гарри!
Босх остановился и оглянулся на Лока, позади которого в темноте жутковато поблескивал бассейн.
– Этот последователь… Он, должно быть, неординарный человек, если так долго смог продержаться в одиночку.
– Потому что он – полицейский?
– Потому что ему, по-видимому, известно о деле все, что известно и вам.
* * *
В «каприсе» было зябко. По ночам каньоны всегда заполнялись каким-то мрачным холодом. Босх развернулся, и машина мягко поплыла вниз по Лукаут Маунтен в сторону Лоурел-Кэньон. Босх повернул направо и, заехав на рынок, купил упаковку из шести бутылок «Энчор стим». Затем он повез свое пиво и все свои вопросы вверх по холму в сторону Малхолланда.Босх выехал на Вудро Вильсон-драйв и, оказавшись у своего маленького домика на двух сваях, посмотрел в сторону Кахуэнга Пасс. Он не оставил в доме света, поскольку при их с Сильвией жизни никогда не знал, через сколько времени сюда вернется.
Первую бутылку пива Босх открыл сразу же после того, как «каприс» был припаркован у тротуара возле дома. Фары машины погасли, оставив его в темноте. Босх видел, как луч от одного из прожекторов на стадионе Юниверсал Сити разрезал облака прямо над крышей его дома. Через несколько секунд вслед за первым метнулся еще один луч. От пива, текущего в горло, поначалу было хорошо, но затем в желудке появилась тяжесть, и Босх перестал пить. Початую бутылку он сунул обратно в упаковку.
Однако он понимал, что на самом деле его беспокоит вовсе не пиво. Рэй Мора – вот кто беспокоил Босха. Из всех людей, находившихся к делу достаточно близко, чтобы знать все детали, именно Мора не давал Босху покоя. Три жертвы последователя снимались в порнографических фильмах, а это было коньком Моры. Он, наверное, знал их всех. Теперь в мозгу Босха начал биться вопрос: не он ли их всех убил? Гарри было тошно даже думать об этом, но он знал, что обязан. Если исходить из рассуждений Лока, Мора являлся наиболее подходящей отправной точкой для поисков последователя. Коп из отдела нравов был тем человеком, который естественным образом пересекался с обоими мирами: миром порнобизнеса и миром Кукольника, точнее, следствием по его делу. Простое совпадение или этого достаточно, чтобы считать Мору подозреваемым? Босх не знал. Он понимал лишь, что с невинным человеком должен быть столь же осторожен, как и с виновным.
* * *
В доме было душно. Босх прошел к скользящей задней двери и открыл ее. Он постоял там, прислушиваясь к шуршанию проезжавших по шоссе машин. Этот звук никогда не прекращался. Неважно, который час, какой день недели – там, внизу, всегда мчались машины, кровяным потокам перетекая по жилам города.На автоответчике мигала цифра 3. Босх нажал на кнопку и закурил. Первый голос принадлежал Сильвии: «Я только хотела пожелать тебе доброй ночи, милый. Я люблю тебя. Будь осторожен».
Следующим был Джерри Эдгар: «Гарри, это Эдгар. Хочу тебя сообщить, что меня сняли с дела. Ирвинг позвонил мне домой и велел передать утром все, что у меня есть, отделу по грабежам и убийствам. Лейтенанту Ролленбергеру. Будь осторожен, старик. И смотри шестерку».
«Смотри шестерку», – повторил Босх. Это означало: «Опасность сзади». Он не слышал этого выражения со времен Вьетнама. И знал, что Эдгар никогда там не был.
«Это Рэй, – сказал последний голос. – Я тут думал по поводу твоей „цементной блондинки“, и у меня появились кое-какие мысли, которые могут тебя заинтересовать. Позвони мне утром – потолкуем».
Глава 15
– Мне нужна отсрочка.
– Что?
– Ты должен добиться, чтобы слушания отложили. Скажи судье.
– О чем ты говоришь, Босх? Ты совсем охренел?
Сидя в четверг за столом защиты, Босх и Белк дожидались открытия утреннего заседания. Они громко перешептывались, и Босх подумал, что Белк ругается очень неумело – как ученик шестого класса, который пытается тягаться с восьмиклассником.
– Я говорю о вчерашнем свидетеле, Вишореке. Он был прав.
– По поводу чего?
– Алиби, Белк. Алиби в связи с одиннадцатой жертвой. Тут все верно. Черч не…
– Погоди минутку, – прошипел Белк. А затем, еще больше понизив шепот, сказал: – Если ты собираешься признаться мне в том, что убил не того человека, я не желаю этого слышать, Босх. По крайней мере, не сейчас. Слишком поздно.
И он отвернулся к своему блокноту.
– Послушай меня, Белк, черт бы тебя подрал! Я ни в чем не собираюсь признаваться. Я убил того, кого надо. Но мы кое-что упустили. Еще одного человека. Убийца был не один, их было двое. На Черче висит девять трупов. Два других и тот, который мы нашли на этой неделе в цементе, – работа кого-то другого. Ты должен притормозить процесс до тех пор, пока мы не выясним, что же на самом деле происходит. Если все всплывет на процессе, это позволит второму убийце, последователю, понять, как близко мы к нему подобрались.
Белк швырнул ручку на блокнот, и она слетела со стола. Он даже не наклонился, чтобы поднять ее.
– Сейчас я тебе расскажу, что на самом деле происходит, Босх. Ничего останавливать мы не будем. Даже если бы я захотел, у меня все равно ничего бы не получилось – ведь судья у нее под юбкой. Она просто заявит протест, и все – никаких торгов. Поэтому я даже и заикаться о том не стану. Как ты не поймешь, Босх: это же судебный процесс. Помимо него в твоей жизни сейчас не должно существовать ничего другого. Ты не в состоянии контролировать его. И ты не должен рассчитывать, что тут будут объявлять перерывы всякий раз, когда тебе вздумается снова сменить пластинку…
– Ты закончил?
– Да, я закончил.
– Белк, я понимаю все, что ты только что сказал. Но мы должны защитить расследование. Существует еще какой-то тип, который убивает людей. А если Чэндлер вытащит меня или Эдгара и станет задавать свои вопросы, убийца прочитает об этом и узнает все, что знаем мы. Тогда нам никогда его не поймать. Ты этого хочешь?
– Я хочу выиграть процесс. И если ради этого придется даже скомпрометировать тебя…
– Вот именно, Белк, поэтому выслушай правду. Тут мы с тобой заодно. Отложи процесс до следующей недели, и к этому времени у нас с тобой кое-что будет. Мы придем сюда и вместе разнесем Денежку Чэндлер на мелкие кусочки.
Белк откинулся на стуле, подальше от Босха. Он устал сражаться.
– Босх, сколько лет ты проработал полицейским? – спросил он, не глядя на собеседника. – Двадцать?
Так. Вот оно. Босх молчал. Он понимал, что сейчас последует.
– И теперь ты тут сидишь и разглагольствуешь передо мной о правде? Когда в последний раз ты видел правдивый полицейский рапорт? Когда в последний раз ты излагал начальству безукоризненно правдивые аргументы, чтобы получить ордер на обыск? Не говори мне о правде! Если она тебе нужна, повидайся со священником или еще с кем-нибудь. Не знаю, куда тебе для этого нужно пойти, но только не сюда. После двадцати лет работы в полиции ты должен понимать, что правда не имеет ничего общего с тем, что здесь происходит. И правосудие тоже. Здесь – только слова, которые я когда-то вычитал в учебниках по юриспруденции.
Белк отвернулся и вытащил из кармана рубашки еще одну ручку.
– Ладно, Белк, твоя взяла. Но я расскажу тебе, что произойдет, когда это всплывет наружу. Все разлетится на мелкие кусочки и будет выглядеть весьма плачевно. Это – фирменное блюдо Чэндлер. Все поверят, что я убил не того человека.
Игнорируя его, Белк что-то писал в своем желтом блокноте.
– Ты дурак. Она засунет это дело нам в задницу так глубоко, что оно выйдет с другой стороны. Ты все время доказываешь, что она – впереди только потому, что судья щиплет ее за жопу. Но мы-то с тобой оба знаем: при том, как ты обращаешься с фактами, ты недостоин даже подавать ей ужин. Последний раз прошу: добейся отсрочки.
Белк встал и обошел вокруг стола, чтобы поднять упавшую ручку. Выпрямившись, он поправил галстук, манжеты и уселся обратно. Затем, наклонившись над своим блокнотом и не глядя на Босха, сказал:
– Ты просто боишься ее, правда, Босх? Тебе не нравится стоять перед судом и отвечать на вопросы. Вопросы, которые могут раскрыть, кто ты есть на самом деле – коп, любящий убивать людей.
Он повернулся и посмотрел прямо на Босха.
– Ну так вот, теперь слишком поздно. Пришло время расплачиваться, и помочь тебе некому. Никаких отсрочек. Пора на сцену.
Гарри встал и склонился над толстяком.
– Пошел в жопу, Белк. Я ухожу.
– Замечательно, – сказал Белк. – Вы все, ребята, одинаковые. Шлепнете кого-нибудь, а потом приходите сюда, считая, что, коли вы носите значок, у вас есть какое-то священное право делать все, что вздумается. Этот значок – самое большое испытание властью.
Босх направился к ряду телефонных будок и позвонил Эдгару. Тот поднял трубку после первого же звонка.
– Я прослушал твое сообщение вчера ночью.
– Да, вот и все. Меня послали. Сегодня утром пришли из отдела убийств и грабежей и забрали дело. Они покрутились вокруг твоего стола, но ничего не взяли.
– Кто приходил?
– Шиэн и Опельт. Ты их знаешь?
– Да, вроде, ничего ребята. Ты здесь появишься?
– Ага, у меня повестка на десять.
Босх увидел, как открылась дверь зала номер четыре, оттуда выглянул судебный исполнитель и знаком велел ему пройти в зал.
– Мне нужно идти.
Когда он вошел, Чэндлер стояла за стойкой, а судья говорил. Присяжных еще не было.
– Где остальные, вызванные повестками? – спросил судья.
– Ваша честь, мои сотрудники с утра заняты тем, что обзванивают этих людей.
– Очень хорошо. Мистер Белк, вы готовы продолжать?
Босх подошел к столу, протиснувшись через узкое пространство, которое оставил для него направлявшийся к стойке и даже не взглянувший на него Белк.
– Ваша честь, поскольку все это так неожиданно, я просил бы о получасовом перерыве, чтобы мы с моим клиентом могли проконсультироваться. После этого мы будем готовы продолжить.
– Очень хорошо, так и поступим. Перерыв на полчаса. После этого все стороны собираются здесь. А, мистер Босх… Надеюсь, когда я в следующий раз появлюсь в зале суда, чтобы начать слушания, вы будете находиться да своем месте. Я не люблю гонять судебных исполнителей вверх и вниз по этажам тогда, когда ответчик сам знает, где и когда он должен находиться.
Босх ничего не ответил.
– Извините, ваша честь, – расшаркался вместо него Белк.
Когда судья покидал зал, они поднялись с мест и Белк произнес:
– Пойдем в вестибюль, в комнату для совещаний.
– Что случилось?
– Пойдем в вестибюль.
В тот момент, когда Босх выходил из дверей, в зал вошел Бреммер – с блокнотом и ручкой.
– Эй, что тут стряслось?
– Не знаю, – ответил Босх. – Перерыв на полчаса.
– Гарри, мне нужно с тобой поговорить.
– Потом.
– Это очень важно.
В дальнем углу вестибюля, рядом с туалетами, находилось несколько небольших комнат, где адвокаты обычно совещались со своими клиентами, каждая – размером примерно с комнату для допросов в голливудском отделении полиции. Босх с Белком вошли в одну из них и уселись на стулья по разные стороны серого стола.
– Что случилось?
– Твоя героиня закончила выступления обвинения.
– Чэндлер закончила, не вызывая меня?
Это известие показалось Босху абсурдом.
– Что она надумала? – спросил он.
– Она становится весьма дальновидной. Очень умный ход.
– Почему?
– Взгляни на дело. Сейчас она набрала очки. Если закончить дело сегодня и отдать его на рассмотрение жюри присяжных – кто выиграет процесс? Она. Теперь смотри дальше. Она знает, что ты должен выйти на свидетельское место и начать оправдываться. Как я тебе уже сказал недавно, выиграем мы или проиграем – зависит от тебя. Ты либо примешь мяч и заткнешь его в глотку Чэндлер, либо просрешь игру. Она это знает. И понимает, что, если вызовет тебя, будет задавать вопросы первой, а я потом сведу все впечатление на нет своими вопросами – попроще, на которые ты легко ответишь. Поэтому она хочет, чтобы все было наоборот. Она оставила мне выбор: либо не вызывать тебя и проиграть процесс, либо вызвать тебя, и уж тогда она сделает по тебе свой самый лучший выстрел. Очень хитро.
– И что же мы будем делать?
– Вызовем тебя.
– А что с отсрочкой?
– Какой отсрочкой?
Босх только кивнул. Ничего не изменилось. Отсрочки не будет. Он понял, что повел себя неправильно, подошел к Белку не с той стороны. Он должен был попробовать убедить толстяка в том, что тому самому принадлежала идея отложить процесс. Тогда все сработало бы. Вместо этого Босх стал нервничать – с ним всегда такое бывало, когда он приближался к чему-то неведомому. Он вспомнил, как в первый раз залез во вьетконговский туннель. Страх черным цветком распустился в его груди.
– У нас осталось двадцать пять минут, – напомнил Белк. – Давай забудем об отсрочках и постараемся разработать план, по которому ты будешь давать показания. Я буду тебя вести. Присяжные последуют за нами. Но только запомни: ты должен двигаться медленно, иначе ты их потеряешь. О'кей?
– У нас осталось двадцать минут, – поправил его Босх. – Мне нужно покурить, прежде чем я усядусь на стул в этом дурацком вольере для свидетелей.
Белк продолжал давить на него, словно ничего не слышал.
– Не забывай, Босх, ставка тут – миллионы долларов. Деньги, положим, будут не твои, но тебе это может стоить карьеры.
– Какой карьеры?
– Все расслышал? – спросил его Гарри.
Пройдя мимо журналиста, он направился к эскалатору. Бреммер последовал за ним.
– Я не подслушивал. Просто ждал тебя. Босх, что происходит с новым делом? Эдгар мне ни хрена не говорит. Вы опознали ее?
– Опознали.
– Ну, и кто же она?
– Я не веду это дело, парень, и не могу тебе ничего сообщить. Кроме того, скажи я тебе хоть что-нибудь, ты тут же побежишь с этим к Денежке Чэндлер. Верно?
– Что?
– Ты должен добиться, чтобы слушания отложили. Скажи судье.
– О чем ты говоришь, Босх? Ты совсем охренел?
Сидя в четверг за столом защиты, Босх и Белк дожидались открытия утреннего заседания. Они громко перешептывались, и Босх подумал, что Белк ругается очень неумело – как ученик шестого класса, который пытается тягаться с восьмиклассником.
– Я говорю о вчерашнем свидетеле, Вишореке. Он был прав.
– По поводу чего?
– Алиби, Белк. Алиби в связи с одиннадцатой жертвой. Тут все верно. Черч не…
– Погоди минутку, – прошипел Белк. А затем, еще больше понизив шепот, сказал: – Если ты собираешься признаться мне в том, что убил не того человека, я не желаю этого слышать, Босх. По крайней мере, не сейчас. Слишком поздно.
И он отвернулся к своему блокноту.
– Послушай меня, Белк, черт бы тебя подрал! Я ни в чем не собираюсь признаваться. Я убил того, кого надо. Но мы кое-что упустили. Еще одного человека. Убийца был не один, их было двое. На Черче висит девять трупов. Два других и тот, который мы нашли на этой неделе в цементе, – работа кого-то другого. Ты должен притормозить процесс до тех пор, пока мы не выясним, что же на самом деле происходит. Если все всплывет на процессе, это позволит второму убийце, последователю, понять, как близко мы к нему подобрались.
Белк швырнул ручку на блокнот, и она слетела со стола. Он даже не наклонился, чтобы поднять ее.
– Сейчас я тебе расскажу, что на самом деле происходит, Босх. Ничего останавливать мы не будем. Даже если бы я захотел, у меня все равно ничего бы не получилось – ведь судья у нее под юбкой. Она просто заявит протест, и все – никаких торгов. Поэтому я даже и заикаться о том не стану. Как ты не поймешь, Босх: это же судебный процесс. Помимо него в твоей жизни сейчас не должно существовать ничего другого. Ты не в состоянии контролировать его. И ты не должен рассчитывать, что тут будут объявлять перерывы всякий раз, когда тебе вздумается снова сменить пластинку…
– Ты закончил?
– Да, я закончил.
– Белк, я понимаю все, что ты только что сказал. Но мы должны защитить расследование. Существует еще какой-то тип, который убивает людей. А если Чэндлер вытащит меня или Эдгара и станет задавать свои вопросы, убийца прочитает об этом и узнает все, что знаем мы. Тогда нам никогда его не поймать. Ты этого хочешь?
– Я хочу выиграть процесс. И если ради этого придется даже скомпрометировать тебя…
– Вот именно, Белк, поэтому выслушай правду. Тут мы с тобой заодно. Отложи процесс до следующей недели, и к этому времени у нас с тобой кое-что будет. Мы придем сюда и вместе разнесем Денежку Чэндлер на мелкие кусочки.
Белк откинулся на стуле, подальше от Босха. Он устал сражаться.
– Босх, сколько лет ты проработал полицейским? – спросил он, не глядя на собеседника. – Двадцать?
Так. Вот оно. Босх молчал. Он понимал, что сейчас последует.
– И теперь ты тут сидишь и разглагольствуешь передо мной о правде? Когда в последний раз ты видел правдивый полицейский рапорт? Когда в последний раз ты излагал начальству безукоризненно правдивые аргументы, чтобы получить ордер на обыск? Не говори мне о правде! Если она тебе нужна, повидайся со священником или еще с кем-нибудь. Не знаю, куда тебе для этого нужно пойти, но только не сюда. После двадцати лет работы в полиции ты должен понимать, что правда не имеет ничего общего с тем, что здесь происходит. И правосудие тоже. Здесь – только слова, которые я когда-то вычитал в учебниках по юриспруденции.
Белк отвернулся и вытащил из кармана рубашки еще одну ручку.
– Ладно, Белк, твоя взяла. Но я расскажу тебе, что произойдет, когда это всплывет наружу. Все разлетится на мелкие кусочки и будет выглядеть весьма плачевно. Это – фирменное блюдо Чэндлер. Все поверят, что я убил не того человека.
Игнорируя его, Белк что-то писал в своем желтом блокноте.
– Ты дурак. Она засунет это дело нам в задницу так глубоко, что оно выйдет с другой стороны. Ты все время доказываешь, что она – впереди только потому, что судья щиплет ее за жопу. Но мы-то с тобой оба знаем: при том, как ты обращаешься с фактами, ты недостоин даже подавать ей ужин. Последний раз прошу: добейся отсрочки.
Белк встал и обошел вокруг стола, чтобы поднять упавшую ручку. Выпрямившись, он поправил галстук, манжеты и уселся обратно. Затем, наклонившись над своим блокнотом и не глядя на Босха, сказал:
– Ты просто боишься ее, правда, Босх? Тебе не нравится стоять перед судом и отвечать на вопросы. Вопросы, которые могут раскрыть, кто ты есть на самом деле – коп, любящий убивать людей.
Он повернулся и посмотрел прямо на Босха.
– Ну так вот, теперь слишком поздно. Пришло время расплачиваться, и помочь тебе некому. Никаких отсрочек. Пора на сцену.
Гарри встал и склонился над толстяком.
– Пошел в жопу, Белк. Я ухожу.
– Замечательно, – сказал Белк. – Вы все, ребята, одинаковые. Шлепнете кого-нибудь, а потом приходите сюда, считая, что, коли вы носите значок, у вас есть какое-то священное право делать все, что вздумается. Этот значок – самое большое испытание властью.
Босх направился к ряду телефонных будок и позвонил Эдгару. Тот поднял трубку после первого же звонка.
– Я прослушал твое сообщение вчера ночью.
– Да, вот и все. Меня послали. Сегодня утром пришли из отдела убийств и грабежей и забрали дело. Они покрутились вокруг твоего стола, но ничего не взяли.
– Кто приходил?
– Шиэн и Опельт. Ты их знаешь?
– Да, вроде, ничего ребята. Ты здесь появишься?
– Ага, у меня повестка на десять.
Босх увидел, как открылась дверь зала номер четыре, оттуда выглянул судебный исполнитель и знаком велел ему пройти в зал.
– Мне нужно идти.
Когда он вошел, Чэндлер стояла за стойкой, а судья говорил. Присяжных еще не было.
– Где остальные, вызванные повестками? – спросил судья.
– Ваша честь, мои сотрудники с утра заняты тем, что обзванивают этих людей.
– Очень хорошо. Мистер Белк, вы готовы продолжать?
Босх подошел к столу, протиснувшись через узкое пространство, которое оставил для него направлявшийся к стойке и даже не взглянувший на него Белк.
– Ваша честь, поскольку все это так неожиданно, я просил бы о получасовом перерыве, чтобы мы с моим клиентом могли проконсультироваться. После этого мы будем готовы продолжить.
– Очень хорошо, так и поступим. Перерыв на полчаса. После этого все стороны собираются здесь. А, мистер Босх… Надеюсь, когда я в следующий раз появлюсь в зале суда, чтобы начать слушания, вы будете находиться да своем месте. Я не люблю гонять судебных исполнителей вверх и вниз по этажам тогда, когда ответчик сам знает, где и когда он должен находиться.
Босх ничего не ответил.
– Извините, ваша честь, – расшаркался вместо него Белк.
Когда судья покидал зал, они поднялись с мест и Белк произнес:
– Пойдем в вестибюль, в комнату для совещаний.
– Что случилось?
– Пойдем в вестибюль.
В тот момент, когда Босх выходил из дверей, в зал вошел Бреммер – с блокнотом и ручкой.
– Эй, что тут стряслось?
– Не знаю, – ответил Босх. – Перерыв на полчаса.
– Гарри, мне нужно с тобой поговорить.
– Потом.
– Это очень важно.
В дальнем углу вестибюля, рядом с туалетами, находилось несколько небольших комнат, где адвокаты обычно совещались со своими клиентами, каждая – размером примерно с комнату для допросов в голливудском отделении полиции. Босх с Белком вошли в одну из них и уселись на стулья по разные стороны серого стола.
– Что случилось?
– Твоя героиня закончила выступления обвинения.
– Чэндлер закончила, не вызывая меня?
Это известие показалось Босху абсурдом.
– Что она надумала? – спросил он.
– Она становится весьма дальновидной. Очень умный ход.
– Почему?
– Взгляни на дело. Сейчас она набрала очки. Если закончить дело сегодня и отдать его на рассмотрение жюри присяжных – кто выиграет процесс? Она. Теперь смотри дальше. Она знает, что ты должен выйти на свидетельское место и начать оправдываться. Как я тебе уже сказал недавно, выиграем мы или проиграем – зависит от тебя. Ты либо примешь мяч и заткнешь его в глотку Чэндлер, либо просрешь игру. Она это знает. И понимает, что, если вызовет тебя, будет задавать вопросы первой, а я потом сведу все впечатление на нет своими вопросами – попроще, на которые ты легко ответишь. Поэтому она хочет, чтобы все было наоборот. Она оставила мне выбор: либо не вызывать тебя и проиграть процесс, либо вызвать тебя, и уж тогда она сделает по тебе свой самый лучший выстрел. Очень хитро.
– И что же мы будем делать?
– Вызовем тебя.
– А что с отсрочкой?
– Какой отсрочкой?
Босх только кивнул. Ничего не изменилось. Отсрочки не будет. Он понял, что повел себя неправильно, подошел к Белку не с той стороны. Он должен был попробовать убедить толстяка в том, что тому самому принадлежала идея отложить процесс. Тогда все сработало бы. Вместо этого Босх стал нервничать – с ним всегда такое бывало, когда он приближался к чему-то неведомому. Он вспомнил, как в первый раз залез во вьетконговский туннель. Страх черным цветком распустился в его груди.
– У нас осталось двадцать пять минут, – напомнил Белк. – Давай забудем об отсрочках и постараемся разработать план, по которому ты будешь давать показания. Я буду тебя вести. Присяжные последуют за нами. Но только запомни: ты должен двигаться медленно, иначе ты их потеряешь. О'кей?
– У нас осталось двадцать минут, – поправил его Босх. – Мне нужно покурить, прежде чем я усядусь на стул в этом дурацком вольере для свидетелей.
Белк продолжал давить на него, словно ничего не слышал.
– Не забывай, Босх, ставка тут – миллионы долларов. Деньги, положим, будут не твои, но тебе это может стоить карьеры.
– Какой карьеры?
* * *
Через двадцать минут, когда Босх вышел из комнаты для совещаний, Бреммер слонялся возле двери.– Все расслышал? – спросил его Гарри.
Пройдя мимо журналиста, он направился к эскалатору. Бреммер последовал за ним.
– Я не подслушивал. Просто ждал тебя. Босх, что происходит с новым делом? Эдгар мне ни хрена не говорит. Вы опознали ее?
– Опознали.
– Ну, и кто же она?
– Я не веду это дело, парень, и не могу тебе ничего сообщить. Кроме того, скажи я тебе хоть что-нибудь, ты тут же побежишь с этим к Денежке Чэндлер. Верно?